Способы пыток весьма разнообразны – человеческая изобретательность не имеет границ.
Все же, чтобы от обилия ссылок у наших читателей не рябило в глазах – время от времени делаются попытки их систематизации – то по виду воздействия (например, "высокими и низкими температурами"), то по обьекту воздействия ("истязание грудей или половых органов") и т.д.
В данном разделе мы попытаемся сделать обзор палаческих приемов в применении к ногам жертвы.
Вообще, конечности человека – исключительно подходящий обьект для пытки.
В 20 веке, когда ученые выяснили, какие участки коры головного мозга отвечают за разные участки тела, обнаружилось, что человек, "нарисованный" в мозгу, похож на "головастика" – с огромной головой, большими руками и ногами, и очень "худеньким" туловищем.
Соответственно, что одно и тоже воздействие, приложенное на разные члены – вызовет разные ощущения.
В применении к пыткам, грубо говоря, иголка, загнанная под ноготь, причинит гораздо большую боль, чем та же иголка, загнанная в куда нибудь в спину (впрочем, и в последнем случае, при попадании в нервное окончание боль будет весьма ощутимой).
Конечно, палачи прошлого не знали анатомии и физиологии нервной системы, зато имели колоссальный опыт своих предшественников.
И, кроме того, профессионализм заплечных дел мастера определялся не грубостью его манипуляций, а способностью довести жертву до признания, не убивая ее.
Иногда действенным способом получения признания была какая-нибудь изощренная пытка, но чаще этой цели служили их "серия".
А ведь человеческие силы не безграничны – и получив от, например, от прижигания всей спины вплоть до обугливания боль такую же, как и от прижигания пяток, пытаемый мог умереть от последствий ожога большой площади гораздо с большей вероятностью, чем во втором случае.
Видимо, именно поэтому, воздействие на лицо относительно мало применялось в Средневековье – несмотря на очень чувствительную кожу, оно могло привести к скорой смерти жертвы из-за близости мозга и опасности его воспаления от ран лица.
В силу чего, отрезание носа, ушей требовало хорошего медицинского контроля, и применялось либо в качестве наказания, либо – когда жизнь допрашиваемого все равно должна была вскоре прерваться.
Почему из конечностей человека именно ноги стали привлекать специфическое внимание тюремщиков, а не, скажем, руки?
Вероятно, здесь играл роль еще один фактор.
Все-таки жизнь жертвы для палачей на некоторое время представляла определенную ценность. После пыток, пусть в камере, ею занимались врачи.
Но человек с отрезанными или полностью изувеченными руками – это беспомощный инвалид, а тюремщики менее всего годились и желали для себя роли "нянек".
В этом смысле, ноги были гораздо более "благодарным" объектом для истязаний. С искалеченными ногами и даже без них человек сохраняет способность к самообслуживанию, хоть и ограниченную.
Кстати, возможность ампутации ноги позволяла палачам проводить на них очень жестокие пытки, немыслимые для жизни жертвы, если бы они проводились, скажем, на туловище.
Отсюда понятен громадный интерес средневековых палачей к этой части человеческого тела.
Ниже будет дан комбинированный обзор пыток нижних конечностей – как по методам воздействий, так и по месту их применения – стопы, голени, колени и т.д.
Начнем "снизу", с относительно слабых воздействий.
Наиболее простой метод истязаний стоп – это стояние и ходьба босиком по чему-то неприятному.
Конечно, "неприятность" эта относительная.
Деревенские мальчишки и девчонки, привыкшие ходить босиком с ранней весны до поздней осени, спокойно бегают по стерне, крапиве, острым камням, могут ради прикола пробежаться и по снегу и не заметить случайно подвернувшийся под ногу кусок стекла.
Но устрой такую пробежку посетительнице с городской дискотеки, ходившей босиком исключительно по домашним коврикам и просеянному пляжному песку – это будет восприниматься, как настоящая пытка.
У парижского гестапо одной из эффективных пыток по отношению к взятым в плен участницам Сопротивления было вначале недолго поводить девушку босиком по битому стеклу – и поставить ее в таз с солью.
Соль, растворяясь в ранках, исторгала из груди непривычных к деревенской жизни красавиц такие стоны, что, часто, переходить к более серьезным пыткам просто не требовалось.
Но "железных" стоп не бывает.
Даже на притупленных колышках "ведьминой доски" самая стойкая девушка через несколько часов начинала стонать от боли.
А ведь колышки в обычном варианте даже не протыкали кожу!
(Впрочем, русский вариант этой доски имел железные гвозди, со временем вонзавшиеся в подошвы пытаемого. Причем, чаще в Петровские и "бироновские" времена от этой доски страдали не закаленные крестьяне и крестянки, а более изнеженные помещики, их жены и дети – таким образом в те времена выбивались налоги в госказну от злостных неплательщиков).
И самые закаленные стопы не могли устоять перед контактом с известью. Данная процедура чаще использовалась, как наказание, хотя, как и любое наказание, могла использоваться и в целях получения информации.
В Китае это часто было просто прелюдией к мучительной казни.
Приговоренного догола раздевали, ставили босиком в высокую бочку, отверстие наверху которой плотно сжимало шею под подбородком.
Ноги вначале стояли на кирпичах, положенных в известь.
Кирпичи постепенно убирались, и в конце концов, стопы казнимого оказывались в едкой жидкости, постепенно разьедавшей их кожу, а потом и мышцы с костями.
Руки человека были связаны сзади, поэтому подтянуться он не мог, разве что – добровольно удавиться, поджав ноги.
Большинство терпели жуткую боль до конца – с тем же финалом – когда растворенные в щелочи ноги переставали держать тело – отверстие в бочке становилось петлей для повешения…
Существовал и несмертельный вариант этого наказания, чаще применявщийся к "слабому полу" – обнаженную девушку босиком ставили в таз или яму с известью, при этом привязывая руки за запястья над головой.
Поскольку наказания и даже пытки в Китае обычно носили публичный характер, интересное зрелище нередко дополнялось другим специфически-"женским" использованием извести.
Несколько ремней из сырой кожи намазывались изнутри смесью извести, толченого стекла и красного перца, затем ремни на тоненькой девичьей фигурке затягивались…
Горизонтально – так, чтобы они пересекали груди (обычно – через соски), подмышки, талию, ягодицы, бедра, и вертикально – подобно лямкам парашюта – опоясывая половые губы, груди, плечи и спину.
В зависимости от тяжести обвинения или вкусов палача количество ремней могло превышать десяток – девушка выглядела, будто затянутая в "портупею"
Чуть позже или сразу палач мог обильно намазать истязуемой красным перцем влагалище и клитор, губы, ноздри и глаза.
Очень слабое представление об ощущениях пытаемого, можно составить по процедуре, которой, хоть раз в жизни, подвергался, наверное, каждый человек – когда ему ставили горчичники.
Продолжительность манипуляции обычно не превышает 10–15 минут – и прекращается, когда ощущается сильное жжение. После чего, остатки горчицы тщательно удаляют влажной тряпочкой. Да и то – если кожа очень чувствительная, или горчичник держат слишком долго – могут возникуть ожоги кожи – верхний слой может "слезть", как при ожоге пламенем, и даже омертветь.
Можно себе представить, что происходило с тонкой кожей осужденной, если учесть, что прикладывалась к ней не относительно безобидная горчица – но гораздо более едкие вещества, и не на минуты, а на долгие часы и сутки.
Особо утонченным издевательством выглядела определенная "свобода выбора" жертвы – терпеть ли боль в растворяемых в щелочи босых ступнях – или боль от врезающихся в запястья веревок, рискуя вместо ног потерять кисти рук, могущие омертветь от прекращения притока крови.
А в это время адская смесь на ссыхающихся под жарким солнцем ремнях медленно, но верно разьедала кожу не менее нежных и значимых для любой девчонки частей тела – сосков, груди, промежности, бедер, оставляя долго незаживающие язвы и рубцы на всю жизнь…
От сдавления эти участки отекали, ремни еще глубже вонзались в кожу и мышцы.
И даже дергаясь всем телом от невыносимой боли, несчастная лишь помогала этой смеси себя калечить, увеличивая глубину и площадь воздействия…
Обычно это происходило под завороженными захватывающим зрелищем взглядами зевак (и приятелей и приятельниц, частенько проявляющих в подобных случаях мало сочувствия), с интересом наблюдающими за прекрасными формами беспомощной, обнаженной, еще вчера так недоступной красавицы, которая медленно, но верно теряет свою красоту и привлекательность.
А также – под сочувствующими взглядами родных и настоящих друзей, в том числе и своего парня, который, как и большинство мужчин, несмотря на сочувствие, вряд ли после всего взял бы в жены калеку…
Так, испытывая невероятное сочетания физических и психологических мук, девушка корчилась на истязании порой несколько суток, пока ее полумертвую не передавали на руки родным…
И все же – достаточно живую, чтобы прожить еще долгую, но безрадостную жизнь, когда нельзя будет ни ходить, ни лежать без сильнейшей боли, а часто врачам приходилось еще и отрезать искалеченные ступни для спасения жизни жертвы.
Впрочем, если истязание известью проводилось лишь как наказание – это был еще не самый худший вариант.
Подобным образом могли добиваться и признания.
В этом случае, согласно "оптовому" судопроизводству китайской империи с его коллективной ответственностью, когда за одного преступника могли казнить целыми семьями, могли применяться и коллективные пытки.
Тогда родственники из зрителей превращались в насильно приводимых заложников.
Матери пытаемой мало что угрожало – смысл пытки был как раз в том, чтобы исковеркать в случае непризнания жизнь еще совсем юной девушке или молодой женщине, а с женщинами пожилыми этот компонент в значительной степени терялся.
Ну и, кроме того, старый человек вряд ли смог бы выдержать долго такое истязание.
Посему пытаемая с ужасом смотрела на пустые столбы рядом с ее собственным, и могла лишь гадать, когда и кто именно первым там окажется привязанным…
Зато – этого с нетепением ожидали зрители. Палачи обычно не медлили, и когда главная подозреваемая упорствовала – из группы родственников выбиралась другая девушка, родная или двоюродная сестра.
И все повторялось – медленное раздевание догола под похотливыми взглядами толпы, подвешивание, прилаживание ремней, смазывание перцем всех отверстий – и все более нарастающая до невыносимой жгучая боль в подошвах и под ремнями. А также – мучительное осознание того, что с каждой минутой все больше растворяются в извести твои соски, половые губы, нежные маленькие ножки…
Как при любой пытке, обе девушки могли быть уверенными – в случае отказа от признания их снимут не раньше, чем ступни полурастворятся в извести, а все привлекательные девичьи места, где были привязаны ремни – покроются полосками обнаженного сырого мяса, отдающих невыносимой болью при малейшем прикосновении.
Излишне говорить, что при серьезности обвинения, учитывая многочисленость китайских семей, количество пытаемых "за компанию" с главной подозреваемой девчонок могло быть гораздо больше одной…
Порой этот факт заставлял таки обвиняемую красавицу признаться еще до их полного искалечивания – тут как раз могли сработать уговоры родителей, вынужденной к трудному решению – уговорить принять мучительную участь свою дочку, чтобы спасти остальных детей.
Что же заставляло китайских девушек быть такими стойкими?
Если не вступали в дело факторы относительно благородные, вроде нежелания выдать друзей, то причиной был, как это ни цинично прозвучит – в основном, голый расчет.
Выдержавшая пытку, как правило, все же считалась невиновной.
А признавшей свою вину предстояло еще и понести наказание.
Перед которым отправиться искалеченной не на лечение в родительский дом, а валяться израненным телом на гнилой соломе в тщетных усилиях найти положение, причиняющее меньшую боль.
А потом – либо заключение в страшных китайских тюрьмах, по сравнению с которыми тюрьмы инквизиции были настоящим курортом, либо – публичное наказание или казнь, среди которых вышеуказанная считалась еще легкой.
Впрочем, и этот вариант не исключался – тогда судьи, не мудрствуя лукаво, просто оставляли признавшуюся в преступлении стоять на извести "до победного конца". Нередко – оставляя в таком же положении и ее сестер – чтобы та прочувствовала полностью всю глубину своего "падения" и всю оставшуюся жизнь мучилась не только о своей горькой судьбе – но и о разбитых судьбах невинных девушек, с которыми она росла, играла, делилась секретами... Чьи незаживающие язвы или грубые рубцы будут ей пожизненным укором.
Впрочем, китайская медицина могла в значительной мере сгладить неприятные последствия пытки – в определенных пределах, конечно.
Во всяком случае, боль китайский медик умел снимать очень хорошо – только не у всех были деньги на хорошего специалиста, учившегося многие годы…
Но, если преступление было слишком серьезным – типа участия в антиправительственном заговоре и проч. – после получения всей нужной информации пытку могли и прекратить.
Однако виновницу с сестрами не снимали со столбов – девчонок ожидали изощренные мучительные казни вместе с преступницей, вроде "1000 кусочков"...
Впрочем, учитывая нелегкую судьбу побывавших на пытке прекрасных созданий подобное решение судей можно расценивать и как своеобразный жестокий гуманизм – относительно быстро замучить до смерти вместо того, чтобы обрекать мучиться всю жизнь…
Но способы китайских казней – это уже другая, очень обширная история.
Справедливости ради, необходимо отметить, что пытка с помощью извести, правда в гораздо менее изощренных вариантах, применялись не только в Китае.
Так, в годы Великой Отечественной войны в Крыму немцы нередко пытали пленных партизанских связных (в основном, подростков и девушек) с помощью "белого душа".
Девчонку или мальчишку догола раздевали, привязывали на жгучем южном солнышке и обливали раствором извести.
Конечно, без ремней со смесью извести, перца и толченого стекла эффект значительно отставал от китайского "оригинала" – но кожа разъедалась и воспалялась весьма неплохо.
После чего либо просто доставляла своему владельцу сильную боль и зуд – либо обеспечивала дополнительный эффект при других пытках резко возросшей чувствительностью кожи.
Например, когда юных разведчиков пороли или выставляли голышом на корм местной мошкаре.
Впрочем, по некоторым сведениям, отдельные энтузиасты, когда хотели развлечься, устраивали себе настоящее представление, где бедным пионеркам и комсомолкам была уготована роль средневековых "китаянок" – с полным набором мучений, изложенных выше…
Правда, практичными немцами в отличии от "учителей" делались и перерывы – когда девчонок отвязывали на время и заставляли бегать босиком на разъеденных известью подошвах по острым камням или стерне.
Когда таким палачам-энтузиастам надоедало упорство пленных – они кое в чем и превосходили китайцев.
В подобных случаях девчонку или мальчишку голыми привязывали к металлической раме и укладывали в яму с известью.
Весьма заботливо "укутывая" нежное тело тело пытаемого ее кусками, особое внимание обращая на груди, промежность, а у подростков – на половой член…
Предварительно надев резиновые перчатки – дабы случайно не повредить собственную драгоценную кожу минутным контактом с щелочью.
По мере того, как в едкой среде тело форменным образом начинало растворяться – сдавленные стоны у более терпеливых к боли девушек превращались в крики, а у парней – в настоящий визг…
Рама надежно держала привязанные к ней ребячьи щиколотки и запястья – и судорожные движения ребят приводили лишь к лучшему натиранию разъедаемой кожи известью...
У подростков был один выход – поскорее признаться во всем.
После чего, впрочем, лишь счастливцы могли рассчитывать на отправку в концлагерь, остальных все равно ждала казнь.
Или – многие часы провести в жутких мучениях, чувствуя, как, в прямом смысле слова, тело уходит в ничто…
Нелишне сказать, что признание могло быть уже запоздалым, когда кожи на пытаемом почти не оставалось.
В этом случае исход зависел от личной честности и остатков гуманизма палачей.
Пустить страдальцу или страдалице пулю в лоб, когда уже смысла в пытке не было, а информация получена.
Или – просто заткнуть жертве рот кляпом, чтобы крики не мешали спать, оставив юное тело корчиться в страшных мучениях, пока его не освободит более милосердная смерть…
Перейдем к пыткам конечностей с помощью высокой температуры.
История показывает гораздо большее их разнообразие, чем вначале могло бы показаться.
Пожалуй, наиболее распространенной формой данной пытки было поджаривание пяток. Но и здесь опытными палачами учитывалось множество факторов, к которым они приходили чисто опытным, как сказали бы сейчас, "эмпирическим" путем.
Казалось – что может быть проще – взять раскаленный железный прут и прижать к подошве. Надо сказать, что и эта форма тоже имела место – либо в тех случаях, когда палачам не хотелось долго возиться, либо в странах, где пыточное искусство не достигло европейской или восточной утонченности.
Так, в традиции допроса пленных в Речи Посполитой – будь то казаки или поляки – подвешенного (обычно на дыбу) пытаемого просто ставили босиком на раскаленные железные брусья. Затем, перевернув их нижней, неостывшей от соприкосновения с телом стороной, вновь прижимали к ним подошвы – и не отнимая железо, протягивали по нем ноги.
Тем самым, достигался куда более плотный контакт с кожей, в том числе на участках подъема стопы, которые меньше обжигались в первый раз. Обгорелая кожа частью сгорала полностью, частью прилипала к охладевшему брусу – в результате чего подошвы пытаемого превращались в куски обгоревшего мяса.
Боль была неописуемая – хотя и относительно кратковременная.
Существенным компонентом, кончено же, был психологический – жертва знала, что ее ожидает.
С другой стороны, очень часто новых пыток и не требовалось – особенно, когда жертвой оказывалась молоденькая девушка или подросток – ошеломленные чудовищной болью, они сразу признавались во всем, что было необходимо палачам.
Возможно, в Европе такие грубые формы этой пытки не получили широкого распостранения из–за относительной изнеженности тамошних обитателей, живших в скученных и грязных городах – но на широких степных просторах нынешней Украины люди вырастали гораздо более крепкими.
И манипуляция, способная довести почти любого европейца до болевого шока – у них была почти что заурядной процедурой.
Во всяком случае, по приговору польского суда, лидер гайдамаков Гонта должен был быть перед казнью пытаем подобными методами целых 10 дней – а ведь судьи не были фантазерами, у них наверняка были прецеденты подобной выносливости.
Впрочем, прижигание раскаленным железом использовалось и на Западе – только вместо устрашающих огромных раскаленных полос применялось прикладывание к подошвам небольших прутьев – что позволяло причинять сильную боль много раз – пока вся кожа подошв не превращалась в обугленную рану.
Гораздо более распространенной формой было поджаривание пяток с помощью жаровни с раскаленными углями. В отличии от вышеописанного самого жесткого способа, чаще применявшегося, все же, к мужчинам, лучше переносящих более сильную – но кратковременную боль, здесь "объектом" чаще становился "слабый пол".
Существовало как минимум, два варианта такой пытки.
При первом обнаженную девушку подвешивали к потолку – обычно на дыбу. (Впрочем, даже если пытаемую подвешивали на невывороченных в суставах руках – ее вначале ждала другая пытка – прижигание свечами подмышек, удобных для этой манипуляции при таком способе подвешивания). Поджаривание при таком способе, как правило, оставалось "на десерт" – вначале жертву могли встряхивать с привязанными к ногам гирями, сечь розгами или кнутом, протягивать в полугоризонтальном положении спиной по колючей неоструганной доске, постепенно сдирая кожу.
Затем под тщательно зафиксированные ноги ставилась жаровня.
В отличии от "польского" способа, жертва мучилась не секунды – а гораздо дольше. При отказе сделать признание ее опускали ниже – усиливая жжение. Часто палачи усиливали страдания красивой девчонки, издевательски "украшая" ее – так называемым "ожерельем".
Так назывался круг с торчащими внутрь иглами или гвоздями.
Он мог надеваться либо на шею (впрочем, не часто – существовал риск повреждения сосудов), либо – чаще всего – на грудь.
В спокойном состоянии иглы лишь слегка касались кожи – но из–за невыносимой боли в сгораемых подошвах бедная красавица так извивалась всем телом – что сама раздирала свои груди и спину впивающимися иглами, усиливая и без того ужасные мучения.
Более жестокой разновидностью "ожерелья" являлся специальный "корсет" – облегченное подобие "железной девы". При этом варианте руки стоящей девушки разводились в стороны, к ним привязывался шест, чтобы она не могла помешать дальнейшей пытке.
Затем на ее туловище надевали это жуткое приспособление из двух половинок, свинчивая их так, чтобы торчащие внутрь шипы глубоко вонзались в мышцы спины, боков – и до самых ребер протыкали груди. В сущности, это было и самостоятельной, и довольно жестокой пыткой. Но – при отказе сделать признание – девушку поднимали к потолку – но не за руки, а за "корсет" – при этом тело оказывалось висящим на глубоко вонзившихся шипах, а не на веревке.
Шипы раздирали тело, к ногам постепенно привязывались новые тяжести – но когда под ноги ставилась жаровня, обезумевшая от боли девчонка рвала свое тело так, как это мог сделать не каждый палач.
Тем самым вызывая смех "специалистов" "выполнением за них работы" 
При отсутствии "ожерелья" или "корсета" жертву могли просто повесить за грудь – предварительно проткнув ее у основания веревкой. (?)
Отмечались случаи, когда пытаемая, дергаясь, разрывала свои груди так, что падала на пол, уже не поддерживаемая веревкой.
Правда, "облегчение" было весьма сомнительным – поскольку ноги вначале касались все равно не пола – а раскаленных углей жаровни.
Впрочем, последнего обвиняемой все равно редко удавалось избегнуть – после "неээффективного" обычного поджаривания, "последним доводом" палача в рамках этой пытки было прижимание ступней девушки к углям. Виртуоз-палач мог предварительно с помощью кочерги сгрести к центру жаровни небольшой холмик из угольков – чтобы при прижатии к ним стоп они равномерно "прожарились" – не только в пятках и по наружному краю – но и ближе к средине, где стопа поднимается.
Настоящим "ноу-хау" профессионалов было смазывание подошв жертвы жиром. Дело в том, что при воздействии открытого пламени незащищенная кожа сгорает где-то за 4 минуты – вместе с болевыми рецепторами, после чего пытка наносит скорее психологическое, чем болевое воздействие.
Но, если смазать кожу свиным жиром или подсолнечным маслом – обугливания кожи затянется на значительно более длительное время – минуты и десятки минут – с нестихающей болью для жертвы.
В описании пыток одной испанской девушки, обвиненной в ереси, указывается, что "ее пропитанные жиром подошвы поджаривались над жаровней 7 раз" – естественно, с ощущениями страшной боли.
Понятно, что при прижимании стоп к жаровне это уже не могло защитить их от обугливания – но ведь это прижимание если проводилось – то в самом конце.
При втором варианте пытаемую девушку привязывали горизонтально к скамейке, ноги в щиколотках фиксировались в деревянных колодках.
Затем, подошвы и щиколотки смазывались жиром – и под ноги ставилась жаровня.
Вследствии вертикального расположения подошв, их отделы имели разное расстояние до пылающих углей.
Поэтому, без всякого участия палача, "процесс" шел автоматически – наиболее целесообразно с основной задачей – причинить наиболее длительную боль при относительно небольшой участке воздействия.
Вначале от жара углей начинали поджариваться более нежные щиколотки, затем – собственно пятки. Если девушка не признавалась, у нее сначала обугливалась кожа щиколоток (часто – вместе с ахилловым сухожилием), затем – пяток; но более высокорасположенные участки подошв, пальцы ног "принимали эстафету" от участков сгоревших – и сумасшедшая боль продолжалась часто более часа.
Вообще-то, ожоги первой-второй степеней, когда кожа лишь краснеет или покрывается волдырями – гораздо более болезненны, чем когда кожа обугливается, и большинство болевых рецепторов сгорает вместе с ней. Но ведь кроме чисто болевого любая пытка обычно имела и "психологический" компонент – пытаемая должна была быть уверена, что в случае ее несговорчивости, пытка будет продолжена до самого конца – с обязательным искалечиванием, пусть и не слишком опасным для жизни. После неглубоких ожогов кожу в конце концов можно вылечить – а вот обугленные подошвы, зажившие грубым рубцом, и сгоревшие сухожилия будут мешать надеть обувь, нормально ходить всю оставшуюся жизнь. Более чем весомый аргумент для молоденьких девчонок, жизнь которых еще только начиналась.
Поэтому поджаривание проводилась обычно до обугливания пяток (как писалось в протоколах – "у пытаемой лопнула кожа и обнажились кости") – о чем жертву предварительно предупреждали.
Нередко палачи с показной жалостью могли перед началом пытки сказать что-то вроде "девочка, пройдись-ка ты босиком по полу камеры в последний раз – хоть будет, что потом вспомнить".
Понятно, что после таких "напутствий" девушка, судорожно извиваясь в напрасной попытке вырвать свои обгорающие ноги из крепких колодок, вдыхая все усиливающийся запах горелого мяса, испытывала не только сильнейшую боль, но и невероятные душевные страдания от предвкушения неизбежного искалечивания.
Но даже и когда пытаемая осуждалась – именно обугливание подошв, как это ни кажется парадоксальным, более отвечало интересам инквизиции, чем степень более "гуманная" – с ожогами небольших степеней.
Дело в том, что одним из обычаев инквизиторов было требование, чтобы жертва сама поднималась на костер.
Конечно, не всегда это требование исполнялось – но понятно, что совершить несколько последних шагов в жизни для измученной девушки было легче на обугленных и омертвевших пятках – чем на пятках "живых" – но обожженных и потому значительно сильнее болевших.
Если пытке подвергались несколько человек одновременно – чаще всего родственников или друзей – а такие допросы были весьма распостраненными в практике инквизиции – пытка могла проводиться значительно более изобретательно.
К примеру, могли "уравнять условия" – на висящую на дыбе девушку надеть "ожерелье" (или вообще повесить в "корсете"), а ее сестру положить для поджаривания пяток не на обычную скамью, а на скамью с торчащими иглами, или на "шпигованного зайца" – дыбу с шипастыми валиками, раздиравшими спину и ягодицы при судорогах боли.
Наконец, особо утонченной формой было использование "качелей" (впрочем, название метода могло сильно отличаться).
При этом два родственника, например, сестры или мать и дочь подвешивались рядом – на перекладине, напоминавшей аптекарские весы, чьи концы могли двигаться вверх-вниз. Сзади к пытаемым привязывались лестницы – так что пытаемые привязывались к их перекладинам за шею, грудь, бедра – и, конечно, за щиколотки.
В таком "креплении" можно было извиваться – но нельзя было просто поджать ноги, избегая жара пламени.
Одновременно, в привязанные к перекладине руки допрашиваемых вкладывались веревки, привязанные к потолку – на которых можно было подтягиваться (руки как минимум одной жертвы не выворачивались).
"Соль" такого приспособления заключалась в том, что когда одна из жертв подтягивалась повыше – ее "партнер" так же неизбежно опускался…
Можно себе представить эту картину.
Молодую красивую женщину, обвиненную в ереси или колдовстве, приводят вместе с детьми в камеру пыток. Затем ее догола раздевают – на глазах у дочери или, что особенно стыдно – сына-подростка.
Потом также раздевают и детей. Палач с чувством рассказывает всем, что их ожидает.
Женщину и ее ребенка привязывают, как указывалось выше, лицом к лицу, с шуточками о "скором приготовлении жаркого" щедро пропитывают обоим подошвы жиром – и пытка начинается.
На одном конце перекладины висит обвиняемая, на другом – лицом к лицу – ее юная дочь, или сын-подросток, широко раскрытыми глазами смотрящий на то, что не должен был никогда увидеть – полностью открытые его и чужим взглядам самые сокровенные места полностью обнаженного тела своей матери, на покрасневшем лице которой стыд борется со страхом в преддверии ближайшей участи ее и ребенка.
Впрочем, если к пытке готовили и "соучастниц" "ведьмы" с их дочерьми – то краснел и сам растянутый на лестнице мальчишка – ладное тело и "достоинства" которого даже в такой ситуации с интересом, а иногда и с улыбочками и хихиканьем разглядывали симпатичные девчонки, которые до поры до времени не понимали всей серьезности и своего положения.
Пока не приходила их очередь краснеть, когда их совершенные юные тела, раздеваемые для приготовлений к изощренным пыткам, сами не оказывались объектом оценивающих взоров "сильного пола".
Тем более, что девчонки могли быть и дочерьми сотрудников суда или палачей – в этом случае их интерес не "охлаждался" предчувствием собственных пыток – а посмотреть на пытки чужие в те времена было всегда интересно, если, конечно, человек не был уж слишком большим "святым".
Потом становится уже не до стыда – под ноги обоим ставятся пылающие жаровни.
Поджаривание вызывает страшную боль – но она усиливается вдвойне от вида своего ребенка, чье юное обнаженное тело корчится в судорогах боли, ноги, которые еще вчера так весело бегали босиком по улице, постепенно багровеют краской ожога, а покусанные губы на искаженном мукой и слезами лице, лишь восклицают "мама, мама".
Понятно, что до определенных пределов женщина могла терпеть боль лучше сына или дочери, жертвуя собой.
Но жаровни поднимают повыше – и оба пытаемых безумеют от боли. Теперь у них одна мысль – уменьшить ее чуть-чуть – любой ценой.
Руки непроизвольно цепляются за веревку – и начинается "соревнование" – у кого больше сил – подняться самому, но опустить ближе к безжалостному пламени босые пятки самого близкого человека. Которые – обугленные, багрово-черные после пытки – не преминут показать обвиняемой. Так родные превращаются в палачей друг друга…
Понятно, что на "качелях" могли оказаться не только женщина с детьми, но, скажем, брат и сестра, сестры, жених и невеста…
Психологическое воздействие такой пытки нельзя сравнить ни с чем – ведь прямым виновником страданий родственника (или друга, подруги, любимого) оказывался не столько палач – как при обычной пытке на глазах друг у друга – а сама жертва.
Высокая эффективность поджаривания пяток использовалась и не только для чисто "пыточных" целей.
Например, Бессонов сообщает об интересном способе сожжения ведьм – обнаженных девушек по трое привязывали к толстой деревянной двери – но так, чтобы их ноги, как минимум, до половины голени, высовывались за пределы этой двери.
Затем, под этим "щитом" зажигали костер – но толстое дерево долго не пропускало жара к девичьим телам – зато зрители от души веселились, слушая дикие крики лежащих рядом девчонок, у которых постепенно сгорали ступни и голени их изящных ножек. Чьи страдания усиливались наблюдением мук, испытываемых подружками. И лишь когда ноги обугливались – тогда начинала гореть и дверь – начиналась собственно казнь.
Сходным образом проходило сжигание ведьм и во многих немецких городах – привязанных к металлической лестнице обнаженных ведьм (часто их тела обильно смазывали жиром – для продолжения страданий) постепенно засовывали в пылающую печь.
Как видно, традиции крематориев для "нежелательного элемента" были заведены отнюдь не Гитлером.
Хотя – чего уж там винить Гитлера – после захвата Одессы доблестной Красной Армией в Гражданскую войну всевозможных "буржуев" с женами и детьми свозили на крейсер "Алмаз" – где добивались от них признания, постепенно засовывая догола раздетых в корабельную топку.
Другое дело, что выяснив, где они прячут деньги – их вначале вытягивали и опускали в морскую воду – чтобы соленой водой причинить дополнительную боль обожженному телу – а потом, привязав уже к толстой доске, снова засовывали в топку. На этот раз целиком и навсегда…
Однако воздействием открытого пламени истязания ног не ограничивались.
Достаточно востребованным была варение ног в кипятке или кипящем масле. Надо отметить, что эта процедура проводилась не только для казни, но и в целях пытки.
Для этого всего лишь девушку надо было не погружать в котел с кипящей жидкостью полностью – но ограничиться постепенным опусканием ног – вначале ступней, потом – голеней, максимум – до уровня бедер.
Впрочем, по данным Бессонова, часто палачи не утруждали себя возней с подвешиванием, разогреванием целого полного котла – но просто надевали на маленькие девичьи ножки, обладательница которых в это время сидела на "кобыле" широкие мужские сапоги типа ботфортов – и наливали в них постепенно кипяток или масло, подливая кипящую жидкость при каждом отказе сделать признание.
Вообще, пытка варением ног отнюдь не строго средневековая.
Среди зверств НКВД на Западной Украине мы находим утонченное истязание сестер и невест бойцов националистического подполья.
При этом девушку обнаженной привязывали к стулу, также надежно привязывая ноги в щиколотках к нижней планке между передними ножками.
После чего ножки красавиц постепенно опускали в котел с кипятком, "под которым горел огонь".
Пыточный компонент данного истязания имел лишь косвенное значение – понятно, что из–за дикой боли девушка обычно говорила все, что знала – но главным был фактор изощренного наказания, мести, искалечивания родных своих врагов.
Любопытный факт – украинский источник говорит, что "жертвы зверской расправы в БОЛЬШИНСТВЕ либо умирали, либо – становились калеками".
То есть – все же были девушки, которые и не становились инвалидами, а умирали тоже далеко не все.
А ведь нежные обваренные ножки после окончания пытки ожидал не современный "Ожоговый центр", а, в лучшем случае, медпункт местной тюрьмы.
Интересный штрих на уровне "черного юмора" – варение ног В КИПЯТКЕ получило распространение лишь после войны, до войны, в 1939–1941 гг. на Западной Украине жертв ("врагов Советской власти") варили, в основном В МАСЛЕ (при этом, обычно, еще и "снимая чулки" – обваренную кожу – полностью).
По-видимому, переход на кипяток был вызван трудностями в продовольственном снабжении (что поделать, если карточная система на дворе...) , отчего высший палаческий "шик" с использованием масла пришлось оставить "до лучших времен".
Перейдем к массе механических воздействий на конечности.
На "испанском сапоге" подробно мы останавливаться не будем – но сам принцип сдавливания костей применялся не только в этой пытке.
Гораздо чаще сдавливать начинали пальцы ног.
Для этого использовались специальные зажимы, палочки, соединенные веревками, позволявшие не только сдавливать пальцы, но и срывать с них мясо, наконец – обыкновенные клещи.
Пальцы вначале прочно сильно сдавливали, постепенно усиливая давление до полного раздробления. В финале искалеченый палец могло ожидать – вначале еще одно "перетирание" раздробленных косточек – часто уже раскаленными клещами, а потом – "откусывание" их клещами-"кусачками".
Часто данная манипуляция была не "начальной", а – в продолжение пыток предыдущих, того же поджаривания пяток в горизонтальном положении.
Палачам не надо было возиться с "переподготовкой" жертвы – девушка и так лежала в удобной для них позе, привязанная к скамье, с зажатыми в колодки босыми обожженными ступнями.
Как указывалось выше – при таком типе поджаривания пальцы страдали меньше всего – оттого и становились "благодарным" объектом дальнейших пыток.
Которые не обязательно начинались со сдавливания – проще было вначале втыкать иглы (сначала – простые, потом – раскаленные) под ногти, затем – вырвать ногти специальными щипцами полностью.
Тем более, что палец с вырванным ногтем куда более чувствителен даже при самом слабом надавливании, чем – с ногтем.
Вообще, откусывание клещами пальцев было отнюдь не единственной "ампутационной" процедурой.
Но понятно, что использовать столь мучительную и калечащую процедуру лишь для достаточно быстрого истязания путем отрубания руки или ноги было бы просто расточительством для средневековых палачей.
Для пыток же использовалась обычно пила (или – лобзик)
Надпиливание пальцев у пытаемых женщин было вполне заурядной процедурой.
По большому счету, болит в кости лишь тонкая надкостница – сама кость безболезненна, поэтому "обпиливание" вкруговую большого, или других пальцев ноги на небольшую глубину вызывало тот же болевой эффект, что и отпиливание его целиком.
Как видно – пытка относительно обратимая, если не считать небольшого количества перерезанных сухожилий пальца.
Оттого – и не считавшаяся особенно жестокой.
А в случаях, когда бедный пальчик был искорежен клещами на мелкие обломки косточек – его удаление было просто жизненно необходимым для спасения жизни жертвы, во избежание гангрены и общего заражения крови. Другое дело, что этот "жестокий гуманизм" можно было оказать не лобзиком в течении получаса, а теми же клещами или топором – но ведь в конце концов главной задачей палачей была пытка, а не лечение – и выбор все равно оставался за жертвой, в смысле ее признания.
Но отпиливание ног могло быть и отдельной пыткой.
Кроме сильного болевого, она имела очень высокий психологический компонент – ведь пытаемая после доведения ее до конца оставалась однозначно калекой.
Для лучшего обеспечения этой "второй составляющей" палачи могли "улучшить обзор" – под голову лежащей на скамейке девушки подкладывалась подушка, а колодки могли заменить привязыванием ног обычными ремнями – чтобы ничего не мешало не только ощущению, но и созерцанию упрямицей своих мучений.
Затем нога выше уровня будущего "разреза" перетягивалась "жгутом" во избежание опасного кровотечения из распиливаемых сосудов – палач на прощанье гладил хорошенькую ножку, и начиналась пытка.
Пила, часто тупая, с противным скрежетом, заглушаемым лишь жуткими воплями искалечиваемой девчонки, постепенно распиливала кожу, мышцы, надкостницу, кости, нервы, сухожилия…
А растянутая на скамейке красавица могла лишь извиваться всем телом от невыносимой боли, и, глазами, полными муки, смотреть с ужасом на то, как ее стройная ножка – предмет вожделения стольких парней – превращается в кровоточащий обрубок.
Конечно, кровотечение останавливали в духе тех времен – прижимая к культе раскаленное железо.
Понятно, что если девушка продолжала упрямиться, а ее состояние позволяло продолжить пытку – сразу или на следующий день – отпиливать начинали вторую ступню, затем могли продолжать "нарезку ног колбаской"
Необходимо отметить и еще об одном виде "пыточной ампутации" – отрыванию ступней, так ярко описанного во многих сценах "Легенды о Тиле" Шарля де Костера.
Обычно это происходило при неоднократно встряхивании подвешенного с грузами на ногах человека – причем, постепенно лопалась кожа на лодыжках, потом берцовые кости начинали выходить из суставов, вызывая невыносимую боль в растягиваемых нервах – а уж потом под тяжестью гирь ступни отрывались полностью.
Понятно, что это могло произойти лишь при "простом" подвешивании – без выворачивания – в последнем случае с гораздо больше долей вероятности при встряхивании оторвались бы руки – что и происходило неоднократно, если палач не соразмерял крепость сухожилий хрупкой девушки, висящей на дыбе, и многокилограммовый вес, привязанный к ее щиколоткам.
Впрочем, как указывалось в начале статьи, полное искалечивание рук для палачей чаще всего было "моветоном"
Следующим видом механического воздействия можно назвать использование гвоздей и сверл.
О "ведьминой доске" и ее российских вариациях говорилось выше – но это, все же, было скорее истязанием, чем "чистой" пыткой.
Обычно же гвозди использовались по другому.
Чаще пытка начиналась не самой первой.
Вначале девушку раздевали и укладывали на скамью на живот – и привязывали без особой изобретательности за руки и за ноги.
Так родители привязывают для порки даже наказываемых детей, если не хотят унижать себя и их попытками нашкодившего чада убежать от ремня или розги во время наказания.
Ну разве что, для лучшего эффекта порки жертву растягивали – зажав ноги в колодках, а руки – в ременных петлях, растянув при этом тело для напряжения всех мышц и ощущения более сильной боли.
Впрочем, отнюдь не с отеческой любовью – поверхность скамьи могла быть усеяна острыми шипами, которые, пронзив живот, бедра и груди пытаемой, острой болью при малейшем движении мешали ей дергаться не хуже веревок и колодок.
Потом начиналась порка – более или менее жестокая. Правда, палачи обычно не ограничивались "детскими забавами", но придумывали что-то еще. К примеру, после каждых 10–20 ударов посыпали трепещущие ягодицы крупной солью.
Например, лили по каплям на обнаженную спину пытаемой кипяток, кипящую смолу, или – просто обычный спирт, который затем поджигали.
И лишь использовав в достаточной мере "доступный фронт работ" на нежном теле лежащего на скамейке обнаженного чуда – переходили к забиванию гвоздей в ее не менее нежные подошвы.
Эта пытка позволяла варьировать боль в очень широких пределах.
Вообще не думаю, что найдется много людей, которые в пору "босоногого детства" хотя бы раз в жизни не наступали босой ногой на гвоздь – или даже несколько. Правда, и при условии неожиданности боль может переноситься по-разному. Припоминается дикий крик моего друга, наступившего в 13 лет на торчащий из затаившейся в траве доски крупный гвоздь, или почти шоковое состояние знакомой девчонки того же возраста, пробившей свою изящную ножку вилами.
Но то хоть неожиданно, да и папа-мама рядом – пожалеть, приласкать, срочно отвести в больницу любимое чадо.
А тут ведь ситуация другая – рядом не любящие люди, относящиеся к тебе, как к маленькой принцессе, а палачи, которых твое здоровье интересует в последнюю очередь.
И ты лежишь голая на пыточной скамье, с окровавленным, посыпанным солью после порки задом и обожженной спиной – со страхом глядя, как на твоих глазах палач с металлическим звоном выбирает из ржавого таза гвозди, с которыми твоим подошвам предстоит через несколько секунд познакомиться.
А потом – ощущения холода от прикосновения острого железа, распирающая боль при пробивании кожи, затем – от проникновения гвоздя глубже…
Ну, пусть вначале палач "для разогрева" забьет небольшой гвоздичек между костей и нервов – но ведь и его терпение не беспредельно.
Твои стоны его не устраивают – тогда берется гвоздь длиннее и толще – и вот прежняя боль начинает казаться "точечным масажем" – гвоздь начинает прорывать грубыми заершенными краями нервы, которыми так богато снабжены стопы.
А потом к этой, кажущейся невыносимой боли, присоединяется еще большая – когда безжалостный металл начинает пробивать кости, нередко их попросту ломая.
Иногда количество гвоздей, забитых в обе подошвы, доходило до нескольких десятков. Последними забивались крупные гвозди в собственно пятки – часто просто раскалывая их.
Пытку могли утяжелить ударами по подошвам, из которых так и не вынули гвоздей, дубинкой – впрочем, такую боль могла выдержать без потери сознания не каждая девушка – потому таким "пиком" палачи особо и не увлекались.
Зато потом, пробитые на манер подушечки для иголок девичьи ноги могли подвергаться другим пыткам – тому же поджариванию, или отпиливанию – что ввиду тяжести нанесенных увечий могло рассматриваться не иначе, как спасающая жизнь операция.
Впрочем, если пытку не доводили до крайних пределов – перенесшая пытку через несколько недель обычно могла, хоть и не без стонов, ходить.
Однако забивание гвоздей выглядит всего лишь варварским дилетантизмом по сравнению с использованием сверл.
Сверление подошв, когда вокруг вращающегося сверла наматываются ткани и нервы, вызывало боль, значительно превышающую таковую при забивании даже самого толстого гвоздя.
Даже после окончания боль в израненных пятках была такая, что могли помочь лишь наркотики. Изображение такой пытки – электрическим сверлом – можно найти в одной из серий сериала "Никита".
Остается лишь обрадоваться за европейских заключенных – поскольку главными применителями сверл были все же "специалисты с Востока". Так в описании пыток, которым подвергли одного из лидеров повстанцев, описывается, что "сверло сломалось, когда палач пытался сверлить им пятки пытаемого". Да уж – "гвозди бы делать из этих людей – крепче бы не было в мире гвоздей"
Но забивались гвозди не только в пятки.
Следующим жестоким, но эфффективным способом воздействия на упрямых "ведьм" было забивание гвоздей в колени.
Так же, как и в случае с отпиливание ног, девушка вынуждена была смотреть, как в ее соблазнительные коленки, которые еще недавно игриво гладил любимый парень, вызывая сладкое чувство желания, один за одним вколачивают почти что железнодорожные "костыли".
Дикая боль при пробивании капсулы коленного сустава сменялась еще большей болью, когда грубая поверхность гвоздя царапала нежные и крайне чувствительные суставные поверхности.
Но и это был не предел.
После того, как в каждую коленку забивалось по несколько гвоздей – а девушка все равно не признавалась – их вынимали – и наступала очередь деревянных клиньев.
Они вколачивались палачом в суставную щель, разрывая до конца его капсулу и радикально обдирая суставные поверхности.
Но не это было их основным эффектом – при вколачивании клинья раздвигали кости бедра и голени, растягивая связки и нервы – вызывая этим несравнимую ни с чем боль.
Рассердившись, палач мог усилить пытку упрямице – насыпав в полость сустава перец или даже толченое стекло.
Исходом такой пытки был обязательный гнойный артрит – воспаление суставов, которое приводило если не к смерти истязуемой, то к стойкой инвалидности – точно.
В сравнении с этой пыткой "испанский сапог" казался милосердием – ведь даже на неправильно сросшихся костях все таки можно было ходить – хоть и хромая – а вот при таком искалечивании суставов – разве что на костылях.
Следующим, хотя и довольно экзотическим видом пытки нижних конечностей, было сдирание кожи.
Повидимому, пытка "родилась" в Турции – как составная часть казни сдиранием кожи – но успешно прижилась в Речи Посполитой в уже упоминаемые казацкие времена.
Обычно, подвешенному пытаемому делали круговой разрез кожи в районе колен – и начинали "снимать чулок" вниз, помогая разрезать подкожные связки ножом.
"Чулок" обычно снимался полностью – на последнем этапе кожа сдиралась с пальцев ног.
Особых "половых предпочтений" тогда не делали – "красные сапожки" (так это называлось на тогдашнем жаргоне) "надевали" и парням, и девушкам.
Правда, первые после пыток чаще оказывались на колу, чем вторые – оттого "слабому полу" приходилось страдать гораздо дольше.
Интересно отметить, что жертвами гуляющих на манер Тараса Бульбы казаков чаще оказывалась молодежь из знатных семей – те были чаще поляками, в отличии от украинцев-соотечественников из "простого народа".
Пленным девчонкам после обычной "групповухи", в обязательном порядке вначале отрезали груди, потом – "надевали красные сапожки".
И – отпускали на все четыре стороны
Несчастная изуродованная красавица должна была голой, на совершенно лишенных кожи ногах, идти (или ползти) в поисках спасения от родного пепелища к ближайшему свободному от казаков жилью.
Самое интересное, что многие не только доходили – но после этого еще довольно долго жили.
Впрочем, учитывая упоминавшуюся крепость уроженцев тогдашней Украины, и то, что в детстве при ходьбе босиком к столбняку вырабатывался стойкий иммунитет – этот факт не кажется столь уж невероятным.
Кстати, крымские татары оставили в истории память о довольно любопытной манипуляции, стоящей между собственно пыткой и изощренным наказанием.
При нем у жертвы разрезалась и отдиралась кожа от пяток – и туда засыпался рубленный конский волос. Затем кожные лоскуты все тем же конским волосом аккуратно пришивались на место.
В результате, подвергнутый такому истязанию человек мог, избегая боли, ходить только на цыпочках
Наказанию подвергались, в основном, те пленники, которые пытались убежать – а также непослушные обитательницы гаремов – после чего они могли выполнять работу, не связанную с длительной ходьбой – но уж о побеге не могли и помышлять.
Есть данные, что сдирание кожи с голеней и стоп применялось и в Европе. При этом пытка, с чисто профессиональной основательностью, обычно утяжелялась опусканием ободранных ног пытаемой девушки в уксус или кипящее масло. Впрочем, тогда "обработка" ран кипящим маслом для остановки кровотечения применялась повсеместно – к примеру, при лечении раненых солдат. Пока придворный врач французского короля Карла IX, знаменитый Амбруаз Паре, в бытность свою военным хирургом, однажды не обнаружил (когда из–за обилия раненных у него закончилось масло), что обычная повязка помогает заживлению куда лучше – и не положил конец варварской практике. Конечно же – для обычных пациентов, а не для "пациентов" (именно так именовался пытаемый) тюремных застенков.
Но, пожалуй, наиболее "универсальным" и "комбинированным" изобретением средневековых палачей для пыток нижней части тела была пытка "креслом ведьм".
Остается еще раз удивиться специфической мудрости "заплечных дел мастеров" – более "созданных друг для друга" в деле "добывания истины" "партнеров", чем девичий зад и "кресло ведьм" найти трудно.
Многие знают, сколь "приятна" процедура медицинских уколов в ягодицу. Но ведь они делаются тонкими, остро отточенными "одноразовыми" иглами – и в строго определенных местах, наружных участках ягодиц. Совсем не тех, на которых мы сидим. А собственно прилегающая к поверхности при присаживании часть ягодиц и бедер очень богато снабжена нервами. В них случайно иголкой попадешь, при нестандартном расположении – боль на полчаса на все бедро обеспечена.
А тут – обнаженную девушку усаживают не на острые иглы – а на притупленные сидевшими на них ранее сотнями "подруг по несчастью" толстые шипы или – даже гвозди.
Эффект мало чем отличающийся от забивания гвоздей в пятки – сильнейшая боль, отдающая до кончиков пальцев ног, по ходу седалищного нерва. А ведь шипы были такой длины, что протыкали не только кожу задней части ног – но вонзались и в половые губы, и даже – в клитор.
Тут бы, сцепив зубы после первого отчаянного вопля, посидеть спокойно – да не тут то было.
Девчонку привязывают к креслу.
Потом – под сиденье ставят жаровню с углями.
А ведь даже это кресло могло быть разным – с сиденьем "сплошным" или "с дырками".
Первый вариант был относительно гуманнее – раскалившееся от жара углей сиденье жгло, в основном, лишь кожу бедер и ягодиц, непосредственно к нему прилегавших.
А вот при условии "дырок" воздействию раскаленного воздуха были открыты и половые органы, и задний проход. В этом случае, перед усаживанием на иглы палач с помощником руками максимально раздвигали в стороны бедра и ягодицы жертвы . Когда ягодицы и половые губы были уже наколоты на шипы – влагалище и задний проход надежно оказывались фиксированными в наиболее "раскрытом" положении.
В результате нежная и чувствительная слизистая этих, пожалуй самых чувствительных органов оказывалась полностью открытой воздействию жара.
После чего вопящая от боли девчонка с ужасом и отчаянием ощущала, как под воздействием глубоко проникающего, безжалостно выжигающего изнутри ее сокровенные органы пламени, она с каждой секундой все менее остается женщиной... Что в конце концов и происходило при отказе от признания – стенки влагалища и шейка матки в конце концов обугливались не хуже, чем от применения раскаленного железного прута или вливания кипящей смолы – только процесс растягивался на долгое время.
Впрочем, как и в случае с поджариванием пяток, палачи обычно заботливо смазывали заднюю часть девушки и ее половые губки, клитор, анус – и даже влагалище изнутри – жиром, отчего пытка весьма напоминала поджаривание шашлыка.
Только в роли "шампуров" выступали гвозди, глубоко вонзавшиеся в нежное тело и неизбежно разрывавшие его при рывках.
Но – по большому счету, смазывание жиром "извне" такой уж значительной роли не играло. Да, оно до поры до времени мешало обугливанию кожи – но после того, как "первая линия обороны" оказывалась преодоленной пламенем – в ход вступала "вторая линия".
Ведь у самой стройной девчонки на бедрах и ягодицах столько подкожного жира – что "вытопить" его полностью, после чего только и могло наступить обугливание мышц, можно было разве что за несколько суток – при жаре средней интенсивности.
При особой изобретательности палачей веревки вообще не использовались – щиколотки и предплечья фиксировались захватами с торчащими внутрь гвоздями.
А чтобы предотвратить судорожные попытки девчонки избавиться от нарастающего жара в самых интимных местах ее наиболее привлекательной для мужчин части – ее голая спина прижималась к торчащим из спинки кресла гвоздям, а спереди на ее груди надевалася "передняя половина" описанного выше "корсета", шипы которого глубоко протыкали груди. Но – не "до упора" – так что оставался небольшой обьем свободных движений.
В результате девушка, приколотая на манер жука из коллекции энтомолога, сама в большой мере выбирала от какой боли больше страдать – жгучих ласк языков пламени, лизавших ее бедра, ягодицы и половые органы – или раздирать глубоко всаженными гвоздями свои груди, спину, руки и голени.
Обычно, самопроизвольно выбирался "средний вариант" – девушка извивалась, как змея, крича от боли, причиняемой и огнем и железом.
Впрочем, как и в любом другом случае у нее было время поразмышлять над выбором: признаться или терпеть страшную боль – пытка могла продолжаться часами, ввиду вышеупомянутых особенностей женской анатомии.
После этого, если "программой" не были предусмотрены другие пытки, тех же грудей, одуревшую от многочасового сидения на раскаленном кресле жертву отвязывали от него.
Вздергивали на дыбу – и с помощью специального скребка, обдирали обгоревшую плоть, исторгая жуткие вопли, воздействуя казалось бы на уже полностью "отработанные" участки некогда столь соблазнительного тела…
Как видим, при использовании "кресла ведьм" последовательно применялось протыкание кожи и мышц, их поджаривание, и, очень часто – сдирание кожи.
Поэтому, после максимально эффективного применения этой пытки, другие пытки уже часто и не требовались – редко какая девушка могла выдержать все вышеупомянутое.
С другой стороны, надо заметить, что при внешней жестокости, данная манипуляция отнюдь не была чем-то "убийственным".
Общая площадь кожи бедер и ягодиц сзади – чуть больше 10% от общей площади кожи всего организма (сразу заметим, что подошвы занимают 3%, а обе голени – спереди и сзади – еще 12%).
Учебник по травматологии сообщает – ожоги до 5% – ЛЮБЫХ СТЕПЕНЕЙ – можно лечить даже дома.
Тяжелый же ожог, при котором почти наверняка наступает смерть жертвы – это больше 50% тела.
Отсюда вывод – если перенесшую пытку на "кресле" девушку не ожидал костер – она имела довольно большие шансы поправиться, тем более, что минимальный медицинский уход за заключенными – пусть и на уровне средневековых стандартов – все же был.
Понятно, что "качество жизни" с ожоговыми рубцами на ягодицах и бедрах, и выжжеными половыми органами – уже другой вопрос.
Ну так ведь пытка есть пытка, и в чем – в чем, но в "сокрытии информации" о пытке и ее последствиях от будущей жертвы средневековых палачей обвинить было трудно.
А уж простое поджаривание пяток в свете вышесказанного можно считать вполне заурядной процедурой. Что и имело место на самом деле – именно поджаривание пяток было одной из 3–х ОФИЦИАЛЬНО разрешенных к применению инквизицией пыток (что применялось на самом деле – отдельная тема ).
Несколько расширяя главную тему статьи – пытки нижних конечностей – нелишним было бы отметить следующее.
Большинство вышеуказанных пыток описано здесь в применении, в основном, к "слабому полу". Вызвано это тем, что подавляющее большинство жертв инквизиции и впрямь составляли не мужчины.
Но, конечно, не стоит думать, что пытки эти имели строго специфический "гендерный" характер.
Были и мужчины-еретики, но гораздо больше было мальчишек и подростков, которых могли пытать либо самостоятельно, как подозреваемых в колдовстве, так и, как указывалось выше, "за компанию" с обвиняемыми матерями. В последнем случае, пытка была куда более жестокой, чем в применении к взрослым или "самостоятельным" малолетним "колдунам". Впрочем, это касалось и подростков-девчонок, которым, к примеру, без разговоров могли сразу разрывать и отрезать груди, раздирать влагалище и прямую кишку "грушей", буквально разрывать на дыбе и прочее – чтобы зрелищем без "прелюдии" начинавшихся жесточайших пыток дочерей побыстрее принудить их матерей к признанию.
В самом деле, смерть под пыткой непризнавшегося обвиняемого была ЧП, признаком непрофессионализма палача, не могущего выбить из него признание.
А вот родные, которых пытали для того, чтобы их страдания сделали обвиняемую более сговорчивой, в расчет особо не принимались – оттого и могли быть пытаемы без оглядки на возможную смерть.
Тем более, что у суда был большой выбор – в случае признания ребенка жертвы в том же колдовстве одним "разоблаченным колдуном" становилось больше – если же он умирал под пыткой, смерть просто считалась досадным "отходом производства".
К тому же, детей в средневековых семьях было довольно много – так что можно было, в случае смерти одного, тут же взять для показательной пытки другого.
Поэтому мальчишек и девчонок пытали гораздо более изощренно и жестоко, чем даже их матерей поначалу.
Ограничений почти не было – тем более, что даже средневековый "порог совершеннолетия" (12 лет для девушек и 14 лет для юношей) в инквизиционных процессах практически не соблюдался.
А если пытка проводилась не по причинам "колдовства", а, скажем, банального желания обычного феодала получить от женщины нужную информацию – то пытки детей на ее глазах были почти обязательными.
Косвенной причиной было желание палачей припугнуть жертву не словами – а наглядным примером применения их "искусства".
Посему мальчишку могли пытать на глазах у матери на первый взгляд, казалось бы, более "женскими" пытками.
Например, при том же поджаривании пяток на дыбе, на пытаемого могли надеть ожерелье, или, даже "повесить в корсете", естественно, сжигая босые ноги, как и матери – до полного обугливания.
Понятно, что вырывание ногтей, раздавливание и отпиливание пальцев ног, раскалывание гвоздями детских пяток тоже не было из ряда вон выходящим – как и забивание гвоздей и клиньев в коленки.
Более того, если пытка не доводилась до описываемых ниже бесчеловечных пределов – осознание превращение любимого сына, надежды семьи, в инвалида – действовало на обвиняемую куда сильнее, чем собственная возможная инвалидность.
Не было эксклюзивно-женским даже "кресло ведьм" – более того, подросток мог мучиться в нем даже сильнее, чем девушка.
Дело в том, что к пытке в подобных случаях нередко подключали и девушек (обычно – дочерей палачей) и уж почти обязательным было присутствие на пытке в качестве зрителей сверстниц паренька – из будущих жертв или просто дочек служителей суда, или – просто любопытных юных обитательниц средневекового замка.
Вообще, наблюдение за пытками мужчин (как и обратное – в отношении женщин со стороны мужчин) в Средние Века было вполне хорошим тоном даже для высшего света.
Так даже фрейлины королевы Франции в начале 17 века с горящими глазами наблюдали за пытками в тюрьме преступников, при их допросе.
Понятно, что на уровне "девчонок из простого народа" такие интересы могли принимать куда более активный характер – тем более, учитывая вполне "праведное" желание покончить с колдовством или "помочь хозяину" узнать важные сведения.
В этом случае профессиональные палачи могли на время передоверить "энтузиасткам" свою работу – тем более, что особого профессионализма, ввиду малой ценности жертвы и не требовалось, а для некоторых ее "сторон" девчонки бы просто незаменимы
Конечно, грудей, в которые можно было бы вонзить шипы "корсета" у объекта специфического девичьего интереса не было – зато было кое–что другое…
Вначале краснеющего, но не могущего отказаться от удовольствия подростка, ласкала нежными ручками одна из девочек. Добившись эрекции (что не очень сложно, при условии ласк и наличия рядом красивых обнаженных женских и девичьих тел), член паренька перевязывали у корня – после чего все было готово к изощренным пыткам. Сопротивления обычно не оказывалось – ну как-то неудобно "настоящему мужчине" показывать, что он боится каких-то девчонок (да и взрослые палачи были рядом).
Обнаженное тело, с предварительно смазанным задом и яичками (тоже процедура не из неприятных – прямо эротический массаж) усаживалось на иглы "кресла ведьм". Несмотря на крики и дергания, фиксировалось на нем – и начиналось самое интересное.
Те же пальчики, которые несколько минут назад ласкали "мальчика" жертвы – мягко, но неуклонно надавливали на член сверху, накалывая яички на иглы. Потом милые создания ставили под кресло жаровню – и с интересом наблюдали, как мальчишка вопит и дергается, раздирая иглами не только тело, но и яички, с непосредственной улыбкой шепча ему на ушко что-то вроде "скоро яичница будет готова"
После обязательного в таком случае последующего подвешивания на дыбу для обдирания обгорелой кожи, в мочеиспускательный канал вставлялся колючий ершик – крутя который, можно было добиться неподражаемых звуков.
Потом мог быть применен "крокодил" – раскаленные клещи, которыми откусывали напряженный член по кусочкам, и, наконец, обычный зажим или "зубчатый раздавливатель" – стенки которого сжимались до конца на уже поджаренных и проколотых яичках, превращая их в раздавленные лепешки
После весь изувеченный член попросту отрезался ножом – после чего юмористки могли вставить его в рот пытаемого.
Впрочем, чаще в рот подростка в вставляли отрезанную грудь его матери – ведь ее пытки продолжались паралельно.
Женщину, специально растянув в самых бесстыдных позах, открывающих все интимные части – все это время жестоко пытали на глазах у сына, усиливая нестерпимую боль стыдом. После того, как пытаемой разрывали влагалище "фаллосом Сатаны", влагалищной грушей, подвесив за широко разведенные ноги, заливали в него кипящую смолу – в конце концов, после сдавливаний, разрезаний, прижиганий отрезались и груди – и вот тогда их и вставляли в рот мальчишки, издеваясь над одним из главных женских призваний – кормлением ребенка грудным молоком.
Конечно, во время этих пыток подросток мог и умереть – но при обычной потери сознания его просто отливали водой и продолжали истязания.
Вновь посадив его обгорелой и ободраной задницей в "кресло ведьм", девушки продолжали пытки уже "за пределами".
К примеру, обычному пытаемому отрезать язык было глупо – как же получить от него признание?
Но для "наглядного пособия" это ограничение было неактуальным.
Отрезались язык, уши, нос – потом, с помощью чайных ложечек, пареньку медленно выдавливались глаза.
Какая разница – что после этого он уже не мог видеть своих увечий – это видела его мать, которой, во избежание пустого сотрясения воздуха просьбами пощадить ее ребенка, просто затыкали кляпом рот, лишь изредка вынимая его, чтобы еще раз задать вопрос: "Признаешься ли ты?".
Конечно, для женщины видеть муки своего ребенка – гораздо большее испытание, чем муки собственные. Но ведь при признании, НА ВСЕХ членов семьи ложится тяжелое клеймо "родных колдуньи", или – просто "соучастников преступления ", придется "выдать пособников" в том числе, вполне возможно, и тех же детей или мужа…
Так что приходилось жертвовать здоровьем или даже жизнью одного ребенка для спасения остальных детей. Хотя – часто и не всех – на очереди были другие дети.
Однако "солидарная пытка" всей семьи была, все же, редкостью – по видимому, и у палачей есть свой "кодекс чести" и "правила игры"...
Маги также способны в редких случаях и с определённой долей вероятности наванговать примерную дислокацию войск противника и с какой ноги завтра встанет предводитель бунтующей провинции, что крайне сильно способствует их попаданию в разведки и секретные отделения всех имперских и неимперских мастей. 
Тринадцатый, я, пожалуй, случайно при вас обмолвлюсь служке, в какой исповедальне я принимаю. Не упустите момент и запоминайте номерок и приемные часы.
Можем дать тебе отлучку на недельку, здесь всё равно всё медленно раскачивается, как раз с делами закончишь, мы ролку к тому времени запилим.