Джим крайне удивился, когда Хамфри сообщил ему о том, что премьер-министру непозволительно не уделять достаточно времени культурному развитию. Не то, чтобы Джима не волновало свое культурное развитие, но идти на трехчасовую оперу на итальянском он был морально не готов, а Хамфри мог позвать его только туда. Во-первых, для того, чтобы покрасоваться новым смокингом. И конечно он не отказался бы лишний раз пощеголять своими обширными знаниями и указать на их недостаток у Джима. Тем сильнее его поразило, что Хамфри принес билеты не в Ковент-Гарден на «Сон в летнюю ночь» Бриттена, а на «Chess»(1) в театре Принца Эдварда.
Джим ни секунды не сомневался, что его предложение посетить театр являлось завуалированным приглашением на свидание. У них вообще плохо получалось строить взаимоотношение за пределами рабочего кабинета. Хамфри настолько долго был государственным служащим, что разучился вести себя, как нормальный человек. Но Джим не мог не заметить, как тот старался сблизиться, и сам в ответ пытался идти на компромиссы.
— Мы пойдем на мюзикл? — спросил Джим, чувствуя, как от радости у него потеплело в груди. Билет оказался спрятан между важными документами.
Скорее всего, он не выглядел счастливым, потому что Хамфри замялся и, сложив пальцы на коленях, начал оправдываться:
— Я, конечно, мог взять билеты на «Тангейзера» Вагнера, господин премьер-министр, но, боюсь, это слишком тяжелый материал для первого раза. Вам не нравится?
Возникшим напряжением можно было резать воздух, и Джим, не верящий в бога, молился, чтобы Бернард не встрял в их разговор и не ляпнул какую-нибудь очевидную глупость.
— Нет-нет, Хамфри, ваша идея — замечательна! Я с огромным удовольствием приму ваше приглашение.
— Вот и прекрасно, встретимся сегодня вечером.
Внутренний голос насмешливо заметил, что Хамфри своим выбором избавил его от позора. Он представлял какие заголовки придумали бы журналисты, усни он к середине первого акта оперы. «Хакер не считает искусство чем-либо важным, стоит ли англичанам беспокоиться за театры». Нет, безусловно, Хамфри позаботился о том, чтобы им обоим было интересно и комфортно.
***
Сначала первый акт показался затянутым. Если бы рядом с ним не сидел Хамфри, который внимательно следил за происходящим, то Джим ушел бы еще на номере про оккупированную Союзом Венгрию. Оставлять Хамфри одного не хотелось: у Джима был замечательный вид на сцену, теплая ладонь Хамфри, лежащая поверх его руки, изредка гладящая его, да и сюжет закрутился намного быстрее. Джим и глазом моргнуть не успел, как Флоренс ушла от Фредди, — кажется американца звали именно так, — к Сергиевскому, который получил титул чемпиона мира по шахматам и сразу же сбежал из Союза.
Антракт наступил неожиданно. Хамфри убрал ладонь, как только в зале загорелся свет, и их почти сразу затянуло в шумную очередь.
— Знаете чего я не понимаю, Хамфри? Зачем нам ставить и смотреть мюзикл, написанный шведами про русских и американцев. Неужели среди англичан нет достойных композиторов?
— Господин премьер-министр, я вынужден вас поправить, либреттист — британец. Слышали что-нибудь о Тиме Райсе?
Джим пожал плечами, но его поняли. Хамфри выглядел оскорбленным тем фактом, что Джим понятия не имел, кто ж такой Тим Райс.
— Смотрю, вы основательно подготовились к просмотру спектакля, Хамфри, — подразнил Джим улыбаясь.
— Я прочитал брошюру. Зрители нашли постановку крайне любопытной, да и тот факт, что спектакль играют второй сезон, многое значит.
— Что же тут любопытного? — искренне возмутился Джим. — Главный герой малодушно бросил жену, предал страну ради... Другой женщины?
— Вы успели пересмотреть свои политические предпочтения, пока шел первый акт? — поддел Хамфри.
— О чем вы?
— О демократии.
— Как вы это умудрились связать в одно? Это совершенно невозможно.
Они подошли к буфету.
— Я понимаю, о чем вы, господин министр, — Хамфри произнес это так, словно снизошел до глупого человека. Невероятно, как Хамфри так долго сдерживал снобизм, Это невольно вызвало уважение Джима, и тот спокойно выслушал его не длинную речь. — Эта мысль не раскрыта в полной мере и представлена, как намек для сведущих ценителей искусства, но как бы не казалось, что Сергиевский оставил страну ради женщины, он отправился искать идеал государства и, как ни странно, нашел приют в Великобритании. Я полагал, вы оцените его стремление. Свободный человек не может довольствоваться тиранией государства.
— Погодите, Хамфри! Вы уже ходили на этот мюзикл?!
— О чем вы? — вернул ему фразу Хамфри, продвигаясь в очереди. — Я, как и вы, в первый раз его вижу.
— Откуда вы тогда знаете, что он уехал к нам?
Ему все-таки не следовало допытываться, потому что Хамфри застыл и поджал губы, собираясь с мыслями. Их дискуссия, в кои-то веки никак не связанная с государственными и политическими вопросами, повернула не туда, и это нужно было срочно прекращать.
— Об этом было сказано в плаче сотрудников посольства(2). Вы невнимательно слушали.
— Вы правы, я не заметил. Почему бы им не назвать номер коротко и емко — «Посольство»…
— Я думаю, что это отсылка к опере «Дидона и Эней». Они плачут от скучной однообразной работы, а Дидона от любви. Довольно-таки остроумное решение.
Прозвенел первый звонок, когда их разговор прервала буфетчица.
— Добрый вечер, сэр Хамфри, премьер-министр, — поприветствовала она, — Что думаете о сегодняшней Флоренс? Кажется, она совсем не тянет свою партию. Элейн Пейдж(3) намного лучше.
Джим увидел, как Хамфри растерялся, испуганно приподнял брови, а потом нахмурился. Буфетчица же нисколько не смутилась и улыбнулась ему.
— Бокал шампанского, пожалуйста, — холодно попросил Хамфри.
— Будьте добры сделать два бокала! — перебил Джим, заметив неловкость буфетчицы.
— Честно говоря, — Хамфри чуть наклонился, чтобы рассмотреть имя буфетчицы, и та убрала ладонь с бутылки красного вина, к которой потянулась. — Амелия, если бы знал, что миссис Пейдж — идеальная Флоренс, я бы пошел именно на нее.
Сожаление Хамфри на секунду походило на настоящее. Актерская игра Хамфри была так далека от идеала, что даже поведение буфетчицы, вдруг догадавшейся, что ей следовало сделать вид, что она незнакома с ним, смотрелось куда естественнее. Амелия поставила наполненные бокалы на столик.
— Вам следует увидеть именно ее! — посоветовала она, вернув сдачу.
— Как-нибудь в следующий раз.
— Благодарим вас за совет.
Они произнесли это одновременно.
Ситуация была настолько нелепа и одновременно забавна, что Джим едва удержался от неприличного смешка. Хамфри не ошибся, когда сказал о том, что этот театр славился своей заботой о клиентах. По крайней мере, Амелия оказалась достаточно милосердной и больше не сказала ничего компрометирующего.
На протяжении второго акта Джим то и дело глядел на Хамфри. Действительно! Как он не заметил раньше, что тот иногда шевелил губами, повторяя реплики, которые просто не мог знать, оказавшись на спектакле впервые. В целом, это было наиболее идеальным свиданием, из всех, на которые они ходили.
— Наверное, Амелия права, нам следует сходить, когда Флоренс будет Пейдж. От сегодняшней исполнительницы у меня разболелась голова, — пожаловался Джим, надевая пальто.
— Я не верю, что вы выдержите второй поход на один и тот же спектакль.
— Почему же? — удивился Джим. — Мне не будет скучно смотреть второй раз, потому что сегодня я следил за вами. Это было интересно.
Хамфри закатил глаза, но ничего не ответил. Его любовь к мюзиклам давно не была великой тайной. Об этом как-то обмолвился Бернард, когда речь пошла о том, какой подарок следовало бы подарить чопорному секретарю кабинета. Однако Джим не прекращал поражаться талантливым попыткам Хамфри скрыть свое увлечение и глупым мелочам, которые портили идеально построенные легенды про «любой образованный человек должен увидеть это», «премьер-министру стыдно не знать, что сейчас играют». Подыгрывать Хамфри в том, что Джим не заметил, не понял, не догадался об его интересе к театру, стало приятной традицией. От этого всем было только лучше: Хамфри водил его на спектакли чисто в образовательных целях, а Джим мог видеть моменты, когда тот был по-настоящему счастлив.
А уж какая реакция последовала, когда Джим заявил Хамфри через неделю:
— Я все тщательно обдумал. Нам нужно поставить мюзикл про великую британскую нацию.
Хамфри с минуту пораженно смотрел на него и рассмеялся.
— Полагаю, что это не то чем следует заниматься премьер-министру, — заметил он, успокоившись.
— Простите, господин премьер-министр, но прежде чем что-либо поставить, для начала нужно что-либо написать, — поправил Бернард. — Мне связаться с гильдией писателей Соединенного Королевства?