Когда Роланд выходит на улицу, в первый момент ему кажется, что он попал в белое море. Туман стелется между палатками охотников молочной пеленой, обходя лишь костер по центру их небольшого лагеря. Роланд на несколько секунд замирает – мир вокруг кажется сказочным и нереальным – а потом медленно идет в сторону костра.
Ему не спится: изнутри разъедает привычная нервозность перед серьезным заданием. Он пытается молиться, но это не помогает – и тогда решает воспользоваться другим, более приземленным, но непременно действенным методом.
Мешочек с травами, который он вытаскивает из своих пожитков, кажется почти невесомым: мама собирает и сушит их каждое лето, присылая Роланду обычно в последние дни августа. К следующему июню они почти заканчиваются, и Роланд пытается растягивать их как может – но сейчас все же решает заварить. Паладин должен быть отдохнувшим и полным сил к началу боя.
Туман обнимает его по пояс и стелется позади плащом, пока Роланд проходит палатки, так похожие сейчас на странные корабли. Костер тянет к себе теплым светом, зовет уютными всполохами пламени. Возле него должен быть часовой из рядовых, Роланд возьмет у него котелок и кружку, вскипятит воду и заварит травы. Перебросится парочкой слов, может, подбодрит немного перед завтрашним рейдом, если тот совсем новенький – а затем, когда от трав по телу разольется уютное тепло, вернется к себе и будет крепко спать до самого рассвета.
Он выходит в светящийся круг, и туман почтительно растекается, едва касаясь подошв его ботинок. С другой стороны костра виднеется фигура, и Роланд сразу ее узнает.
Астольфо.
Роланд хмурится: с двенадцатым отрядом на задании они вместе, и Астольфо сейчас должен быть в своей палатке, отдыхать перед завтрашним рейдом. Вместо этого он здесь, в то время как часового нигде не видно.
Какой-то миг Роланд колеблется, затем все же подходит. Находит котелок, ставит его на огонь – а сам все это время следит за Астольфо из-под опущенных ресниц. Мысленно отмечает напряженные плечи, переплетенные до побелевших косточек пальцы, сжатые в тонкую нить губы.
– Не спится? – спрашивает тихо, садясь поодаль – и Астольфо резко вскидывает голову, наконец его замечая.
Его глаза оказываются красными от бессонницы, и Роланд хмурится еще больше. Какое-то мгновение Астольфо испепеляет его взглядом, затем цыкает и отворачивается.
– Моя очередь стоять на вахте, – цедит сквозь зубы, и Роланд знает, что это наглая ложь. Паладины никогда не дежурят: их главная задача – взять на себя самого сложного противника во время любого рейда. Они всегда были избавленны от рутинных обязанностей – никто не колет орехи боевым мечом. Скорее всего, Астольфо просто прогнал часового и занял его место – а тот не посмел ослушаться приказа капитана.
Пламя уютно потрескивает под закопченным дном котелка. Роланд одна за другой всыпает в кипящую воду травы – если не сделать это в правильный момент, сварить их, как нужно, не получится.
Над костром медленно растекается терпкий запах. Астольфо продолжает сидеть, упорно сверля взглядом пустоту. Обычно вокруг него в такие моменты уже давно тревожно вился бы Марко – но на этот раз тот остается в Ордене.
Роланд опаздывает в ангар с дирижаблями, поэтому застает самый конец их ссоры: видит только, как Астольфо кричит, что Марко жалкий, что ему не нужен заместитель, который даже оружие в руках держать не способен, а потом круто разворачивается и почти взбегает вверх по трапу, оставляя Марко внизу. Позже Роланд слышит, как рядовые в его отряде тихо переговариваются, что подобное отношение недопустимо, и они не согласились бы служить под началом такого капитана, и то, как Марко до последнего пытался отправиться со всеми на задание, конечно, было бессмысленным, но такую преданность стоит ценить.
У Роланда осуждать Астольфо не получается: Марко серьезно ранят в плечо на предыдущем рейде двенадцатого отряда, и оно так и не успевает зажить. А раненые охотники никогда не участвуют в заданиях, даже если занимают руководящие посты – сейчас не время войны с вампирами, чтобы столь легко жертвовать человеческими жизнями.
Роланд уверен: в глубине души Астольфо все еще тот самый добрый мальчик, который называл его «месье рыцарь» и до последнего просил спасти сестру, и Марко он хочет просто защитить. Вот только...
Варево в котелке становится правильного цвета, и Роланд снимает его с огня. Аккуратно переливает в металлическую кружку, вдыхает густой, сладко-терпкий аромат. Белый дымок стекает с краев, стелется вниз и тянется к туману, словно пытающемуся обнять Астольфо. Роланд бросает на того долгий взгляд.
Вот только после ссоры с Роландом Астольфо слишком часто начинает делать глупости. Ведет себя опрометчиво в бою, бросается в самую гущу и возвращается раненым куда чаще, чем мог бы. Упорно отказывается от какой-либо помощи или прикрытия, избегает врачей и поступает так, словно ему болезненно важно доказать всем вокруг и самому себе, что он способен справиться сам. Сначала Роланду кажется, что нужно быть как можно ближе: вовремя остановить и предотвратить непоправимое – но в какой-то момент он с глухой болью понимает, что при нем Астольфо делает что-то рискованное втрое чаще. Единственный, кому Астольфо позволяет хоть как-то беспокоиться о себе – Марко, но сейчас Марко рядом нет.
Тепло потрескивает костер, и оранжевые отсветы пламени лижут носки высоких ботинок Астольфо. Роланд снова окидывает его взглядом. Сейчас, в сумерках, в неясном свете костра, посреди густого, почти сказочного молочно-белого тумана Астольфо выглядит куда более хрупким, чем есть на самом деле. На мгновение Роланду кажется, что еще немного – и туман поглотит его фигуру, растворит в своей глубине. Невольно вспоминаются рассказанные мамой в глубоком детстве сказки о детях, похищенных феями именно в такие ночи, и Роланд хмурится. Минуту он все же колеблется, а потом поднимается и подходит.
– Чего тебе? – Астольфо вскидывает на него раздраженный взгляд, и Роланд хмурится больше: тонкие губы успели посинеть. Все же, на улице сыро и холодно, а Астольфо даже плащ, который носят охотники до начала боя, не взял.
Обычно в такие моменты о нем заботился Марко. Сейчас есть только Роланд.
– Возьми. Это поможет согреться, – он протягивает кружку с варевом, и Астольфо бросает на него еще один испепеляющий взгляд. Роланд спокойно его выдерживает, и Астольфо первым отводит глаза.
– Иди к черту, – бросает хрипло, только больше сутулясь и переплетая руки так, что хрустят пальцы. Ногти на них, не спрятанные обрезанными перчатками, тоже синие.
– Астольфо, не делай глупостей, – Роланд остается на месте, его голос становится тяжелее. – Пусть сейчас лето, ночи все еще сырые и холодные. Рейд на рассвете. Если ты промерзнешь и подхватишь простуду, как собираешься завтра сражаться?
Он ничего не говорит о бессоннице – это бы Астольфо точно не стерпел, – но и так чувствует, что балансирует на грани. Шансы примерно половина на половину: Астольфо может выбить кружку из его рук, обругать последними словами и, сорвавшись на ноги, уйти, или же...
Астольфо тяжело вздыхает, бессильно опуская голову, шелковистые пряди волос на мгновение завешивают тонкий профиль.
– Ты же не отстанешь, пока я не соглашусь? – его голос куда более уставший, чем ожидает Роланд. Он забирает кружку, обхватывает ее обеими руками – греет ладони, запоздало понимает Роланд. Долго смотрит, как перетекает через металлический край белый дымок, затем делает первый глоток.
В груди разливается тепло – так, словно это Роланд только что выпил горячее варево – и ему едва удается сдержать улыбку. Он отходит, снова садится на прежнее место. Во второй раз ставит котелок на огонь, следит за тем, как закипает в нем вода.
Время тянется неторопливо и мирно. Туман стелется между палатками, пытается обнять Астольфо со спины и сейчас напоминает гигантское белое одеяло. Роланд время от времени бросает короткие взгляды – и с тихой радостью отмечает, как медленно расслабляются напряженные плечи, а на бледных щеках появляется едва заметный румянец.
Когда он доваривает вторую порцию, Астольфо начинает клевать носом. Роланд подходит, осторожно высвобождает кружку из ослабевших пальцев.
– Иди лучше к себе, – кладет руку на плечо, и Астольфо не пытается ее сбросить. – А я здесь вместо тебя додежурю.
Астольфо медленно приподнимается.
– Паладины не дежурят, дурак, – говорит тихо и совсем беззлобно, и Роланд все же не сдерживает ласковую улыбку. Астольфо оборачивается к нему, долго смотрит – сонно и ни капли не враждебно, словно никакой ссоры никогда не было. На долю секунды Роланду кажется, что он хочет что-то сказать – но в конце концов Астольфо только качает головой каким-то своим мыслям, разворачивается и медленно идет в свою палатку.
Роланд наблюдает, как тает в молочно-белом тумане его тонкая фигура. В груди разливается щемящее тепло.