Дорога, о которой говорил Риверте, проходила вдоль монастырской стены и, судя по всему, прекрасно просматривалась с массивных шестиугольных башен - просматривалась и простреливалась. Дорогу окружало чистое поле, укрыться в нём совершенно негде - словом, Уилл убедился, что всё обстоит именно так, как описал ему граф. Кто завладеет монастырём, тот завладеет дорогой.
А, то есть в образе Риверте можно проследить аллюзии и на этого кота?
http://media.lelombrik.net/t/4ec5891165 … 665546.jpg
Сопровождающие Уилла двое сержантов, лично отобранные Риверте, оказались парнями необщительными и помалкивали всю дорогу, только один из них иногда насвистывал, вызывая в Уилле глухое раздражение.
https://pp.userapi.com/c637517/v6375173 … G8t0mo.jpg
Они оставили свои кирасы в лагере и натянули лакейские ливреи. Эти ливреи сидели на них, словно седло на корове, и абсолютно не вязались с воинственными грубыми физиономиями.
http://vasya-lozhkin.ru/upload/iblock/6 … 8a4412.jpg
Уилл не понимал, зачем нужен этот спектакль, раз уж он всё равно едет как официальный посол от Вальены. Он так и не обдумал как следует, что именно скажет настоятелю, но врать, юлить и прикидываться точно не собирался.
Жаль, а вот я бы на это посмотрел.
Однако необходимость в маскараде стала ясна, когда они приблизились к воротам монастыря, к которым вела длинная наклонная насыпь. Когда-то на её месте, должно быть, тянулся ров, но он давно высох, порос кочками и травой, так что не представлял бы существенной преграды в случае штурма.
ПОРОС КОЧКАМИ
Я думал, я уже всё видел за эту неделю. Но нееее. По второй.
Что бы её представляло, так это стены в несколько локтей толщиной, с узкими бойницами и толстыми зубцами, за которыми могли весьма удобно расположиться стрелки. Да, чем дольше Уилл смотрел на это укрепление, тем лучше понимал, почему Риверте так жаждет его занять.
…я представил их следующую эротическую игру, мне стало дурно.
- Сир, я не могу, я скучаю, я хочу с вами помириться! Я понимаю, что вы заняты войной, но представьте, что я замок! В стратегически важном месте! *садится на штабной стол, начинает раздеваться* с изящными, но крепкими башнями, узкими бойницами, могучим округлым донжоном! Подцепите мой подъёмный мост крючьями, вломитесь в меня своим тараном, отдайтесь сладостному упоению битвой в моём барбакане! Водрузите на моём флагштоке знамя Вальены! Я хочу принадлежать империи! * берёт баночку чернил, начинает себя поливать*.
Уилл спешился, подвёл коня за повод к воротам и постучал. Не получив ответа спустя долгое время, постучал снова, на сей раз настойчивее.
Анон, который донёс картинку с мёдом и сгущёнкой с Пятачком и Винни-Пухом, ты был пророком.
"Открывайте, монахи, Уилл пришёл!"
К этому времени успело уже почти совсем стемнеть, и на горизонте медленно затухала рваная, кроваво-красная полоса вечерней зари.
Смотровое окошко скрипнуло на ржавых петлях,
То ли в Сидэлье влажность повышенная, то ли они там всей страной раздолбаи.
и в нём показался настороженный глаз.
- Мир тебе, досточтимый брат, - сказал Уилл. - Не соблаговолишь ли открыть дверь и впустить нас?
- Зачем? Кто такие? - спросил досточтимый брат без малейшей приязни в голосе.
«Почему не знаю?»
Уилл запоздало понял, что армия ненавистного для сидэльцев вальенского захватчика, вставшая лагерем совсем недалеко отсюда, вряд ли располагает местных жителей к особому радушию.
https://media.giphy.com/media/ydrJxdrmKSTqE/source.gif
И ещё он понял одну очень важную вещь: стоит ему только произнести имя Риверте, как смотровое окошко захлопнется у него перед носом.
Hу что, старина, кидай кубик на дипломатию.
А дальше ему придется, видимо, самолично штурмовать неприступные монастырские стены.
А я бы посмотрел. Ох Уилл, Уилл, не гневил бы ты Господа, сейчас же будет отыграно классическое кармическое «Ах, ты думаешь, сценарий X – худший из возможных? Так пусть сначала всё идёт по-твоему, а потом будет в сто раз хуже, чем ты воображал»
https://media.giphy.com/media/RHiD0K65NxxLO/giphy.gif
- Моё имя Уильям Тэйнхайл, - чуть поколебавшись, сказал он
Если б моя фамилия была «Норан», я бы тоже врал людям.
- Я путешественник из Хиллэса. А это, - он указал на мужчин за своей спиной, - мои спутники. Мы долго были в пути и ищем приюта.
- В паре лиг отсюда есть трактир.
- Правда? Но мы совсем не знаем здешних мест, и вряд ли доберёмся туда да темноты. А здесь сейчас неспокойно... Мы хотели бы просто получить кров и, может, немного хлеба с вином. - Суровый глаз за смотровым окошком ничуть не подобрел, и Уилл, поколебавшись, добавил немного смущённо: - Мы заплатим.
Я уже шутил, что Уилл периодически ведёт себя как сын музейного работника и воспитательницы детского сада, который уже на горшке не читал ничего, кроме Чехова (но письма брату с цензурой), Мережковского (избранное, никаких шабашей) и Лихачёва, поэтому пофантазирую на тему возможного развития событий.
На сира Риверте уставился честный глаз монаха в футблоке «Вива ла капитан Витте!»: «Какой мальчик с деньгами? Не было никакого вражеского мальчика с деньгами. Все братья подтвердят. Тут чужие вообще не ходят. Места у нас пустые, скорбные. А кинжалом тыкать в окошечко не надо, не надо, Господь не одобряет. Если хотите, вставайте лагерем на поле, я так вижу, палаточки у вас с собой. Мы тут до-о-олго сидеть можем, у нас мох густой и калорийный»
Окошко с грохотом захлопнулось. У Уилла упало сердце, но через миг заскрежетал засов, и калитка в воротах отворилась, открывая перед усталыми путниками гостеприимные объятия служителей Господа Триединого.
…Я физически чувствую, как Уилл, одетый в матроску, заливается слезами и лупит меня кулачонками в грудь и вопит: «Хентаи-и-и-и, бака!» за всё то, что я сейчас думаю.
Во дворе Уилл огляделся с невольным любопытством. Это действительно была настоящая крепость, очень старая, судя по толстому слою мха с северной стороны стены.
а вот и панч шутки про мох! Мох, сцуко, с северной стороны стены толстый! СУДЯ ПО ЭТОМУ, КРЕПОСТЬ СТАРАЯ!
Хм. Толстые высокие стены, ров, ворота, бойницы, шестиугольные башни. Что бы там могло быть внутри? Кафе-кондитерская? Стадион? Оранжерея?! Или такое же поле, как и с той стороны? Или там должен был быть один сплошной мох?
Миниатюра "Уилл в монастыре святого Себастьяна"
https://pp.userapi.com/c9704/u11702228/ … da7127.jpg
Каким образом она оказалась во владении ордена святого Себастьяна, оставалось только гадать…
Дай помогу, хроникёр. Так как капитализмом у вас ещё не пахнет, а рабы ни разу не упоминались, кроме как в качестве сравнения для романтических отношений, то, скорее всего, вы живёте при феодализме. Постройка крепости в такие времена была доступна, да, в принципе, и упёрлась только феодалу. Причём, так как крепость у вас прикольная и с хорошим видом на горы и межрайонную трассу, ещё и не всякому. Следовательно, крепость вам или подарили-завещали добровольно, или передали – в качестве вступительного взноса за членство в ордене, или, скажем, позволили занять как нейтральной стороне в местных разборках. Ну или вы построили её сами, если ваша церковь, как наши, сами по себе крутые феодалы. Будь вы совсем крутые, можно было бы предположить, что вы её отжали у какого-нибудь еретика силой, но, положим, в этом мире церковь так себя не ведёт. И это не говоря уже о том, что вы могли сознательно себе такой брутальный монастырь построить, ибо живёте в больно весёлом месте. Короче, как именно – это уже другой вопрос, но гадать-то зачем, отличная же тема для начала беседы.
Уилл передал повод своего коня подошедшему послушнику, и, повернувшись к неприветливому брату-привратнику, поклонился ему от всей души.
- Благодарю вас, досточтимый брат.
- Не стоит, - буркнул тот. - Сразу говорю, места у нас нет. Монастырь переполнен, братья ютятся по трое на койке.
- Что-то не так?
- Сбавьте слегка обороты… святой отец. (с) СПН.
Так что не знаю, что вы там за знатные господа, а если уж напросились, то ночевать станете в хлеву.
Ми-ми-ми. Лонг тайм агоу в одной упоротой компании внезапно меметичность обрела фраза «И скотину убейте» в значении «Надо же что-то делать с этими плохими людьми/бороться с несуразностями общественного устройства/унести кота в другую комнату, чтоб не воровал колбасу/доводить дело до логического завершения, до конца».
Взяли мы это из ветхозаветной книги Левит:
«Кто смесится со скотиною, того предать смерти, и скотину убейте».
Где-то там же имел место теологический диспут на тему, с каким животным иметь дело всё-таки менее грешно, если уж припёрло: с чистым, потому что оно чистое и в этом хоть какой-то плюс в ситуации, или с нечистым, потому что с ним и так уже всё ясно, дополнительно ты его не осквернишь, как в случае с чистым. К единому мнению не пришли.
К чему это я? Да так, знаете, музыкой навеяло.
Уилл, слегка растерявшийся от такого приёма - он всегда немного иначе представлял себе среднестатистического служителя церкви - не придумал ничего лучше, как снова поблагодарить. Монах вручил факел другому послушнику и велел провести гостей туда, где они будут почивать.
СРЕДНЕСТАТИСТИЧЕСКИЙ СЛУЖИТЕЛЬ ЦЕРКВИ и ПОЧИВАТЬ в соседних предложениях. И это не юмористическое фэнтези, а про любофф. Ваше здоровье, дорогие аноны! Кстати, рекомендую вкусно закусить, нас ждут драма и внезапный ( ) сюжетный поворот, нам понадобятся наши силы.
А вот и второй секрет идеальной отравы. Если Демонический Мужик вечно творит несусветную херь, то Невинная Няша постоянно теряется, не понимает, что происходит, не знает, что ответить, ошеломлена, удивлена и поражена до самых печёнок.
- А заодно пожрать им чего-нибудь с кухни притащи, - ворчливо добавил он, и Уилл снова сказал "спасибо", всё больше чувствуя себя идиотом. От такого приёма он едва не забыл, зачем на самом деле сюда приехал.
Слушайте, а, может, он никакой не воннаби-олдскульный питерский интеллигент, а просто у него суровая социальная тревожность? Тогда беру свои слова обратно, он очень даже неплохо справляется!
Оглянувшись на своих спутников, которые сохраняли всё то же непробиваемое выражение лиц, Уилл спросил брата-привратника:
- А что отец-настоятель, очень сегодня занят?
- Да конечно, занят, как же без этого. На всенощную пробьют скоро.
- Не могу ли я побеседовать с ним? Я нуждаюсь в исповеди, - пояснил Уилл под пронизывающим взором монаха,
Не буду придираться, но закат же уже всё, на улице темно, суровый одноглазый мужик Фьюри, вон, с факелом ходит. Я как-то всегда думал, что если изначально это была служба, которая предполагала молитву от заката до рассвета, то вот к такому моменту монахи должны были бы уже сидеть по местам в боевой готовности.
и вот в этом уже ничуть не погрешил против истины - сейчас ему хотелось исповедаться сильнее, чем когда-либо за последние годы.
Как же тяжело людям жилось без психотерапевтов и треда «Мозгоправка» на холиварочке…
Неизвестно, что ответил бы на столь дерзкую просьбу суровый брат-привратник,
Что-нибудь вроде этого?
https://i.imgur.com/HCTTfRW.gif
но тут с верхней галереи раздался негромкий, мягкий и выразительный голос:
- Конечно, я выслушаю вашу исповедь, сын мой. И ваших спутников, если таково их желание. Просящему никогда не будет отказано, стучащему непременно будет открыто.
Уилл в первый же миг испытал чувство мучительного узнавания - он слышал, точно слышал уже этот голос, одновременно кроткий и полный достоинства. Но убедился он, лишь вскинув голову и уставившись на монаха в белой рясе настоятеля, стоящего на галерее и прячущего руки в широких рукавах.
- Брат Эсмонт! - вне себя от изумления и совсем забыв, что теперь он уже не брат, а, по всей видимости, отец, воскликнул Уильям.
а вот тут, как вы понимаете, и замаячил на горизонте толстый полярный лис.
Тот подслеповато сощурился, а потом чуть не подпрыгнул, от удивления опустив руки и изменив свою величественную позу.
- Уильям... Уильям Норан? О, Господи!
Забыв обо всём на свете, Уилл оттолкнул зазевавшегося монашка и кинулся в замок, а там понёсся наверх, перескакивая через две ступеньки. Вверху торопливо стучали подошвы деревянных башмаков святого отца, спешившего Уилл навстречу. Уилл налетел на него, сгрёб в охапку и сжал в объятиях, совершенно забыв, что ему больше не шестнадцать лет, а брату Эсмонту - уже даже не шестьдесят.
https://i.imgur.com/Pcv65cs.gif
В руках Уилла старый монах болезненно охнул, но всё же сомкнул слабые старческие руки у него на спине, а когда Уилл, опомнившись, рухнул на колени, накрыл сухой ладонью его темя.
Бедный дедушка. Ему же сейчас работать психотерапевтом и тредом «Мозгоправка» на холиварке.
- Уилл, Уилл, - слегка дрожащим голосом проговорил почтенный монах. - Подумать только, я и помыслить не мог, что снова увижу вас. Пути Господни воистину неисповедимы.
Поэтому я не могу избавится от симпатии к языческим богам, потому что там были простые и понятные ребята, близкие людям.
https://s018.radikal.ru/i526/1205/5f/aba462baf2e5.gif
Он зашептал слова благословения, не убирая руки с головы Уилла, и Уилл ощутил, как на глаза наворачиваются жгучие слёзы. Брат Эсмонт, единственный друг, который у него когда-либо был, тот, кто вызвался сопровождать его в вальенский плен, тот, кто не по своей воле так скоро его покинул, кто поддерживал в письмах, когда Уилл принимал самые трудные решения...
Ну вот, собственно, и необходимая для понимания драматизма грядущей ситуации бэкстори. Кстати, монастырь и отец Эсмонт, пожалуй, наиболее наглядный пример того, что автор с созданием мира не заморачивался вообще. Религия тут –очень лобовая копипаста с христианства, ну сами посмотрите, ровно ни одной оригинальной цитаты из тех же Священных Руад, сплошные находящиеся на слуху банальности
Уилл ощутил его руки на своих плечах и с трудом, почти нехотя, поднялся с колен. Он столько всего хотел сказать, но слова застревали в горле, и он лишь смотрел в старое, морщинистое лицо брата Эсмонта - отца Эсмонта, Боже, как же запомнить? - и поверить не мог, что они и вправду свиделись снова.
- Пойдёмте, - сказал настоятель монастыря святого Себастьяна. - О ваших людях и лошадях позаботится. Нам о стольком надо поговорить.
Уилл последовал за своим старым наставником, как во сне. Да это и был сон, скорее всего.
Келья отца-настоятеля оказалась ровно такой, какой и ожидал её увидеть Уилл - чрезвычайно скромной и разве что немного более просторной, чем келья самого обычного монаха. Аскезу нарушал лишь стенной шкаф с большим количеством книг, среди которых Уилл заметил редкие и дорогие труды церковных славословов, которыми сам зачитывался годы назад в замке Даккар.
Щито хотел сказать автор? Славословие - это неумеренное восхваление. Тут хотят показать развитие Уилла, типа он больше такой фигни не читает, на него благотворно повлиял воинствующий атеизм Риверте?
Отец Эсмонт усадил Уилла на стул и, выглянув в коридор, подозвал проходившего там послушника.
- У меня сегодня особый гость, брат Корин, - сказал он, улыбаясь. - Поэтому сходите на кухню и попросите брата Вардиса, чтобы принёс нам пирога с картошкой и свежего квасу.
«И вообще это у меня чайный гриб в бокале, дети. Не пейте» (с) Славный Друже Обломов в обзоре на ирландский паб.
Бармен, а в вашем заведении чайный гриб заваривают? Заварите нам на весь тред, пожалуйста.
Не могу предложить вам ничего поплотнее, - словно извиняясь, обратился он к Уиллу, когда послушник отправился выполнять поручение. - Нынче пост.
Уилл кивнул, чувствуя, что краснеет. Он совершенно забыл о церковном календаре и постился в последний раз ещё тогда, когда они с братом Эсмонтом жили бок о бок. Тот, впрочем, не стал упрекать своего нерадивого ученика и лишь добродушно усмехнулся, похлопав его по плечу.
- Вы так выросли, Уильям. Так возмужали... Я бы, право, не узнал вас, если бы вы не окликнули меня первым.
- А вы совсем не изменились, - выдавил наконец Уилл, невольно улыбаясь тоже. Хотя это была не совсем правда - преподобный Эсмонт сильно постарел, но всё равно Уилл где угодно узнал бы эти добрые глаза и всепрощающую улыбку.
Извините, ребята, слишком сладко.
https://amp.thisisinsider.com/images/59 … 50-562.jpg
http://static.tvtropes.org/pmwiki/pub/i … g_2343.png
- Но как же вы очутились здесь? Сидэлья, монастырь... и вы - его настоятель!
- Это долгая история. Если у нас будет позже время и если вы захотите, я вам её расскажу. Вкратце - преподобный епископ Мажорийский счёл меня достойным этого сана, - сказал отец Эсмонт без лишней скромности, но и ничуть не кичась своим положением.
Я хочу знать, в честь какого топонима титулуют епископа. Мажория?
Насколько Уилл знал его, он принял бы так же безропотно гонения и мученическую гибель, так что нет ничего удивительного, что его не испортил высокий сан.
Чисто из вредности: вовсе не обязательно, особенно с твоим прекрасным знанием и пониманием человеческой психологии. Могут быть люди, которые ни "ломаются", ни "портятся" и те, с которыми происходит и то, и другое. Бывают те, которых нельзя "сломать", но относительно легко "испортить", а бывают те, которые совершенно не "портятся", но легко "ломаются".
А бывают невыносимые дегенераты, как ты, Уилл. Извини.
- А вы, - продолжал отец Эсмонт, - насколько я помню, остались в Вальене. Простите, что перестал писать вам. В какой-то миг мне стало казаться, что наша переписка вам в тягость.
- Ох, что вы, брат Эсмонт... то есть отец Эсмонт, что вы, я... - начал Уилл - и замолк, снова не зная, что сказать. Да уж, совершенно напрасно сир Риверте рассчитывал на его красноречие.
Хинт: если ты думаешь, что Демонический Мужик творит херню, подумай ещё раз. То есть да, безусловно херню, но только ту, которая обречена на успех.
Стоило только подумать о Риверте, и старый монах словно прочёл это имя у Уилла в голове.
- Вы остались, - сказал он вполголоса, - с графом Риверте, убийцей вашего отца. Да, я помню. Вы не пожалели о вашем выборе?
- Нет, - сказал Уилл, но почему его голос прозвучал так неуверенно? - Нет, никогда не жалел.
- Что ж, славно, - проговорил монах, и по его тону Уилл понял, что эта тема раз и навсегда закрыта. Это наполнило его такой всеобъемлющей благодарностью, что он едва не прослушал следующие слова, мигом вернувшие его с небес на землю. - Но что вы делаете здесь? Ведь Сидэлья нынче - оплот мятежа, а вы путешествуете всего с двумя слугами.
Это неосмотрительно, Уильям, и ваш друг, господин граф, вряд ли бы вас одобрил.
Я так и знал! Может, конечно, это суровый одноглазый привратник такой прошаренный, может, это отец Эсмонт такой деликатный, но вот в том месте, где Уилл стоит у ворот и такой «Тут же стоим мы, вражеская армия, поэтому монахи такие подозрительные и негостиприимные», я заподозрил лажу. Это на конике дворянин, которому нечего делать, 120-125 км может проехать до заката, а крестьянин за всю свою жизнь на такое расстояние от дома может и ни разу и не удалиться.
А у монахов есть своя земля или они закупаются зерно и картошку у местных? Ну закупились раз по осени, это же не супермаркет. Или они в порядке испытания на смирение и воздержание регулярно гоняют вот в тот трактир проповедовать, ну и заодно узнают новости?
Или Уилл не может отличить чистое поле от того, где что-то растёт, потому что раз есть хлев, то есть и скотинушка, так, может, монахи тут полностью на самообеспечении?
Кто к ним ездит, почему у них вообще такой аншлаг? Паломники к празднику? Конференция по повышению квалификации?
Почему, кстати, когда мы через пару страниц увидим весь монастырский коллектив, их будет, хоть графин у меня забирайте, не настолько много, чтоб в такой пафосной крепости сидеть друг у друга на головах?
Нет, конечно, есть ещё народ из Бастардовой долины – но они, скорее всего, приняли предложение графа Риверте и свалили в противоположную сторону.
Короче. Если у Вальенского Кота такое паблисити, то тот, кто знает, что в провинцию вошли имперские войска подавлять мятеж, должен знать и то, кто их ведёт. Серьёзно. Тут вообще кроме него другие полководцы есть? Или он тут один такой хороший, как Марианна Капуль-Гизайль (ага, которая фиктивная жена нагруженного шестью детьми Коко) в Олларии лучшая и единственная куртизанка?
Или отец Эсмонт умнее, чем хочет казаться (Нет. У него будет ровно столько мудроженственности, сколько будет нужно автору) и раскручивает бывшего воспитанника на откровение.
Или Уилл просто мнительная кисонька, которая цепляется за любой предлог, чтоб почувствовать себя нелюбимым и обиженным – «Он мне не улыбается, коне-е-ечно, он знает, что я марширую с армиями, которые пришли омыть эту землю слезами и кровью».
Ну, что ж. Сейчас или никогда. Уилл набрал полную грудь воздуха и выпалил:
- Сказать по правде, это он послал меня к вам.
В дверь постучали. Отец Эсмонт сказал: "Войдите" голосом, не выражающим ровным счётом ничего. Уилл потупился и разглядывал свои руки, пока пришедший послушник расставлял на столе нехитрое монашеское угощение. Но Уилл уже знал, что вряд ли ему в горло полезет кусок, после того, что он сказал и вынужден будет ещё сказать.
А вот мы, пожалуй, выпьем. Пирожки с картошкой ему в рот не лезут, зажрался, ксплуататор проклятущий…
- Понимаю, - проговорил отец Эсмонт, когда послушник ушёл. - Ваши двое спутников - вовсе не ваши двое спутников... они ваш конвой.
Далеко шла слава о заградотрядах графа Риверте!
- Нет! - в памяти Уилла вмиг ожили унылые дни, когда имперские солдаты везли его с братом Эсмонтом по вальенской пустоши, такой же дикой и заболоченной, как местность, где они находились теперь.
А вот если бы вы, ребята, его тогда пристукнули и прикопали в «диком и заболоченном» месте, мы бы сейчас так не мучались.
Тогда Уиллу казалось, что он едет на казнь, и брат Эсмонт оказывал ему последнее утешение... и как же всё изменилось с тех пор.
https://www.reactiongifs.us/wp-content/ … lement.gif
Как ужасно, невообразимо изменилось.
https://media.giphy.com/media/5b8o9nWNRWTjG/giphy.gif
Уму просто непостижимо, как.
https://ibstours.com/wp-content/uploads … phy-13.gif
- Нет, - повторил Уилл тише. - Они не мой конвой. Они моя охрана. Риверте... господин граф не пожелал отпустить меня одного.
- Что ж, отрадно слышать, что он так о вас печётся. Но вы, кажется, сказали, что он прислал вас поговорить со мной? О чём, во имя святого Себастьяна, хочет говорить со служителем Господа Триединого этот безбожник?
Вот что вы так сразу судить о человеке. Злопамятный какой дедушка. Он же ведь с самим графом так лично толком и не пообщался, а что из замка выперли – ну, надо было отнестись с пониманием, политический момент такой. Переписываться-то не запрещали. Может, Риверте покаяться хочет и имущество церкви отписать. Может, сейчас своим высокомерием и сарказмом Эсмонт сразу две души оттолкнёт от спасения, не остановит войну, не помешает вершиться злу?
Терпеть не могу, когда ради сюжетных нужд верующих людей, особенно служителей церкви, авторы – по незнанию ли? Из злого умысла ли? – изображают лицемерными и злыми людьми. Да, такие среди верующих тоже есть, никто не без греха. В жизни бывают сложные ситуации. Вот недавно одна женщина, ведущая тяжёлую духовную брань, написала о реакции вроде бы братьев и сестёр о вере, которая заповедует любить и запрещает осуждать. И что же? В непростой для себя момент она находит время напомнить ближним о спасении души:
«Великий Пост на дворе, а они безжалостно, беспощадно и совершенно бесцеремонно, не зная даже ситуации (не побывав у нас дома, не будучи знакомы со мной) ставят мне диагнозы и выносят вердикты. […] Мой хоть и не духовный, но совершенно искренний вам совет: завтра все бегом в храмы, каятся. В празднословии, пустословии, клевете. А не то сами знаете, где будете после смерти».
Всё, больше не могу с серьёзной рожей сидеть. Это был, естественно, лютый (цитата разводящейся матушки Абортарии).
Я, конечно, понимаю, что братоотцедед Эсмонт не настолько плох, но глумиться так глумиться.
Уиллу снова сдавило грудь. Вся радость, окатывавшая его минуту назад, испарилась. Ему хотелось сказать: "Не надо, не говорите так о нём", - но как ещё настоятель монастыря мог говорить о человеке, чьё презрение к церкви было всем известно, а преступления - неоспоримы? А Уилл был одновременно и жертвой, и соучастником этих преступлений. Во всяком случае, в глазах брата Эсмонта.
https://www.wired.com/wp-content/upload … d-text.gif
Уилл вдруг отчётливо вспомнил, почему прервалась их переписка. Потому что за всеми этими улыбками, добротой, словами неизменного утешения он всегда подспудно чувствовал упрёк.
«Приветствую тебя, мой дорогой мальчик! Надеюсь, тебе сладко и спокойно спится в постели этого жестокого безбожника.
А помнишь, каким чудным и невинным малышом ты был! Глядя в твои небесные глаза и подумать было невозможно, что ты закончишь свой жизненный путь на своём жизненном пути окажешься в такой неприятной ситуации.
Дома у нас всё хорошо. Крыша течёт, позволяя нам радоваться чудесам дождей Господних. У скота повальный падёж, ибо Отец Триединый заботливо следит за тем, чтоб мы не тешили плоть мясом, а ветеринары - гордыню. Ваша высокочтимая матушка недужит, но каждый день ходит молиться на могилу вашего невинно и с крайней степенью жестокости убиенного батюшки. Не буду напоминать, кем.
- Ах, брат Эсмонт, как же мне не молиться! – отвечала мне она, когда я уговаривал её ну хотя бы на коленях к склепу не ползать – одежды-то, достойной положения высокородной леди осталось немного, могла бы ещё вашим сёстрам по наследству передать, им ещё женихов искать, а с такой репутацией семьи это нелегко! - Я разлучена с моим некодга любимым сыном, но, по милости Бога Триединого, я ужасаюсь лишь слухам о его противоестественных прелюбодеяниях. А наш возлюбленный супруг и господин, находясь в раю, может лицезреть все происходящие непотребства!
Я обрадовался случаю отвлечь ей от горя занятным догматическим спором, ибо есть весьма высокоучёные отцы церкви, которые писали, что родители и супруги грешников, умирая раньше оных, могут временно отправиться и в геену огненную, ибо несут вину за невразумление ближних своих, а уж из геены так точно ничего не видно. Но она почему-то ещё сильнее предалась греху уныния и поползла от меня в заросли чертополоха.
Брат Августин из Топлесской обители прислал мне в подарок «Повесть о Мосоде и Ррогоме» с цветными гравюрами. Отрадно любоваться искусным и вдохновенным изображением гнева господнего, обрушившегося на грешников. Увы, увы, придётся согрешить и продать фолиант, ибо местность у нас дикая и заболоченная, а все тройные налоги уходят в столицу, а даже лук и чайный гриб на что-то покупать надо.
Ну, вот и пришла пора прощаться. Пользуясь случаем, хотел бы тебе также напомнить, что мужеложцы после смерти без покаяния отправляются на серебряный ярус ада, где демоны внушают им постоянную и нестерпимую похоть, но напрочь лишают любовной силы. Как на душе станет тяжело – ты знаешь, кому писать.
С исполненным любви и прощения даже для самых отвратительных грешников сердцем, твой старый добрый брат Эсмонт»
- Так получилось, - принялся объяснять он, довольно неловко, - что ваш монастырь располагается над дорогой, которая имеет сейчас для нас очень большое значение...
Он изложил все обстоятельства, стараясь дословно воспроизвести доводы Риверте, и чувствуя всю их вопиющую, катастрофическую неубедительность. Отец Эсмонт слушал молча, и Уилл в конце концов тоже умолк под его пристальным, изучающим взглядом.
О. Дак это не просто епископ Оноре. Это гибрид епископа Оноре и Старого Больного Человека Августа Штанцлера.
▼Скрытый текст⬍
Образ СБЧ трагичен и таинственен, ибо Вера Викторовна на ходу переобулась богично. Сначала она планировала дюма-стайл интриги, где возле трона пихаются задницами две группировки. Люди Чести во главе с добрым мудрым кансильером Штанцлером и прекрасной святой королевой Катари и Лучшие Люди, где Алва и Сильвестр. Исторически (с) предполагалось, что ЛЛ – это сторонники новой династии Олларов, пресловутые «навозники» и ребята из старой знати, решившие, что от добра добра не ищут, а Люди Чести – они вот такие чистокровки и идейные. Я сейчас очень условно всё пересказываю, потому что там куда ни ткни, лулзы. Начать хотя бы с того, что то ли невинную королеву растляет злобный маршал, то ли это все происходит по просьбе друзей семьи и лично сестры короля, то ли королева-эксгибиционистка насилует несчастного прОклятого маршала, который не может отказать, потому что поклялся выполнять приказы короля, то ли они просто оба любят троллить окружающих. После этого неудивительно, что любителями померяться генеалогическими древами рулит Штанцлер, который крайне мутного происхождения и уж точно не возводит свой род к богам. На посту кансильера этот добрый дядюшка занимался по большей части организацией бунтов, сам при этом старательно держа свои лапки и рыльце чистенькими, потому что «если восстание окончится неудачей, кансильеру придётся использовать всё свое влияние, чтобы спасти тех, кого можно спасти». Как было объяснено на старте невинному и няшному Ричарду Окделлу, папу которого Алва пришил в ходе предыдущего восстания, в ответ на разумные сомнения, а так ли всё плохо у Людей Чести, «пост кансильера для Штанцлера и королева из вассалов Молний» - это такой компромисс с действующей властью. Всё равно королева может только насиловаться об Алву и молиться, а он, Штанцлер, уже Старый и Больной, и ничего не решает, может только морально поддерживать Ричарда и вспоминать, каким хорошим человеком был его папа, какими хорошими они с папой были друзьями и, чуть что, бить подростка портретом папы по голове.
С каждой книгой дело становилось всё печальней и печальней, потому что Лучшие Люди становились всё более крутыми, умными и, главная печаль, всё более патриотичными. Их риторика – «Мы – ничто, Талиг - всё» сама по себе дико звучит в устах аристократов XVIII века, а уже когда они начинают радостно подтверждать, что и Штанцлер-то был ничтожеством, и Катари была всегда была на нашей стороне, и кардинал Сильвестр слабоумный параноик, то возникает ряд закономерных вопросов к автору. Например, мы что, почти два десятка лет читали историю о том, как хорошие и сильные не могут победить плохих и слабых?
…То есть вы понимаете, да? У нас в фандоме тоже дурдом, но это хотя бы разнообразный и весёлый дурдом, достойный звания «эпичной саги».
- Ну, - не выдержал в конце концов Уилл, - и что вы скажете?
- Давайте посмотрим, - сказал отец Эсмонт, ставя локти на стол и вновь пряча ладони в широких рукавах своей рясы, - правильно ли я вас понял, Уилл. Вы предлагаете мне покинуть обитель, вверенную моему попечению, и попросить моих братьев уйти отсюда, из того самого места, где они обрели Господа и познали покой. И всё это - лишь потому, что бессовестный, не боящийся Бога негодяй желает использовать наш монастырь для ведения жестокой захватнической войны.
Ога, вот так примерно эр Август с Ричардом и разговаривал. С такой, знаете, доброй усталостью и «Я тебя, конечно, ни в чём не упрекаю, но… *хлобысь портретом Героически Погибшего За Возрождение Талигоий папы по голове*». А читатели потом ругаются, почему Ричард такой… твёрдый и незыблемый.
- Вы неправильно поняли, - начал Уилл - и тут же понял, что отец Эсмонт изложил суть совершенно точно. Уилл сглотнул и попытался зайти с другой стороны: - Граф Риверте не захватчик. То есть он, конечно, захватчик, но лучше уж Вальена, чем постоянные распри между здешними кланами.
Мда. Ричард был определённо более политически подкован, а Ричард не мог в политику и экономику от слова «совсем». А ведь, казалось бы, историку полагается быть образованным человеком, а не просто пересказывать то, что любовник в постели выдал, даже если этот любовник – министр обороны и министр иностранных дел на полставки.
- Вы уверены, что лучше, Уилл? Вы долго прожили в этой стране?
- Н-нет, - пробормотал Уилл, снова потупившись под неотрывным взглядом старого монаха. - По правде, я...
…десять лет занимался своими сердечными делами, слёзными обидками и решением проблем по мере поступления. И то, как я понимаю, Риверте в основном жена спасала. У меня такое ощущение, что Анастейша была более продуктивным существом. Додосучки о хозяйстве думают, о хороших микроволновках! Оригинальный Уилл мясо в дом носит, рыбу ловит, психологические танцы по стеклу обеспечивает! Морти вообще теперь сильный и независимый (окей, наиболее хорошо известная нам версия Морти, не считая Злого). Ричард Окделл стал символической фигурой и именем нарицательным в отечественном фэнтези и, спустя много лет, неистово рвёт фандом на три части: «Ричард – няшечка!», «Ричард – сволочь!» и «Да вы заколебали все треды в окделлосрач скатывать!».
А ты, Уилл? Что ты сделал в своей жизни?!
- Вы знаете здешний народ? Вам знакомы нужды этих людей, их предпочтения, вы знаете, как наилучшим образом утолить их печали и сделать их счастливыми?
- А вы? - не выдержал Уилл. - Знаете?
Нет, их никто не знает, кроме автора. И, боюсь, в мозгу автора они тоже как-то возникают спорадически и ситуативно.
- Кое-что знаю. Здесь не любят Вальену, Уильям. Хотя её вообще мало где любят. Я провёл жизнь, даря утешение людям, чьи судьбы были разрушены и чья честь была попрана себялюбием вальенских аристократов. Когда-то таким человеком были и вы. И мне печально видеть, что с тех пор вы так сильно переменились.
Красиво батюшка партию ведёт! Однако, увы, он переоценил влияние бывшего воспитанника на графа.
"Не так сильно, как вы думаете", - мог бы сказать Уилл, но... чем это докажешь? Имеем то, что имеем: он явился к отцу Эсмонту с предложением о малодушной сдаче на милость врага. И хотя отец Эсмонт родился в Хиллэсе, это не имело значения - и Хиллэс, и Сидэлья, и Руван, и Асмай были братьями, равными в своём горе и в той степени унижения, которую познали от общего врага. И если Уилл давно позабыл об этом, то кто сказал, что все остальные тоже должны забыть?
Кто ещё щаз заплачет от национально-освободительного пафоса?
https://img-fotki.yandex.ru/get/9485/75 … 54_XXL.jpg
- Я вас прошу, - беспомощно сказал Уилл, не зная, что ещё сказать или сделать. - Очень прошу, отец Эсмонт, пожалуйста! Ради меня. Вы не знаете графа Риверте. Он не блефует, ему действительно всё равно, монастырь это или... - или хлев, чуть не сорвалось с языка, но Уилл вовремя его прикусил.
Я вроде как понимаю, зачем: автор хочет показать нам, что герой ещё хранит духовную чистоту и с большим пиететом относится к наставнику. Вот только почему это так жутко бесит? Ну сказал бы ты, что Риверте всё равно, главная святыня вашей религии в принципе или отхожее место, ты же врать и лукавить не собирался, ты сейчас вроде как должен быть мотивирован не столько тем, чтоб выполнить поручение, сколько тем, чтоб защитить старого друга-учителя. Но нееее, как можно, мы приличные и богобоязненные.
- Он не остановится ни перед чем. И возьмёт стены штурмом, если вы откажете впустить его по доброй воле.
- Что ж, - спокойно сказал старый монах. - Пусть попробует.
И запел «Это есть наш последний и решительный бо-о-ой».
И Уилл понял, что это его последнее слово.
Они посидели ещё немного, а потом отец Эсмонт откланялся, сказав, что ему нужно идти в часовню ко всенощной.
Воцерковлённые аноны, поправьте меня, конечно, но, ЕМНИП, 1) в часовнях никогда не бывает ни алтаря, ни престола и, следовательно, литургию там не проводят и таинство Евхаристии не совершают. 2) сколько я видел часовен, они все маленькие и компактные. Не на толпу народа, которая в целом форте по трое на одной койке спят друг у друга на головах сидит.
...риали, у автора какой-то кинк на тесноту. То солдат в палатку вдвое больше обычного, то по трое монахов в одну койку...
Он предложил Уиллу послушать проповедь и обещал, если Уилл захочет, по окончании службы выслушать его исповедь. Уилл поблагодарил, но без тени прежнего пыла. Ему не хотелось больше исповедоваться, даже отцу Эсмонту - особенно отцу Эсмонту. Вот ещё одна пропасть, пролегшая между ним и всем, что наполняло смыслом его прежнюю жизнь. Сколько их уже насчитано, этих пропастей, и каждая новая всё шире и горше. Зато на другой стороне его ждёт Фернан Риверте... ждёт к утру с докладом.
Я только подумал, а, оказывается, уже и термин есть, спасибо «Urban dictionary»: «Drama princess – термин, который используется для описания кого-то, кто настолько драматичен, что даже не достоин титула «drama queen».
Уилл не пошел ко всенощной. Вместо этого он пошёл в амбар, отведённый ему и его спутникам для ночлега - даже знакомство Уилла с самим отцом-настоятелем не смягчило брата-привратника и не побудило его выделить путникам более комфортабельные апартаменты.
Опять эгоцентричная НН не ценит своего счастья. Их же в хлев сначала собирались отправить. Кмк, в амбаре гораздо приятней. Хотя, может, если зимой, то лучше в хлеву, со звериками: теплей.
Сержанты Риверте сидели на полу, на пучках соломы, и тайком резались в кости, которые догадались прихватить с собой. Уилл смерил их тяжёлым взглядом, и кости исчезли.
1) Ничего, кроме соломы, Уилл в амбаре не заметил. А где диетическая еда для долгой осады? 2) Нахрена наедине с собой-то сержанты резались тайком?! 3) Вот то ли Уилл настолько душный, то ли военные получили приказ обращаться с ним, как с тухлым яйцом.
- Ну? Что? - спросил один из солдат, и Уилл коротко ответил.
- Ничего. Ложимся спать. Утром возвращаемся в лагерь.
Второй сержант многозначительно присвистнул. Оба солдата переглянулись.
- Вот же чёртовы святоши, - сказал один, и второй поддакнул:
- Не хотят по-хорошему...
- Молчать! - рявкнул Уилл, и оба солдата тотчас умолкли.
Чёртовы святоши, соглашусь. (какой очаровательный оксюморон). Настоятель вроде не дурак, но так люто продолбаться? Я бы сказала, что дедушка сам решил «выгнаться» и стяжать мученический статус.
У него не осталось даже сил удивиться этому. Он вдруг почувствовал себя страшно усталым, разбитым и опустошённым.
Ты знаешь что, дорогой бармен, удиви меня, но градус пока не понижай. Эй, пианист, сыграй «Конец игре» Канцлера Ги! Это у меня и всех читающих анонов, , не осталось сил удивляться! Это мы чувствуем себя охеревшими, морально изнасилованными и разбитыми вдребезги с особым садизмом!
Спать совсем не хотелось, но всё равно он лёг, зарывшись в сено и повернувшись спиной к притихшим солдатам. Риверте будет разочарован. Но чего ещё он ждал? Уилл не оратор и не дипломат. Он всего лишь Уильям Норан, бездарный писака, посредственный любовник, всё ещё - как там Риверте сказал? - слишком наивный и неискушённый, даже после десяти лет в постели самого знаменитого ловеласа Вальены.
https://media3.giphy.com/media/sdEpMTJwjJ91m/giphy.gif
Монолог Сэма полностью: «Я знаю, что тебе приходится нелегко. Но я хочу, чтобы ты знал… Я всегда здесь, если нужен тебе. Маленький храбрый солдат. Я принимаю твою боль. Иди сюда. … Слишком прекрасный для этого мира!»
Если Риверте вздумает высмеивать его провал - что ж, пусть. Уиллу не привыкать. Ни к чему не привыкать. А брат Эсмонт... может быть, в его большом сердце когда-нибудь всё же найдётся место для прощения.
С этими мыслями Уилл уснул.
Перевод с няшиного на русский: «Ответственное поручение от любимого начальства, которое меня холит и развлекает, благодаря которому я вообще жизнь за пределами своего колхоза посмотрел, я продолбал. Своему духовному наставнику, который меня морально поддерживал в тяжелый период и учил хорошему, в душу смачно плюнул. Но я же хороший, я же Няша. Всё как-нибудь образуется».
Разбудил его гул голосов. Кто-то переговаривался, казалось, над самой его головой, но недостаточно близко, чтобы разобрать слова. Голоса звучали возбуждённо и испуганно, а потом к ним присоединился топот ног и какая-то суета. Уилл сел, моргая и вытряхивая из волос солому, ещё не до конца проснувшись, уронил взгляд туда, где ночевали его спутники...
Если там всё равно сено и солома, почему ты их тупо на сеновал не отправила, автор, а именно в амбар? И пусть взгляд подберёт, нефиг в гостях мусорить.
And then there were none. Агатой Кристи повеяло.
Сон слетел с Уилла в единый миг. Уилл выскочил из амбара, в ужасе глядя на людей в железных доспехах, запрудивших крепость - они виднелись всюду, во дворе, на стенах, на галерее. Монахи сгрудились у ворот нестройной толпой, топтались и рокотали. А сами ворота...
Сами ворота были открыты.
https://media.giphy.com/media/xT0xeiJaP … /giphy.gif
Это Фрейд из «Супердрузей-ученых». Он сердито пьёт чай, потому что ну просто отлично. Сначала Риверте изнасиловал Уилла физически, теперь, взяв монастырь, он изнасиловал его морально.
апдейт: слушайте, так теперь и заливание долины водой приобретает тоже такой... подтекст.
Уилл медленно пошёл вперёд. Каждый шаг давался ему так, словно к ногам было привязано по гире. Он обогнул амбар и окончательно удостоверился в худших своих подозрениях: монастырь был полностью занят людьми Риверте.
… нет, ну почему, монастырь ещё могли захватить войска Витте, тебе б хана тогда.
А сам Риверте стоял посреди двора напротив отца Эсмонта, глядя на него, как на навозного жука, прилипшего к сапогу.
Сам же отец Эсмонт стоял с гордо поднятой головой, и хотя господин граф превосходил его ростом на добрую сажень, Уиллу на миг почудилось, что карлик тут отнюдь не старый монах.
http://www.trezvost.ru/images/%D0%A0%D0 … %D1%8C.png
*сквозь пьяные рыдания*: ну, хоть теперь понятно, откуда «непостижимо длинные ноги»
Сажень, лига, цунь - какая разница…
- Очень хорошо, сир, - сказал отец Эсмонт, видимо, отвечая на какую-то реплику графа. - Сила на вашей стороне. Помнится, много лет назад вы вышвырнули меня из вашего дома, а теперь явились, чтобы точно так же вышвырнуть из моего собственного.
- Понятия не имею, что вы несёте, - отрезал Риверте. Уилл читал на его лице ужасное раздражение, как и всегда, когда ему волей-неволей приходилось иметь дело со священнослужителями.
Фрейд, не уходи, я чувствую густопсовый запах детской травмы. Возможно, нам пригодятся скриншоты про маленького Тимми из «Hellsing Ultimate Abridged»
Он не помнит, догадался Уилл. Не узнал монаха, который приехал со мной в Даккар и которого он выгнал, не дав даже перевести дух. В самом деле, для великого графа Риверте это такая мелочь.
Как-то совсем некомильфо для Демонического Мужика. Он обязан всех помнить и для каждого подбирать идеальные оскорбления.
Отец Эсмонт тоже понял это и улыбнулся уголками губ.
- Не важно. Я и не ждал, что вы вспомните. Что ж, не буду и дальше гневить вас своим присутствием. Мы с братьями можем идти?
- Катитесь к чёртовой матери, я же сказал, - рявкнул Риверте, и на какую-то жуткую секунду Уилл подумал, что сейчас он ударит монаха. Странно, с чего бы взяться такой мысли - он никогда не видел, чтобы Риверте поднимал руку на тех, кто слабее него.
…ну, подумаешь, меня пару недель назад изнасиловали, это же не считается, между любимыми всякое бывает.
Но судя по пылающим глазам Риверте, сейчас ему очень хотелось нарушить этот незыблемый принцип. И отцу Эсмонту хватило благоразумия не дожидаться исхода этой внутренней борьбы.
вот здесь мне даже интересно, а что такое случилось, пока Уилл спал? Действительно, с чего бы графу так психовать?
Вообще монах прав, злобного котика надо или на свежий воздух, или замотать в шубу Или свалить. К дискуссиям злые котики не способны.
Он повернулся к своим монахам, сказав им несколько утешающих слов. Толпа людей в серых рясах потекла к открытым воротам. Их в самом деле было очень много - не меньше двух сотен, и Уилл не представлял, куда они теперь пройдут и чем будут кормиться в дороге. Ни лошадей, ни провиант им с собой взять не позволили - Риверте использовал любую возможность пополнить фураж собственной армии.
А вот теперь я вижу, что перед нами полководец, опередивший своё время. Лошади с телегами – это, оказывается, фураж. Давайте выпьем за этот прорыв военной мысли! Музыкантам, Фрейду и все сочувствующим в этом баре тоже налить! За счёт казны Рикардо! Это он всё виноват: развёл у себя дегенератов, истеричек и буйных робингудов!
- Нет! - крикнул Уилл, бросаясь к Риверте. Тот обернулся, только теперь его заметив, но прежде, чем граф успел сказать хоть слово, Уилл повис у него на руке: - Фернан, нет! Это же брат Эсмонт!
- Какой ещё к чёрту брат Эсмонт? - прорычал Риверте, пытаясь его стряхнуть. Но Уилл был уже не тот тщедушный мальчик, которого господин граф с лёгкостью скручивал в бараний рог в Даккаре.
Угу, сирота, голодающее дитя Хиллэса, тяжёлое наследие норанского режима.
Он схватил Риверте за плечо и сжал с такой силой, что тот вынужден был вновь повернуться к нему, хотя выражение его лица не сулило Уиллу ровным счётом ничего хорошего.
Сейчас Фернан будет делать Уиллу кусь.
https://i.imgur.com/S8mlYzk.gif
Да, я знаю, что это не котик, ну так и Фернан не котик, Фернан тварь несусветная.
- Брат Эсмонт, - повторил Уилл, чуть задыхаясь и глядя в сощурившиеся от ярости синие глаза. - Мой наставник. Тот, кто привёз меня в Даккар.
Старый монах, молча наблюдавший эту сцену, вдруг покачал головой. Уилл услышал, как он проговорил: "Уильям, Уильям...", и это прозвучало так печально и так потерянно, что Уилл на миг зажмурился, словно так мог спастись от этого укоряющего взгляда.
И приз за самую бесполезную и несвоевременную моральную поддержку получает служитель Господа Триединого брат Эсмонт!
Монахи продолжали тем временем вытекать через ворота неповоротливой серой рекой. Времени почти не осталось.
- Останови их, - сказал Уилл сквозь зубы. - Скажи, чтобы они вернулись. Дай им телеги и сопровождение. Ты же посылаешь их на верную гибель...
- Вы явно невысокого мнения о богобоязненности сидэльцев, сир Норан, - сказал Риверте, кривя рот в гримасе, от которой у Уилла несколько лет назад волосы встали бы дыбом. Но сейчас он не отвёл взгляд. - Перед вашими обожаемыми монахами распахнутся любые двери, и они смогут преспокойно объедать местных крестьян так же, как делали всю свою никчемную жизнь.
… ну и я не могу сказать, что он как-то не прав. Да, война, времена тяжёлые, но уж до трактира-то они пять километров как-нибудь доберутся, потом, главное, быстрее рассосаться по окрестностям. А так уж прям смерть-смерть от голода-холода им не грозит.
Если, конечно, Риверте вообще не в ноль у крестьян всё забирает.
- Да послушай же ты! - закричал Уилл, встряхнув его изо всех сил. - Ты же сам вчера говорил, что нельзя настраивать население против Вальены! А это что?! То, что ты делаешь - это, по-твоему, большая милость? Ты думаешь, за это тебя никто здесь не проклянёт?
Но и Уилл, по-хорошему, прав. Вот этой партизанской войне только ещё религиозных обертонов не хватает.
Он задохнулся, внезапно поняв, что во дворе наступила тишина. Разговоры и суета стихли, все - и солдаты, и монахи - стояли и смотрели, как Уилл Норан, какой-то хроникёр, какая-то шлюха, стоит и орёт на прославленного вальенского полководца.
1) Хотя по фактам я с Уиллом спорить не могу – действительно, стоит и орёт, но ему определённо что-то надо делать со своими негативными проекциями. Возможно, просто народ думает, что он – придурок и самоубийца.
2) …омегаверсом-то как повеяло.
3) Чувак десять лет живёт с тем же половым партнёром, с которым начал свою, собственно, половую жизнь. Их отношения автор называет "счастливой средневековой гейской семьёй". Но Уилл всё ещё комплексует по поводу своего морального облика.
Но страшнее всего было не это, и даже не равнодушный взгляд брата Эсмонта. Страшнее было лицо Риверте. Пустое. Холодное.
Совершенно чужое.
- Вы закончили, сир? - спросил он голосом, от которого стёкла в окнах покрылись инеем.
Я_понимаю_,что я сейчас вообще не в тему с этим комментом, но стёкла в окнах – это очень дорого! Может, там у них и были в официальных помещениях витражики, но не по всей же крепости!
Уилл решил, что надо идти до конца.
- Нет. Я даже ещё не начинал.
- В таком случае будьте любезны следовать за мной.
Я бы даже его зауважала, если бы мы не приближались к стандартному повороту, хорошо известному по стандартной додо-схеме: су!Няша должна сорваться с цепи и пуститься во все тяжкие, прежде чем окончательно воссоединиться с единственным правильным возлюбленным.
Риверте развернулся, и на сей раз Уилл не стал его удерживать. Граф скрылся во внутренних помещениях крепости, и Уилл, не зная, куда именно он направляется, вынужден был поспешить за ним. Движение и говор во дворе возобновились; всё, казалось прошло. Но Уилл знал, что это не конец. Это только начало.
Риверте шёл коридорами, не оборачиваясь, расталкивая плечами толпившихся в узких проходах солдат и слуг. Уилл торопливо шёл за ним, и ему тоже пришлось толкнуть немало людей по дороге, чтобы не упустить из виду эту широкую напряжённую спину.
Куча-мала!
В конце концов они оказались на переходе, соединявшим две башни. Тут было довольно высоко, до мощёного камнем двора оставалось футов двадцать, и здесь, в гудящей ветром тишине, Риверте остановился и повернулся к Уиллу.
… и начался поединок? Нет? А жаль, место очень подходящее.
Ой, да ладно. Типа на высоту шесть метров никакие звуки со двора не доносятся.
- Никогда не смей так говорить со мной в присутствии моих людей, - сказал он совершенно спокойно, глядя на Уилла без малейшего гнева. - Никогда, Уилл.
И вот это его спокойствие Уилла вдруг пристыдило. Он ощутил себя виноватым - и это чувство тотчас заново разожгло едва утихшую злость. Почему он всегда оказывается виноват?! Почему все его поступки и решения вызывают протесты, а непогрешимый сир Фернан Риверте всегда оказывается прав? Он не Бог, в конце концов, разрази его гром!
…ты виноват уж тем(с), что автор пишет пародию на любовный роман, тут её совесть перед нами чиста.
- Что произошло? - Уилл слышал собственный голос как будто издалека, и мог лишь догадываться, что написано сейчас на его чересчур открытом, чересчур честном лице.
Нет, он всё-таки душный моралфаг.
- Как вы здесь оказались? Когда был штурм?
- Штурма не было. Гольгер и Кейрис открыли ворота ночью.
- Гольгар и Кейрис... - Так звали людей, посланных Риверте с Уиллом. Уилл несколько мгновений молчал, не в силах поверить. Хотя что могло быть проще, в самом-то деле. - Вы с самого начала знали, что настоятель не сдаст монастырь добром. И что вашим мордоворотам он дверь не откроет, знали тоже. Вам нужен был засланец, и вы решили подставить меня.
А ещё он берёт тебя с собой на приключения, потому что твои мозговые уилловские волны уравновешивают его гениальные ривертовские волны.
- Вообще-то шанс договориться оставался, - ответил Риверте как будто бы неохотно. Уиллу почудилось, что ему в самом деле немного совестно, но нет... Граф Риверте и угрызения совести? Смех, да и только.
…И Демонические Мужики раскаяньем страдают и совесть имеют! (с)
- Я надеялся, что вы сумеете его уломать. Ну а если нет, то всегда оставался более простой путь.
- Более простой. Открыть ночью ворота вашим людям. В самом деле, просто, как всё гениальное.
- Уильям, я не понимаю вашего возмущения. Никто ведь не пострадал. А что до ваших нелепых просьб, то речи не может быть о том, чтобы снабдить эту свору монахов тем, чего у нас и так в обрез. Вы же прекрасно знаете, на счету каждая лошадь, каждая курица-несушка и каждая краюха хлеба. Эта война затягивается, скоро наступят холода, а моих людей тоже надо чем-то кормить.
Риверте, у тебя просили еды на несколько дней и телеги с лошадьми на дорогу, вон, как минимум настоятель – пенсионер.
Ты, конечно, так окончательно и не определился, но у тебя должно быть порядка 5000-7000 тысяч человек, что очень и очень неплохо так для XVI-XVII века. Я не думаю, что эти краюшки хлеба сильно тебе облегчат жизнь в сравнении с имиджевыми потерями. А вот объявят тебя монахи ничтоже сумняшеся слугой дьявола, пригрозят аграриям муками ада за пособничество, а также убедительно расскажут, что ничего ты потом не заплатишь (вот, кстати, что, сложно было с собой денег привезти? Или король Рикардо кредиты на войну не даёт? или на карты поглядеть дома и монахов письмом предупредить?)
- Стоило подумать об этом, прежде чем ввязываться в этот поход, раз уж он складывается не так, как вы бы хотели!
- Ваша щепетильность, Уильям, неприятно меня поражает. Вы уже достаточно давно сопровождаете меня в походах и определённо не вчера появились на свет. Если вас так тяготят реалии войны, возможно, это значит лишь то, что на войне вам не место.
Нет, Риверте, вот ты не путай. Положим, действительно, заранее разведал, что в монастыре стратегические запасы еды, которые ход кампании переломят, поэтому решил красиво затопить долину и отрезать себя от поставок провизии. А ну как там у них сейчас только сено, картошки на наделю и полный погреб фирменного сан-себастианского кваса? И что ты будешь делать с этим «опорным пунктом»?
Уилл заставил себя посмотреть ему в лицо - и впервые за долгое время не смог понять, что он там видит. Там читался гнев, и раздражение, и печаль, и что-то ещё, но всё это не было главным.
Ох, , эти сложные щи Уилл будет вспоминать всю последующую книгу.
Главным, понял Уилл, было то самое разочарование, которого Уилл так опасался, думая о возвращении в лагерь. Вот только вовсе не дипломатический провал Уилла это разочарование вызвал.
А что же, если не это? Чего ты вообще от меня хотел? Чтобы я забыл не только про честь и гордость, но и про собственную душу ради тебя? Это слишком много, Фернан. Этого слишком много.
Лучшая цитата из главы, имхо.
- Брат Эсмонт решил, что это я открыл ворота, - проговорил Уилл, глядя на Риверте и уже не видя его. - Он теперь до конца своих дней будет считать меня лицемерным лжецом.
- Какой брат Эсмонт, Уильям, о чём вы всё время толкуете?
- Не важно. Уже не важно. Что вы намерены делать теперь?
«ОЙ ВСЁ»
- Ну... - Риверте бросил взгляд на стену, где деловито копошились его люди, превращая провинциальный монастырь в то, чем этому месту испокон веков полагалось быть - в мощную крепость. - Это хорошая позиция. Заняв её, мы можем действовать более решительно. Я намерен использовать это место в качестве перемёточной базы, и на днях мы сможем наконец выступить в глубь провинции, на Дизраэль.
- Ясно.
Риверте снова посмотрел на него. Какое-то время молчал, прежде чем произнести неожиданно тихо:
- Уилл, я вижу, ты за что-то сердишься на меня, и уже довольно давно. Но мне недосуг сейчас разбираться, в чём именно дело. Давай пока что отложим это. Пройдёт немного времени, и мы всё уладим. Я обещаю.
Да если бы Алва так с Диком ласково и заботливо разговаривал, вся история Кэртианы и миров Ожерелья пошла бы по-другому!..
И как же Уиллу хотелось ему поверить! Кажется, никогда в своей жизни он ничего не хотел так сильно.
Снизу замахал Гальяна, что-то выкрикивая своим высоким писклявым голосом. Риверте приложил ладонь к уху, показывая, что не слышит, и провернулся, чтобы уйти. Уилл смотрел на него, и его вдруг окатило дурным, тошнотворным предчувствием, что они видятся в последний раз. Это было нелепо, и всё же так захотелось накинуться на него сзади, повиснуть на шее, обнять, зацеловать до одури, сказать, что всё это глупости, всё блажь, и Уилл здесь, и всё, всё понимает...
*аутотренинг*: флафф - это тяжело, но ты сильный, ты справишься, вот изнасилование и сопли– ещё хуже, пусть будет флафф.
Но он не понимал больше, вот в чём всё дело. Вдруг перестал понимать. А перестав понимать, оказалось трудно простить.
Мда. Хрен нам, а не флафф.
Риверте ушёл с галереи, а Уилл облокотился о перила, и стоял ещё какое-то время, глядя на суетящихся во дворе людей, и на серую кучку монахов, бредущих на север по широкой дороге, а волосы ему яростно трепал ветер.
Вот тут прям атмосферненько. В кои-то веки.
На ночь Уилл разместился в одной из келий. Утром он встал с больной головой, завтракать не хотелось, хотя он и накануне почти ничего не съел. Он вспомнил вчерашний день, как тяжёлый сон, испытал неодолимое желание увидеть Риверте - и одновременно не видеть его никогда больше.
Я тебя понимаю, старина. Я испытываю желание узнать, до чего вы с Демоническим всё-таки доживётесь таким макаром. И одновременно – никогда больше этот оридж не открывать.
Он вышел во двор: всё осталось по-прежнему, только лагерь Риверте подтянулся к стенам крепости, и люди беспрерывно сновали туда-сюда, перетаскивая в крепость самые ценные припасы и ящики с оружием. Уилл некоторое время бесцельно бродил среди них, а потом какой-то сержант, не узнав, наорал на него и отвесил подзатыльник, велев заняться делом.
Норм, чё. То есть, наша кисонька ещё и одевается во что попало и ходит, как побитая скотинка. Сержанту было не обязательно его узнавать, он должен на расстоянии и со спины понимать, что перед ним – дворянин.
Тогда Уилл очнулся и, не без труда, разыскал Гальяну.
- Где Риверте? - спросил он, и Гальяна глянул на него, словно на полоумного.
- А вы не знаете? Сир Риверте уехал на рассвете, пришло срочное донесение, и он отправился лично разведать обстановку.
- Он не говорил, когда вернётся?
- Побойтесь Бога, сир Норан, как в нынешних обстоятельствах можно такое знать?
Уилл кивнул про себя. Что ж. Значит, то его вчерашнее чувство было не таким уж обманчивым. Значит... время пришло?
Наверное, да.
Безупречная логика.
Он вернулся во внутренние помещения. Полчаса ушло, чтобы разыскать библиотеку, но в ней не оказалось того, что требовалось Уиллу. Тогда он, скрепя сердце, пошёл в келью отца Эсмонта. Сегодня в ней ночевал Риверте - Уилл увидел его походный сундук, стоящий у кровати, мятую перевязь, брошенную на пол, и задвинутые под кровать сапоги. Казалось, Риверте просто вышел куда-то ненадолго и вот-вот вернётся. Уиллу сдавило горло, но он не позволили минутной слабости повлиять на его решение. Выдвинув ящик в письменном столе отца-настоятеля, он нашёл там то, что безуспешно искал - перо и бумагу. Уилл отодвинул стул, сел и принялся писать. Каждый раз, когда ему приходилось отрываться, чтобы обмакнуть перо в чернильницу, его взгляд невольно цеплял поставленные под кровать сапоги графа Риверте.
Хорошо хоть, сапоги не обнял и не начал упоённо вдыхать густой мускусный запах войны и любви.
Закончив, Уилл запечатал письмо сургучом и покинул келью, плотно прикрыв за собой дверь. Снова нашёл Гальяну, на сей раз в совершенно другом месте, и вручил ему письмо с просьбой передать Риверте лично в руки, когда тот вернётся.
… а почему он мог просто оставить письмо в келье?
Гальяна рассеянно кивнул и сунул письмо за отворот камзола, не отрываясь от распекания повара, который повесил окорока в недостаточно прохладное место. Уилл постоял рядом с ним ещё немного, повернулся и ушёл.
А, то есть писклявый и назойливый Гальяна в дурацких сапогах всё-таки не самый плохой человек, раз ему можно отдать письмо и не бояться, что его прочитают?
Его лошадь так и стояла в монастырской конюшне, куда её накануне увёл послушник. Уилл погладил её по шее, пошептал на ухо, успокаивая её и себя. Потом вскочил в седло и выехал за ворота. Никто его не остановил и, кажется, вовсе не заметил его отъезда
или знали, что это психованный графский любовник, с которым лучше не связываться.
В письме, которое Уилл передал Риверте через Гальяну, значилось следующее:
"Сир Риверте! Я обдумал ваше утверждение, что на войне мне не место, и пришёл к выводу, что вы правы. К сожалению, это означает также, что мне не место рядом с вами. Я возвращаюсь в Вальену, и, с вашего позволения, навещу сиру Лусиану в замке Шалле. Я взял своё оружие, лошадь и мои бумаги, но не взял провианта, так что вы можете не беспокоиться, что мой отъезд отразится на благоустроенности вашей армии.
Остаюсь вашим покорным слугой,
Уильям Норан".
Ну, в принципе, ничего себе так письмо, хотя бы виден обиженный мальчишка, а не просто ноющее беспозвоночное. По факту, если от моих мозгов ещё что-то осталось, тут написано «Раз ты не хочешь со мной разговаривать и занят войной, то я тоже чем-нибудь займусь, скорее всего, искать неприятностей, потому что больше никаких скиллов мне автор не прописал, а пока поеду домой, к заботливой и ответственной жене», но не «Я тебя бросаю».
Поприветствуем же свободную и независимую Невинную Няшу и пожелаем ему удачи в дальнейших приключениях! (но это неточно).
Мы дожили. Мы заслужили большую порцию чего-нибудь самого любимого и вкусного.
Итого.
- это не настолько слэш, чтоб проникнуться чувствами героев и пофапать;
- сцен секса (2 шт.) это касается в особенности.
- это и не особо годная сознательная пародия на любовный роман, ибо само по себе сказать "У меня тут куча жанровых штампов, но я знаю, что это штампы, значит, это у меня пародия" - не канает.
- а уж в плане историко-авантюрного романа там просто зияющая пустота. Невкусно.
- местный демонический мужик не ужасает и не восторгает;
- местный невинный вьюнош, которого растляет демонический мужик, не умиляет. Возможно, потому что вьюношу уже глубоко за двадцать;
- сначала мне было забавно, потом стало невыносимо тоскливо, потом всё стало окончательно прекрасно.