Таверна «Хмельная Сорока», неприглядная, но уютная, как разношенный ботинок, что давно уже просит каши, однако еще не развалился окончательно, была тем местом, где можно найти три вещи: темное пиво, светлое пиво и что-нибудь еще. Ассортимент «чего-нибудь еще» зависел от сезона, трезвости поваров и настроения хозяйки, старухи Герты, но два первых пункта были неизменными на протяжении последнего полувека.
Дверь отворилась, впустив прямоугольник тусклого вечернего света и Чеда. Войдя, он мысленно отметил, что сегодняшний спектакль развивается по знакомому сценарию. Сначала все взгляды, как и положено, устремились на него: здесь, в Бьюрии, он со своим лицом цвета древесной коры на фоне обладателей лиц цвета козьего молока выделялся как ворона в стае голубей. Неудивительно, что эти голубые и серые глаза отражали целую гамму эмоций — от легкого любопытства до откровенной неприязни.
Раньше местные глазели бы на него часами напролет, пока он бы не ушел восвояси. Теперь же все изменилось. Взоры, серые и голубые, не задерживались на нем надолго, останавливаясь на секунду и неизменно прилипая к сияющему созданию на его плече. Там сидел Эрм’Ран. Золотая фея. Ростом в локоть, он походил на ожившую фарфоровую статуэтку.
Чед в очередной раз поймал себя на мысли, что он из главной диковинки превратился в постамент для диковинки куда более мелкой, но куда более яркой. Пожалуй, это было даже к лучшему. Быть постаментом — гораздо спокойнее.
Обменявшись парой слов со знакомой девицей-кельнершей, Чед заказал свиную рульку с тушеной капустой и кружку пива. Та кивнула, качнув медными кудряшками, и торопливо засеменила на кухню.
— Знаешь, — сказал Чед, усаживаясь за видавший виды, и, возможно, заставший войну Столпов стол, — раньше все пялились на мою кожу. А теперь пялятся на тебя. Не знаю, радоваться мне или огорчаться.
— О, несомненно, огорчаться, — Эрм’Ран спрыгнул с его плеча. — А мне — возмущаться. Кто бы сомневался, что в этом заведении нет ни крохотных стульев, ни крохотных столов, ни, что самое ужасное, крохотных порций в крохотной утвари!
Чед весело блеснул белыми зубами.
— Дружище, будь они тут, цена на них была бы втрое выше обычных. Особое обслуживание для особых гостей — ты же знаешь, как это работает. Редкость всегда в цене. За кусочек хлеба размером с мой ноготь с тебя бы содрали как за добрый пирог с рыбой и картошкой. А за наперсток пива, от которого не захмелеть и мухе — как за целый галлон. Или ты забыл, во сколько нам обошлись твои очки?
— Да как такое забыть? Преступная, преступнейшая наценка за миниатюрность!
Когда свиная рулька с тушеной капустой и темное пиво были доставлены, Чед отлил немного напитка в крышечку от походной фляги, отрезал ломоть мяса, положив его на край тарелки, и они вернулись к своему разговору.
— Значит, сиятельная королева Асмалия вышла замуж за принца острова Тен-Тель, и их союз был благословлен богинями-супругами? — спросил Чед, вспомнив их прерванную беседу. — Правильно я понял?
— Именно так, — Эрм’Ран кивнул, устроившись рядом с его тарелкой и орудуя миниатюрным ножиком. — Это должно сыграть серьезную роль в сплочении наших народов против общей угрозы лжелюдей, а также...
— Ну, угроза угрозой, — Чед понизил голос до доверительного шепота, — но меня больше интересует супружеский долг. Нет, я серьезно! Как они умудрились… эээ, консумировать брак, чтобы получить благословение? При такой-то разнице в калибре. Я вот думаю... ну, чисто с практической точки зрения... может, он использовал шпильку для волос из слоновой кости? Или, прости Отец-и-Мать, маленький огурчик?
Эрм’Ран остановился с кусочком свинины на полпути ко рту и посмотрел на Чеда с выражением, которое ясно говорило: «А ты, я смотрю, большой шутник».
Решение проблемы, с которой волей судьбы столкнулась венценосная чета, увлекло Чеда даже больше, чем свиная рулька. Он принялся выдвигать самые нелепые гипотезы, время от времени прерываясь на то, чтобы отхлебнуть немного пива. Может, у тен-тельцев есть какая-нибудь магия уменьшения? Или, наоборот, феям ведомы секретные чары увеличения? Или у принца нашлась миниатюрная фамильная реликвия в виде фаллоса Отца-и-Матери, одного из священных символов всего Созвездия Королевств и тен-тельцев в особенности?
— Ты никогда не размышляешь о высоком, не так ли? Только о том, что ниже пояса, — разочарованно проворчал Эрм’Ран.
— Но ведь в нашем случае о том, что ниже пояса, и размышлять-то не приходится, потому что в несовместимости нижних губерний и заключается повод для размышлений! Ладно, будем серьезны. Мизинец?
— Что…
— Нет, ты только посмотри, — Чед приставил палец к предплечью Эрм’Рана. Тот был почти такой же толщины. — Представь, Эрм. Вот это… и хрупкая, прекрасная королева золотых фей. Бедная женщина. Сплошные сложности и неудобства.
— О, люди! Вы всегда меряете все своими грубыми мерками. Я полагаю, что их союз был скреплен магией и обменом символическими дарами, и только, — Эрм’Ран недовольно надулся. — Не думаю, что королева Асмалия даже на секунду задумывалась о чем-то большем. Хотя, конечно, ее судьба в любом случае незавидна. Представь себе — юная дева, едва успевшая справить полнолетие, вынуждена променять мечты о вечной любви и головокружительном брачном полете на скучный человеческий свадебный обряд с незнакомым бескрылым инородцем.
Он поднял взгляд вверх, словно глядя сквозь стекла очков, дощатый потолок и черепичную крышу прямо в вечернее небо.
— Пока ваши предки ковырялись в земле в поисках корешков и червей и не отвлекались на то, чтобы полюбоваться небесами, поглощенные более низкими хлопотами, наши предки смотрели на них из-под облаков, как вы смотрите на муравьев и жуков под своими ногами, — продолжил вдруг Эрм’Ран, — Их жилища в древесных ветвях были лишь местом для сна и колыбелями для детей, которые еще не встали на крыло. С тех пор многое изменилось, но наши союзы все так же подтверждаются в воздухе. Просто представь себе это — ты и твоя избранница… вы взлетаете ввысь в лучах заходящего солнца, которые окрашивают облака в цвета кармина, золота и меда. Весь мир под вами становится всего лишь разноцветным смутным сном, остается лишь бескрайний простор, шум ветра в ушах и азарт погони, а потом ваши тени сливаются в одну, и вы падаете вниз, лишь в самый последний момент расправляя крылья.
А потом блеснувший было огонек в глазах Эрм’Рана погас. Его плечики, такие узкие и хрупкие, сгорбились. Он отвернулся, глядя в свою крышечку с пивом, в темной поверхности которого отражалось его лицо. Затем вздохнул, и этот еле слышный вздох был полон такой безграничной тоски, что ее хватило бы на десятерых людей.
— Но увы, — печально произнес он, осушив свою импровизированную кружку, и вся поэзия разом развеялась, уступив место горькой реальности. – Никаких брачных полетов. Ни для королевы Асмалии с ее приземленным принцем. Ни уж тем более для меня.
Чед хотел было пошутить, сказать что-то вроде «ну, может, найдется какая-нибудь фея, которая любит пешие прогулки», но вовремя остановился. Он посмотрел на спину своего друга, на его плащ, плотно застегнутый у шеи, и вспомнил тот день, когда нашел Эрм’Рана в придорожной канаве. Вспомнил окровавленную спину, обломки тонких косточек и искристую пыльцу, смешанную с грязью.
— Для нас, золотых фей, крылья – это не просто конечности. Это наша душа, что нашла себе место вне тела. Фея без крыльев — это как… как человек без тени. Или, если говорить понятным тебе языком, как пирог с рыбой и картошкой, но без рыбы и картошки.
— Слушай, — произнес Чед, уже совсем тихо. — Что для вас — ваши крылья, то для нас, людей — наши друзья. А ты мой друг, Эрм. И я обещаю, что всегда буду носить тебя на своем плече, чтобы ты мог видеть мир с высоты. Пусть и не из-под облаков, а с высоты семи локтей. Это, конечно, не танец в небесах, куда уж мне до всей этой крылатой поэзии. Но ведь множество чудесных историй написаны прозой, разве не так?
Эрм’Ран поднял взгляд. Его янтарные глаза за крохотными стеклышками очков поблескивали в теплом свете бьюрийских ламп, и это был вовсе не хмельной блеск.
— Не уверен, что моя история может считаться чудесной, — хмуро пробормотал он. — Однако я рад, что ты не дал ей закончиться, и что теперь помогаешь писать ее, пусть и в своей прозаично-человеческой манере, — он протянул свою крохотную ручку и положил ее на темный, словно древесная кора палец. — Спасибо, Чед.
— Не за что, — Чед улыбнулся. — Эй, а хочешь, налью еще пива?
— Только если ты хочешь увидеть, как золотая фея станет зеленой, — фыркнул Эрм’Ран, но убирать руку с пальца Чеда не стал.