Холиварофорум

Анон

Re: Genshin Impact фест [Творчество] [Фандомное] [Фест]

вдогонку беременным заявкам
Аждаха/Моракс; мпрег
Просто что-то милое и няшное с беременным Мораксом и будущим папашей Аждахой — приятные переживания, троганье за животик, придумывание имени детёнышу, может даже нежный секс
Рейтинг любой

В общем, анон сам придумал - сам написал, лол
Но если еще кто-то покормит анона, будет очень рад :"D

▼"928 слов"⬍

В обители светало.

    Моракс сонно прищурился от света, бившего в глаза через плетёный навес, и попытался перевернуться на другой бок, чтобы спрятаться от солнца — и едва не свалился с узкой софы.

    Они с Аждахой засиделись допоздна на веранде, читая книгу, и, очевидно, уснули прямо здесь.
    Хотелось потянуться так, чтобы хрустнуть всеми позвонками в застоявшихся за ночь спине и хвосте, но места было решительно мало, а учитывая прижавшегося к мораксовой спине и обернувшего его ноги своим хвостом Аждаху — ещё меньше.
    Но побаливала не только спина (третье с половиной тысячелетие не щадило даже архонта) — странно тянуло и кололо в низу живота.
   
    Моракс прижал ладонь к животу — под кожей, под тугим сплетением мышц, мягко пульсировал комок элементальной энергии.
    Он испуганно отдернул руку — это совсем еще маленькое… создание - создания? — в едва округлившемся животе ни разу не подавало настолько ярких признаков жизни.
    Неужели и правда оно там живое, растёт, очерчивается все чётче, как скульптура под долотом умелого мастера?
    Мораксово последнее — на сегодня — и главное творение, вытесанное из скал, мягко обнимало его со спины.
    Ещё одно создание, уже их совместное, выстраданное в горниле войны и смертей, зачатое посреди ничего под сенью разбитого молнией дерева, грелось под вымышленным солнцем адептовой обители, свернувшись калачиком внутри архонта.
    Кажется, тогда никто из них не думал — не то чтобы о потомстве, а вообще, никак и нисколько — Аждаха кусал его за изгиб шеи, навалившись всем весом сверху, сжимая ребра, не давая вырваться из-под себя и вдохнуть полной грудью. Моракс скулил как кутенок, царапая когтями ствол дерева, и размазывал по животу и коленям чужую кровь и аждахино семя.
    Торжество жизни и плодородия в изгрызенном проклятиями и обидами изгнанных божеств мире.

    За спиной Моракса натужно заскрипела софа.
    Аждаха прижался сзади, едва касаясь грудью мораксовой спины, мягко взял его за плечо, и хриплым ото сна голосом прошептал:
    — Моракс, все в порядке?
    — Да, — тихо выдохнул он, осторожно оглаживая живот.
    Слабый укол в груди, прошивший тело снизу вверх заставил Моракса поморщиться.
    Ох. Кажется, оно… он нашел гнозис и решил, что устроить элементальный резонанс внутри родительского тела будет отличной идеей.
    Любопытством он явно пошёл в Аждаху.

    Тем временем Аждаха продолжал грозно и задумчиво сопеть Мораксу на ухо.
    — Точно?
    — Да, точно, — Моракс обернулся, насколько позволяла короткая человеческая шея, и мазнул губами по аждахиной щеке, — не утруждай себя переживаниями, янтарный мой. Я просто… почувствовал его. Он резонирует с элементальными течениями. И гнозисом.
    Моракс нахмурился.
    Беспокойное создание не собиралось прекращать свои шалости и продолжало мучать своего родителя, заставляя неловко выкручиваться в поисках позы, в которой будет полегче переждать эту экзекуцию.
    Мораксу бывало в разы, в десятки раз больнее за всю его жизнь — линии шрамов струились по его телу, как русла рек, рассекали золотые узоры на его руках, деформировали тело, как деформируются скалы под действием ветра.
    Но _это_ было совсем-совсем другое — на боль и неудобства от ранений он мог злиться, раздражаться, не обращать своего драгоценного внимания и времени, сбрасывать их с себя, как старую кожу по весне, и забывать о них как о дурном сне в предутренней дреме.
    Но ощущение ноющей тяжести в животе и мягкий укол в груди родным элементальным следом хотелось сохранить в памяти.
   
    Аждаха сполз с софы, чтобы освободить побольше места — Моракс тут же  перевернулся на спину, вытянувшись на всю софу.
    Аждаха присел на самом краю, пристроившись рядом настолько, насколько оставалось места. Он то и дело сползал с софы, но упорно молчал, не прося подвинуться.

    Аждаха развёл в стороны полы мораксового халата, обнажая живот с несколькими розовато-белесыми линиями растяжек.
    Его ладонь неуверенно застыла, не касаясь кожи.
    — Монетка, можно?..
    — Я не хрустальный, конечно можно, — ответил Моракс, устраиваясь поудобнее на подушках. Он наконец-то смог вытянуть хвост во всю длину, и с наслаждением услышал, как щёлкнули в нем позвонки.
    — Конечно ты не хрустальный, ты янтарный.
    —  "Янтарный" — это про тебя, бусинка, — хмыкнул Моракс, прижимаясь потеснее к аждахиному бедру.
    Аждаха замялся ещё на пару секунд, неловко сжал и снова разжал рукк, и трепетно, едва касаясь, провел по мораксовому животу большой тёплой ладонью, накрывая еще едва заметный бугорок.
    Тихонько, будто испуганно ойкнул — преданный до последней капли раскаленного золота в своих венах, размозживший в бою не одну сотню хрупких черепов, сотрясший горы и недра, древний как сама жизнь и смерть дракон смутился, ощутив своих нерожденных детёнышей.
    Богу камня захотелось рассыпаться в пыль от этого прикосновения и целую вечность волочиться вслед за Аждахой, целуя его следы.
    Аждаха уткнулся ему в изгиб шеи, пряча поалевшее лицо.
    — Моракс, ну вот как это так может быть? — пробурчал он, поглаживая его живот. Моракс перехватил его за предплечье, чтобы Аждаха не вздумал перестать гладить его, засмущавшись ещё больше.
    — Что "это", бусинка? —
    — Это… что он там живой. И шевелится. И вообще.
    К концу фразы Аждаха совсем затих, тихонько сопя в изгиб мораксовой шеи.
    Живот больше не тянуло и не кололо, только слегка ныли кости таза, как после пешей прогулки от гавани до Заоблачного предела и обратно. Детёныш больше не пытался будто бы прогрызть себе путь наружу, скорее… заинтересованно затаился, принюхиваясь — совсем как взрослый — к новому элементальному отпечатку.
    Аждаха не умел лечить и забирать чужую боль, но искусство успокаивания и ласок для тревожных драконов освоил в совершенстве.
   
    — Ну, ведь ты у меня живой. А он — часть тебя, значит, тоже живой, — у Моракса дрогнули в улыбке губы от пришедшей в голову мысли, — и наверное, он такая же рогатая и мягенькая пышечка, как ты.
    Моракс сжал бедро Аждахи, впиваясь когтями в мягкое и податливое — только для него, только ему это сокровище позволяет вытворять с собой все, что душа пожелает — тело.
    — Не верю, он наверняка на тебя похож. Ты же архонт.
    Аждаха опалил дыханием шею Моракса, и сдвинулся чуть ниже, целуя недавно заживший шрам от зубов на его шее.
    — Божество моё.

    Жизнь и смерть цвели в слепых как котята драконятах и шрамах на зрелых телах.

Анон

Re: Genshin Impact фест [Творчество] [Фандомное] [Фест]

В общем, анон сам придумал - сам написал, лол
Но если еще кто-то покормит анона, будет очень рад :"D

Анон, после такого ты обязан переписать, как Мрракс спас Аждаху от эрозии, а то слишком стеклово. И как они назвали... ну, отпрыска.

Анон

Re: Genshin Impact фест [Творчество] [Фандомное] [Фест]

В общем, анон сам придумал - сам написал, лол
Но если еще кто-то покормит анона, будет очень рад :"D

Анон, после такого ты обязан переписать, как Мрракс спас Аждаху от эрозии, а то слишком стеклово. И как они назвали... ну, отпрыска.

У меня начато продолжение этого драббла - ну как продолжение, по мотивам, так сказатб. Но там все очень... плохо, хотя до аждахиной эрозии еще далеко)))))))

Анон

Re: Genshin Impact фест [Творчество] [Фандомное] [Фест]

Хочу слэшный фик про это парочку неписей:

▼Скрытый текст⬍

Чтобы освежить память о кв
Рамзи/Хэйхати, любая раскладка. Без гуро и плохих концовок, простые потрахушки писателя и его сталкера.

Можно и не совсем простые, конечно, а чтобы (как вариант) Рамзи - это Рамси Болтон, который любит сосиски, но не отрезать, а Хэйхати сам напросился вышел из себя и отБДСМил преследователя.

Или начал писать про неких писателя и сталкера всякую непотребщину, чтобы только им обоим было ясно, кто там герои, и Хэйхати каждый раз вскипал и кидался на Рамзи, но исправно кушал новые части "их" приключений.
...или непотребщину только про сталкера, когда писатель чист и невинен, и не догадывается о гадких грязных мыслях и мотивах пыхтящего за углами сталкера.

Или дарк с похищением, попытками вывести Рамзи "на чистую воду" (или похищением Хэйхати в Снежную для разборок и становления рабом), но чтобы в конце они с Хэйхати все равно пришли к взаимопониманию и хэ с целительными потрахушками.

Но вообще, я буду рад любому фику, лишь бы самого автора торкнуло. Главное только чтобы хэ (и если что-то кому-то отрежут, потом пришили обратно каким-то колдунством, или оказалось, что один из героев манипулирует снами и вся жесть была в них).

Отредактировано (2022-06-30 22:40:11)

Анон

Re: Genshin Impact фест [Творчество] [Фандомное] [Фест]

янтарный мой

Ох, автор  

Анон

Re: Genshin Impact фест [Творчество] [Фандомное] [Фест]

А вы тоже заметили, что ботфорты Куки и перчатки Хэйдзо выглядят, как части одного комплекта?
Хочу что-нибудь милое и забавное с этой парочкой 

Анон

Re: Genshin Impact фест [Творчество] [Фандомное] [Фест]

Сяо/Джинн, модерн ау. Джинн работает в полиции, не берёт взяток, работает сверхурочно, эдакий "хороший коп". Сяо - бывший малолетний преступник, которого спас и устроил к себе Чжун Ли. Сяо пытается вести нормальную жизнь, но снова оказывается в участке (причина откуп автора).

▼дополнение⬍

Если кто-то возьмётся и захочет писать детектив, то есть идея, что бывший босс Сяо, считавшийся погибшим, проявляет активность, а Джинн связывает это со старым делом своей наставницы Веннесы о Лоуренсах.

Анон

Re: Genshin Impact фест [Творчество] [Фандомное] [Фест]

Райдэн/Казуха, нон-кон, нестандартная анатомия.

▼Подробности под катом.⬍

Близняшки Эи и Макото были футами, тело сегуна также обладает нестандартной анатомией. Охуевшесть Казухи, попытавшегося скоммуниздить ГБ покойного друга, но пойманного Сарой, заставляет сегуна притащиться в песочницу Эи и доложить о том, что поведение этого человека противоречит всем ее представлениям о людях. Та не может не отреагировать и не выйти пообщаться с такой интересной личностью.
Своим общим монструозным членом архонт и ее мясная марионетка жестоко карают обнаглевшего смертного, который, несмотря на хрупкость и эфемерность своего существования, не боится умереть и ведет себя так, словно будет жить вечно, оскорбляя стремление богини спастись от смерти любой ценой. Любые нестандартные кинки горячо приветствуются.

Отредактировано (2022-07-06 19:30:14)

Анон

Re: Genshin Impact фест [Творчество] [Фандомное] [Фест]

Рейндоттир и ее творения, монстрофилия, breeding kink.

▼Скрытый текст⬍

Ужасные порождения Рейндоттир были в буквальном смысле порождены ею: она вынашивала их в своем чреве, в целях селекции не только скрещивала их друг с другом для выведения наиболее сильных и живучих форм искусственной жизни, но и повторно беременела от своих детищ, спаривалась с разнообразными тейватскими монстрами во время беременности, чтобы модифицировать растущих в ней детенышей. Способ их появления на свет может различаться в зависимости от того, о ком идет речь - к примеру, щенки волков могли бы рождаться обычным путем, а Дурин мог бы формироваться в яйце, которое она отложила и дорастила в инкубаторе.

Анон

Re: Genshin Impact фест [Творчество] [Фандомное] [Фест]

Сяо, Шань Хэ, Чун Юнь и охота на демонов. Можно ученичество Шань Хэ у Сяо, можно Чун Юня у Шань Хэ, можно приключение всех троих - на ваш вкус.

Анон

Re: Genshin Impact фест [Творчество] [Фандомное] [Фест]

Dragon Age au. Храмовник!Джинн(/)маг!Лиза. Церковь поручает Джинн поймать опасного мага-отступника и привести её ради усмирения. Джинн удаётся её поймать, но на обратном пути она лучше узнаёт свою вынужденную попутчицу и это заставляет её усомниться в приказах и методах храмовников, в которых до этого она не сомневалась. Пейринг или джен, ХЭ на усмотрение автора

Анон

Re: Genshin Impact фест [Творчество] [Фандомное] [Фест]

Казуха\Бэй Доу. Сладкая парочка любителей свободы и морского ветра в волосах согревает друг друга в холодную дождливую ночь. Акцент на роскошной груди Бэй Доу, которую Казуха ласкает с особым удовольствием, так как женщины с большой грудью - его слабость, на эмоциях Казухи от того, что все это упругое, шелковое на ощупь, тяжеловесное двойное богатство сейчас принадлежит ему, и он может всласть мять эти невероятные груди, тереться о них щеками, покусывать твердые соски... Суровая женщина тает в руках, что кажутся хрупкими и слабыми, но на самом деле - сильные и опытные.

Анон

Re: Genshin Impact фест [Творчество] [Фандомное] [Фест]

#128. Розария/Венти. Розария случайно узнаёт, что Барбатос на самом деле затесался среди простых смертных, более того - это бард по имени Венти, которого она много раз видела поющим на соборной площади. Она никогда не была преисполнена верой в Барбатоса, но сейчас она понимает, что вот кого-кого, а архонтов в её постели ещё не было, и она вполне реально может исправить это упущение. Можно фемдом, можно дабкон, можно чувства без рейтинга (можно даже заменить Розарию на другую монахиню, если сильно хочется).

так, ну
во-первых, есть момент, который не совпадает с заявкой ‐ Розария не инициатор
во-вторых, не помню, откуда этот фанон, но если из треда, мерси за него
в-третьих, я не тот анон, который спрашивал про объединение заявок
кунилингус, богохульство, нецелевое использование исповедальни, вроде никто не умер больше не о чем предупреждать
кроме возможной лажи в чем угодно
господи, как хорошо, что фест анонимный

▼1223 слова⬍

Порой Розария прячется от сестер в закрытой исповедальне. Не запертой — никто хоть чуточку благочестивый не посмеет заходить в закрытую исповедальню. Можно даже не задергивать тяжелую занавесь. Главное, чтобы ее не заметили на входе или выходе, и пока что каждый раз получается проскользнуть по коридору, не попавшись никому на глаза.
Меньше всего она ожидает, что ее покой нарушат прямо здесь.
Бард в зеленом (знакомая фигура, но как там его зовут?..) входит бесшумно, даже не скрипнув дверью, но Розария краем глаза замечает движение и поворачивает голову. Ого. Кого-то другого она сразу выпроводила бы, но он?.. Нет, не то чтобы ей казалось немыслимо выгонять собственного архонта. Но интересно же, зачем он здесь.
— Сестра, вы не заняты? — спрашивает бард, выпрямившись после легкого поклона, держа в руке снятый берет и будто бы не замечая ни стула для прихожан, ни отодвинутой занавеси, ни ног Розарии на столе.
Вообще-то занята. Он что, не видел, что она смотрела в окно?
— Смотря зачем. Чего тебе, дитя мое?
— Отпустить тяжкий грех, — отвечает он после небольшой паузы (кажется, она напутала с обращением). — Видите ли, сестра… меня одолевают греховные мысли. Очень хочется ублажить монахиню. Языком. И вовсе не разговорами или песнями, а в самом что ни на есть плотском смысле…
Розария замечает румянец на его щеках, замечает натянувшуюся ткань шорт и хмыкает. Похоже, он серьезно. Дело принимает интересный оборот.
— А это у нас грех? Ладно, отпускаю тебе мысли. — Поймав сверкнувшую идею, добавляет: — И действие отпускаю. Если монахиня не будет против, конечно.
— И не будет ли она против, если мы с ней согрешим прямо здесь и сейчас? — хитро прищуривается бард. — Или это все же слишком?
Убирая ноги со стола, Розария импровизирует на ходу:
— В самый раз. Накроешься плащом, под ним архонт не увидит.
Бард поспешно отворачивается, когда она встает и начинает производить сложные манипуляции, избавляясь от нижней части кажущегося сплошным костюма. Снимает плащ и вставляет замечание:
— Но ведь нам покровительствует архонт Анемо, а от воздуха нигде не спрятаться…
— Не заглядывает же он под одежду? Иначе не ему осуждать людей за грехи, извращенцу.
Вроде ничем не выдала, что знает, с кем говорит? Розария отбирает у барда плащ и видит, что он расплылся в улыбке и порозовел сильнее, но по-прежнему старательно отводит взгляд.
— Иди сюда, — командует она, снова устроившись на стуле поудобнее и прикрывшись плащом. Гладкая ткань норовит соскользнуть от неосторожного движения, так что она кладет сверху руки. Бард послушно обходит стол, встает на колени и заползает под ткань.
Прохладное дуновение обостряет ее чувства. Розария бросает последний взгляд на дверь и закрывает глаза.
Воздух под плащом становится горячим от дыхания барда. Он слегка помогает себе рукой, и Розария ощущает, что на кончиках пальцев — обычных теплых пальцев — у него мозоли. Одно ее колено упирается в ножку стола.
Когда бард пускает в ход язык, она откидывается на спинку стула еще сильнее и с облегчением вспоминает, что стена сзади не даст упасть. Эта мысль мелькает, не успев оформиться в слова, и следующие летят вслед за ней. Розария будто лежит на воде и покачивается на волнах ощущений, провожая мысли взглядом, как быстрых птиц в небе.
А он хорош. Не божественно хорош, пожалуй, хотя… Ладно, точно лучше некоторых. Щетиной не колется. Косички щекочут, но это даже приятно. Самое главное — не лезет, куда не просят, и молчит. Пока даже направлять не понадобилось. Словно мысли читает… хм…
Ну только что же все прекрасно было. Розария со вздохом открывает глаза, косится вниз и легонько стучит барду по голове согнутыми пальцами, чтобы не дул куда не надо. Он перестает, но в ответ отодвигается и чуть-чуть, совсем не больно прикусывает внутреннюю сторону бедра. Получив еще один щелчок, возвращается на место.
Волны снова принимают Розарию в свои объятия. Она дышит им в такт, сбивается, снова попадает. Этот ритм не похож на монотонный шум моря, он сложнее, но она его подхватывает — откуда-то он ей знаком. Пальцы барда порхают по ее коже, как по струнам. Она смотрит на свои руки, видит, как сжала ткань плаща, и позволяет взгляду уплыть обратно, куда-то за стол и закрытую дверь. Становится чуть темнее то ли в исповедальне, то ли у нее в глазах.
Из-за двойных окон, специально сделанных так, чтобы никто не мог подслушать исповедь снаружи, все же доносится еле слышный удар колокола. Одновременно с особо сильной волной.
Мелодия. Это похоже на мелодию. И она вот-вот закончится…

"И да хранит он нас и впредь"

…так это был церковный гимн…
Розария шумно выдыхает и медленно сползает еще ниже. Хочется потянуться и уснуть, хотя бы разогнуть ноги, но тогда она упадет со стула прямо на барда. Тот не торопится вылезать, хотя остановился и немного отстранился. Розария треплет его по голове сквозь плащ, давая понять, что он справился.
Наверно, за все время службы в церкви она только что ближе всего подошла к религиозному экстазу.
— О, раз уж я пока здесь, еще один маленький грешок…
— А? — к Розарии постепенно возвращается пусть не возможность, но желание вообще что-то говорить.
Бард не отвечает и не прикасается к ней, но она чувствует его движения по колебаниям воздуха.
Сколько-то движений спустя — она не считала — из-под плаща высовывается рука.
— Можно платок?
Платок? Розария моргает пару раз, фокусирует взгляд и находит на столе стопку белых носовых платков на случай морально сложной исповеди. Дотянуться до них получается, только сев на стул нормально. Она берет один и, чуть подумав, второй — протереть за собой.
— Можешь забрать.
— Благодарю…
Рука скрывается. Больше ничего заметного не происходит. Небо за окном действительно темнеет, скоро брать копье и идти патрулировать улицы. Приятная усталость понемногу рассеивается, уступая место вечернему приливу сил. Теперь можно и потянуться, пусть не всем телом сразу — и Розария уже ближе к боевой готовности.
Тем временем бард вылезает под стол спиной вперед, натыкается на второй стул и кое-как встает в полный рост уже за столом. Розария встает и протягивает ему плащ. Он тут же отводит глаза, как будто не был там только что и не видел все сам. Лицо такое довольное, будто светится, причем даже ярче, чем чуть мерцающие концы кос.
Не такого она ждала от архонта. Чего именно, она не могла бы сказать, но другого… Ее Глаз Бога, пристегнутый к костюму, отвечает на воссоединение с владелицей знакомым импульсом холода. Да, вот этого, например. Использования элементальной силы. Не всем дано, но вот ему уж точно не на что жаловаться.
Впрочем, и ей не на что, ей действительно понравилось. А в следующий раз она и сама может такое предложить — если будет следующий раз.
Бард заканчивает рассыпаться в благодарностях, которые она полностью пропустила мимо ушей, нацепляет свой берет и разворачивается к выходу.
— Постой, — окликает его Розария. — Как тебя зовут? Помолюсь о прощении твоей души.
— Барбатос, — просто говорит он и подмигивает. Она не может удержаться от смешка. Точнее, могла бы, но зачем, забавная же шутка (шутка же? он ведь не рассказывает всем подряд?..)
— Богохульник. Тогда не помолюсь.
— Ну вот, опять нагрешил… — Бард делает вид, что искренне расстроился. — Я исправлюсь! Буду славить Барбатоса с помощью лиры, пока не закончатся песни о нем, — а я, Венти, между прочим, лучший бард Мондштадта и знаю их больше, чем кто-либо еще! — а потом снова приду на исповедь и покаюсь.
Точно. Венти.
— Только не шути так больше, а то сразу выгонят, — подыгрывает Розария. — Даже сестра Барбара такого не спустит.
— Я приду к той, которая не выгонит, — нагло ухмыляется Венти, немного выходя из роли, и играет бровями. — Надеюсь, она будет свободна.
Розария бросает взгляд за окно. Уже почти совсем стемнело. Выждать пару минут после его ухода, чтобы никто не увидел, и пора.
— Сама тебя найду. Все, ступай с миром, у меня дела.
Раньше начнет — больше бокалов успеет пропустить в таверне до закрытия.

Анон

Re: Genshin Impact фест [Творчество] [Фандомное] [Фест]

Какие прекрасные Венти и Розария! Отлично вышло, спасибо, автор! (не заказчик)

Анон

Re: Genshin Impact фест [Творчество] [Фандомное] [Фест]

Какие прекрасные Венти и Розария! Отлично вышло, спасибо, автор! (не заказчик)

и тебе спасибо, анон. рад, что понравилось!)

Анон

Re: Genshin Impact фест [Творчество] [Фандомное] [Фест]

▼1223 слова

Этому анону тоже очень понравилось, шикарное исполнение!
(снова не заказчик)

Анон

Re: Genshin Impact фест [Творчество] [Фандомное] [Фест]

Этому анону тоже очень понравилось, шикарное исполнение!
(снова не заказчик)

автору очень приятно это слышать, спасибо 

Анон

Re: Genshin Impact фест [Творчество] [Фандомное] [Фест]

Лавер Розарии (тоже не заказчик) одобряет, очень круто и в характере персонажей

Анон

Re: Genshin Impact фест [Творчество] [Фандомное] [Фест]

Лавер Розарии (тоже не заказчик) одобряет, очень круто и в характере персонажей

и тебе спасибо! тоже ее люблю)

внесу заявку заодно, чтобы не мельтешить в треде еще больше:
дайнслюми, просто дайнслюми. буду рад и гг-Люмин, и бездноЛюмин, но отдельно расцелую, если получится с обеими сразу (с любым обоснуем или без). и желательно без смертей главных героев, пожалуйста.

Анон

Re: Genshin Impact фест [Творчество] [Фандомное] [Фест]

Чжунсяо с Сяо сверху и способностью Моракса менять пол. Идеально, если самый первый раз будет с женской формой, но необязательно.

Анон

Re: Genshin Impact фест [Творчество] [Фандомное] [Фест]

Флафф и юмор АльбеЛюми, где Альбедо искренне и безуспешно пытается флиртовать с Люмин, а та находится в твёрдой уверенности, что у него к ней чисто научный интерес, а то и вовсе побаивается, не мечтает ли он часом её вскрыть и посмотреть, что у неё внутри. Развязка как захочется исполнителю.

Анон

Re: Genshin Impact фест [Творчество] [Фандомное] [Фест]

Флафф и юмор АльбеЛюми

анооон, жаль, я не смогу это написать, но заявка огонь, надеюсь, кого-нибудь вдохновит.

Анон

Re: Genshin Impact фест [Творчество] [Фандомное] [Фест]

Анончики, подскажите, пожалуйста. Если я вдохновилась сразу двумя заявкам, но потом ушла вообще в другую степь, принести можно, или лучше не перекрывать? Там от заявок реально пейринг и детальки только остались(

▼Скрытый текст⬍

Речь о заявках Итэр / Кэйа, если это важно

Анон

Re: Genshin Impact фест [Творчество] [Фандомное] [Фест]

Приноси-приноси-приноси! Я кефир заказывал! Любить тебя буду!

Анон

Re: Genshin Impact фест [Творчество] [Фандомное] [Фест]

#045. Кэйя/Итэр. Со стороны первого - кинк на живот пришельца, со стороны второго - на капитанские сиськи. Можно совместить, можно не совмещать. Зря, что ли, эти два пузосиськосветильника стараются?
#046. Кэйя/Итэр. Размышления на тему "Он улетел, но обещал вернуться". С грустной улыбкой.

От заявок там реально пейринг и детальки; есть чутка личных фанонов в отношении статуи Барбатоса и прошлого Кэйи. Скорее всего, ООС, очень слегка ау к инадзумским события. Да простит меня заказчик.

▼1995 слов вроде как комфорта⬍

Он вернулся вечером почти в сумерках. Прошел через боковые ворота, наверняка поздоровался с Гаем и Гертой, затем как ни в чем не бывало поднялся по лестнице к телепорту. Так буднично, так просто, как будто выходил на пару часов за волчьими крюками или до Спрингвейла, а не возвращался после Инадзумы или куда его на этот раз занесла судьба.

Судьба?

Кэйа предпочитал считать, что ее не существует, но иногда судьба казалась настолько же реальной, как Селестия в небе. Кэйа чаще избегал ее взглядом, только порой вскидывал голову и смотрел в упор, будто те, кто жил на Селестии, могли заметить его гнев, его вызов, что он бросал жизни.

Но Итэр точно ковал свою судьбу сам, даже если сейчас, все еще не восстановивший силы, все еще чуждый Тейвату, будто плыл по течению, шел то по прямой от страны к стране, то зигзагами от человека к человеку, от Архонта к Архонту. Или к кому-то еще; Кэйа знал, что в Тейвате живет множество существ, которые только выглядят, как люди, а внутри может скрываться кто угодно, что угодно.

Кэйа бы не удивился, заговори однажды статуя Барбатоса.

(«Химмель бы посмеялся, если бы увидел статую. Она похожа и не похожа», — как-то сказал Венти, когда его бокал опустел. Бокал был тридцатый или тридцать первый, Кэйа немного сбился со счета, но время тогда шло к рассвету, Дилюк задремал за стойкой, и Кэйа решил, что это не так важно. Кто такой Химмель, он тоже не стал спрашивать.)

Но пока статуя молчала, а Итэр — Итэр по-будничному нелепо вернулся в Мондштадт и теперь поднимался по лестнице, уводящей от фонтана перед отелем «Гете». Его провожали взглядами, но не окликали, будто не верили своим глазам. Кэйа и сам его случайно заметил; ветер толкнул в спину, стукнул по плечу в немой просьбе обернуться. Он обернулся — Итэр, точно почувствовав взгляд, вскинул голову.

В первое мгновение Кэйа не понял, что не так. Итэр был в привычной одежде, выглядел, конечно, усталым, но чего еще стоило ожидать от путешествия за три моря? Паймон летела рядом и тоже казалась усталой, но замахала с привычным энтузиазмом.

Лиза, с которой Кэйа обсуждал новое поступление книг недалеко от входа в штаб Ордо Фавониус («Я слышал, среди книг есть исследование Каэнрии?» — «Ах, милый, я так и не вспомню...»), помахала в ответ и тут же приложила ладонь ко рту.

— Ох, — только и сказала она.

И тогда Кэйа понял, что в Итэре было не так.

Волосы.

Косы больше не было, волосы заканчивались выше плеч.

Итэр наконец подошел к ним и устало улыбнулся. Его накидка от пыли стала серой, а камни блестели пурпуром грядущей бури.

— Привет, — сказал он.

— С возвращением, милый, — как ни в чем не бывало отозвалась Лиза. Она облокотилась о стену и перевела взгляд на Паймон. — И тебе привет, лапушка.

— Мы вернулись!

Кэйа молчал. Итэр тоже, но он и не смотрел на него. Повернулся в пол-оборота к Лизе, отвечая на вопрос о путешествии, что-то об Инадзуме, что-то о людях... Кэйа слушал машинально и рассматривал неровно обрезанные пряди. Чуть ниже на шее была заметна тонкая, почти высохшая короста. Ровно там, где были обрезаны волосы.

— Кэйа.

Он привычно улыбнулся, а Итэр так же привычно улыбнулся в ответ и шагнул ближе. Еще ближе и еще, так, чтобы ткнуться лбом в плечо. Только тогда Кэйа понял, что Лиза и Паймон ушли, и они остались вдвоем. Нехорошо, что он так отвлекся, но рядом был Итэр, теплый и живой, пропахший солнцем и пылью, и Кэйа решил, что с ним — можно.

— Думаю, ты хотел бы отдохнуть, — сказал он, хлопнув Итэра по плечу. — У меня есть подходящее место.

+

Кабинет Кэйи отличался от кабинета Дилюка, хотя все еще оставался кабинетом капитана кавалерии, и его не волновало, что за человек занимал эту должность. Кэйа убрал все, что напоминало о винокурне и о том, что он оставил в прошлом, купил широкий диван, изготовленный специально по его заказу мастером из Цинцэ, и повесил плотные шторы.

Диван был достаточно широк для двоих. Не то чтобы у них с Итэром было много возможностей ночевать вместе, но те редкие ночи, что они делили на двоих, Кэйа хранил в памяти и оберегал надежнее, чем воспоминания об отце и Каэнрии. Отца уже не было давно, и Крепуса в том числе, Каэнрия все еще оставалась больше призраком, чем реальностью (он помнил светлые коридоры, помнил дворец, город, Хальфдана, срывающего белый виноград с самой высокой ветви, Дайнслейфа, он помнил так много и — так мало), а Итэр пребывал рядом, и Кэйа в каком-то смысле о нем помнил тоже из тех древних времен, о которых сам Итэр ничего не знал.

Может, Кэйе это все приснилось, конечно.

Может, это была судьба.

От ужина Итэр отказался, а горячую ванную Кэйа не мог ему предложить. Дилюк бы справился лучше, но Дилюк, горячая вода, винокурня — это все было слишком далеко. Здесь, в нынешнем кабинете капитана кавалерии в соседней комнатушке стояла только бадья с холодной водой, впрочем, вряд ли Итэр был разбалован.

— Мне еще нужно закончить с документами, — предупредил Кэйа, чувствуя себя растерянным. Он привел Итэра в кабинет, чтобы тот мог отдохнуть, чтобы они оба могли отдохнуть, провести ночь вместе, спина ли к спине, лицом ли к лицу, а вместо этого сбежал к документам, как трус.

Но пока он не мог смотреть на криво обрезанные волосы, на коросту там, где чье-то оружие оставило след, едва не лишив Итэра головы.

Кэйа почему-то не сомневался, что так оно и было. Итэр всегда лез напролом, всегда шел вперед, до странного уверенный в своих силах. Он будто владел тайным знанием, что выживет в любом случае, даже если пройдет на волосок от смерти. До сих пор эта уверенность была правдой, но Кэйа иногда чувствовал, как теряет-теряет-теряет Итэра и ничего не мог с этим сделать.

Итэр, не подозревая о его мыслях, беззастенчиво раздевался. Накидку, перчатки и топ он аккуратно сложил на подлокотник, сапоги отправились к порогу. Когда Итэр скрылся в комнатушке, Кэйа выдохнул и осознал, что задерживал дыхание.

Он любил смотреть на Итэра, любил золото и солнце, которое Итэр носил на себе и в себе. Любил касаться мягкой кожи, а открытый живот манил порой так настойчиво, что Кэйе было сложно сдержаться и не опустить ладонь. Итэр, впрочем, никогда не возражал, только порой накрывал своей рукой его пальцы и размеренно дышал, как будто говорил — я здесь, я жив.

Хотелось бы Кэйе в этом движении, в дыхании расслышать «я не уйду», но он больше не любил обманываться. Итэр принадлежал дорогам, которые уводили его все дальше от Мондштадта, принадлежал звездам, другим мирам.

Может быть, принадлежал даже Бездне и Селестии одновременно.

Кэйа хотел, что Итэр принадлежал ему. Безраздельно и вечно, но точно так же Кэйа, может, лучше прочих знал, что принадлежность кому-то иногда тяжелее оков.

(Каэнрия горела, Рейндоттир сбежала, мать осталась в рушащемся замке, а отец вел его за собой до тех пор, пока странное дуновение ветра не показало им выход. Но Кэйа все равно до сих пор принадлежал Каэнрии.)

Итэр возвратился быстро. Кэйа заставил себя вернуться к документу — все к тому же, самому первому. Краем глаза он видел, как Итэр снует по кабинету, вытаскивает из нижних ящиков простынь, подушки и одеяло, как всегда, одно на двоих. Как застилает диван и тщательно расправляет уголки с таким видом, словно они, загнувшись, бросали ему вызов.

Только когда Итэр, оставшись в исподнем, забрался под одеяло, Кэйа наконец спросил:

— Кто почти убил тебя?

Итэр ответил не сразу. Он смотрел куда-то в потолок, но, кажется, видел что-то другое. Кэйа мог только догадываться; Итэр путешествовал гораздо дальше, чем он, видел больше, учился новому быстрее, чем кто-либо. Кэйа любил Итэра, а Итэр... был Итэром и, возможно, любил в ответ, но Кэйа никогда не задавал этот вопрос.

Он отложил документ, когда Итэр запрокинул голову и, посмотрев ему в глаза, безмятежно улыбнулся.

— Сегун Райден.

— В Инадзуме?

Отложив так и не прочитанный документ, Кэйа встал из-за стола и потянул с плеч накидку. Он раздевался неторопливо, не отводя взгляда от Итэра, который по-прежнему безмятежно улыбался.

— В Инадзуме, — подтвердил Итэр спустя какое-то время. Кэйа успел погасить свечи и скользнуть под одеяло. Расстояние между ними не превышало две ладони, или две с половиной, если это были ладони Итэра, или три, если вспомнить ладошки Кли. Расстояние было непостоянной константой. — На самом деле, Сегун — кукла, а Эи... Все сложно.

Итэр повернулся к нему. Из-за плотных штор в кабинете было темно, что глаз выколи, и все же Кэйе чудилось, что он видит свет, золотистый солнечный свет, который Итэр прятал где-то под сердцем, или, может, это и было его сердце.

— Она едва не убила тебя, — пробормотал Кэйа. Он вытянул руку, опустил ее на предплечье Итэра, словно тот мог убежать. — Твоей косы больше нет.

Итэр почему-то рассмеялся, но в ответ сжал запястье. Руки у него были все еще прохладными после воды.

— Не волнуйся, — в его голосе звучала непонятная Кэйе нежность. — Бой был опасным, но мне помогли. К тому же я знал, что не могу умереть.

Он замолчал; в этом молчании Кэйа услышал немую просьбу задать очевидный вопрос. Но он не издал ни звука, плотно сомкнул губы, как будто не хотел знать ответ. Только скользнул ладонью по предплечью, по плечу, чтобы пальцами нащупать коросту. Концы волос защекотали кожу. Итэр подался вперед, хотя Кэйа ни намеком, ни движением не выдал желание оказаться ближе. И все же Итэр уловил это. Теперь между ними не поместилась бы даже ладошка Кли.

— Ты вернулся ко мне, — прошептал Кэйа, прежде чем поцеловать. Он зарылся пальцами в короткие пряди, чуть потянул за них — больше по привычке, чем специально. Итэр прикусил ему нижнюю губу, и Кэйа, отпрянув, зашипел.

— Как всегда. — Итэр вздохнул и поцеловал его в ответ. — Куда бы я ни шел, я хочу возвращаться к тебе, пока есть такая возможность. Пока я могу выбирать, куда возвращаться.

В этих словах была надежда, но в них же было прощание, которое неизбежно настанет. Кэйа об этом тоже знал, не с самого начала, но понял постепенно. Потому что однажды Итэр найдет Люмин, и что будет после, Кэйа не предполагал и не хотел гадать, как и о том, что случится, если Каэнрия каким-то образом восстанет из праха.

Здесь и сейчас будущее оставалось в будущем, а Кэйа держал в руках свет и солнце, едва не потеряв их в далекой Инадзуме. Итэр мог быть уверен в своем почти бессмертии, Кэйа же был не уверен ни в чем, кроме желания, чтобы Итэр вновь и вновь возвращался к нему.

+

Утром рот оказался полон волос. Кэйа сжал их в кулак и раздраженно дернул; не в первый раз, но приятно было мало. Джинн бы вновь сказала, что пора косу тоже заплетать, а не ложиться спать с хвостом, но у Кэйи отчего-то со своими волосами не ладилось, хотя сделать Кли новую прическу было делом нескольких мгновений.

Он дернул снова и замер, когда рядом послышалось сонное мычание. Итэр опять сполз с подушки и спал, повернувшись к нему спиной. Одеяло сползло, светлая кожа в утреннем полусумраке вызывала желание то ли нежно прикоснуться, то ли запятнать укусами и поцелуями, но Кэйа подумал об этом по привычке, потому что на подушке разметались золотистые пряди. И в кулаке у него тоже было золото.

Еще вчера у Итэра были короткие волосы, а сегодня они вернули привычную длину.

— Извини, — сонно пробормотал Итэра, полуобернувшись. — Я не контролирую это.

— Ты знал.

Итэру хватило совести пристыженно опустить взгляд, но ненадолго. Он повернулся к Кэйе, пряди выскользнули из хватки, и Кэйа дернулся было, чтобы ухватить их, а вместо этого сжал голое теплое плечо. Итэр смотрел снизу, лукаво улыбаясь. Отросшие волосы в распущенном виде превращали его в короля, и вот кому бы взойти на трон да надеть корону.

— Кэйа.

Он опустил голову, потянулся за поцелуем, потому что невозможно было отказаться или устоять, а затем Итэр мягко толкнул его на спину и уселся сверху, отбросив одеяло в сторону. Светлые руки, легшие на грудь в обманчиво спокойном прикосновении, знакомо контрастировали со смуглой кожей. Кэйа любил этот контраст, любил прямо сейчас так сильно, что был готов бросить Мондштадт и отправиться вслед за Итэром хоть в Бездну, хоть в Селестию.

Вместо этого он заправил длинную прядь Итэру за ухо, оставил только меж пальцев самый конец и прижал к губам.

— Кэйа, — снова позвал его Итэр, и Кэйа ответил, конечно ответил своим сердцем, своим проклятьем, спрятанным под повязкой, всем своим существом, которое тянулось к солнцу и свету точно так же, как Каэнрия тянулась к небу и звездам.

Итэр, наклонившись, его поцеловал, а затем спросил:

— Ты заплетешь мне косу?

Ответ мог быть только один.