Что такое Джанах аль-Гураб, Крыло Ворона?
Если в славном городе Сефиде захочется посетить подпольный игровой дом, то его хозяева платят дань не в казну Ясминии, а в казну Джанах аль-Гураб. Если в этом заведении захочется отведать крепкого вина или воскурить мардакуш, то это окажутся не то вино и курительное зелье, что можно приобрести в лавке добропорядочного торговца, но вино из жмыха, разбавленное водой и ячменной водкой, и мардакуш будет смешан с сеном с полынью. И то и другое производит в подпольных мануфактурах Джанах аль-Гураб. Если пожелаете найти на рынке траву под названием Волшебный цветок, от которой сладко кружится голова, отнимаются ноги и одолевают странные видения во сне с открытыми глазами, то и эту траву в Белый город привозят контрабандой нави из Джанах аль-Гураб. И если гость города или его житель не хочет сталкиваться с бандитами, которые занимаются контрабандой, грабежами и убийствами, то он не посещает каменоломни, пролегающие прямо под домами старых районов Сефида, из которых когда-то добывали белый камень. Сейчас там можно найти не честных тружеников с кирками и добытый ими камень, но тех, кто охраняет контрабанду, склады с волшебным цветком и паленым вином.
Так было не всегда. Крыло ворона не сразу стало единственной хамулой на весь Сефид. Были времена, когда аль-Гураб приказывал подчиненным идти на штурм притона, где прятались нави из Сердца льва, или поджигать кожевенную мастерскую, в которой скрывали неподотчетный ему Волшебный цветок. Были времена, когда, надев на лицо маску, аль-Гураб сам выходил на штурм вместе с остальными. Он не запускал дротики с зельем собственного изобретения - не был так уж хорош в метании - зато доставал джамбию и саиф, и оба лезвия улыбались светло до тех пор, пока их кривая ухмылкой не становилась кровавой. Но он был достаточно удачлив и хорош, чтобы победить. Вся власть над темной строной Сефида сосредоточилась в руках прозванного Вороном.
***
Даже на самые красивые витражи, на которых цветут райские цветы и гуляет прелестная пери с тонко расписанным лицом, работы мастерицы Кунуз бин-Лейлы, автора знаменитых окон Сефидского Храма, можно смотреть, скользя рассеянным, не замечающим взглядом, особенно тогда, когда к ним привык.
Лучший корнукулист города, а может и страны, Махиль ибн-Хашим выслушивал вежливое, но настойчивое приглашение во дворец. Он, к кому стояли в очереди на прием декадами, вряд ли мог сейчас отказать, так как его призывал к себе сам наследный ибн-амир Шаир, с рогами которого случилась какая-то непредвиденная неприятность. Какая именно - Махилю и следовало выяснить.
Скользя рассеянным взглядом по витражам, он думал о том, как же ему не хочется выезжать. Махиль ибн-Хашим не любил себя утруждать и выбираться куда-либо без своего на то желания, но тут было никак не отказать. Ибн-амир все же не простой пациент, власть же Махиль ибн-Хашим уважал в меру своего понимания.
Потому, отдав распоряжение слуге собрать сумку на выезд, он отправился во дворец меньше, чем через час. И даже переоделся из слишком вызывающе тёмных для незнатного навя одежд в нечто более светло-синее.
Ибн-амир Шаир встретил его на диване, печально пощипывая струны ситара. Он был молодым мужчиной восемнадцати лет, оранжевым, как и многие из бени-Азимов, со светло-соломенными вьющимися волосами, ясными карими глазами и прямыми серыми рогами. Именно на рога и глаза корнукулист Махиль ибн-Хашим и взглянул в первую очередь после того, как поклонился.
- Коль скоро вы призвали меня, я опасаюсь, что вас что-то беспокоит в вашем здоровье, ибн-амир. Могу я поинтересоваться что случилось?
- Да, Махиль-бек, разумеется. Присаживайтесь, если пожелаете, - ибн-амир небрежно махнул рукой в сторону кресла, в котором лежали какие-то свитки.
Махиль ибн-Хашим приподнял брови, глядя на это, и ибн-амир небрежно сказал:
- О, это черновики, не беспокойтесь о них, можете просто смахнуть их на пол.
Это несколько объясняло состояние прекрасной гостиной, в которой бумаги валялись всюду. Что ж, ибн-амир не зря носил свое имя*, и плоды беспорядочного вдохновения были тому явным свидетельством. Впрочем, если бы уважаемый Махиль ибн-Хашим больше интересовался поэзией, он бы и без того был знаком со стихами ибн-амира, поскольку они были достаточно известны в столице среди ценителей. Но стихами лекарь не интересовался. Впрочем, к имеющимся он проявил некоторое уважение и переложил их на стол, прежде чем усесться в кресло и уставиться на наследника престола.
- Рога-а-а-а-а, - простонал тот откинув голову на изготовление дивана. - Меня человечьи беспокоят мои человечьи рога!
Он поднял голову и с жалобным выражением лица уставился на Махиля ибн-Хашима.
- Как именно беспокоят? - профессионально деловитым тоном спросил тот.
Успокаивать пациента своей уверенностью было привычной частью его работы.
- Они потеряли чувствительность! Всё как в тумане, их все время хочется протереть, чтобы прояснилось.
Махиль ибн-Хашим кивнул.
- Сильные боевые заклинания не даются или даются неточно? - предположил он.
- Я не боевой маг, - с лёгким удивлением ответил Шаир. - Я ловчий.
- В самом деле, простите, - кивнул Махиль ибн-Хашим. Он не слишком интересовался этой частью великосветских сплетен и о том, что наследник престола получил такое необычное образование, слышал, конечно, но быстро позабыл, не посчитав интересным.
Конечно, возможность того, что наследник престола пробовал применять какие-либо сильные ловчие заклятия, была сомнительной. Что, во имя Ата-Нара, он мог сделать? Отводить глаза придворным маликам? Ловить их ловчей сетью? Или может, искать расхитителей пирожков, беря след на кухне, коль скоро более серьезных ограблений тут точно не случалось, он это знал, а чтобы ловить проворовавшихся чиновников нужны мозги, а не рога? Впрочем, как раз покражи пирожков тут случались регулярно, и об этом Махиль ибн-Хашим как раз знал, у него были осведомители во дворце. И его это даже несколько беспокоило. Кто-то постоянно ворует во дворце, и такое преступление проходит мимо него. А вдруг этот кто-то и из казны ворует? А оно тоже проходит мимо него? Отвратительно!
- Ничего, - махнул рукой ибн-амир и, после паузы, признался внезапно для Махиля: - Отвод глаз очень короткий стал, и удержать не могу, будто соскальзывает все, а на рога ещё сильнее этот туман липнет.
- Отвод глаз? - удивленно пробормотал Махиль. Право, зачем он нужен наследнику престола?
Шаир наклонил голову, усмехнулся и сказал:
- С кухни не успеваю уйти, как он соскальзывает. Можете представить, только собрался унести блюдо пирожков и вдруг торчу посреди кухни с дурацким видом.
Махиль ибн-Хашим очень высоко поднял брови и сказал только:
- О, в самом деле, неприятно.
- Я отговорился, конечно, но пирожки пришлось взять просто так. Скучно! Таскать их тишком куда веселее, - ибн-амир улыбнулся. - Неужели вам не кажется, что ворованное вкуснее, Махиль-бек?
Махиль ибн-Хашим усмехнулся. Что ж, этот навь точно не будет платить дань в воровскую казну. Дань скорее положено платить ему как представителю правящей династии.
- Не буду спорить, - согласился он с наследником. - Воровать как минимум веселее.
"Вы даже не представляете как это весело, ибн-амир. А ещё веселее управлять всеми ворами столицы, ибн-амир. Но рассказывать об этом я вам, пожалуй, не стану", - подумал Махиль ибн-Хашим, на какой-то момент став аль-Гурабом, главой единственной хамулы Сефида, но после вновь обратился в скромного корнукулиста, который силой своих умений помог развеять туман перед рогами ибн-амира. Случай, по счастью был совсем не сложный: у ибн-амира были действительно чувствительные рога, и он очень рано заметил проблему. Впрочем, это было немудрено заметить, оказавшись без заклятия посреди кухни.
- Надеюсь, эта маленькая тайна останется между нами, - широко улыбнувшись, попросил ибн-амир, и Махиль ибн-Хашим ему это не без удовольствия пообещал. Ещё одна известная ему тайна, и насчёт вора во дворце он тоже теперь мог быть совершенно спокоен. Никто не оспаривал его власть над темной стороной Белого города, просто знатный юноша баловался со скуки. Что с поэта возьмёшь?
Такова была первая встреча аль-Гураба и Шаира ибн-Хакима.