Он не спешил домой.
Он туда не хотел. Или даже не мог.
Ему нужно было побыть здесь, снаружи, в объятиях промозглой холодной осенней ночи. Ночь утешала, ночь была сейчас созвучна его опустошенной душе. Он вдыхал ее сырость, смотрел на мокрый асфальт, на отражающиеся в темных лужах фонари, и в распахнутой куртке, подставляясь пронизывающему ветру, бесцельно брел в никуда, сунув руки в карманы. Курил одну папиросу за другой.
Он прощался. С ней. С Рей.
Вот здесь, в этом дворе, теплым августовским вечером он увидел ее в первый раз. Как давно это было… Кажется, прошла целая жизнь. Как бесцеремонно он взялся за ее чемодан, просто потому что ему понравилась эта серьезная красивая девушка. И еще не знал, что на самом деле так легкомысленно шагнул тогда навстречу своей судьбе.
Когда она обожгла его этим своим взглядом, он уже понял, что пропал навсегда, хоть и не хотел признавать это до последнего. Сопротивлялся. Врал себе. Дерзил ей на уроках. Дурачился, идиотничал и старался вывести ее из себя. Грубил. Злился.
Только все было зря, ничего уже не могло бы ему помочь.
Вот здесь, за углом, он обычно сворачивал к школе. Сердце начинало отчаянно биться от одной только мысли, что он ее сейчас увидит. Почувствует тонкий запах ее духов. Услышит ее строгий голос. Один раз на диктанте он заслушался и забыл, что нужно писать… Она отругала, конечно. Она всегда его ругала, но он любовался даже на двойки, которые она выводила в его тетрадках. Такие же строгие, правильные, неприступные, как и она сама.
Вот здесь, в палисаднике, прячась за березой, часто караулил ее, ревниво наблюдая, как она выходит после уроков из школы вместе с историком и смеется его шуткам. Он ведь даже поговорил с этим По перед собранием, чтобы окончательно убедиться, что ей ничего не угрожает, что По не собирается причинить ей вреда. Что Сноукентий не подговорил и его так же, как трусоватого дурачка Митакова (которому Кайло вполне доходчиво объяснил, что надо делать, а чего не надо).
И По подтвердил – да, все так и есть. Она отказала. Она занята. Она любит другого...
Как он мог даже думать, что эта ясная звездочка упадет в его руки? Что задержится в его ладонях и будет сиять для него?
Хотя однажды же упала - вот здесь, здесь под фонарем он поднял ее, потерявшую сознание в бреду, прижал к сердцу и понял, что уже не может отпустить.
Да только она ушла сама…
Он выбросил окурок, полез за еще одной папиросой – пачка оказалась пуста. Кайло смял ее в кулаке.
Очередной резкий порыв ветра рванул его куртку, он невольно поежился.
Начал накрапывать дождь.
Надо все же возвращаться домой. Собраться с мужеством, чтобы войти туда, где, кажется, еще остался аромат ее духов. Едва уловимый, но все же. Он чудился ему везде. Невозможно было даже спать на кровати, где она спала. Вспоминать, как она лежала там в одной его рубашке. И последний апельсин, купленный для нее, еще оставался в авоське, подвешенной на дверную ручку на кухне…
Он свернул в знакомую подворотню во двор, с тоской глянул на темные окна своей квартиры. Всего несколько дней они так уютно светились, встречая его, когда он возвращался с работы. Всего несколько дней в его привычном одиночестве что-то изменилось. Всего несколько дней – и он забылся и начал мечтать о несбыточном…
Что ж, с глупыми местами покончено. Пора привыкать к прежней жизни заново.
Старый облетевший тополь у подъезда скрипел и качался на ветру, вторя фонарю, проглядывающему сквозь черные голые ветки.
Кайло выбросил пустую папиросную пачку в урну у подъезда, хлопнул обшарпанной дверью. На темной лестничной площадке, слабо освещенной лишь проникающим через окна тусклым фонарным светом с улицы, метались причудливые тени от качающихся ветвей деревьев.
… в столице она будет жить, наверное, в высотном доме. Инженер у нее работает в Главке, конечно, ему дадут хорошую квартиру…. Перед глазами тут же предстал просторный и светлый мраморный подъезд с красным ковром на широкой лестнице. Она, счастливая и улыбающаяся, в легком светлом платье спускается под руку со своим инженером, рядом по ступенькам прыгает девочка с ореховыми глазами, как у мамы, с голубыми бантиками в каштановых косичках. Там, далеко, где вечное лето и какая-то чужая и прекрасная жизнь…
А здесь, в его подъезде, пахло старым рассохшимся деревом, отсыревшей штукатуркой, и собственные тяжелые шаги отдавались по ступеням гулко, тоскливо. Так звучит, так пахнет само одиночество…
И вдруг наверху раздалось тихое «апчхи».
Кайло замер на миг, вскинув голову. Сердце екнуло, подскочило: на площадке возле его квартиры кто-то стоял.
Он в два шага взлетел по лестничному пролету.
- Я уже думала, что вы не придете, - произнес знакомый чуть дрожащий голос, и от окна к нему двинулся хрупкий темный силуэт. – Жду, жду, а вас все нет.
- Рей… Палпатиновна?.. – изумленно выдохнул Кайло.
- Да какая уже Палпатиновна! – Она горько фыркнула и покачала головой. – Зачем это сейчас?
Кайло машинально полез в карман за папиросами, забыв, что выбросил пустую пачку.
- Что случилось? – нахмурившись, он пытался найти хоть какое-то объяснение. – Вы заблудились? Или… обидел кто-то?
- Нет, нет, все в порядке. Я… просто… должна кое-что… - Голос у нее снова дрогнул. - Ох, да я так не могу! Давайте хотя бы зайдем домой?
- Да… Конечно. Простите, сам не предложил…
Кайло дрожащими пальцами вынул из кармана ключи, стараясь унять глупое ликование, будто взорвавшееся внутри фейерверком: как она вымолвила это «домой»! Как будто… как будто… Дурак, вот дурак, о чем ты думаешь!
Он пропустил ее в квартиру, зажег в прихожей свет, закрыл дверь.
- Это вам, - сказала Рей, едва он к ней обернулся, и протянула на ладони комсомольский значок. – Товарищ Квайгонский велел передать. И сказал, что никто вас исключать из комсомола не собирается. Даже наоборот… вас примут в партию вне очереди.
Кайло чуть отпрянул назад, прислонившись спиной к запертой двери. Скрестил руки на груди, внимательно вглядываясь в лицо Рей.
- Значит, это товарищ Квайгонский вас послал? Заставил меня тут дожидаться?
- Нет… - Она опустила глаза. – Я… сама вызвалась… вы там так… выступили… что я просто… я… хотела… Да возьмите же!
Рей снова сунула ему значок, щеки у нее почему-то загорелись.
Кайло медленно взял значок из ее руки, коснувшись пальцами ее раскрытой ладони.
- Решили лично поблагодарить, что ли? – криво усмехнулся он краем рта. – Мне благодарности вашей не надо. Да и не за что благодарить. Я сделал, что должен был, чтоб последним подлецом не стать… И вам ради этого не стоило в сыром подъезде мерзнуть. Бегаете по холоду недолеченная, вместо того чтобы в теплой постели лежать и чай с малиной пить, еще и чихаете, да и кашляете, небось, и куда только инженер ваш…
- Господи, да какой инженер! – вдруг перебила она гневно, вскинув голову и снова глядя ему прямо в глаза. – Что вы заладили про этого инженера? Откуда вы его вообще взяли? Это он вам наплел, да?!
- Нет... – Кайло даже опешил, тряхнул головой. – Катя Кокониксова мне рассказала. Что он за вами сюда приехал, вас ищет, жениться хочет. Любовь ваша давняя, столичная… Как в романе…
- И вы поверили? – горько бросила Рей. – Даже меня спрашивать не стали?
- Да как бы я спросил о таком… - растерянно начал Кайло, но она не дала ему договорить:
- Этот инженер – предатель, лгун и мерзавец последний! Я его знать не хочу! Да, у меня был с ним роман, когда я в университете училась. Потому что я была глупая и наивная, мне любви хотелось! Я думала, что он меня любит, слушала его, верила! А ему только и нужно было, чтобы я перед Люком за него просила, чтоб тот на ученом совете за него слово замолвил. А как добился своего, так меня бросил! Решил жениться на дочке ректора. Только и она его раскусила, и свадьба сорвалась! И вот он узнал, что сиротам квартиры дают вне очереди от университета, и приехал сюда за мной, думал, что я за ним побегу тут же, как собачонка. Как же, ведь кому я нужна, порченый товар! – Рей досадливо махнула рукой. – Но тут даже больше вскрылось!.. Оказалось, что он в столице дел наворотил по партийной линии, на другого скинул, а сам под шумок сбежать решил. Вот товарища Квайгонского и послали за ним вдогонку, чтобы нашел предателя и разобрался…
Кайло с трудом преодолел желание запустить себе руки в волосы, схватившись за голову. Потому что голова так неожиданно вдруг закружилась. И сердце подпрыгивало, колотилось как заполошное. Он не видел ничего, кроме прекрасных сияющих очей Рей Палпатиновны, и не мог поверить, что все, что только что представлял про нее и инженера, оказалось неправдой. Мысли скакали, он не знал, за какую хвататься, и внутри вдруг вспыхнула безумная надежда. Ведь, получается, раз так, то… то она не уезжает в столицу прямо сейчас? Не исчезает, как звездочка на рассветном небе? И он может ее задержать хоть ненадолго? Оставить тут, себе, еще на чуть-чуть… Хотя бы напоить чаем…
- Катя Кокониксова сказала! – продолжала тем временем его звездочка, все так же гневно сверкая очами. – Да Кате у всех тут любовь до гроба мерещится! Ей слово скажи – она уже роман придумает! Нашли кого слушать! Сами себе напридумывали и туда же – романы сочинять! «Инженер»!.. – она презрительно фыркнула и скривилась. – «Любовь всей жизни»! Издевательство какое-то!...
- Рей Палпатиновна, - сказал Кайло твердо, шагнув к ней. – Вы давайте, пальто снимайте, в комнату проходите. Я вас чаем напою. Малиновое варенье еще осталось. Намерзлись в подъезде, нельзя вам так на улицу снова, как бы сильнее не разболелись…
Она замолчала, вдруг опустив ресницы, и отчего-то покраснела до ушей, медленно расстегивая пуговицы. Он снял с ее плеч пальто, повесил на вешалку, обернулся и замер.
Под пальто на Рей Палпатиновне была… его рубашка. С подкатанными, чтоб не болтались, рукавами, но все равно слишком большая для нее, достающая ей примерно до середины бедра. И больше ничего.
- Вы… с ума сошли… - выдохнул Кайло, изумленно разглядывая ее.
- Можете думать, что я бесстыдная! – быстро сказала она, гордо вскинув голову. Щеки у нее пылали, а губы дрожали. – Но мне все равно! Я просто хотела сказать, что…
- Вы с ума сошли в одной рубашке под пальто в холод бегать! – перебил он сердито. – Еще и в подъезде черт-те сколько стояли! Пневмонию получить хотите?!
- Я лечиться пришла! – выпалила она отчаянно. – Думала, ты дома и сразу дверь откроешь! А там я! А ты… тебя не было и…
- Лечиться?.. – Кайло тяжело сглотнул.
- Господи, какой же ты дурак! – Рей вдруг всхлипнула, шагнула к нему совсем близко, уперлась обеими руками ему в грудь и с досадой пристукнула по нему кулаком, подняв на него полные слез глаза: – Почему я все должна сама!.. Ты только пьяный меня целовать можешь, да?.. Неужели ты ничего не понимаешь?
Он не понимал. Он ничего не понимал, потому что в его руках была она. Горячая, нежная, в одной только рубашке. Его рубашке… Он сам не заметил, как мгновенно обхватил ее, стиснул, прижал к себе изо всех сил. И она тут же обвила руками его шею, прильнула к нему со вздохом… От тонкого запаха ее духов, окутавшего его вдруг, ему казалось, что он где-то не здесь, не в своей квартире, а в каком-то сладком сне, среди вечного теплого лета, что и сам он уже и не он, а кто-то другой – счастливый, свободный, прекрасный, обнимает свою звездочку, а она обнимает его в ответ.
- Я твою рубашку своровала… - продолжала она сбивчиво, всхлипывая, уткнувшись носом куда-то в расстегнутый воротник его куртки. – Не могла удержаться… Думала, что навсегда ухожу, что не смогу... Спала в ней по ночам… Там твой запах… Ты такой… пельмени мне варил… лечил… заботился… я так никогда… совсем пропала… думала, ты c Канатовой… что для тебя это ничего не значит… и вообще… уехать хотела отсюда… а когда ты сказал на собрании…
- Рей…
Он заставил ее поднять голову, нежно взял ее лицо в ладони. Посмотрел в ее сияющие, все еще мокрые от слез глаза. Слабо, неуверенно, кривовато улыбнулся, еще не в силах поверить, что все это и правда происходит наяву.
А она сама вдруг потянулась навстречу, так нетерпеливо, отчаянно, прижалась губами к его губам…
Он стиснул ее чуть не до хруста, развернулся с ней в руках, прижал ее спиной к двери, так что она ахнула, запрокинув голову. Целовал ее губы, нежные, горячие, чуть соленые от слез, ее открывшуюся ему шею, ключицы, целовал одержимо, жадно, задыхаясь, не в силах остановиться даже на миг. Она всхлипывала, отвечая ему, и льнула к нему, вся тянулась навстречу, стискивала его плечи, притягивала к себе. А потом вдруг дернула его рубашку сзади, вытащила из-под брюк, и запустила под нее свои прохладные ладошки, провела по его обнаженной коже.
И тогда Кайло очнулся. Последним усилием воли заставил себя выпустить ее, чуть отстранился, опершись руками по обе стороны от ее головы.
- Сними!.. - выдохнула она хрипло, невнятно, глядя на него затуманившимися глазами.
- Рей, - он тяжело сглотнул, переводя дух, изо всех сил пытаясь держать себя в руках, не броситься на нее снова, - ты недолеченная… слабая еще… замерзла в по…подъезде… нельзя сейчас…
Она с каким-то гортанным рыком рванулась вперед, обхватила его за шею и притянула обратно к себе, впилась губами в его губы.
- Я… больше… не могу! – выдохнула с яростным всхлипом между одержимыми поцелуями. – Потом… как хочешь… лечи… хоть клизму… а сейчас!..
И он тоже больше не смог. Не помнил себя уже, не видел, не понимал ничего. Как подхватил ее на руки. Как они оказались на кровати. Как стащил рубашку – сначала с себя, потом с нее. Как упивался ею, как целовал ее везде, прикусывал ее кожу, стонал, вдыхая ее запах. Как под его ладонью оказалась ее грудь – небольшая, горячая, упругая, и его будто током ударило. Как целовал розовый твердый сжавшийся в горошинку сосок, потом другой, а она ахала и стонала, запустив пальцы ему в волосы. Как развел ее колени и прижался губами к нежной коже бедра, а потом скользнул выше, выше, задыхаясь от собственной смелости и восторга, пока она наконец не вскрикнула так громко, потому что он вдруг поцеловал ее прямо там, где было так горячо и влажно…
А потом она оказалась под ним - обнаженная, стонущая, совершенно ошалевшая, и ее глаза горели диким огнем, и губы были раскрыты для него, и вся она была для него, податливая, горячая, отзывающаяся на каждое его движение. Она вся рвалась к нему навстречу, и он только бестолково повторял себе, что надо быть осторожнее, осторожнее, осто…
Она вдруг замерла, резко выдохнув.
- Больно? – выдохнул он испуганно, тут же остановившись.
Потому что знал, что может быть слишком, тем более для нее, хрупкой, худенькой, и боялся, что…
Она в ответ только замотала головой и крепче обхватила его ногами. Скрестила лодыжки у него на пояснице. Обняла его за шею.
- Ты… большой такой… - шепнула смущенно, - никогда так не… а-ах… да-а…
Он пытался медленно, пытался. Не торопиться, не разгоняться быстро, дать ей привыкнуть, но она требовала, требовала, дергала его на себя, приподнималась навстречу и…
Быстро, слишком быстро он обрушился на нее со стоном, еще где-то краем сознания понимая только, что нельзя всем весом, что надо осторожней, чтобы не раздавить. Она гладила его по спине, целовала мелко-мелко в шею, счастливо всхлипывая, и он лежал, обессилевший и счастливый, как в каком-то блаженном сне, потеряв счет времени.
А потом перевернул ее на живот. Убрал волосы с ее шеи, провел губами по ее коже. Она хихикнула, что щекотно. Он поцеловал снова, и плечи, и лопатки, и позвонки сверху вниз.
- Кайло! Хватит!.. – извивалась она, хохоча.
Он поднялся выше, накрыл ее собой, прижал ее руки. Она сразу замерла под ним, вдруг сообразив, что сейчас будет, и вздохнула счастливо, в предвкушении.
А он чуть прикусил ей ухо, а потом шепнул тихо:
- Ну что, Рей Палпатиновна… С другой стороны тоже полечиться надо...
озон только издатые книги продает
хочу чёрного Кайло с золотыми ушками 
Надеюсь, я не зафакапил весь накур 
хочу ещё