Бениамин сразу почувствовал неладное, когда запыхавшийся страж По-Али нашел его в одном из коридоров и, глядя на него расширенными от ужаса глазами, сообщил:
- Повелитель велел сейчас же привести тебя!
- Зачем?
- Да чтоб я знал.
Обширный первый зал султанских покоев был набит вооруженной стражей, а сам султан восседал в кресле, сцепив костлявые пальцы на своем животе. Когда Бениамин предстал перед ним, султан обнажил в улыбке свои пожелтевшие зубы, и смерил Бена таким взглядом, что мог бы окатить его холодной водой из ведра с совершенно тем же эффектом.
- Скажи, юноша, известно ли тебе, какое наказание полагается за измену?
Пока Бениамин судорожно соображал, где мог проколоться, и жалел о том, что, послушавшись дядюшки, видимо, поспешно и опрометчиво слишком доверял шехзаде, стражи, повинуясь жесту повелителя, бросили на ковер перед ним девушку, что шипела и сыпала проклятиями. Внутренности Бениамина будто бы покрылись ледяной коркой, а ноги почти перестали его держать.
- Мне донесли, что эта неблагодарная пайрика водила кого-то к себе на ложе. Я с самого начала не сомневался, что она закончит в яме, побитая камнями, но прежде, чем это свершится, я желаю узнать имя того, кто смеет прикасаться к моим вещам.
Рейджан, отважная Рейджан, ничем не выдала его. Она даже не обратила взгляда в его сторону. Даже тогда, когда султан взял у одного из стражей многохвостую плеть со стальными крючьями на каждом из концов, и протянул Бениамину, не отрывая взора своих холодных синих глаз от его лица, она не посмотрела. Хотел бы Бен так же владеть собой. Его ладонь замерла над рукоятью, обтянутой кожей, но пальцы его так и не сомкнулись на ней. Он тянул время, пытаясь просчитать - развернуться, отнять у стража ятаган... Принять плеть и сражаться поначалу ей? Увы, такой вариант, в котором удается отбиться от стражей, никак не складывался.
- В чем дело? Мне поручить это кому-то другому?
- Нет, - глухо сказал Бен, не узнавая собственного голоса. - Нет. Просто, я не могу бить женщину, когда толпа простолюдинов смотрит.
Султан пытливо глядел ему в глаза с минуту, будто бы пытаясь вынуть наружу его мысли. Наконец, солнцеподобный улыбнулся, и улыбка его сочилась ядом тысячи гадюк.
- И верно, кто же так ведет допросы? Сейчас же мы удалимся в одну из комнат, которой я не пользуюсь - к чему тратить время, чтобы готовить пыточную...
Услышав его слова, Рейджан, должно быть, моментально догадалась о скрытом их значении - она зарычала, как взбешенный леопард, выхватила плеть из султанской руки и замахнулась уже, и непременно крючья вонзились бы в султаново лицо, обезобразив его сильнее прежнего, но подоспевший ибн Дамерон успел скрутить ей руки за спиной. Бен замер - хотя делал уже шаг к ближнему стражу, чтобы отнять его ятаган. О том, что схватка в любом случае была бы заранее проиграна - слишком много было противников - он думал, пока Рейджан накрепко связывали руки по настоянию султана.
***
Покои султана были поистине огромны - Рейджан перестала уже слышать, как переговариваются стражи, пока шла по коридорам, видя перед собой покачивающиеся хвосты плети, которую султан сжимал в заложенных за спину руках, и слушая прерывистое дыхание Бениамина. Он положил ладонь ей на спину, не то успокаивая, но то подталкивая.
В опочивальне у нее заслезились глаза. Зрение скоро привыкло к полумраку, но слезы так и продолжали скапливаться, пока наконец не покатились по щекам - сразу, как Бен усадил ее на бархатные подушки и, склонившись к ее уху, сказал:
- Не смотри, душа моя. Не нужно.
Она бы с радостью не смотрела - не видела жадного, почти безумного взгляда омерзительного старика, который, казалось, вовсе позабыл о ее существовании. Он положил плеть на низкий столик из красного дерева, развязал пояс, и, демонстративно покрутив перед лицом Бена кривой нож, убрал его еще дальше - на полку у стены. Когда он вцепился в шею Бена трясущимися от лихорадочной похоти пальцами, Рей рванулась было встать, но оказалось, что веревка, стягивающая ее руки, накрепко привязана к чему-то за ее спиной. Никак не желающие высыхать жгучие слезы помешали ей определить выражение лица султана, когда он все же коротко взглянул на нее - длилось это в любом случае недолго, потому что в нем не осталось уже, видимо, терпения, так жаждал он вцепиться наконец в свою добычу. С тяжелым звуком на дощатый пол повалился черный кафтан, а за ним и нижняя рубаха, сорванные нетерпеливыми руками с ее возлюбленного валашца. Старик, прежде сгорбленный, выпрямил свою спину, пока обходил вокруг него, разглядывая и оценивая. Рейджан не желала думать о том, что будет с ними обоими после.
Должно быть, насмотревшись вдоволь, старик уселся на кровать, развел ноги, опершись локтями на колени.
- Сядь, - сказал султан, и голос его едва ли походил на человеческий. Он хрипел и срывался - неужели настолько завладело низменное вожделение этой дряхлой развалиной, подобной занесенной песками мумии?
Валашский царевич опустился на пол, покорно склонив голову, но султан тут же вцепился в его волосы на затылке, рванул, заставляя поднять лицо, раскрыл уже рот, едва касаясь лица ее возлюбленного своими пересохшими губами. Рей видела сквозь пелену, застилающую глаза, как подрагивают от напряжения и отвращения плечи и спина валашца. А после... Рей так и не поняла, в какой момент синие глаза заволокло уже не похотью, но тенью приближающейся смерти. Султан захрипел, затрясся, заваливаясь набок, а глаза его закатились. Скрюченными в судороге пальцами он рванул в стороны полы золотого халата, стал рвать рубаху на груди, будто бы пытаясь добраться до своего сердца, которого, как казалось Рей, он вовсе не имел. Бениамин встал, отрешенно наблюдая его агонию, и только когда Сноук ибн Сидиус затих наконец, вытянувшись на полу перед собственным ложем, он бросился... Сначала к полке, чтобы захваченным кривым ножом разрезать путы на ее руках. Рей тут же обхватила его, стала громко и постыдно всхлипывать, заливая слезами его плечо. Она гладила его везде, где старое чудовище успело его коснуться, будто остались там невидимые раны, которые она желала залечить.
- Знаешь, царица моей души, я множество раз представлял себе, как его убью. Но не думал, что вместо меча или хотя бы кинжала придется использовать его же собственный...
Все их общие переживания вырвались наружу сдавленным, прерывистым и неуверенным смехом - так смеются обычно люди, балансирующие на краю помрачения рассудка. А когда наконец они успокоилась, когда Рейджан согласилась выпустить своего драгоценного Бениамина из рук, чтобы он мог одеться, когда вытерла слезы, он сказал:
- А теперь нужно позвать лекаря.
Султанская опочивальня стала вскоре ужасно тесной. Здесь толпились стражи, и из всех них наиболее громко причитал По-Али ибн Дамерон.
- О горе и огорчение, на кого же покинул нас подобный солнцу, луне и звездам разом...
Прочие стражи старались незаметно отойти от него, а шехзаде, не выдержав наконец, велел ему немедля заткнуться. Лука приподнял веко покойника, что-то внимательно высматривал в замутившемся зрачке, и, видимо, получив от остекленевшего глаза все нужные ответы, покачал головой со вздохом.
- Увы, сердце солнцеподобного состарилось слишком. Аллах забрал его к себе.
Стражи, подгоняемые По-Али, направились на поиски прислуги. Похороны - то всегда хлопотное дело, а уж если надо хоронить самого солнцеподобного...
- На что было так торопить события? - шехзаде скривился, весьма непочтительно подвинув тело дорогого дядюшки ногой, и уселся на роскошную постель.
- Подумать только, Бен! - Лука растерял все свое спокойствие, и ясный взгляд его подернулся тучами запоздалого волнения. - До этого вообще не должно было дойти, удар нашел бы его в постели, при первом же сне паскудного содержания. Одного.
- А правда, что все такие средства... Ну, от бессилия... Опасны для сердца? - задумчиво вопросил шехзаде, продолжая брезгливо разглядывать покойника.
- Весьма опасны. Если присовокупить к ним некоторые вытяжки из некоторых грибов для верности - то уж наверняка, - ответил Лука.
Бениамин, прижав теснее свою Рейджан, покуда не пришла сюда толпа лишних людей, коим не нужно бы их видеть в таком вот положении, вздохнул:
- Это вышло случайно. Кто-то донес ему...
- Это Финхат, - мрачно сказала Рейджан. - Постой... Ты знал, что так будет?
- По крайней мере, очень надеялся.
- Почему было просто не прирезать его, как барана? - возмутилась Рейджан.
Ответил ей не Бениамин, а шехзаде:
- Нет уж, тогда бы я вас так просто не отпустил на все четыре стороны. А так - хватил удар, такое с почтенными старцами бывает. О, а евнуху стоит приказать выдать сорок плетей. А то и вовсе на кол... Хотя... Такие любители подглядеть и донести весьма ценны, - Армитах-шехзаде крепко призадумался. А вскоре послышались из коридоров торопливые шаги.
***
Султан был похоронен, как подобает султану, со всеми почестями. Разве что богатства и сокровища, включавшие ко всему три вышитых золотом халата и чалму с павлиньим пером, которые не успел еще даже примерить преставившийся Сноук ибн Сидиус, куда-то загадочно исчезли. Слуги вновь говорили об урагане, и особо впечатлительных пробирала от этих разговоров нервная икота. Так и вышло, что в последний путь солнцеподобный и затмевающий звезды повелитель отправился, будучи не богаче какого-нибудь водоноса.
Жизнь во дворце вскоре уже вошла в привычное русло - в сущности, мало что изменилось для большинства людей, что его населяли.
Конечно, нового султана стали видеть в гареме чаще, чем прежнего, и встречали куда приветливей, ибо был он молод и недурен собой, вежлив и умен. Валашец, лекарь и наложница Рейджан в конце концов покинули дворец, а за ним столицу и, наконец, страну. Новый султан снабдил их всем необходимым в дороге и выдал двоих коней и одного ишака. И пусть грустно Рейджан было прощаться с Розой, Фазмой-хатун и старой Мазриам, но впереди ее ждала совершенно другая жизнь, и ей не терпелось узнать, какой она окажется.
Некий старый акын, что восседает на высокой горе, наблюдая за тремя стремительно исчезающими в закате точками, точно знает, что валашский царевич и наложница обвенчаются в первой же христианской церкви, какая им встретится, но то будет лишняя предосторожность. Родители так обрадуются возможности наконец увидеть свое дитя, что им неважно будет, с кем решил он разделить свою жизнь, тем более, от Рейджан они будут в полнейшем восторге (по крайней мере, пока не выучит она наконец валашский язык - так точно). И вовсе они не будут слушать ворчливого Луку, который станет жаловаться, что едва ли не на каждой стоянке неразумные отроки предавались разврату, стоило ему на минуту отлучиться. Но акын скажет по секрету - он преувеличивает. Хотя, конечно, они все же познают в свое время искусство любви во всей полноте и великое множество раз. И, конечно же, Рейджан действительно станцует у купальского костра, и ей понравится это куда более, чем то, как танцевала она у себя на родине, потому что не нужно теперь покрывало, а тот, в кого она влюблена, может не только сидеть и смотреть, но и танцевать с нею, и подхватить ее на руки.