Вы не вошли.
Черепашка с рожками, она же киса в свитере, она же боевая черепаха, она же Wind - war horse. Яростный антислешер и противница секса как такового, выступает за "чистую непорочную" преимущественно мужскую дружбу, носитель синдрома "онижеживые" в терминальной стадии. Прославилась лицемерием, двуличием, ханжеством и подлостью. Замечена в таскании чужих фиков, артов, а также личных фото и другой персональной информации себе в закрытки, также переписывает чужие фики - удаляет из них сексуальные сцены и называет это "спасением". Имеет способность записывать явно слешные картинки в "броманс".
Любимые фандомы: Робин из Шервуда, Пираты Карибского моря, Хорнблоуэр, Крапивин, Неуловимые мстители, кроме того, пасётся в Волшебник Изумрудного города, Les Miserables, Толкин, Гарри Поттер и т.д.
Ковид-диссидентка.
www.diary.ru/member/?2413657
http://adventure.userforum.ru/profile.php?id=9
http://adventure.userforum.ru/profile.php?id=73 - ква (вирт)
http://forum.sherwood-tavern.net/profile.php?id=783
http://adjutantilubvi.flybb.ru/ - ник боевая черепаха
https://journals.ru/userinfo.php?userid=108522
https://dybr.ru/profile/58097
Стамэол
https://www.diary.ru/member/?2951652
Плутоша1
https://www.diary.ru/member/?3250474
14021797
https://www.diary.ru/member/?3185428
сказочное животное
https://www.diary.ru/member/?2892335
черепашка с рожками
https://www.diary.ru/member/?3457447
Боевая Черепаха
https://www.diary.ru/member/?2970225
Привлекла внимание анонов ещё во времена старого форума, молча настучав на старый мини-фанфик с "педофилией" (пятнадцатилетним вымышленным персонажем), размещенный в комментариях одного морского сообщества, шумно признавшись в этом на весь сайт и распахнув свой обычно наглухо окукленный дневник всем желающим.
Требует запретить слэш
Асуждает стукачей, хотя сама стукачка.
Как, ярой антислэшерки здесь еще нет?!
Наша мадама теперь еще и ярая противница олимпиад:
В избранном - сплошные восторги по поводу открытия Олимпиады. А по мне - это ничто иное, как архи-дорогостоящая показуха. Лучше бы сделали что-то полезное жителям страны. чем тратить немерянные суммы на то, чтобы руками-ногами помахали и продались чужой команде всякие фигуристы-теннисисты и прочие.
При Советской власти хоть они за свою страну старались, а теперь против своих же играют, если за бугром платят больше. И что за показ достижений нашего спорта, если в команде сплошь легионеры завербованные (опять же за те деньги, которые можно было потратить куда с большей пользой).
Честь страны не в том, что кто-то в её команде прыгнул дальше/пукнул громче, а в социальной защищённости людей, в уверенности в завтрашнем дне бюджетников, пенсионеров, инвалидов.
Итог: я против Олимпиад, считаю, что это - только ввоз заразы в страну, и растрата бюджета немерянная...
Черепаха встала в позу и отказалась открывать последнюю главу для автора.
Вот жопой чую, черепундель или главу переписала, или альтернативное окончание к ней приляпала.
Крабле в ответ выложила у себя в дневнике статью из Вики про паранойю, не называя имен, вообще без всяких комментов - просто голый текст. Ох черепундель и истерила! Требовала статью немедленно убрать а то она все Носу расскажет.
Вот это цирк
А носу нельзя было пожаловаться, чтобы эти главки снесли? Оо
Кто хотел припасть к коню?
Конь раз:
1 серия
Пленники
Крестовый поход оканчивался. «Славные и непобедимые» крестоносцы покидали пески Палестины, так и не отвоевав у неверных Гроб Господень. Среди этих рыцарей был и сэр Джеральд де Во из Ноттингемшира. Его палатка стояла среди других в лагере крестоносцев. Неподалёку от палатки были привязаны лошади : массивный вороной жеребец сэра Джеральда, пара приземистых, но выносливых коньков, тоже прибывших из Европы и принадлежавших его слуге и его оруженосцу , , и две местные, сарацинские лошади – боевые трофеи доблестного рыцаря. Многие рыцари возвращались домой не с пустыми руками, везли домой трофеи: драгоценности, ткани, а кое–кто – даже невольниц. Но очень немногие, подобно сэру Джеральду, решили вывезти на Родину пустынных скакунов. Да, дети пустынь были легки, резвы и удивительно выносливы, - но всё это во взрастившей их пустыне. А как покажут они себя в Европе? Этого никто не мог предсказать. Поэтому немного находилось желающих возиться, переправляя через море этих чудесных животных. Среди этих немногих был и сэр Джеральд. Он решил не только привезти в Англию южных скакунов, но и получить от них потомство. Именно поэтому он приобрёл пару лошадей.
Сейчас он сидел в своей палатке с двумя товарищами. Они говорили о возвращении на Родину. Всем порядком надоели скитания на чужбине, хотелось поскорее вернуться домой. Разговор коснулся и военных трофеев доблестных крестоносцев.
- Зря вы, Джеральд, связались с этими лошадками. Мороки с ними много, а в нашей сырости они живо зачахнут. Лучше порадовать себя красивой невольницей и золотыми кубками, чем тащить через море этих нежных животных, - говорил хозяину палатки молодой воин в иссечённых, потемневших доспехах.
- Всяк волен по-своему с ума сходить, - отвечал тот. – Лично я считаю, что эти скакуны прекрасно приспособятся и к нашему климату! Кроме того, я слышал, что они очень умны и сильно привязываются к человеку, признают лишь одного хозяина. Для боевого коня это очень ценное качество.
- Про эти качества сарацинских коней мы все слышали и знаем по опыту, - согласился второй собеседник сэра Джеральда, видавший виды воин среднего возраста. – В боях мы не раз видели, как эти животные спасают хозяина ценой своей жизни. Но, мне думается, для этого их воспитывают особым образом, и с самого раннего возраста. Едва ли захваченные в бою кони так привяжутся к вам, Джеральд, как вы бы того хотели! Они уже взрослыми попали к вам, вы для них – чужой, более того – враг.
- У них будут жеребята, и жеребята, выросшие в моём доме, будут покорны мне! О каком особом воспитании вы говорите, сэр Джон ? Я умею обращаться с лошадьми, мне случалось укрощать самых строптивых! Жеребята от моей пары по своему воспитанию не уступят тем, которые выращены неверными! – вспылил хозяин палатки.
- Следовало бы разузнать поподробнее, как неверные добиваются таких результатов, воспитывая своих лошадей, и перенять их опыт, - степенно отвечал воин, видавший виды .
– Я слышал, сарацины растят этих коней с малолетства возле себя, жеребята больше привыкают к людям, чем к своим сородичам. К тому же они их почти не наказывают, в результате кони получаются смелыми и независимыми, - произнёс молодой крестоносец.
- Я не собираюсь перенимать эти глупые правила! Никто не заставит меня нянчиться с четвероногой тварью, как делают это сарацины! – возмутился Джеральд. – Я буду воспитывать их так, как принято в Европе, а не в этих варварских краях! И все убедятся, что мои результаты будут не хуже, чем те, что мы видим в этих песках!
- Пусть так, но доспехов эти лошади явно не выдержат! – примирительно промолвил крестоносец средних лет. – Поэтому я всё-таки не понимаю, для чего вам пригодятся эти лошади!
- Думаю, нам стоит посмотреть на тех животных, о которых мы спорим! – встал с места молодой воин. – Покажите нам свои трофеи, сэр Джеральд!
На это сэр Джеральд охотно согласился: ему самому хотелось похвастаться перед приятелями своими четвероногими пленниками .
Утро только начиналось. Всё вокруг – и песок, и воздух – было каким-то нежно-розоватым, золотистым. Крестоносцы вышли на воздух. В сияющем утреннем воздухе Джеральд и его приятели прошли за палатку. Но они ещё не завернули туда, а уже встречало их тревожное ржание.
Все невольно залюбовались живыми трофеями. Крупный для своей породы жеребец золотой масти плясал и бил копытами у переносной коновязи. Он весь сиял в лучах встающего солнца. Высокий, с длинными стройными сухими ногами, по–лебяжьи изогнутой шеей, вогнутой мордочкой, небольшими аккуратными ушками и огромными тёмными глазами – жеребец был настолько хорош, что у бывалых вояк вырвались восхищённые возгласы. Однако видно было, что красавец не отличается кротким характером! При виде людей он прижал уши, захрапел, а когда они шагнули к нему –рванулся навстречу. Однако длины верёвки не хватило, он не мог дотянуться до своих врагов, и замер, настороженно глядя на них.
- Ого! – воскликнул пожилой крестоносец. – Как раз про это я и говорил вам только что, сэр Джеральд. Этот жеребец не привыкнет к вам! Да и как его везти через море?
- Мой оруженосец немного научился у невольниц болтать на их варварском наречии. Его жеребец понимает, и хотя неохотно, но слушается.
- Зато какая милая кобылка! – воскликнул молодой крестоносец, которому в поясную сумку засунулась миниатюрная коричневая мордочка.
Кобылка, привязанная неподалёку, была полной противоположностью своему свирепому жениху: небольшая, очень изящная, редкой для арабской лошади игреневой масти, она доверчиво тянулась к людям, и плен её, казалось, вовсе не тяготил...
- Эта игрушка едва ли вынесет наши дожди и туманы, а злой жеребец, похоже, очень вынослив! – промолвил старший из крестоносцев.
- Главное, чтобы побольше жеребят успела принести мне эта кобылица, а там уж я разведу сарацинских коней в своей усадьбе! – важно промолвил Джеральд.
Осмотрев со всех сторон двух столь непохожих друг на друга животных, люди ушли. Золотой жеребец беспокойно бегал на привязи, всё время глядя куда-то вдаль, словно искал взглядом кого-то или что-то. Новый хозяин назвал жеребца в честь себя – Золотым Джерри, будущая же супруга его, согласно робкому мирному своему нраву, названа была Овечкой. Между собой они мало общались – Джерри был слишком озлоблен своим пленением, и всё внимание направлял на поиск удобного случая для бегства; Овечка же явно побаивалась свирепого жениха и жалась к людям.
Прошло довольно много времени – и наконец, крестоносцы добрались до моря. Погрузка на корабли была долгой и мучительной. Пара сарацинских коней, трофеи сэра Джеральда, оказались в трюме, в соседних стойлах. Корма многочисленному рыцарскому табуну на борту было запасено недостаточно, и в дороге животные голодали. Общие тяготы разделяли и прекрасные четвероногие пленники. Когда судно прибыло, наконец, к берегам Англии, - многих пассажиров уже не было на его борту – они погибли в пути. Самая большая убыль оказалась среди рыцарских коней, пони же оруженосцев и слуг, а также трофейные скакуны, хотя и ослабели в пути, почти все добрались до берега живыми. Джеральд тоже лишился своего боевого коня, и поневоле должен был теперь ехать верхом на одном из двух своих трофейных коней. Он выбрал для этого Золотого Джерри. За время морского пути тот ослабел и присмирел – а, возможно, он понял, что его увезли очень далеко от родных мест, и вернуться домой он не сможет – но, так или иначе, он позволил новому хозяину сесть на себя верхом. Странное это было зрелище – европейский рыцарь верхом на лёгком, яркого песочного цвета, восточном скакуне.
Через две–три недели после возвращения домой Джеральд начал принимать гостей. Весь город стремился побывать у него, послушать про крестовый поход и поглазеть на привезённые им трофеи. Среди приглашённых оказался и давний знакомый Джеральда и его младшего брата Мика – Гай Гизборн . Он как-то ухитрился увернуться от участия в крестовом походе, но при этом мнил себя большим специалистом в военном деле и в лошадях. В лошадях он и вправду неплохо разбирался, и одним из первых оценил ценность одного из приобретений своего приятеля. Овечка не произвела на него слишком большого впечатления, так как он тоже усомнился в её выносливости, от Золотого же Джерри Гизборн пришёл в восторг.
- Слушай, не продашь ли мне его? – пристал Гай к Джеральду. – Я слышал о сарацинских конях и хочу приобрести такого…
- Ну, нет, я привёз его не на продажу. Я хочу получить от этой пары потомство. Уверен, жеребята от моей пары покажут здешним увальням, на что способны настоящие скакуны! – отвечал Джеральд важно.
- Обещай мне, по крайней мере, первого жеребёнка от этой пары! – не отставал Гизборн.
Джеральду пришлось пообещать, что первого жеребёнка получит сэр Гай. В конце концов, он надеялся, что его четвероногие пленники дадут ему много ценного потомства, так что почему бы и не продать первенца подороже? Джеральд видел, что сможет потребовать за экзотическую зверюшку хорошую цену – Гизборн так возжелал получить сарацинского скакуна, что не станет торговаться!
Но пока жеребёнка ещё нет, стоит посмотреть, на что способны его будущие родители. На Овечку он не возлагал особых надежд, зато Джерри… О, тут действительно можно было ожидать побед на состязаниях… Какова же была гордость крестоносца, когда и Овечка оказалась выносливой и резвой! Пара сэра Джеральда побеждала на всех состязаниях, даже столичных, устроенных специально только для трофейных заморских коней! После таких успехов Джерри и Овечки, в дом крестоносца толпой потянулись желающие приобрести жеребёнка от чемпионов. Началась запись в очередь на будущих жеребят… Первым номером в списке был Гай Гизборн, но жеребёнок достался не ему!
К тому времени, когда Джеральд собрался, наконец, сосватать своих чемпионов, первому номеру в списке стало совсем не до зверюшек!
В округе объявилась дерзкая шайка, и молодой и честолюбивый Гизборн, как раз в это время ставший правой рукой ноттингемского шерифа, задался целью уничтожить разбойников. Особенную ненависть он почему-то питал к атаману, хотя никто не слышал о том, чтобы они были лично знакомы. Теперь вся жизнь Гизборна подчинена была бесполезной (и смертельно опасной, как вскоре выяснилось!) погоне за неуловимыми «вольными стрелками» – так назвали эту необычную шайку местные жители, чью нелёгкую участь очень облегчала помощь отважных изгоев. Каждая новая неудача озлобляла шерифа и Гизборна всё больше и больше, и скоро они смертельно возненавидели лесных стрелков . Впрочем, те отвечали им тем же…
С Джеральдом и его братом Гизборн общался теперь очень редко – ему было просто не до того!
Пока шериф и Гизборн измышляли всё новые способы поимки разбойников, но всякий раз оставались в дураках, Джеральд имел свои причины для тревог – в его экзотическом лошадином семействе ожидалось прибавление.
В одну тёплую ночь в начале лета 1194 года Мик ворвался в комнату старшего брата с радостным криком: «Жеребёнок! У Овечки родился жеребёнок!» Радостное событие ожидалось попозже, и теперь Джеральд, второпях одевшись и обувшись, вслед за братом выскочил во двор. Путь до конюшни был недалёк, но братьям от нетерпения показалось, что прошла целая вечность, прежде чем они добрались туда. Они подбежали к стойлу и увидели трогательное зрелище: молодая мамочка нежно вылизывала маленького, какого-то взъерошенного жеребёнка. Его хвостик – пумпон и коротенькая гривка были приятного золотистого цвета, тонкие ножки – в белых гольфах, сам он – яркого рыжего цвета. Глазки малыша были совсем детские, синие. Жеребёнок лежал на сене, вытянув вперёд тонкие передние ножки. Но вот он неуклюже поднялся на длинные ножки. Они казались такими тоненькими и хрупкими! Казалось, что они вот – вот подломятся под небольшим весом рыжего малыша! Но этого не случилось, вскоре, нырнув под мамин живот, малыш принялся за свой первый завтрак. Он громко чмокал, а пумпон его вертелся весело, сообщая всем, как вкусно малышу пить мамино молоко.
Жеребёнок оказался мальчишкой. Уже через неделю после рождения стал виден его проказливый, шкодливый нрав. Это очень злило Джеральда. Он считал, что всё живое в пределах его усадьбы обязано беспрекословно слушаться его, а малыш, похоже, не будет образцом послушания. Однако, жеребёнок был ещё слишком мал, чтобы можно было сказать наверняка, каким он вырастет.
Гизборн увидел обещанного ему жеребёнка на одиннадцатый день его жизни. Он забежал к братьям на минутку, и вдруг Мик, младший брат Джеральда, спросил:
- Хотите, покажу сарацинского жеребёнка? ( Со времени внезапного возвышения Гизборна все его знакомые, включая самых давних, звали его исключительно на « вы ».)
- Естественно! И на кого же он похож? – заинтересованно ответил гость.
- Пока неясно, но норов у него, считает Джеральд, будет отцовским!
Хозяин и гость подошли к загону. Овечка паслась на свежей травке, а вокруг неё носился весёлым огоньком сын. Он подпрыгивал, потом валялся по траве с тоненьким визгливым ржанием, потом вновь вскакивал на свои уже окрепшие ножки и носился возле мамы. Вдруг прыгал, закидывая ей на спину передние ножки, - приглашал поиграть. Напрыгавшись, нырял под мамин живот и чмокал вкусно, а хвостик–пумпон его вздрагивал и радостно вертелся. Наевшись, малыш вновь стал носиться по загону. Незаметно для себя Мик и Гай долго простояли у загона, любуясь малышом и мамой.
- И когда же я смогу его забрать? – спросил Гизборн, следя глазами за весёлыми прыжками рыжего жеребёнка.
- До этого ещё далеко! – засмеялся Мик. – Он долго должен жить с матерью, а потом его ещё надо будет учить! Наверное, когда ему исполнится года два, можно будет подумать о смене хозяина.
Гизборн остался у братьев на обед, и за столом разговоры были о лошадях, да о неуловимой шайке, обосновавшейся в Шервудском лесу. Гизборн похвалялся, что ещё чуть-чуть – и он их всех поймает и перевешает. Особенная ненависть звучала в его словах, когда он говорил о предводителе вольных стрелков. Они были близки по возрасту – Гизборн был всего-то на четыре – пять лет старше своего врага, но казалось, что эта разница куда больше – так по-стариковски брюзжал Гизборн, рассказывая о славных делах и лихих проделках своих врагов.
После обеда Гизборн поспешно уехал – шериф мог в любой момент хватиться его. И более он у братьев не показывался – закрутился со своими делами.
Между тем время шло. Жеребёнку исполнилось два месяца. До этого звали его кто как: Рыжик, Малыш, Сынок, Шустрый. Ни на одну из этих кличек он не отзывался, был вообще диковат, когда к загону подходили люди, сразу отбегал подальше. Даже пример ласковой к людям, кроткой матери не действовал на него. Братья – Джеральд и Мик – задумались над тем, что жеребёнку пора дать, наконец, имя. Они не сомневались, что во дворе у них растёт будущий чемпион, которому имя надо дать звучное и значительное. Братья предлагали друг другу разные имена, одно лучше другого:
- Вихрь.
- Тайфун.
- Лорд.
- Храбрый.
- Воин.
- Быстрый.
- Шалун.
- Полёт.
- Песочный, - предложил Мик, и пояснил: Думаю, он подрастёт и переменит масть – будет, как отец.
- Это неизвестно, - возразил Джеральд. – А вдруг он рыжим останется, или в материнскую масть перелиняет? Нас тогда люди засмеют! Нет, оставим масть в покое!
- Стремительный.
- Прыгун.
- Орёл.
- Сокол.
- Дерзкий.
Разные клички братья перебирали долго. Все они были хороши, но как-то не подходили к рыжему жеребёнку.
Наконец Мик воскликнул:
- Как звали того коня, про которого ты мне рассказывал? Ну, того, который заслонил собой хозяина в бою?
- Ветер, - отвечал Джеральд, не понимая, при чём тут этот случай, свидетелем которого он был в крестовом походе, и о котором он не так давно рассказывал брату.
- Мы же хотим, чтобы он вырос таким же верным и смелым? Так назовём его так же, как звали того коня.
- Пожалуй, ты прав. Итак, решено: мы назовём жеребёнка Ветром.
Так получил своё имя маленький рыжий жеребёнок. Крестоносец с братом не подозревали, что это имя станет очень известным, и будет неразрывно связано с именем того человека, о котором с такой ненавистью говорил Гизборн во время последнего своего визита в их дом – с именем мятежника из Шервудского леса! С тех пор жеребёнка звали только Ветром. Его стали приучать к кличке и к людям. Ветер оказался сообразительным. Он быстро смекнул, что от него требуется. Услышав свою кличку, он мчался к человеку сломя голову – но, подбежав, в руки не давался! Стоило протянуть к нему руку – и он отпрыгивал! Он подрастал, становился ловчее, реакция его оттачивалась, - и скоро уже и руку к нему не успевали протянуть – а он уже был далеко. Но, подскочив к человеку на долю мгновения, он успевал проверить содержимое поясной сумки, и если там было какое-то лакомство – оно мгновенно исчезало у рыжего жеребёнка во рту.
После полугода Ветер стал менять масть: шерсть у него постепенно темнела, пока не стала тёмно-коричневой, как у матери. Зато ноги ниже колен , грудь и мордочка, бывшие беловатыми, как у отца, стали ярко, сияюще белыми. Хвост и грива отросли, стали ярко – золотыми. К году это был крупный для своей породы, статный жеребёнок красивой, редкой масти.
Пришла пора учить его. И тут Джеральд столкнулся с норовом молодого коня. Ему следовало бы сочетать строгость и ласку, но этого он не умел и не хотел делать. Он начал приводить в исполнение свой план, о котором рассказал своим товарищам по крестовому походу задолго до рождения Ветерка, то есть стал воспитывать жеребёнка по-европейски. Это означало суровость, граничащую с жестокостью. Характер же Джеральда делал эту границу между строгостью и жестокостью легко преодолимой. Он решил сломить и запугать скакуна, сделать его послушным рабом, то есть сделал то, чего сарацинские кони совершенно не выносят.
Джеральд не знал об этом, но и по линии отца и по линии матери Ветерок происходил от лучших сарацинских скакунов. Многие его предки покрыли себя боевой славой. Если бы Джеральд знал его родословную, насчитывающую многие поколения гордых и отважных животных, он, возможно, ещё больше бы гордился Ветерком, но не переменил бы своего обращения с ним. Советы товарищей по крестовому походу были для него пустым звуком.
Джеральд был убеждён, что сумеет сломить и подчинить молодого скакуна. Но тут коса нашла на камень.
…Ветерок спокойно пасся на огороженной лужайке, радуясь солнцу, вкусной траве и простору – загон был достаточно большой, чтобы в нём можно было порезвиться. Вдруг скрип калитки заставил его отвлечься от вкусной травы. Скакун поднял голову и посмотрел в ту сторону, откуда раздался этот посторонний звук. Ничего особенно интересного он не увидел. В загон входил Джеральд. Однако в этот раз он шёл не с пустыми руками, в руках у него были какие-то непонятные предметы. Ветерок с интересом смотрел на хозяина. Хотя о сарацинских конях известно, что они очень привыкают к хозяину и любят его, о Ветерке этого нельзя было сказать. Да, он знал Джеральда и Мика, но никак к ним не относился, как будто он чувствовал, что эти люди – временные в его жизни, и настоящий его дом находится совсем в другом месте.
Джеральд подошёл к коню.
- Дай голову! – прикрикнул он злобно, хватая Ветерка за гриву, и стал надевать ему оголовье. Пока Ветерок не сопротивлялся, поскольку растерялся от неожиданности, кроме того, больно ему не было. Но когда дошла очередь до удил, Ветерок легко вырвался и отбежал в сторону. Вот ещё! Он не потерпит во рту какие-то мерзкие железяки! Джеральд выругался и снова направился к Ветерку. Но Ветерок был уже начеку. Увидев подходившего хозяина, жеребёнок отбежал в сторону. Стоило человеку шагнуть к нему – жеребёнок отбегал немного и останавливался, глядел, что дальше будет делать преследователь. Такая игра в догонялки начала уже нравиться Ветерку. Зато она совсем не нравилась Джеральду! Он злился всё больше и больше, ругался всё сильнее. В конце концов, они дошли до угла загона, отступать жеребёнку стало уже некуда, а броситься на человека он ещё не решился. В этом углу Джеральд взнуздал его. И тут, вместо того, чтобы успокоить и похвалить жеребёнка, Джеральд, разозлённый тем, что животное так долго не давалось ему в руки, хлестнул его ремнём по хребту. Ветерок взвился на дыбы, повод натянулся, мерзкие железяки впились в нежный рот жеребёнка. Ему стало больно и страшно, а хозяин грубо дёрнул его и потащил за собой.
Ветерок теперь знал, как он относится к Джеральду: он боялся и ненавидел его. Впрочем, страх с каждым днём уменьшался, зато ненависть – росла. Ветерок не был трусом по натуре, первый страх его перед человеком быстро прошёл, и теперь его можно было скорее убить, чем превратить в покорное забитое существо. Он был потомком многих поколений боевых коней, до самопожертвования преданных человеку, но не Джеральду было суждено покорить его и получить право на преданность и дружбу со стороны Ветерка...
Каждый урок превращался в настоящее сражение между человеком и животным. Почувствовав на спине седло, конь просто взбесился: он катался по земле, вставал на дыбы, прыгал – лишь бы избавиться от стягивающих живот ремней подпруги и трущего спину седла! Однако это ему не удалось. Джеральд торжествовал! Ему доставляло удовольствие наблюдать, как злится конь, но не может избавиться от ненавистной сбруи.
- Я всё равно заставлю тебя слушаться, мерзкая скотина! – смеялся крестоносец. – Как ты ни прыгай, придётся тебе привыкнуть к седлу!
Через несколько дней Джеральд решил, что пора приучать Ветра ходить под седлом. Ему хотелось проехаться на норовистом коне, сломить его, заставить слушаться. И вот здесь Джеральд допустил серьёзную ошибку: ему следовало поручить это дело Мику, который частенько баловал жеребёнка лакомствами, никогда не бил его – его бы конь скорее послушался, и приучился бы ходить под седлом. Однако, Джеральд хотел именно сломить коня, а для такой задачи Мик не подходил: он был слишком «мягкотелым», как презрительно называл его старший брат. Затем, крестоносец хотел обучить упрямца сам, не деля ни с кем заслуги в получении блестящих, как он был уверен , результатов. Второй ошибкой Джеральда было то, что в этот день он приказал взнуздать жеребца не обычными удилами, а «колючками», раздиравшими рот коня при малейшем шевелении поводьями, не говоря о натяжении их!
Когда Джеральд подошёл к загону, Ветер уже стоял там, осёдланный и взнузданный. Конюх держал его под уздцы. Жеребец настороженно косился на доблестного рыцаря, подходившего к нему – он прекрасно знал, что ничего хорошего от этого человека ожидать не приходится. Многие другие на его месте были бы запуганы и совершенно подавленны, но в данном случае насилие пробудило в молодом животном боевой дух предков, и на лёгкую победу Джеральд мог не рассчитывать! Едва Джеральд вставил ногу в стремя, как конь резко отпрянул в бок, вырвавшись из рук конюха. Тот держал его не особенно крепко, поэтому боль от удил – «колючек» хотя и была сильной, но терпеть её можно было. Когда Ветер отпрянул в сторону, доблестный крестоносец наполовину пропрыгал на одной ноге, наполовину протащился за ним по загону. Согласно своему характеру он не попытался успокоить коня, а со злобной руганью изо всех сил дёрнул поводья, хотя в этом не было никакой необходимости. В этот раз «колючки» с такой силой впились в уже пораненный рот жеребёнка, что он не заржал, а просто завизжал от боли, вырвался из рук мучителя и кинулся на него. Джеральд в это время снова пытался сесть в седло, но жеребец сбил его с ног. Небольшие передние копыта вставшего на дыбы жеребца мелькнули над упавшим на землю Джеральдом. Он понял, что сейчас они опустятся на его голову, и инстинктивно заслонился рукой. Конь опустился на передние ноги, и Джеральд почувствовал жуткую боль в правой руке. Он подумал, что рука сломана или вывихнута, но не собирался отступать. Жеребец отбежал от него, и стоял чуть в стороне, настороженно наблюдая за ним.
Хуже всего было то, что Ветер понял, что он сильнее хозяина, и научился нападать сам! Он бросался на человека при каждой попытке приблизиться к нему, однако пару раз Джеральд на несколько мгновений оказывался в седле – но только для того, чтобы сразу же оказаться сброшенным на землю. Казалось, боль в руке не мешает ему, и только придаёт ему злости. Борьба продолжалась до полного изнеможения врагов.
Наконец, Джеральд убрался из загона, оставив Ветра на произвол судьбы. Когда старший брат вошёл в дом, Мик вскрикнул от ужаса, и было от чего: лицо Джеральда было залито кровью, правая рука повисла, как плеть, одежда была разорвана.
- Что случилось? – растерянно спросил Мик. Он не мог и предположить, что брата так разукрасил Ветер!
- Проклятая тварь искалечила меня! Я садился на него верхом, а он бросился на меня и чуть не растерзал! – сопровождая свой ответ на вопрос брата ужасными ругательствами, прорычал Джеральд.
Мик промолчал. Он знал, насколько брат жесток с жеребёнком, но не смел делать замечаний старшему брату. Не услышав от младшего брата никаких вопросов и сочувственных слов по поводу случившегося, старший разразился ужасной бранью. Вопил и возмущался он долго, и наконец потребовал позвать лекаря – с чего, честно говоря, следовало бы начать! В ожидании лекаря Джеральд требовал пристрелить, разрезать на кусочки мерзкую скотину, но желающих выполнить эти его приказы в усадьбе не нашлось. Наконец, лекарь явился, и под крики и ругань крестоносца наложил-таки лубки на перелом. После этого боль в руке немного уменьшилась, и крестоносец замолчал.
Гроза, собиравшаяся весь день, наконец, разразилась. Грохотало над самым домом. Мик пошёл загнать Ветерка в конюшню – ему было жалко несчастное животное. За стеной проливного дождя Мик не видел ничего. Но по памяти пошёл к загону; открыв калитку, он вошёл в загон и стал звать коня. В дальнем конце загона раздалось тихое ржание. Мик пошёл туда, и скоро нашёл Ветерка: жеребец стоял, понурившись, он весь был в крови, пена, смешанная с кровью, висела на удилах, ноги подрагивали. Однако, увидев подходившего к нему человека, жеребец насторожился и приготовился к бою: он захрапел, прижал уши и стал рыть копытами землю. Он не спускал глаз с подходившего к нему человека, и взгляд был злой. Мик заметил, что жеребец готов броситься на него, но не испугался. Он понимал, что эта агрессия направлена не на него, что конь его просто пугает, чтобы ему было неповадно повторять «подвиги» старшего брата.
- Бедняга! Ты весь израненный, Ветерок! Не злись, я не буду тебя мучить! – ласково успокаивал его Мик.
Слушая спокойный голос Мика, Ветер немного успокоился. Этот тип, похоже, не собирался над ним издеваться. Он смотрел на человека настороженно, но не пытался нападать. Мик подошёл, осторожно протянул руку, хотел взять коня под уздцы. Жеребец вздрогнул всем телом, прижал уши, захрапел, оскалился. Мик испуганно отдёрнул руку. Он убедился, что рот скакуна изодран удилами - «колючками».
- Он взнуздал тебя «колючками»!- сочувственно воскликнул Мик. – Потерпи, сейчас я разнуздаю тебя!
Он хотел вынуть удила, но конь не дался – до того ему было больно! Однако он позволил Мику отвести себя в конюшню за оголовье и расседлать. Мик набросил на него попону. Оказавшись в стойле, Ветерок сразу лёг. Попона на нём дымилась. Следующие три дня он провёл взаперти, без воды и корма – Джеральд устроил брату скандал уже за то, что он оставил коня в живых и увёл в конюшню. Пойти к нему – значило бы навлечь гнев на себя и подтолкнуть Джеральда к расправе над животным. Эти три дня Ветерок отдыхал после изнурительного сражения с Джеральдом. На четвёртый день возле его стойла остановились оба брата: Джеральд с рукой на перевязи и бледный, взволнованный Мик. Ветерок вскочил на ноги и со злобным ржанием кинулся на Джеральда. Тот шарахнулся с руганью, Мик же остался на месте, понимая, что жеребец бросился не на него. Увидев, что враг не досягаем, Ветерок замер в стойле, не спуская глаз с Джеральда. Видно было, что он не боится его и готов напасть.
- Он уже отдохнул, как раз сейчас можно продать его! За чистокровного коня дадут больше денег, чем стоит его красивая шкура! – убеждал младший брат старшего. – Позволь мне отвести его на конский рынок! Уверен, его удастся хорошо продать.
- Его нельзя оставлять в живых! Он бросился на человека! – возражал Джеральд. – Видишь, он и сейчас на меня кидается! Злая скотина! Он очень опасен!
- Дело не в его злости! Он не бросается на всех без разбора! Ему надо сменить хозяина, начать жизнь с чистого листа, раз у нас он не прижился! Ведь вряд ли ты захочешь оставить его себе, раз вы настолько не приглянулись друг другу, - убеждал Мик. – Мы получим за него кучу денег! Помнишь, какой огромный список желающих купить сарацинского жеребёнка мы составили ещё до рождения Ветра! Наверняка, на рынке за ним выстроится длиннющая очередь! Его у меня с руками оторвут за любую цену!
Он знал, что брат его жаден – и в этом состояла единственная надежда на спасение коня. При всей своей злости и мстительности Джеральд всё-таки скорее предпочтёт получить за жеребца деньги, чем просто убить его, не получив от этого никакой выгоды. Так оно и вышло. Жадность победила мстительность. Джеральд сдался:
- Ладно, как знаешь! Но только чтобы к вечеру этой твари тут не было! Если я его сегодня вечером тут увижу, прикажу убить без пощады! Только смотри, не продешеви! Эта тварь стоит не менее четырёх фунтов, за его породу нельзя взять меньше! При всём своём мерзком характере Ветер – писаный красавчик, и стоит каждого пенса этих денег! И не рекламируй его проклятый нрав – иначе этого мерзавца ни один дурак не купит!
- Хорошо, брат, я постараюсь всё сделать согласно твоему желанию! – весело ответил Мик, радуясь, что брата удалось уговорить.
Он был уверен, что Ветер уже спасён, ведь его наверняка мгновенно купят!
- И смотри, кому продаёшь! - спохватился доблестный крестоносец. - Гизборн сейчас просто помешан на лесных стрелках, так ты уж постарайся им жеребца не всучить!
Напутствовав брата таким образом, Джеральд резко повернулся и вышел из конюшни. Как только он ушёл, скакун сразу успокоился. Увидев, что жеребец уже не храпит и не прижимает уши, Мик вошёл в стойло. Он почему-то был уверен, что жеребец на него не бросится. Так и вышло. Скакун посторонился от него, но нападать и не пытался, хотя глядел настороженно.
- Тихо, не бойся, я не буду мучить тебя, как этот идиот! – сказал Мик негромко, наедине с конём позволяя себе критику старшего брата. – Джеральд не хочет оставлять тебя здесь, да и ты, я думаю, не прочь сменить хозяина!
С этими словами Мик снял с гвоздя, вбитого в стену, корду, пристегнул её к оголовью. Оглядел коня.
- Надо бы тебя почистить. Но, боюсь, раны на боках откроются! Тогда тебя точно никто не купит. Джеральд прав – твой норов не нужно показывать покупателям. Ладно, придётся идти так. Лечиться тебе придётся на новом месте, сюда тебе возвращаться нельзя... Джеральд так зол, что и впрямь может убить тебя, жеребёнок!
Затем он предложил скакуну воду и овёс. Воду Ветер с жадностью выпил, а овёс сразу выронил. И зёрна окрасились кровью.
- Эх, есть-то ты не можешь, - сказал Мик с досадой. – Ладно, идём. Ты должен выглядеть паинькой, когда я буду продавать тебя, понял? Надеюсь, на новом месте ты будешь вести себя лучше! Иначе тебя и впрямь пристрелят, глупая ты скотина!
Ветер спокойно слушал все эти наставления. Он не возражал, когда Мик вывел его из конюшни. Мик был приятно удивлён такой кротостью и сообразительностью коня. Он был бы не прочь оставить его себе, но понимал, что это невозможно - по двум причинам: во–первых , Ветерку нельзя возвращаться в этот дом, а во–вторых , Мик не обольщался насчёт отношения к нему жеребёнка, он видел, что к нему Ветерок наверняка не привыкнет – по милости Джеральда, ведь для коня оба брата – считай, одно и тоже! Сейчас жеребёнок слушается его – но это не то послушание, на которое способны сарацинские кони, это послушание вынужденное, а не добровольное. И в этом доме добровольным оно уже не станет.
Мик вёл Ветерка под уздцы на городской рынок. С огромным трудом удалось ему уговорить своего брата, Джеральда, оставить Ветерка в живых и, вместо того, чтобы убить взбунтовавшегося жеребца, попытаться продать его. Ветерок не был пуглив от природы, напротив, он был отважен и любопытен – и потому ему понравилась увиденная им базарная сутолока. На входе в конные ряды Мик заплатил пошлину и повёл скакуна по узкому проходу, выискивая пустой загон, в котором они могли бы разместиться. Не скоро, но он нашёл то, что искал – свободное место в ряду верховых коней. Ветерок спокойно шёл за Миком, не пытаясь сопротивляться, ничуть не пугаясь толкотни и шума, также спокойно вошёл он в загон, где должен был ждать решения своей участи.
Мик, помня огромный список желающих купить сарацинского жеребёнка, был уверен, что очень быстро и без труда продаст Ветерка. Но не тут-то было! Действительно, первый покупатель появился очень скоро. Это был огромный грубый детина. Он ввалился в тесный загон, как медведь, и в загоне сразу стало совсем тесно. Так же грубо он обратился к Мику:
- Эй, мальчишка, почём продаёшь свою скотину?
Мик назвал цену. Детине она явно не понравилась – он выругался… Однако, он решил всё же осмотреть коня. Грубые руки схватили Ветерка за морду.
- Покажи зубы, ишак!
Ветерок вырвался из чужих потных рук.
- Покажи зубы, упрямая тварь! – покупатель попытался схватить его за узду, но Ветерок отпрянул, привстал на дыбы – насколько позволяла длина поводьев, привязанных к брусьям ограды. Да, удила больно впились в и без того израненный рот жеребца, но Ветерок уже не боялся боли. Он точно знал, что не желает попасть в руки этого человека, и был готов сразиться за свою свободу! Кровь многих поколений боевых сарацинских коней вскипела в молодом жеребёнке. Поэтому, не обращая внимания на боль, Ветерок приготовился к бою. Он чуть отступил назад, готовясь к прыжку. Он знал, что порвать поводья он сможет, хотя и очень больно будет его рту. Однако до этого не дошло.
- Покажи зубы! – орал и бранился покупатель. – Подержи же своего жеребца, олух! Не могу я покупать кота в мешке! Я должен видеть, за что плачу свои деньги! Покажи же зубы, скотина!
Покупатель снова попытался схватить жеребца под уздцы, рука его оказалась у морды коня. И Ветерок показал ему зубы! С бранью, поддерживая прокушенную руку, покупатель выскочил из загона.
Вскоре подошёл второй покупатель, седой старик.
Он тоже стал осматривать Ветерка, и жеребец бросился и на него. Конечно, он тоже не купил Ветерка. Появился третий … пятый… десятый… двадцатый покупатель… Все замечали следы шпор и плети на боках жеребца, порванные удилами губы – и сразу же интересовались характером коня и тем, чему он уже обучен. Мик мялся и мямлил, и его уклончивые ответы отпугивали большинство покупателей. Но кое–кого всё же не пугали ответы Мика, уж очень им нравился Ветерок, и они уже почти покупали коня – но его норов отпугивал всех! При малейшей попытке дотронуться до него Ветерок просто зверел, и покупатели спешили унести ноги!
Мик начал отчаиваться. Перевалило за полдень, многие загоны уже опустели, увели коней и из соседних загонов. Мик с Ветерком всё стояли, изнывая от жары. Мик начал понимать, что продать Ветерка вряд ли удастся. Что же делать? Вести домой коня нельзя. Джеральд убьёт бедного жеребёнка! Выпустить его? И пусть сам ищет себе новый дом! Побродит голодный и холодный – авось, присмиреет и сам подойдёт к человеку. Мик уже готов был отвязать Ветерка и выгнать его из загона, но его остановил страх. Если он вернётся домой без коня, - он должен вернуться с деньгами! Мик очень легко мог себе представить, в каком бешенстве будет брат, если он вернётся без коня и без денег! Что же делать? Как спасти жеребца от расправы и не пострадать самому? Мик погрузился в эти тревожные мысли и совсем в них утонул. Он уже не видел людского потока, проходившего мимо загона, и не предлагал никому подойти и купить сарацинского скакуна. Ветерок же продолжал смотреть на проходивших мимо людей и животных, ему было интересно наблюдать за ними. Людей было много, они были очень разные: молодые и старые, худые и толстые, мужчины и женщины, в разной одежде, с разными манерами…
Конь два:
2 серия
Родной дом
Ветерок не мог понять, почему именно этого человека он заметил в толпе и стал следить за ним глазами. Чёрноволосый, худощавый парень в зелёной куртке показался в проходе, он приближался – и Ветерок впился в него взглядом. Скакун с волнением ждал его приближения, ему хотелось, чтобы этот человек заметил его. Человек этот был уже совсем близко, и видно было, что он пришёл сюда не просто поглядеть на лошадей, а хочет купить себе коня. Он входил в некоторые загоны, разговаривал с продавцами, осматривал продающихся верховых коней, но уходил, так и не купив себе скакуна. Вот парень остановился у ближайшего к Ветерку загона, где ещё ожидал продажи конь, взглянул на этого массивного гнедого коня, и сразу же отошёл – явно, этот конь был совсем непохож на того, которого он искал! В тех загонах, мимо которых он прошёл, стояли хорошие верховые кони. Почему же этот покупатель не выбрал ни одного из них? Какого же коня он искал?
Это выяснилось очень скоро! Отойдя от загона с гнедым, парень двинулся дальше. Он миновал два пустых загона. В следующем загоне стоял Ветерок, и парень, идя в его сторону вдоль ряда, взглянул на коня, - и этот момент оказался решающим в жизни и того, и другого из них! - взгляды человека и коня встретились, и Ветерок вдруг почувствовал, что этот человек – именно тот, с кем он мог бы пойти на край света! Ветерок заглянул в глаза человека и увидел в них то, что не видел ни разу в глазах Джеральда и даже Мика, всех их знакомых и приятелей, а также и тех людей, которые сегодня рассматривали Ветерка – в глазах этого незнакомого парня была доброта, отвага, ум, решительность. Это были глаза воина. Да, глаза у него были добрые, но почему-то чувствовалось, что он может быть не только очень преданным другом, но и очень опасным врагом. Это были глаза человека, достойного стать другом гордого сарацинского скакуна. Ветерок захотел уйти из тесного пыльного загона именно с этим человеком – и только с ним! Жеребец, не спуская глаз с выбранного им в хозяева молодого человека, шагнул вперёд, упёрся грудью в брусья, отделявшие его от прохода, и ласково, призывно заржал, вытягивая к нему шею. Поводья снова натянулись, удила – «колючки» впились в рот Ветерка, - но он снова не замечал боли. Но на этот раз – не от ненависти к подходившему к нему человеку, а от зарождавшейся в душе любви и преданности к нему. Сейчас самым главным во всём мире существом для Ветерка был этот парень, и боль от раздиравших рот удил не могла помешать их встрече.
Парень в зелёной куртке, казалось, понял, что хотел сказать ему конь. Он широко, весело улыбнулся и шагнул к брусьям,
. Это был как раз сарацинский конь, один из тех, о которых он столько слышал от своего близкого друга, и он уже почти решил, что купит именно этого коня! Конь был совсем молодой, красивой игреневой масти, высокий, поджарый и лёгкий. Стрелок вспомнил, что он слышал об уме, преданности, отваге, выносливости и резвости сарацинских коней. Похоже, он нашёл то, что так долго искал! Самое интересное, что человек прочитал в глазах скакуна то же самое, что тот увидел в его глазах: отвагу, стремление и способность к верной дружбе, ум. И ещё в глазах Ветерка горел шкодливый и злой огонёк: видно было, что он не такое уж кроткое существо: способен и на шалости, и на вполне серьёзную вражду. Но этот огонёк не отпугнул парня – он выбирал боевого коня, а не добронравного пони для катания малышей! Но сейчас, похоже, конь не собирался проявлять ни шкодливость, ни злость – наоборот, он явно тянулся к человеку, и готов был проявить все свои лучшие качества.
Из задумчивости Мика вывело негромкое, какое-то ласковое ржание Ветерка. Мик ни разу не слышал, чтобы озлобленный дурным обращением жеребёнок так нежно приветствовал кого-то! Он поглядел, что происходит.
У загона остановился ещё один покупатель – молодой худой парень в зелёной куртке, с чёрными волосами до плеч, со смелым и благородным лицом. Он оглянулся через плечо, словно опасаясь слежки или погони, а потом, вероятно, убедившись, что его не преследуют, обернулся к коню и ласково заговорил с ним:
- Что, красавец, продают? – он протянул руку и потрепал жеребца по гриве.
К огромному изумлению Мика, Ветерок не отпрянул и не попытался укусить этого человека, а наоборот, потянулся к нему и потёрся мордой о плечо.
- Да, погляди коня, - поспешно предложил Мик.
Покупатель не заставил себя упрашивать и вошёл в загон. Ветерок чуть посторонился, пропуская его. Этот покупатель повёл себя не так, как другие. Он не стал смотреть зубы Ветерка, но ощупал спину и ноги. Ветерок не сопротивлялся, наоборот, он ласкался к незнакомцу! Парень же похлопывал, поглаживал Ветерка, стараясь успокоить его. Мик теперь не только удивлялся, но и радовался. Похоже, его мучения скоро кончатся! Ветерок и этот парень явно приглянулись друг другу! Появилась надежда продать жеребца!
- Хороший жеребёнок! – весело сказал покупатель. – Сарацинский?
- Да, да, отличный чистокровный скакун, родители вывезены из Святой Земли! – поспешно отвечал Мик.- Ты останешься доволен, другого такого коня в наших краях не купишь!
Не меньше, чем Ветерок, он боялся упустить этого покупателя.
- Как же его зовут? – спросил парень, продолжая ласково поглаживать и похлопывать Ветерка по бокам и крутой шее. А тот изгибал гибкую шею и лизал ему руки!
Мик просто остолбенел! Он ни разу не видел, чтобы Ветерок ласкался к кому-то. Мик и не подозревал, что Ветерок хочет любить человека, ждёт того, к кому мог бы привязаться всем сердцем и любить его верно и преданно, до самопожертвования,– так, как любили своего друга – человека многие поколения его благородных и отважных предков. Конечно, Мик жалел Ветерка – потому и уговорил брата оставить его в живых, но при этом всё же он, как и Джеральд, считал, что Ветерок – просто выродок среди своей породы, - ведь он так дик и злобен! Даже его своенравный отец, попавший к Джеральду уже взрослым, покорился новому хозяину, и если не любил, то по крайней мере, слушался его! А его кроткая мать – как она ласкова и послушна! Ветерок же совсем не похож на сарацинских коней, какими они должны бы быть! Да, внешность у него безупречная, зато нрав – просто бешеный! Конечно, тут и Джеральд постарался – он был просто жесток с Ветерком. Но будь Ветерок не таким своенравным, он бы смирился, а не взбунтовался! И вдруг сейчас Ветерок ласкается к человеку, которого видит впервые в жизни! Этого просто не может быть! Мику показалось, что он видит всё это во сне: и незнакомого парня, ласково поглаживающего Ветерка, и скакуна, лижущего руки человека и ласково толкающего его носом. Такого просто не может быть!
- Так как же зовут жеребёнка? – повторил свой вопрос покупатель, не дождавшись ответа.
- Ветер, - с трудом справился с собой Мик.
- Ветерок, значит? Красивая кличка! И сам жеребёнок – красавчик! Чему он уже обучен?
- Ну, его ещё почти не объезжали, - замялся Мик, - но на поводу он ходит хорошо.
- Отлично! Думаю, мы с ним поладим! Я буду сам его учить, и хорошо, что он не был ещё ни в чьих руках! Сколько же ты за него хочешь?
- Четыре фунта! – выпалил Мик.
Парень сразу погрустнел.
- Дорого… За необъезженного жеребца ты много запросил, приятель! Не сбавишь ли чуток?
- Рад бы, но конь не мой, а брата, - засомневался Мик. – Цену назначил брат…
Парень развернулся, чтобы уходить. Видно было, что он выбрал Ветерка, и вынужден отказаться от покупки только из-за высокой цены; несложно было догадаться, что он огорчён.
Парень потрепал коня по шее, прощаясь с ним, и шагнул к выходу из загона.
От того, что произошло дальше, Мик просто лишился дара речи!
Ветерок, как будто поняв, что этот человек уходит и оставляет его здесь, жалобно заржал, шагнул к нему и схватил его зубами за рукав, не желая отпускать от себя! Нет, он не мог расстаться с этим парнем!
И тут Мик решился! Вот последний шанс продать Ветерка! Судьба посылает ему этого покупателя, и нельзя упустить его!
- Ладно, бери за полцены, злючка тебя признала! – с каким-то облегчением воскликнул он.
Парень обернулся и широко улыбнулся. Новая цена, хоть и тоже не маленькая, его устраивала!
- Ну, по рукам! – он засмеялся весело, достал из-за пазухи мешочек с деньгами, и протянул его Мику.
- Пересчитай, тут как раз должны набраться два фунта!
Пока он рассчитывался с Миком, Ветерок нетерпеливо приплясывал на месте, тыкался носом в его грудь и руки, как бы торопя его скорее уходить отсюда.
Деньги были пересчитаны, и мешочек с содержимым исчез за пазухой Мика. Мик отвязал от ограды поводья, и парень взялся за них, слегка потянул коня за собой. И сразу Ветерок вздрогнул всем телом, всхрапнул, присел на задние ноги. Парень взглянул на его губы, нахмурился. Всё было ясно! Рот жеребца был весь изорван удилами! Мик похолодел! Неужели этот парень вернёт коня и потребует назад деньги? Но этого не случилось. Молодой человек выпустил из рук поводья и взялся за оголовье.
- Ладно, Ветерок, придётся вести тебя так, а дома посмотрим, что с твоим ртом натворили!
Мик облегчённо вздохнул. Похоже, этот человек не собирается отказываться от покупки, хотя явно заметил изъян. Его не пугает норов жеребёнка, написанный на его боках и губах! Судя по всему, Ветерку повезло! Парень явно знает толк в лошадях и любит их, он не станет мучить жеребёнка! Говорят, животные чувствуют хороших людей. Похоже, что это так и есть !
К коню этот человек подошёл по-доброму, на новом месте Ветерку будет лучше, чем дома, да и Джеральд, похоже, должен остаться доволен – два фунта за необъезженного и норовистого коня – и правда, неплохая цена!
Ветерок выходил из тесного пыльного загона навстречу новой жизни. Какая она будет, он не знал, но его не пугала неизвестность. Скакун шёл за человеком, которого увидел сегодня впервые в жизни – и ему не приходило в голову упрямиться и упираться! Они шли через густую рыночную толпу, парень осторожно вёл Ветерка за оголовье, не забывая об его израненных удилами губах. Ветерку было спокойно с этим человеком. Внезапно впереди мелькнули всадники, в блестящих кольчугах, на крупных, тяжёлых конях. Таких странных всадников Ветерок никогда не видел, и он с интересом потянулся в их сторону. Но его новый хозяин не разделял его любопытства! Он прекрасно знал, что это за блестящие всадники, и встречаться с ними вовсе не хотел! Рука его сильнее сжала оголовье, а через мгновение Ветерок почувствовал, что колени всадника сжали его бока. Новый хозяин сидел уже верхом на Ветерке, но жеребец, не позволявший до того никому сесть на себя, не думал сопротивляться. Он раз и навсегда доверился этому человеку, и позволил ему то, что не позволял никому и никогда! Внезапно Ветерок почувствовал, что от этих заинтересовавших его блестящих фигур исходит опасность. Он почувствовал это по тому, как напрягся всадник, как сжал коленями его бока. Но даже в этот момент опасности парень не забыл, что рот Ветерка изранен, и не прикоснулся к поводьям. Всадник коленями развернул скакуна в проход между рядами загонов, идущий поперёк того, в котором они сейчас находились, и хлопнул его по шее:
- Скорее, Ветерок, уходим! – услышал жеребец голос всадника.
Его не надо было упрашивать. Застоявшийся Ветерок сорвался с места. Они понеслись и люди шарахнулись от них. Через несколько мгновений рынок был уже позади. Ветерок слышал за спиной тяжёлый топот коней и крики всадников. Он понял, что за ним гонятся. Азарт охватил Ветерка. Нет, он не даст никому обскакать себя! Однако в этой погоне ему понадобилась не только резвость, но и выносливость, быстрая реакция и сообразительность. Ведь ему приходилось в боевых условиях учить, что означают команды всадника, и вовремя выполнять их. Стрелок управлял конём только коленями, не забывая о том, что поводья трогать нельзя. Ветерок совсем не знал города, но зато всадник знал город. Ветерок, обладая мгновенной реакцией, безошибочно поворачивал из улицы в улицу, повинуясь командам хозяина, и очень скоро они оказались у городских ворот. Стоявшие на часах стражники, то ли узнав всадника, то ли ещё по каким-то причинам, преградили им копьями путь – и стрелок даже не успел послать Ветерка на препятствие – тот прыгнул сам, вперёд и высоко вверх, - и искажённые яростью и страхом лица солдат мелькнули внизу и исчезли. Городские ворота остались позади. Мелькнули и исчезли ряды виселиц на подступах к городу, затихли позади крики и топот погони. Ветерок нёсся уже по лугу. Казалось, он не скачет, а летит! Стрелок был удивлён – никогда ещё ему не приходилось ездить на таком резвом коне! Жеребец прекрасно оправдывал свою кличку, он нёсся действительно со скоростью ветра. Погоня давно осталась позади, и теперь они просто неслись по зелёному, просторному лугу. Ветерок не знал, куда они направляются, он полностью полагался на человека.
Всадник похлопал его по шее:
- Молодчина, Ветерок! Скоро уже дома будем! Уверен – в Шервуде тебе понравится!
Ветерок слушал голос человека. Слова он пока понимал не все, но голос нового хозяина ему нравился: в нём не было злобы и грубости, которые не исчезали из голоса Джеральда. Ветерок чувствовал, что жизнь его переменилась, что больше он не вернётся в изрытый множеством копыт загон для тренировок, в тесное стойло. Правда, там осталась мама… Но он давно, с тех пор, как началась эта изнурительная дрессировка, почти не видел её… И потом – может она тоже вырвется из этой кошмарной неволи? Ведь ему это удалось! Он почувствовал благодарность к этому человеку, уведшему его из пыльного города. Именно он освободил Ветерка от ненавистного Джеральда!
Незнакомое слово «Шервуд» пронзило Ветерка каким-то счастливым чувством – предвкушением чего-то радостного и светлого. Он понял, что впереди – его дом, и громко, ликующе заржал.
Всадник засмеялся, потрепал конскую гриву:
- Можно теперь не спешить, Ветерок, мы ушли от погони, - и слегка потянул коня за гриву, давая знать, что можно сбавить скорость.
Ветерок повёл ушами, фыркнул добродушно: смех у этого человека был тоже хороший, не напоминающий зловещий скрежет, который издавал Джеральд, когда был в «хорошем» настроении.
- Не спеши, малыш, - повторил всадник.
Но Ветерку нравился этот полёт по душистым просторам, и он тряхнул головой, просясь вскачь. Всадник понял его, и позволил скакать так, как хотелось застоявшемуся жеребцу.
Стрелку тоже нравился этот полёт. Он вспомнил слова друга о резвости и выносливости пустынных коней. Пожалуй, тот нисколько не преувеличил, а скорее даже преуменьшил достоинства этих животных! Скачка на резвом жеребце по раздольному лугу доставляла наслаждение Робину. Он умел радоваться жизни. Его радовала и доставляла наслаждение природа, общение с друзьями. В его жизни, полной тревог и опасностей, были и моменты спокойного отдыха – и он умел их ценить и радоваться им. Сейчас был один из таких моментов. Погоня потерялась далеко позади, и сейчас они просто летели под ярким сияющим небом, среди луговых трав.
Вскоре они достигли опушки Шервудского леса.
- Вот мы и дома, Ветерок! Это - твой дом, жеребёнок! Это – Шервудский лес! – сказал Робин, направляя коня на чуть заметную тропинку, вьющуюся в траве. Они вступили под лесные своды. Зелень над их головами светилась, сквозь неё просвечивало солнце. Ветерок взвился на дыбы, подпрыгнул, будто стараясь дотянуться до этой говорливой и сияющей листвы, шумевшей высоко над головой, и ликующе заржал. Стрелок позволил ему это, он понял, что чувствует в эти минуты жеребёнок, не видевший в жизни ничего, кроме тесного стойла да истоптанного загона. Так же как и раньше, он коленями направлял его. Ветерок послушно перешёл на рысь, а когда из-под копыт исчезла тропа – не сбился с аллюра. По лесу они скакали довольно долго, затем всадник слегка натянул поводья – и Ветерок послушно замедлил бег и остановился. Стрелок соскользнул со спины коня и повёл его за собой, держа за оголовье. Ветерок спокойно шёл за человеком, его не пугали незнакомые запахи и звуки, он уверенно лез в заросли, переплывал рядом с человеком речку, прыгал через бурелом и овражки. Незнакомая обстановка не пугала, а интересовала его. И тут Ветерок не посрамил своих предков! Так они добрались почти до лагеря вольных стрелков. Тут стрелок накинул поводья на ветку куста, а сам пошёл вперёд. Ветерок фыркнул и потянулся за ним.
- Подожди, сейчас я вернусь за тобой, - сказал человек, обернувшись. – Не бойся, ты дома.
Конь глядел ему вслед, насторожив небольшие острые ушки.
Первым навстречу другу вышел Малютка.
- Ну что, купил коня? – спросил он с любопытством.
- Да, сарацинского, как и хотел. Я не ожидал уже, что найду такого коня, - а он сам меня позвал!
- Где же он?
- Я его тут неподалёку привязал, в двух шагах.
- Веди его сюда скорее!
Робин исчез в зарослях и через несколько минут вернулся, ведя за оголовье изящного игреневого жеребёнка. Тот послушно, и как-то радостно шагал за ним. Стрелки столпились вокруг, всем хотелось посмотреть покупку. Ветерок обеспокоенно фыркнул, ударил копытом: ему не понравилось, что все эти люди обступили его. Он попятился, прижимая уши и косясь по сторонам. Рука хозяина сильнее сжала ремень оголовья, и снова раздался уже знакомый Ветерку голос. Он звучал спокойно и ласково:
- Не бойся, Ветерок, мы уже дома, в Шервуде. Это друзья. Тебя здесь никто не обидит!
Малютка с сомнением оглядел скакуна, покачал головой:
- Слишком тонок он, Робин. Не слабый ли?
- Что ты! Он летел, как ветер, погоню позади оставил, и потом вскачь нёсся.
- Далеко отсюда погнались за вами? – спросил Джон.
- С базарной площади Ноттингема. Быстро очень! Одно удовольствие на нём ездить ! И когда я с него соскочил – он дышал так же спокойно, как будто пасся всё это время на лужку, а не скакал во весь опор.
- Видно, резвый и выносливый конёк, - одобрил Джон, - но, ты не обижайся, по-моему, он скорее подходит для скачек, чем для сражений. Едва ли он сможет в бою сшибиться с врагом, его собьют с ног массивные рыцарские лошади .
- Ты не прав, Джон, - вмешался тут Насир, который, пожалуй, внимательнее всех осматривал покупку друга. - Я знаю этих скакунов очень хорошо. Мы ведь не сражаемся в рыцарских доспехах! А для легко вооружённого воина сарацинские кони – просто находка! Они неутомимы, легки, с отличной реакцией, очень храбры и умны. Когда надо – они могут принять решение и за себя, и за всадника. И в то же время – они послушны и ласковы.
- Да, я чувствую, что Ветерок очень лёгок и ловок. И реакция у него удивительная. Видимо, в драке он налетит и отскочит? Так вы сражаетесь на таких скакунах, Насир? – спросил Робин, продолжая держать Ветерка за оголовье.
- Да, - отвечал Насир, - и наши кони умеют драться не хуже всадника!
- И он действительно послушен и сообразителен! Мне сказали, что он совсем необъезжен, а в погоне он показал себя очень хорошо.
Во время этого разговора стрелки плотно обступили Ветерка со всех сторон, множество рук хлопало его по спине, по бокам, трепало гриву, касалось ног, груди. Чья-то рука потянулась к морде – ему явно хотели посмотреть зубы! Ужас охватил Ветерка. Неужели вся эта толпа будет хватать его, раздирать его рот, и без того изодранный «колючками»? До сих пор он знал, что человеческие руки всегда враждебны, они всегда причиняли ему боль. Было только одно исключение – руки этого человека, приведшего его сюда. Но сможет ли этот парень один защитить Ветерка от всей этой толпы? Ветерок рванулся и прыгнул вперёд и вверх – как тогда, когда он взлетел над копьями стражников, пытавшихся задержать его в воротах Ноттингема. Люди замерли, когда животное вдруг взвилось над их головами и опустилось на землю с внешней стороны кольца, которое они образовали вокруг него. Они не сделали резких движений и не закричали, и это было счастье, - иначе Ветерок умчался бы. Ветерок увидел боковым зрением, что хозяин его вышел из толпы и медленно пошёл куда-то вбок. Он заходил со стороны морды Ветерка, чтобы не напугать его ещё больше. Конь повернул голову и настороженно следил за каждым движением человека. Джеральд сейчас орал бы на него и старался бы поймать и побить. Чёрноволосый парень вёл себя совершенно по-другому. Его, кажется, нисколько не рассердило неповиновение коня. Он медленно заходил со стороны морды жеребца, и говорил с ним – ласково и спокойно:
- Не бойся, Ветерок. Умница. Тебя никто не обидит, не бойся. Ты дома. Стой смирно, малыш. Чего ты испугался, дурашка? Тут все свои. Стоять, стоять, Ветерок, - а сам подходил к коню ближе и ближе.
Уши Ветерка дрогнули и шевельнулись, улавливая слова, которые говорил стрелок. Он понимал далеко не все слова – ведь раньше люди с ним почти не разговаривали, но тон был успокаивающий, голос – тихий и дружелюбный… Робин знал, что пока конь понимает скорее интонацию, чем слова, но всё равно говорил с ним. Он заметил, что спокойная, негромкая речь действует на коня успокаивающе – он стоит и слушает, не пытаясь бежать. Робин подошёл, взял коня за оголовье.
- Спокойно, малыш, спокойно! Раз ты такой пугливый, придётся тебя привязать! – он, держа коня одной рукой за оголовье, другой рукой поймал брошенную ему Уиллом свёрнутую кольцом корду. Когда что-то мелькнуло в воздухе, Ветерок отпрянул было, оскалился, прижал уши. Раны на его губах открылись. Робин заметил, насколько сильно губы коня разодраны удилами. Он придержал Ветерка, пристегнул корду к кольцу оголовья.
- Потерпи, сейчас я разнуздаю тебя, и тогда тебе уже не будет так больно, - сказал он, подводя коня к дереву и привязывая его на короткую верёвку. Затем он быстро стал расстёгивать пряжки ремней, которыми удила крепились к оголовью. Конь попятился, пытаясь освободиться из рук стрелка, но тот снова назвал его по имени, потрепал гриву. Жеребец вздрогнул – эта ласка была неожиданна и приятна. Он прекрасно помнил, как реагировал на малейшее неповиновение Джеральд!
А стрелок уже расстегнул пряжки ремней и осторожно вынимал удила. Теперь Ветерок стоял смирно – он понял, что этот парень не хочет причинять ему боль, наоборот, старается помочь ему. Через несколько секунд Ветерок почувствовал, что рот его свободен. Окровавленные «колючки» стрелок отшвырнул далеко в траву. И тотчас его руки вновь взялись за морду скакуна.
- Открой рот. Посмотрим, что у тебя ободрано.
Стрелок проделал это так умело и быстро, что Ветерок не успел воспротивиться.
Робин остался недоволен результатами осмотра.
- Губы, язык, нёбо – всё изодрано «колючками»! Мерзавец! Самого бы этого парня так взнуздать! – сказал Робин сердито. – Есть бедная скотина долго не сможет!
Он отпустил морду коня и принёс воды. Ветерок сунул морду в ведро, стал пить – и вода окрасилась кровью.
Когда конь напился, стрелок осторожно промыл и смазал целебной мазью, рот и губы коня. Затем также были обработаны раны от хлыста и шпор на боках коня. Ветерок не сопротивлялся, хотя ему было больно, и мазь щипала. Доверие к этому человеку, внезапно зародившееся на базарной площади Ноттингема, окрепло, и Ветерок вдруг почувствовал себя в полной безопасности, расслабился, более того – он почувствовал счастье. Его потребность в дружбе с человеком нашла наконец своё применение, с ним рядом был тот, кому он отдал своё сердце.
- Умный конь, - сказал Уилл одобрительно, - Понимает, что его лечат, не дёргается. Ловко Робин с ним управляется!
- Наши кони очень умны, и если быть с ними справедливым, - любят человека до того, что отдадут за него жизнь! Таких случаев полно – спроси любого крестоносца! – отозвался Насир.
Когда раны Ветерка были обработаны, Робин удлинил привязь, чтобы Ветерок мог спокойно двигаться по поляне. И Ветерок, несмотря на боль и жжение во рту и в боках, сделал то, что делает, оказавшись в незнакомом месте, любое животное, - он стал осторожно знакомиться с новым для себя местом: обнюхал всё, до чего мог дотянуться носом, осмотрел всё, что мог увидеть, и внимательно прислушивался к лесным звукам – пока их значения он не понимал, но догадался, что они не опасны, раз ни люди, ни псы, ни лошади не обращают на них внимания. Другие лошади, кстати, встретили Ветерка спокойно, никто не попытался вздуть новичка. Робин внимательно следил за конём. Он многое уже знал о прошлом Ветерка, хотя ему никто об этом не рассказывал; слова продавца: «Бери за полцены, злючка тебя признала!» и израненный рот и бока животного всё сказали ему.
Робин подошёл к Насиру. Он прекрасно слышал слова Насира о том, насколько сарацинские кони бывают преданны человеку, с которым подружатся, хотя и занимался в тот момент лечением Ветерка, и решил расспросить поподробнее о нраве этих животных и о том, какой к ним нужен подход. Робин и Насир устроились у костра, к ним присоединились Малютка. Тук, Уилл. .
- Так ты думаешь, что я не зря выбрал себе сарацинского коня? - обратился Робин к Насиру, который, естественно, лучше всех в отряде понимал в конях сарацинской породы.
-Да, Робин, можешь мне поверить – Ветерок великолепен! Даже среди сарацинских коней немного таких, как он. Ты видел его родителей?
- Нет, конечно. Но, насколько я знаю, в Ноттингеме только у сэра Джеральда есть такие лошади – помнится, он привёз из крестового похода пару таких коней. Может, это жеребёнок от его пары? Ветерок совсем молодой; едва ли рыцарь привёз его из Святой Земли. Думаю, он родился уже здесь.
- Скорее всего, это так и есть. В таком случае, я видел его отца. Великолепный конь, но Ветерок обещает превзойти его. Он ещё очень молод, но уже видно, что из него выйдет... Через год, если не раньше, о нём заговорят везде! Уверен, что у него отличная родословная!
- Да, точно! Парень, продававший его, сказал, что родители его привезены из Святой Земли. Но я не обратил особого внимания на его речи – всякий продавец расхваливает свой товар. Я купил Ветерка не потому, что продавец хвалил его… Между нами сразу возникло какое-то… притяжение, что ли. Не знаю, как объяснить тебе, но у меня такое чувство, что мы с Ветерком оба выбрали друг друга.
- Так бывает, - серьёзно кивнул Насир. – Не только мы выбираем коней, но и они выбирают нас. И хвала Аллаху, когда этот выбор совпадает!
- Мне кажется, что мы с ним поладим. Но что они лучше понимают – строгость или ласку?
- Учти, чтобы поладить с Ветерком, нужно большое терпение; сочетание ласки и твёрдости. Наших коней можно наказывать, но только справедливо. Они не терпят подавления и насилия. С ними нужно обращаться, как с друзьями, а не как с рабами. Насколько я тебя знаю, - вы с Ветерком как раз подходите друг другу! Жестокости в тебе нет, - это главное.
- Я боюсь, что он с голоду умрёт! Ведь, ты говоришь, он долго есть не сможет! - сочувственно покачал головой Тук. – Скотинка явно не в раю жила, перед тем, как к нам попала! Будет жаль, если он околеет теперь, когда, наконец, попал в хорошие руки!
- Несколько дней он продержится на воде и травяных отварах, а потом, когда рот подживёт - будем кормить его понемножку! – отвечал задумчиво Робин.
Во время этого разговора вдруг чей-то мягкий нос ткнулся сзади в шею Робина. Он удивлённо обернулся. За ним стоял Ветерок. Конь толкал его носом, явно ожидая ласки. Стрелок почесал его за ушами, погладил гриву.
- Ишь, ласковый какой парень! – сказал он весело. – Зря тебя, выходит, злюкой назвали!
- Его - злюкой? – удивилась Марион. – Да он ласков, как телёнок!
- Расскажи-ка, как было дело! – попросил Насир.
Робин подробно рассказал друзьям о покупке Ветерка и о погоне.
- Странно, что Ветерка назвали злюкой – ведь он увидел Робина впервые в жизни – и повёл себя так, будто знает его всю жизнь! Он необъезжен – и не попытался скинуть всадника! Мне кажется, он очень покладистый жеребец… - продолжала удивляться Марион.
- Тут ничего нет странного, Марион, - сказал Джон. – Видать, на старом месте к Ветерку подхода не нашли, хотели силой подчинить - да не вышло! – Тогда-то ему рот и бока и изранили! А он, видать, сопротивлялся – потому они его злюкой и считали… Вот его и продали, чтобы с ним не возиться, да ещё и подзаработать на нём! А Робин к нему подошёл по-другому, - и он это сразу оценил. Благодарная скотинка этот Ветерок, похоже…
… Стрелки устроились на ночлег. Насир и Робин, лежавшие рядом, долго шептались – Насир рассказывал другу о сарацинских скакунах. Наконец, и они угомонились. Робин уже задремал, когда вдруг его разбудило тихое фырканье у самого уха. Он открыл глаза и уставился в темноту. В полумраке тёмным пятном выделялся лошадиный силуэт. Мягкие лошадиные губы коснулись его лица. Затем конь аккуратно отодвинул Насира и, подогнув колени, преспокойно улёгся между стрелками . Его изящная голова удобно устроилась на груди Робина.
- Ты что, Ветерок? Спать иди, - шепнул Робин тихо, чтобы не потревожить спящих товарищей.
- Не гони его, - шепнул также разбуженный Ветерком Насир. – Он признал тебя! Наши скакуны, выращенные среди людей, ночуют бок о бок с хозяином. Если он лёг возле тебя, - значит, полностью доверяет тебе и будет тебя слушаться.
- Ну, тогда спим все, - Робин потрепал жеребца по гриве. – Лежи смирно, ласкун, а завтра покажу тебе лес.
Ночь прошла спокойно, никто не потревожил вольных стрелков.
Пока в лесном лагере происходили все эти события, не менее интересную сцену можно было наблюдать и в доме сэра Джеральда. Мик вернулся домой вечером, когда брат его уже начал злиться: «Сколько же можно на рынке торчать?»
- Ну что, продал мерзавца? – спросил Джеральд, увидев в дверях брата.
- Да, вот деньги, - отвечал Мик, протягивая брату кошелёк с деньгами.
Джеральд взял кошелёк, высыпал на стол и пересчитал его содержимое. Подумав, что ошибся, он пересчитал снова, - но нет, ошибки не было, - на столе лежало всего два фунта, вместе ожидавшихся четырех. Джеральд нахмурился.
- Ты же за полцены его продал! – воскликнул он недовольно. – Я же тебя предупреждал: не отдавай за бесценок! Сколько я с ним намаялся – и такие гроши за него получить! Клянусь, за его красивую шкуру мы бы больше денег получили!
- Иначе никто не брал! Приценивались многие – уже готовы были его купить, да только за морду взяться хотят, чтобы зубы посмотреть – Ветерок на них бросается! А к этому парню сразу потянулся…
- К какому ещё парню? – спросил Джеральд с недоумением.
- Который его купил. Сперва тот, спросив цену, уходить собрался, сказал, что четыре фунта для него дорого. А Ветерок, увидев, что он уходит – вдруг за ним стал рваться, чуть загон не разломал! Ржёт жалобно, за рукав его хватает, - не уходи, мол, не бросай меня! Я остолбенел – не ожидал от нашего злюки такого! Ну, и продал Ветерка за два фунта – дело уже было к вечеру, а ты велел с конём домой не возвращаться! Парень этот заплатил и увёл коня, а я домой отправился. Ну, чем ты недоволен? Такая цена за необъезженного жеребца – всё-таки неплохая, согласись! Этот парень с ним ещё намается – Ветерок же неуправляемый, его учить невозможно… Этот парень приобрёл себе головную боль, да ещё за кругленькую сумму! Ну, его дело – что купил, тем пускай и пользуется! Я ему о норове Ветерка не говорил, но он сам не слепой, заметит, что за птица наш Ветерок!
- К кому же это Ветерок так сразу привязался? – также удивлённо, но уже чувствуя какое-то смутное беспокойство, спросил Джеральд.
- Знаешь, мне кажется, я уже видел этого человека среди арестантов, которых вёл Гизборн … Этот был без оружия, но, мне кажется, что оружием он владеет очень неплохо! У него повадки воина, а не мирного жителя. Но к Ветерку он отнёсся хорошо, очень бережно осматривал его, старался успокоить. Думаю, всё-таки, что этот человек – не разбойник, разбойник не был бы так ласков к коню! Для них и люди ничего не стоят, а уж звери – и подавно!
- Много ты понимаешь – был бы разбойник груб или ласков с конём! Меньше бы полагался на свой ум и меньше бы выводов делал из того, что видишь – целее бы наши головы были! Я же предупреждал тебя – смотри, кому продаёшь! Ты мало, что задаром, считай, коня отдал, - так теперь неприятностей не оберёшься! – заорал Джеральд.
- Почему это? – растерялся Мик.
- Не понял до сих пор? Сам говоришь – коня купил победитель весенних состязаний стрелков! Не помнишь, кто тогда состязания выиграл? Об этом весь город до сих пор говорит!
- Так выходит… Это был Робин Гуд? – растерянно протянул Мик.
Он припомнил лицо парня, купившего Ветерка. Неужели он стоял лицом к лицу и мирно разговаривал с ужасным разбойником? Неожиданно для себя Мик подумал, что ничего ужасного в этом «злодее», как называли стрелка Гизборн, шериф и их присные, он не заметил! Наоборот, Мик вынужден был согласиться с Ветерком, которому Робин понравился сразу – действительно, в нём чувствовались благородство и отвага. Да что там чувствовались! Они были видны невооружённым глазом!
Но долго думать на эту тему Мик не смог.
Джеральд продолжал вопить:
- Представляешь, что теперь будет? Гизборн помешан сейчас на лесных стрелках! Если он узнает, что мы продали коня их вожаку – мы, считай, уже покойники! Обещали коня ему, а отдали, считай, даром! – злейшему его врагу! Помнишь, когда Ветерок только родился – Гизборн заходил к нам. Заговорил об этих стрелках. Их вожака он люто ненавидит! Уж не знаю, что у них там случилось, но, по-моему, совершенно незнакомого человека так ненавидеть нельзя!
- Да Гизборн и сам про Ветерка забыл! С тех пор ни разу у нас не появлялся! Давно бы мог купить Ветерка, если он был ему нужен! – оправдывался Мик. – Он и знать не будет, что мы коня продали!
- Держи хоть язык за зубами, не разболтай, как и кому ты продал Ветерка. Но, боюсь, это бесполезно! Конь будет замечен – и тут уж ежу понятно, у кого он куплен! Сарацинских коней во всей округе держим только мы! Вот влипли! Говорил я – лучше было прикончить этого зверёныша! А ты упросил его оставить в живых. Того гляди, сами теперь с головой расстанемся!
Но сделанного не вернёшь. Братьям оставалось только ждать последствий своей неосторожности. И слишком долго ждать им не пришлось! Уже через месяц после переселения в Шервуд Ветерок покажет, на что способен сарацинский скакун в бою. Но до этого было ещё время – а пока Ветерок обживается на новом месте.
Под утро Уилл, вставший, чтобы сменить часового, чуть не лишился дара речи, увидев мирно спящих бок о бок Робина и его скакуна. Ветерок уткнулся носом в плечо друга, а тот привалился к его тёплому боку.
Уилл разбудил Малютку и показал ему диковинное зрелище.
- Видно, Ветерок думает, что он не конь, а собака! – усмехнулся Джон добродушно. – Да, жеребец на диво ручной! Интересно, чему он уже обучен, а чему его придётся учить …
И вот над лесом встало яркое, солнечное утро. Это было первое утро, которое Ветерок встретил в Шервуде. Робин снова предложил коню воду, и тот напился с удовольствием. После этого все его раны были вновь обработаны, и стрелок со своим конём отправились на прогулку. Прогулка эта не была развлечением, хотя и доставила удовольствие и человеку и животному. Ветерок шёл на привязи за стрелком. Тот показывал ему лес, называл различные места и старался, чтобы конь запомнил дорогу туда. Ветерку нравилось в лесу, он с удовольствием бродил по полянам, просекам, зарослям, лощинам. Одновременно конь и человек присматривались и привыкали друг к другу; во время этих прогулок выяснилось, что отличный прыжок Ветерка через копья стражников в воротах Ноттингема не был случайным – жеребец оказался изумительно прыгучим и отважным; другое его важное достоинство состояло в том, что Ветерок был внимателен и умён – ему не приходилось по сто раз объяснять, что от него требуется. Кроме этого, Ветерок хорошо запоминал лес и успешно учился ориентироваться в нём. Так что стрелок имел все основания поздравить себя с удачной покупкой. Выяснилось также, что Ветерок ничего не имеет против того, чтобы на нём ездили верхом; но это распространялось только на одного человека – Робина; прочим же он ясно дал понять, что он далеко не так кроток, как кажется на первый взгляд.
Два дня после смены дома Ветерок не мог есть, - то есть, в общей сложности, он голодал почти неделю. Но с виду по нему нельзя было этого сказать – да, он отощал, но глаза его были блестящи и ясны, а движения – быстры, легки и уверенны. Все стрелки, кроме Насира, были удивлены этим – Сарацин же только улыбался, когда друзья высказывали своё удивление.
- Да, наши кони хорошо переносят голод и жажду, но всё же это не верблюды, поэтому сегодня или завтра надо хоть как-то покормить Ветерка.
На третий день после переселения в лес раны на губах и во рту Ветерка чуть-чуть затянулись, и он с удовольствием съел немного тёплой болтушки, приготовленной для него Робином. Всё свободное время стрелок проводил с конём, и тот привык к нему. Ничем человек не нарушил доверия, которое возникло у скакуна на базарной площади Ноттингема. Жизнь Ветерка изменилась: его не били, не шпорили, не вставляли в рот удил. В первые же дни жизни в Шервуде Ветерок привык подходить к Робину по свисту; узнал, что когда говорят «Робин», значит, обращаются к его новому хозяину; что иногда стрелку надо уходить, но потом он всегда возвращается. Ветерок понял, что такое оружие – на его глазах Робин подстрелил оленя. Однако в стычках с врагом Ветерок ещё не участвовал, - пока он только изучал боевые приёмы под руководством Робина и Насира. Учёба жеребёнку очень нравилась, он делал быстрые успехи. Удивительно, но тут он не возражал, что с него требуют – и требуют серьезно! Но тут требовали совершенно не так, как требовал Джеральд. Здесь его хвалили за правильные действия, а не наказывали за ошибки – и это оказалось намного действеннее!
На пятый день жизни Ветерка в Шервуде произошло важное событие. Во время прогулки друзья встретили Хёрна. Он вышел к ним неожиданно, в своём оленьем обличье. Робин заметил, как скакун, увидев человека–оленя, присел на задние ноги, прижал уши, захрапел, попятился. Да, облик Хёрна был так странен, что Ветерок испугался.
- Тихо, тихо, не бойся, это Хёрн, это свой, - успокоил Робин скакуна.
Ветерок почувствовал, как рука друга легко коснулась его шеи, и действительно успокоился. Раз Робин говорит, что это свой, - значит, так и есть, как бы чудно этот свой ни выглядел.
Стрелок успокоил коня и шагнул навстречу Хёрну.
Хёрн заговорил:
- Сын мой, ты приобрёл верного друга, береги его; он спасёт тебя в один страшный день. Отныне вы связаны неразрывно: вспомнив одного из вас, вспомнят и другого.
Затем Хёрн протянул руку из-под своего одеяния и взял Ветерка за оголовье. Тот захрапел, прижал уши, но не попытался вырваться или укусить.
- Настанет день, и я поведу тебя так, Ветерок, туда, где мы будем нужны Робину. Это будет в самый страшный день его жизни. Тогда ты спасёшь его, жеребёнок, - произнёс Старый Охотник, другой рукой поглаживая шею настороженно косившегося на него жеребца.
- Что случится с нами, Хёрн? Что мы должны делать? – спросил Робин.
- Ты узнаешь это в своё время. Делать ты должен то же, что и всегда – сражаться с врагом и защищать друзей, всех угнетённых и страну! Моё благословение – с вами! И запомни – иногда животное бывает вернее человека. Ты убедишься в этом в день измены и верности.
Сказав это, Хёрн медленно и величественно удалился.
Ветерок встряхнулся и заржал. Он почувствовал, что этот странный человек – олень как-то связан с его новым домом, со стрелками, и что от него исходит добро.
Недели через три после переселения Ветерка в Шервуд, стрелки, шутки ради, попробовали проехаться на нём – но даже Насиру не удалось удержаться на его спине, хотя он был лучшим наездником в отряде и умел обращаться с конями этой породы. Однако эта неудача не разозлила Насира, наоборот, он одобрительно сказал другу:
- У тебя отличный жеребец, Робин, поверь мне… То, что он никого, кроме тебя, не подпускает к себе – это нормально! Это боевой конь, а не комнатная собачка! Даже не ожидал, что без всякого обучения он так хорошо себя поведёт! Обычно коней приходится приучать к такой настороженности к чужим!
Уилл же ругался:
- Значит, мы для этой скотины чужие? А случись что с Робином – мы с Ветерком не справимся!
- Не злись, Уилл, если такая беда случится – вряд ли Ветерок его переживёт! Видишь, как он привязался к Робину! – примирительно промолвил Тук. – Неужто тебе своего Рыжего мало, что и Ветерок тебе понадобился? Вечно ты придираешься и ворчишь!
- Разве ты не заметил, что Ветерок совсем не злился, когда ссаживал нас со своей спины? Он просто давал понять, что это ему не нравится – только и всего! Если бы он был разъярён, боюсь, кого-то из нас он бы покалечил! – спокойно заметил Джон.
Через месяц после переселения Ветерка в лес он впервые отправился в Ноттингем. К этому времени между Робином и его конём установилось удивительное взаимопонимание – они понимали друг друга по движениям, по взглядам. Да и друзья Робина привыкли к коню и полюбили смышлёное животное. Буквально через две недели после появления Ветерка в отряде, всем уже казалось, что он всегда жил здесь, а Ветерок забыл страшную жизнь у первого своего хозяина. Он настолько привязался к Робину, что ходил за ним буквально по пятам. Однако, он слушался его с первого слова, и безропотно оставался дома ждать его, если стрелок запрещал ему идти с ним. При этом Ветерка даже не приходилось привязывать. Все стрелки, кроме Насира, удивлялись такой преданности и послушанию, сарацин же считал их нормальными – хотя и видел, что и тут Ветерок превосходит большинство коней своей породы – а их он немало повидал!
В этот день друзья с утра отправились в Ноттингем. Робин был верхом на Ветерке. Ехал он без седла и управлял конём только коленями – узды на Ветерке также не было. Однако скакун улавливал каждое движение, каждую команду всадника. Ветерка ещё не видели в городе – с того самого дня, когда за ним и его другом погнались стражники – на базарной площади Ноттингема, в день продажи Ветерка. Ветерок весело скакал, наслаждаясь движением, близостью друга, солнцем, ярким небом, покрытой мягкой пылью дорогой, убегавшей под копыта. Ветерку было хорошо и спокойно.
В городе они заглянули к нескольким знакомым – где-то стрелок узнал интересующие его новости, с кем-то договорился о чём-то. На обед он завернул в небольшую таверну на окраине города. Он собирался вернуться в лес только вечером, поэтому решил перекусить в городе. Ветерок остался во дворе, а друг его вошёл в забегаловку и спросил себе обед. Хозяин заведения указал ему свободное место в дальнем углу грязного, плохо освещённого зала. Стрелок спокойно прошёл на указанное место. Народу было довольно много, но никто не обращал ни на кого внимания – все быстро ели и уходили. Хозяин принёс тарелку дымящейся похлёбки, и стрелок спокойно принялся за еду. Он уже почти доел оказавшийся вполне съедобным обед, когда дверь отворилась, и в заведение зашла группа стражников – их было девять или десять человек, они громко разговаривали и смеялись. Стрелок ничуть не обеспокоился их появлением: не было никаких оснований опасаться, что его узнают. Шумные посетители взяли выпивку и направились в его сторону, оглядывая зал и ища глазами место, где они бы могли присесть все вместе. Зал был полон, но при появлении стражников стал быстро пустеть: посетители, не желая связываться с ними, быстро доедали и допивали то, что было перед ними на столе, и уходили, а самые робкие уходили, бросив свой заказ на столе, не доев и не допив. Вскоре в той стороне зала, куда направлялись стражники, за столом остался один человек – Робин. И стражники это заметили. Теперь стычка была неизбежной – стражники решили проучить наглеца, не уступившего им место.
- Эй, парень, тебя не учили уступать место тем, кто важнее тебя?- крикнул один из стражников, видимо, заводила в их компании.
Робин спокойно обвёл глазами зал и ответил вполне мирно:
- Тут много свободных мест, вы все разместитесь.
Если бы стражники не хотели спровоцировать скандал, они удовлетворились бы этим спокойным и достойным ответом. Но им нужен был именно скандал, поэтому вместо того, чтобы устроиться за столами и заказать еду, они продолжали цепляться к Робину.
Заводила компании нагло ухмыльнулся и заявил:
- Ну, нет! Нам мало этих мест! Одного места нам не хватает – того, на котором сидишь ты, невежа! Не тебе обедать рядом с нами! Мы выпихнем тебя отсюда!
- Вряд ли это получится, - также спокойно отвечал стрелок.
Но правая рука его уже легла на рукоять меча, и это движение не ускользнуло от глаз противников. Только теперь стражники заметили, что наглый посетитель таверны вооружён. Однако это не остудило их пыл…
- Ого! Он вооружён! Наверняка, это кто-то из лесных мятежников! Сэр Гай наградит нас, если мы поймаем кого-нибудь из них! – воскликнул старший в десятке.
Всё дальнейшее происходило очень быстро. И Робин, и стражники выхватили из ножен мечи. Зазвенели клинки. Силы были слишком неравны, но отвага и ловкость молодого разбойника неприятно удивили его противников. Он оказался умелым и опытным бойцом, и очень быстро врагов стало на два человека меньше. Такого они никак не ожидали! Им казалось, что они шутя захватят в плен этого подозрительного типа!
- Не уйдёшь, волчонок! – зарычал заводила этой агрессивной компании.
Это были его последние слова. Острый меч – подарок Хёрна - вонзился в его горло...
Лишившись командира, стражники растерялись. Воспользовавшись их минутным замешательством, стрелок продвинулся к двери. Но тут враги его опомнились, и потасовка возобновилась.
Ветерок, стоя во дворе, слышал звон мечей, грохот падающей мебели, топот ног, звон разбитой посуды. Он внимательно глядел на дверь харчевни. Попасть внутрь помещения он не мог – при его росте конь не мог войти в дверь харчевни, даже пригнув голову. Ему оставалось только ждать, пока люди выйдут во двор. Очень долго ждать ему не пришлось. Из двери выкатился клубок сражающихся. Теперь скакун увидел, что на его друга напала вся эта толпа. Хотя Ветерок ранее не участвовал в стычках и не знал, что люди в форме ноттингемского гарнизона – враги стрелков, он понял, что все эти солдаты – враги. И Ветерок понял также, что его другу приходится нелегко. Думал жеребец недолго, решение принял быстро. Он двинулся к двери харчевни.
Если стражники, увлечённые схваткой, и слышали приглушённый стук копыт за спиной, то не придали ему значения. И напрасно! Стражники были без шлемов. Ветерок молча взвился на дыбы за спиной самого упорного из врагов Робина. И через мгновение череп стражника хрустнул под копытами жеребца... Враг рухнул в пыль. Ещё один стражник, бросившийся вперёд, разделил его участь. Только тут стражники заметили, что творится что-то неладное. К тому времени стрелок уложил ещё одного врага и решил отступать. Он свистнул, подзывая коня. Ветерок, разгорячённый дракой, всё же сразу подскочил к нему, и мгновение спустя друзья мчались ужё к дому. Уцелевшие стражники были без арбалетов и без лошадей, поэтому не могли ни подстрелить беглецов, ни преследовать их. Им оставалось только подобрать своих убитых и отравиться восвояси.
В этот же день шериф услышал очень странную историю. Его стражники доложили ему про странное происшествие в таверне.
- Мы патрулировали район, зашли в таверну «Королевский олень». Народу было полно, но мы сразу заметили в дальнем углу этого парня.
- Какого ещё парня? – спросил шериф.
В этот момент в комнату вошёл Гизборн и слышал весь дальнейший рассказ.
- Его приметы: молодой, чёрноволосый, худой, одет в зелёное и коричневое. Он нам сразу показался подозрительным, мы решили его задержать.
- Давайте его сюда! - воскликнул шериф нетерпеливо. – Посмотрим, кто шастает по городским кабачкам!
- Нам не удалось его задержать! Он оказался вооружён и очень опасен! – отвечали стражники в один голос.
- Ещё бы! – заорал тут Гизборн. – Вы упустили главаря шервудской шайки! Я вас перевешаю на воротах Ноттингема!
- Не торопитесь с выводами, Гизборн, - осадил его шериф, и обратился к стражникам: Где - старший в десятке?
- Убит!
- Как убит?! – в один голос воскликнули шериф и Гизборн, вскакивая со своих мест.
- Он уложил четверых, а двоим проломил голову его жеребец.
- Что за ерунду вы несёте?! – завизжал Гизборн.
- Замолчите же! – поморщился шериф. – Я хочу услышать подробности.
- Когда мы вошли во двор этой забегаловки, там стоял сарацинский жеребец без узды и седла. Мы ещё удивились, что он не привязан. Но он стоял совершенно спокойно, как будто ждал кого-то. Мы хотели было поймать его, но старший запретил нам отвлекаться, и мы вошли в забегаловку. Там не оказалось никаких знатных особ, кому мог бы принадлежать этот великолепный конь, чему мы тоже удивились. Но мы не успели уже разобраться, кому принадлежит этот жеребец, и откуда он там взялся. В зале было полно вилланов, горожан. Но мы сразу заметили этого подозрительного типа и направились к нему. При попытке задержать его он оказал сопротивление. Когда все мы оказались во дворе, свалка продолжалась. Мы и не заметили, как этот дьявольский жеребец подкрался сзади и проломил головы двоим из наших товарищей. А потом мятежник вскочил на него и умчался – и их словно ветром сдуло! Только мы их и видели!
- Поподробнее приметы коня, - потребовал Гизборн.
- Коричневый, высокий для своей породы, с белыми гольфами на всех ногах, белой грудью и мордочкой, золотой длинной гривой и таким же хвостом, очень ухоженный. Отличный скакун, очень молодой, но как обучен! Не своим же умом он до этого додумался! – отвечали стражники.
Шериф расспрашивал их ещё, уточняя количество погибших, обстановку на месте происшествия, реакцию остальной публики, присутствующей в таверне, на начавшуюся потасовку.
Но Гизборн уже отвлёкся от этих проблем. Он понял главное: у его врага появился новый конь, сарацинский… Откуда?
И тут он вспомнил рыжего жеребёнка, виденного им около года назад у сэра Джеральда. Неужели это тот самый жеребёнок? Тот, помнится, тоже был мальчишкой! И тот жеребёнок был обещан ему!
Где-то с месяц назад шериф говорил, что его стражники безуспешно гнались за разбойником, но не догнали – у того был слишком резвый конь! Но коня подробно не описывали. А теперь вот всё открылось! Гизборн хотел немедленно выяснить, тот ли это жеребёнок, которого он видел у своих знакомых. Поэтому он не стал слушать дальнейшую беседу шерифа со стражниками, а поднялся к себе и сразу же послал за братьями с требованием сейчас же явиться к нему.
Нечего и говорить, что Джеральд и Мик явились тотчас, ни живы, ни мертвы от ужаса!
- Ну, сэр Джеральд, и ты, Мик, - не приглашая их присесть, прошипел Гизборн, - мы давненько не виделись с вами. – Вы совсем забыли меня! А я вот вспоминаю о вас, и хотел бы знать, как у вас дела.
- Неплохо, сэр Гай, - пролепетал Мик. – Все здоровы, слава Богу.
- Только доходы с нашей земли никудышные, проклятые вилланы бунтуют… Им совсем вскружили головы шервудские разбойники… - поддержал Джеральд. – После этого заставить их работать или платить оброк – просто нереально! Того и гляди – все сбегут в Шервуд или покусятся на нашу жизнь!
- О разбойниках мы поговорим чуть позже, - сурово отвечал Гизборн – А сейчас я бы хотел узнать, дают ли потомство ваши сарацинские кони.
- Нет, в этом году у Овечки нет жеребёнка. Возможно, осенью мы попробуем снова посватать её. Если всё будет благополучно… - начал Джеральд.
Но Гизборн резко перебил его:
- А что с тем жеребёнком, который родился в прошлом году? Вы обещали его мне! Когда я могу его забрать? Только не пытайтесь врать и выкручиваться! Всё равно не поможет!
- Его нет у нас, и для вас он не годится, милорд! Нам пришлось избавиться от него! Он совершенно необучаем и бросился на меня, когда я объезжал его! Очень злобная тварь, просто выродок среди своей породы! – поспешно отвечал Джеральд.
- И что же с ним? Он убит?
- Нет, продан, - пролепетал Мик.
- Кому же? – с угрозой произнёс Гизборн.
- Этого я не знаю ! Я у него имя не спрашивал ! – отвечал Мик с дерзостью человека, припёртого к стене.
- А приметы разбойников, развешанные на всех углах, вы тоже не читали? Ведь это те самые разбойники, которые поднимают на бунт вилланов по всей округе! Вы ведь жаловались на разбойников, не так ли? – в бешенстве прошипел Гизборн.
- При чём тут разбойники? – попытался прикинуться дураком Джеральд.
Не ответив на вопрос, Гизборн заорал:
- Быстро говорите, как выглядел тот, кто купил коня!
- Да не я продавал, а брат! – поспешил наябедничать отважный крестоносец. – Я его ещё предупреждал, чтобы он смотрел, кому продаёт, и не продал коня этим разбойникам!
- А он так хорошо исполнил поручение, что продал жеребца их атаману! – воскликнул Гизборн. – Но сразу изменил тон на якобы вежливый и вкрадчивый: - Значит, можно считать, что государственную измену в форме пособничества опаснейшему преступнику совершил Мик… Это очень порадует принца Джона. Ваши владения, хотя и убогие, не будут лишними, когда отойдут к принцу.
- Сэр, чем же мы будем кормиться? – возопил Джеральд. – Не отнимайте нашу землю, сэр! Хоть и с трудом, но мы кормимся с неё!
- Думаю, вам не стоит беспокоиться об этом… Вас будут кормить на казённый счёт… - ехидно промолвил Гизборн, и добавил злорадно: - До казни! Думаю, я не ошибусь, если скажу, что знаю заранее, какой приговор вынесет шериф…
- Но что же нам делать, как оправдаться? – зарыдали братья хором.
- Для начала сообщите мне обстоятельства продажи коня. И, кстати, почему вы решили его продать так рано? Вы говорили что-то о двухлетнем возрасте, как подходящем для продажи коня.
- Именно потому, что он совершенно не годится для вас, мы его и продали! Он зол и непокорен! Он бросается на людей! – сообщил Джеральд.
- Да, он и на рынке на всех покупателей кидался, только они хотели осмотреть его! – поддержал брата Мик. – Только к этому парню сразу потянулся. Ветерок буквально бросился к нему! Сперва он хотел уйти – его цена не устроила, а Ветерок за ним рвётся, за рукав хватает – не уходи, мол! А Джеральд сказал, чтобы с конём я домой не возвращался. Ну, я и сбавил цену. Парень заплатил и увёл коня.
- Раз у тебя такая хорошая память, Мик, припомни, будь добр, как выглядел этот покупатель, - со зловещей ласковостью обратился к Мику его бывший приятель. - Не говорил ли он, где можно его найти ?
- С чего бы ему говорить мне это? – хмыкнул Мик, немного приободрившийся от этого вежливого тона Гизборна...
- Хватит огрызаться! Как он выглядел? - голос Гизборна снова стал злым и резким.
- Обыкновенно выглядел… Худой, с чёрными волосами до плеч, одет неярко – во что-то тёмно-зелёное и коричневое. Да я его особо не рассматривал! Что я, девушка, чтобы на парней заглядываться?
- А всё-таки… Был ли он вооружён?
- Вот этого не помню. Наверное, нет. Если бы я увидел оружие – сразу бы заподозрил, кто он, и не продал бы коня, - отвечал Мик. – Я ещё помню, что потом за ним погнались. Я ещё подумал, что теперь ему крышка – Ветерок его точно скинет!
- Этого не случилось! А сегодня этот ваш Ветерок, будь он неладен, проломил головы двум стражникам, когда они исполняли свой долг и пытались арестовать Робин Гуда.
- А при чём тут Робин Гуд? С чего бы это Ветерку помогать разбойнику? – продолжал прикидываться дурачком Джеральд.
- При том, что именно он и купил у вас коня, трижды ротозеи и идиоты! – заорал Гизборн. – И сумел так приручить и воспитать коня, как не удалось вам, благородным рыцарям! Ваш Ветерок не бешеный и не безумный, он бросается не на всех подряд, а на врагов! И его враги – солдаты короля, а друзья – лесные разбойники! И это сделали вы с братом!
- Нет, не я, а Мик, идиот, так постарался! – поспешил уточнить Джеральд.
- Нет, вы оба! – окончательно взбесился сэр Гай, - Один коня не сумел объездить, другой его выгодно продал… Но результат вашего разгильдяйства вы ещё не знаете! Эй, стража, в темницу их!
После этого случая Ветерок участвовал почти во всех стычках и засадах вольных стрелков. Фактически, это был ещё один вполне самостоятельный и боеспособный член отряда. Богатые путники, рассказывая об ограблении их шайкой Робина, упоминали теперь и сарацинского коня, принимавшего живейшее участие в событиях. Говоря о вольных стрелках, сразу вспоминали о Ветерке, а если речь заходила о конях и вспоминали о Ветерке – то сразу вспоминали и стрелков! И если приспешники принца Джона, шерифа и Гизборна говорили о Ветерке с не меньшей ненавистью, чем о шервудской шайке, то, напротив, окрестные крестьяне, дружественно настроенные к стрелкам, распространили свои добрые чувства и на четвероногого члена отряда. Что касается шерифа и Гизборна – они ненавидели коня немногим менее, чем его хозяина, а Гизборн мечтал заполучить его!
На протяжении длительного времени обстановка не менялась – стрелки помогали жителям, а шериф и Гизборн безуспешно пытались поймать их. За это время Ветерок не раз видел Хёрна, в обоих его обличиях: человеческом и оленьем. Скакун привык к Старому Охотнику, и чувствовал к нему уважение и доверие, хотя, конечно, относился к нему совершенно иначе, чем к своему другу. Вообще, с каждым из членов отряда у Ветерка были разные отношения...
Не один год шайка процветала, на горе шерифу и его присным. Однако в один чёрный день измена едва не погубила отважных бунтарей.
Конь три (как же его дохрена):
3 серия
Предательство и преданность
1 часть «Погоня и осада ».
Сначала был сон. Казалось бы, в нём не было ничего ужасного, но и во сне стрелок уже знал, что сон предвещает опасность, хотя и не мог бы объяснить, откуда он это знает! Сон был беззвучным, поэтому понять происходящее было сложно. Робин видел лес и летящего по нему Ветерка. Но жеребец не играл, но он не был испуган. Стрелок прекрасно видел выражение его глаз. Его друг был сосредоточен. Он явно выполнял какую-то важную задачу. Стрелок узнавал места, по которым мчался его верный товарищ. Конь скакал к Гнилым болотам… Зачем? И только тут стрелок, потеряв Ветерка из виду, увидел далеко позади погоню. Большой отряд стражников, с собаками… Но ни лая, ни ржания, ни криков, - никаких звуков, которые в жизни сопровождали бы это зрелище, по-прежнему не было. Затем Робин вновь увидел Ветерка. Ветерок переправлялся через болото. Робин видел его совсем близко. Жеребец был весь в грязи, но не выглядел жалко. Он гордо держал свою небольшую красивую голову, глаза его сияли радостно. Явно, он успешно выполнил ту задачу, которую поставил перед собой! Скакун осторожно ступал по опасной тропе. Он не боялся. Если бы он струсил, сделал неверный шаг – он потерял бы тропу и погиб бы. Но сарацинский скакун не струсил. И вот он уже переправился. Далее стрелок увидел, как вязнут в болоте преследователи. Затем он снова видел Ветерка. Ветерок обернулся, взглянул на врагов, и видно было, как он вскинул голову и заржал, дразня врагов. Но слышно по-прежнему ничего не было… Затем жеребец побежал по краю болота. И вскоре Ветерок стоял на какой-то кочке и Марион обнимала его за шею. И она, и Мач что-то говорили, Ветерок ржал – но по-прежнему этого нельзя было слышать. Потом скакун развернулся и поскакал прочь, оставив стрелков на болоте. Ветерок снова скакал куда-то. Теперь видно было, что он устал, но он очень спешил, как будто что-то очень важное зависело от того, как быстро он достигнет цели своего путешествия. Стрелок снова видел глаза своего верного друга. В них была тревога, нетерпение, и страх. Но конь боялся не за себя. Он боялся не успеть туда, куда он так спешил. А потом вдруг появился звук! Жуткое, отчаянное ржание прозвучало как будто наяву!
Стрелок открыл глаза. На груди его лежала голова Ветерка. Жеребец преспокойно спал. В пещеру вливался синеватый свет – значит, поблизости ждёт Хёрн! Стрелок постарался встать, не потревожив никого, но Ветерок проснулся. Он поднял голову и тоже сразу посмотрел на сияние на поляне. Затем скакун встал, и также бесшумно, как в этом зловещем сне, пошёл рядом. Хёрн уводил их всё дальше от пещеры. Прошло, наверное, не меньше часа, они оказались на Росистой поляне. Хёрн остановился и повернулся к ним Они стояли перед Хёрном вдвоём, ожидая, когда он заговорит.... И он заговорил. Как и всегда, слова Хёрна трудно было понять сразу.
Первое, что спросил Старый Охотник, было:
- Есть ли у тебя злейший враг?
Такого вопроса Робин не ожидал. Конечно, сразу он вспомнил Гизборна и шерифа, - наверное, их можно было назвать злейшими врагами. Но Хёрн сказал «враг», а не «враги» и это сбивало с толку! Наверное, Хёрн говорил не о них…
Но больше никого, кого можно было бы назвать так, стрелок вспомнить не мог и потому неуверенно сказал:
- Есть, наверное.
- Запомни: злейший враг стоит с тобой плечом к плечу! В конце дороги каждый встречает самого себя! Тебе придётся заглянуть в себя и принять очень серьёзное решение, от которого будут зависеть многие жизни.
- Ты будешь там?
- Я приду позже. Мы не расстанемся. Наступает тот день, о котором я давно говорил тебе – день измены и преданности; ты увидишь то, чего не ожидаешь, и получишь награду за то, за что никогда не думал её получить.
- Ты говоришь загадками, Хёрн!
- Но ты не впервые находишь отгадки моих загадок, сын мой… Всё случится очень скоро, времени осталось совсем мало…- Ты видел сон. Он правдив, всё, что ты видел - будет. Но наяву ты этого не увидишь, сын мой, - Хёрн говорил спокойно и печально.
Он смотрел на стоящих перед ним друзей. Оба были отважны, молоды и прекрасны. И он знал, что очень скоро один из них будет спасать другого, тяжело раненого… Сумеет ли спасти?
Помолчав несколько мгновений, Хёрн обратился к Ветерку:
- От твоего мужества будет зависеть очень многое, сарацинский жеребёнок. Если ты струсишь или растеряешься, ты погубишь весь отряд! Я однажды говорил вам об этом, а теперь этот день наступает. Но в тебе нет страха, ты благородный потомок лучших сарацинских боевых коней, я верю в тебя. Ступайте, дети мои. Скоро рассвет. Я приду позже.
Действительно, приближался рассвет. Друзья расстались с Хёрном и вернулись в лагерь.
После этой беседы Робин вернулся к своим товарищам озабоченный и встревоженный. На их упорные расспросы он ответил, что Хёрн задал очень сложную загадку. О том, что Хёрн сказал об измене, он не стал им говорить. Он обдумывал эти слова Хёрна и так, и этак, и не мог понять, кого же тот имел в виду. Этой же ночью исчез Насир. Все встревожились, а Робин отогнал от себя мысль о том, что Хёрн имел в виду Насира. Этого просто не могло быть! Он продолжал верить Насиру, несмотря на его странное исчезновение и слова Хёрна о близком предательстве… Действительно, прошло совсем немного времени – и он убедился, что предал их совсем другой человек!
Ветерок спокойно пасся возле лесной пещеры. Стрелки рано утром ушли в Уикем. Перед этим к ним пришёл человек, которого Ветерок хорошо знал – сын Эдварда из Уикема, Мэтью. Он принёс стрелкам записку, получив которую, они сразу заторопились в Уикем. Но в этот раз мальчишка вёл себя как-то странно. Стрелки быстро собрались и ушли. Робин не взял Ветерка с собой, велел ему ждать здесь.
В тот час, когда стрелки попали в засаду, Ветерок почувствовал вдруг сильнейшую тревогу за друга. Он вскинул голову от травы. Ноздри его раздувались, глаза горели. В его ушах прозвучали слова Робина, последние перед уходом:
- Надо срочно идти в Уикем, у них там что-то серьёзное случилось.
Уикем и дорогу туда Ветерок прекрасно знал. Не медля, он отправился в путь. Он скакал кратчайшим путём, но не успел он добраться до злополучной деревушки, как услышал в лесу шум: лай собак, топот коней, крики. Что это – охота? Ветерок настороженно прислушался. Охоты тут быть не могло – с тех пор, как шайка обосновалась в Шервуде, местные бароны и рыцари забыли вкус шервудской дичи. Поэтому Ветерок встревожился. Он осторожно пошёл навстречу странному шуму. И почти сразу столкнулся нос к носу с друзьями – но их было только трое! Робин, Марион и Мач пробирались по кустам. Они явно спасались от погони. Ветерок понял, что охота, шум которой он слышал, - за его друзьями, и что друзья его – в большой опасности. Жеребец бросился к другу.
- Ветерок, уходи, за нами погоня, спасайся, малыш! – шепнул ему Робин, когда жеребец ткнулся ему в шею тёплым розовым носом.
Ветерок мгновенно заметил, что друзья его измучены, а, заглянув в глаза друга, он испугался – в них была безнадёжность.
Похоже, стрелки отчаялись – и это было необычно и страшно!
Ветерок насторожил уши: лай приближался, враги явно были уже недалеко! Ветерок вздрогнул всем телом, быстро лизнул друга в щёку, как будто прощаясь с ним, и быстро и бесшумно скользнул мимо него, в ту сторону, откуда слышался лай, конский топот и крики погони. Скакун не растерялся, он сразу понял, что он должен сделать: надо увести погоню со следа друзей, для этого он пошёл навстречу врагам, как бы ни было это опасно для него самого.
- Назад, Ветерок! – позвал его друг.
Но Ветерок и ухом не повёл. Сейчас он сам принял решение; ему уже не раз приходилось делать это в час опасности. Он поскакал навстречу погоне. Он понял, что в погоне участвуют собаки, но это не испугало его. В прошедшую зиму он успешно сражался даже с волками, - правда, тогда он был вдвоём с другом! На мгновение перед глазами его возникло огромное заснеженное поле, свирепые серые хищники. Робин поднимал его на дыбы, а он передними копытами проламывал голову большому седому волку, предводителю стаи. А потом они мчались, взметая снег, в лесной лагерь. Но теперь Ветерок был один, за его другом гонятся псы, и ведут за собой стражников! Скорее! Он должен увести врагов со следа стрелков! Довольно скоро Ветерок встретился со сворой черно-подпалых, длинноухих крупных гончих. Псы сперва не поняли, что делает здесь этот крупный сарацинский жеребец, и растерянно остановились. Ветерок врезался в свору псов, взвился на дыбы, и точными ударами передних копыт раскидал псов. С диким визгом отлетели в кусты несколько гончих, остальные, разъярившись, пытались схватить жеребца за ноги, опять взвился на дыбы Ветерок – и два пса остались лежать на земле с проломленными черепами – их конь тоже отшвырнул в кусты. Дальше задерживаться здесь Ветерок не мог – нельзя было дожидаться всадников: они не должны были видеть, за кем теперь гонятся псы. Ветерок выполнил первую, но самую лёгкую часть своего плана – он разозлил собак и они, бросив след стрелков, погнались за ним. Ветерок быстро решил, куда ему надо вести погоню, - не только подальше от друзей, но и туда, откуда враги не выберутся. Такое место в Шервуде было – Гнилые болота! Ветерок помчался по лесу, забирая всё дальше в сторону от следа стрелков. Разъярённая свора с лаем и воем неслась за ним. Во что бы то ни стало они догонят и разорвут на мелкие кусочки этого дикого жеребца! Но это оказалось не так просто, как казалось на первый взгляд! Скакун нёсся с такой скоростью, что псы могли только следовать за ним, но догнать и схватить его были не в силах. Однако они не отставали.
Стрелки слышали сзади себя дикий визг, топот копыт – а потом услышали, что лай и вой своры удаляются влево, вглубь леса.
- Что это значит? – встревожено спросила Марион. – Его растерзали псы?
- Нет, Ветерок жив, погоню с нашего следа уводит, - ответил Робин.
- Значит, мы спасены? – радостно воскликнула Марион.
- Нет ещё, наверняка не все солдаты перейдут на след Ветерка, - услышала она в ответ. - Нам надо выбираться из леса.
Шериф и его люди также слышали, что впереди что-то произошло.
- Что там случилось? – недовольно спросил шериф у главного ловчего, осаживая своего взмыленного коня. – Ваши хвалёные псы потеряли след?
- Нет, милорд, но след, похоже, раздвоился. Видно, мерзавцы разделились.
- По какому же следу поедем?
- Как вам будет угодно, милорд!
- Эй, Уинстон, возьми сорок солдат и скачи за гончими – похоже, самая лучшая дичь достанется вам. А мы поглядим, кого удастся изловить здесь! – приказал шериф. В глубине души он предпочитал, чтобы разбойников догнал отряд Уинстона – даже теперь, при гигантском численном превосходстве, шериф опасался встречаться с изгнанниками лицом к лицу. Слишком хорошо он знал, на что они способны в бою: в их отваге и боевом искусстве не раз приходилось ему убеждаться, каждый раз платя за встречу с ними жизнями своих солдат, и что ещё больше его бесило – своим личным унижением…
Уинстон умчался со своим отрядом за воющей уже далеко впереди сворой псов, а шериф и оставшаяся часть его войска продолжала преследовать стрелков, вытесняя их из леса. Ехали они наугад, лишившись псов, но край леса был уже близко, и они рассчитывали не потерять врагов в лесу.
К сожалению, этот их расчёт оправдался, они вытеснили стрелков на Каменный Холм.
Какое-то время друзья отстреливались, но силы были слишком неравны!
- Мы умрём? – спросила Марион, выпуская очередную стрелу и видя, что одним врагом стало меньше.
Но врагов было слишком много! Всех не перестрелять – им просто не хватит стрел! Что случится тогда, когда стрелы кончатся, догадаться было нетрудно! И она, и Робин прекрасно это понимали. Только простодушный Мач, может быть, ещё ни о чём не догадывался! Так что её вопрос был, наверное, глупым! Но ей хотелось надеяться на то, что какой-то выход у них ещё есть, поэтому она и задала свой вопрос. Она почти поверила, что и в этот раз они выпутаются из беды, как бывало уже множество раз… Возможно, у Робина уже есть какой-то план спасения… Однако ответ друга не выглядел обнадёживающим…
- Все когда-нибудь умирают, - улыбнулся Робин, накладывая на тетиву очередную стрелу... Но глядел он при этом не на подругу, а на врагов, словно не хотел встречаться с ней взглядом...
- Я спрашиваю про сегодняшний день, - настаивала девушка. – Мы умрём сегодня?
В этот раз он ничего не ответил. Робин зорко следил за врагами, и стоило кому-то из них переступить невидимую черту – длинная стрела из его дальнобойного лука находила свою цель.
Шериф смотрел на врагов из-за спин своих солдат.
- Вперёд, ослы! Трусы! Их только трое! – подгонял вояк шериф.
Но никому из них не хотелось лезть под меткие стрелы лесных стрелков. Каждый, шагнувший вперёд, падал со стрелой в груди или в горле. Окружённые разбойники не тратили зря ни одного выстрела! Уже не один час продолжалась эта осада, а до победы было ещё далеко !.
А на Каменном Холме Робин уже велел друзьям уходить. Меч он отдал Марион, так как знал, что он не понадобится - когда враги приблизятся на расстояние выстрела из своих арбалетов - для него всё закончится. Сразиться лицом к лицу с врагом в этот раз не удастся.
- Я приду попозже, - говорил Робин Мачу. – Уведи Марион, пока они кольцо не замкнули. Все вместе мы не выберемся.
- Но ты точно придёшь? – сомневался Мач. – Смотри, тут целое войско! Как ты выберешься отсюда?
- Это уж моя забота, - улыбнулся Робин. – Вы вдвоём уходите! Разыщите Насира и Тука, Насир знает, что делать дальше, слушайся его, как командира. Потом возвращайтесь все вместе в лагерь и ждите меня там.
- Хорошо! – согласился Мач. – Мы будем ждать тебя в лагере, только приходи скорее!
Он настолько привык доверять своему старшему другу, что ему и в голову не могло прийти, что в этот раз Робин его обманывает, что он не догонит друзей, и знает об этом.
Затем Робин подошёл к Марион.
- Я попрошу тебя сейчас о том, чего тебе не хочется делать… - сказал он, беря её за руки и разворачивая лицом к себе.
- Если ты о том, чтобы я ушла - нет! Я останусь с тобой! – решительно возразила Марион.
- Твоя судьба – жить и продолжать наше дело! - Робин серьёзно глядел ей в глаза, и она поняла, что у него действительно есть план спасения: он решил остаться на Холме и погибнуть, прикрыв отступление друзей.
Но такое спасение её не устраивало!
- Это не моя судьба! Мы вместе сражались – вместе и погибнем, если наш час пришёл! Ты не можешь заставить меня уйти! – ответила она резко.
- Я прошу тебя, – терпеливо уговаривал её Робин. - Ты и Мач должны уйти! Только если вы уйдёте – вы поможете мне. Я не погибну, если вы останетесь в живых.
- Я не могу уйти, пойми это! Я люблю тебя, Робин! – отчаянно воскликнула Марион.
Она сама не ожидала, что сможет сказать это!
Всю жизнь она знала, что девушка не смеет первой сказать парню о любви! Но сейчас, когда смерть заглядывала им в глаза, уже не имели значения приличия.
Робин поглядел на врагов. Они, казалось, понимали, что происходит на Холме. Их ряды зашевелились, часть стражников стала заходить с другой стороны Каменного Холма. Ещё немного – и кольцо замкнётся! Он быстро обернулся к Марион.
- Я многое хотел тебе сказать – но уже не успеваю. Скажу только – я полюбил тебя с первого взгляда и до последнего вздоха.
Стрелок бережно и нежно обнял девушку, и она с рыданием повисла у него на шее, уткнувшись лицом в его правое плечо. Но он сразу же оттолкнул её от себя. Уже не было времени даже на то, чтобы проститься!
- Прощай, любимая… - он осмелился сказать о своих чувствах только сейчас, когда было уже слишком поздно!
Да, был случай, когда она, чтобы проникнуть к нему в темницу, сказала, что они женаты, - но это была военная хитрость, на самом деле только сейчас они сказали друг другу о любви. До этого их отношения были дружескими, они были боевыми товарищами – и не позволяли себе признаться в каких-то других чувствах – на войне нельзя влюбляться, и расслабляться тоже нельзя! Но теперь оба понимали, что больше у них не будет случая сказать друг другу самое главное, что они не увидят друг друга больше никогда.
Затем вожак вольных стрелков резко обернулся к Мачу.
- Мач, уводи её! Уходите! Ещё чуть-чуть – и будет поздно! Я догоню вас! – и впервые за этот ужасный день Мач уловил в голосе друга нетерпение и тревогу. Робин боялся за них – боялся, что друзья не успеют спастись.
Мач буквально потащил Марион за руку с Холма.
- Я люблю тебя! – крикнула она, оборачиваясь на бегу.
Они бежали с Холма, где их друг остался один, чтобы прикрыть их отступление. Но Марион и Мач, казалось, совсем не интересовали шерифа и его доблестное войско! Они сосредоточились на главном своём враге, оставшемся на вершине Каменного Холма.
Робин отстреливался, прикрывая отступление друзей.
Один за другим падали стражники.
Шериф смотрел на врага с почти мистическим ужасом:
- Сколько же стрел у этого человека?! - воскликнул де Рено, ни к кому не обращаясь.
… Стрел больше не было… Робин отбросил в сторону опустевший колчан, обернулся и увидел, что друзья его уже скрываются в лесу. Он увидел ещё, что кольцо вокруг Холма замкнулось, и что за друзьями нет погони. Он хотел верить, что они спасутся. Он счастливо улыбнулся – похоже, ему удалось спасти друзей! Затем Робин переломил лук о колено: лук ему тоже уже не пригодится! Он отбросил в сторону обломки своего оружия, столь долго служившего ему, и шагнул вперёд. Он сделал всё, что мог! Теперь ему оставалось только достойно встретить смерть…
Говорят, что в последний момент жизни перед людьми проходит вся их жизнь. Видимо, это имел в виду Хёрн, когда в последнюю их встречу сказал: « В конце дороги каждый встречает самого себя». А его слова про злейшего врага, стоящего плечом к плечу, сказанные тогда же, были понятны уже с утра, когда Робин узнал, что Эдвард предал их. И, пожалуй, именно этот момент предательства только и мелькнул сейчас у него в сознании… Вспоминать всю жизнь было некогда. Робин спокойно смотрел на врагов. Он сам удивлялся, что ничего не чувствует: ни отчаяния, ни страха, ни досады – что так нелепо кончается всё, и так мало он успел сделать в жизни! – и ощущает, пожалуй, только лёгкое нетерпение: исход этого боя был предрешён, был ли смысл затягивать финал?
Похоже, враги его считали также! Они тоже торопились покончить с этим неприятным делом. Противник был окружён, и его пора было прикончить.
- Наконец-то! – торжествующе закричал шериф своему изрядно поредевшему войску. – Он безоружен! Целься!
Но солдаты, стоявшие рядом с шерифом, мялись на месте. Они боялись шагнуть вперёд. Одинокий человек на Холме, даже безоружный, внушал им ужас!
Со стороны это выглядело странно и жутко: целая армия, хорошо вооружённая и обученная, окружила одного – единственного человека. Человек этот был безоружен: стрел у него больше не было, лук он сломал об колено, чтобы не отдать его врагам, меч отдал друзьям, отступление которых он прикрыл собой… Этот единственный враг стоял в кольце, и даже теперь был страшен. Казалось невероятным, что он, наконец, окружён!
Он был неуловим… Опасный преступник… Волк, которого невозможно было убить… Он стоял на Холме, н а д своими врагами, стоял на расстоянии выстрела, и почему-то никто не стрелял…Солдаты ещё слышали возглас своего командира, чуть ли не крик ужаса перед чем-то непостижимым, и потому - страшным:
- Сколько же стрел у этого человека?!
Стрел больше не было… И они подошли ближе, на расстояние с в о е г о выстрела.
- Стреляйте же, негодяи! – заорал шериф.
Но солдаты мялись в нерешительности, и не торопились выполнять приказ. Они глядели на окружённого, безоружного врага – а он смеялся им в лицо. И от этого солдатам ноттингемского гарнизона, равно как и солдатам, собранным для подкрепления этого гарнизона со всего Ноттингемшира, было очень не по себе. Они стояли, опустив арбалеты, и молча смотрели на окружённого врага.
Арбалеты подняли только те, к кому Робин стоял спиной. Туча стрел взвилась в воздух. И три из них достигли цели. Робин успел почувствовать боль от попавших в него сзади стрел, и, падая, увидел ещё голубое глубокое небо над головой. Дальше свет для него погас. Упав, он скатился ещё немного вниз по склону и остался лежать среди камней…
Шериф, увидев, что ненавистный враг его упал, пришпорил коня, направляя его вперёд, на Холм…
- Наконец-то! – снова воскликнул де Рено, торопясь скорее убедиться в своей долгожданной и недёшево доставшейся ему победе.
Вслед за своим командиром стражники хлынули на Каменный Холм.
Шериф соскочил на землю возле своего врага. Тот лежал неподвижно. Шериф увидел, что в разбойника попало три стрелы, правая ключица разломана одной из стрел, и окровавленные обломки кости торчат наружу. Крови было вообще много: ещё одна стрела разворотила правый бок, другая застряла в левой лопатке. Рено пнул врага ногой в живот, чтобы проверить, убит ли он. Но стрелок не застонал и не шевельнулся. Он лежал на боку, чуть ниже самой высокой точки Холма, волосы почти закрывали лицо, и шериф не видел, закрыты ли у него глаза, или нет. Неожиданно Рено замутило, - уж не оттого ли, что слишком много крови было у него перед глазами? Ему стало как-то не по себе... Уж не сходит ли он с ума? Он у в и д е л …
Это всё уже было! Только не здесь, на Каменном Холме, а у Каменного Круга, у Девяти Дев! Это было много лет назад, и там была засада, а не погоня и окружение, - но ведь и сегодня всё началось с засады! - но сейчас почему-то шериф увидел у своих ног не Робина, а его отца! Непокорного сакса из мятежной деревни Локсли. Они тогда сожгли деревню и перебили жителей, но сына Эрик, Хранитель стрелы Хёрна, успел увезти. На что рассчитывал этот мятежник? Что сын вырастет и продолжит его дело? Или просто хотел спасти мальчишку? Эрик Локсли был храбр и умел сражаться. Он был воином… Они ждали его у Девяти Дев, потому что знали, что он обязательно придёт туда со стрелой Хёрна; обязательно придёт, чтобы сразиться за свою Родину. Они правильно рассчитали; Эрик пришёл, чтобы в последний раз сразиться с врагом. Он был настоящим воином… Таким же вырос и его сын… Хотя вряд ли он помнил отца – ему было года четыре, если не меньше, когда погиб отец! Шериф тогда не придал значения тому, что мальчишка уцелел – он не ожидал, что он будет так опасен, когда станет взрослым! Прошли годы – и Робин тоже стал Хранителем стрелы Хёрна, символа свободы Англии… Тоже стал воином… И борцом за эту самую свободу… Впрочем, он совсем молодой! Сколько ему сейчас – лет восемнадцать - от силы двадцать? Но сумел ведь организовать шайку, и баламутит уже всю страну! Баламутил… И теперь, через столько лет после того дня, когда в Каменном Круге был убит его отец, он лежит, побеждённый, на Каменном Холме, у ног норманна… Так будет со всеми саксами, как бы храбры они ни были… Эрик и Робин… Отец и сын…
Тот получил три стрелы в грудь, этот – три стрелы в спину. Но он не бежал от врага, просто трусы-стражники, стоявшие с ним лицом к лицу, не осмелились стрелять! Выстрелили только те, кто не видел его лица, только те, которые стояли сзади... Он ведь был окружён!
Шериф тряхнул головой, вгляделся в лежащего у его ног человека. Наваждение прошло. Это Робин, а не его отец! Хотя они очень похожи - и не только внешне! Только сейчас Рено понял это. Робин, с тех пор, как Рено впервые увидел его, всё время кого-то ему напоминал, но кого, шериф не мог понять, и это почему-то злило и пугало. И понял только сейчас! От этого, как и от самой победы над врагом, шериф почувствовал облегчение – и какую-то пугающую пустоту! Будто его жизнь тоже кончилась, и ему больше нечего делать на этой земле. Цель, к которой он так долго и безуспешно стремился, наконец достигнута… Всё кончилось… И что дальше? Что теперь? На мгновение Рено стало страшно… Но нельзя было показывать подчинённым свою растерянность и страх! Сегодня они победили! Победили!!!
Конь четыре:
«Спасение».
- Готов! – с торжеством промолвил шериф. – Наконец-то я победил тебя, мятежник! Долго же пришлось гоняться за этим волком!
- Возьмём тело с собой? – услужливо подскочил к шерифу какой-то расторопный сержант. – Я поволоку его на верёвке за своим конём, лорд шериф!
- Ни к чему! Кому нужна эта падаль! – Рено снова пнул врага ногой и стал взбираться в седло... - Пусть остаётся здесь, на опушке своего любимого леса! Пусть его вороны да волки хоронят! Через пару дней от мерзавца только голый скелет останется! Поехали! Я чертовски устал, голоден и натёр мозоли седлом! Кстати, за кем же гонится Уинстон со своим отрядом ? Ведь все мерзавцы были здесь!
Сообразив это, шериф накинулся на главного ловчего:
- Ваши никчёмные псы, видно, бросили след и погнались за оленем!
- Это охотничьи собаки, милорд, - почтительно отвечал главный ловчий, приближаясь к разгневанному шерифу, - такая дичь, как нынче, для них в новинку.
- Я выпорю тебя! У тебя никчёмные псы! Ты привёл мне каких - то дворняг! Они увели Уинстона со следа! Зачем он погнался за оленем, идиот? – бесновался шериф, забыв, что сам отрядил Уинстона со стражниками по новому следу!
После этого шериф приказал возвращаться в Уикем, и его войско потянулось с Холма и зазмеилось по каменистой мрачной равнине, уходя в сторону Уикема, куда был не один час пути... Врага своего они бросили на Каменном Холме. И шериф, и его солдаты были уверены, что неуловимый разбойник, в конце концов, убит.
… Но Уинстону с его отрядом не суждено было вернуться в Ноттингем и испытать на себе гнев шерифа! Всех поглотили мрачные пучины Гнилого болота… Но как они туда попали? Туда завёл их новый след, по которому они помчались, повинуясь приказу шерифа и собственному азарту.
Пока шериф с оставшейся с ним частью своего отряда гнал стрелков на Каменный Холм, Ветерок мчался к Гнилым болотам. Он знал, что только там он избавится от преследователей, и сможет вернуться к стрелкам. Ветерок не боялся за себя – но он чувствовал, что надо спешить: друзьям грозила опасность, не вся погоня перешла на новый след. Жеребец легко нёсся по лесу.
Сколько раз он скакал так с другом! Но теперь друг остался там, позади, а Ветерку надо было как можно быстрее вернуться к нему. Он обернулся: собаки, воя и лая, бежали за ним.
А вот и всадники: мелькают меж стволами.
К Уинстону подъехал один из его солдат:
- Командир, за кем мы гонимся? Для пеших эти мятежники что-то очень быстро бегут! Может, мы идём не по тому следу?
- Заткнись, идиот! – Уинстон огрел подчинённого плетью. - Похоже, Робин Гуд встретил в лесу своего жеребца, и уходит теперь верхом. Пусть шериф гоняется за девушкой и мальчишкой, а главаря банды поймаем мы! Очень удачно вышло! Большая награда нам обеспечена!
- Если мы гонимся за Ветерком, то зря время теряем – его ещё никто не мог догнать! Вернёмся лучше на старый след, - настаивал солдат, отъезжая, однако, подальше в сторону от вспыльчивого начальника.
- Значит, мы будем первыми, кому это удастся, и больше я не желаю слушать твоих глупых советов! Мы приведём в Ноттингем и неуловимого разбойника и этого великолепного жеребца – за стрелка заплатит шериф, а за коня – Гизборн, он спит и видит получить его ! Вперёд, болтать некогда!
Солдаты под предводительством Уинстона уже долго скакали по лесу, но Ветерка не видели, он мчался далеко впереди, и они не знали, один он, или со всадником, и скакали, ориентируясь на лай и вой преследующей Ветерка своры гончих. Впрочем, они не прочь были бы поймать обоих - и мятежника, и его великолепного скакуна, – если бы удача им улыбнулась! Через какое-то время Уинстон с удивлением заметил, что расстояние между преследуемым и преследователями хотя не уменьшалось, но и не увеличивалось! Уинстон не впервые участвовал в погоне за Ветерком и его стало удивлять странное поведение коня – он давно мог бы оторваться от погони и исчезнуть в глубине леса, но он словно не желал этого!
- Похоже, жеребец ранен! Никогда ещё нам не удавалось так долго скакать за ним – он исчезал! А сегодня он и не пытается спастись! И странно, что, имея такого быстроногого коня, разбойник и не пытается оторваться от погони! Похоже, сегодня мы поймаем их, наконец!
Ни у предводителя отряда, ни у кого из его людей не возникло и мысли, что Ветерок медлит нарочно, что он заманивает их за собой, чтобы спасти друзей.
Они скакали уже несколько часов, лошади стражников уже утомились, а Ветерок всё скакал, не увеличивая и не уменьшая скорости. Но нет! Похоже, и он устал и скачет уже не так быстро, как в начале погони – ведь расстояние между ним и замедлившей свой бег погоней не увеличилось! Уинстон предвкушал уже скорое и благополучное окончание этой изнурительной скачки и последующие награды за поимку беглецов! Он прикидывал, сколько монет придётся на долю каждого из участников погони, и что он сможет купить на свою долю награды!
Местность стала понижаться, земля сделалась влажной. Теперь Ветерку нужно было бежать очень осторожно, чтобы заманить врагов в болото, но не увязнуть самому. Обычный конь не справился бы с этой задачей, но Ветерок был наполовину диким, не раз ему приходилось принимать самостоятельные решения, кроме того, он слишком хорошо знал родной лес. Он пошёл чуть заметной тропой через болото, которая выглядела очень опасной, около неё, напротив, как будто был очень хороший проход, - однако, именно эта, выглядевшая такой надёжной и безопасной, равнина, была смертельно опасной. Погоня вслед за Ветерком приближалась к болоту. Уинстон тоже заметил, что местность понижается и радостно воскликнул:
- Мы загнали мерзавца в болото! Теперь ему не уйти от нас! Вперёд! Сейчас мы заработаем награду!
Награду они, действительно, заработали, но вовсе не такую, о которой мечтал командир!
Уинстон хлестнул коня, но тот упирался и храпел, не желая лезть в болото.
Другие всадники сгрудились вокруг, тоже заставляя своих коней идти вперёд.
Впереди мелькнул Ветерок. За чахлыми деревцами не было видно, один он или со всадником.
- Он там, вперёд, ребята! – заорал Уинстон.
Всадники ринулись вперёд. Их было слишком много, чтобы они поместились на той тропе, по которой прошёл Ветерок, да они и не видели её, они ринулись на зелёную обманчивую равнину. Крики, собачий визг и дикое ржание позади сказали Ветерку, что план его удался! Враги попали в западню! Теперь надо было переправиться через болото и возвращаться туда, где он в последний раз видел друзей. Он осторожно пробирался по тропе, пару раз он оступился, и был весь в грязи. Однако это не беспокоило благородного коня. Враги ещё увидели Ветерка, переправившегося на другую сторону болота, но это было последнее, что они увидели.
Ветерок услышал крик командира отряда:
- Стреляйте! Проклятый жеребец обманул нас! Он увёл нас со следа! Робина с ним нет, мы зря скакали за конём! Стреляйте же, идиоты!
Это Уинстон прокричал, уже погружаясь в болотную жижу. Он уже не помышлял о поимке Ветерка, и хотел лишь отомстить ему за неудачу своей погони.
Но выстрелы из арбалетов не достигли цели, и даже не напугали Ветерка. А стражников медленно поглощало Гнилое болото.
Ветерок быстро бежал по краю болота. Он уже не замечал грязи, брызгавшей на него из-под копыт, не замечал гнуса, кусавшего его. Довольно скоро он миновал Гнилые болота и добрался до Туманных болот. Они были менее опасны, чем Гнилые, но без опытного проводника и в них лучше было не соваться. Внезапно он услышал всхлипывание, как будто рядом кто-то плакал. Скакун остановился и насторожил уши. Из камышей донеслись голоса.
- Так он погиб? – услышал он захлёбывающийся слезами голос Мача.- Но ведь этого просто не может быть! Он всегда выпутывался из любой ловушки! Помнишь, как он дрался с крестоносцами? Как прыгнул с Рейвенскарской скалы? Тогда ведь у него тоже не было никаких шансов, вспомни! Он обещал прийти, и он придёт! Почему ты считаешь, что он убит?! Почему?! Это нечестно – он не должен погибнуть! Он нужен нам, нужен людям!
Ветерок услышал приглушённые рыдания.
- Мач, не плачь. Теперь Робину уже ничем не поможешь. Он спас нас, прикрыв собой на этом проклятом Холме! Мы живы только благодаря ему! Мы сражались с ним бок о бок, а сегодня бросили его, спасая свои шкуры! Мы – трусы и предатели, Мач! И с этим нам придётся жить теперь всю жизнь
Ветерок осторожно пошёл по направлению, откуда слышались знакомые голоса. Копыта его шлёпали по грязи, и этот звук был услышан.
- Сюда кто-то едет, Мач! Это солдаты! – испуганно вскрикнула Марион. - Вставай, надо уходить! Он велел нам уйти и искать друзей! Надо искать Насира и Тука. Может, все вместе мы сумеем спасти Уилла и Джона!
В это время Ветерок вышел из-за камышей, и, как ни был он вымазан в грязи,, Марион узнала его.
- Это Ветерок! – радостно вскрикнула она. – Он жив! Он вернулся!
Её радость в такой момент была непонятна Мачу, но имела простое объяснение - Ветерок был единственным, что напоминало ей о погибшем друге. Ветерок был любимцем Робина, и сам был предан ему – короче говоря, Ветерок был единственным, что осталось у неё от друга – если не считать Альбиона!
Мач поднял голову и поглядел на Ветерка опухшими заплаканными глазами. Какое значение сейчас имело то, жив ли Ветерок или нет! Какое значение сейчас имело то, живы ли они сами! Мач был в отчаянии: они остались одни, друзья в плену, и Мач не мог придумать, как их выручить…
Робин бы придумал! Но Робина, как говорит Марион, уже нет в живых! Мир рухнул…
- Ветерок, сюда!- позвала скакуна Марион.
Конь подошёл, ткнулся мордой в плечо девушки. Она сидела на кочке, а у ног её лежал меч Робина. Ветерок сразу узнал это оружие. Значит, и друг его где-то поблизости? Ветерок поднял правую переднюю ногу и ударил копытом по лезвию меча. Оружие ответило чистым ясным звоном. Ветерок огляделся. Где же Робин? Он должен быть где-то здесь ! Конь фыркнул, переступил с ноги на ногу, ещё раз огляделся, и, снова не увидев друга, призывно заржал, как бы говоря: « Всё в порядке, я увёл врагов, возвращайся, я тебя жду! Где ты?»
Марион поняла, кого ищет конь. Она вскочила на ноги, бросилась коню на шею и зарыдала, уткнувшись лицом в грязную, спутанную гриву. Он не понял, почему девушка плачет, он только хотел найти друга.
Мач тоже понял, кого ищет Ветерок.
- Робин остался на Каменном Холме, Ветерок, - сказал он сквозь слёзы.
Едва прозвучали эти слова, Ветерок осторожно, но быстро и решительно высвободился из рук девушки, ободряюще лизнул её в щёку, - и, быстро оглядевшись и определив кратчайший путь на Каменный Холм, быстро побежал туда. Ветерок знал это место, хотя не особенно часто бывал там. Это место ему не нравилось: открытое, а скакать во весь опор там нельзя. Снова прочавкала под копытами болотная грязь – и всё стихло, казалось, что никого здесь и не было.
- Он ушёл туда! – ахнула Марион.
- Он тоже пропадёт, - всхлипнул Мач, и позвал: – Вернись, Ветерок! Не ходи туда, это бесполезно! Робин убит, ты его не спасёшь!
Но ответа не было. Конь ещё не успел отойти слишком далеко и наверняка слышал зов, но не посчитал нужным вернуться, или хотя бы ответить.
Беглецы ещё довольно долго сидели на кочке, не имея ни моральных, ни физических сил двинуться с места. Становилось прохладно, сырость пробирала их до костей, а они всё сидели, не чувствуя холода. Все ощущения в них замерли, они чувствовали только страшную пустоту и боль. Не было сил вспоминать происшедшее, надеяться или отчаиваться, молиться о спасении друга или оплакивать его. Сколько прошло времени, они не знали. Они не думали о Ветерке, что ожидает его на Каменном Холме, и не отваживались пойти туда и увидеть друга убитым. Они хотели, чтобы последнее, что осталось в их памяти – Робин, живой, хотя и окружённый врагами, стоит на вершине этого проклятого Холма и отстреливается, прикрывая их отступление.
Ветерок скакал на место неравного боя. От того места, где он встретил друзей, бежать надо было довольно далеко, но расстояние не могло испугать преданного скакуна. Он не думал о врагах, которых он может встретить там, в конце своего пути, в его ушах звучали слова Мача: «Робин остался на Каменном Холме, Ветерок». Значит, Робин по каким-то причинам ждёт его там. Ветерок вспомнил слёзы Марион и почувствовал, что она плакала именно потому, что Робин остался там, на этом Холме. Но почему его друг не ушёл с Холма вместе с другими? Ветерок вдруг очень ясно почувствовал, что другу его грозит серьёзная опасность, и побежал ещё быстрее. Конечно, он устал за этот ужасный день, но это не имело значения. Он должен был выручить друга, он знал теперь, что тот попал в большую беду, и именно из-за этого и плакали Марион и Мач. Ветерок скакал так же быстро, как утром, когда он уводил врагов со следа стрелков.
Внезапный повелительный окрик заставил его вздрогнуть:
- Стоять, Ветерок!
Ветерок на всём скаку с громким ржанием взвился на дыбы. И увидел сверху Хёрна. Он подходил к Ветерку спокойно и быстро. Хёрн был не в оленьей шкуре, а в обычной одежде, за плечами болтался мешок. Ветерок узнал Хёрна и почему-то сразу успокоился - как будто само присутствие этого человека отгоняло беду. Скакун опустился на передние ноги и стоял, глядя на Хёрна, и ждал, пока тот подойдёт и возьмёт его за оголовье.
- Спокойно, Ветерок, спокойно. Дальше мы пойдём вместе, один ты ничем не поможешь Робину, - говорил Старый Охотник.
Перед глазами Ветерка встала картина. Яркий, солнечный день. Ветерок идёт по лесу с Робином. Это – один из первых дней жизни Ветерка в Шервуде, но Ветерок счастлив, ему нравится лес, ему хорошо со стрелками, а к Робину он уже привязался всем сердцем. Вдруг навстречу друзьям выходит величественный человек–олень. В первый момент Ветерок испуганно присаживается на задние ноги, храпит и пятится. Такого странного существа Ветерок никогда не видел, поэтому он и напуган.
- Тихо, тихо, не бойся, это Хёрн, это свой, - звучит в ушах Ветерка ласковый, спокойный голос Робина.
Ветерок чувствует лёгкое прикосновение руки друга к своей шее - тот ласково треплет его, успокаивает.
И сразу Ветерок слышит голос Хёрна, те слова, которые слышал в тот светлый, счастливый день:
- Настанет день, и я поведу тебя так, Ветерок, туда, где мы будем нужны Робину. Это будет в самый страшный день в его жизни. Тогда ты спасёшь его, жеребёнок.
Ветерок тряхнул головой. Нет, это не Робин, это Хёрн успокаивающе треплет его по шее и берёт его за оголовье. Это Хёрн, а не Робин!
В тот солнечный радостный день Ветерок не задумывался над этими странными словами Хёрна, кажется, он и не запомнил их, а сейчас они вдруг ясно зазвучали в его ушах, и Ветерок вдруг понял – этот самый страшный день настал. Он жалобно заржал, нетерпеливо приплясывая на месте – ведь надо было бежать на Каменный Холм, а этот властный старик задерживал его. Но Хёрн тоже считал, что им надо торопиться.
- Пойдём, Ветерок, скорее, нам надо спешить. На Каменном Холме нас очень ждут. Надеюсь, ещё не поздно, - голос Хёрна спокоен и твёрд.
Хёрн тянет Ветерка за оголовье и тот покорно идёт за ним, он понимает, что сейчас надо слушаться этого человека, что это – необходимо для друга. Идти им уже недалеко, очень скоро они выходят на край леса и перед ними возникает Каменный Холм.
Холм пуст, друга не видно, но врагов также нет.
Ветерок вырывается из рук Хёрна и одним прыжком взлетает на вершину Холма – и чуть не падает, споткнувшись о друга. Тот лежит на боку, чуть ниже самой высокой точки Холма. Глаза Робина закрыты, кажется, что он спит. Странное же место он выбрал для отдыха! Похоже, что с ним случилось что-то нехорошее. Так и есть! Кровавый след, тянущийся за ним с вершины Холма, говорит о том, что упал он на вершине, и уже потом скатился сюда. Камни потемнели от крови… Значит, Робин убит или ранен…
На руках и лице стрелка – ссадины от камней. Но ссадины эти – пустяк! От этих царапин не мог остаться такой кровавый след, хорошо заметный на серых камнях! В парня попало три стрелы. Но Ветерок не сразу увидел их. В первый момент, увидев друга, он радостно бросился к нему, ткнулся носом в шею, лизнул. На ласку коня стрелок никак не отозвался. Краем глаза Ветерок заметил, что рядом с его мордой что-то торчит и мешает ему; вскинул голову и увидел древко короткой стрелы, вонзившейся в плечо друга. Сразу же он увидел ещё две такие же стрелы, торчащие из бока и лопатки стрелка. Ветерок был боевым конём, и он сразу понял, что это значит. Жалобное ржание, скорее – вопль, прорезало воздух. Он понял, что друг его – в большой беде ! Отчаяние Ветерка не знало границ. Ветерок лёг возле друга, тормошил его, лизал его руки, но никакого ответа не было. Робин лежал неподвижно, глаз не открывал. Ветерок вскинул голову и снова заржал – так отчаянно, словно в него вонзилось вражеское копьё! Он звал на помощь!
Этот отчаянный горестный крик преданного скакуна очень мало походил на ржание, и любой человек, случайно оказавшийся поблизости, услышав этот вопль, поседел бы от страха, решив, что над Каменным Холмом вьются нечистые духи, или ведьмы средь бела дня вдруг затеяли шабаш! Поднимаясь на Каменный Холм по пологому склону, Хёрн услышал эти вопли Ветерка. Именно потому, что он знал, что услышанный им жуткий крик – всего-навсего ржание Ветерка, он похолодел. Он сразу понял, что это значит – конь нашёл друга. И, похоже, стрелок убит, судя по тому, как плачет Ветерок! Действительно, это был именно плач…
Хёрн быстро поднялся на Холм. Он увидел кровавый след, тянущийся с вершины Каменного Холма, неподвижно лежащего среди камней стрелка, а рядом с ним – обезумевшего от горя жеребца. Ветерок лежал на камнях возле своего друга, услышав шаги, скакун встрепенулся, перед глазами Хёрна блеснули огромные тёмные глаза коня, и Старый Охотник увидел, что из этих глаз катятся по красивой мордочке Ветерка слёзы, смывая засохшую болотную грязь. Старый Охотник прожил на свете много лет, но ни разу не видел, чтобы лошадь плакала слезами. Он знал, насколько его названый сын и этот молодой сарацинский жеребец привязаны друг к другу, но только сейчас он ощутил это сердцем. Ветерок смотрел на него с отчаянием – но сквозь отчаяние пробивалась робкая надежда – на то, что Хёрн сумеет помочь Робину! А слёзы всё текли и текли по морде скакуна, и Ветерок, похоже, не замечал их…
Хёрну стало нестерпимо жаль обоих друзей. Но он не имел права давать волю своим чувствам! Самое лёгкое было бы и ему сесть тут на камнях и зарыдать! Но только слезами горю не поможешь! И не стоит ещё больше пугать Ветерка, он и без того совсем потерял голову от горя! Надо собраться с духом и помочь, если это ещё возможно…
- Пусти-ка, Ветерок, посмотрим, чем тут можно помочь. Подвинься, жеребёнок!
Голос Охотника был спокоен, и Ветерок почувствовал, что Хёрн – единственный, кто может сейчас спасти Робина. Он послушно встал и отошёл на пару шагов от своего друга, чтобы Хёрн мог подойти к лежащему стрелку и осмотреть его раны. Хёрн подошёл и присел на тёмные от крови камни рядом с Робином.
- Так… Три стрелы… Все выстрелы сделаны сзади… Плечо, бок и спина…- Он взял стрелка за руки, и воскликнул удивлённо: - Но руки ещё тёплые!
Хёрн склонился совсем низко и прижался ухом к груди Робина. Почти сразу он выпрямился, лицо его просветлело. Он услышал, что сердце Робина бьётся!
- Парню ещё можно помочь, Ветерок! Он ещё жив! – воскликнул Старый Охотник.
Как будто поняв слова Хёрна, жеребец радостно заржал, подскочил к другу, склонил голову и лизнул товарища.
- Успокойся, жеребёнок ! Стой смирно и жди! – строго сказал Хёрн. – Я попробую помочь ему… Если всё получится, ты поможешь ему добраться домой, а мне надо будет идти в Уикем: я должен позаботиться о пленных.
Ветерок шагнул в сторону и замер, внимательно следя за происходящим. Хёрн принялся за дело: он скинул куртку, расстелил её возле стрелка, из мешка достал две фляги: большую и поменьше, полотно для повязок, нож. Всё это он разложил возле раненого на своей куртке, и стал осторожно раздевать его, чтобы получить доступ к ранам. Это оказалось не таким лёгким делом, понадобился нож, чтобы разрезать одежду и как можно меньше тревожить раны. Однако, когда Хёрн освобождал от куртки раненое плечо, стрелок тихо застонал. Какое счастье, что он не застонал тогда, когда над ним стояли враги, и шериф пинал его ногой, чтобы проверить, убит он или нет! Если бы враги заметили, что он ещё жив, они, конечно, добили бы его, или, что ещё хуже, забрали в плен! Шансов сбежать у него не было бы никаких, его ждали бы пытки и казнь!
- Потерпи, всё будет нормально, ты среди друзей, - произнёс Хёрн, продолжая заниматься курткой Робина и стараясь причинить ему как можно меньше боли. – Потерпи, мальчик мой, я постараюсь помочь тебе.
Ветерок, услышав стон, тревожно фыркнул, шагнул к другу и лизнул его в лицо. Скакун тоже хотел подбодрить товарища. Однако тот не приходил в себя, и вряд ли слышал и чувствовал эти заботливые утешения друзей.
Наконец, с одеждой было покончено, и Хёрн смог более тщательно осмотреть раны своего названного сына. С радостью он убедился, что они не смертельны, хотя и достаточно серьёзны. Хёрн осторожно, по очереди, стал вынимать стрелы. Первой он вынул ту, что прошла с краю по правому боку. Эта рана, похоже, больше всего тревожила Хёрна. Он промыл рану, хорошо осмотрел её и убедился, что рана эта оказалась не так опасна, как он опасался, затем Хёрн туго перевязал эту рану. Следующей он вынул ту, что вонзилась сзади в левую лопатку. Её остриё застряло в кости, и тоже не причинило смертельных повреждений. Труднее всего оказалось извлечь стрелу, застрявшую в правом плече. Но Хёрн вынул и её, промыл рану и совместил друг с другом части сломанной кости.
Пока Хёрн оказывал помощь раненому, Ветерок стоял возле друга, время от времени толкал его носом, желая подбодрить, но тот лежал неподвижно, с закрытыми глазами, как будто спал, и его не могли разбудить ласки верного товарища. Он больше не стонал и не чувствовал боли даже тогда, когда Хёрн выдёргивал стрелы из ран.
- Осколков нет, это хорошо, кость лучше срастётся, - услышал Ветерок слова Хёрна. – Подвинься, жеребёнок, подожди немного, скоро твоя помощь понадобится! Ну, вот и готово! Я совместил обе части кости, повязка не даст им разойтись, а позже я смогу наложить лубки.
Хёрн сложил в мешок пустую флягу из-под воды, нож. Затем он переложил на камни маленькую фляжку и стал осторожно натягивать на раненого свою куртку. Это ему тоже удалось, хотя и не без труда.
Затем Хёрн вынул из внутреннего кармана своей одежды ещё какой-то флакончик, совсем маленький, и поднёс его к ноздрям стрелка. Замерев, он ждал. Мгновения тянулись и бесконечными. Но вот, наконец, Робин вздохнул и открыл глаза. Он лежал теперь на спине, над ним склонялся Хёрн, а Ветерок, увидев, что друг пришёл в себя, сразу облизал ему всё лицо.
Робин в первый момент не чувствовал боли в ранах и не мог вспомнить, что произошло и где он находится. Он удивлённо взглянул на Хёрна.
Тот глядел на него ласково, но когда он заговорил, голос его был строг:
- Тебе нельзя тут оставаться, тут ты умрёшь от ран, или тебя добьют, вернувшись, солдаты. Ты должен встать.
Теперь стрелок почувствовал, что лежит на камнях, и вспомнил, что произошло: он был окружён, в него стреляли. Сразу же он вспомнил и то, что произошло с друзьями.
- Марион и Мач ушли отсюда… Они спаслись?
- Да. Не волнуйся за них, они в безопасности.
Робин знал, что не мог остаться в живых! Наверное, он встретился с Хёрном уже по ту сторону жизни и смерти.
- Я мёртв, Хёрн? – спросил он.
- Нет, но умрёшь, если останешься здесь! – улыбнулся Хёрн. - Ветерок пришёл со мной, он поможет тебе вернуться в лагерь.
- Нет, мне надо в Уикем – Джон и Уилл попали в плен. Думаю, я смогу им помочь, - Робин, узнав, что он находится на этом свете, сразу же решил, что ему надо делать – конечно, выручать друзей!
- Ими я займусь сам, ты сейчас не сможешь сражаться. Ты серьёзно ранен, мальчик мой.
- Как вы с Ветерком нашли меня, Хёрн? – удивлённо спросил Робин.
- Я же сказал тебе, что приду позже… Я предупреждал, что мы не расстанемся. Я не мог не прийти, сын мой! И Ветерок не мог не прийти к тебе. Утром ты увидел то, чего не ожидал увидеть – человеческое предательство, а сейчас ты получишь награду за то, что был терпелив и добр с четвероногой тварью, хотя и думать не думал о награде за то, что ты – это ты, такой, какой есть, и другим быть не можешь! Я говорил тебе также об измене и преданности – теперь ты понимаешь мои слова, сын мой?
Да, Хёрн действительно говорил всё это в их последнюю встречу, но у Робина эти слова вылетели из головы: слишком сильно было потрясение от предательства друга.
- Попей – и в путь, - спокойно сказал Хёрн. – У меня много дел, так что я приду в лагерь позже.
Хёрн осторожно приподнял голову Робина и стал поить его из маленькой фляжки, в которой он принёс травяной настой, придающий силы и притупляющий боль. Когда лекарство было допито, Хёрн позвал:
- Сюда, жеребёнок, лежать!
Ветерок тотчас шагнул к другу, лёг рядом с ним, и стрелок перекинулся через его спину. Ветерок поднялся на ноги, обернулся к другу, фыркнул, как бы спрашивая: «Можно ли трогаться?» Стрелок хлопнул коня по шее левой рукой: «Поскакали!» Он хотел взяться за гриву правой рукой, но обнаружил, что правая рука ему не повинуется, а ключица жутко болит. Хёрн заметил, как побледнело лицо парня и искривились губы. Однако Робин не вскрикнул и не застонал – он умел терпеливо переносить боль.
- Обходись левой рукой, - посоветовал Старый Охотник. – У тебя ключица сломана, заживать будет долго! - Хёрн хлопнул Ветерка по боку, скомандовал: - Ну, домой, Ветерок, торопись! Но будь осторожен!
Ветерок начал осторожно спускаться с Каменного Холма. Он прекрасно понял, что друг его ранен, и скакать верхом ему трудно. Домой надо было добраться быстро, но такой дорогой, чтобы всадник смог удержаться на его спине.
Хёрн же, одевшись в куртку Робина и накинув на голову капюшон, так, чтобы не было видно его лица, направился к Уикему. По дороге он вынул из дупла дуба лук и колчан со стрелами. Он знал, как можно спасти пленников; для этого нужно было, чтобы враги приняли его за Робина – они наверняка сочли его убитым, потому и бросили на Каменном Холме, а не захватили в плен, - так что его появление будет для них очень неприятной неожиданностью, вызовет замешательство, что облегчит побег пленных. Сейчас Хёрн должен был спешить в Уикем, поэтому сопровождать Ветерка и Робина в лагерь он не мог.
Ветерок осторожно спустился с Каменного Холма. Он понял, что надо бежать домой, но быстро бежать нельзя, поскольку друг его нетвёрдо держится на его спине. И Ветерок шёл стелящейся, плавной побежкой, стараясь, чтобы шаг его был быстрым и плавным. Раньше Ветерок так никогда не бегал. Скакун огибал препятствия, перескочить которые ему ничего не стоило – но прыгать было нельзя! Ветерок внимательно следил за тем, чтобы друг не сваливался на бок. Ветерку приходилось приноравливаться к всаднику, как будто тот впервые в жизни ехал верхом! Чужого конь к себе и не подпустил бы, но с ним сейчас был друг! Ветерок понял, что именно от него сейчас зависит спасение друга, именно ради этого он спешил на Каменный Холм. Скакун не мог даже вытянуть шею вперёд, как ему было бы удобнее бежать, поскольку, едва он попытался вытянуть шею вперёд, как сразу почувствовал, что друг его теряет опору и сбивается набок. Приходилось держать шею высоко, а голову склонять к груди, - это было неудобно и уменьшало скорость. Кратчайший путь к дому лежал через Туманные болота, где Ветерок встретил Марион и Мача, и через бурелом – но этот путь ему сейчас не подходил. Ветерок свернул на старую лесную дорогу, сейчас почти заброшенную, - по ней иногда проходили или проезжали окрестные крестьяне, но они были не опасны. Ветерок поскакал по дороге той же стелящейся, плавной побежкой. Робин был в это время в полном сознании. Однако, не чувствуя сильной боли в ранах, он недооценивал опасность своего положения, и всё же решил пробраться в Уикем. Кинжал у него остался, враги сейчас явно расслабились и празднуют победу, можно пробраться к пленным, да и завладеть мечом кого-либо из стражников вполне реально! Сражаться он может и левой рукой. Правда, Хёрн сказал, что сам займётся пленными, но ещё один участник нападения лишним не будет. Поэтому стрелок попытался развернуть коня на ответвлявшуюся от старой лесной дороги тропу, ведущую в Уикем.
- Нам надо в Уикем, Ветерок!- шепнул он, одновременно коленями стараясь развернуть коня на едва заметную тропинку, ведущую в эту злополучную деревню.
Но Ветерок чувствовал, что в Уикеме им сейчас делать нечего, и впервые за всё время их дружбы он не послушался Робина. Сделав вид, что не слышал слов стрелка, и не чувствовал, как тот разворачивает его, он тем же плавным аллюром миновал поворот на тропу.
- Ну же, Ветерок! Поворачиваем!
Но и вторая попытка развернуть жеребца ничего не дала. Ветерок продолжал упорно скакать вперёд, не обращая внимания на команды всадника. Однако эти попытки повернуть коня растревожили раны, и как ни туго затянул Хёрн повязку на боку – она даже дыхание перехватывала, - всё же она сбилась, стрелок почувствовал, что из этой раны вновь потекла кровь, а в самой ране будто вращался раскалённый вертел…. Вскоре стрелок почувствовал слабость, в глазах темнело, во рту появился сладковатый привкус, а в ушах навязчиво зазвенело – будто комариная туча над болотом. Сил с каждой минутой становилось всё меньше, держаться верхом было всё труднее, шаг коня казался неровным, ныряющим… Раненый понял, что Хёрн и Ветерок были правы – не много от него сейчас было бы пользы друзьям, при побеге он был бы им помехой, а не помощником! Он никогда раньше не был серьёзно ранен или болен, поэтому не понимал, насколько опасно его положение; но инстинкт говорил ему, что лучшее, что сейчас он может сделать – это добраться до дома и отлежаться, пока не исчезнет слабость и боль. К бою он сейчас не способен – Хёрн был прав.
Ветерок уверенно двигался по лесу, и всадник совершенно не управлял им – он полностью полагался на своего коня, а сам сосредоточился только на том, чтобы удержаться на его спине. Никогда это не было так трудно! Даже в далёком детстве, когда отец впервые посадил его, трёхлетнего, на высокого вороного коня и дал в руки поводья. Сейчас ни седла, ни поводьев не было… Была только густая длинная грива, и Робин до судороги сжал левой рукой эту гриву, и почти лёг на шею Ветерка. Самочувствие раненого всё ухудшалось, ко всему прибавилась дурнота, сознание мутилось, хотелось лечь на землю – и не вставать. Но он ещё понимал, что этого делать нельзя – иначе он уже никогда не встанет! И рука его до судороги сжимала конскую гриву – раз даже Ветерок не выдержал, коротко ржанул от боли, но сразу же осёкся – сейчас не следовало шуметь, ведь ни защищаться, ни бежать от врагов, чьё внимание мог привлечь шум, они не могли. Они давно уже покинули дорогу, и крались звериными тропами. Но даже теперь, когда Ветерок шёл плавным, осторожным шагом, друг его всё больше сбивался на бок, а подтянуться и вновь лечь на шею коня уже не получалось.
Ветерок почувствовал, что друг его уже вот-вот упадёт, плавно остановился и повернул к нему голову, ободряюще фыркнул и лизнул. Эта остановка была кстати: опираясь онемевшей от напряжения левой рукой на холку скакуна, раненый с усилием подтянулся и снова лёг на шею Ветерка. Ветерку это не могло быть особенно приятно или удобно, однако он никак не показал своего недовольства. Наоборот, он терпеливо ждал, пока друг устроится поудобнее, а затем тихонько всхрапнул, как бы спрашивая: «Можно ли трогаться, друг?» Стрелок понял вопрос, колени его слегка сжали бока жеребца, он шепнул: «Вперёд, Ветерок.» Скакун осторожно двинулся вперёд.
Ещё не один раз Ветерку приходилось остановиться, чтобы дать стрелку возможность удержаться на его спине. Они медленно двигались по лесу. В какой-то момент Ветерок почувствовал, что друг его отпустил гриву и падает вниз. Жеребец подогнул колени и лёг, и человек свалился с его спины на траву, оставив на боку коня кровавый след. Друзья лежали рядом несколько секунд, затем Ветерок вскочил и встряхнулся, расправляя онемевшую шею…
Его друг лежал там, куда упал с лошадиной спины. Высоко-высоко над ним медленно кружилось небо и кроны деревьев. Он смотрел вверх и ждал, когда это вращение прекратится. Он слышал, как рядом с ним вскочил на ноги его верный четвероногий товарищ и слышал глухие удары копыт по траве, когда жеребец отбежал в сторону. Деревья всё кружились, и, чтобы не видеть этого вращения, ещё более усиливавшего испытываемую им дурноту, раненый прикрыл глаза. Он не знал, сколько прошло времени.
Отбежав на несколько шагов от товарища, скакун ухватил пару пучков травы и торопливо проглотив их, вернулся к Робину.
Снова рядом с лежащим на траве стрелком глухо стукнули по траве копыта, раздалось негромкое фырканье. Он открыл глаза. Над ним стоял Ветерок. Вроде бы ни Ветерок, ни деревья, ни небо уже не кружились. В больших глазах друга стрелок прочёл нетерпение и тревогу. Но долго смотреть вверх было тяжело – снова началось это проклятое кружение. Стрелок слегка повернул голову, чтобы смотреть чуть в сторону. Стало лучше. Конь склонил к нему голову. Мягкие розовые ноздри оказались у самого лица стрелка, лица коснулось тёплое дыхание коня.
Затем Ветерок склонил голову и толкнул друга носом, как бы говоря: «Вставай, пора отправляться.»
- Передохнём минутку, Ветерок, - сказал разбойник. – Ложись рядом. Ты тоже устал.
Ветерок фыркнул, вскинул голову, повернулся боком к товарищу – жеребец настороженно вглядывался в окружающий поляну кустарник.
Робин пригляделся к своему четвероногому другу.
- Ты весь в грязи, Ветерок… По болотам лазил, да? Ложись рядом, передохни.
Стрелок видел, что конь нервничает, и понимал, что он прав, но у него не было сил сразу же продолжать путь. Через несколько минут Ветерок снова вскочил на ноги, но на этот раз он не стал пастись или встряхиваться, он остался возле друга. Стрелок увидел над собой морду коня. Ветерок тормошил друга зубами, толкал носом, лизал, не давая уснуть; торопил в путь. Затем конь снова лёг, как бы понимая, что иначе друг не сможет взобраться на его спину. Человек приподнялся, опёрся о холку жеребца и с трудом забрался ему на спину. Ветерок подождал, пока приятель устроится на его спине, и осторожно встал.
Они продолжали свой долгий и мучительный путь. Шея коня затекла, её словно кололо иголками, ноги подрагивали от напряжения – но Ветерок не позволял себе избавиться от всадника! Другой бы конь, и не такой норовистый, как Ветерок, давно бы сбросил со своей спины такого беспомощного седока, - или просто позволил бы ему упасть, возможностей для этого было больше, чем достаточно! Но не таков был верный Ветерок! Жеребец шёл вперёд, безошибочно выбирая кратчайший и удобнейший путь к дому. Он даже пару раз сдвоил следы, чтобы сбить с толку возможную погоню. Конь крался к дому осторожно, как дикий зверь к своему логовищу. Убедившись, что засады нет, Ветерок пересёк поляну перед пещерой и скользнул под знакомые своды. Копыта его осторожно ступали по камням. Вот и «спальня». Шкуры, служившие постелями лесным стрелкам, не были свёрнуты с утра. Ветерок подошёл к ним и осторожно, как недавно на лесной поляне, опустился наземь. Но даже этого осторожного и медленного движения коня оказалось достаточно для того, чтобы всадник потерял равновесие. Конь почувствовал, что друг его совсем сбился на бок – и на этот раз резко дёрнул шеей и встряхнулся – пора было уже ссадить седока! Раненый, последнюю часть пути находившийся в полубессознательном состоянии, от этого резкого движения коня пришёл в себя, но удержаться на спине Ветерка уже не смог. Он почувствовал, что падает с коня, увидел стены и своды родной пещеры, почувствовал под собой мех звериных шкур. Было почему-то очень жарко. При падении он, видимо, упёрся во что-то раненым плечом – боль была настолько сильной, что заглушила боль от остальных ран.
Как ему захотелось сейчас, чтобы руки мамы осторожно коснулись его ран, принесли облегчение! Но об этом можно было только мечтать! Он постарался лечь так, чтобы уменьшить боль. Но сознание его прояснилось ненадолго. Скоро всё стало заволакиваться каким-то туманом, перед глазами промелькнули огненные круги, он почувствовал, что куда-то проваливается, и ещё успел этому удивиться: куда же можно провалиться, лёжа на земле? А дальше ничего не было – до того момента, когда он услышал голоса друзей и с трудом открыл глаза, чтобы убедиться, что они тут, живые, а не приснились ему.
Ветерок, освободившись от всадника, вскочил на ноги и вернулся ко входу в пещеру. Там он встал за выступом, внутри пещеры, готовый отразить любое нападение, даже ценой собственной жизни. Через какое-то время он увидел на поляне перед пещерой Хёрна, направляющегося к пещере. Хёрн был в куртке Робина, с луком за плечами. Также за плечами у него болтался уже виденный сегодня Ветерком мешок, а на поясе покачивался полный стрел колчан. Хёрн увидел коня, уже войдя в пещеру.
- Молодец, Ветерок, карауль нас, - сказал он тихо, проходя вглубь пещеры. Он был уверен, что жеребец не бросится на него.
Ветерок остался на своём сторожевом посту, а Хёрн склонился над раненым.
- Так, на боку повязка сбилась, но прилипла к ране… Вода понадобится.
Он сходил к ручью, принёс и вскипятил воду. Провозился он долго, так как вновь обрабатывал все раны. На этот раз ему никто не мешал.
Сюда не доберутся враги. Если только… Если только предатель Эдвард не приведёт их сюда!
Поэтому, услышав шаги и голоса, Хёрн приготовил лук и наложил на тетиву первую стрелу. Но тут Ветерок с радостным ржанием выскочил из пещеры, а Хёрн узнал голоса друзей и поднялся им навстречу, отложив оружие.
Шериф вернулся в Уикем очень довольный, он буквально светился от радости. Ни Гизборн, ни стражники никогда не видели его таким умиротворённым. Однако никаких пленных или убитых он не привёз, и озадаченный Гизборн буквально подскочил к нему с вопросом:
- Где он? Опять удрал?
Хотя имя не было названо, оба прекрасно понимали, о ком идёт речь.
- Нет, он убит.
- Где же тело?
- Зачем оно тебе? Хочешь протащить его по всему Ноттингему? Это глупо, Гизборн! Жители всё равно не поверят в его гибель. Люди верят в то, во что хотят верить, Гизборн! Но я видел его труп, этого достаточно. Или ты мне не доверяешь ?
- Я верю, милорд, но жители…
- В него попало три стрелы, этого достаточно, чтобы убить человека, не правда ли?
- Не знаю, лорд шериф. А вы вынули стрелы из ран, милорд?
- Зачем, Гизборн? Что-то я тебя не понимаю!
- Может, он не убит? У живого из ран потечёт кровь, у мёртвого – нет.
- Гизборн, ты идиот! Я не лекарь, чтобы констатировать смерть! Он был весь в крови! На что я был бы похож, если бы стал вынимать стрелы из ран? Я бы весь перепачкался в его крови. Этого бы ты хотел, да, Гизборн? – шериф сообразил, что допустил большую оплошность, и как всегда в таких случаях, разозлился на того, кто указал ему на промах.
- Нет, милорд. Зачем вам было самому вынимать стрелы? Это мог сделать и кто-то из солдат, - отвечал Гизборн, заметивший, что хорошее настроение шерифа быстро меняется на противоположное, и не желая подвергаться его гневу.
- Ладно, я не желаю слушать твои нравоучения! Мы не вынули стрелы, и забудь про это! – оборвал его шериф. – Разбойник убит, и его поручение успешно выполнено, и будем ждать перевода ко двору! Сколько можно торчать в Ноттингеме, в этой жалкой дыре! Пора уже и в столице показать, на что мы способны.
- Надо скорее возвращаться в Ноттингем, сэр! Оставаться в Уикеме очень опасно!
- Что ты паникуешь, Гизборн? Мы победили!
- В Уикеме мы не в безопасности, у этих разбойников полно сочувствующих!
- У сочувствующих осталось только их сочувствие! И кто, как не сочувствующие, предал их нынче? – ответил шериф лениво. – Пойми, весь день был в седле – и хочу отдыхать. Мы ночуем здесь, а завтра с утра двинемся в путь! Больше я ничего не желаю слушать!
Он развернулся уходить, и тут раздались крики:
- Пленные бежали!
- Как бежали? К оружию!
Но стражники не посмели стрелять и в ужасе опустили арбалеты. Побег прикрывал, держа их на прицеле, человек, которого они видели убитым на Каменном Холме! Правда, лицо его скрывал капюшон, но рост, одежда, оружие были те же!
- Призрак! – ахнул кто-то.
- Робин Гуд! – взвизгнул Гизборн и попятился, да так резво, что сбил с ног шерифа.
Тщетно шериф орал и бранился, его солдаты отказывались ему повиноваться – их ужас перед призраком - или перед убитым и всё-таки живым врагом! - был сильнее, чем перед шерифом и Гизборном, вместе взятыми!
Пленные бежали. Не так далеко от Уикема они встретили Марион и Мача, которые, наконец, нашли в себе силы покинуть болото, где нашёл их Ветерок, и брели, куда глаза глядят.
- Робин погиб! – вскрикнула Марион, бросаясь на шею Туку и заливаясь слезами.
- Не плачь, цветочек, тут какая-то ошибка, - утешил её толстяк.
- Он помог нам бежать! – вмешался Уилл.
- Он? Но точно мы этого не знаем, мы не видели его лица и не слышали голоса того человека, который нас спас ! – возразил Насир. – Где он, кстати?
Они обернулись. За ручьём стоял и смотрел на них таинственный незнакомец. Но и теперь он не снимал капюшона. Пару секунд он смотрел на друзей, а потом развернулся и исчез в зарослях ивняка.
- Надо идти за ним и разобраться, кто этот парень! – предложил Уилл и рванулся было следом за таинственным незнакомцем, но Джон удержал его за плечо.
- Погоди! Сейчас надо понять, что случилось с Робином и не нужна ли ему наша помощь.
- Мы оставили его на Каменном Холме! Он сказал, чтобы мы с Марион уходили, а он придёт позже, и отдал нам Альбион, - объяснял Мач Джону. – Думаешь, солдаты убили его?
- Вот что, ребята! Надо пойти на Каменный Холм – и там мы всё поймём, - предложил Насир.
- Хоть похороним парня по-человечески, если он действительно убит, - пробормотал Тук, крестясь, себе под нос.
Однако Марион и Мач услышали его слова, и оба снова заплакали. Теперь, встретившись с друзьями, они уже смогли заставить себя отправиться туда, где оставили Робина в окружении вражеского войска, хотя их по-прежнему пугала сама мысль о том, что они могут увидеть на Холме.
- Пока рано плакать, мы ничего не знаем, - успокоил их Уилл, - чем быстрее мы доберёмся на этот проклятый Холм, тем скорее узнаем правду. Вот тогда и будем либо плакать, либо радоваться.
Шли они довольно долго. Уже на подходе к Холму, на краю леса, сарацин вдруг опустился на колени и стал внимательно изучать траву под ногами.
- Что случилось, Насир? Какие-то следы? – столпились все вокруг него.
- Да, странный след. Некованый сарацинский конь бежал на Холм.
- Да, Ветерок побежал на Холм, когда я сказал, что Робин остался там! – воскликнул Мач взволнованно. - Что ещё говорят следы, Насир?
- Странно. Коня вспугнули. Он встал на дыбы, но потом почему-то не убежал, а стоял и ждал человека. К нему подошёл человек и повёл его за узду – или за оголовье, если это был Ветерок. Впрочем, едва ли ещё какой-то конь этой породы, да ещё без подков, мог тут оказаться. Наверняка, это наш Ветерок. Человек, которого он встретил, повёл его на Холм – их следы идут рядом.
- Но Ветерок не дастся в руки никому, кроме Робина! – вмешался Малютка. – Значит, он встретил Робина? Но зачем им снова возвращаться на Холм?
- Хёрна…. Я думаю, он встретил Хёрна, - возразил Тук. – Хёрну он в руки дастся.
- Если он встретил Хёрна, тогда понятно, зачем им подниматься на Холм, - невозмутимо ответил Насир. – Посмотрим, что скажут следы…
- Пошли скорее, Насир, - поторопил друга Тук.
Стрелки подошли к Каменному Холму. Холм был пуст. Того, что ожидали и боялись увидеть Мач и Марион, а, возможно, и остальные стрелки! – они не увидели. Тела их товарища на Холме не было.
Насир поднялся на вершину Холма, остальные стояли внизу, задрав головы вверх и ждали. Очень скоро они услышали возглас Насира:
- Его подстрелили! Вот след крови, идёт с вершины Холма вот сюда. Он лежал здесь. Но куда он делся?
-Его утащили с собой солдаты, - прошептала Марион, закрывая лицо руками. – Они и над убитым будут над ним глумиться!
- Нет, - возразил Насир, буквально ползая по Холму и изучая следы, незаметные его друзьям, которые вслед за ним, стараясь не разбредаться далеко друг от друга, чтобы не затоптать следы, гуськом поднялись на Холм. Только Тук отделился от остальных и поднимался с другой стороны Холма, более подходящей для него.
- Солдаты ушли, бросив его тут. Не понимаю, почему, но они не забрали его с собой. Он лежал тут долго после того, как подкованные тяжёлые лошади и солдатские сапоги спустились с Холма. Камни потемнели от крови. Потом на Холм взлетел Ветерок. Его следы – везде возле Робина. Потом на Холм поднялся Хёрн.
- Ты как будто видишь всё это, Насир! – восхищённо прошептал Уилл. – Но что было дальше, Насир?
- Стрелы! Короткие стрелы для арбалета! – вдруг вскрикнул Тук,– Вот тут, среди камней! Наконечники все в крови!
Он подошёл к друзьям и подал Насиру три коротких стрелы. Все столпились и осмотрели их.
- Если это те самые стрелы, то у бедняги три раны, - проворчал Уилл. – Что было дальше, Насир? – спросил он, старательно пряча тревогу.
Сколько раз он спорил с Робином, лез сам в вожаки – хотя и понимал, что друг справляется со свалившейся на него ответственностью командира куда лучше, чем мог бы справиться он сам – а теперь от одной мысли, что друг погиб, и теперь придётся обходиться без него – становится муторно! Больше никогда не увидеть друга? Не услышать его голоса, не увидеть его сияющих глаз? Не сражаться бок о бок с ним? Не отдыхать вместе у костра после боя? Это просто кошмар! Робин грел их всех, без него сразу стало пусто и холодно! Уилл тряхнул головой, отгоняя эти мысли. Ведь ещё наверняка ничего неизвестно! Возможно, что друг не погиб! Что там говорит Насир?
- Хёрн подошёл, отогнал Ветерка и ходил возле Робина, переворачивал его. Такое впечатление, что он перевязывал ему раны. Но точно пока я не могу сказать. Надо посмотреть следы, ведущие с Холма, - и в голосе всегда выдержанного и невозмутимого Насира друзья уловили тревогу и отчаянную надежду.
Да, все они чувствовали сейчас то же, что Уилл и Насир! Боль потери, надежду и тоску! Холод и пустота - вот эти слова точнее всего передавали их ощущения! Но надежда ещё не умерла в них…
Насир продолжал изучать Холм. Друзья его стояли на том месте, где некоторое время назад лежал их друг – убитый или раненый, они не знали, – и смотрели напряжённо на ползающего по камням Насира.
Через некоторое время стрелки услышали:
- Вот, опять следы Ветерка. Он спускается… Ого! Он шёл не налегке! С Холма он вёз на себе всадника! – теперь в голосе Насира было удивление.
- Но кого? – спросили все в один голос.
- Если мы пойдём по его следам, то узнаем. Но я бы ещё посмотрел следы человека, идущего пешком. Возможно, тогда мы поймём, кто спас нас в Уикеме. – Насир овладел собой, и теперь голос его был спокойным, как обычно.
Насир обследовал склоны Каменного Холма, причём основное внимание он обращал на тот склон, где Тук нашёл арбалетные стрелы, и подозвал к себе Тука.
- Хёрн ушёл отсюда пешком, Тук. Я не стал бы говорить это Марион, обнадёживать её раньше времени, но возможно, что Робин жив. Во всяком случае, он был жив несколько часов назад, когда они с Ветерком уходили отсюда, - прошептал Насир на ухо толстяку.
- Дай Бог, чтобы он был жив, Насир! – перекрестился Тук.- Но пошли скорее по следам Ветерка, может, мы узнаем, наконец, что происходит? А вдруг Ветерку требуется наша помощь? Тут Робина, во всяком случае, нет! Ветерок, скорее всего, побежал домой. Нам всё равно придётся возвращаться туда. Пошли!
Вся компания снова направилась в лес. Но шли они не кратчайшим путём к дому, а по следам Ветерка. Впереди шёл Насир, читая следы.
- Ветерок идёт как-то странно; всё время меняет аллюр, как будто всадник не управляет им.
- Может, он всё-таки один? – спросил Джон.
- Нет, погляди след: копыта глубоко врезаются в почву, так бывает только тогда, когда конь идёт под всадником.
- Может быть, Ветерок ранен? – спросил Уилл.
- Но он не был ранен, когда прибежал на болото и узнал, что Робин остался на Каменном Холме, - вмешался Мач.
Друзья долго шли по следам.
Через некоторое время Насир сообщил:
- Ветерок сдвоил следы! До чего умный жеребец! Он чего-то опасается. Видно, он считает, что не может бежать или принять бой, потому так осторожен.
- Возникла какая-то опасность? Их преследуют? – испуганно спросил Мач, и все заметили, что он сказал «их», а не «его», как следовало бы сказать об одном Ветерке.
- Нет, опасности нет… Никаких других следов тут нет, Ветерок просто осторожничает, - ответил сарацин, осмотрев поблизости каждую пядь земли.
Уже на закате солнца, идя всё время по следам Ветерка, друзья приблизились к своему лагерю.
Подходя к нему, они тихо разговаривали между собой.
- Кто же это был? Он так и исчез, не показав нам лица и не сказав нам ни слова, - допытывался Уилл, хватая за рукав Насира. – И куда всё-таки делся Робин? Если его убили, то куда делось тело? Ты же говоришь, что солдаты бросили его там, на Холме. А если он жив – то опять же, куда он девался?
- Сейчас всё узнаем, Ветерок уже дома, судя по следам, - отозвался тот.
- Он попрощался со мной, он знал, что ему не выбраться! Поэтому и Альбион отдал! – плакала Марион.
- Он велел нам уйти и обещал прийти попозже – и придёт, - всхлипнул Мач, - я ему верю. Хоть ты говоришь, что он погиб, я не поверю, пока не увижу его мёртвым! Он никогда не врал, я знаю его всю жизнь! Если он обещал прийти – он придёт!
- Он сказал, что придёт, чтобы вы ушли, - перекрестившись, отвечал Тук, чья надежда найти друга живым, вспыхнувшая на Каменном Холме, сильно уменьшилась за время пути к пещере. – Марион права, Робин знал, что не придёт. Поэтому он и отдал вам меч. Посуди сам – он остался в окружении, один против целого войска. У него не было шансов остаться в живых… никаких шансов у него не было, мальчик. Но в жизни случаются и чудеса… Мы должны надеяться.
- Он не мог соврать, брат Тук! Он никогда не врал! Я знаю его всю жизнь, мы росли вместе! – сквозь слёзы возразил Мач. – Никогда, что бы ни грозило за правду, он не врал!
- За нами даже не было погони! – воскликнул Мач.
- Вы с Марион для стражников были уже не интересны, они сосредоточились на нём, - пояснил Насир.
- Успокойся, парень! Мы все не меньше тебя его любим и хотим найти его живым! И вруном его никто не считает, - Уилл обнял Мача за плечи.- Крепись, через несколько минут мы всё узнаем. Держись, что бы ты ни увидел.
Дальше все шли молча, говорить было не о чем, в душе каждого боролись отчаяние и надежда, но вслух говорить о своих переживаниях всем было слишком тяжело.
Они вышли на поляну перед пещерой.
Вдруг Уилл воскликнул:
- Глядите, Ветерок!
И точно – из пещеры им навстречу вылетел Ветерок! Но на кого он был похож! В засохшей болотной грязи, со спутанной гривой, а весь левый бок пересекал кровавый след. Однако не похоже, чтобы он был ранен – с радостным ржанием подскочил он к друзьям и стал ласкаться ко всем по очереди.
- Господи, похоже, бедный жеребёнок не в себе! Я не знал, что скотинка тоже может сойти с ума! – горестно воскликнул Тук, обнимая за шею подскочившего к нему Ветерка. – Бедняжка, чему же ты радуешься?
- Сейчас узнаем! – решительно воскликнул Насир, бросаясь в пещеру. Друзья устремились за ним.
Каково же было их удивление, когда им навстречу со шкур, устилавших пол пещеры, поднялся Хёрн, в одежде Робина.
- Хёрн! Нас спас Хёрн! – воскликнули в один голос Насир и Джон.
Ветерок тоже вскочил в пещеру. Марион бросилась к Хёрну. Она плакала, но сквозь слёзы просила, чтобы Хёрн помог Робину, оставшемуся в западне, хотя только что перед тем была уверена в его гибели.
- Мы только что были все вместе на Каменном Холме, где оставили его в окружении, но его там уже нет, и мы не знаем, где он и что с ним! Спаси его, Хёрн, умоляю! Только ты можешь помочь!
- Я помог уже! - мягко сказал Хёрн, отстраняясь, и стрелки, не успев понять смысл этой фразы, увидели своего друга, лежащего на шкурах.
Это было настолько неожиданно, и они настолько не могли поверить своим глазам, поверить, что чудо произошло, что их друг спасён, что первые их слова были совсем не о нём, словно они боялись спугнуть видение, заговорив о нём вслух.
- Ветерок ранен, - сказал Малютка, ни к кому в отдельности не обращаясь.
- Это не его кровь, на жеребце нет ни царапины, - отвечал Хёрн спокойно. – Мач, почисти жеребца. А ты, Насир, срочно отвези на Каменный Холм одного из убитых тобою сегодня утром ассасинов. Сделай так, чтобы его невозможно было узнать, и надень на него вот это, – с этими словами Хёрн скинул куртку Робина.- Торопись! Скоро шериф и Гизборн пошлют на Каменный Холм за трупом. Пусть они получат труп! – он усмехнулся и глаза его задорно сверкнули.
Насир без споров оседлал своего худого гнедого жеребца, пасшегося у пещеры, взял куртку друга и умчался. Он отлично понял замысел Хёрна. Действительно, необходимо было, чтобы враги продолжали думать, что Робин убит. Чем дольше они пробудут в этой уверенности, тем меньше они будут пока докучать стрелкам, которым требовалось время для того, чтобы оправиться после всего происшедшего.
Затих стук копыт Насирова жеребца, и Мач с опаской шагнул к Ветерку. Тот прижал уши и захрапел.
- Хёрн, я не могу, он не дастся мне, ты же знаешь, - сказал Мач, запинаясь.
- Робин долго не сможет ухаживать за тобой, жеребёнок. Пока он болеет, тебе придётся слушаться его друзей, - спокойно сказал Хёрн.
После этих слов Джон, Уилл и Тук словно очнулись и бросились к другу.
А Марион уже опередила их и склонилась над Робином. Ей сразу бросилось в глаза, что плечо у него перевязано. Она вскрикнула – горестно и радостно – похоже, он жив, но он ранен! И неизвестно, насколько опасны раны!
Она быстро обернулась к Хёрну, и в глазах её был вопрос. Хёрн понял, что она хотела спросить и, в свою очередь, не ответив ей на её немой вопрос, сам спросил её мягко:
- Ты очень любишь его ?
Слёзы потекли по её щекам, она испугалась, что этот вопрос может означать, что часы друга сочтены, и склонилась к нему, чтобы запомнить его лицо, хотя и так знала, что запомнит на всю жизнь.
- Ты очень любишь его, девочка ? – повторил Хёрн свой вопрос, не дождавшись ответа.
Она кивнула, не в силах ничего сказать из-за слёз. Неужели она вновь нашла Робина только для того, чтобы снова потерять, - и уже навсегда?
- Тогда ты позаботишься о нём, - сказал Хёрн. – Ему сейчас понадобятся заботы друзей.
- Он опасно ранен? – спросила Марион робко, боясь услышать, что раны смертельны.
- Джон объяснит тебе, он в этом неплохо разбирается.
Хёрн отошёл в сторону, подозвал к себе Джона и Тука. Но вслед за ними и остальные столпились вокруг.
- Ну, что? – спросили все в один голос.
- Выйдете все, кроме Джона и Тука, они потом всё объяснят вам, - приказал Хёрн строго.
Неохотно Уилл, Мач и Марион отошли к выходу из пещеры.
Тук снова перекрестился, покосился через плечо на неподвижно лежащего друга. Хёрн заговорил:
- Раны не смертельны сами по себе, но у него сильный жар, раны воспалились, - слишком долго он пролежал без помощи на Каменном Холме, а потом ещё – ехал на Ветерке по лесу. Кроме того, он потерял много крови… Так что я не могу гарантировать, что он выживет, но надежда есть. Всё будет зависеть о того, хватит ли у него сил и желания бороться за жизнь, - и, конечно, от того, как мы все позаботимся о нём!
-Но как Робин мог скакать верхом? Он же без сознания!
- Он лежал без сознания на Каменном Холме. Я, как мог, перевязал его раны и привёл в чувство. Остальное – заслуга Ветерка. Они добирались домой сами, без меня. Я не зря рассчитывал, что жеребец не сбросит его… А мне уже некогда было идти с ними - другие дела были.
Затем Хёрн сказал:
- Успокойте Марион, Тук и Джон! От её рыданий и здоровому худо станет, а Робина это просто убьёт! В его состоянии ему нужен покой.
Джон первый вышел из пещеры. Марион действительно билась в рыданиях на руках растерянного Уилла. Всё напряжение этого дня, накопившись, вызвало истерику.
- Тихо, Марион! – прикрикнул Джон строго. – Робин жив, и нечего его оплакивать! Хёрн сказал, что он будет жить, если ты не доконаешь его своими рыданиями. У него лихорадка от ран, а если ещё ты свалишься – кого тогда прикажешь выхаживать? На двоих мне не разорваться!
- Возьми себя в руки! – подхватил Уилл. – Ведь ты сражалась наравне с нами, как мужчина и воин! Почему ты сейчас ведёшь себя, как девчонка?
- Ты лжёшь, Джон! Хёрн не зря отослал меня из пещеры! Он не зря не сказал, опасно ли он ранен! Он врёт, Уилл, он врёт!
Молодые люди с трудом увели несчастную девушку к ручью и окунули умыли, надеясь хоть этим привести её в себя.
- Почему ты не веришь Хёрну и Джону, Марион? – спросил Уилл. – Зачем им врать? Я сам только что видел Робина – он ранен, это правда, но умирать он не собирается!
- Он не мог выжить! Они убили его там, на Холме! Он не мог спастись!
В этот момент к ним подкатился Тук. Он сказал, отдуваясь:
- О, Господи! Ты должна благодарить Божью Матерь, что она спасла его в этом безнадёжном бою, а не гневить Бога своими слезами! Говорю тебе – он жив, но он ранен. Вместо того, чтобы лить слёзы, ты бы помогла Хёрну – он уже с ног сбился! Успокойся и пойдём домой – сама убедишься, что никто тебе не врёт!
Они вернулись в пещеру, где Хёрн и Ветерок оставались возле раненого.
- Что с ним? – робко спросила Марион, приближаясь к Хёрну.
Хёрн поднял голову и спокойно ответил:
- Ничего ужасного не случилось. Смертельных внутренних повреждений у него нет – это уже хорошо. Опаснее всего – большая потеря крови и жар – раны воспалились, слишком долго он пролежал без всякой помощи, но при хорошем уходе он поправится.
Робин в это время открыл глаза, и они блестели особенно ярко на осунувшемся лице.
Он узнал Хёрна и Марион, но, судя по всему, не соображал, где находится и что происходит.
- Хёрн, мы опять на Каменном Холме? Марион, уходи, пока они кольцо не замкнули! – произнёс он хрипло, глядя на Марион с отчаянной решимостью прощания. – Кто-то из нас должен спастись обязательно! Это будешь ты и Мач! Где он?
- Я тут! - Мач высунулся из-за плеча Уилла. - Чего ты хочешь, Робин? Что я должен делать?
- Уходите скорее! Я приказываю… Уведи её, Мач! Ещё несколько минут – и будет поздно! Не ждите меня, не ждите! - он попытался приподняться, но боль заставила его снова упасть на шкуры.
- Лежи смирно! - прикрикнул Хёрн –Все спаслись, все вернулись домой! Теперь ты должен слушаться Джона и спокойно поправляться! Пока ваши враги оставят вас в покое: они слишком уверены в своей победе.
Затем Хёрн обратился к стрелкам:
- Пора ужинать, ребята, а затем – все отдыхайте. День сегодня был нелёгкий, надо восстановить силы, они нам ещё понадобятся.
Девушка и монах занялись приготовлением ужина. Однако ужин вышел невесёлый. Все жевали вяло, не замечая толком, что едят. н был единственным, у кого события этого дня не отбили аппетит, и он не понимал, что друзья настолько измучены, физически и морально, что даже не чувствуют голода.
- Что это с вами сегодня? – спросил толстяк с набитым ртом. – Вы все на себя не похожи! Неужели мясо сегодня подгорело?
- Дело не в мясе, оно отличное, просто кусок уже в горло не лезет, - отозвался Джон. Он ел в стороне, поглядывая на своего подопечного, который, к счастью, пока лежал спокойно. Но Джон знал, что «весёлая» ночь ему обеспечена – другу явно будет нехорошо, понадобится помощь.
- Неужели ты сейчас можешь думать о еде? – удивился Уилл.
- А о чём я ещё должен думать, когда ем? – не менее удивлённо ответил Тук вопросом на вопрос.
- Хотя бы о наших ближайших планах на будущее. Что мы будем делать теперь? – жёстко спросил Уилл.
- Думаю, в ближайшее время нам следует заняться домашними делами. Поохотиться, отдохнуть… Сейчас не стоит попадаться на глаза врагам, - отвечал Тук невозмутимо. – Ну и, конечно, самая главная наша забота… - он не договорил, но показал глазами на раненого.
Конь пятый и последний.
*****
Насир гнал жеребца по вечернему лесу. Он торопился. Данное Хёрном поручение было срочным – ведь в любой момент враги могли явиться на Каменный Холм за своим трофеем, а трофея там уже – и ещё! – не было... Гнедой шёл галопом. Вот и место боя с ассасинами. Насир резко дёрнул поводья, останавливая коня. Тот, храпя, испуганно косился на убитых врагов. Насир спешился, привязал коня. Немного ему понадобилось времени, чтобы выбрать убитого, более похожего телосложением на друга. Больше времени ушло на то, чтобы сделать его лицо неузнаваемым и переодеть в куртку друга. Затем Насир взвалил на спину Гнедого убитого ассасина, отвязал жеребца, вскочил в седло, и погнал коня к Каменному Холму. Обоим – и коню, и всаднику – было очень неприятно такое близкое соседство убитого врага, но выбирать не приходилось. Довольно быстро они достигли цели своего путешествия. Насир соскочил с Гнедого и повёл его под уздцы на Каменный Холм. Оставив убитого ассасина на Холме, Насир вскочил на Гнедого и снова помчался на место боя с ассасинами. Его задача ещё не была выполнена. Ему надо было отвезти второго убитого и сарацинские одежды в Гнилое болото, чтобы враги не могли раскрыть обман. Вновь пришлось ему путешествовать верхом в компании убитого. Солнце уже зашло, и ехать на болото было небезопасно, легко можно было увязнуть в трясине. Насир медленно ехал по лесу. Теперь уже можно было не спешить – едва ли враги ночью сунутся сюда и помешают ему. Сарацин устал, ему хотелось поскорее вернуться домой и отдохнуть, но спешка могла стоить жизни, и он предпочитал действовать наверняка. Сам того не подозревая, он повторял утренний путь Ветерка и отряда Уинстона. Местность стала понижаться, под копытами зачавкала вода. Насир спешился и повёл Гнедого в поводу, осторожно нащупывая срезанной веткой путь. Возле болота Гнедой вдруг насторожился. Насир заметил это. « Кто бы тут мог быть в такое время? » - он прислушался. Тихое фырканье раздалось совсем близко. Насир приготовил оружие. Во тьме мелькнуло что–то светлое. Лошадь! Откуда тут взялась лошадь? Насир не знал об утреннем подвиге Ветерка, и поэтому не подозревал, что в болоте утонул целый отряд стражников. Спаслась случайно только одна серая кобыла. Она и вышла сейчас навстречу Насиру. Убежать она не могла, так как поводья её запутались в ветках куста, росшего на краю болота. Сарацин без труда поймал её. Привязав обеих лошадей на краю болота, сарацин потащил свой груз по неверной болотной тропе. Особенно далеко он идти не собирался, и недалеко от края болота утопил и ассасина и узел одежды, после чего вернулся к лошадям. Теперь сарацин отправился домой. За собой в поводу он вёл пойманную на болоте кобылу. Довести её до лагеря стрелков оказалось не так-то просто, она оказалась очень пугливой, шарахалась в сторону от каждого звука, вырывалась из рук. Однако всё-таки сарацин не упустил её. Уже поздно ночью Насир вернулся домой.
Следующее утро встало над лесом солнечное, умытое. Но не все радовались ему. Гизборн и шериф спали тяжёлым похмельным сном – накануне они хорошо отпраздновали свою мнимую победу . Жители Ноттингема и окрестностей почти не спали в прошедшую ночь – ужасные слухи о вчерашних событиях в Уикеме взбудоражили всех друзей лесных стрелков. Во всех домишках и лачугах обсуждали происшедшее. Имя гнусного предателя также сделалось известно. Поговаривали и о расправе над ним…
А что же сами стрелки? Вчерашний день выдался для них ужасным, но и ночь после событий в Уикеме и на Каменном Холме не оказалась легче. Как и предсказал Хёрн, у раненого началась лихорадка, он бредил и пытался избавиться от повязок.
- Надо идти выручать Уилла и Джона. Отпустите меня! Мне надо идти в Уикем!
Он рвался из рук друзей, левой рукой пытался сорвать повязки.
- Зачем эти бинты! Они только помешают мне драться! Нельзя терять времени, ребят повесят! – голос его был хриплым, каким-то чужим – Где мой меч? Я уже иду, ребята, не могу же я бросить вас в плену!
- Очнись, Робин, мы все здесь, в Шервуде, и Уилл и Джон здесь, тебе не надо идти в Уикем, все наши вырвались из плена! - Марион с отчаянием заглядывала в лицо друга. - Погляди на меня! Кто я, скажи? Ты узнаёшь меня?
Её пугал его дикий, лихорадочный взгляд, смотревший куда-то сквозь неё. Робин явно не соображал, где он находится и что происходит. Он не узнавал не только Марион, но и других товарищей! Он не узнавал и тех, кого хотел спасать из плена. Ведь как раз Джон и Уилл удерживали друга, метавшегося на шкурах и пытавшегося вскочить на ноги. Это было не так легко, как могло бы показаться на первый взгляд, потому что им приходилось ещё и следить за тем, чтобы, удерживая друга, не причинить ему вреда.
- Спокойно, Робин, спокойно! Не дёргайся, это тебе сейчас вредно! Твоим ранам нужен покой, пойми! – Уилл осторожно удерживал друга,
Джон помогал ему. Мач вертелся возле ребят, только мешая им.. Мальчишка был здорово напуган всем происходящим – с его названым братом явно творилось что-то неладное, а после всего того, что им пришлось перенести в этот день, Мач готов был ожидать самого худшего.
- Что с ним, Хёрн, он сошёл с ума? – Мач схватил Хёрна за рукав. – Он нас не узнаёт!
Но следующая его мысль была ещё ужаснее, - на заре их разбойничьей жизни Мач потерял родителей, их убили люди Гизборна у него на глазах – он потом долго был каким-то «потерянным», а теперь… теперь, похоже, у него на глазах умирал от ран его названый брат, столько раз выручавший его. Робин, с которым Мач вырос бок о бок, был самым близким человеком для мальчишки, и потерять его было больно и страшно. В эти минуты было ещё страшнее, чем тогда, на болоте, когда Марион сказала ему, что Робин убит. Тогда Мач не поверил ей до конца, он надеялся, что друг выпутается из беды, и, как бы ни была велика опасность, останется в живых, – и эта надежда спасала его от безумия. Теперь эта надежда съёжилась до предела, почти исчезла.
Мальчишка едва сумел произнести вслух свой следующий вопрос:
- Хёрн, он что … умирает?
- Нет, у него просто сильный жар, когда он спадёт, Робин придёт в себя, - успокоил Мача Хёрн. – Но до этого ещё далеко!
Хёрн отвернулся от мальчишки– сейчас у всех были дела поважнее, чем утешение сына мельника!
- Держите его, ребята ! – приказал Хёрн Уиллу и Малютке. – Нужно дать ему лекарство. Надо успокоить его – иначе он серьёзно повредит себе – он сейчас ничего не соображает.
С этими словами Хёрн отправился в дальний угол пещеры, где оставил свой вещмешок.
Ветерок тоже принимал участие в суете. Он, как ни удивительно, был единственным, кого узнал раненый. При виде жеребца Робин улыбнулся, взгляд его прояснился. Однако, как поняли друзья из его следующих слов, он всё равно не понимал, где он и что происходит. Он как будто жил во вчерашнем дне, и как тогда, когда только что очнулся на Каменном Холме и поэтому собирался отправиться на выручку друзьям.
- Нам надо торопиться, Ветерок! Нам надо в Уикем! – он рванулся к Ветерку, но Малютка и Уилл удерживали его, а сил у раненого не было. Ветерок ласково облизывал приятеля, но не опустился рядом на землю, чтобы тот смог перекинуться через его спину, как делал не раз в этот жуткий день. Конь понимал, что сейчас друг его говорит полную ерунду. Что им сейчас, ночью, делать в Уикеме?! К тому же, место это с сегодняшнего дня стало вызывать у Ветерка опасения – именно туда ушли друзья утром, и после этого много чего случилось недоброго. Похоже, все неприятности поджидали их именно в этой деревне! И вот, Ветерок по-своему старался успокоить друга, потому и лизал его ласково, тыкался носом. Но жеребец, как и люди, понимал, что друг ранен, и ласкался осторожно, не касаясь ран, чтобы не причинить другу боль. Пока Ветерок, Малютка и Уилл оставались возле раненого, Хёрн вернулся из другого конца пещеры с лекарством. Но напоить раненого было не так-то просто! Он вырывался, сжимая зубы – возможно, ему казалось, что он находится в руках врагов, и эти враги намерены угостить его ядом! Однако, после недолгой борьбы, им всё-таки удалось справиться с этой задачей. Джон и Тук удерживали друга, Уилл кинжалом разжал ему зубы, и Хёрн осторожно влил раненому в рот душистую травяную настойку.
- Ну, теперь и он, и мы немножко передохнём, - улыбнулся Хёрн. – Он скоро успокоится. В его положении опасно так метаться – можно сильно навредить себе. Но в эту ночь вряд ли мы с Джоном выспимся – остальным я советую ложиться сейчас, чтобы поспать хоть два-три часа, до следующего приступа. А если повезёт, можно поспать и до утра.
Действительно, очень скоро раненый затих и как будто уснул. Рядом, устало вздыхая, улёгся верный Ветерок. Скакун устал, конечно, за этот страшный день, но он не собирался спать. Животное внимательно глядело на лежащего рядом человека. Казалось, что жеребец вполне сознательно присматривает за другом, и случись что – поможет.
- Он живой, Хёрн? – спросил Мач шёпотом, недоверчиво глядя на внезапно уснувшего друга.
- Да, малыш, конечно, живой, - ласково ответил Хёрн. – Он спит, и вам пора ложиться.
Вся компания стала размещаться на ночлег. Не хватало только Насира, уехавшего по поручению Хёрна. О нём тоже беспокоились, поэтому заснуть долго не удавалось. Стрелки ворочались на своих подстилках из шкур, шептались. Постепенно усталость взяла своё, разговоры затихли. Костёр догорал. Только Хёрн и Маленький Джон не ложились, хотя и клевали носом – их силы тоже не были безграничны! – не спал и сарацинский жеребец. Джон, сидя у костра, поддерживал самый слабенький огонёк – чтобы в нужный момент быстро раздуть пламя посильнее. Ветерок лежал возле Робина. Скакун отдыхал – после очень страшного и тяжёлого дня он, наконец, лежал, как всегда, возле Робина. И друг был жив! Хотя и нездоров… Ветерок очень хорошо помнил, как взлетел на Каменный Холм и нашёл там раненого друга… Помнил, и как они добирались сюда, и как вернулись остальные стрелки. Ветерок прислушивался к дыханию друга. Почти три часа тихо было в укромной лесной пещере, и слышно было только тихое дыхание спящих. Наверное, Джон тоже задремал. Разбудило его тревожное ржание Ветерка над самым ухом. Жеребец стоял возле него, толкал копытом и звал – жалобно и тревожно, будто хотел сказать:
- Вставай, вставай скорее, беда!
Но кроме ржания, какие-то ещё звуки слышались рядом, спросонья Джон не мог сообразить, что происходит...
Джон вскочил на ноги, подбросил в огонь ветку потолще. Пламя вспыхнуло, осветив пещеру. Взгляд Джона выхватил раскиданные шкуры, разметавшегося друга. Ему было действительно очень плохо, он стонал и бредил, но метаться уже не мог – сил не было. Глаза были закрыты, лицо как-то нехорошо заострилось. Над раненым уже склонялся Хёрн. Джон заметил, что Охотник не растерян.
- Протри его уксусом, Малютка, - отрывисто скомандовал Хёрн. – Надо хоть чуть-чуть сбить жар, иначе он не выдержит. А я пока приведу в порядок его раны – нельзя допустить, чтобы они загноились, это слишком опасно.
Хёрн стал осторожно разбинтовывать раны названного сына, менять целебный мох, который он прикладывал к ранам, а Джон смочив уксусом кусок полотна, протирал им Робина. В этот раз держать раненого не приходилось – он не вырывался.
Остальные стрелки также были разбужены – кто ржанием Ветерка, кто поднявшейся вслед за тем суматохой. На сей раз, как почувствовали стрелки, другу их действительно было очень худо, и не у одного Мача мелькнула мысль, что вожак умирает. Однако, Божьей милостью и усилиями Джона и Хёрна, худшее не случилось. Уже далеко за полночь раненый, наконец, успокоился и уснул.
Друзья его также немного успокоились. В конце концов, Хёрн сказал, что смертельных ран у друга нет. К моменту возвращения Насира в лесном лагере всё более-менее успокоилось, хотя стрелки ещё не спали. Возвращение сарацина порадовало всех. Наконец, все были в сборе!
Сарацин соскочил с коня возле пещеры. В пещере горел костёр. Друзья его не спали, как Хёрн ни настаивал на том, что всем необходим отдых. Насир вошёл в пещеру, ведя за собой двух лошадей.
- Как Робин? – это было первое, что спросил Насир.
- Заснул, - ответил Хёрн.
Хёрн умолчал, что до того Робину было очень плохо, и они с Джоном всерьёз опасались за его жизнь. И тут же сам задал вопрос:
- Всё в порядке, Насир?
- Да, всё нормально. Труп на Каменном Холме, второй убитый – в Гнилом болоте, вместе с одеждой. Оружие ассасинов и эта кобыла достались нам в наследство. Не знаю, как кобыла оказалась на краю болота, но я поймал её там.
- В болоте завяз сегодня один из отрядов шерифа, видно, эта кобыла – всё, что осталось от этого отряда, - ответил Хёрн. - В болото их заманил Ветерок. Почисть его, Насир. Мачу в руки он так и не дался.
Насир взглянул на Ветерка. Жеребец лежал возле друга. Но вряд ли ему стоило там лежать! Он был настолько грязен, что, казалось, всей жизни не хватит, чтобы отмыть его.
Сарацин подошёл к Ветерку, сказал спокойно:
- Вставай, жеребёнок, пойдём, я в ручье тебя вымою. Ты же грязный, как свинья! - Насир взял коня за оголовье.
Жеребец устало вздохнул, поднялся на ноги. Тревожно оглянулся на друга.
- Он спит, не волнуйся, - сказал Насир. – Пошли, Ветерок. – Он потянул коня за собой.
К огромному удивлению стрелков, конь в этот раз послушался и вышел из пещеры вслед за сарацином. Луна вышла из-за туч, и в её свете искрилась вода в ручье. Ветерок шёл за Насиром. Они зашли в ручей. Щётка коснулась боков скакуна. Он всхрапнул, вскинул голову.
- Стой, стой, Ветерок! – услышал он голос сарацина.
Вода освежала бока жеребца. Ему было приятно, он склонил голову к воде, стал пить свежую холодную воду. Насир умело и осторожно чистил и купал его, затем стал промывать и расчёсывать гриву и хвост… Ветерок чувствовал, что руки, касающиеся его – чужие, но покорялся. Всё же Насир , как и другие стрелки, не был совсем чужим для него – это были друзья. Они долго плескались в ручье. Ветерок вспомнил другие купания. Как здорово было так плескаться с Робином! В ушах коня зазвучал смех друга, сарацин плеснул в него водой, а Ветерку на мгновение показалось, что не Насир, а Робин купает его, и он радостно заржал и встряхнулся, далеко разбрызгивая вокруг себя воду. Но сразу же жеребец вспомнил слова Хёрна о том, что Робин долго не сможет ухаживать за ним, и заржал совсем иначе – тоскливо и тревожно. Он заторопился из ручья, но сарацин удержал его, и ещё некоторое время купал его. Наконец, Насир оглядел скакуна, провёл рукой по его шерсти и сказал удовлетворённо:
- Ну, теперь ты уже почищен и выкупан, можно возвращаться домой.
Насир повёл жеребца из ручья. Ветерок рвался вперёд, он торопился вернуться к другу.
Вернулись домой они нескоро, но Ветерок блестел от воды, грива и хвост были промыты и расчёсаны, ни грамма болотной грязи не осталось на шерсти Ветерка. Он сразу подбежал к другу, обнюхал его, быстро лизнул и улёгся рядом.
Наконец, и Насир смог устроиться на ночлег. Он сразу уснул, и не слышал тихого разговора Хёрна и Малютки, молитв Тука и Марион. Уилл и Мач уже спали, скоро улеглись и остальные, кроме Джона и Хёрна. Впрочем, до утра оставалось не так уж много времени.
Утро для Гизборна и его начальника началось довольно поздно – где-то ближе к полудню, что и неудивительно: вчерашний день и для них не был лёгким, да и конец его они отметили неумеренными возлияниями. Первое, о чём вспомнил шериф сразу после того, как поднялся с постели – это вчерашние события на Каменном Холме. В его мозгу мелькали обрывки воспоминаний: Холм, его войско вокруг, какие-то люди на Холме. Дальше всё обрывалось. Ему казалось, что вчера произошло что-то очень важное. С усилием он припомнил, что вроде бы победил шервудскую шайку. Но это было слишком невероятно! Кажется, всё-таки он победил… Правда, с похмелья он никак не мог вспомнить, наяву всё происходило или во сне! И для решения этого вопроса он вызвал к себе Гизборна. Вдвоём, пересиливая головную боль и потягивая из жбанов огуречный рассол, они сидели и вспоминали, что происходило накануне.
- Кажется, всё-таки засада в Уикеме была, милорд, - предположил Гизборн, - но что было дальше, - не помню, хоть убейте!
- Да, тебя убить мало! – выругался шериф.
Но тут при слове «убить» он что-то вспомнил:
- Слушай, а ведь вчера и впрямь кого-то убили! Только кого убили? Я что-то никак не соображу! Но ты должен это знать, я наверняка тебе вчера говорил! Вспоминай, олух!
- Я помню только потасовку в Уикеме… - нерешительно протянул Гизборн. - Может, в бою кого и убили, не помню… Я даже не вспомню, с кем мы там дрались.
- Думаю, с шервудской шайкой – больше не с кем… Вряд ли жители осмелились бы сопротивляться нам, - предположил шериф.
- Потом вы куда-то ускакали… - потягивая рассол и морщась от головной боли, которая ещё больше усиливалась от попыток что-то вспомнить, промолвил Гизборн.
- Каменный Холм! Мы поскакали туда! Там всё произошло! – вдруг прояснилась память доблестного шерифа (после очередного глотка рассола!) Надо срочно отрядить туда солдат… По-моему, там должен быть труп…
Но чей труп, он не договорил, и бедняжка Гизборн терялся в догадках, пока солдаты не привезли с Каменного Холма какого-то убитого. Но лицо его было изуродовано, и опознать его было невозможно. Однако, одет он был в одежду вольных стрелков, и шериф, уже достаточно протрезвевший, вспомнил, наконец, кем должен был быть этот убитый на Каменном Холме человек. Своими познаниями он поспешил поделиться с Гизборном. Однако тот факт, что опознать убитого было невозможно, (а тут ещё вспомнился и вчерашний странный побег пленных!) – очень их встревожил! Они уже сомневались в своей победе, но всё же объявили о ней на главной площади Ноттингема, хотя аббат и предупреждал, что можно опасаться серьёзного бунта!
Когда глашатаи сообщили, что к пяти часам по полудню все жители должны собраться на главной площади Ноттингема, где помощник шерифа сэр Гай Гизборн, сделает важное сообщение, у многих друзей лесных стрелков сжалось сердце! Уже со вчерашнего дня в городе и его ближних и дальних окрестностях распространились слухи о событиях в Уикеме, и жители с тревогой обсуждали происшедшее. Слухи были противоречивыми и неясными, но из них всё же можно было понять, что стрелки угодили в засаду – поговаривали, что в результате предательства!, кто-то очутился в плену, кто-то был загнан на Каменный Холм, кто-то погиб, прикрывая отступление друзей… Дальше всё было неясно – то ли пленные бежали, то ли нет, то ли… но дальше уже ничего понять нельзя было! И когда шериф и Гизборн выехали на площадь, чтобы сделать экстренное сообщение, жители не только Ноттингема, но и окрестностей уже собрались, совершенно взвинченные. Такой полной явки устроители общего собрания даже не ожидали!
- Жители города, отныне проезд по Шервудскому лесу совершенно безопасен! Шайка разбойников рассеяна, а предводитель убит вчера на Каменном Холме! - торжествующе провозгласил Гизборн, горяча коня. Правда, язык его ещё слегка заплетался после вчерашней выпивки, но все собравшиеся прекрасно разобрали его слова!
Женщины, услышав горькую весть, зарыдали, мужчины мрачно заворчали, сжимая кулаки, - и вдруг вся толпа качнулась вперёд. Женщины оказались позади, а впереди - мужчины и парни, вооружённые – и не только орудиями труда! Началась потасовка, в которой людям шерифа и Гизборна изрядно намяли бока. Вместо того, чтобы запугать жителей, новость о гибели их защитника, казалось, пробудила их смелость и боевой дух. Они стремились отомстить ненавистным мучителям за всё и сразу – за многолетние притеснения и унижения и за гибель своего любимца! Конечно, мятежников следовало бы наказать, но после вчерашнего побоища у Рено и Гизборна уже не было сил на репрессии. Кое-как силами таких же, как и они, измученных и похмельных стражников рассеяв толпу, и не пытаясь установить зачинщиков беспорядков, они вернулись в замок.
- Гизборн, я уверен, что это был он! – воскликнул Рено. - Он точно убит! В него попало три стрелы, кто угодно погибнет от таких ран! Я помню, что стрел было три: одна попала в плечо, у него вся ключица была разломана, обломки кости торчали наружу, но толком я не разглядел, слишком много было крови! Вторая стрела застряла в левой лопатке, третья – прошла навылет, разворотив правый бок. Как тебе кажется, эти раны смертельны, Гай?
- Я не лекарь, лорд шериф, но, насколько я понимаю, этому мерзавцу здорово досталось!
Шериф продолжал вспоминать происшедшее на Каменном Холме, он мучительно искал подтверждения тому, что смутьян, баламутивший уже не всю округу, а всю страну, наконец, убит.
В этот раз его помощник выслушал подробности расправы, о которых накануне шериф не стал распространяться.
- Он упал на вершине Холма, но в тот момент, когда стрелы попали в него, он начал уже спускаться, и скатился поэтому чуть пониже. Он лежал на боку, волосы закрывали лицо… Я как сейчас помню – я пнул его сапогом в живот, чтобы проверить, мёртв ли он, – и он не застонал и не шелохнулся. Он был весь в крови.
- Волки очень живучи, милорд…
- Гай, может, всё-таки удалось, а? Если он убит, это победа, понимаешь, победа!
- Вот именно – если он убит, а этого мы наверняка не знаем. Надо было вынуть стрелы, милорд, и посмотреть, потечёт ли кровь из ран…
Этого шериф и его люди вчера не сделали, а Гизборн не впервые напоминал об этой оплошности своему шефу, поэтому шериф взбесился.
- Ты идиот! - заорал он. - Что ты заладил, как попугай: «Надо было вынуть стрелы, надо было вынуть стрелы…» Сам бы и вынимал стрелы, раз ты такой умный!
- Вы оставили меня в Уикеме стеречь пленных, милорд, - огрызнулся Гизборн.
Но этот ответ привёл шерифа в ещё большую ярость.
Он швырнул в Гизборна жбаном из-под рассола и заорал:
- И ты благополучно упустил их! За какие грехи Бог покарал меня, снабдив таким идиотом-помощником!
- Они бежали уже после вашего возвращения в Уикем, милорд! – напомнил Гизборн.
- Но охрану так бездарно организовал ты! И посреди бела дня Робин Гуд пробрался в Уикем мимо всех твоих постов и организовал им побег! - продолжал вопить шериф.
- Он в любом случае не мог помочь побегу; даже если каким - то чудом он и выжил ! Сейчас я думаю, нам следует напасть на их лагерь, и перебить всех, кого там найдём ! Без вожака они растеряются и не смогут сопротивляться ! – предложил Гизборн.
- Легко сказать: напасть на лагерь! Как у тебя всё просто на словах, Гизборн! А на деле всё куда сложнее! Кто поведёт туда людей? Ты? Ты знаешь туда дорогу?
- Эдвард однажды предал их, предаст и во второй раз! Он наверняка знает, где их логово, и как туда добраться – ведь его мальчишка отнёс им записку, и они явились прямо в нашу засаду! Он проведёт нас туда! Он или его мальчишка!
- Право, ты лишился последнего рассудка, Гизборн! Предатель давно мёртв, если только не успел унести ноги! Думаешь, они простят ему измену? Если Эдвард жив, он давно исчез из Уикема! Он прекрасно знает, что они не простят ему гибели Робина!
- Да, не простят – если он погиб! Но погиб ли он? Если он жив, они не тронут Эдварда, - настаивал на своём Гизборн.- Поехав в Уикем, мы сразу узнаем, жив ли негодяй – там наверняка это известно! Да одного отсутствия или присутствия дома Эдварда будет достаточно, чтобы понять, погиб ли вожак разбойников, или нет! – твердил своё Гизборн.
Шериф попытался быть терпеливым и втолковать ему, почему он не прав.
- Если мы сейчас появимся в деревне – мы ничего не достигнем, а только подорвём доверие жителей к нашим словам о победе над бандой! Шайка теперь рассеется и без нашей помощи, и мы переловим их поодиночке, если понадобится! Я думаю уже сегодня послать королю Джону известие о нашем успехе! Больше я не желаю слышать ни о каких походах в Шервуд! Меня тошнит от этого слова, запомни это хорошенько!
Шериф развернулся и вышел.
При их разговоре присутствовал человек, которого они совершенно не стеснялись, считая его чем-то вроде домашнего животного или мебели. Это был шут Гизборна, Роль . У него были серьёзные основания ненавидеть своего господина и шерифа. Роль хорошо изучил нрав обоих своих врагов и не сомневался, что Гизборн, несмотря на запрет шерифа, завтра чуть свет отправится в Уикем. Также шут не сомневался, что если Гизборну удастся захватить деревню, он сумеет развязать языки жителям, и очень скоро доберётся до лагеря вольных стрелков. Роль усмехнулся. Знал бы Гизборн, что ему не обязательно в рань ранющую тащиться в Уикем, что у него под боком есть человек, способный показать ему дорогу к лагерю вольных стрелков! К счастью, Гизборн об этом не подозревал. Шут не знал о засаде в Уикеме – эту тайную операцию обсуждали без него. Получилось это случайно, а не потому, что его в чём-то заподозрили. Если бы его заподозрили, он был бы уже в застенках замка. Роль был потрясён, узнав от солдат, да и от шерифа с Гизборном, похвалявшихся при нём своим успехом, о том, что произошло в Уикеме и на Каменном Холме. Его порадовал побег пленных, но о некоторых из друзей сведений не было, или они были очень неутешительными. Узнав про новый замысел сэра Гая, шут при первой возможности выскользнул из замка. Он решил предупредить стрелков о новой опасности. Разумнее было бы отправиться в Уикем, но там ему не поверили бы – там его считали прихлебателем врагов, хотя он и был саксом, как и уикемцы. И это шута устраивало – незачем было всем подряд показывать свои истинные привязанности. Если же о новой пакости доблестного сэра Гая узнают стрелки, они сумеют сами договориться с уикемцами, как избежать общей опасности. С этими мыслями Роль быстро шёл по городу, и вскоре уже беспрепятственно миновал городские ворота. Выйдя из замка, он в ближайшем тёмном переулке вынул из сумки тёмный залатанный плащ с капюшоном, завернулся в него, и уже в замаскированном виде направился к городским воротам. Стражники не обратили внимания на выходившего из города нищего: уж кого-кого, а нищих в округе хватало, благодаря неустанным заботам шерифа и сэра Гая, обиравших и мучивших саксов с огромным усердием!
Однако Роль не добрался до лагеря стрелков. Углубившись в лес, он встретил Хёрна. Сперва, в вечерних сумерках, шуту , что перед ним мелькнул олень – он увидел голову, ветвистые рога... Но уже в следующую секунду он понял, что ошибся. Олень не убежал, напротив, встал прямо перед ним, и Роль увидел, что это вовсе не олень! Тот, кого он принял за оленя, оказался Хёрном. В двух шагах от шута стоял Старый Охотник. Покровитель мятежных саксов, чьим названным сыном был друг Роля… Шут замер, глядя на того, кого не каждый удостаивался увидеть. Когда-то он был бы счастлив, встретив Хёрна! Теперь же он почувствовал себя неуютно – ведь в глазах всех он был норманнским лизоблюдом! Едва ли Охотник будет добр к нему. Роль опасливо поёжился. Но следующая мысль вызвала у шута настоящий ужас. Хёрн, пожалуй, помешает ему встретиться со стрелками – ведь в глазах Охотника, наверное, он враг! От того, что он не сумеет предупредить друзей об опасности, Роль почувствовал отчаяние. Он шагнул вперёд и чуть в сторону, как будто надеялся обойти Хёрна и продолжить свой путь... Внутренне шут ожидал грозного окрика или даже нападения.
Однако Хёрн ласково обратился к нему:
- Не бойся меня! Я знаю, что ты сакс, любящий свою несчастную Родину, и помогающий её друзьям, хотя многие считают тебя вражеским приспешником. Я знаю твою тяжёлую судьбу и не осуждаю тебя за то, что ты живёшь среди врагов. Ты полезнее там, чем в другом месте, мальчик мой. Что привело тебя в этот час в Шервуд, Роль?
Шут вздрогнул. Охотник знал его имя - и, похоже, не только имя! Но Хёрн – покровитель стрелков, ему можно всё рассказать.
- Я тороплюсь к Робину, Хёрн. Мой хозяин, Гизборн, намеревается завтра рано утром нагрянуть в Уикем и заставить крестьян провести его в лесной лагерь. Надо предупредить стрелков, чтобы их не застали врасплох. Наверняка, они ещё не пришли в себя после вчерашнего… Я не знал о засаде в Уикеме, поэтому не предупредил их, но про этот замысел Гизборна я услышал – всё говорилось при мне.
- Ты уверен, что речь идёт именно об Уикеме? – серьёзно спросил Хёрн.
-Да. Гизборн сказал, что Эдвард однажды уже предал их, предаст и во второй раз. Но, думаю, не поймает он Эдварда – заставит любого жителя вести его отряд в Шервуд. Наверняка, не только Эдвард знает туда дорогу. Да и за бегство Эдварда он запросто может вздёрнуть полдеревни!
- Ты прав. Но ступай назад, я сам предупрежу, кого следует. Тебя могут хватиться в замке, и ты погубишь себя и не поможешь друзьям.
- Хёрн, - робко спросил Роль, - как там ребята? Слухи ходят разные, и сегодня в Ноттингеме было официально объявлено…
- Не всем слухам и даже официальным сообщениям стоит верить, Роль, попозже ты в этом убедишься, - ответил Хёрн загадочно и удалился также неожиданно и незаметно, как и появился.
Хёрн знал о замысле Гизборна ещё до того, как встретил шута. Ведь он был необычным человеком. Он знал и о том, что Роль появится в лесу, и вышел к нему навстречу. С шутом и уикемцами Хёрн говорил не так, как с Робином, которому постоянно приходилось разгадывать его загадки. Роль и чуть позже жители услышали всё, что им было нужно узнать, в незамаскированном виде.
Гизборну не терпелось привести в исполнение свой гениальный план. На другой день (это был второй день после событий в Уикеме и на Каменном Холме) он чуть свет примчался в Уикем с отрядом солдат. Однако деревня была пуста – жители как будто испарились! Спрашивать дорогу в лесной лагерь было просто не у кого! Спалить деревню Гизборн не решился – легко представил себе бешенство шерифа, лишившегося дохода, который он получал, сдирая семь шкур с жителей Уикема! К тому же исчезновение жителей, такое же непонятное, как и побег пленных, вселило в него ужас! Действительно, ещё не начался день – а деревня была пуста! Не ночью же исчезли все её обитатели! Гизборн готов был поверить, что тут не обошлось без нечистой силы! Оставаться здесь ему и его стражникам совсем не улыбалось! Правда, деревня была не совсем пуста - в траве копошилось несколько тощих кур – птицу с собой уикемцы не забрали, но Гизборн и его вояки пришли в такой ужас, что даже не польстились на эту жалкую добычу, хотя обычно они не брезговали и курами! Они умчались на предельной скорости, на какую только способны были их лошади.
Когда пристыженный неудачей и напуганный Гизборн вернулся в замок, шериф встретил его проклятиями.
- Так-то ты подчиняешься мне, молокосос?! Я не желаю больше терпеть твоих идиотских мальчишеских выходок! Я сказал вчера ясно: мы не едем ни в Шервуд, ни в Уикем! И что же? Не успело сегодня встать солнце, и ты уже в Уикеме, исчадие ада! Неужели ты ожидал пирогов и выпивки от жителей, счастливых от того, что они удостоились лицезрения твоей мерзкой рожи? Или ты ожидал, что они выдадут тебе разбойников, связанных по рукам и ногам? Или ты всё ещё ищешь труп Локсли? Так могу тебя порадовать – его ты не найдёшь, ищи хоть сто лет! Ни у одного человека не может быть два трупа, Гай. А труп мы уже получили, второго просто не может быть!
- Но тот ли труп это был? Ведь его невозможно было опознать! – твердил своё очень неуверенный в победе над стрелками сэр Гай.
- Твои фантазии не знают границ! Думаешь, кто-то подменил труп на Холме? Кому и зачем это понадобилось, и кто знал о том, что случилось на Каменном Холме? – презрительно засмеялся шериф.
- Весь город только об этом и говорит!
- Довольно! – взбесился окончательно шериф славного города Ноттингема. – Мне надоели твои выдумки и твои безумные поступки! Отвечай, мерзавец, зачем тебя понесло в Уикем? Что ты там забыл? Отвечай, идиот! – он подскочил к своему доблестному соратнику и схватил его за отвороты рубашки и встряхнул.
Гизборн молчал. Он соображал, кто мог (и когда только успел?) наябедничать шерифу об его утренней неудаче. Но он не успел ни до чего додуматься.
Шериф прошёлся по комнате.
- Помнится, принц Джон отправил тебя в темницу! Я когда-то сказал, что болото – самое подходящее для тебя место, Гизборн…
Гизборн покраснел, вспомнив это своё унижение… Долго потом пришлось отмываться от болотной грязи, а забыть этот случай он не может до сих пор… А сколько ещё было случаев, когда стрелки оставляли его в дураках! И, главное, он совсем не уверен, что ему удалось отомстить! Он вспомнил ещё одну причину своей ненависти к Робину – зависть. Да, он, помощник шерифа Ноттингемского, рыцарь, богач, завидовал нищему, безродному, гонимому стрелку! У того было то, чего никогда не имел Гизборн – верные друзья, в том числе – четвероногий! Как мечтал Гизборн об этом коне! Знал бы он, какую роль позавчера сыграл жеребец в спасении стрелка! Впрочем, уже были случаи, когда конь выручал стрелка в очень опасных ситуациях!
Однако долго размышлять на эти интересные темы Гизборну не удалось. Вновь раздался голос шерифа - и ничего приятного Гизборн не услышал!
- Но сейчас я думаю, что я тогда ошибался, - зловеще продолжал шериф, - король был прав, темница, похоже, тебе подходит больше, чем болото. Посиди там, поразмысли, - может, хоть немного поумнеешь! А я от тебя отдохну! Вот счастье – отдохнуть и от тебя, и от шервудской шайки! А уж когда я получу королевскую награду за победу над разбойниками… Может, и освобожу тебя тогда, ради праздника…
Он кликнул стражу, - и, не успел Гизборн опомниться, как снова очутился в смрадной темнице ноттингемского замка. Он содрогнулся, когда к нему вновь приблизился полубезумный старик и поднёс к самому его носу ручную крысу Артура!
Таинственное исчезновение жителей из Уикема вовсе не было таинственным. Вечером того дня, когда в Ноттингеме произошла потасовка между жителями и солдатами, в Уикеме появился Хёрн. Он нечасто появлялся там, и все сельчане высыпали к ручью, из-за которого он смотрел на них. Он был в своём торжественном оленьем одеянии.
- Дети мои, сегодняшнюю ночь и завтрашний день вам следует провести в лесу. На рассвете сюда явятся солдаты.
- Мы не можем уйти, Хёрн! Они спалят деревню! – воскликнул Эдвард.
- Они спалят деревню и перебьют всех вас, если вы останетесь! Забирайте скот и следуйте за мной!– спокойно возразил Хёрн. – Когда вы вернётесь, деревня будет цела. Им нужны не ваши пожитки, а вы сами! Того, кто останется, будут пытать! Им нужно узнать от вас кое-что… - и в голосе Хёрна была горечь.
- Он прав, Эдвард, а ты молчи! Ты уже натворил дел вчера! - заговорили многие. – Веди нас, Хёрн, мы верим тебе!
Собрались быстро. Леса жители Уикема не боялись. Только Эдвард чувствовал себя очень неуютно – хоть он и пошёл на предательство ради спасения родной деревни, он видел, что даже его односельчане сторонятся его. А уж как встретят его стрелки – об этом страшно было и думать. Хёрн вёл жителей Уикема тайными лесными тропами. Многие из них хорошо знали лес, но даже они не могли узнать тех мест, по которым вёл их Хёрн. Люди шли молча, не ржали лошади, не мычали коровы, не блеяли суетливые козы – впрочем, в многократно обобранном Ноттингемским шерифом Уикеме скотины осталось – раз-два и обчёлся: три клячи, две старые коровы и дюжина тощих, драных коз. Уикемцам хотелось спросить Хёрна, что же произошло вчера на Каменном Холме, - он наверняка это знал! - но они не решались. Они чувствовали, что в происшедшем есть и их вина. Они тоже струсили и не предупредили стрелков о засаде. Их немного успокаивало то, что пленные всё-таки бежали. Но об участи Робина, Марион и Мача они не знали вообще ничего. Через несколько часов Хёрн, шедший всё время впереди, скомандовал:
- Привал!
Беглецы огляделись. Насколько они могли понять, от деревни они отошли очень далеко. Больше ничего в темноте понять было невозможно. Хёрн разрешил развести небольшой костёр, возле которого все и устроились на ночлег. Когда все улеглись, к Хёрну робко приблизился Мэтью, сын Эдварда.
- Хёрн, скажи, что с ребятами? Они живы? – голос мальчишки прерывался от волнения.
Хёрн медленно повернул голову к мальчишке.
- Ты и твой отец сделали всё, чтобы погубить их, - сказал он сурово, не отвечая на вопрос.
- Я знаю, Хёрн! Я должен был предупредить их! Но я струсил – я поверил, что солдаты сожгут деревню и убьют моего отца, если я не приведу их в засаду.
- Они не смогли бы сжечь деревню, - спокойно ответил Хёрн. – А смерть… Все когда-нибудь умирают. Но достойнее умереть, спасая друзей, чем жить, предавая их.
- Ребята сразу поняли, что в деревне что-то неладно, сразу собрались и пошли за мной! – продолжал Мэтью. – Но они были совсем не готовы к тому, что их ждёт! Скажи, Хёрн, они живы? Я хочу пойти к ним! Я хочу увидеть их, понимаешь!
- Сейчас им не до тебя, мальчик, - и Мэтью почувствовал по голосу, что Хёрн улыбается.
- Хёрн, ну скажи, они живы? – умолял мальчишка. – Я не скажу никому, если это секрет!
- Ты был сегодня в Ноттингеме? - резко спросил Хёрн.
- Да! – и лицо парнишки исказила гримаса ненависти. – И я набил морду кое-кому из прихлебателей шерифа! Мать считает меня маленьким, но я уже могу сражаться!
- Зачем же ты спрашиваешь, если всё слышал? В Ноттингеме сегодня объявляли, что случилось вчера на Каменном Холме! – сурово отвечал Хёрн.
- Я не верю им! – выкрикнул Мэтью. – Я не верю! Отведи меня к стрелкам! Я должен знать правду! Я должен объяснить им всё! Это очень важно!
- Думаешь, они станут тебя слушать? – усмехнулся Хёрн.
Мэтью ничего не ответил. Он принял своё решение. Он решил сам пробраться в лагерь вольных стрелков. Когда беглецы из Уикема уснули, Мэтью тихонько скрылся в темноте. Он пробирался по Шервудскому лесу, который, казалось бы, неплохо знал... Он думал, что найдёт дорогу к стрелкам. Однако это оказалось не так просто! Мальчишка блуждал по лесу до утра, едва не увяз в Гнилом болоте, и на рассвете наткнулся на Тука и Уилла, вышедших поохотиться. Они уже возвращались в лагерь. Уилл шёл налегке, а Тук тащил на плечах добычу – довольно упитанного оленя. Бедняга отдувался и пыхтел, но Уилл не спешил забрать у него груз.
Мэтью не успел опомниться – а Уилл уже держал его за шкирку.
- Отпусти, Уилл! – вскрикнул мальчишка.
- Маленький предатель, - прошипел Уилл, - явился на похороны?
Лицо Мэтью исказилось от горя:
- Значит, в Ноттингеме вчера сказали правду? Скажи, Уилл! Я умоляю тебя!
- А что сказали вчера в Ноттингеме? - спросил мрачно Уилл, встряхивая мальчишку. – Мы там не были, у нас было полно других забот, благодаря твоему папаше и тебе!
- Успокойся, Уилл, - вмешался Тук, видя, что друг его в ярости. – Отпусти парня, он ребёнок. Он спасал отца и свою деревню.
- Тук, это не первый случай! Вспомни ведьму из Элсдона! Она тоже хотела купить жизнь своего мужа ценой наших жизней! А я ещё тогда поверил ей, идиот, привёл её в лагерь! Если бы не Марион – мы бы сдохли в тот день! А в этот раз вышло бы тоже самое, если бы не Хёрн!
- Я всё помню, Уилл! Но это – только второй случай за всё время! – И мы не можем мстить жителям! Это наши братья!
Он опустил тушу оленя на землю и стоял, отдуваясь, наверное, радуясь передышке.
- А в семье не без урода, - горько произнёс Уилл и сплюнул, но отпустил мальчишку.
Стрелки думали, что пацан убежит, но тот убегать и не думал.
- Возьмите меня в лагерь! Я не предам! – он схватил бывшего солдата за рукав, по-собачьи заглядывал в глаза стрелков...
- Ты уже предал! – отрезал Уилл. – Из-за той записки, которую ты принёс нам позавчера, возникло очень много проблем, и я не знаю, как мы ещё решим их! Неужели не мог сказать, когда пришёл с запиской, что в деревне засада? Неужели ты думаешь, что мы дали бы вас передушить и сжечь деревню? Но мы должны были быть готовы! Мы пришли бы, но пришли бы по-другому, пойми!
- Им нужны были не мы, а вы!
- Это я уже понял! Это ты кое-чего не допонимаешь! Всё было бы по-другому, если бы ты не струсил! Что ты заладил, как попугай: «Все живы, все живы»? Тебя это очень беспокоит? На словах ты друг, а на деле…– Уилл тряс паренька, как котёнка, а тот и не пытался сопротивляться.
- Успокойся, даже если бы мы знали… Всё закончилось бы также…Силы были слишком неравны, Уилл, - тихо и печально сказал монах.
- Брат Тук, скажи, все живы? – мальчишка обернулся к толстяку.
Он понял, что от разъярённого Уилла сейчас ничего, кроме ругани, не услышишь, а монах, вроде, настроен более миролюбиво.
- Думаю, Уилл прав! Тебе незачем это знать, как и незачем идти за нами! Возвращайся в Уикем,– ответил брат Тук, нерешительно переминаясь с ноги на ногу. – За тобой может быть «хвост», мальчик!
- Нет, я проверял ! За мной никто не идёт. Брат Тук, Уикем пуст. Наши все в Шервуде.
- Что они делают в лесу, Мэтью? – удивлённо воскликнули стрелки в один голос, впервые после предательства назвав мальчишку по имени.
От изумления Уилл даже выпустил из рук воротник Мэтью. Но тот не воспользовался этим и не попытался сбежать.
- Вчера вечером в Уикем пришёл Хёрн и увёл всех в лес, он сказал, что сегодня на рассвете в Уикеме будут солдаты!
- Это похоже на правду, Тук! – встрепенулся Уилл. – Теперь эти стервятники не успокоятся, пока не вытрясут из деревни всё до последнего курёнка и мешочка крупы!
- Нет, я понял, что они придут не за этим! Хёрн сказал, что они будут пытать того, кого поймают, чтобы узнать кое-что. Отец сказал, что они будут требовать, чтобы мы показали им дорогу в ваш лагерь! Только поэтому он и согласился бежать! Мы ушли все, до последнего человека, чтобы им некого было пытать!
- И ты решил показать им дорогу, - зловеще произнёс Уилл, снова хватая мальчишку за плечо. – Скажи уж сразу, шериф или Гизборн у тебя на хвосте!
Но тот не делал никаких попыток освободиться.
- Нет у меня никого на хвосте! Мы не хотим показывать им дорогу к вам, поймите! А если кого-то схватят – он может и не выдержать пыток, и тогда вся эта свора появится в вашем лагере, Уилл! Мы не хотим этого, никто в Уикеме этого не хочет! Хватит уже того, что случилось позавчера! Мы тогда струсили…- воскликнул Мэтью.
- Что верно, то верно, того, что случилось, больше, чем достаточно, - фыркнул солдат.
Но и Тук, и Мэтью поняли, что Уилл уже успокаивается. Гнев его утихал.
- Так что вчера говорили в Ноттингеме? – спросил Уилл почти спокойно.
- Вчера шериф и Гизборн собрали всех ноттингемцев и жителей окрестностей на главной площади города и объявили, что шайка шервудских разбойников рассеяна, а предводитель убит на Каменном Холме! После этих слов им и намяли бока! – со слезами сообщил Мэтью. – Уилл, неужели это правда? Неужели Робин… - он не договорил, но недосказанное слово угадать было несложно!
- Ну, как видишь, мы не рассеяны! – усмехнулся Уилл. – Так что не всем новостям можно верить, даже если их сообщают шериф и Гизборн!
Вторую часть новости он не стал ни опровергать, ни подтверждать, и Мэтью это сразу заметил. Молчание солдата он истолковал, как подтверждение, и тихо заревел – всё-таки он был ещё пацаном, а к стрелкам он был искренне привязан. Как дорого обошлась его давешняя слабость! Перед глазами встали приветливые лица стрелков… Никуда не денешься, он действительно предал их. И это была не игра, он отнял жизнь… Не у врага, а у друга! Стрелки много помогали уикемцам, как и другим окрестным жителям, но Мэтью, благодаря отцу, тесно общающемуся со стрелками, был знаком с ними лучше, чем его односельчане. Он знал характер каждого. Нетрудно было понять, каким образом погиб Робин. Наверняка, он прикрывал своих друзей – тех, кого также предал Эдвард – и он, Мэтью, тоже! Да и Хёрн сказал ясно: «Достойнее умереть, спасая друзей, чем жить, предавая их».
Наверняка, он говорил о Робине, а, возможно, и не о нём одном! Стрелки всегда были добры к мальчишке, Робин учил его стрелять, Малютка – драться на палках. Только у них в гостях вечно полуголодный подросток мог нормально поесть. Мэтью мечтал присоединиться к ним – он надеялся, что это удастся – если не сейчас, то в следующем году; стрелки обещали в будущее лето, когда мальчишка ещё подрастёт и окрепнет, попытаться уговорить отца отпустить его к ним. В ушах звучал смех Робина и его слова, сказанные совсем недавно:
- Подрасти немного, Мэтью, тогда и будешь сражаться – если отец тебя к нам отпустит! Из тебя вырастет хороший боец. В будущее лето, если ты окрепнешь, я поговорю с твоим отцом, попрошу его отпустить тебя к нам, если ты за это время не передумаешь.
Но из него получился предатель! Мальчишка съёжился на земле и заревел уже в голос.
Стрелки терпеливо ждали, пока он, успокоится. Наконец, и мальчишка справился с собой.
- Можно мне увидеть его? – спросил Мэтью, вытирая нос рукавом и поднимая голову.
Он должен увидеть друга в последний раз! Должен запомнить на всю жизнь, как выглядят последствия измены!
- Думаю, ему сейчас не до тебя, но попозже, возможно… - неопределённо протянул Тук.
Мэтью был сообразительным малым. Оговорку монаха он сразу заметил и расшифровал. Чумазая физиономия его засияла, как будто он получил невероятный подарок.
- Так он жив? – подпрыгнув, мальчишка повис на толстяке. – Тук, скажи, Робин жив?!
Монах промолчал, Уилл поморщился и буркнул:
- Иди к своим, парень, нам некогда стоять тут с тобой и болтать! Если хочешь, я провожу тебя, а Туку пора домой. Надо отнести ребятам еду.
Монах понимающе кивнул, снова взвалил на плечи оленью тушу и ушёл.
Всю дорогу до стоянки уикемцев прошли молча. Но Мэтью продолжал улыбаться. Не дойдя немного до стоянки, Уилл похлопал мальчишку по плечу.
- Ну всё, бывай! Попозже свидимся. Не болтай никому, что видел нас, это пока ни к чему.
Мэтью кивнул и простился с Уиллом. Он не рассказал односельчанам о своей встрече со стрелками и о своих догадках – раз стрелки молчат, будет молчать и он! Когда придёт пора, всё откроется! Но он почему-то был уверен, что правильно расшифровал оговорку Тука, и от этого на душе у него здорово просветлело!
****
Пятый день после событий на Каменном Холме выдался дождливым и серым. Еда у стрелков была, и из пещеры они не высовывались. Ветерок тоже был с ними, но он иногда выходил - перекусить.
Марион шила, сидя возле Робина, Тук мешал в котле похлёбку, Насир и Уилл мастерили стрелы, Мач и Джон отдыхали после ночного дежурства, бывшего не менее тяжёлым, чем предыдущие. Уилл с Насиром тихо разговаривали.
Сквозь сон Робин услышал их голоса, но, может быть, друзья снятся ему? Он с трудом открыл глаза.
Над ним склонилась Марион, спросила заботливо:
- Как ты себя чувствуешь?
Не похоже, что они на Каменном Холме…
- Где мы? – спросил Робин, не пытаясь уже приподняться, так как чувствовал, что не сможет сейчас сделать это.
- Дома, в Шервуде. Тебе очень больно?
- Нет, вполне терпимо. Позови Джона, мне надо с ним поговорить.
Но Джон, казалось, дремавший в другом конце пещеры, уже поднялся со своего места и приблизился к другу. Малютка подошёл, присел возле друга на шкуры. Робин левой рукой взял Джона за руку, взглянул на Марион:
- Оставь нас одних, пожалуйста.
Марион фыркнула:
- Что это за секреты у вас появились?
- Нет, не секреты, просто …
Марион отошла, чтобы не мешать разговору.
- Как ты думаешь, долго я проваляюсь? – спросил Робин у друга. – Сейчас, когда шериф, Гизборн и все остальные считают, что мы разгромлены, можно собрать большой урожай для наших друзей. Валяться некогда!
Джон помолчал.
- Поправишься ты, конечно, не сегодня и не завтра. Думаю, не меньше месяца подождать придётся. Самое главное – чтобы нормально срослась сломанная кость, остальные раны, думаю, заживут быстрее. Как ты чувствуешь себя? Отвечай честно, мне надо знать это, чтобы лучше помочь тебе.
- Плечо болит так сильно, что других ран я почти не чувствую – оно всё заглушает.
- Мы с Хёрном вправили и совместили друг с другом обломки кости и хорошо закрепили их. Но тебе нельзя делать резких движений, чтобы не сбить лубки. Если кость срастётся неверно, ты уже не боец, пойми. Я скажу тебе, когда можно будет двигаться, а пока постарайся лежать смирно.
- Ты из меня просто живой труп делаешь! – улыбнулся Робин.
- Ну, мы сделаем всё, чтобы помешать тебе превратиться в труп! – засмеялся Джон. – А пока тебе надо поесть. У нас есть очень неплохой супчик и жареное мясо. Я покормлю тебя, чтобы ты не тревожил своё плечо.
- Нет, Малютка, есть совсем не хочется, а вот пить… Холодная вода у нас есть?
- Нет, воды нет, есть только травяные настойки, - хитро улыбнулся Джон. – Я сейчас принесу.
Стоило Джону отойти, к товарищу сразу подскочил Ветерок. Он пасся у пещеры – ведь ему тоже надо было хоть иногда подкрепиться, но, услышав голос друга, сразу появился.
- Ветерок, дружище! – Робин протянул к жеребцу здоровую руку, погладил склонившуюся над ним мордочку Ветерка.
Тот тоненько, счастливо, совсем по-детски заржал и лизнул друга в глаза.
- Ветерок спас тебя! Если бы не он…- засмеялся Джон, подходя к ним.
- Я знаю, - Робин улыбнулся и прикрыл глаза. - Не только он, но все вы…
Он был слишком слаб, чтобы долго разговаривать с друзьями. Ему хотелось спать. Джон понимал это, но сказал настойчиво:
- Попей, а потом можешь спать, сколько влезет. Отоспишься на много лет вперёд! – Малютка приподнял голову друга и поднёс ему к губам кружку с душистой травяной настойкой. – Пей, это лекарство. Тебе надо восстановить силы – ты потерял много крови, от потери крови всегда сильная жажда, поэтому ты всё время пить просил, пока бредил. Но нам не удавалось напоить тебя как следует… Пей сейчас и спи. А когда проснёшься – Марион всё-таки покормит тебя. Уж ей-то ты не сможешь отказать! Её слишком огорчит твоё упрямство, дружище!
Раненый, не открывая глаз, покорно припал к питью. Когда кружка опустела, Джон осторожно опустил голову друга на постель.
Через мгновение раненый уже крепко спал.
К ним подошёл Насир:
- Как он?
- Дал ему лекарство. Пусть спит. Главное, чтобы он не сорвал повязки и не потревожил свои раны. Особенно я боюсь за плечо. Слава Богу, у него только перелом, без осколков, если он не будет дёргаться, плечо срастётся верно.
- Он заснул. Дышит спокойно. Может, больше он не будет так метаться, как в эти дни? Он ведь с тобой сейчас совершенно здраво разговаривал. Жар спал, как ты думаешь? – тревожно спрашивал Насир.
Джон коснулся рукой лба друга.
- Нет, жар у него ещё есть, хотя и поменьше, чем в эти дни. Надо присматривать за ним – возможно, он ещё будет и бредить, и метаться. Позови Марион и присмотрите вдвоём за ним. Я отдохну. Но если опять начнётся бред – сразу буди меня. Девчонка, боюсь, запаникует, и растеряется!
- Ты тоже заметил, что она влюблена в Робина? – улыбнулся Насир. – Я-то знаю это давно – я видел, как они прощались у Кирклиса, куда она чуть было не ушла. Она уже тогда любила его!
- Ты видел, как он провожал её в монастырь и как они прощались у его стен? Но ты же был тогда на службе у колдуна де Белема! – потрясённо воскликнул Джон.
- Я был очень зол на Робина тогда… - задумчиво произнёс Насир. – Из-за того, что он выиграл приз – стрелу Хёрна. Какой я был идиот и негодяй! Я рассказал барону о том, что видел, и после этого Белем, шериф и Гизборн задумали похитить Марион из монастыря, чтобы выманить Робина из леса.
- Так ты хочешь сказать … - совсем растерялся Джон, он был так удивлён, что даже и не заметил признания, сделанного другом – впрочем, тот поступок Насир уже миллион раз загладил, и в его верности и порядочности сомнений быть не могло! – Ты хочешь сказать, что и он тоже любит её? Но этого и заподозрить нельзя было! Они оба всегда вели себя так, как боевые друзья, а не как влюблённые!
- По-моему, Джон, ты последний, кто узнаёт эту новость! – засмеялся Насир. – Конечно, они не показывают виду, ведут себя, как друзья, но всё-таки нельзя не заметить взаимной любви у себя перед носом!
Интересно, будут ли они продолжать таиться, когда Робин поправится!
Кое-что о взаимных чувствах Робина и Марион мог бы добавить и Мач – в отличие от Насира, он оказался свидетелем куда более страшного – предсмертного – прощания Робина и Марион на Каменном Холме.
Однако, милостью Божьей и преданной заботой друзей, смерть была отогнана от вольного стрелка. Огрызаясь и грозясь, отходила она от постели раненого. Но уже не могла она забрать его, как бы ни желали того все шерифы, бароны, аббаты и стражники несчастной, захваченной врагом страны вместе взятые!
С каждым днём возвращались к Робину силы. Вновь ясными и живыми стали глаза. Заживали раны от трёх стрел, чуть не отнявших жизнь у смелого изгнанника. Он ещё не вставал, но ясно было, что недолго будет он прохлаждаться на звериных шкурах в уютной лесной пещере. Не такой у него был характер!
Раны у Робина зажили, но пока тихо было в Шервуде, и пересекали его богачи беспошлинно. Что же случилось? Куда исчезли вольные стрелки, вечная головная боль властей и надежда и опора несчастных, задавленных захватчиками-норманнами саксов? После полного выздоровления Робина вольные стрелки временно перекочевали в Бернисдельский лес, и в тамошних окрестностях нашли себе новобранцев. Робин с друзьями учили новичков, передавали им своё искусство, обучали военным хитростям. Отряд вырос, и ему по плечу были уже более серьёзные схватки. Пришла пора возвращаться в родной Шервуд. Стояла осень – ненастная, дождливая. А по ночам уже подмораживало, лужи подёргивались тонким ледком. Весёлые стрелки заскучали по тёплой шервудской пещере, куда не найдёт дорогу никакой враг, по Заветному Дубу, под которым собирались они уже не первый год – отдохнуть после боя и приготовиться к следующему, по звонким студёным ручьям и укромным полянам, где всегда ждали их королевские олени! В одно прекрасное утро увеличившийся отряд снялся с лагеря и двинулся в родные места, где тепло вспоминали их и надеялись на их возвращение.
Прошло больше трёх месяцев после ужасных событий в Уикеме и на Каменном Холме. Всё это время вольные стрелки не подавали никаких признаков жизни, и шериф с Гизборном совсем успокоились, они считали, что шайка окончательно рассеяна и отныне никто не будет мешать им обирать и угнетать окрестных жителей, как им только заблагорассудится. Пользуясь своей полнейшей безнаказанностью, они собрали огромный осенний налог с жителей. На все вопли и стоны обрекаемых на голодную зиму жителей они только смеялись:
- Кончились ваши вольные денёчки! Теперь некому вас выручать – любимая ваша шайка приказала долго жить! Мы вам ещё среди зимы ваше же зерно втридорога продадим! И купите, никуда не денетесь, - есть-то хочется!
Больше всего они обобрали жителей Уикема и нескольких других ближайших к Шервуду деревень – как бы мстя им за тесное общение со стрелками!
Обоз из множества телег, сопровождаемый двадцатью солдатами (теперь уже нечего было опасаться, шайка была рассеяна!), медленно полз по лесной дороге… Впереди ехали шериф и Гизборн. Они беседовали.
- Вот, Гай, - разглагольствовал шериф, - одного подлеца и предателя оказалось достаточно, чтобы уничтожить разбойников! Теперь жители остались в полной нашей власти, заступиться за них некому… Трусость Эдварда погубила не только разбойников, но и жителей. Вот чем простолюдины отличаются от благородных – у них нет ума, они не могут сообразить, к каким отдалённым (или не очень отдалённым!) последствиям приведут те или иные их действия!
- Да, милорд, теперь в округе стало спокойно… А проклинать нас эти псы могут сколько угодно – кусаться они не посмеют! Они смело тявкали только из-за спины Робина Гуда! Без него и его головорезов они – ничто, просто сброд, - соглашался Гизборн.
Но видно было, что на лесной дороге ему не очень спокойно.
- А ты ещё сомневался, Гизборн, что смутьян мёртв! Будь он жив – не везли бы мы столько добра в замок, - насмешливо продолжал шериф. - Слишком робок и мнителен ты, Гизборн ! До сих пор тебе под каждым кустом мерещится зелёный стрелок!
Он хотел ещё что-то добавить – но вдруг переменился в лице…
- Смотрите! – он в ужасе указывал вперёд, одновременно так сильно натягивая поводья, что его белая кобыла чуть не села на дорогу...
Отряд остановился, как по команде. Все смотрели вперёд. И то, что они увидели, повергло стражников в ужас! Это просто не могло быть правдой! Это наверняка был просто кошмарный сон! Но этот кошмарный сон почему-то они видели наяву, и кошмар был одинаковый для всех!
- Нечистая сила! – выдохнул кто-то за спиной шерифа.
- Господи, спаси нас! – пробормотал ещё кто-то из сопровождавших обоз стражников.
Недалеко от них впереди стоял поперёк дороги великолепный сарацинский скакун игреневой масти и спокойно смотрел на сгрудившийся обоз. Но почему же один вид этого великолепного скакуна привёл в такой ужас и шерифа и стражников? Ответ очень прост - они узнали его!
- Это Ветерок! Конь Робин Гуда!
- Мы попали в засаду!
- Разбойники! – заорали солдаты, разворачивая коней назад.
- Нас слишком мало, мы не справимся с ними! - Шериф слышал эти крики и не мог понять, что происходит! Тут не может быть жеребца Робина Гуда, ведь проклятый разбойник убит! Тут не может быть проклятых лесных стрелков – ведь шайка рассеяна! Не может – и всё-таки он здесь, этот разбойничий конь, ставший легендой, как и его хозяин! Шериф, как заворожённый, уставился на Ветерка. Тот явно неслучайно оказался здесь и загородил дорогу отряду.
- Вперёд! – заорал Гизборн, пришпоривая коня. Увидев жеребца, о котором так долго и безуспешно мечтал, он забыл о своих страхах. - Я наконец получу этого жеребца! Он теперь ничей, и он будет моим трофеем!
- Идиот! – прошипел шериф, хватая за узду лошадь Гизборна. – Он не выглядит бездомным. Протри глаза! Он чистый и сытый, а будь он бездомным – он был бы тощий и грязный.
- Бездомный он или нет, он будет моим! – бесновался Гизборн. – Не держите мою лошадь, милорд, я намерен поймать это дьявольское животное!
- Его никому не удастся поймать! Он заманит нас в засаду, как заманил в болото Уинстона с его сотней три месяца тому назад! Не будьте идиотом, Гай! Если жеребец здесь – и стрелки где-то неподалёку…
Но долго препираться они не смогли.
На дорогу вышел человек, при виде которого стражники с криками:
« Призрак! Робин Гуд?! Спасайся, кто может! Бежим!»-
умчались по дороге в Ноттингем, бросив и обоз с награбленным добром и остолбеневших от ужаса шерифа и Гизборна. Всех солдат словно ветром сдуло при виде этого воскресшего из мёртвых разбойника…
Стрелок подошёл не спеша, взял под уздцы лошадей своих врагов.
- Не слишком ли ты торопишься, сэр Гай, поймать Ветерка? – насмешливо спросил он, глядя в глаза врагу. – Ты уверен, что усидишь на нём?
- Ты же убит! – запинаясь, пробормотал Гизборн, в ужасе глядя на стрелка и не пытаясь даже взяться за оружие.
- Как видишь, нет! У меня очень заботливые друзья, они выходили меня, - с улыбкой ответил Робин, не теряя бдительности и не сводя глаз с врагов.
А его друзья уже вышли на дорогу. Насир и Джон держали на прицеле врагов, а остальные осматривали содержимое возов.
- Ого! Бедные жители! У них выгребли всё подчистую!
- Надо будет вернуть им их добро!
- А что делать с этой достойной парочкой?
- Прикончить их, и все дела! Слишком долго мы их терпели! – предложил Уилл. – Вбили себе в голову, что им никто не помешает – и смотри, что они натворили! Думаю, во всех окрестностях не наберётся ни горстки зерна, ни цыплёнка !
Действительно, возы буквально ломились от нагруженного на них добра, чего здесь только не было!
Через несколько часов Мэтью, пасший коз на лесной вырубке, услышал доносившиеся со стороны лесной дороги скрип колёс. Нетрудно было догадаться, что это – обоз с награбленным у жителей добром. Но странно было, что обоз этот не спешит в Ноттингем, а возвращается к Уикему. Мэтью осторожно высунулся из кустов. То, что он увидел, повергло его в изумление. Он ожидал увидеть множество сопровождающих обоз стражников, а увидел… То, что он увидел, не могло бы присниться и в самом счастливом сне! Стражников не было вообще. Впереди обоза бодро вышагивал Ветерок. Не узнать его было невозможно! Он держал в зубах поводья лошади, впряжённой в первую телегу. Лошадь покорно шла за необычным проводником. Других обозных лошадей вели под уздцы Тук, Марион, Мач, какие-то незнакомые парни. По сторонам обоза, охраняя его, шли вооружённые люди. Тут были Насир, Малютка, Уилл, опять какие-то незнакомые ребята… Но самое главное – Мэтью убедился, что правильно расшифровал оговорку Тука. В числе вооружённых людей, охраняющих обоз, он увидел вожака вольных стрелков. С радостной улыбкой, ничуть не опасаясь стрелков, и совершенно забыв о порученных ему козах, парнишка выскочил на дорогу. Обоз остановился.
-Что случилось, Мэтью? – услышал мальчишка голос Робина.
-Я… Я так рад видеть тебя, и всех ребят! – теряясь от радости, ответил мальчишка. – Вы отбили обоз, да?
-Да, и это оказалось даже не очень сложно! Стражники очень боятся призраков… - Робин усмехнулся. – Погляди-ка, что из этого добра – из Уикема.
Мальчишка сразу узнал пять телег пожитков, вывезенных из родной деревни.
- Значит, эти телеги заворачиваем в Уикем, ребята, остальное везём в Лимби, и другие деревни.
Мач, Тук, Марион и двое незнакомых ребят, ведущие уикемские телеги, стали разворачиваться на тропу к Уикему.
Насир и Ветерок подошли к Мэтью и Робину.
- Пошли, ребята, - спокойно сказал Робин. – Уилл, Джон и остальные продолжат путь, мы догоним их попозже, когда отведём свои телеги в Уикем.
Вскоре жители Уикема увидели поистине сногсшибательную картину. В деревню вступал небольшой отряд, сопровождавший обоз из пяти телег. Большинство сопровождающих сельчане сразу узнали! Узнали они и своё добро, нагруженное на телеги! И трудно сказать, чему они обрадовались больше! Уикемцы окружили стрелков с выражениями искренней радости и благодарности. И было за что благодарить! Уикемцы прекрасно помнили, как предали стрелков. А те, вместо того, чтобы отомстить, снова выручили их!
- Вы живы, слава Богу! – восклицали уикемцы.
- Мы очень виноваты перед вами, ребята, всё трусость проклятая…
- Робин, ты не держишь на нас зла?
- Какое счастье, что ты жив! А уж про тебя в Ноттингеме невесть что говорят!
- Как вам удалось спастись?
- Где вы так долго пропадали?
- У вас в отряде появились новички? Где вы их взяли?
- Пожалуй, я пойду с вами!
- Как вы сумели отбить обоз? – слышалось со всех сторон.
Уикемцы были счастливы – и не только и не столько из-за возвращения отнятого шерифом имущества, хотя и это было очень здорово. Но самое главное – с душ их спал тяжкий груз вины. Друзья их остались в живых и простили им их малодушие! Это было самое главное! Жители с восторгом вглядывались в знакомые лица друзей, которых уже не ожидали увидеть в живых… Да, это были стрелки, живые и здоровые, вовсе не похожие на привидения! Больше всего слухов ходило о гибели Робина, поэтому кое-кто из уикемцев насчёт него ещё сомневался – не призрак ли он. Но Ветерок ласкался к Робину. Мэтью, счастливо улыбаясь, прижался к Робину, а тот взъерошил рукой его волосы, засмеялся.
- Вот кто показал нам, какие телеги сюда надо заворачивать! – сказал стрелок весело. Но сразу же посерьёзнел и оборвал восторги жителей:
- Некогда болтать, ребята, забирайте своё добро, получше спрячьте его, а нам ещё в сто мест успеть надо. Попозже встретимся, поговорим.
- Возьми меня с собой, Робин, - взмолился Мэтью. – Я не хочу оставаться здесь!
К огромному удивлению и стрелков, и односельчан – Эдвард поддержал просьбу сына.
- Заберите его с собой, ребята. С тех пор, как это случилось… - он замялся, - парень места себе не находит! Он казнит себя за то, что отнёс вам эту проклятую записку и не предупредил о засаде. Пусть сражается – мирного крестьянина из него всё равно уже не выйдет, он спит и видит только лес и битвы!
- Мал он ещё, Эдвард… - с сомнением произнёс Робин. – Думаешь, ему уже можно уйти с нами в лес?
- Да, - сказала вдруг решительно мать Мэтью, выступая вперёд. – Парень он отчаянный, но мало что ещё смыслит… Научите его всему, чему следует, и пусть он будет достоин чести сражаться в вашем отряде.
Она подошла к сыну, обняла его.
- Благословляю тебя, сынок. Пусть не услышу я никогда о тебе ничего дурного – что ты струсил, предал, был жесток к беззащитным…- она заплакала и отошла в сторону.
- Ну, значит, ты пойдёшь с нами, Мэтью, - подвёл итог Робин.
Оставив трофеи в Уикеме, лесные стрелки вернулись в Шервуд. Им нужно было нагнать товарищей, везущих в Лимби и другие деревни отнятое у стражников крестьянское добро. Помимо Мэтью, с ними ушли ещё трое молодых уикемцев, решивших сменить вечные унижения подвластных захватчикам крестьян на полную опасностей, но смелую и достойную жизнь вольных стрелков.
Спасибо, анончик с конями С восторгом прочитал про лощадь-мэрисью))) Ночевки с лошадиной головой на плече немного царапнули, но не слэшеру придираться к чужим кинкам. Стиль, надо сказать, не разочаровывает ни на мгновение: прекрасные лица благородных разбойников, измученные этикетом боевые подруги, негодяйские враги простого люда
Аноны, если у кого вдруг еще что найдется, киньте ссылочек, плиз, а то осень скоро
Сабжу положительно откомментили Зуб с Русалкой, сабж поблагодарил, но о соавторах умолчал. Скромняжка.
положительно откомментили Зуб с Русалкой
Кто это?
Да, черепушка должна взять патент - первая лошадко-мерисью, если не считать мульт про поней.
Интересно, а Черепаха о конях и верховой езде имеет понятие? Что скажут специалисты?
Анон пишет:положительно откомментили Зуб с Русалкой
Кто это?
Мятежный зуб и Русал по имени Джек - ее фб-фики (стр.10 коммент 229), отбеченные до такой степени, что требуют упоминания в шапке того, кто их переделывал, как соавтора или, в крайнем случае, хотя бы как беты. Но прошла инфа (стр.13 коммент 319) о том, что черепаха вывалила на джено-форум эти фички под сугубо своим авторством и в данный момент скромно принимает поздравления.
Черепаха о конях и верховой езде имеет понятие?
Ей было с кем консультироваться, так что вполне возможно, что какие-то матчастные вещи соответствуют действительности.
Интересно, а Черепаха о конях и верховой езде имеет понятие?
Не имеет. Она описывает собаку, а не лошадь. Впрочем, о кинологии она тоже не имеет понятия, так что хоть так, хоть эдак получается ерунда.
Не имеет. Она описывает собаку, а не лошадь. Впрочем, о кинологии она тоже не имеет понятия, так что хоть так, хоть эдак получается ерунда.
Анон тоже подумал, что конь странноватый получается. Но, поскольку анон и сам коней только в кино видел, то умничать не решился
Мятежный зуб и Русал по имени Джек - ее фб-фики (стр.10 коммент 229), отбеченные до такой степени, что требуют упоминания в шапке того, кто их переделывал, как соавтора или, в крайнем случае, хотя бы как беты. Но прошла инфа (стр.13 коммент 319) о том, что черепаха вывалила на джено-форум эти фички под сугубо своим авторством и в данный момент скромно принимает поздравления.
Тьфу ты. Спасибо, анон. Прочел жопой, подумал о каких-то важных людях.
Она описывает собаку, а не лошадь
Да себя она в очередной раз описывает. Уж не знаю, что такого в этом каноне, что ей было не самовписаться туда в виде какого-нибудь персонажа-человека, но это опять и как всегда только она одна - верный друг главгероя, который единственный спасет "в самый страшный день", согреет своим теплом в куче спящих собутыльников, не устроит истерики от переживаний за него, в отличие от невесты, и который один ему для настоящего щастья нужен. Тьфу.
А носу нельзя было пожаловаться, чтобы эти главки снесли? Оо
А черт его знает, наверное, автор связываться не захотел.
Стиль, надо сказать, не разочаровывает ни на мгновение: прекрасные лица благородных разбойников, измученные этикетом боевые подруги, негодяйские враги простого люда 1133
И каждое двадцатое слово - "друг". ))))
Анон пишет:Стиль, надо сказать, не разочаровывает ни на мгновение: прекрасные лица благородных разбойников, измученные этикетом боевые подруги, негодяйские враги простого люда 1133
И каждое двадцатое слово - "друг". ))))
Да! Это особенность стиля наряду с многоточиями. Сабж люто кинкует на всехнюю неземную дружбу.
Аноны, если у кого вдруг еще что найдется, киньте ссылочек, плиз, а то осень скоро 1
Держи, анон.
Мелочь всякая, до эпохалки про лошадь далеко, конечно:
Cпасение Мариэтты
Глаза Арчи стали огромными:
- Горацио? Ты что, хочешь взять эту леди на корабль?
Эдрингтон иронично поджал губы.
Матросы помалкивали, но Стайлз двусмысленно ухмылялся.
Горацио покраснел: зачем этот олух всё опошляет?
Нельзя же бросить республиканскую учительницу на растерзание роялистам! Что они из себя представляют, он успел наглядеться. На примере Монкутана…
- Арчи… ты предлагаешь бросить её тут? В пасть гильотине?
От такого поэтического оборота, неожиданного в устах Горацио, обомлел не только Арчи…
- М-р Хорнблауэр, - произнёс Эдрингтон. – Позвольте напомнить, что Устав не предусматривает приглашение на военных корабль посторонних.
- Но мы же можем спасти мирных жителей! И даже обязаны это сделать!– Арчи решил, что раз уж так случилось, будет поддерживать Горацио в его безумной затее…
- В конце концов, это не моё дело, джентльмены, ведь объясняться с капитаном придётся вам, а не мне, - Эдрингтон пожал плечами, делая вид, что происходящее его не касается, но соскочил с коня и подсадил француженку в седло.
- Теперь, думаю, нам пора отступать, джентльмены…
… Тёмные глаза Пэльо сощурились – он пытался без подзорной трубы рассмотреть девичью фигурку на лошади, каким-то чёртом оказавшуюся среди моряков и морских пехотинцев - а затем расширились, когда он увидел, что Хорнблауэр помог девице спешиться.
…. Когда уцелевшие участники вылазки поднялись на борт, капитан поклонился
девушке и спросил, какими судьбами её занесло на «Неутомимый».
Горацио пустился в путанные, долгие объяснения, в чём ему помогал Арчи.
- Надеюсь, вы узаконите свои отношения с леди, как только мы прибудем в английский порт…
Пэльо улыбнулся майору:
- Вас, милорд, хочу поблагодарить за хороший присмотр за моими офицерами…
при их великодушии я мог ожидать эвакуации на «Неутомимый» всех жителей здешнего побережья.
Название: Стихи и письмо домой
Фандом: Хорнблауэр
Автор: Черепашка с рожками
Персонажи: капитан Пэллью, Горацио Хорнблауэр, Арчи Кеннеди, упоминается Уильям Буш.
Категория: джен
Предупреждение: АУ, события происходят после трибунала в Кингстоне, друзья оправданы и вернулись на "Неутомимый"
Арчи сменил его на вахте, и Горацио отправился в их тесную каюту. Он хотел обсушиться и написать письмо домой. Про себя порадовался, что дождь уже стихает, и Арчи, похоже, достанется меньше, чем ему...
После побоища на "Славе" Горацио не отпускало беспокойство за друга... И, насколько он понимал, лишняя сырость Арчи, с его ранением (хотя уже зажившим!) - будет совсем ни к чему.
Быстро переодевшись, Горацио присел к столу. Писать надо было много - не писал он давно, с самого перевода на "Славу", и понимал, что отец беспокоится... Даже в Кингстоне, в отпуске, он черкнул только пару строк: "Жив, здоров, в коротком отпуске, когда приеду домой, не знаю.."... Почему-то не получалось описывать подробно всё случившееся с ними за эти полгода с небольшим... Он не знал ещё, как рассказывать такое, не волнуя отца.
Сейчас же, когда они вернулись на "Неутомимый" и жизнь вошла в привычную колею, он мог с чистой совестью написать, что у него всё благополучно...
Горацио потянулся к стопке бумаги и замер... На столе, придавленный морским справочником, лежал исписанный Арчиным почерком листок... Нет, у них не было тайн друг от друга.. Также, как не делили они вещи на "мои" и "твои", и спокойно заимствовали сухое бельё из рундуков друг друга...
" Арчи, видать, тоже, наконец, собрался написать домой, да не успел до вахты... " - подумал Горацио и скользнул взглядом по листу, бережно откладывая его в сторону.
Глаз зацепился за рифмованные строчки. Стихи были незнакомые. Сколько Арчи ему стихов рассказывал, а в этот полуторомесячный отпуск в Кингстоне - особенно... Ничего подобного Горацио не читал и не слышал... Он стал читать, думая, что Арчи вспомнил что-то из прочитанного и записал себе...
Но уже через несколько минут Горацио всё понял...
Это было – про них... Настолько, что никто чужой не мог бы угадать и почувствовать той дружбы, которая связала их ещё на «Юстиниане»... И, однако, вот оно – написано быстрым Арчиным почерком, без помарок...
Горацио покраснел. При всём их взаимном доверии, Арчи может быть неприятно, что он полез в такое личное... И - оно лежало на столе.. войти и прочитать мог кто угодно... Горацио бережно взял листок и спрятал Арчи под подушку... "Тут уже не пропадёт, а вернётся - я ему скажу, куда положил.." - подумал Горацио.
Горацио убрал листок и вернулся к столу. Только вернуться к письму не получалось. Слишком много воспоминаний проснулось в нём от прочитанного. Были и забавные, но были - и страшные... плен.. залитая кровью палуба "Славы"... нет, не надо думать про это.. всё уже позади... Всё хорошо, они дома... Он вспомнил тенистый кингстонский сад, и увидел замершего Арчи, боящегося спугнуть шустрого колибри, зависшего над цветком... Да, его братишка радуется любой живности... А потом - Горацио вновь увидел море - каким видел тогда, с мачты, куда они с Арчи забрались на спор, возвращаясь из французского похода... Они стояли тогда даже выше парусов...
Горацио улыбнулся..
Когда промокший Арчи вернулся, Горацио всё ещё мучился над письмом. Изложение мыслей письменно никогда не было любимой работой Хорнблауэра.... Услышав шаги друга, Горацио обернулся:
- Сильно вымок? Сушись, давай... Я уже принёс нам горячего чая от Дотси...
Арчи, не проявляя никакого беспокойства о забытом на столе листочке, переоделся и забрался на свою койку.
- О, сейчас тучи разошлись, задувает здорово.. Бедный Буш... - он прихлёбывал горячий чай и смеющимися глазами смотрел на Горацио.
- Что, домой пишешь?
- Ага..
Горацио покраснел.
- О.. и про что же такое ты пишешь, что весь красный стал, как рак? - сострил Арчи.
- Я не из-за письма... - Горацио виновато посмотрел на друга. - Ты оставил на столе... листок со стихами... я тебе спрятал под подушку, чтобы не пропал, но случайно прочёл. Ты очень обидишься?
- Обижусь? - не понял Арчи. - А что такого секретного там было? Боже, Горацио.. - он вскочил и подошёл к другу. - Ну, разве у меня есть от тебя секреты?
- Нет... но ты никогда не рассказывал мне, что ты...
- Ой, это началось только в Кингстоне... наверное, испанская пуля так подействовала, и успокоительные снадобья нашего замечательного доктора! - фыркнул от смеха Арчи. - Оно давно в голове вертелось, и сейчас вот записал... Всем, конечно, лучше этого не знать ... - Арчи тоже покраснел. - Засмеют, просто. Но от тебя и от сэра Эдварда... нет, для вас это не секрет...
- Да, ты молодец, у тебя вон стихи получаются, а я вот с письмом никак не справлюсь... - вздохнул Горацио.
- Ну, что ты написал?
Горацио прочитал.
- О, так ты самое главное не написал! Ни про "Славу", ни про то, как ты придумал взять форт, и как всё получилось гладко.... Ни про трибунал... ни как объедались фруктами...
- Арчи... ну, я такое не могу писать... Про "Славу".. это хвастовство получится..
- Смотря как написать, Горацио, - хитро ухмыльнулся Арчи.
- Ну, диктуй тогда...
Арчи охотно взялся за это, но Горацио спорил чуть ли не с каждой фразой, казавшейся ему слишком хвастливой...
- Боже, ну, я не знаю, что с тобой делать! - уставился в потолок Арчи...
- А я не знаю, как писать.. - Горацио отбросил перо. - Это в тысячу раз хуже рапорта, честное слово...
- Я ж тебе говорю, - как, а ты споришь!
- Вот садись тогда сам - и пиши...
- И напишу! А ну-ка давай сюда перо!.. - запальчиво воскликнул Арчи, которому, судя по всему, не терпелось дорваться до письма.
- Пиши... только не перепутай, что пишешь от меня, а не от себя... - довольный Горацио уступил другу стул и устроился на своей койке. - Теперь я тебе буду подсказывать...
Но долго Горацио на койке не задержался. Надо же смотреть, что это рыжее чудо там пишет...
И, конечно, зоркий взгляд 2 -го лейтенанта "Неутомимого" сразу заметил непорядок....
- Запятые, Арчи! Запятые! И не забывай, что я - это я, а не ты!.. Нет, не надо писать про позавчерашнюю стычку с испанцами! Арчи, дай я сам!
- У тебя фантазии нет, - Арчи прикрыл письмо, не желая отдавать его назад...
- Что значит нет фантазии?!- возмутился Горацио. - Мы же не роман пишем, а письмо! Всё должно быть по правде!
- По правде? А по правде - стычка с испанцами была, и ты там был молодчиной! Так что - не мешай мне писать твоему отцу правду, - расхохотался Арчи, уворачиваясь от Горацио, пытавшегося выхватить письмо.
- Арчи, правда должна быть разумной! Отец все-таки обо мне беспокоится...
На самом интересном моменте отнимания исписанного листа с чернильными пятнами - то есть в тот самый миг, когда Хорнблауэр слегка подпрыгнул, а Арчи с хохотом пытался спрятаться в углу - открылась дверь. Предупреждающего стука лейтенанты, похоже, не услышали, зато сэр Эдвард отлично слышал их спор.
- Горацио, Арчи... вы уже не в отпуске, - заулыбался сэр Эдвард.. - Посолиднее...
Надо было бы напустить на себя строгий вид, но почему-то не получилось...
Однако лейтенанты вытянулись в струнку, а Арчи спрятал за спину изрядно помятое в битве письмо...
- Что там у тебя? Покажи, - добродушно спросил сэр Эдвард.
- Да он взялся за меня письмо моему отцу писать, а сам там врёт безбожно! Выставил меня каким-то... героем... - покраснел до ушей Горацио.
- Посмотрим, что он там наврал, - сэр Эдвард взял у Арчи листок и пробежал глазами... - Что ж... написано всё по делу, нисколько не преувеличено... И всё же - придётся мне самому написать вашим родным - и твоим, Горацио, и твоим, Арчи...
Оба лейтенанта насторожились, припоминая, в чём успели провиниться... Ничего не припоминалось.
- Надо же поблагодарить их за таких славных сыновей! - улыбнулся сэр Эдвард и присел к столу. - Они воспитали отличных парней для флота Его Величества...
Стайлз
Бедолага Стайлз оказался в тюрьме по чистой случайности… вернее, по неблагосклонности Фортуны… Говорил же пастор в проповеди: кто осуждает другого за грех, потом осуждается за то же самое! Стайлз вспомнил, как с возмущением отнимал у «лягушатника» краденую из корабельных припасов курицу. Тогда ещё юный лейтенант Хорнблауэр сделал ему строгое внушение, указав, что гостей надо встречать приветливее и прощать им незнание местных порядков и приличий! Где был теперь уже капитан Хорнблауэр, когда самого Стайлза так скверно поприветствовали «лягушатники», обвинив в краже?
Чтобы он, Стайлз, взял чужое? Да спросите кого угодно, хоть вот Мэтьюза, - способен ли он на такое? Но «лягушатники» не пожелали слушать никаких объяснений, тем более объяснял Стайлз на родном языке, и затолкали его в каталажку, где приставили мелкого воришку, как они назвали его, к котлам на кухне. Бедняга Стайлз, которому истинный вор, убегая, подкинул свою добычу, совсем не стремился освоить поварское ремесло и вкусно кормить товарищей по несчастью… он замышлял побег…
Два майора
Поскольку в фильме эти двое не встречались, а жанр - любой... Пусть будет вот так... Встреча всех и вся на "Неутомимом"... и коммадор поминает недобрым словом Адмиралтейство, навязавшее на его голову этих "помощничков"...
***
На «Неутомимом» оказались в одно время две харизматичные личности… Нет, адмирал Пэллью уже привык, что у него что ни офицер – то Личность. Взять эту парочку – Хорнблауэра и Кеннеди… от их яркости у любого глаза заслезятся, - словно на Солнце посмотрел. Да и их новый товарищ, м-р Буш, если разобраться – ничуть им не уступит.
Но ТАКОГО сэр Эдвард ещё не встречал. Эти двое – просто бочонок с порохом и подожжённый запал. И взрыв грозит разнести фрегат коммадора на мелкие щепки…
Первая встреча доблестных воинов союзных вооружённых сил прошла в напряжённо- подозрительной обстановке. Началось с того, что непреклонный Эдрингтон стал настаивать на ПРАВИЛЬНОМ наименовании себя, любимого. А не менее упрямый француз, хотя и был, как его рекомендовали Пэллью, рьяным монархистом, почему-то упорно не желал произнести слово «милорд» применительно к этому подтянутому и гордому англичанину.
Нет, это слишком для Андре Котара! Можно стерпеть мальчишеские, и, в сущности, незлые, подколки Кеннеди, суровую язвительность Буша… но ЭТО… Высокомерие и взгляд снизу вверх, как на какое-то насекомое? Неужели этот Эдрингтон вообразил себя выше него, потомственного БАРОНА?… Коса нашла на камень…
Все, свободные от вахты, наблюдали, как на шканцах замерли напротив друг друга двое сухопутных офицеров.
- Майор Эдрингтон? – переспросил французский союзник, когда адмирал представил их друг другу.
- Милорд, майор Котар, - невозмутимо поправил английский офицер.
Но за этой невозмутимостью все, стоявшие поблизости, ощутили скрытое возмущение и враждебность.
Уильям Буш улыбнулся уголками рта, Арчибальд Кеннеди толкнул Горацио Хорнблауэра локтем в бок, а сам Горацио выжидающе посмотрел на адмирала: Пора уже вмешаться, или пусть пока попетушатся эти двое?
Мой брат под солнцем….
Как же Горацио раньше не понимал, кем стал для него Арчи? Только сейчас, сидя в лазарете возле него, понял до конца… Не просто Друг… Брат… с которым всё – пополам. Который понимал его так, как никто. И кого понимал и он, Горацио.
Как, как он мог так ошибиться? Понадеялся на то, что Арчи просто не сможет ничего натворить, поскольку не может встать? Или – он вообще не подумал о нём? Просто захотел поддержки и тепла? Он вспомнил глаза Арчи – как тот смотрел на него, словно стараясь прочитать самые тайные мысли… А он неумело изворачивался, уже почувствовав, что этот разговор не приведёт к добру:
- Ты сейчас спрашиваешь меня, кто столкнул капитана? Я отвечу завтра…
Он просто не знал, что сказать… хотел отвлечь друга от этой темы…
Дорого же обошлась Горацио… и если бы только ему! – минутная слабость… Желание опереться на дружеское плечо в трудную минуту.
Он уже опирался на плечо Арчи… тогда, после гибели Мариэтт…
И сам подставлял ему плечо… там, в испанском плену…
Разве мог Горацио увидеть даже в самом кошмарном сне то, что произошло сегодня?
Почему сегодня Арчи решил за него? Он не хотел спасения такой ценой… Но он сам во всём виноват…Виноват… и эту вину уже не загладить…
- Арчи, Арчи… прости меня за всё…
Горацио смотрит на друга, но видит – море, и их двоих, бок о бок на палубе. Они смеются. Они счастливы…
Аноны, если у кого вдруг еще что найдется, киньте ссылочек, плиз, а то осень скоро
Вот:
Три взгляда на события на "Славе"
Черепашка с рожками
Канон: Хорнблауэр.
События 5-6 серий - пропущенные сцены.
Упоминается гет.
Джонни Депп, морской пехотинец
-Чёрт бы побрал эту испанскую бабу, и мою глупость в придачу. Мало радости в том, что док залатал мою шкуру. Теперь, как пить дать, меня ждёт петля. Ещё бы, эта шлюха забрала ключи и выпустила всех своих. Что было дальше – легко понять... Из-за моей дурости поубивали полно народу. Лейтенанты вон тоже... того гляди помрут. Кто бы мог подумать, что эта баба окажется такой хитрой и злобной! Говорил мне дед, что даго – сродни чертям, но я думал, что на баб это не распространяется. Ага, думать меньше надо было! Хотел бы я сказать, что впредь буду умнее, да этого впредь у меня не будет.
Уж как она ко мне ластилась, змея, чуть меж прутьев не просачивалась. Только нужен был ей не я, а ключи эти проклятые. Нет, я парень не из худших, девчонки на меня так и вешаются... Кто же мог подумать, что у этой черномазой совсем другое на уме? Тем более, слыхал я, что испанки страсть какие жадные до постельных утех. Лучше б я слушал, что они коварны, как змеи, и оружие у них не для красоты припрятано. Оружие. Оружие. Погоди-ка! Кто же ей нож-то передать мог? Ведь обыскивали всех, когда на борт поднимали... Выходит, не только моя дурость всему виной. Я-то как дурак попался, а устроил всё кто-то похитрее меня... Неужто кэп прав был, и на «Славе» состряпали заговор? И ведь как гладко всё вышло... Вышло бы - если бы лейтенанты и остальные испанцам не воспротивились. Так если все с ними дрались – кто же кашу-то заварил? Ведь кто-то же передал нож этой стерве! Выходит, есть тут кто-то, кто для пленных постарался. Только вот кто? Знаю я обо всём, случившемся после моей промашки, только из обрывков разговоров, в лазарете услышанных, и по ним что-то понять сложно. Знаю только, что драка вышла жаркая. И соседи мои по лазарету своими шкурами расплатились за мою дурость. И всё же неправильно это – если меня одного виноватым сделают. Мне и так и так подыхать, зря док и возился – но если не найдут виноватого - он же ещё дел наделает! Я бы сказал им это – да кто меня слушать станет? На меня все косятся... ещё бы – из-за меня ж всё приключилось... М-р Хорнблауэр и вовсе волком смотрит. Это не диво – друг его пластом лежит, поймав испанскую пулю.
Луиса Гарсиа, вдова полковника Педро Гарсиа
Этот сеньор... как его... заменяющий капитана – лжец и мерзавец! Он обещал Педро, что сопротивления не будет, и мы без проблем получим корабль, на котором отправимся на родину. Конечно, Педро утратил крепость – но мы и так слишком долго держались там, гарнизон голодал, и мы сопротивлялись из последних сил. Думаю, эти бунтовщики убили бы нас всех, если бы не подвернулись англичане! Мои молитвы Мадонне были услышаны. Несчастье обещало обернуться удачей. Эти новые враги - будто мало было прежних! - должны были невольно помочь нам. Нам нужно было только захватить их корабль... Не так легко это сделать - как пожелать этого. Но нам улыбнулась удача, на которую мы не смели и надеяться: мы встретили союзника в исполняющем обязанности капитана вражеского корабля! Он сам предложил нам сдать «Славу», и торговался только за свою жизнь. На остальных ему было наплевать. Впрочем, матросы для возвращения домой необходимы, и самое большее, что им угрожало – положение пленных в Испании. А вот офицеры... Думаю, муж не планировал оставлять их в живых. Он сразу ухватился за эту возможность – добраться домой на «Славе» - тем более, наших кораблей мы лишились, и выбраться с острова могли теперь только на этом английском корабле. И всё же я не могла довериться этому человеку: раз он предал своих – полагаться на него нельзя, нас он предаст ещё скорее. Но муж мой был уверен, что нас предавать этому иуде невыгодно, потому что он незаконно отстранил капитана, и за это на родине его вздёрнут. Мне оставалось только согласиться с Педро. Если бы всё вышло так, как мы рассчитывали - мы привели бы домой прекрасный корабль, и это несколько сгладило бы неблагоприятное впечатление от потери крепости Самана. Правда, до этого нам предстояло несколько дней провести на положении пленников, в тесном и грязном трюме – но такова была цена свободы и этого корабля. Видит Бог, я согласилась на ту роль, которая отводилась мне, по своей воле – как бы ни было мне противно делить ложе с одним из часовых... Наши жизни и свобода стоили того! Накануне вечером в трюм спустился этот негодяй – якобы, проверить посты. Он передал мне нож и шепнул, что сегодня ночью нас будет охранять парень, падкий на женские ласки – так что добрая удача будет зависеть только от моей сноровки в соблазнении караульного. При этом он так похотливо ухмыльнулся, что меня чуть не вырвало. Неужто и он надеется воспользоваться моим телом? Идиот! Плата за ночь со мной слишком велика для труса.
Но всё пошло не так, как мы думали. Нет, сперва удача улыбнулась мне – я добыла ключи, даже не успев подвергнуться насилию со стороны этого олуха. И виной тому было вовсе не отсутствие у него пыла, видит Бог! Однако моя святая позаботилась обо мне, и мне не пришлось предоставлять ему то удовольствие, на которое он рассчитывал, выпуская меня из клетки.
Что ж, он расплатился за свою похоть! Мне некогда было проверять, прикончила ли я его – надо было позаботиться о своих ближних. Кое-как поправив одежду, я отправилась туда, откуда только недавно ушла в сопровождении этого солдата. Мои подруги по несчастью встретили меня с трепетом. Ещё бы! Гордая сеньора, жена начальника гарнизона, выкупила их свободу ценой своей чести. Мне некогда было рассказывать, как я справилась со своей задачей – нам надо было поспешить и выпустить наших мужчин.
Наши мужья и братья сражались доблестно, Небо свидетель! Но когда убили Педро, им пришлось сдаться. Мы снова оказались в том же трюме, теперь уже – в кандалах. Мадонна, ты знаешь, как я несчастна... Мой бедный Педро поплатился за свою доверчивость. Англичанам нельзя доверять никогда и ни в чём!
Томас Бакленд, и.о. капитана «Славы»
Всё это начиналось давно, и поначалу незаметно. Помню, я удивлялся, как невозмутимо и твёрдо Сойер держится после Сент-Винсентовской катастрофы. Но даже для такого железного человека испытание оказалось непосильным. Он медленно скатывался в безумие. Я замечал это, наверное, лучше других – потому что ждал этого. «Слава» медленно, но верно превращалась в плавучий Бедлам. В отличие от дружков капитана, меня это не печалило. Я следил за всем происходящим, ожидая момента, когда мне представится возможность покончить с ними со всеми. Меня считают недалёким пьяницей. Что ж, это даже неплохо – хотя и очень унизительно! Всякий раз, когда капитан очередной раз прохаживался насчёт моей непригодности к службе – мне хотелось вцепиться ему в глотку. Но я умею ждать и терпеть – в этом моя сила. Когда на борт прибыли эти сопляки – Хорнблауэр и Кеннеди – события пошли по нарастающей. Казалось, их присутствие усиливает и обостряет безумие старого капитана. Сперва я даже обрадовался. Но радовался я недолго – мало того, что события слишком ускорились – эти щенки и меня норовили впутать в свои замыслы. Им приспичило спасать корабль! Будто это проклятое корыто ещё можно, и, главное, - нужно – спасти. И вот отстранять капитана от командования, в отличие от них, молодых и глупых, я совершенно не желал. Пусть Сойер действительно сошёл с ума, но я не такой идиот, чтобы взвалить на себя всю ответственность за происходящее в этом Бедламе. К тому же куда удобнее и безопаснее делать всё от его имени. Я бы так и действовал, и мальчишек, возможно, смог бы уломать, что так всем будет лучше, - если бы старый чёрт хоть немного мне доверял! Но, к несчастью, его недоверие ко мне не было секретом ни для кого – в том числе и для этих желторотых. Бьюсь об заклад, что это Клайв с Хоббсом подогревают его ненависть и недоверие ко мне. Они-то, вроде, в здравом рассудке, и могут о чём-то догадываться. Доказательств у них никаких нет, мои сообщники по прежнему мятежу не выдали меня, но заподозрить они могут. Как могут и внушать свои подозрения этому безумцу. Как жаль, что в тот день не удалось покончить с ними со всеми! Насколько всё было бы проще тогда. Но вот сейчас, кажется, мне улыбнулась удача. Дурак я был сперва, когда хотел убраться от крепости, не попытавшись атаковать её. Мальчишки буквально принудили меня к выполнению задания, с которым мы были посланы в эти беспокойные воды. Но оказалось, что их настырность сыграла мне на руку. Именно испанцы помогут мне в моих замыслах! Когда мы побывали в крепости и убедились, что запасы там практически иссякли, у меня в голове забрезжил план сговора с комендантом крепости. Пока щенки были на берегу и таскали пушки для обстрела гавани, я пришёл к доброму согласию с испанским полковником. Мы договорились о доставке меня в Испанию, в обмен на передачу «Славы» испанской короне. Я торговался только о своей участи. Команда меня не заботила, а уж участь офицеров тревожила меня лишь в том смысле, что могла бы оказаться недостаточно суровой. Однако дон Педро заверил меня, что мои беспокойные сослуживцы не будут больше причинять мне неудобств. Я и мечтать не мог о такой великолепной возможности рассчитаться и с Сойером и его дружками, и с наглым молодняком. В лапах донов всем им будет несладко! Наша приятная беседа, увы, всё время прерывалась безумными выкриками Сойера, доносившимися из его каюты. Хотелось бы мне знать, почему Клайв не может заткнуть своего приятеля? Стыдно людей. И они могут усомниться в моих полномочиях. Но, к счастью, испанец не отказался от своих намерений – покинуть Саману на борту «Славы». Лейтенанты, конечно, возражали против вывоза на «Славе» всего гарнизона крепости и женщин, но я как исполняющий обязанности капитана сумел заставить их смириться с моим решением. Надеюсь, они не заподозрили моих тайных замыслов! Честно говоря, раньше мне не приходило таких мыслей – сдать корабль врагу.
Я решился на это, будучи припёртым к стене - младшие лейтенанты сами виноваты, что втянули меня в мятеж против капитана, а я вовсе не тороплюсь в петлю. Единственное спасение для меня – перекинуться к донам. Если разобраться, именно эти молокососы и виноваты в том, что кэп окончательно рехнулся, и что мы все украсим собой виселицу Кингстона. Я дал им шанс красиво умереть в лапах ниггеров, но они пожелали вернуться на «Славу». Что ж... пусть теперь подыхают от рук испанцев.
Кажется, я всё хорошо рассчитал. Ежедневные раздачи рома уже давно превратили команду в стадо (спасибо кэпу!), и лейтенанты, хоть и вернулись на «Славу», едва ли смогут организовать сопротивление. Испанская леди оказалась достаточно дерзкой, а уж пылкости у неё хватит! Наверняка она сумеет выбраться из заточения и выпустить своих! Жаль, что все её милости достанутся не мне. Впрочем, неизвестно, как всё обернётся, может быть, какая-то заварушка всё же случится, - а тогда прекрасная донья может и овдоветь. Почему бы в таком случае ей не обратить взгляд на меня? Ведь заслуживаю же я благодарности за предоставление в её распоряжение такого прекрасного корабля!
Я незаметно передал ей нож и предупредил, когда будет дежурить часовой, которого ничего не стоит обмануть. Пороки людей – в них моя сила. Этот блудливый мальчишка послужит моим замыслам и откроет мне дорогу к свободе и богатству!
Ночь сегодня будет весёлая! А я могу спать спокойно – меня доны не тронут.
Ночь действительно выдалась весёлая. Только вот веселье пошло совсем не по плану. Нет, испанцы меня связали, как мы и договаривались, чтобы в случае чего обеспечить мне алиби. Но высокомерный дон не смог отказать себе в удовольствии, его слова: « Вы не офицер!» - царапнули даже больнее постоянных попрёков и насмешек Сойера. Ладно, плевать! Если это нужно для моих целей – я пройду и через унижение. Не все же такие гордые, как эта компания! Вернее, обе компании – и Сойер с прилипалами, и молодые наглецы. Начало ночного нападения было вполне ожидаемое. Только вот дальше я лежал, обливаясь холодным потом. Потому что команда «Славы» дралась! И как дралась! Если они одолеют донов – мне не жить. Кто-нибудь догадается о моей роли в этой истории, или испанцы сдадут... Когда Хорнблауэр принёс мне назад шпагу – я принял это за издевательство. Ты же спишь и видишь запереть меня в трюме, сопляк! Но он отдал мне оружие и даже участливо поинтересовался, не ранен ли я. Проклятый лицемер! Впрочем, тут все такие – что сосунки, что старики. Проклятое корыто!
И вот теперь мы ковыляем в Кингстон. За нами тащатся призы. Неужели мальчишки думают смягчить этим трибунал? Одна радость – думаю, они ни о чём не догадываются. Двое при смерти, третий уже похож на тень – он делит своё время между вахтами и лазаретом, где помогает Клайву... Кстати, Клайву тоже сейчас не до меня. Кончилось его безделье! Работы у него сейчас столько, что он это плавание надолго запомнит. Только вот Хоббс косится на меня ещё более мрачно, чем обычно. Неужели он о чём-то догадывается?! Господи, только бы испанка не сдала меня! Счастье ещё, что её мужа прикончили в драке – всё же, одним свидетелем меньше.
Теперь оставшиеся в живых пленные заперты в трюме, а «Слава» продолжает путь к Ямайке. Я всю жизнь был примерным христианином, не то что все эти ублюдки, среди которых я вынужден служить. И моя жизнь окончится в петле!
Спасибо, добрый анон Во втором драббле такая чудная дебильная семейственность на отдельно взятом фрегате, пальчики оближешь)))
Так, коммент 399 был ответом на комментарий 397.
Анон с Тремя взглядами - и тебе спасибо
Аноны, вы очень отзывчивые Поклонник сабжевого стиля тронут
Основано на FluxBB, с модификациями Visman
Доработано специально для Холиварофорума