Сначала Вася хотел просто избавиться от надоедливого Семенова.
Бесит тот его до белых глаз, мешается под ногами, грозит сорвать всю операцию. Да и просто по-человечески обидно чуть ли не до слез, что уж: место начальника службы безопасности должно было достаться именно ему, Василию Тучкову, правильному пацану, тогда бы он смог полноценно развернуться. Он уже и планы в мыслях составляет, в каких направлениях начнет работать, как только получит это кресло.
И тут этот вот появляется. Нарисовался — не сотрешь.
Причем так, что Вася квакнуть даже не успевает, не только попытаться предпринять что-то в свою защиту. Просто в один не очень прекрасный день Фомин, пригласив Васю в свой кабинет, без обиняков представляет ему нового начальника своей службы безопасности — Семенова Павла Андреевича.
— Можно просто Паша, — это уже сам Павел Андреевич дружелюбно тянет лапищу.
Ага, блядь, Паша…
Паша… Радость наша! Что именно радость, Вася понимает на удивление быстро. Алексей Леонидович просто не оставляет шанса думать иначе. Видит бог — Вася пытался.
Вася не сноб, и даже не гомофоб, при всех особенностях своей работы и окружения. У Васи тоже имеется друг детства, реально просто хороший друг, который сейчас в заграницах счастливо эээ… мужат. И с ребенком. Хорошо, свалил сразу после школы, пока Вася еще зеленый был и про карьеру не помышлял, а то хуй бы ему, а не УСБ. Васю всегда поражало, насколько другим людям порой не все равно, кто с кем и как ебется. Ему вот кристально похуй — лишь бы это были два взрослых человека и по доброй воле. А что они там у себя в койке делают — фиолетово, главное, чтобы это по жизни не мешало.
А вот Фоме его неразделенные трепетные чувства к Паше определенно мешают, в этом Вася совершенно уверен. Алексей Леонидович Пашу любит всей своей широкой пацанской душой, и так же старательно и безоглядно от этой любви прячется. Прикрывает дружбой, как вставший хуй в бане полотенчиком. Хорошо прикрывает, Семенов вон ни черта не видит. Это Васе по долгу службы положено быть наблюдательным, смотреть в оба, и все замечать. Вот он и смотрит. И замечает. Видит даже то, что не хочется. Не нравится ему смотреть как мучается и страдает большой взрослый мужик. Неправильно это как-то. Говорят, от сумы и от тюрьмы не зарекайся — так вот и от несчастной любви тоже. Никак не угадаешь, где вляпаться можешь. Вася в этом плане фаталист. Пусть Фома и идеологический враг, Вася его по своему уважает: тот человек с принципами, беспредела не творит.
Сначала Вася думает, что ему кажется, слишком он к Семенову пристрастен, но происходящее изумляет его все больше и больше. А через пару недель Вася живет уже в перманентном ахуе. Как? Как можно настолько хреново относиться к работе, так халатно исполнять свои обязанности?! И из-за чего? Из-за банального недоеба! Что все это мешает его собственной работе, государственной, между прочим важности — тоже необычайно раздражает. И факт того, что из-за чужого банального недоеба его самого, Василия Тучкова, майра УСБ, могут в любой день грохнуть, причем совершенно не героически, а идиотски, спокойствия тоже не добавляет.
Однако легенда требует не высовываться — и Вася не высовывается. Правда, иногда ему кажется, что морда лица уже просто опухла от фейспалмов. Иногда ему хочется побиться головой об стол и повыть, чтобы отпустило. Так не поможет же!
Впервые Вася чуть не пробивает себе лоб, фигурально, конечно, выражаясь, когда подсматривает, как Фома завязывает Семенову галстук. Ну как подсматривает… Так-то он стоит у стены тише воды, ниже травы, типа следит за дверью, пока пантомима разворачивается перед глазами во всю ширину оконного отражения. Обязательно было вставать Семенову за спину? Дышать ему в затылок? Обязательно обеими руками обхватывать и чуть ли не к себе прижимать? Когда губы Фомы оказываются в опасной близости от виска Семенова, Вася трусливо зажмуривается, но силой воли приказывает себе открыть глаза. Офицер он или где? И не такое видел!
Наблюдая всю эту хрень, что называется из первых рядов, Вася физически ощущает, что лицо у него сейчас натурально вытягивается. Хоть челюсть с пола подбирай. Только вот если она об пол прозвенит, эти двое его заметят… Семенов ладно, но Фома может и пристрелить, за ним не заржавеет, он пацан четкий.
Потом была машина. Огромный черные лендровер, который Фома с мягкой улыбкой удовлетворенного своим решением человека дарит Паше. Вася уверен, что Фома ждет от Семенова гордого отказа от царского подарка и готов к очередной ссоре. Он сам уверен в том, что Павел, блядь, Андреевич откажется. А тот подарок принимает. С такой детской радостью во взгляде, будто он не мужик под сорок, а пацан семилетний, которому на день рождения коллекционную модельку любимой машинки вручили. Ту самую, о которой он все свои семь лет мечтал.
Семенов сидит за рулем, гладит его любовно, с восторгом осматривается в салоне, а Вася не может отвести взгляда от лица Фомы. Он даже и предположить не мог, что его суровый босс способен на такие эмоции. У Фомы на лице написано чистый кайф, абсолютное и неприкрытое наслаждение. Фома просто упивается этой вот семеновской радостью, дышит ею. И взгляд у него сейчас точь-в-точь, как у пацана, с которым любимая девочка первый раз на свиданку согласилась пойти, а улыбкой можно плавить лед. Сразу всей Антарктиды…
Челюсть после первого разу уже не отпадает, Вася быстро учится, но все равно как-то не по себе. Он незаметно оглядывает остальную охрану и поражается тому, что никто ничего не замечает. Ну правильно, этих быков не для такого набирали. Вот если бы здесь кто за пистолет норовил схватиться…
В зал, когда там спарингуются Семенов и Фома, Вася ходить после нескольких раз зарекается. Ну невозможно же! Босс бросает на впотевшего, раскрасневшегося, тяжело дыщащего и горящего злым весельем Семенова такие взгляды, что Васе почти физически неловко. Семенов, впрочем, отвечает тем же. В первый раз, перехватив этот взгляд Вася себе не верит. В очередной раз. Он-то пребывал в уверенности, что здесь любовью только одного пристукнуло, а оно вон как… Не только Фома на задницу Семенова в спортивках мечтательно таращится — начальник службы безопасности тылы своего непосредственного босса тоже таким задумчивым взором оглаживает, что Вася тренировку заканчивает досрочно, лишь бы свалить от этих двоих подальше. И в общей раздевалке не пересекаться. А в душе — тем более.
Соломинкой, сломавшей шею верблюду, становится проститутка. Шумная, веселая и нахальная. Вася, пока ее встречал внизу и провожал к кабинету Фомы, слышит много такого, что уши в трубочку чуть не сворачиваются.
Вася готов бить себя по рукам: то, что он делает бесчестно, но нужно по работе — как минимум, именно этим он себя и оправдывает. Проводив девчонку до кабинета начальства и захлопнув за ней дверь, Вася идет в туалет. Там с телефона, воткнув в уши наушники, он подрубается к камере в кабинете босса. Камеру Вася установил сам, давно, по всем правилам конспирации, так что даже дотошный Семенов при своей тотальной проверке офиса не сумел ее обнаружить.
И теперь он может наблюдать, жаль, не в красках, за завораживающей своей обыденной чудовищностью сценой. Фома умеет быть ласковым, умеет нравиться — это как раз нормально и не удивляет. И даже то, что тот включает музыку, тоже в общем, нормально, для настроения и создания атмосферы. Песня знакомая, Вася хмурится, пытаясь понять, что его так царапает.
Охреневает Вася по полной, когда Фома целует девчонку. Нежно, как любимую женщину, целует проститутку, а потом толкает спиной на стол, чтобы взять лицом к лицу. Вася едва попадает по иконке приложения, чтобы отрубить трансляцию. Идет к раковине и брызжет ледяной водой в лицо чтобы прийти в себя. Он, конечно, видел, что с Фомой все плохо, но даже не думал что настолько плохо…
Так, стоп. Блядь!
Вася замирает, тупо уставившись на себя в зеркало. Ту песню, что Фома сейчас врубил, душераздирающий шансон про “орлов и воронов”, он уже слышал. Часто. Даже слишком. Именно ее в своей машине постоянно крутит Паша. И именно ее до скрежета зубовного ненавидит сам Фома. Вася Алексея Леонидовича очень понимает, он как-то имел сомнительное счастье прослушать сей шедевр раз пять подряд точно, пока ездил с Семеновым по рабочим надобностям, думал, придушит Павла Андреевича за пытку, и любой суд его оправдает. Удивлялся, как еще до сих пор сам Фома не придушил.
И девчонка… Девчонка-то — просто вылитая Паша Семенов! Ну, естественно, женская вариация: такая же белокожая, с румянцем во все щеки, синеглазая, с короткими русыми волосами и крепенькой коренастой фигуркой, далекой от модельных костлявых стандартов.
Недаром, когда он дотошно проверял ее в свободной комнате скрупулезно ощупав полностью и вытряхнув сумочку под ехидным взглядом и скабрезными шуточками, не мог отделаться от мысли, что что-то не так. У нее же даже одежда похожа на ту, в которой Семенов ходил до того, как Фома приказным порядком обязал его без костюма на работе не появляться: джинсы, широкие, почти мужские, белая футболка, короткая серо-зеленая куртка…
— Бля-я-ядь! — в расстроенных чувствах майор Тучков стонет в голос и бьется головой о раковину. Легонько. Не хватает еще расколотить. Объясняйся потом…
Вася с недовольством отмечает, что с этой нервной работой начинает мыслить и изъясняться как уркаган, хотя впору удивляться, как он, питерский интеллигент в пятом поколении, вообще еще не перешел на обсценную лексику целиком и полностью.
Вася грустно думает, что, наверное, Фома почуял камеры. А может, он сам себя выдал, когда они случайно встретились глазами. Вася за девчонкой зашел, Фома у окна стоял, еще без рубашки, и зачем-то оглянулся. Выражение лица у него тогда было такое расслабленное и одновременно тоскливое, что Вася, очевидно, проебался. Наверняка, взгляд подвел, ну, или у него какой-то мускул в лице дрогнул, а Фомину этого хватило, чтобы все понять. Он, сука, умный и чуйка у него запредельная. Поэтому Фома — смотрящий над Питером, а Вася теперь едет неизвестно куда в багажнике, явно не рассчитанном на перевозку людей, тем более его габаритов. Вот ведь судьба — он, конечно, мальчишкой мечтал о подвигах и, в общем, был готов к тому, что погибнет на службе Родине… Но не так же! Не в багажнике от мышечных судорог! Совсем как-то обидно.
Когда машина, наконец, останавливается и багажник открывается, Вася готов увидеть кого угодно, но не Семенова. И вот это уже даже интереснее: значит, он успел проколоться перед Пашей? Где? В чем? Как УСБ-шник или как человек, который знает его (точнее их с Фомой!) маленький грязный секретик?
— Не сильно тебя эти суки приложили? Живой? В порядке?
Семенов парой фраз развеивает все его сомнения. Вася аж выдыхает, осознав, что все это время, пока тупо разглядывал его лицо, глядя в кои-то веки на него снизу вверх, а не наоборот — даже не дышал.
— Руку давай! — Паша тянет свою лапищу, и Вася цепляется за нее, чтобы выбраться уже из опостылевшего гроба на колесиках. Помощь нужна, потому что одеревеневшие мышцы не слушаются.
— Хорошо, пэпсы знакомые видели, как тебя упаковали, мне свистнули сразу же.
Вася пытается кивнуть, но голова отдает звоном, и он просто хмуро улыбается в ответ. В эту минуту он Паше по-настоящему благодарен: надо же, впрягся, хотя Вася в курсе, что он его совершенно откровенно раздражает. Недолюбливает Семенов бандитов. Но, мент есть мент, натуру не перекроишь, не сменишь, как погоны, на дорогой костюм — Семенов даже на выручку бандюгану рванул не задумываясь, в одиночку, потому что привык во всех видеть прежде всего людей. Он такой же мент, как и сам Вася, чье кредо “помогать и оберегать”. Только Вася сейчас — мент под прикрытием, и знать об это Семенову не нужно.
Васины размышления о том, что Семенов в целом нормальный мужик, и надо бы его как-то отблагодарить за спасение жизни, прерывает звонок телефона. Фома. Разумеется, звонит своему ненаглядному Паше, беспокоится — начальник службы безопасности не может так просто испариться, да еще и вместе с замом. Семенов отходит чуть в сторонку, закуривает, разговаривает негромко, а Вася не может оторвать взгляда от его лица, которое от нежной, едва уловимой, наверняка не осознаваемой самим Семеновым улыбки, едва ли не светится. Охренеть.
— “Ты прошел сквозь облако тумана, на ланитах нежные румяна”.. — бормочет себе под нос Василий любимого Мандельштама, разом принимая важное решение.
“Заебали, сволочи!”. Именно такую запись Вася в завещании укажет высечь на своем надгробии. Если у него не выгорит идея.
Его кредо “Помогать”, вот он и поможет. Эти двоим. Ну и себе, разумеется. Иначе, рано или поздно он спалится тем, что знает, перед Семеновым или Фомой, а это, как минимум, конец всей так скрупулезно организованной операции, и, как максимум, конец его бренного бытия. Так что нужно опередить судьбу! Свести этих двоих, чтобы успокоились, и смогли, наконец, нормально работать — дело фактически государственной важности! И дело чести для самого Васи. Хорошие же люди пропадают, а хороших людей не так уж и много, их беречь нужно.
Вася тщательно продумывает план. Расписывает операцию с кодовым названием “Ебланы” поэтапно. Хорошее планирование — половина успеха операции. Его так учили. Юлия Мартыновна, на данный момент уже бывшая жена Семенова, не будет помехой. Вася выводит ее за скобки уравнения — совершенно ненужный элемент: ни Паше, ни тем более Фоме. Хотя та, разумеется думает иначе.
Почему-то после встречи с Юлией Мартыновной в ресторане, вполне, в общем-то романтичной встречи, Юлия Мартыновна, наверняка, сочла ее самым настоящим свиданием, Алексей Леонидович приказывает отвезти даму домой. Та явно раздосадована таким финалом вечера, но, определенно, еще больше — реакцией кавалера на поцелуй. Что-то не готов Алексей Леонидович целовать жену друга, хоть и бывшую. Юлия Мартыновна, явно, уверена, что “пока не готов”, тем и успокаивается. Знала бы она, что ее новая цель в принципе не готов целовать никого, кроме ее бывшего мужа. Вот такая, понимаешь, загогулина, как любил говорить васин бывший начальник.
Чего Вася в принципе не ожидает после этого недосвидания, так этого того, что Фома, холодный, контролирующий все и вся Фома, нажрется в хлам как десятиклассник. До пьяных соплей и рыданий. В буквальном смысле. Причем оперативно успевает накидаться за те несчастные полчаса, пока Вася отлучается по служебной необходимости и оставляет начальство без присмотра. Ну, не то чтобы своим присутствием он мог помешать… Фома в собственных желаниях слушает только себя. Да и кто бы ему мог возразить — ну, кроме Паши? Которого как раз сейчас нет в городе, и которого Фома с пьяной настойчивостью требует, дергая Васю за рубашку и заглядывая в глаза:
— Пшу… Па-шу. Семенова мне пзви!
Что ж, человек привыкает ко всему. И Вася уже даже не надеется, что ему кажется, когда Фома, уткнувшись раскрасневшимся лицом в полу его пиджака, грустно и весьма неразборчиво тянет:
— Ллююю я ивооооо… Ссскаааааа! С шклы…
Вася с каменным лицом смотрит на темное окно, мерно похлопывая рыдающего Фому по вздрагивающим плечам, и тоскливо надеется, что утром его начальник не вспомнит, что именно он наговорил Василию Тучкову.
В тот вечер Вася четко осознает, что влип по полной, и план надо воплощать как можно быстрее. Если Фома все же вспомнит, кому он изливал душу по пьяни, жить Васе остается недолго, прокатится он в багажнике еще раз, только вот билет уже точно будет в один конец.
В чертовом офисе чертова куча кабинетов, и меняет их Фома по велению своей левой пятки каждое утро. Васе нужно определиться, где именно оставить “стратегический запас”: бухло, пожрать, а главное — презервативы и смазку. Рука, по старой памяти, все еще тянется приклеиться ко лбу, когда Вася реально начинает про это вот думать, но он держится, ведь главное для него — цель. Мальчик-купидон, епт! Вернее, шкафчик-купидон. Вася невольно щерится сам на себя в зеркало. До чего он дошел? До чего довели, бляди! Подумав, он с достойной отличника тактической и стратегической подготовки сноровкой, делает закладки в нескольких самых перспективных вариантах. Удача явно ему благоволит — срабатывает лучший вариант из возможных, Фома выбирает кабинет с отличной тяжеленной бронированной дверью. Спецназ без спецоборудования не вышибет, Вася точно знает.
А дальше… Дальше все уже проще. Как говорится, главное сделать первый шаг, ввязаться в бой, а там уж — по ситуации.
Вася распускает охрану, пользуясь тем, что Алексей Леонидович вместе с дражайшим начальником СБ обсуждают план поездки на очередную “стрелу”. Пистолет Фомы — в сейфе, Вася проверил. У Семенова он еще днем, вынужденно пойдя на оправданный риск, вытащил обойму, разрядив от греха, и теперь пашином пистолетом можно только орехи колоть.
Остается самое главное — речь. Речь Вася сочиняет долго, он-то не Мандельштам. И не Демосфен. Ему нужно быть кратким и убедительным. Максимально убедительным. Даже когда он вынужденно работал переговорщиком с группой боевиков — и то нервотрепки меньше было, ей-богу…
Вася коротко выдыхает — и делает шаг вперед. Останавливается в дверях, молча ждет, когда оба замолчат и уставятся на него (оба с явным недовольством в глазах), и чеканит заученное:
— Алексей Леонидович, Павел Андреевич. Заранее прошу прощения, но дело не терпит отлагательств. Я здесь отвечаю за безопасность, а она под угрозой. И все наши жизни тоже. Вам нужно поговорить, иначе это все плохо закончится.
Вася набирает в грудь воздуха, как перед прыжком в воду или перед выходом на линию обстрела, и продолжает:
— Павел Андреевич, Алексей Леонидович влюблен в вас со школы. Алексей Леонидович, Павел Андреевич вполне отвечает вам взаимностью. Предполагаю, что тоже со школы. Спросите у него сами. Поговорите, в общем! И решите уже проблему. Проверьте шкаф возле окна, там… все необходимое.
Подходя к концу своей речи, Вася стратегически незаметно отступает к двери. Успевает вылететь за нее, до того момента, пока до этих двоих, сначала ошарашенных, а потом взбешенных, доходит полный смысл его речи. И плана. Вася успевает захлопнуть дверь. Отличная все-таки дверь — крики за ней уже не слышно. Вася вытирает пот со лба и обессилено сползает на пол, таких трудных заданий у него еще не было.
Теперь остается только ждать. В семь утра, пока никто не пришел на работу, он должен выпустить тигров из клетки. Вернее, орлов, бля, и воронов. Вася не сдержавшись хмыкает, нервная все же у него работа. Он достает припрятанную во внутреннем кармане пиджака фляжку — сейчас можно позволить себе глоток, чтобы перевести дух. Про последствия Вася не думает. Завещание подписано и уже неделю лежит у нотариуса. Вася готов ко всему.
Передохнув, Вася спускается на пару этажей ниже и врубает глушилку: хороший аппарат, новейшая разработка, еле выбил у Фомы финансирование. Никакой связи в радиусе тридцати метров! Пусть сидят без телефонов, телевизоров и интернета. Пусть общаются. Пусть поговорят уже. Ну пожалуйста!
Вася не знает, что именно сработало — его ли убедительная речь, молитвы или что-то другое, только в семь утра, когда он осторожно, внутренне зажмурясь, отпирает дверь и на цыпочках заглядывает внутрь, его как звуковой волной вышвыривает двухголосое:
— Пошел вон!!
Вася спешно захлопывает дверь, но картинку с сетчатки уже не смоешь, не соскребешь, она останется с ним навечно, будет сниться в кошмарах: эти двое, голые, пьяные, счастливые, на диване…
Но Вася кремень, он должен придерживаться плана, должен довести его до конца, даже если тот заворачивает немного не туда. Вася вырубает глушилку и… после недолгих раздумий, звонить все же не решается, набирает СМС: “Если что-то нужно, дайте знать”.
Пока ждет ответа, быстро проверяет записи с камер. Не то, чтобы он еще раз хотел полюбоваться голыми телами своего начальства, и тем паче — их…эээ... диалогом, боже упаси, просто нужно стереть все, чтобы не осталось никаких улик. Вася одобрительно хмыкает: а Паша таки не дурак — запись от вчерашнего вечера с камеры, расположенной в их кабинете обрывается на моменте, когда Семенов почти сразу после васиного демарша, идет прямиком к камере. Вася почти уверен, что камера в кабинете теперь в принципе не рабочая. Надо будет потом заменить.
Ответ приходит не скоро, через 10 минут и 13 секунд, Вася засекает. В СМСке короткое: “Иди нахуй. Спасибо”. Явно набирал Паша. С телефона Фомы… Сам Фома высказался бы иначе. Куда категоричнее, но вежливее.
Фома звонит ему еще через 20 минут, ровно в восемь — начало рабочего дня. Вася берет трубку дрожащими пальцами, нервы все-таки и к черту. Ему бы в отпуск.
— Василий, — пауза слишком многозначительная, и Вася невольно задерживает дыхание. — Благодарю за… помощь. Проследи, чтобы в офис никого не пускали. У всех сегодня выходной.
В трубке слышится звук возни, и Алексей Леонидович добавляет:
— И завтра, — и сразу отключается.
Вася с грустью понимает, что двухдневный отпуск будет у всех, кроме него.
Кто-то же должен присматривать за этими ебланами.
Вера - это же жена Любимова?
