23:04 Шальная пуля
Это случилось накануне Рождества, в Сочельник.
К нам приехал наш друг из Новороссийска, еще один Канда, второй. Я очень долго мучился, как бы их различать, чтобы и они тоже не путались, но в итоге все же нашел выход, который, как я понял, устроил всех. Единственное "но" во всем этом, так это то, что здесь есть пометка "только при своих", поэтому афишировать способ различия не буду. Для тех же, кто читает этот пост, я просто буду называть нашего гостя "второй Канда", чтобы его не путали с общеизвестным Vist Swordsman)
Итак, вечером шестого января нам захотелось отснять что-нибудь на тему грядущего праздника. А, учитывая, что буквально прошлым вечером Канды, прогуливаясь, нашли заброшенный бар, место для свежего фотосета уже заранее было определено.
Достаточно быстро собравшись, мы втроем пошли в тот самый бар. Он располагался достаточно близко к метро, что оказалось весьма удобно: идти до него было не больше десяти минут пешком.
На улице было достаточно прохладно, когда мы вышли. Дул порывистый ветер, раздувая полы плаща Канды и его длинные волосы, аккуратно собранные в высокий хвост с привычными и уже такими родными прядками у висков. Одет он был достаточно легко: джинсы, белая рубашка на голое тело и шуба Санта Клауса, которая, хоть и была достаточно теплой, но явно не предназначалась для наших русских зим. Мы со вторым Кандой были одеты более по погоде, но руки и лицо все равно пощипывало морозцем. Однако предвкушение работы согревало всех, заставляя даже забывать о холоде.
Само же место, куда мы шли, действительно, оказалось самым настоящим заброшенным баром. Только, скорее, барчиком, совсем маленьким и достаточно уютном в прошлом. Отделка изнутри была весьма интересной, сочетая в себе рисунки каких-то диковинных голубых птиц на потолке и стены, стилизованные под каменную кладку средневековья.
Но это раньше, до того, как заведение было заброшено. Теперь окна смотрели на мир разбитыми стклами, хищным оскалом торчащими из деревянных рам, внутри было холодно, и отчего-то пробирала дрожь. Причем, к холоду она явно не имела никакого отношения. Внутри было темно, света в помещение проникало недостаточно даже для того, чтобы просто рассмотреть обстановку. А, судя по ней, складывалось впечатление, что заведение было заброшено в спешке. В зале для посетителей стояли три стола, сдвинутые в один угол вдоль стены, но не было ни одного стула; на полу из кладовой тянулся шланг, свернутый в неясный узел на скорую руку. За небольшой барной стойкой на стене остались висеть полки-зеркала, ни одно из которых не было даже грязным. Весь их вид просто кричал о том, что перед самым инцидентом, который заставил владельцев свернуть еще совсем молодой бизнес, их отполировали до блеска. Теперь же они просто покрылись ровным слоем пыли, но ни единой трещины и даже царапины на них не было. Я сразу же обратил на это внимание. И особенно меня поразило то, что в них отражалась абсолютно все помещение барчика. И сам ты, куда ни встань, все равно попадешь в зеркало. Это казалось странным и немного зловещим, но, в то же время, завораживающим.
Фотосет мы отсняли полностью за пару часов. Причем, не имея хоть какой-нибудь малейшей задумки. Просто все вышло, как обычно, спонтанно. И вышло, к слову, весьма неплохо, учитывая, что снималось всего лишь с пары ракурсов. Все остальные выходили просто никуда не годными, потому что мешали зеркала. В них постоянно отражался фотограф, или слишком ярко подсвечивала со спины вспышка. В общем, нужно было неслабо так извернуться, чтобы в кадре был только тот, кто там изначально планировался, а не все подряд. В обшем и целом, на мой взгляд, нам удалось этого добиться совместными усилиями.
Канда очень любит работать. Он способен уходить в дело с головой, если оно ему интересно. И эта его увлеченность настолько заразительна, что невозмоно оставаться в стороне. Так вышло и в этот раз. Канду понесло: он требовал всех что-нибудь делать, придумывать, ставить, менять. И нереально было остановиться, сказать: "Все, хватит, закончили", - раньше, чем эту отмашку даст сам Канда. Он самый настоящий трудоголик, когда дело касается косплея, и это постоянно заставляет меня восхищаться им, его упорством и желанием во всем добиться идеала, прыгнуть выше головы, каждый раз еще выше, чтобы все ахнули и рты раскрыли от удивления. Он способен найти все, что угодно, лишь бы сделанное не смотрелось банально и серо. Ему непременно нужно, чтобы его работа была особенной, не такой, какую люди привыкли видеть каждый день. Он умеет ненавязчиво выделяться сам из огромной толпы, так, что к нему тянешься, он способен заинтересовать парой фраз, совершенно простых, на первый взгляд, но с огромным смыслом внутри. И то, что он делает тоже полно смысла, подтекста, внутренней борьбы с собой. Если нужно сделать что-то - что угодно, даже самое опасное и порой, кажется, невыполнимое, - он сделает это. И сделает так, что даже люди, привыкшие к его поступкам, онемели от восторга. Его азарт настолько заразителен, что сидеть в стороне, когда он работает, попросту невозможно. И все это кажется настолько интересным, что соглашаешься делать хоть что-нибудь, лишь бы тоже стать частью всего этого. У него постоянно есть масса идей, которые почти нереально воплотить в жизнь, но Канда, несмотря ни на что, умудряется сделать их реальностью. Он практически все делает сам, объясняя это тем, что кроме него никто так хорошо не знает задумки и не видит так ясно, что именно должно получиться в результате. Только за одно это его можно и нужно уважать и восхищаться им. Работать с этим человеком сплошное удовольствие: он всегда поможет и объяснит, если что-то непонятно, порой даже не один раз и никогда не повысит голос без повода. Собственное настроение он попросту игнорирует, осознавая важность работы, которую необходимо сделать. Иногда, правда, его одолевает лень, но и через нее Канда способен легко перешагнуть, если это требуется. И это потрясающе. Он, пожалуй, первый человек, которого я знаю, настолько увлеченный делом. Именно поэтому все время нашего пребывания в заброшенном барчике никто не стоял без дела, и все нам было интересно то, что мы делали. Ну и, конечно же, любопытно было посмотреть на результат проделанной работы.
Только вот все то время, что мы там находились, меня не отпускало какое-то неясное чувство тревоги. Постоянно казалось, что кто-то стоит за спиной и едва ли не ощутимо дышит в затылок. Порой я просто застывал, напряженно вглядываясь в густую темноту подсобок, куда не проникал ни один луч света. Там было совершенно неуютно, и постоянно хотелось уйти, но мы все равно не двинулись оттуда до тех пор, пока не закончили. А когда закончили, время было почти час ночи.
Уйти хотелось как можно скорее, поэтому на улицу я вылетел первый. Канду же там словно что-то держало, не давало уйти. Он все стоял у барной стойки и осматривался по сторонам, как будто видел то, чего не видели мы. А может, и правда, видел, кто его знает.
Разницы в температуре в барчике и на улице не было от слова "совсем". Окна, оскалившиеся пастью разбитых стекол, свободно впускали в заброшенное помещение холодный ветер и падающий снег. Выйдя наружу, я впервые за почти два часа вздохнул спокойно. Оборачиваться и смотреть на пустующее место, в котором мы только что было совершенно не хотелось. Его тяжелая атмосфера продолжала ощущаться еще достаточно долго, но игнорировать это становилось все легче с каждым шагом, что отделял нас от барчика.
Мы шли и разговаривали о том, что только что делали. Обсуждали работу, саму задумку и, конечно же, место. Оно никого из нас не оставило равнодушным. Второй Канда, все время пытавшийся выломать из рамы осколок стекла, теперь пытался понять, для чего вдруг вообще ему это понадобилось. Объяснить свои мотивы, правда, так и не смог. Я же практически всю дорогу молчал, уцепившись за руку Канды, чтобы не упасть на скользкой земле. Ноги замерзли насмерть, как и руки, и даже теплая шуба не помогала согреться. Каково было Канде, я даже представить не мог, в одной-то легкой рубашке на голое тело.
Когда мы почти дошли до дома, случилось то, чего совершенно никто не ожидал: к нам привязались два чурки. Сперва они докопались до Канды относительно его шубы Санта Клауса. Просили продать, подарить, обменять на свою дутую синтипоновую куртку. Мы их посылали до последнего - видно, что пьяные, Рождество же, все понятно. А потом они ни с того, ни с сего, у второго Канды дернули сумку. Он сразу же поднял мат на всю улицу, удержав кое-как свою сумку. Наш Канда тут же рванулся, было, на помощь, но второй чурка достал пистолет и направил на меня. Канда в ту же секунду встал между нами, среагировав настолько быстро, что я даже не успел заетить. Он оттолкнул этого ублюдка в сторону первого, что вцепился в свою добычу, так, что они столкнулись. И в этот момент у сумки оторвался ремешок...
Грабители тут же бросились наутек, но Канда успел их перехватить, невероятным образом схватив сумку за самый край и резко дернув на себя. Силы у него не занимать, поэтому чурка едва не упал от неожиданности. Но ему удалось устоять на ногах, и они с Кандой еще какое-то время, матерясь друг на друга, крутились на месте, посреди прозжей части, пытаясь перетянуть сумку каждый в свою сторону. Тогда пистолет достал еще и второй.
Раздались выстрелы, последний из которых показался мне слишком глухим. Но никто из нас не издал ни звука, поэтому я решил, что пуля попала в снег или в сумку.
И тогда сумку вырвали окончательно. Тот, кто вырвал ее, тут же попытался убежать, но Канда еще пару раз умудрился его затормозить. Второй же чурка, видимо, не понял, что добыча уже у них, и продолжал требовать у нас сумку. Тут уже меня отпустил шок, и я встал чуть перед вторым Кандой, глядя прямо ему в глаза.
- На хуй пошел, - сказал я с каменным лицом несколько раз подряд, и чурка убежал в противоположную сторону от той, куда побежал его сообщник с Кандой.
Канда, не думая, бросился следом за грабителем, не уступая ему в скорости, даже несмотря на мокрый лед под ногами. Мы со вторым Кандой смотрели им вслед, ожидая пиздеца и продолжая слышать редкие выстрелы.
И тут мы видим, что канда начинает сознательно приостанавливаться.
- В сумку паспорт! - во всю мощь заорал второй Канда, едва не подпрыгнув на месте. - Там паспорт, Канда!
Услышав это, Канда громко выматерился и снова прибавил скорость, скрывшись вместе с грабителем за поворотом, во дворах.
У меня упало сердце. Первое, что пришло мне в голову - это позвонить в полицию. Набрал номер, трубку взяла девушка, начала задавать кучу каких-то ненужных, идиотских вопросов, довела меня до психа окончательно, но я каким-то образом сдержался и не наорал на нее.
Тут же я увидел, что Канда возвращается, выворачивая из-за угла. У меня пропал дар речи. Все это время я волновался, что что-нибудь случится, а он шел как ни в чем не бывало. Одна рука было подогнута - в ней он держал сумку, которую с таким трудом удалось украсть этим двум чуркам. Вторая же рука болталась вдоль тела. Я тут же дал отбой девушке по телефону, сказал, что инцидент исчерпан, и сумку вернули, и повесил трубку.
Когда Канда подошел ближе, и я едва не сел там же, где стоял. Он был в крови. Яркие, свежие брызги отчетливо выделялись на белой ткани рубашки и светлых джинсах. Меховая оторочка праздничной шубы была испачкана просто в хлам, рукав был бордовый и прилипал к руке, а с самой руки капала кровь на грязный снег.
- Это твоя или?.. - спросил я, едва удержав дрожь в голосе.
- Вроде моя, - безразлично пожав плечами, ответил Канда, отдавая сумку второму Канде и кивая на прозвучавшую благодарность.
- Так, быстро домой! - скомандовал я, взяв по привычке Канду под руку - благо, с ней было все в порядке, - и потащив за собой в сторону дома.
Идти оставалось недалеко, поэтому шли мы достаточно быстро. Но на каждый шаг за нами оставался след крови на снегу.
- Канда! - позвал я нашего второго Канду, обернувшись через плечо. - Сейчас придем домой, посмотри, все ли на месте в сумке.
- Хорошо, - отозвался тот.
Я то и дело спрашивал у Канды, как он себя чувствует, как рука. В итоге задолбал его до невозможности и получил символический посыл по общеизвестному направлению.
Добравшись домой, я сразу же попросил у ребят, в чьем доме мы жили, бинт и перекись. Увидев Канду, всего в крови, который с интересом рассматривал свою рану.
- Пошли в ванную, руку мыть, - сказал я, быстро скидывая шубу и кроссовки.
- Переодеться надо, - ответил он, не отвлекаясь от совего занятия.
- Чего надо? - переспросил я, едва не уронив челюсть от шока.
- Переодеться, - спокойно повторил Канда, подняв на меня глаза.
- На хуй твое "переодеться"! - психанул я, открывая дверь в ванную. - Пошли руку мыть, блин!
Уже из-за двери я услышал его шаги, и включил холодную воду. Ему очень повезло, на самом деле, что на улице было холодно, и мы замерзли. Из-за этого боль почти не ощущалась.
Канда внимательно следил за моими движениями, пока я смывал кровь с его ладони, параллельно прощупывая пулю под кожей и мышцами. Она, и в самом деле, осталась в руке.
- Слышь, Мелкий, - услышал я над ухом голос Канды и поднял на него глаза. - Если получится, то, может, так ее выдавишь?
- Не знаю, вряд ли...
- Попробуй. Все равно не чувствую ничего.
Пожав плечами, я согласился. Попробовал снова нащупать пулю, нашел и попытался выдавить ее. Но только еще больше крови вышло. Плюнув на это дело, я отпустил его руку, сказав, что такими темпами я из него только всю кровь оставшуюся вылью. В этот момент в ванную вошел Аллен и со словами: "Пошли бинтовать твою рану", - увел Канду на кухню. Я быстро смыл с раковины остатки крови и пошел следом.
Канда уже сидел на табуретке, уронив голову на столешницу и расположив рядом раненую руку. Я осторожно подошел к нему, погладив по спине, прекинулся парой слов с Алленом. По его наставлению вызвал "Скорую", все им объяснив и продиктовав нужный адрес.
- Вот теперь можно и переодеться, - выдали мы с ним в один голос, когда трубка была повешена.
- Наконец-то, - послышалось немного недовольное бурчание Канды в ответ, и он выпрямился на стуле. - Неси безрукавку и термокофту, Шпендель.
Быстро сходил в комнату, принес ему нужные вещи, помог переодеться, побыв временно его второй рукой.
Закончив, я потащил окровавленную рубашку в стирку, попросив Роад замочить ее в холодной воде, чтобы я потом постирал, когда отойду. Когда вернулся, Канда снова сидел лицом в столешницу. Я осторожно вытащил у него из-под термокофты волосы и распустил хвост, принявшись аккуратно их расчесывать. Перепутанные, они еще и слиплись от крови, поэтому разбирать их пришлось долго. Прядки в этот раз выпускать не стал, собрав их в один хвост с остальными волосами.
- Как ты себя чувствуешь? - спросил я, собирая волосы резинкой. - Как рука?
- Да похуй, - ответил Канда, даже не шелохнувшись. - Живот болит, а штаны одной рукой не снять.
Я даже выпал на секунду. Сперва я подумал, что мне показалось, но потом до меня все же дошло.
- Твою мать, Канда Юу, у тебя пуля в руке, а ты только о сортире и думаешь! - выдал я, и оба рассмеялись. - Давай-ка ты лучше шоколадку съешь, чтоб кровь быстрее восстановилась.
Зная, как Канда ненавидит сладкое, услышать от него согласие сразу же, без споров и отпираний, я не ожидал. Но, тем не менее, он кивнул сразу же. Сильно мучить его я не стал - дал пару плиточек для начала. Съел он их не без отвращения, кривясь лицом, но мужественно пережевывая отвратительную для себя пищу. Наблюдать за ним было немного забавно и, в то же время, радостно: все же приятно видеть, что человек понимает, что это не просто чей-то каприз, а, действительно, необходимая мера.
Покончив с шоколадом на первое время, Канда все же удалился в комнату для раздумий, решив, что рука все же потерпит, а вот организм - нет. Буквально через пару секунд после того, как закрылась дверь, из-за нее раздался душераздирающий крик: "Твою мать, как его удержать одной рукой?!"
- Может, тебе помочь? - спросил я, едва сдерживая смех.
- Нахуй! - раздалось в ответ. - Я мужик, сам справлюсь!
Спорить я не стал, удалившись тихонько ржать в комнату. Через пару минут туда же пришел и Канда, довольный до крайности. Судя по всему, действительно, мужик - удержал. Добравшись до матраса, он практически упал на него, согнув ноги в коленях.
- А вот теперь давай переодевать джинсы, - сказал я, задирая ему термокофту и принимаясь расстегивать пуговицу и молнию.
- Помочь? - насмешливо спросил Канда, протягивая свою руку к моим.
- Сам справлюсь, не впервой, - в тон ему отозвался я, ловко стягивая с него штаны.
Тяжелее оказалось одеть на него другие, черные, джинсы, потому что они сидели четко по фигуре, облегая сильные стройные ноги. Их одевали при помощи сигарет и такой-то матери. Когда же Канда сказал, что я их не дотянул до нужного уровня, я велел ему встать и готовиться к худшему. Ухватившись поудобнее за ремень, я со всей силы дернул их вверх.
- Твою мать, Шпендель!!! - тут же услышал я. - Ты мне яйца пережал!
- Ну, прости, я предупреждал, - ответил я, беззвучно усмехнувшись.
Первый шок прошел, и теперь все были в нормальном состоянии. Начались шутки на эту тему и всяческие подколы. Я же, в свою очередь, высказывал Канде, какой он у нас молодец и вообще герой. Второй Канда полностью меня поддерживал в этом, сидя рядом и глядя на то, как я застегиваю Канде молнию на джинсах.
И в этот момент раздался звонок в домофон. Приехала "Скорая". Они быстро осмотрели рану Канды, перебинтовали, сделали необходимые записи в своих бумагах и сказали, что нужно ехать в больницу, чтобы удостовериться в том, что пуля, действительно, осталась в руке, и при необходимости, извлечь ее оттуда. В этот момент из комнаты раздался голос второго Канды:
- Ребят, гляньте-ка...
Он вошел на кухню, где мы сидели, и подвернул штанину на джинсах до колена. На голени был небольшой синяк с кровоподтеком. Судя по всему, тоже след от шальной пули, только вот пробить жинсы она так и не смогла - всего лишь ударила. Медики наскоро осмотрели синяк, сказали, что ничего страшного и снова обратили все свое внимание на Канду.
- Кто-нибудь еще с вами поедет?
- Да, я поеду, - мгновенно откликнулся я, к тому моменту уже собрав все необходимые документы и мелкие вещи в сумку Канды.
- Ну тогда сейчас мы допишем и поедем, - сказала медсестра и села дописывать документацию.
В этот момент снова раздался звонок в домофон - приехала вторая бригада "Скорой"... И следом за ними в квартиру вошел полицейский. Мы с кандой уже стояли на пороге, я помогал ему одеваться и застегивал ботинки, на которых расходилась сломанная молния. Мент задолбал нас какими-то идиотскими вопросами, на которые отвечал, по большей части, я, несмотря на то, что адресованы они были Канде. С него как с главного потерпевшего снимали показания, а он просто молчал и смотрел на свою забинтованную руку. Когда же в итоге спросили уже меня, почему отвечаю я, а не потерпевший, то я ответил совершенно спокойно:
- А он в шоке еще, может вас только матом покрыть, поэтому общайтесь лучше со мной.
Милая улыбочка прилагалась по умолчанию.
Как раз в это же время врачи закончили все свои разборки, отчего и почему их приехали две бригады на один вызов, и нас с чистой совестью отпустили, переключив внимание мента на второго канду, у которого, собственно, и пытались утащить сумку.
Спустившись вниз, мы с Кандой удобно устроились в машине на мягких креслах и неспеша поехали в больницу, НИИ Скорой Помощи. Канда смотрел на меня с улыбкой, радуясь чему-то интересному, произошедшему в жизни, да еще и в такой день, как Рождество. Я только и мог, что посмеяться в ответ. Мы с ним разговаривали всю дорогу, за которой никто из нас практически не следил, хотя по обе стороны от нас были окна.
В самой больнице не происходило ничего особенно интересного. В приемном покое нас записали довольно быстро, задали пару вопросов и аже отпустили покурить. Потом Канду вызвали в процедурный кабинет, взяли кровь из вены на анализ и посадили ждать, пока освободится хирург. Мы с ним снова сидели и разговаривали все это время. Я объяснил ему, зачем берут кровь в приемнике, и предположил, что будет дальше. Посмотрели с ним телевизор, коих висело аж два под потолком. ждали, собственно, не долго, а потом Канду увел за собой хирург на рентген и осмотр запястья. Оттуда Канда вернулся недовольным - пулю вытаскивать отказались, но подтвердили, что она, действительно, в руке. Выписали справку, сказали, что пуля выйдет сама, и отпустили. Особенно меня порадовала фраза врача, что если пуля не выйдет через старый канал, то проделает себе новый. Решив, что с этим человеком разговаривать нет вообще никакого смысла, мы уехали оттуда. Поймали неподалеку такси и вернулсь к ребятам. Рассказали им, что да как, и Аллен посоветовал нам клинику хирургии кисти на Пушкинской. Туда мы решили поехать уже 8-го числа, после праздника, чтобы и самим немного отдохнуть да отойти от всего произошедшего, и на поддатых врачей не попасть случайно.
В итоге утром 8-го числа, как и договаривались, поехали на Пушкинскую. Там достаточнго быстро попали к врачу, она осмотрела руку Канды и повела его в процедурный кабинет. Не прошло и двух минут, как он вышел оттуда со слегка офигевшим лицом, держа в здоровой руке свернутую марлю.
- Держи, - сказал он мне, тихонько усмехнувшись.
- И, что, и все? - спросил я, глупо моргая.
- Все, - подтвердил Канда, переключив все свое внимание на снова кровоточащую руку.
- Вытащили что ли? - окончательно охуел я, опустив руки. - Так быстро?
- Ага, через тот же канал, ножницами такими длинными с зажимом.
- Корнцангом, Канда, - подсказал я, вспомнив светлые времена своего обучения в медицинском колледже.
- Да насрать мне, чем, но так быстро и просто: прямо через ту же дырку, просто болячку сняла и все.
В общем, порадовались, зашли в Макдак, перекусили немного и пошли дальше искать, где жить.
Вот, собственно, и вся история. А рана затянулась полностью буквально через три дня, хотя канал, где была пуля, до сих пор прощупывается, и небольшой шрамик остался на месте прострела.
Ей бы, если честно, к психологу бы к хорошему, тараканов погонять, весь этот чудовищный клубок защит распутать, самооценку убитую поднять, коммуницировать научиться не только в режимах сладкой идиотки и обиженки - было бы ок. Но имеем что имеем - из-за манеры поведения даже здравые ее мысли вызывают реакцию либо поржать, либо поспорить.
Меня зевота пробила примерно с четвёртой строчки.