Канон: Остров сокровищ
Кто писал, обсуждал и консультировал: Черепашка с рожками, Эмили Смоллет, Никки
Герои: Ливси, Смоллет, Трелони. остальные -фоном. ОМЖ имеются в ассортименте.
Отказ от прав: увы, впервые об этих героях рассказал Стивенсон.
Аннотация: пост-канон. Судьба героев после возвращения домой.
Статус: в процессе.
Ливси и Смоллетт
1
Дэвид Ливси поднялся на палубу «Испаньолы». Так и есть! Смоллетт сидел, нахохлившись, на своём любимом месте на шканцах, и пытался производить замеры, что у него, конечно, не получалось. До того, как удалось пополнить команду, Ливси помогал ему управляться с картой и приборами, не обращая внимания на недовольное шипение и косые взгляды своего пациента. Понятно, что человеку, привыкшему отвечать за всё и оставаться сильным в любой передряге, досадно ощущать свою беспомощность и «никчёмность», как в сердцах назвал своё состояние сам Смоллетт. Капитан вовсе не хотел его обидеть, он злился на себя, и скрывать своё состояние у него уже не получалось. Дэвид понимал это и не обижался. В конце концов, капитану приходилось исполнять свои обязанности, и ему надо было помочь... Но теперь-то наконец на «Испаньоле» есть кому заняться этой работой, и незачем исхитряться самому! Хотелось подойти и выхватить у неугомонного пациента его «любимые игрушки», но это было бы слишком обидно для Александра. Дэвид уже успел изучить его гордый, независимый нрав. Не нужно этих унижений. Руку он уже потревожил. Теперь надо просто убедить его не повторять попыток.
Доктор заставил себя подождать, и не подошёл сразу – другу будет тяжелее, если его неудачу кто-то видел.
- Я уверен, Александр, что выздоровление – только вопрос времени и правильного лечения. И соблюдения режима, между прочим. Так что не стоит сейчас хвататься за приборы, слава Богу, сейчас наше положение не критическое, и вы можете поберечь себя. И поправляться вы должны под моим присмотром, конечно. Дом у меня слишком большой для одного человека, так что разместимся.
- Я не хочу быть никому в тягость, Дэвид, и уж вам – в последнюю очередь.
Капитан отвернулся от товарища.
Разговор этот у них происходил не впервые, и доктор проявлял завидное упорство, стараясь приучить Смоллетта к мысли, что поправляться ему лучше именно в его, доктора, доме. Вот и сейчас он терпеливо пояснил:
- Поймите, это не фатально, но в домашних условиях с этим не справиться. Я имею в виду, если вы будете проводить отпуск дома. Лазарет – неплохой вариант, но там слишком много больных, и надлежащего внимания вам не достанется.
- Что ж... я ничуть не лучше и не хуже других! Почему я должен иметь личного врача, в отличие от бедолаг, пострадавших на благо Отечества, а не из- за того, что впутались в безумную авантюру с поиском сокровищ? Можно сказать, что мне досталось поделом! Жадность и легкомыслие должны быть наказаны...
- Жадность и легкомыслие! Это уж точно не про вас, капитан, - засмеялся Ливси. – Если тут кто-то и отличается каким-то из этих пороков – то это наверняка не вы...
Смоллетт нахмурился, и доктор сразу сменил тон:
- Александр, хоть вы и не говорите мне всего – я убеждён, что вы впутались в авантюру с благословения своего начальства, и, стало быть, тоже трудились на благо Отечества. Так что даже в ваших глазах – вы вполне заслуживаете самого тщательного лечения.
Капитан попытался пожать плечами – и поморщился от боли.
- Осторожнее, Александр! Не стоит сейчас делать резких движений. И эти попытки прокладывать курс и определять наши координаты... пока они ни к чему хорошему не приведут. Вы вполне можете положиться на Эклстона. Вы же сами сказали, что вам здорово повезло поймать его в порту, что вы служили с ним прежде, и знаете его с лучшей стороны... Позвольте ему потрудиться чуть больше обычного, хорошо? Ваша рука нуждается в полном покое. Но это временно... когда всё заживёт, вы вернётесь к своим обязанностям, обещаю.
- Благодарю, вы очень заботитесь обо мне, - вздохнул Смоллетт, с тоской глядя на море. – Да, я знал его прежде, и хоть мы давно не виделись, надеюсь, что старина Эклстон остался таким же честным человеком и хорошим моряком, каким я знавал его. Хотя после всего происшедшего надеяться на что-то хорошее и доверять кому-либо получается плохо. – Капитан взглянул на доктора, и, уловив тень недовольства на его лице, добавил:
- Это не касается вас, Дэвид. После того, через что мы вместе прошли, было бы смешно не доверять вам. Но вы правы, я не говорю всего. Просто потому, что не имею права.
- Я вовсе не прошу раскрывать военные тайны. Но я был бы идиотом, если бы не догадался, что флаг над фортом значил нечто большее, чем вызов пиратам! И именно поэтому вы воспротивились предложению спустить его, хотя он демаскировал нас и служил мишенью для корабельной пушки.
- Будем надеяться, что только вы оказались таким догадливым, Дэвид, - угрюмо буркнул Смоллетт. - Вы правы, никто не позволил бы мне сорваться в неведомые моря, и уйти из поля зрения Адмиралтейства, если бы это не было полезно не только сквайру с его безумным авантюризмом. Но оставим эту тему. Чужие уши и в особенности языки...
- Да, мой друг излишне доверчив и болтлив, но в таком возрасте это уже неисправимо. Вернёмся к вашим делам.
- Что ж, с моими делами всё ясно. Я подозревал, что это плаванье станет для меня последним – так оно и вышло. Теперь мне остаётся только выбрать городок, где можно недорого снять или купить жильё, и коротать там оставшуюся жизнь.
Смоллетт ухмыльнулся, но ухмылка вышла горькой и вымученной.
- Это непохоже на вас – сдаться! А как же долг? Вы же не можете бросить службу, Александр.
- Кому нужен капитан, проворонивший корабль? Если бы не мальчишка, «Испаньола» пропала бы! Хуже того! Она стала бы пиратской посудиной! Это же позор для военного корабля! К тому же - при её мореходных качествах – она натворила бы бед.
Смоллетт резко замолчал. Видно, пожалел, что высказал лишнее. Впрочем, посторонних ушей поблизости не было, и тихий разговор никто не услышал.
Дэвид вздохнул. Помимо ранения – тут ещё и моральные мучения. Вот и попробуй вытряхнуть беднягу из депрессии.
– Значит, «Испаньола» военный корабль? –осторожно спросил Ливси.
- Сейчас это уже неважно. Я сдам её, и вся эта история закончится. Надеюсь, она попадёт в хорошие руки, - Смоллетт отложил карту.
- Мне кажется, что в Адмиралтействе правильно поймут ситуацию. В том, что случилось, нет вашей вины, напротив, вы сделали всё, чтобы исправить последствия промахов моего излишне болтливого и самоуверенного друга. Если необходимы свидетельства очевидцев...
- Оставьте, Дэвид. Кто будет слушать мнения штатских, простите? Я решу свои проблемы сам. И с лечением тоже. Вы не единственный доктор на нашем острове, простите.
Он усмехнулся, видимо, поняв, что фраза звучит забавно – если понимать под нашим островом не тот, куда они держали путь, а тот, от которого отплыли не так давно, и где пережили свои опасные приключения.
- Во всяком случае, на этом корабле – я единственный доктор. И пока вам придётся исполнять мои предписания, капитан. А уж на берегу, когда мы до него доберёмся, видно будет, - сухо ответил Ливси и стал смотреть на чаек.
- Я не хотел обидеть вас, Дэвид. Лучшего врача я не мог бы пожелать. Но чертовски не хочется создавать вам лишние проблемы, - пошёл на попятную Смоллетт.
- Когда вы уже перестанете придумывать всякие
глупости! Этим вы просто всех тут с ума сведёте! – позволил себе проявить недовольство Ливси. – Проблемы он создаёт! Надо же, что выдумал! Идёмте, Александр, мне нужно перевязать вас. И надеюсь, что я не увижу вас с этими приборами в руках до прибытия в порт!
Смоллет как-то странно усмехнулся. «Что у него на уме? – встревоженно подумал Ливси. – Он словно в последний раз смотрит на море, и приборы свои хватает, словно с ними попрощаться хочет... Неужели что нехорошее задумал? Непохоже это на него! Чего он так боится? Осуждения и позора? Нет, нельзя его оставлять наедине с такими мыслями.»
Именно поэтому доктор во время перевязки продолжил развивать тему об ожидавшем их на Родине будущем:
- Простите, что я влезаю в это, капитан, но, на мой взгляд, ситуация выглядит следующим образом: большинство погибших - пираты (а это хорошо, ибо избавило власти от необходимости ловить их и тратить на них верёвку!) и слуги бедняги сквайра (которые, строго говоря, членами команды не являлись, и отношения к вашей задаче никакого не имели). Остров обнаружен, отмечен и на местности, и на карте, как британское владение. Сокровище, хоть и не полностью, оттуда вытащено. Корабль в целости и сохранности возвращается домой. Команда набрана теперь вами, и корабль укомплектован всем необходимым. Адмиралтейству не за что предъявлять к вам претензии.
- Вы говорите, как судья, Дэвид. Но, возможно, трибунал не будет так снисходителен к моему промаху. Я должен был распустить набранную Трелони команду. И уж точно не имел никакого права доверять Сильверу! Если бы я настоял на своём... К тому же, кроме пиратов, погибли Алан и Том... Или вы забыли об этом? И ещё: среди команды были колеблющиеся, принявшие сторону Сильвера. Но сложись всё иначе, и не окажись на борту пиратов – они служили бы честно и не погибли бы на этом острове. Всё это тоже на моей совести, Дэвид.
– Скорее, на совести Джона Трелони. Как ни крути, всю кашу заварил именно он. Именно ему приспичило искать сокровища, именно он проболтался о цели плавания и набрал такую команду, именно он постоянно спорил с вами, и мешал действовать так, как вы считали нужным. Я не оправдываю его, хотя он мой лучший друг. Он поставил нас всех на край гибели, тут не поспоришь. Но, я думаю, зная, что карта у Джима, пираты всё равно выследили бы нас, и напали бы извне. Кто мешал им погнаться за нами на другом корабле и постараться отнять эти чёртовы сокровища, если бы они не сумели проникнуть на «Испаньолу»? Думаю, схватки с ними и потерь избежать бы всё равно не удалось. В любом случае - пока не стоит думать об этом. Будет день – будет пища. Не изводите себя, это не поможет решить проблему, но повредит вашему выздоровлению. Я обещаю, что всё, что могу, я для вас сделаю: и как врач, и как свидетель на суде. Думаю, мои показания, как и показания остальных участников плавания, будут всё же небезынтересны для трибунала. А ваш давний знакомец Эклстон может охарактеризовать вас по прошлой службе, что тоже нелишне.
- Вы оптимист, доктор, - грустно улыбнулся Смоллетт. – Я понимаю почему вы затеяли этот разговор.. Не бойтесь, я не натворю глупостей! И не забивайте себе голову моими проблемами.
- Это – наши общие проблемы, Александр! И я действительно боюсь за вас – вы изводите себя попусту. Увидите, что вы будете оправданы, а рана благополучно заживёт!
Смоллетт не стал спорить, только вздохнул и отвернулся. Оба оказались упрямцами, оба стояли на своём.
2
- Что ж, говорите, что через два дня мы будем дома? – сквайр Трелони с довольной улыбкой глядел на небо, на море и на по-прежнему мрачного капитана, стоящего у фальшборта.
- Да, если ветер не переменится, - сухо ответил Смоллетт, глядя на море.
- Сэр, мы идём прежним курсом, - доложил Эклстон, подходя к капитану.
- Спасибо, я вижу.
К ним подошёл Ливси.
При виде доктора Александр чуть заметно улыбнулся. С ним было спокойно, он надёжен и разбирается в своём деле. И ещё – умеет молчать и понимает. Это не так часто встречается в жизни, и такой подарок стоит ценить!
- Тоже соскучились по дому, доктор? – спросил Смоллетт.
При его обычной замкнутости и немногословности этот короткий вопрос был чем-то из ряда вон выходящим.
- Да, капитан, - Ливси улыбнулся в ответ. – И я уверен, что мы там отлично разместимся. Джиму не стоит возвращаться в трактир. Его доля сокровищ достаточно велика, чтобы помочь матери иначе, а не личным трудом. Он достоин большего, чем быть мальчиком на побегушках и прислуживать капризным посетителям. Пусть учится. Из него выйдет толк, какую бы дорогу в жизни он ни выбрал. А вот Трелони, я подозреваю, спешит домой.
- Да, к моим собачкам! Я соскучился по лисьей охоте! – захохотал сквайр. – Теперь я выпишу лучших собак и разведу отличные породы! Мои охоты прославятся на всю Англию.
Капитан поморщился: его явно утомлял и бесил шумный сквайр, но он изо всех сил старался сдерживаться и не ругаться с ним - всё же тот заботился о нём там, на острове, когда Дэвид вынужден был отлучаться – и часто очень надолго. Там, на острове, сквайр был совершенно другим. В нём проглянуло человеческое, он безутешно рыдал над телом Редрутта, да и других своих погибших слуг оплакал вполне искренне. А вот теперь, приближаясь к родным берегам, Трелони, казалось, совершенно забыл об их смерти, случившейся, как ни крути, из-за него и его оплошностей при подготовке этой авантюры, и снова превращался в того неприятного, высокомерного и самовлюблённого аристократа, которым был в начале экспедиции. Смоллетт ломал голову, какой же Трелони всё-таки настоящий? При всей своей выдержке он был близок к тому, чтобы задать этот вопрос Ливси, который знал Трелони куда дольше, и лучше мог судить о его личности. Но спросил он совершенно о другом – о том, что сейчас беспокоило его куда больше:
- Вы по-прежнему настаиваете на своей идее, Дэвид?
Вопрос был задан очень тихо, хотя при раскатах хохота Трелони едва ли кто-то, кроме Ливси, стоявшего бок о бок с капитаном, мог бы расслышать его слова.
- Разумеется, настаиваю! – так же тихо ответил Ливси. – Поймите, что от этого зависит вся ваша дальнейшая жизнь... Вы просто обязаны нормально долечиться, Александр.
Капитан вздохнул.
-Думаю, мы оба будем жалеть, если я позволю вам уговорить меня. Превращать свой дом в лазарет – не лучшая идея, поверьте мне!
- Не знаю, о чём будете жалеть вы – а я так уж точно жалеть не буду! Мне намного удобнее будет наблюдать за вами именно не выходя из дому! – засмеялся Ливси. – Довольно мне беготни с другими больными, хоть вы пожалейте меня!
-Именно поэтому я не хочу навязывать вам своё общество и свои хвори, - ответил Смоллетт и отвернулся.
Себе он мог признаться, что отказ Ливси от этой идеи огорчил бы его. Сейчас, мучаясь своей бесполезностью и неясностью своего будущего, Александр отчаянно нуждался в дружеском плече рядом. Всегда выдержанный и замкнутый капитан редко подпускал кого-то близко к себе, и не привык показывать свою слабость и уязвимость. Но Дэвид вызывал доверие, с ним можно было позволить себе хоть чуть-чуть расслабиться и если не попросить о помощи – то принять её, благо доктор её предлагает, непрошенную. Александр не привык обременять собой других, поэтому предложение доктора остановиться у него в доме и вызвало сопротивление. Но всё же он уже сдавался, и был близок к согласию. В общем, он предполагал, что, скорее всего, воспользоваться предложенным гостеприимством ему не придётся, что сразу же по прибытии в порт он будет арестован. И всё же изменение планов Ливси причинило бы Александру сильную боль и, наверное, навеки отбило у него желание кому-то доверять. К счастью, этого не случилось. Ливси был не из тех, кто делает необдуманные предложения и бросает слова на ветер.
Остались неизменными намерения Дэвида, и ветер также не переменился. Через два дня «Испаньола» прибыла в Бристоль. Хлопоты со швартовкой, выгрузкой, с портовыми чиновниками – всё это досталось капитану. Дэвид подозревал, что он не доверил бы этого никому, даже будучи едва живым. Сейчас же он всё-таки несколько окреп за время путешествия, и хотя до выздоровления было ещё далеко, по крайней мере, осложнений удалось избежать. Трелони пригласил Ливси к себе, однако тот твёрдо отклонил приглашение:
- Прости, у меня другие планы. Навещу тебя на неделе. Сейчас мне надо позаботиться о наших спутниках.
Сквайра, с которым он вырос вместе, доктор легко называл на ты, а с Александром это пока не получалось. Видимо, тот держался слишком настороженно, и не спешил сокращать дистанцию. К тому же и знакомство их было совсем недавнее, это тоже не стоило сбрасывать со счетов. Дэвид терпеливо ждал, пока Александр сам решит подпустить его поближе, и не торопил события.
Ливси и Джим дожидались капитана у ворот порта, и Дэвид начал уже волноваться: «Что-то долго он. Не арестовали ли его действительно? У него же хватит ума выложить всю историю плавания с подробностями, да ещё и себя обвинить во всех грехах. Что же за осёл он, в самом деле! И не потому ли он согласился остановиться у меня, что знал, что на самом деле окажется под арестом?» Ливси был близок к тому, чтобы отправиться на поиски, как бы смешно это ни выглядело, и как бы ни разозлился на него за такое «кудахтанье» сам Смоллетт. Но куда девать Джима? Там, на острове, он сражался наравне со взрослыми, но тут, в безопасности, Ливси снова видел в нём если не несмышлёного ребёнка, то подростка, за которым нужен присмотр, чтобы чего не учудил. А ведь на острове чудил он предостаточно! И только волей Провидения его причуды оказались спасительны, а не гибельны для них всех. Доктор нервно прохаживался взад и вперёд по набережной, поглядывая на ворота порта. Джим следовал за ним молча, но, наконец, открыл рот – чтобы задать самый что ни на есть детский вопрос!
- Мы заедем к маме?
- Конечно! Если хочешь, можешь остаться дома, но в конце недели я заеду за тобой. Пора тебе браться за ум.
Джим расплылся в улыбке.
- Ох, мама будет рада видеть и вас, доктор! И я очень хочу домой.
« Всё же мальчишка ещё, и по дому соскучился, - подумал доктор с нежностью. – Обустрою этого упрямого осла – а там и Джима заберу».
«Упрямый осёл» показался через три часа, вымотанный донельзя, но, как и следовало ожидать, скрывающий свою слабость за суровым фасадом: не улыбнётся, смотрит сурово, словно застал подчинённых за азартными играми.
«Ну слава Богу, хоть не арестовали. Но что так долго можно решать? Неужели сдать корабль – это так долго? Спросить бы, что там было, но сейчас он слишком измотан, чтобы лезть к нему с расспросами. Завтра узнаю.»
Все трое уселись в карету. Ехать предстояло довольно далеко, хорошо бы засветло добраться. Ливси видел, что тряска кареты мучает Смоллетта куда больше корабельной качки, но помочь ничем не мог. Капитан пристроился в углу и сперва смотрел в окно, пытаясь отвлечься от неприятных ощущений. Джим с любопытством приник к противоположному окну. Доктор наблюдал за обоими. Часа через два он увидел, что капитан прикрыл глаза и откинулся вглубь кареты.
«Спи. Так тебе легче будет перенести дорогу», - подумал он, называя друга на ты, как уже давно называл в своих мыслях, но до сих пор ни разу – вслух.
Уже смеркалось, когда подъехали к трактиру «Адмирал Бенбоу». Лошади стали. Джим выскочил на дорогу. В углу шевельнулся и вздохнул Смолетт.
- Приехали, Дэвид? – в голосе явно слышалась надежда.
- Нет ещё, Джима пока завезли, - Ливси тоже вышел и вместе с Джимом направился в трактир. – Господи, доктор... Джим, сынок! – миссис Хокинс и смеялась, и плакала, обнимая то ещё больше вытянувшегося за время плавания сына, то «добрейшего доктора».
Конечно, она оставляла доктора ужинать.
- Нет-нет, в другой раз, дорогая миссис Хокинс. Мне надо завезти домой больного товарища! Поздно уже, а ко мне ещё добраться надо.
-Ох, бедняжка в карете? –засуетилась трактирщица. – Сейчас я соберу ему и вам поесть, ведь в пустой дом же приедете, там же шаром у вас покати! А ещё лучше – давайте его сюда. Дорога-то из порта неблизкая! Ночуйте здесь, а поутру и отправитесь!
-Нет, нет. Мы уж домой. Спасибо вам огромное. За Джимом я заеду в конце недели, как только разузнаю, куда и как он может поступить учиться. Ваш сын, мэм, великолепно проявил себя в нашем путешествии. Хотелось бы, чтобы его хорошие задатки не пропали зря.
- Ох, вы слишком добры к нам, доктор!
- Ерунда... мы же соседи! Джим, счастливо оставаться, скоро увидимся, - доктор с улыбкой потрепал юнгу «Испаньолы» по плечу.
Миссис Хокинс сунула в руки соседу корзину с провизией, и он поспешно вышел.
Лошади фыркали и переступали ногами в темноте. Доктор нахмурился. Долго же он проторчал в трактире... Совсем стемнело. Он влез в карету.
- Трогай!
Лошади двинулись.
- Рад видеть, Дэвид, - улыбнулся Александр.
Ливси скорее почувствовал по голосу, чем увидел, что друг улыбается. В темноте всё равно разглядеть лица было нельзя.
- Нам тут мама Джима еды с собой напаковала. Вообще приглашала ночевать, но я подумал, что уж лучше домой. Скоро доберёмся, Александр, сможете хоть выспаться нормально.
- Да, стеснять ещё кого-то совсем ни к чему. Всё в порядке, не волнуйтесь вы за меня. Я же не барышня избалованная!
Дэвид фыркнул.
- Вот уж в этом я вас не подозреваю!
Они замолчали. Прошло ещё с четверть часа.
Карета снова остановилась.
- Вот мы и дома! – сообщил доктор, и удивился, не получив ответа.
Он выбрался наружу, отнёс корзинку с провизией на крыльцо, отпер дом, расплатился с кучером. Капитан не показывался.
– Александр, мы приехали, выходим! – уже с беспокойством позвал Дэвид, заглядывая в карету.
Снова молчание. Дэвид забрался в карету. Что-то не то. Заснул, что ли? Так сразу и так крепко?
- Александр! – он тронул друга за руку. – Пошли же!
Никакого ответа.
Вот же не вовремя его сморило.
Он постарался поднять друга, да ещё не потревожив больную руку. Это оказалось не просто, но доктор справился. Кое-как развернувшись в тесноте, он стал выбираться из кареты вместе с другом.
- Сэр, что там у вас? – услышал он голос возницы. – Помощь нужна?
- Да, любезный! Примите его там внизу, - попросил доктор. – Только осторожно, он ранен.
- Слушаюсь, сэр.
Общими усилиями они вытащили-таки капитана на свободу.
- Спасибо, дружище!
- Да не за что... помочь вам его в дом-то втащить?
- Попробую сам. А вы помогите с вещами.
Доктор спрыгнул на дорогу и осторожно забрал друга из медвежьих лапищ возницы. Надо же, не думал, что Александр настолько отощал... По крайней мере, тащить вполне можно и одному.
- Держись, мы уже дома, - сквозь зубы попросил он, перехватывая поудобнее свою ношу.
Даже подъём на второй этаж дался легко. Так уже было с ним на войне... Он не чувствовал веса Джона, когда тащил его, раненого, к своим... Сходили они тогда на разведку, называется. Молодые были, глупые... Он тогда тащил и думал только о том, чтобы добраться до своих. И молился, чтобы друг выжил. И вот теперь – та же штука. Хотя Александр сейчас не в таком опасном положении, но хуже ему явно стало. И что тому виной? Тряска в карете, или переутомление в порту? Во всяком случае, они добрались, и теперь всё обязательно начнёт налаживаться.
И дом они обживут. За полгода, что доктор провёл в плавании, дом «уснул», выглядел нежилым. Ничего, они с Дженни, приходящей служанкой, наведут тут порядок! Александру будет тут спокойно и уютно. Даже сейчас какой-то порядок уже есть – сундуки аккуратно составлены в большой комнате (спасибо вознице!), и можно легко найти вещи, которые прибыли с ними.
- Ну, тут тебе удобно будет... – Ливси уложил Смоллетта поверх одеяла, и принялся стаскивать с него сапоги. Потом нашёл в шкафу свою домашнюю одежду – сойдёт пока что, а потом разберёмся в вещах. Всё равно, пока дом не протоплен, не переоденешься.
Возница кашлянул за спиной.
- Спасибо, вы меня выручили. Сколько я должен? – обернулся к нему Дэвид.
- Сколько не жалко, сэр, я ж понимаю... Совсем худо вашему товарищу. Ему б врача... – кучер смотрел сочувственно, и явно стеснялся «запрашивать».
Ливси нахмурился.
- С этим я справлюсь. Держите! – три золотых монетки перекочевали в лапищу возницы.
- Благодарю, сэр! Простите, сэр.
- Прикройте дверь там внизу, как уходить будете, ладно? – куда мягче попросил Ливси.
- Будет сделано, - возница ещё раз поклонился и, наконец, ушёл.
Ливси занялся отоплением. С камином пришлось повозиться. Когда, наконец, комната нагрелась, доктор переоделся в домашнее и вымыл руки.
– Ну, поглядим, как ты добрался...
Осторожно раздевая друга, Дэвид бурчал себе под нос:
- Вот зачем надо было геройствовать в порту?! Эклстон прекрасно бы со всем управился. Нет, тебе всё лично надо делать, горе моё... Вымотался вконец, и кому лучше стало? Что там три часа можно было делать, в этой конторе? А клерки тоже хороши – видят же, что раненый, и так долго продержали! Считали каждый гвоздь на борту, что ли? Слава Богу, рана в порядке... как же ты меня напугал сейчас... олух царя небесного!
Ливси ловко перевязал друга.
- Теперь можно и одеваться... так... повернись же ты, лентяй! Так, один рукав надели... второй, извини, пока не получишь...
Не первый раненый, с которым он возится... Но тут к профессиональному примешалось личное. Сроднились они все на пиратском острове, что говорить. Этот оболтус – единственный выживший из серьёзно раненых – остальным помочь было уже нельзя. Тем нужнее нормально поставить на ноги этого. И восстановить руку, непременно! Насмотрелся уже, как Александр мается от безделья и бессилья – словно орёл с перебитыми крыльями.
Именно тогда, когда Ливси уже убедился, что дорога не повредила Александру, перевязал его, ворча, натянул на друга свои штаны и рубаху, и приподнял его, чтобы отпихнуть одеяло, Смоллетт и открыл глаза. Дэвид вздрогнул: «Неужто слышал, что я тут болтал? Вот обидится...»
Но Александр смотрел не сердито, а удивлённо, словно не понимал, где он.
«Явно на суше... Значит, мы всё же остались ночевать у матери Джима?»
- Молодчина. Всё отлично, перекусим – и на боковую, - улыбнулся Дэвид, опуская друга на постель и закутывая в одеяло. – Час уже поздний.
- Где мы?
- Дома, дома уже, и дай Бог здоровья миссис Хокинс. Глядите, что она нам дала!
На свет из стоящей тут же корзины появились аккуратно завёрнутые пироги, курица, бутылка лёгкого вина, горшочек с горячей картошкой, буханка хлеба, зелень. Всё это Дэвид разместил на столике у кровати и сам примостился рядом на табурете.
- Ба, да тут и на завтрак, и на обед хватит, не только на ужин. Отлично! - порадовался вслух доктор, извлекая из корзины ещё колбасу, банку варенья, горшочек мёда и сыр. -– Заботливая у нашего Джима матушка!
- Отлично. Ешьте, Дэвид, я не хочу.
- Это что ещё за бунт на борту?! Вам надо подкрепиться с дороги, и спать! – притворился разгневанным Дэвид.
Но глаза его смеялись... Шутка была не очень удачная после всего, перенесённого ими, и неожиданная, при обычном такте доктора!- но гость не обиделся, и даже улыбнулся.
- Ох, Дэвид, с вами не поспоришь! – капитан взял один пирог из корзинки.
- Берите и вот это! – кусок курицы оказался на толстом ломте хлеба. – Мама Джима очень вкусно готовит.
- С этим тоже не поспоришь... –ответил Александр с набитым ртом.
- Вот и не спорьте! Утром я ненадолго отлучусь — мне придётся сходить в деревню за Дженни, которая стряпает и убирается у меня. И не вздумайте без меня вскакивать!
- Слишком вы строгий доктор... – улыбнулся Смоллетт. – Но я совершенно не помню, как оказался в вашем доме. Вы что, меня на себе притащили?
- Нет, вас принёс попутный ветер, конечно! – ухмыльнулся в ответ Ливси. - Не забивайте себе голову ерундой. Сейчас наша задача – поесть и выспаться! Да, и учтите, что возражения не принимаются.
Когда с ужином было покончено, доктор, наконец, устроился на диване (кровать он уступил раненому) и задул свечу.
- Спокойной ночи, Александр.
- Спокойной, Дэвид. У вас тут хорошо, - как-то удивительно умиротворённо отозвался Смоллетт.
- Стал бы я тащить вас в какое-то скверное место! – засмеялся Ливси, устраиваясь поудобнее.
Ливси начал уже дремать, когда услышал, что Смоллетт беспокойно заворочался в своём углу. Он уже собирался встать и проверить раненого, как тот заговорил:
- Дэвид... я должен предупредить вас. На днях могут прислать вызов в трибунал. Мне нужно непременно явиться, как бы это ни противоречило врачебным предписаниям.
«Так вот оно что! Вот почему его так долго продержали в конторе, и вышел он оттуда таким измученным!»
- Первый допрос уже был, как я понял? –сердито фыркнул Дэвид.
- Да. Мне не хотелось бы, чтобы у вас были неприятности из-за укрывательства преступника. Меня запросто могут осудить, доктор. Вот ещё почему я не хотел останавливаться у вас.
- И вы думаете, что я отпущу вас одного в это путешествие? – возмутился доктор. - Ни один судья не добьётся от меня этого. Мне есть, что сказать им всем... А уж о том, чтобы устроить мне неприятности – они могут и не мечтать! Спите спокойно, Александр, справедливость ещё существует в этом несовершенном мире!
- Поистине, вы неисправимый оптимист, Дэвид. Поглядим, кто из нас окажется прав, дорогой доктор.
- Спешу разочаровать вас – я ещё и мировой судья! – произнёс Дэвид с великолепным сарказмом в голосе.
- В таком случае не стоит с вами спорить о правосудии! – тихонько засмеялся раненый.
- И не стоит со мной – доктором – спорить о лечении и о режиме. Вам давно пора спать, Александр. Мне очень не нравится ваш обморок прямо на пороге моего дома, и я намерен проследить, чтобы впредь вы не переутомлялись и вели приличествующий больному образ жизни!
Несколькими часами ранее, в тот же день.
Карета приближалась к родовому гнезду семейства Трелони. Джон Трелони хмурился и вздыхал, укоряя себя. Скверно, всё же, он поступил, не поехав с Ливси и остальными! Стоило проводить их, и ведь доктору наверняка тяжело будет управляться с капитаном... Он-таки далеко не птенчик. Но сквайр чувствовал, что ему нужно скорее укрыться в доме – изображать оптимизм получалось уже из последних сил. А он считал себя обязанным делать это всё обратное плавание, чтобы ещё больше не омрачать и без того мрачное состояние духа капитана. Да, трудно сильному человеку вдруг оказаться слабым и беспомощным... Там, в пещере, когда он оставался караулить несгибаемого Александра, ему показалось, что тот принял его, и даже как-то привязался к нему. Но на корабле между ними снова выросла стена – капитан явно держался Ливси и Джима, общался с Абрахамом Греем и Беном Ганном (этих двоих Трелони пригласил к себе, пусть передохнут после приключений на острове, а там уж решают, остаться или жить отдельно), – а с Трелони лишь обменивался ничего не значащими фразами. Бедолага сквайр не догадывался, что виной тому была как раз надетая им на себя маска оптимиста.
При том, что сквайр прекрасно помнил о случившемся на острове, приближаясь к дому, он почти ожидал, что его встретят все его слуги, в том числе те, кого он какого-то чёрта потащил в эту отнюдь не увеселительную прогулку! Казалось, стоит переступить порог дома, – и кошмарный сон закончится, не будет ни острова, ни этих клятых сокровищ (вот на кой они ему-то понадобились? Голодал он без них, что ли?) –зато будут живы все те, кого они зарыли в сухой песок пиратского острова... Занятное приключение из книжки обернулось кровавыми потерями.
Карета въехала во двор. Ожидаемо высыпали встречать слуги. Подошёл с отчётом заменивший Тома при собаках Джек. Трелони выбрался из кареты. Вслед за ним выбрались и двое его соратников, приобретённых на острове. Но ожидаемые товарищами Том и двое других спутников сквайра, вместе с ним уехавшие за сокровищами, не появились.
- Спасибо, что дождались, - произнёс Трелони, обращаясь ко всем сразу и ни к кому в отдельности.
- Сэр... а где все? – спросил управляющий.
– Вернулся только я, - сообщил сквайр. – Поездка оказалась опасной, Том и остальные погибли, исполнив свой долг.
Заголосили женщины, мрачно потупились мужчины.
- Я привёз то, за чем ездил, - мрачно сообщил сквайр. – Так что все получат свою долю. Бен Ганн и Абрахам Грей – очень достойные люди, уверен, что вы позаботитесь о них. Они с дороги, как и я. Что с собаками, Джек?
- Тина принесла чудесных щенят, сэр. С остальными тоже всё благополучно. Они рады будут видеть вас.
Тина... Любимица Тома... Как бы он радовался этим щенкам...
- Выгружайте багаж, ребята, а я пойду гляну щенков.
Собачьи домики... Радостно приветствующие его любимцы. Тина, ищущая Тома... Чёрт, как же это всё... Джон Трелони взял на руки одного из щенков. Тот вертелся, старался лизнуть.
- Они только два дня, как глазки открыли, сэр, - доложил Джек.
- Открыли... – повторил сквайр.
А троим близким людям он сам закрыл глаза. Там, на острове. Даже и на могилу-то никто к ним не придёт... Почему так вышло? Из-за него... И ничего уже не исправить.
Тина лизала солёные щёки хозяина. Все разошлись, он остался один со своими любимцами.
3
На следующее утро Джон отправился к Дэвиду. Скверно получилось! Вчера думал только о себе, не подстраховал. Повёз с собой еду и дрова. Наверняка ж у них нет ничего, кто им запасёт?
Застал он их уже проснувшимися.
- О, Джон, рад видеть! – Дэвид улыбнулся, а Смоллетт нахмурился, и поздоровался сквозь зубы.
- Садись с нами завтракать, Джон. А потом – если не трудно – побудь тут, пока я схожу в деревню. Сам видишь – мне надо забрать Дженни, чтобы смотрела за домом и стряпала. И купить провизии побольше.
- Конечно, посижу! Но еду я привёз. А у вас откуда? Вы же вчера наверняка уже ночью приехали!
- Мама Джима нам с собой дала огромную корзину всякой всячины.
- Да, я ещё немножко дровишек прихватил. Сырость такая, что и здоровому противно.
- Не стоило стараться, сквайр. Я привык к сырости, - строптиво ответил Смоллетт.
- Александр... – нахмурился доктор.
И сразу повернулся к гостю:
- Джон, ты просто молодчина! Сам-то как?
- Да нормально... Но дома пусто так...
Смоллетт фыркнул. «Ага, как же! Ни на грош не верю, что эти смерти тебя задели.»
- Да будет им земля пухом... – доктор со сквайром выпили, не чокаясь.
- И за тех честных матросов, что не поддались на посулы и угрозы Сильвера! – напомнил капитан.
- И за них... за всех наших, что там остались.
После завтрака доктор поднялся:
- Я побежал, не скучайте тут без меня!
Доктор ушёл, сквайр остался.
- А вам разве не пора на охоту? Помнится, вы очень торопились вернуться к привычному образу жизни, и мне не хотелось бы препятствовать вам в этом, - с преувеличенной любезностью обратился капитан к сквайру.
- Нет, на сегодня у меня совершенно другие планы.
- Например, следить, чтобы я не сбежал? – ухмыльнулся Смоллетт.
- Например, скрасить вам вынужденное заточение, дорогой капитан. Вы, помнится, не возражали против моего присутствия в форте и в пещере Бена Ганна.
- Там вам деваться было некуда, не выгонять же вас под открытое небо! – ухмыльнулся Смоллетт. - А тут у вас отличный дом. Не вижу смысла вам сейчас сидеть у моей постели. Я не в таком состоянии, чтобы мне требовалась сиделка.
- Дэвид просил подождать его тут, и я исполню его просьбу, - твёрдо возразил Джон.
- Тогда, будьте добры, подождите его в другой комнате.
Навязчивый сквайр приподнялся со стула, и Смоллетт вздохнул с облегчением, но он рано радовался. Тот снова уселся на место, и вдруг выпалил, глядя прямо в глаза больному:
- Александр… хватит уже! Если вам показалось, что я слишком легкомысленно отнёсся к событиям нашего плавания – это не повод ругаться и отсылать меня. То, что вы видите, очень сильно отличается от того, что я чувствую на самом деле. Редрут вырастил меня, и его смерть – слишком большая утрата. Смерть остальных тоже небезразлична для меня, что бы вы там себе ни думали. На корабле я старался вести себя так, словно ничего не случилось, но только для того, чтобы не отравлять плавание всем окружающим. Похоже, мне удалось обмануть вас, вы уверены, что я бесчувственный чурбан, потому и злитесь и не хотите видеть меня возле себя.
Капитан открыл было рот, чтобы ответить, но собеседник не дал ему такой возможности.
- Я и так выбит из колеи и сожалею об этой затее с сокровищами… В этих смертях виноваты вовсе не вы, а я! Мы с Дэвидом говорили об этом на обратном пути, перед ним я никогда не таился... - продолжил сквайр. – Вам я не хотел говорить столь личные вещи, но раз без этого вы не позволяете помогать вам – придётся мне признаться в своей слабости. Хотя вы никогда не признаетесь в своей.
«Не признаюсь в своей? Пожалуй! А этот Джонни – совсем не такой, каким я его представлял. И тогда, когда ещё на «Испаньоле» он признал свою ошибку – а я думал, что он это для красного словца, и сейчас, когда решил поделиться такими личными вещами... Для этого нужна смелость. Пусть – иная, чем для того, чтобы стоять под пулями, но ведь и в бою он не оплошал... Кажется, я был несправедлив к нему. Обида взяла верх, я не разглядел за напыщенным аристократом человека.»
Молчание затянулось. Прервал его Александр. И его слова были не менее неожиданны для сквайра, чем откровения собеседника для самого капитана.
- Очень неожиданное признание… Джон. Что ж, если Дэвид поручил вам караулить меня – исполняйте его просьбу. Но вы оба преувеличиваете серьёзность моего ранения. Я всего-навсего лишился правой руки. Это не опасно для жизни, только создаёт неудобства, - он усмехнулся с грустной иронией.
- Не говорите глупости! – вскинулся Джон. - Если Дэвид сказал, что дело поправимо – так оно и есть. Он знает, что говорит, и никогда не обнадёживает зря. Мы воевали вместе, я знаю его, как себя.
- Воевали вместе? – заинтересованно переспросил Смоллетт.
-Да… но знакомы были мы ещё до этого. Мы выросли вместе. Если интересно, могу что-нибудь рассказать из нашего общего прошлого – чтобы день проходил быстрее!
- Пожалуй, это хорошая идея.
Смоллетт оказался хорошим слушателем – ему было искренне интересно! В этот день он узнал, как подружились такие разные люди, как Джон и Дэвид. И, кажется, нашёл ответ на свой вопрос –какой из Трелони –настоящий.
Вернувшийся с Дженни доктор нашёл сквайра разглагольствующим о былых подвигах, а раненого – заинтересованно слушающим его рассказ.
«Поладили!» - обрадовался он, не смея поверить такой доброй перемене.
Дженни занялась хозяйственными хлопотами, а Дэвид с Джоном расположились у постели Александра. Разговор стал общим. Однако, вскоре их приятное времяпрепровождение было прервано.
4
Снизу донеслась перебранка:
- Пропустите меня, я должен вручить повестку из трибунала!
- Не пущу я вас, ишь чего выдумали! Какая ещё повестка? Мой хозяин – мировой судья, кто ещё может его требовать к ответу?!
- Да не ему повестка, а капитану, что у него остановился!
- Ещё лучше! Бедняга едва жив, каково ему шляться по судам?! Скажи своим начальникам, что они совсем стыд и совесть потеряли.
- Я же говорил вам, - Александр виновато взглянул на хозяина дома. – Не думал, что это случится уже сегодня....
- Давайте, я его вышвырну! – поднялся с места Джон.
- Нет, сиди! Этим проблему не решишь. Я приму повестку, но явимся мы туда все вместе! – Дэвид усадил друга на место и ушёл вниз.
Вернулся он быстро.
- В пятницу, к девяти утра, надо явиться в Бристоль. Это ж нам с вечера выезжать, чёрт...
- Поедем в моей карете, она удобнее наёмной, -сразу же предложил Джон. – Там не так трясёт, а кое-кому это важно.
- Надо прихватить ещё Джима. Его показания тоже важны!
- Грей и Ганн тоже нужны? Взять их с собой? Они же сейчас у меня дома, оба.
- Да, поедем все вместе, и я сумею заставить судей нас выслушать.
- Итак, нас шестеро, считая капитана. Впрочем, его считать не надо, он же будет свидетельствовать против самого себя! Но пятеро - это уже больше, чем ничего, - захохотал Джон. – Думаю, наше появление будет приятным сюрпризом для судейских. Старина Том одобрил бы это! Он никогда не бросал своих в беде. И, кажется, сумел научить этому и меня.
- Да не беспокойтесь вы за меня! – попытался возразить Александр. – И я не собираюсь наговаривать на себя! Но и выгораживать себя не буду!
- Мы и не беспокоимся! Мы планируем боевую операцию, - хмыкнул Дэвид.
... Время до отъезда в Бристоль тянулось долго – и в то же время пролетело мгновенно. Уже утром в четверг в доме доктора собрались все участники поездки. Неугомонный Джон Трелони привёз Хокинса, Грея и Ганна. Он ухитрился даже найти Габриэля Эклстона, и притащить и его.
- Всякое доброе слово будет важно! А раз мистер Эклстон знал нашего капитана по прежней службе – его слово важно вдвойне! – заявил Джон, видя удивление Дэвида такой инициативой.
Сам Смоллетт уже не возражал. Все эти дни после получения повестки он был ещё более молчалив, чем обычно, и Дэвид готов был поклясться, что друг подавлен и обеспокоен. Мало радости угодить под трибунал. Дэвид не говорил с ним о предстоящем испытании, но сам, занимаясь привычной работой, продумывал свои показания. Собственно, кроме того правила, что на корабле капитан отвечает за всё, против Александра и предъявить было особо нечего. Задание командования выполнил, остров обнаружил и обозначил. Корабль нормально укомплектованный, с нормальной командой в порт приписки привёл. Большая доля сокровищ, по настоянию Ливси и Трелони, также была сдана флотскому начальству – как трофей, и для оправдания потерь – поскольку именно это золото и привело к осложнениям в плавании. Погибшие в большинстве своём были пиратами, а двое погибших честных матросов не могли особо разгневать начальство. Потери были не свыше средних, бывающих в плавании, так что тут к Смоллетту тоже не придерёшься. Оборону капитан организовал очень эффективно. Судить его, по большому счёту, не за что! Единственный его промах, который можно поставить ему в вину – это то, что он сам не набрал команду, и не разогнал к чертям тот сброд, который притащил на корабль Сильвер, пользуясь простодушием Джона. Конечно, Джон безбожно давил на капитана, требуя отплыть вот прямо сейчас, но всё же тот должен был перенабрать команду. И вот что отвечать на такое обвинение? Ливси хмурился, размышляя о предстоящем заседании трибунала. Если бы ещё это был королевский суд! У него были знакомые между коронными судьями, и он мог бы убедить состав суда отнестись к данному подсудимому неформально. Но тут-то – флотский трибунал... На договорённость рассчитывать не приходилось. Вся надежда – только на имеющиеся у них доказательства. Судовой журнал, показания свидетелей, карта острова... Беспокоили его и Смоллетт с Трелони – один, похоже, настроен каяться во всех грехах, начиная с распятия Господа нашего, а второй – разнести весь трибунал к такой-то матери. Обе линии поведения не приведут к добру. И как прикажете осаживать сразу двоих неразумных? Да, Джон, конечно, важен, как свидетель, но уж больно непредсказуем! Меньше всего проблем ожидалось с остальными свидетелями. Даже чудаковатый Бен Ганн сразу схватил суть проблемы, и вполне складно изложил своё мнение о событиях, как он преподнесёт его судьям. Его ничуть не смущало, что он сам-то, как бывший пират, может легко попасть в неприятности.
Когда доктор предупредил его об этом, он только рукой махнул:
- Да ладно, что со мной сделается? Я и был у Флинта всего полгода, и не успел натворить и малой доли того, что творил Сильвер с дружками. Кому я вообще нужен?
Грей тоже не испугался возможного обвинения в недонесении о намерениях мятежников – а ведь оно могло быть выдвинуто...
- Главное, кэпа выручить! Он мне поверил – как я могу отсидеться в глухом углу, и дать ему пропасть?
Джим, когда-то ненавидевший Смоллетта за строгость и «придирки», тоже был полон решимости рассказать трибуналу всё, как есть, и вполне складно отрепетировал свои показания. Если трибунал подойдёт к ситуации разумно - у Смоллетта есть хороший шанс быть оправданным. Но даже при самом счастливом повороте событий – нервы ему помотают, и это заметно испортит достигнутые в лечении результаты. Ливси нервничал ничуть не меньше других. Но вышло так, что операцию «Трибунал» возглавлять пришлось именно ему. Кто, как не мировой судья, мог учуять подводные камни, угрожавшие капитану в этом плавании, и умело обойти их?
Четверг провели в возможно спокойной обстановке – хотя трудно сказать, как можно не нервничать, собираясь в трибунал отнюдь не в качестве судьи! Смоллетта Ливси накачал снотворным – пусть хоть сейчас как-то выспится – ночь в дороге предстоит бессонная, да и завтрашний день будет сложным. Так что почти весь четверг подсудимый провёл в царстве Морфея. Это избавило его от восьми часов нервотрёпки. Дэвид надеялся, что его подопечный ничего не заподозрит – он и без того все дни после приезда был вялый – то ли берег оказался ему неполезен, то ли ожидание предстоящей расправы выматывало, то ли это – реакция на напряжение их нелёгкого похода, наложившаяся на ранение.
Проснулся Смоллетт ближе к вечеру, и сразу же поинтересовался, скоро ли выезжают.
- Через два часа. Успеем перекусить.
Капитан попросил зеркало и очень удивился, обнаружив, что чисто выбрит.
- Крепко же я спал! – и подозрительно покосился на доктора.
- А что вы хотели? Ранение не пустячное, смена обстановки, нервы... Организм не железный даже у вас, Александр. И он лучше вас знает, когда ему требуется отдых.
- Придётся поверить своему личному врачу, - хмыкнул Смоллет. – Тем более ничего другого мне не остаётся. Кто едет?
- Все наши, естественно. Теперь вам придётся поверить мне, как судье - всех очевидцев трибунал пожелает допросить, вне зависимости от обвинительного или оправдательного уклона процесса. Наша задача – предоставить их сегодня, чтобы по сто раз не собираться. Очень надеюсь на здравомыслие ваших флотских законников... Ситуация нестандартная, конечно, но тем интереснее будет создавшийся прецедент!
Но у меня будет одна просьба.
- Какая?
- Не рассказывайте только о доблести спутников, упомяните и себя – и не только свои промахи. Поверьте, судьи знают их лучше вас, а вот что-то хорошее узнать им будет весьма полезно.
- Я не собираюсь выгораживать себя!- возмутился Смоллетт.
- А это и не требуется! Надо только «говорить правду, и ничего, кроме правды»!
- Хорошо, Дэвид. Будем надеяться, что всё закончится нормально. Итак, нас...
- Семеро. Вы, я, Джон, Джим, Грей, Бен Ганн, Эклстон. Карета у Джона вместительная, все влезем. Кроме того, она удобнее и не такая тряская, как та, в которой мы добирались сюда. Так что, надеюсь, в этот раз дорога будет приятнее.
- Особенно обратная! И особенно, если вас останется шестеро! Всё же не так тесно! Я только опасаюсь за Ганна и Грея. Как-никак, первый был пиратом, а второй... думаю, что слегка приврать мне придётся. Не хочу говорить, что он не донёс о мятеже. Это может повредить ему.
- Говорить об этом вовсе не нужно. Он был ПЛЕННИКОМ заговорщиков, но сумел вырваться и уйти с нами, когда мы покидали корабль. Наученные этим примером, остальных несогласных с ними матросов пираты просто убили.
- Вообще-то, это произошло одновременно – на корабле и на берегу соответственно.
- Такие подробности суду неинтересны, Александр.
- Вам виднее, конечно, но я не любитель лгать, и не особенно умею делать это... так что тут ещё надо постараться, чтобы мне поверили насчёт бедолаги Грея. А как быть с Ганном?
- Придётся врать, что он СЛЫШАЛ о сокровище Флинта (а кто не слышал?), обстоятельства же его появления и жизни на острове можно и сообщить. Знакомство с Сильвером и попытку напугать пиратов стоит опустить. Не надо трибуналу знать, что он в курсе последних слов Флинта. К счастью, никто из команды Сильвера не явится в трибунал с рассказом, как Бен пугал их на острове!- доктор засмеялся.
- И вы, судья, предлагаете мне лгать суду! – кажется, Смоллетт был не на шутку поражён.
- Я предлагаю не перегружать трибунал излишней информацией, так будет точнее!- строго поправил Ливси. –Судьи – тоже люди, и слушать весьма занимательную историю нашего путешествия без сна и еды они просто не смогут. Изложить события надо кратко и без лишних подробностей, которые могут быть дурно истолкованы.
Выехали в восемь часов вечера - с запасом в пару часов, по настоянию Джона – он опасался каких-нибудь помех в пути. Ливси согласился – не стоит нестись вскачь, это побеспокоит их подопечного, лучше выехать чуть раньше. В карете действительно поместились все семеро: с одной стороны уселся Смоллетт между Ливси и Трелони, с другой – остальные. Обычно болтливый Бен вёл себя тихо – то ли проникся серьёзностью предстоящей задачи, то ли сообразил, что не стоит беспокоить раненого. Эклстон какое-то время рассказывал бывшему сослуживцу и всем остальным о тех плаваниях, в которых бывал после того, как они расстались с Александром, но ближе к полуночи угомонился и начал клевать носом. Джим сладко сопел, уронив голову на плечо Грея, который тоже уснул. Бен Ганн свернулся клубком в углу и заснул мирно, словно в своей пещере на Острове Сокровищ. Ливси, Трелони и Смоллетт заснуть не могли.
Доктор с беспокойством следил за своим подопечным. Капитан держался внешне спокойно, но Дэвид уже научился различать, когда это спокойствие натуральное, а когда – притворное. Сейчас оно было притворным. Желая подбодрить подсудимого, судья легонько сжал его руку. Тот посмотрел чуть удивлённо, но без гнева.
- Спасибо, Дэвид. Я знаю, что вы желаете мне добра.
- Надеюсь, в намерениях наших спутников вы также не сомневаетесь?
- Нет, конечно! – улыбнулся Александр, и задумчиво произнёс: Не думал я, что попаду в такую историю. Один трибунал я уже пережил... теперь вот снова.
Дэвид и Джон навострили уши, но Александр больше ничего не добавил.
В его прошлом была какая-то тайна, которая, возможно, и объясняла его замкнутость и отчуждённость от людей.
Карета Джона Трелони, сквайра, прибыла в Бристоль в 6 часов утра. К этому времени сморило и Смоллетта, и самого Трелони. Только Ливси оставался на боевом посту. Он приказал ехать в скромную гостиницу недалеко от порта. Там можно было позавтракать и чуть-чуть передохнуть с дороги. Жалко будить всех, но придётся.
- Джим, Бен, Абрахам! Мы приехали!
Островитянин открыл глаза сразу и взглянул почти осмысленно, а Джим и Грей мычали и отворачивались от тусклого утреннего света, проникшего через открытую дверцу кареты.
Похоже, попав на берег, Грей расслабился и позабыл морские привычки. Однако, Ливси удалось добудиться до обоих: и до Абрахама, и до Джима. Вздрагивая от недосыпа и утренней прохлады, они выбрались наружу. Только Бен жизнерадостно хихикал и был вполне свеж. Теперь настала очередь «комсостава».
- Мистер Эклстон, Джон, капитан! Подъём!
Оба моряка проснулись сразу – сказывалась многолетняя привычка. Зато хозяин кареты послал по матушке, и заявил, что нечего будить среди ночи. Но Ливси умел быть убедительным. В итоге все трое выбрались в зябкое, туманное утро. Смоллетт, проспавший всего пару часов, выглядел даже неплохо. Только вот лихорадочный блеск в глазах очень не нравился Дэвиду. Нервничает просто, или жар начался?
Желая проверить это, а заодно подбодрить Александра, Дэвид коснулся его руки. Вот чёрт! Не вовремя... Ну, хоть бы это безобразие не продлилось до вечера! Пару-тройку часов он на упрямстве протянет, а дальше – как бы не сплохело. Жаль, что нас всех выгонят в коридор, как свидетелей. Присмотреть бы кому за этим умником....
К счастью, из свидетелей Ливси допросили первым, и он смог остаться в зале, приглядывать за своим пациентом. Смоллетт держался спокойно, но никаких уточняющих вопросов свидетелям не задавал, никак ничьи показания не комментировал. Похоже, исход трибунала был ему вполне безразличен – или он был в нём заранее уверен. А вот свидетели Дэвида порадовали. Репетиции не пропали зря, они толково излагали события, не терялись от дополнительных вопросов. Бен Ганн даже вызвал явное сочувствие суда своими злоключениями на острове, о которых он обмолвился парой слов. Дэвид наблюдал и за судьями. При всей своей проницательности доктор не мог сказать, к какому решению они склоняются. Всех свидетелей они выслушивали с одинаково серьёзными, пожалуй, даже скучающими лицами. Однако вопросы задавали дельные. Дело близилось к обеду. Не похоже было, что это всё скоро закончится. С каждым свидетелем возились долго и обстоятельно. После каждого допроса у судей возникала куча вопросов к подсудимому и ранее допрошенным свидетелям. Они явно никуда не спешили, похоже, других дел на сегодня назначено не было.
С одной стороны, это радовало Дэвида – значит, разберутся в ситуации досконально. С другой – тревожило, потому что, во-первых, не исключалась возможность истолкования доказательств в сторону обвинения, во-вторых, Александру было явно не полезен столь затянувшийся процесс.
Наконец, дошла очередь до Джона Трелони. Сквайр быстро прошагал на свидетельское место. Ливси, прекрасно знавший своего друга, содрогнулся. Джон явно был сильно разозлён. В таком состоянии он запросто забудет отрепетированную речь, и начнёт болтать лишнее. Но даже Дэвид не подозревал, ЧТО собирается поведать трибуналу его друг детства.
- Как я понял, судят капитана Смоллетта, - начал Джон. – Хочу сказать, что это – вопиющая несправедливость. Если хотите знать, в этом деле именно я, сквайр Джон Трелони – главный потерпевший, и отчасти подсудимый! Но вместе со мной на скамье подсудимых должен сидеть кое-кто ещё! И этот кто-то – совсем не этот достойный моряк, - он указал на Смоллетта. – Сейчас я поясню свою мысль! – бросил он небрежно, видя удивление на лицах судей. - Эта прекрасная шхуна, «Испаньола», была продана мне – понимаете, продана! – а по прибытии в Бристоль я узнаю, что м –р Блендли, продавший мне её, вовсе не имел права её продавать, поскольку она была казённым имуществом, и остаётся им и сейчас! Я требую наказать этого проходимца за мошенничество и заставить его вернуть мне уплаченные деньги! Да, я не бедный человек, но это не значит, что я должен кормить этих ворюг в военных мундирах! Так что трибунал сейчас должен судить расхитителя, а никак не этого честного человека, - снова кивок в сторону Смоллетта. - Это – касательно моего ущерба. Он не мал, заметьте! За «Испаньолу» я заплатил...
Он назвал цифру, и в подтверждение своих слов вынул расписку и продемонстрировал её суду.
Ливси не ожидал, что его легкомысленный друг окажется настолько предусмотрительным.
Судьи нервно заёрзали, начали перешёптываться меж собой. Явно, обнаружение этого нового преступления привело их в замешательство.
Трелони словно не замечал эффекта, произведённого его словами, и как ни в чём ни бывало, продолжал своё выступление. Он был слишком знатен, имел слишком серьёзные связи, чтобы кто-то решился прервать его откровения, ставшие уже слишком скандальными. Блендли имел брата в Адмиралтействе, и не приходилось гадать, как они провернули это дельце, облапошив доверчивого богатенького искателя сокровищ. Оставалось только удивляться, как эти прожжённые мерзавцы выдали расписку, указав в ней, за что получены деньги. Похоже, Джон Трелони умел быть практичным – и очень-очень убедительным!
- Но мной понесённый ущерб этим не исчерпывается. В плавании погибло трое моих людей, у них остались семьи. Кто, спрашивается, должен платить им пенсии? Снова я?
Смоллетт поморщился.
- Нет, отвечаю я, а м-р Блендли, - торжественно провозгласил Трелони, - способствовавший своим мошенничеством началу этой экспедиции! Я не удивлюсь, если выяснится, что он был в сговоре с пиратами. Тогда кровь погибших – на нём, вне всякого сомнения!
- Сэр, давайте вернёмся к обстоятельствам плавания! – решился всё же прервать Трелони председательствующий. – Ваши предположения весьма интересны, но несколько уводят в сторону от разбираемого нами предмета.
- Теперь перейдём к моей позиции, как подсудимого, - продолжил Джон, не удостаивая адмирала внимания. – Именно я набрал ту команду, которая оказалась почти полностью состоящей из пиратов. Несомненно, они охотились за картой этого островка, ныне стараниями капитана присоединённого к владениям короны, - охотились, поскольку там зарыл свои сокровища Флинт. И моя прискорбная доверчивость помогла злодеям проникнуть в наши ряды, и напасть, что называется, изнутри! Я не желал слушать капитана и настоял на немедленном отплытии. Я не дал ему разогнать к чертям тот сброд, который взобрался на борт, и набрать нормальных матросов. Таким образом, мы оказались перед превосходящими силами пиратов, на одном с ними корабле. Утверждаю, что случился не спонтанный мятеж от дурного обращения! Кстати, обращение было самое хорошее, и оно тоже влетело мне в копеечку, но это в скобках. На возмещении мне этих сумм я не настаиваю! – он снисходительно улыбнулся. – Да, это был не мятеж, а осуществление заранее разработанного плана захвата корабля и истребления всех честных людей на нём. Если мы тут все даём показания, если мы живы – только благодаря умелому руководству и личному мужеству нашего капитана, который умело организовал оборону, и возглавлял её, даже будучи серьёзно раненым. Мои показания совершенно беспристрастны. С самого начала плавания я не питал добрых чувств к капитану, которые перечил мне, у меня нет причин выгораживать его. Я говорю только то, что есть! И должен признать, что я был ослом, а капитан куда лучше меня разобрался в ситуации и вытащил нас из беды. Да, потери были! Но напади пираты извне, а не изнутри – погонись они за нами на другом корабле, а они погнались бы непременно! – потерь мы бы тоже не избежали. Теперь по пунктам изложу распоряжения и действия капитана, как они шли последовательно, согласно происходящим событиям.
Ливси (да и судьи!) вздохнули с облегчением, когда сквайр перешёл к обстоятельствам плавания и перепитиям борьбы на острове. Тут Джон рассказывал толково, хотя и не мог удержаться от любимых им эффектных поз и риторических вопросов.
После показаний Трелони был объявлен перерыв, хотя осталось ещё исследовать судовой журнал. Это оказалось как нельзя кстати, потому что подсудимый здорово побледнел и выглядел неважно. Причина перерыва была понятна – суду надо было определиться, что делать со вновь открывшимися обстоятельствами. Но, похоже, их основное внимание переключилось с пусть неидеального плавания «Испаньолы» на сомнительную историю её купли- продажи. Ливси готов был аплодировать своему другу. Надо же, как уместно оказалось его гневное выступление о мошенниках, которое, казалось, должно было только навредить делу. С разрешения суда, Ливси предложил Смоллетту выйти на время перерыва на воздух.
- Вам надо передохнуть немного, капитан. Духота здесь вам неполезна.
Смоллетт поднялся на ноги.
- Да, доктор, как скажете.
Встал он явно с трудом, и Ливси поспешил поддержать его. Обычно строптивый Смоллетт не попытался вырваться, и ничего не сказал.
Но было бы ошибкой считать, что промолчал он от недостатка сил! Потому что на приблизившегося Трелони, тоже попытавшегося поддержать его, он окрысился очень свирепо:
- Идите к своим собачкам, Трелони! Боюсь, что вы слишком много времени уделили моей недостойной персоне!
Похоже, послать сквайра более энергично ему помешало только уважение к месту, где они находились...
Джон был ошарашен:« И это всё, чего я заслужил в глазах этого неотёсанного служаки, который в жизни ничего не читал, кроме своих адмиралтейских приказов?»
Ливси тихонько попросил:
- Подожди нас здесь, потом объясню всё, ладно?
Кажется, Дэвид понимает причину этого странного озлобления Александра? Джон покорно отошёл на своё место, но продолжал следить взглядом за Ливси и Смоллеттом, пока они не скрылись в дверях.
Дэвид с Александром не пошли далеко, и устроились на лавочке под чахлыми деревцами возле Морского Собрания. На воздухе раненый слегка ожил.
