Вы не вошли.
Джованни Беллини, Pietà
"Когда стало ясно, что Толстого будут погребать не по православному обряду, а, следовательно, организованные государством похороны невозможны, во всех уголках России очень многие люди совершенно осознанно начали проводить в память о писателе церемонии по ритуалам, исключавшим участие церкви и государства. Эти церемонии проходили в течение нескольких недель после смерти Толстого. Поставленное перед выбором - либо дистанцироваться от этого людского множества и тем самым расписаться в своей отчужденности от народа, либо преклонять колени в память о человеке, чьи взгляды были прямо противоположны основополагающим официальным доктринам - правящая государственная верхушка и иерархи православной церкви обнаружили, что оба варианта с политической точки зрения непригодны. В одних случаях представители властей покорно присоединялись к скорбящим, неохотно делая им уступки; в других нервно, но решительно выступали против замены традиционных русских погребальных обрядов светскими ритуалами. Все эти попытки предотвратить перемены однозначно свидетельствуют, что определяющие частную жизнь публичные ритуалы являются той точкой опоры, на которой держится равновесие политических сил."
"...примером тому является опубликованная в ноябрьском номере журнала "Вестник Европы" за 1910 год редакторская статья, посвященная отклику общества на смерть и похороны популярного либерального деятеля С.А. Муромцева (он скончался за месяц до Толстого). Статья открывается заявлением, что со времени политического "пробуждения" России похороны тех, кто "поднялся над морем посредственности и оставил след в сознании нации", становятся общественными событиями огромной важности. Традиция началась в 1860 году похоронами актера Александра Мартынова, где вместо "обычной похоронной процессии с участием одних лишь родственников и друзей покойного" по улицам прошло массовое шествие. Мартынов пользовался огромной популярностью у демократической интеллигенции, и его похороны вылились в настоящую смуту, открытое проявление массовых настроений: тысячи людей стеклись на Невский проспект, чтобы увидеть то, что переросло в "открытую антиправительственную демонстрацию". Когда полицейские попытались навести порядок, толпа отозвалась криками "Долой полицию!" и заставила их отступить. На следующий год, когда полчища людей собрались на похороны Добролюбова, стало ясно, что публичные похороны харизматических идеологов-мыслителей стали неотъемлемой чертой русской общественной жизни. По утверждению "Вестника Европы", традицию продолжили похороны Некрасова, Достоевского, Тургенева, Салтыкова-Щедрина и Шелгунова. Самодержавие взирало на эти несанкционированные сборища с опаской, искало способы свести к минимуму их политическое содержание, старалось, чтобы события вокруг них не получали огласки."
"Позднее Анна Григорьевна Достоевская напишет, что самой впечатляющей чертой похорон было то, с какой быстротой толпы и делегации организовались сами. Эта спонтанная, органичная реакция, выходящая за рамки распоряжений правительства, а порой и прямо противоречащая им, свидетельствовала о политической самостоятельности русского общества и дала правительству понять, что оно не властно удержать символический смысл смерти Достоевского в узде официальной идеологии. Для Суворина эти похороны стали беспрецедентным триумфом русской мысли и творческого духа, "спектаклем", доселе не виданным в России. Правительство, разумеется, предпочло бы, чтобы подобные спектакли отличались не столь амбивалентным, более "ура-патриотическим" содержанием. Как научились власти на горьком опыте, чем больше у общества времени на генерацию самостоятельной реакции, тем вероятнее неприятности. Когда два года спустя в Париже умер Тургенев, процесс погребения затянулся - тело следовало перевезти назад в Россию - что дало обществу опасно долгий, излишний с точки зрения властей, срок (несколько недель) на подготовку. "
Уильям Никелл, "Смерть Толстого и жанр публичных похорон в России", журнал НЛО 2000/4
Отсюда - http://krotov.info/history/20/1900/19100911.html
Заглянула в тему бесячек, прочитала про медицину. Вспомнила, что так и не дочитала дневники графа Ивана Ивановича Толстого, потому что дошла до того периода, когда его жена умирала от рака, и это было совершенно невыносимо. Надо дочитать. Я обложилась книгами, не разрешаю себе покупать новые (и потому, что надо бы старые прочитать, и стоят они чем дальше, тем больше... впрочем, на 29 февраля не устояла, сходила на распродажу в Подписные), а в итоге за последний месяц дочитываю только детективы Валерии Вербининой про Амалию Корф (https://holywarsoo.net/viewtopic.php?pid=12379368#p12379368, хотя, конечно, исходная цитата про царь-Сьюху не до конца подходит, в детективах не бывает у всех все хорошо).
Забавно, как иногда популяризация срабатывает наоборот. Я начала читать Виктора Франкла задолго до того, как в России опубликовали "Сказать жизни "Да!" или психолог в концлагере", и часто окружающим о нем рассказывала, делилась какими-то мыслями на основе его работ. А потом с какого-то момента окружающие мне начали говорить: "Это который про концлагерь? Неее, я не хочу про концлагерь читать!" То есть с одной стороны все про него теперь слышали, а с другой - один из крупнейших психотерапевтов двадцатого века, создатель собственного направления, как-то сжался до автора вдохновляющего мемуара о концлагере...
Я все собираюсь написать о чем-то из прочитанного, а потом ударяюсь в глубокомыслие, думаю, что надо объединить несколько книг по теме, то-се, пятое-десятое... и не пишу. А мне это не нравится. Попробую по свежим следам, так сказать.
Прочитала книгу Григория Голосова "Политические режимы и трансформации. Россия в сравнительной перспективе". Голосов ужасно уважаемый политолог, декан факультета политических наук Европейского университета (который вчера закрыли), а тема волнующая - я увидела кое-какие цитаты и решила купить.
Не пожалела. Внятно, взвешенно, актуально и легко читается. Собственно, тут ровно то, что написано на этикетке: какие бывают политические режимы, какой именно в России, как он таким стал и что с ним может быть дальше. Много кейс-стади от Мексики до Южной Кореи с описанием того, как меняются режимы. Основной вывод - что меняться такие режимы могут, но необязательно в лучшую сторону, и скорее всего не очень быстро. Так что в принципе и наш вполне может измениться.
Потом он переходит к тому, как это все может произойти, и анализирует нашу политическую ситуацию и нашу оппозицию.
Цитаты про состояние нашей оппозиции, ничего сногсшибательного, наверное, но интересно подмечено и сформулировано.
Приходит к выводу, что самостоятельно оппозиция не сможет прийти к власти, но часть постпутинских сил может ее привлечь. И надо продумать, что с этим делать. Тут он рассуждает, что нужен пакет требований оппозиции, которые можно было бы выложить на стол. И что у нас чаще всего говорят про переход к парламентской форме и про федерализацию - но это вообще не политические требования и их нужно продвигать намного позже. И свободные выборы, как ни парадоксально, тоже не нужно требовать сразу проводить, максимум муниципальные.
А что нужно? А нужно (1) освобождение политзеков, чтобы у оппозиции были лидеры (+отмена иноагентского закона), (2) снятие ограничений на регистрацию и деятельность политических организаций, и (3) обеспечение свободы собраний. И это все по сути будет подготовкой к нормальным выборам.
Голосов довольно подробно рассказывает, чем хороша и чем плоха какая система выборов, почему с федерализацией спешить не следует (потому что тогда власть на местах возьмут местные царьки. Сначала демократизация центра и оздоровление системы), про президентские, парламентские и смешанные формы правления (считает, что нужно или чисто президентскую, или чисто парламентскую, и вынести это на референдум. Попутно рассказывает про референдумы в Швейцарии, и почему их там так много). Ну и под конец расписывает, как, на его взгляд, должны строиться политические меры переходного периода.
Заключительный вывод - в краткосрочной перспективе форсированной демократизации не выйдет, но в среднесрочной вполне может. Но само оно не получится - "Даже чрезвычайно высоко вероятные варианты развития реализуются лишь там и тогда, где и когда на их реализацию работают, с серьезными рисками для себя и с заботой о будущем страны, достаточно сильные политические игроки".
Дочитала очередной том путешествий Зикмунда и Ганзелки, на этот раз по Центральной Африке. Мирослав Зикмунд и Иржи Ганзелка - это чехословацкие журналисты, которые в сороковых-пятидесятых годах объехали почти весь мир на чешском автомобиле "Татра" и написали об этом много книг. Эти книги были очень популярны и переводились на русский еще в СССР в шестидесятых, кажется. Но толстые тома, которые я читаю, папа купил с десяток лет назад в "Старой книге", в СССР не удалось.
... когда я взялась их читать, я сначала разобралась в порядке следования. Сначала три тома по Африке, потом тома про Америку, потом том про то, как после некоторого перерыва они отправляются в новый путь и выезжают через Балканы в Турцию, явно направляясь в Азию. И все. Я решила было, что продолжение папе не удалось купить, и пошла изучать вопрос. Но нет, он купил все, что было издано. А дело вот в чем: проехавшись по Азии, журналисты направились в Советский Союз. И написали и о нем тоже. Они были в принципе вполне социалистически настроены, но они были честные журналисты и по результатам поездки написали что-то вроде отчета, который направили советскому руководству. Вдруг поможет разобраться с недостатками? Это, конечно, не понравилось. А потом еще и наступил 1968 год. Зикмунд и Ганзелка поддержали изменения, продвигавшиеся новым руководством, и вели вполне активную общественную жизнь. Поэтому после вторжения войск советского блока никуда они уже не поехали, и журналистами тоже уже не работали.
Но в эпоху перемен полезно жить долго. Они дожили до падения СССР. У Ганзелки уже было слишком плохое здоровье, чтобы куда-то ехать, а вот Зикмунд слетал в Австралию, тот единственный континент, до которого они не добрались. И прожил больше ста лет.
А в первое свое путешествие, по Африке, они отправились в 1948 году - но готовиться к нему начали еще до войны, совсем молодыми. Учили языки, более редкие распределив между собой, собирали информацию. В Африке, по которой они едут, еще заметны следы войны, итальянские колонии оккупированы английскими военными властями. Еще везде колонии, другие границы государств. Другие проблемы - "У нас тут появляется новый вулкан, а цветная фотопленка кончилась! Скорее, надо дать телеграммы всем знакомым, чтобы прислали пленки!" (пленку не прислали, потому что на телеграфе исказили их адрес, пришлось снимать на черно-белую)
Конечно, тут много про капиталистическое угнетение - и дополнительно веселят периодические примечания советских редакторов, уточняющих недостаточно правильно описанное угнетение. Кроме того, когда читаешь сегодня, уже сложно решить, как относиться ко всем этим "мы привезли местному племени стеклянные бусы и сигареты, чтобы они не пугались и разрешили их фотографировать" - конечно, добиваться согласия хорошо, но бусы эти своеобразный комплекс ассоциаций вызывают...
А, и еще одно: если сравнивать с книгами советских путешественников, бросается в глаза, что они активно везде находят чехов, живущих в Африке, общаются с ними и никак это дополнительно не комментируют - в соответствующей советской книге непременно был бы пассаж про то, как соотечественник тоскует по родине, как ему тут плохо и он не может найти своего места.
В общем, занятное чтение, путешествие одновременно в пространстве и во времени. Хотя между томами я делаю большие перерывы, сразу все это подряд для меня слишком много.
Взялась читать серию детективов Сьюзен Уиттиг Алберт Darling Dahlias. Насколько я понимаю, ее переводили на русский, но конкретно эту серию нет. Это про клуб садоводов в маленьком городке американского Юга в самом начале 1930-х годов - то есть как раз во время Великой Депрессии. Все как я люблю - много быта и деталей о жизни людей, и у автора неплохо получается сочетать тогдашние реалии и отсутствие жести. В каждом романе в городке какие-то мелкие и не очень проблемы, и они в целом решаются, но при этом все очень непросто. Но душевно. Не пойдет тем, кто любит закрученный сюжет - тут половину книги кажется, что не происходит вообще ничего.
Взялась читать серию детективов Сьюзен Уиттиг Алберт Darling Dahlias. Насколько я понимаю, ее переводили на русский, но конкретно эту серию нет
Читала у нее то, что на русский было переведено, тоже понравилось, действительно очень душевно.
Прочитала "Скатерть английской королевы" Михаила Бару. Уже вторая его книга, читанная мною, первая была "Непечатные пряники". Это, собственно, сборники очерков о его путешествиях по маленьким российским городам (в первой книге еще было предисловие, в котором художественно описывалось, насколько организовать себе такую поездку сложнее, чем поездку в какую-нибудь Италию. Очерки сначала выходили в журнале "Волга" и только потом в книгах, может, конечно, с тех пор стало попроще...)
Михаила Бару я впервые заприметила в Фейсбуке, и мне понравился его прихотливый стиль, плюс я люблю трэвел-литературу, потому и купила сначала первую книгу, а в этом году вот и вторую. Я не уверена, что после прочтения этой книги отличу Елатьму от Шацка или от Кадома (вру - Кадом как раз отличу! Там вышивают! Ту самую скатерть, которая в названии, вышили именно в Кадоме. Я всегда обращаю внимание на вышивку, и в музеях, и в книгах), но в голове сплетается какая-то общая картина истории маленьких городов.
Плюс, как я говорю, стиль. И общая вольность мысли, личные ассоциации, местами примечания на полстраницы с полетом фантазии (в "Непечатных пряниках" запало в душу примечание-аушка про то, как Пушкин остался жив). Люблю такое. Люблю, когда автор приносит в тему свой личный взгляд.
А вообще эти очерки можно почитать бесплатно в "Журнальном зале", вот: https://magazines.gorky.media/authors/b/mihail-baru Тут не всё путевые очерки, но большинство.
Прочитала "Трагедию пирамид" Петера Элебрахта. Еще советского издания книжка, довольно странная. Я ожидала системного описания разграбления египетских гробниц - "в древности было вот так, в средние века эдак, в 18 веке вот так, в наше время то-то". А тут отдельные истории, вроде бы про то, а вроде бы и в кашу. Автор, судя по всему, журналист, который много времени провел в Египте, знал там всех, кто занимается незаконной торговлей и пр., но книга... не знаю, может, это побочный продукт съемок документалок, поэтому оно такое? Половина книги - это короткие заметки типа "умер господин С., про которого все знали, что он торгует древностями, и папа его торговал, и дедушка, и прадедушка. Я пытался к нему пробиться, но он ни с кем не виделся. Ну теперь я познакомился с его женой и детьми, хоть посмотрел на его дом изнутри". Или "Мой знакомый Али такой-то - хитрый бес, глава клана, который издавна занимался грабежом могил, но сейчас он ни-ни. Глуповатый полицейский попытался на него наехать, но сам же и оказался в дураках".
Но есть и очерки того, как дела делались в прошлом, с участием западных исследователей - при этом отношение автора далеко не всегда "руки прочь от египетской культуры", часто "египтяне ему помогали, потому что понимали - если плита не уедет в условный Британский музей, то станет порогом в чьем-то доме и сотрется нафиг".
В общем, деталей интересных хватает, материал автор явно знает, но это не исследование и даже не пламенное публицистическое высказывание, которого я ждала благодаря советской аннотации, а в лучшем случае сочетание отдельных исторических очерков и документов на тему.
Прочитала какую-то рандомную статью про корейские хилинг-романы и решила, что мне такое надо. Прочитала уже две: "Добро пожаловать в "Книжный в Хюнамдоне" и "Магазин шаговой недоступности".
https://www.livelib.ru/book/1009646050- … hvan-porym
https://www.livelib.ru/book/1010045383- … -kim-hojon
Мне понравилось. Англоязычные книги "про уютный книжный магазинчик" тоже существуют, но они, насколько я помню, имеют куда более активную романтическую линию. А это, если можно так выразиться, книги про важность "третьего места". Обычные люди сталкиваются с обычными проблемами формата "испортились отношения", "не знаю, куда себя приткнуть", они попадают в какое-то непривычное для себя место, выходящее из ряда "дом-работа-дом" и находят для себя что-то - способ быть нужным, человека, который скажет им что-то неожиданное, - что помогает им переосмыслить свою ситуацию.
Все это намеренно очень неброско, простым языком, без какой-то четкой сюжетной линии - слайс-оф-лайф со слегка философским настроением и гарантированно благополучным поворотом для героев.
Плюс дополнительный для меня бонус - какие-то неожиданные вещи про Корею. Я не фанат корейских сериалов и т.п. поп-продукта, но я когда-то перевела пару романов про Корею и осталась с мыслью, что это очень странное место - а тут корейские авторы, взгляд изнутри и с позиции "да нормально все, дела житейские" помогает лучше понять, как это видится самим корейцам.