Женщина с лебедиными крыльями, когтистыми ступнями и головой ястреба, пугающая и притягивающая взгляд. У нее были человеческие глаза, обыденно-серые, блеклые перья и огонь за плечами.
... рабочий стол с разбросанными бумагами. Тянуло не то упасть на колени в молитве, не то забиться под кровать и просить пощады, не то бежать как можно дальше. Сельма ограничилась тем, что сломала карандаш. Через несколько минут ее отпустило.
Как же она устала от видений, особенно от таких, уже давно бесполезных. Эту гарпию знал каждый провидец в стране, образ женщины-птицы скользил из головы в голову, как намыленный. И ничего, что Сельма должна была следить за морем, небом и преступниками, а не деятелями, время которых придет после конца света. Она уже давно не занималась апокалипсисом.
Надо было возвращаться к бумагам. Собиралась выбрать кого-нибудь до полуночи... Это даже могло быть весело, если бы она постоянно не выпадала из реальности. Месяц выдался отвратительный, сплошь видения, и почти каждое - хлам. Не слишком-то увлекательно смотреть на горы трупов, рыдающих псов, заходящиеся в крике цветы и прочую мерзость, от которой приходится отходить часами. Она уже давно не выла и не разбивала кулаки об пол, но... Изнутри ничего не изменилось. Она не могла привыкнуть. Никто не мог.
А толковых видений оказалось всего пять, и расшифровывать их пришлось, то и дело проваливаясь в апокалиптический белый шум. Она справилась, как всегда, но с каждым днем все сильнее хотелось разбить голову о стену. Нормальный человек мог взять отпуск, уволиться или проспать. Ее гребаная работа всегда была рядом.
И никакой личной жизни, друзей или хотя бы приятелей. От кого тошнило, кто убегал, кто притворялся бревном. Тяжелый характер? Попробовали бы пожить ее жизнью хотя бы неделю, идиоты. Оставалась, конечно, сестрица... Милая сестрица за морем. Милая только за морем, потому что спокойно общаться получалось исключительно с помощью переписки. Она даже созваниваться ненавидела. Письма выходили нежными, прочувствованными и обстоятельными, разговоры непременно заканчивались ссорой. Ей даже нравилось швыряться телефонами, но не каждый же раз?!
Ладно, кандидаты в новые друзья. Пора было выбрать жертву, раз уж мисс-как-ее-там, новый психолог, посоветовала прицепиться к одному из местных мертвецов. Благонадежные работяги без памяти и прав... Такие стерпели бы и жалобы, и дурной характер, а еще на их фоне можно было почувствовать себя богиней. Сельма подозревала, что новенькая отличалась завидной некомпетентностью, но идея ей понравилась.
Читать дела было невыносимо скучно, и она просто разглядывала фотографии. Почтенная старушка, толстая старушка, невнятный хмырь, благообразный дед, еще один невнятный хмырь, помоложе... Да, люди не спешили умирать в расцвете сил и красоты.
В конце концов она отложила в сторону три дела - рыжего мордатого мужчины, коротко стриженой молоденькой индианки и смутно знакомой женщины с раскосыми глазами - и ткнула наугад. Палец накрыл губы последней. И где, интересно, они могли видеться раньше?
Hv28368. Тридцать четыре года на момент смерти, добровольно принимала участие в испытаниях армейских протезов, числится при каком-то научно-развлекательном учреждении... Читать дальше Сельма не стала - предпочитала составить собственное мнение. Осталось выяснить, когда же можно будет поговорить с бедняжкой.
Очень раздраженный голос на том конце трубки сообщил, что hv28368 освободится после полуночи и наверняка опять будет болтаться в библиотеке. Сельма пообещала подъехать и сунула телефон обратно в карман. Неплохо, потерпеть три часа и можно знакомиться. Ожидание могло даже обойтись без видений, хотя последний приступ был подозрительно слабым...
Она собрала бумаги и сунула в верхний ящик стола. Вдруг захочется почитать что-нибудь скучно-казённое? Можно было бы причесаться и поправить макияж, но не особенно хотелось. Сойдет и так, не на прием собралась. Светская жизнь вообще хреново сочеталась с пророчествами.
... острые камни беззвучно падали в воду, превращая мягкое песчаное дно в оскаленную пасть. Капли крови срывались с изрезанных до кости ладоней.
Сельма бездумно схватилась за стол и тут же отдернула руку. Нет, ладони были целы. Светлая кожа, пятна чернил на правой... И боль стремительно утихала.
Странное видение, слишком спокойное и совершенно незнакомое. Такого не случалось уже... Четыре года? или пять? Она качнула головой, прошла в гостиную и упала на диван. Клыкастое дно, что бы оно ни значило, могло подождать до завтра.
Фильм - не то бессмысленный боевик, не то недовозвышенная чушь - неплохо справился с убийством времени, и все равно она выехала раньше, чем было нужно. За рулем оказалась незнакомая девица, не старше ее на вид, и это раздражало. Сельма хотела водить, но как, если тебя одолевают видения? Ее даже к велосипеду не подпустили бы. Не жизнь, а черт знает что. В высшее благо уже не верилось - больше всего ее служение стране походило на почесывание спинки гниющему заживо псу. Отвратительно, благородно и бесполезно. Те, кто вплотную работал с катастрофой, еще могли помочь, она - едва ли. Конечно, чесать спинку тоже кто-то должен...
Машина затормозила у подсвеченного голубым одинокого здания. Шум моря, обычно успокаивающий, здесь почему-то нервировал, даже охранник с водителем выглядели особенно недовольными.
Ее ждала угрюмая баба с вытравленными до белого волосами. Может, и не такая уж баба - ей могло быть лет двадцать пять - но действительно угрюмая. Ради них Сельма упустила нормальную жизнь, так хоть бы спасибо сказали... И светящиеся дельфины над входом смотрелись глупо. Так тут их изучали? Зачем? Они и так плескались возле каждого пляжа.
Крохотная библиотека была почти пуста, только русоволосая женщина читала у окна. Hv28368? Она казалась удивительно умиротворенной и полностью погрузившейся в книгу. Было даже немного жаль рушить ее покой, особенно сейчас, когда до конца света оставалось хорошо если десять лет. Счастливы же были неосведомленные - эта hv28368, ее охранники... Да большая часть человечества.
Она села напротив, получив несколько недоуменный взгляд и приветствие.
- Hv28368, верно?
- Да. Чем я могу помочь?
Миловидная, предельно спокойный голос, песочные волосы, брови и ресницы - чуть темнее. Теплые янтарные глаза. Морское сочетание. Дельфинам она, наверное, нравилась.
И Сельма действительно видела ее раньше - пару раз, мельком, среди других видений. Она запомнила взгляд.
Чугунная волчица с глазами лани. Что-то от той, что вскормила Ромула и Рема, только эта была мертва. И все еще ждала ответа, любезно не открывая книгу. Ей бы причесаться - русые пряди выбились из хвоста и лезли в глаза. Неужели не мешали? Может, подарить пару заколок? Ладно, пора было приступать к делу.
- Я ищу друга. Думаю, ты подойдешь.
И было не важно, что она скажет - не ей противиться желаниям пророка.
Лучшие друзья, пока не наступит конец света.
***
Сельма вертела в пальцах золотистый цветок и, похоже, не спешила говорить. Притихшая, она казалась особенно живой - аккуратные локоны, подведенные глаза... Самый нарядный мертвец на острове.
В десяти шагах застыл здоровяк-охранник. Живой, торчащий на ветру из-за пары покойниц. Паршиво, но увести Сельму с обрыва было нельзя, она бы расстроилась.
- Как ты? - осторожно спросила двадцать восьмая.
- Не волнуйся, сегодня хороший день. И у меня, и вообще. Море такое... Яркое, да?
- Да. Чудесный закат.
Сельма опустилась на землю, пачкая светлые джинсы. Теперь она глядела на двадцать восьмую снизу вверх. Очень дорогое, очень редкое и очень хрупкое создание. И красивое - кошачьи глаза, рыжеватые волосы, острый подбородок. Ее хотелось защитить, но как спасти предсказателя от видений?
- Помнишь, как мы познакомились? - чуть помедлив, спросила Сельма.
- Помню.
Двадцать восьмая села на более-менее чистый камень и улыбнулась. Как можно было забыть? Ей нечасто предлагали дружбу живые с виду особы. В тот раз она подумала, что нарвалась на ненормальную защитницу прав мертвых. Не так уж и ошиблась.
Сельма завязала стебель цветка в узел и начала отщипывать лепестки.
- Значит, ты помнишь, почему я выбрала тебя?
- Приятная цветовая гамма и хорошая характеристика. Признаюсь, последнее мне польстило.
- А если бы ты была жива? Что тебе польстило бы тогда?
- Не знаю. Не забывай, ты здесь единственный мертвец, сохранивший память.
... которую стоило бы стереть. Может, тогда Сельма и не терзала бы попавшие под руку цветы. Забвение успокаивало.
- Я ведь предлагала рассказать, кем ты была. Я тебе много чего предлагала, - мягко проговорила Сельма, стряхивая с рук остатки цветка. Она не желала понимать, что иногда щедрость неуместна.
- Мне не нужна ни память, ни имя, ни выходные, ни наряды, ты же знаешь.
- Я - предсказательница. Единственная на острове. Может, я стала бы лучшей в стране, будь у меня больше радостей в жизни. Почему ты не можешь согласиться? Ради меня? Ради Родины?
Сельма говорила устало и не глядя в глаза. Наверное, ей надоели эти споры. Знала бы она, как их ненавидела двадцать восьмая... Скажешь правду - расстроишь, а ложь преступна.
- Потому что... Сельма, послушай, мертвым - обыкновеннейшим, рядовым - положены три часа свободы в день. Не два, не четыре, а три. Они должны носить униформу, а не красивые платья. Им нельзя знать о своём прошлом. Вот и все. Может быть, пора закрыть этот вопрос?
- Ладно. Закрыли. Ты не права, но закрыли.
- Прости, если задела. Правила мне дороги.
Сельма посмотрела ей в глаза, но через пару секунд отвела взгляд.
- Почему ты так ценишь правила?
- Не знаю.
Двадцать восьмая могла бы спросить, почему Сельма так настойчиво пытается помочь, но она знала ответ. Обидно, когда подруга вечно на работе и не может даже пройтись по магазинам. Ей бы сойтись с кем-нибудь живым, да гордость не позволяла.
- Закон тебе дороже, чем я.
- Не дороже, Сельма. Важнее. Хватит, хорошо?
- Хватит.
- Я знаю, что тебе тяжело. Мне жаль. Но обходить закон... Прости. Давай поговорим о чем-нибудь еще.
- Ты права. Я ведь о другом хотела побеседовать. О цветовой гамме.
- Униформа не подходит к моим глазам? - улыбнулась двадцать восьмая. Униформа ее действительно не красила - тускло-болотный цвет не шел никому.
- Подходит, но надоела до тошноты.
- Она не для красоты нужна.
Сельма медленно поднялась.
- Само собой. Ладно, я не о том хотела поговорить. Знаешь, на самом деле мне было все равно, какая у тебя характеристика. А вот янтарные глаза и песочные волосы...
У двадцать восьмой появилось паршивое предчувствие.
- Карие и русые, а не...
- Тише. Я пытаюсь признаться в любви, а ты перебиваешь.
- Что ты пытаешься сделать?
- Признаться в любви.
Теперь взгляд отвела двадцать восьмая. Она и по голосу слышала, что Сельма не шутит, а смотреть в лицо не было сил.
Лучше бы они продолжали спорить.
- Послушай... Я мертва. Ты мертва. Какая любовь?
- А, ты о постели? Влюбленные дети тоже не трахаются. Не опошляй.
Да, аргумент действительно был паршивый.
- Сельма, я... Я не могу.
Они обе не заслужили такого. Разве можно любить девушке, которую и так сводят с ума видения? Ей бы немного покоя, а если влюбленность - то взаимную.
Двадцать восьмая представила, как пытается изобразить чувства. Печальное зрелище. Она даже не помнила, что должен чувствовать влюбленный. Замирающее сердце? Оно и так не билось.
- Правила не запрещают мертвым любить друг друга в свободное от работы время.
- Дело не в правилах. Дело в том, что я тебя не люблю.
Солнце почти закатилось, только на горизонте алело море. Красиво. Нет, она не пыталась избежать взгляда Сельмы, просто залюбовалась видом. Самой бы в это поверить.
- Ты говорила, что я тебе дорога.
- Как подруга.
- Ты ведь понимаешь, что, если я попрошу, тебя убьют?
Сельма могла это устроить, но она не решилась бы. Наверное. Если двадцать восьмая ошибалась, эта ошибка могла стать фатальной.
- Не убьют, а утилизируют. Да, я все понимаю.
Пауза получилась омерзительная. Двадцать восьмая обернулась к охраннику: на его лице был написан искренний интерес. Мда... Ладно, пусть хоть кто-то получает удовольствие. Парень не обязан сочувствовать мертвым.
А Сельма наконец-то заговорила:
- Ты... Так, хорошо. Вижу, ты опять уперлась. Я притворюсь, что сегодняшнего вечера не было, если ты кое-что сделаешь.
- Это... Это было бы неплохо.
Двадцать восьмая надеялась, что речь не пойдет о поцелуях или прыжках с обрыва. Ей не хотелось ломать кости - искалеченные мертвецы никому не нужны.
- Замри на пару минут.
Двадцать восьмая застыла, кивнув. Сельма коротко поблагодарила, подошла ближе, загораживая закат, и ударила ее по губам.
- К-какого?!
Боль... Может, и заслуженная. Сельме сейчас тоже должно было быть больно.
- На память. А теперь - забыли. Не было никаких признаний, мир и покой.
Двадцать восьмая коснулась губы. На пальцах осталась кровь - совсем немного. Сельма смотрела не то грустно, не то выжидающе.
И что нужно сделать? Уйти? Покаяться? Устроить истерику? Нет, истерики ей никогда не удавались, не стоило даже пытаться.
Она прикрыла глаза.
Сельма повела себя странно, но для провидцев странности естественны. Видения, неприятный разговор... Легко сорваться.
У двадцать восьмой не было ни памяти, ни видений, ни серьёзных проблем. Она просто позволила себя ударить в обмен на иллюзию покоя - неплохая сделка. Разве у нее есть право на обиду?
Двадцать восьмая подняла глаза:
- Думаю, стоит сменить тему. Поговорим о дельфинах?
- Дельфины. Да, они милашки, особенно Сью...
***
Мертвые голуби.
Мертвые собаки.
Мертвые дельфины.
Мертвые люди.
Вдалеке - застывшие на трассе машины.
Длинные гудки в телефонной трубке.
Двадцать восьмая стояла на крыше, вцепившись в чужой телефон.
Час назад она кормила дельфинов, а мистер Биллис ворчал, что мертвяки совсем разленились и непонятно, куда уходят налоги. Она не слушала. Зачем, если человек несет одно и то же каждый день? Откуда ей было знать, что через несколько минут он, хрипя, упадет на землю, а половина дельфинов забьется в судорогах? Живая половина. Те, что были некромеханизмами вроде нее, даже не забеспокоились. Кружили вокруг трупов, смотрели пустыми глазами... Двадцать восьмой отчаянно хотелось оказаться на их месте, чтобы не было ни страха, ни мыслей.
Она ничего не могла сделать. Сиди и жди, пока кто-нибудь не придет. Мертвым запрещено самовольно отлучаться в рабочее время. Мертвым нельзя даже включать радио без разрешения.
- Я знала, что ты никуда не уйдешь.
Двадцать восьмая вздрогнула и развернулась. Метрах в пяти стояла Сельма, вся в чёрном, с растрепанными волосами.
- Что здесь случилось? - быстро проговорила двадцать восьмая.
Сельма должна была знать это еще месяц назад. Или год. Она же была чертовой прорицательницей.
Сельма прошлась по крыше. Она выглядела удивительно спокойной - куда спокойнее, чем обычно. А еще у нее на бедре висел тяжелый пистолет, хотя никто не давал ей права носить оружие.
- Большая часть населения планеты скоропостижно скончалась. Люди, животные... Остались дети и воскрешенные вроде нас. Дети тоже умрут, повзрослев. Почти конец света. Знаешь, я столько раз видела его, и наконец-то дождалась, - Сельма резко остановилась. - И не нужно переживать. Сядь, успокойся и выслушай меня.
Двадцать восьмая послушно села на крышу. Обычно она старалась беречь униформу, но сейчас... Кому это нужно, если правил больше нет? Ничего нет, только перепуганные дети и мертвецы. Ей, наверное, еще повезло. У нее оставалась Сельма.
И все-таки она плакала бы, если бы могла.
Сельма опустилась напротив и потрепала двадцать восьмую по плечу.
- Не волнуйся. Все может наладиться, я знаю.
- Как?
- Есть человек, который все изменит.
- Звучит, как...
- Да, как в дурной книге. У жизни дерьмовый художественный вкус. А теперь - слушай внимательно. Есть события, которые не изменить. Ураган придет, неважно, хотим мы этого или нет, и нельзя заменить суперзвезду девчонкой с улицы. Но можно эвакуировать население и поменять актеров второго плана. Иногда такие мелочи имеют решающее значение. Судьбоносное. Понимаешь? И я знаю, что изменить, чтобы все прошло правильно. Ты поможешь?
- Как я могу отказать?
Двадцать восьмая поняла, что все еще держит телефон, и заставила себя разжать пальцы. Он все равно был бесполезен. Сколько продержатся чудеса техники без своих хозяев и создателей?
- Я знала, что ты это скажешь. Предупреждаю - тебе не понравится моя просьба, но это необходимо. Я... рассматривала разные варианты. Ты не поверишь, сколько зависит от бессмысленных с виду деталей.
Сельма сцепила пальцы в замок, потом расплела их и стала играть с рыжевато-каштановой прядью.
- Ладно, - продолжила она, - Перейду к делу. Я сделала небольшое объявление по радио. Объяснила, что произошло, сказала, что делать, заодно выдала десяток мелких пророчеств... Ты бы услышала, если бы решилась включить его. Да, знаю, ты не могла - правила, правила... Так вот, рано или поздно на причал начнут приходить дети. Может, поодиночке, может, компаниями. Они попросят тебя позвать кита, чтобы тот перевез их на материк для исполнения пророчества. Ты позовешь кита и отправишь вместе с пассажирами на морское дно. У него ведь есть такой маршрут? Нет, не надо так смотреть, и помолчи, я еще не закончила. Будет один-единственный детеныш, который не позволит себя утопить. Поймешь, когда увидишь. Ты отправишься с ним и будешь защищать его.
- Значит, избранным окажется тот, кто сочтет меня подозрительной? Послушай, почему я не могу просто дождаться ребенка-параноика, никого не убивая? Или дело не в паранойе, а в том, что он учует опасность? Или в том, что избранного точно убережет судьба? Боже, наверняка есть другой способ найти этого малыша. Я не...
Сельма поднесла палец к ее губам.
- Тсс. Не думай. Не спрашивай. Пойми, ты знаешь все, что тебе нужно знать. Веришь мне - делай, как я говорю. Не веришь - твори, что хочешь, только не жалуйся.
Двадцать восьмая посмотрела ей в глаза. Красивые глаза, зеленые, густо обведенные черным.
Да, Сельма могла лгать или недоговаривать. Жизнь провидцев мучительна, и они часто ведут себя странно. Существование мертвых провидцев мучительно вдвойне. Живым видения являются во сне, а им - наяву.
И все же она должна была поверить. Если есть хоть один шанс все исправить - хоть малейший, хоть самый призрачный - нельзя его упускать. Неважно, что придется делать. Она обязана. Обязана...
- И ты ничего больше не скажешь?
- Нет.
- Сельма, я попытаюсь. Но... Я никогда не убивала, а дети ни в чем не виноваты.
- Не бойся. Ты же не увидишь тел, не услышишь криков. Всего-то и надо, что задать нужный маршрут. Какой там? Четвертый?
- Второй.
- Вот видишь. Скажешь пару слов - и все. Считай, что тебя перевели на другую работу. А теперь - идем.
Сельма вскочила на ноги, двадцать восьмая поднялась вслед за ней.
- Куда мы идем?
- На причал.
- Зачем? - спросила двадцать восьмая, уже сбегая по лестнице, мимо лежащего на ступенях светловолосого юноши.
- Увидишь, - почти виновато отозвалась Сельма. Об убийствах говорила спокойно, а теперь... День всегда может стать хуже, так?
В столовой миниатюрная мисс Хайне скорчилась возле упавшего пирожного. Похоже, она так и не успела его попробовать. Двадцать восьмая не могла больше терпеть тишину:
- Ты сказала, что это почти конец света. Значит, теперь видения будут не такими мучительными?
- Если бы.
- Дети озвереют, когда поймут, что случилось?
- Здесь, на острове, будет не так плохо - мое пророчество немного успокоит детей. На материке... Сама понимаешь
- Обнадеживает.
В холле тел не было. Хочешь - представляй, будто все в порядке. Белоснежный пол, стекло и зелень.
На улице, у самых дверей, вытянулся мертвый пес.
- Не бойся. С тобой все будет хорошо. Ты ведь не думаешь, что я бы втянула тебя в историю с плохим концом?
- Нет, не думаю. Ты ведь запретила мне думать, помнишь?
Шутка была так себе, но Сельма все же рассмеялась, и двадцать восьмая присоединилась к ней. Смех отдавал истерикой.
- Пришли.
- Так... И зачем мы здесь?
- Сначала позови кита, хорошо?
Двадцать восьмая пожала плечами и подула в обычно болтавшийся на шее свисток.
- Так зачем...?
Сельма подошла к краю причала.
- Я не раз думала о самоубийстве. Когда ты провидец, быстро перестаешь ценить жизнь. А если ты провидец, живущий накануне конца света... Я бы давно ушла, только, знаешь, чувство долга мешало.Что бы ты ни думала, мне не плевать на Родину. Но теперь я сделала все, что хотела. Ты отправишь меня вторым маршрутом: на полпути я застрелюсь. Можно было бы сделать это и здесь, но я не хочу, чтобы мое тело нашли. Прости, что бросаю тебя одну. Не могу больше ждать - я и так слишком задержалась.
Двадцать восьмая зажмурилась. У нее не было права отговаривать Сельму. Кто она вообще такая? Девушка с улицы, которую пропихнули на роль спутницы главного героя?
Она должна была промолчать или пожелать удачи, но не могла. Просто не могла.
- Если я скажу, что люблю тебя? Тогда ты останешься? Хотя бы на месяц. Пожалуйста. Ты злилась из-за того, что я всегда соблюдаю правила, но теперь правил нет. Мы могли бы... Я не знаю... Ограбить магазин, все, что угодно.
Сельма повернулась к ней и подошла ближе. Живое воплощение фразы "мне очень жаль, но..." Неужели она не могла остаться даже на неделю - две?
У самого причала всплыла китиха - гладкие темные бока, вживленная в спину платформа для пассажиров. Сельма бросила на нее быстрый взгляд и заговорила:
- А ты любишь меня?
- Я не знаю. Я просто не хочу тебя терять, и не потому, что боюсь одиночества.
Двадцать восьмая никогда не чувствовала себя такой жалкой. Она отчаянно лезла не в свое дело, и делала это до смешного неуклюже.
- Я люблю тебя, но есть вещи, которые мне важнее. Прости.
Когда-то двадцать восьмая отказала ей почти теми же словами. Конечно, Сельма запомнила.
- Сельма... Хочешь, я встану на колени? Попрошу прощения?
Сельма быстро поцеловала ее в щеку - двадцать восьмая успела только моргнуть.
- Тихо. Ты не можешь изменить мое решение, и никогда не могла. Не спорь, не надо портить прощание. Сейчас я пойду на платформу, а ты скажешь то, что должна. Второй маршрут, так?
- Конечно.
Да, не стоило спорить. У нее и в самом деле не было никаких шансов.
Сельма шагнула на платформу.
- Давай. Можешь считать это генеральной репетицией.
- Второй маршрут, - прошептала двадцать восьмая. Ей впервые было так тяжело говорить.
Массивное темное тело рванулась вперед. Никто бы не смог принять зверя за живого, даже если забыть о платформе - не те движения.
- Не грусти, - крикнула Сельма и даже помахала белейшим платком.
- Постараюсь,- тихо ответила двадцать восьмая.
Она все же опустилась на колени - когда китиха стала темным пятно на горизонте. Униформа, и так уже грязная, мгновенно намокла.
Сельма еще могла передумать. Не стреляй себе в голову, крепче держись за платформу, и приедешь домой. Лишь бы вернулась, а там... Может, больше внимания - и она бы передумала умирать.
Двадцать восьмая опустила голову.
Глупо. Как глупо... Если бы Сельма хотела остаться, осталась бы. Стоило встать и заняться трупами.
Она ждала.
Холодные брызги, мокрый причал, несколько часов на ветру... Наверное, будь двадцать восьмая живой, она бы устала и начала шмыгать носом. А так всего лишь замерзла и мечтала забыть обо всем.
На горизонте появилось темное пятно. Разумеется, китиха - с кораблями было покончено.
Платформа не должна была быть пустой.
Но она была.