Холиварофорум

Анон

Re: Тред конструктивно-директивной ебли архангела и жабы [Good Omens]

Я честно хотел все выложить только когда полностью закончу, но мой телефон просил передать, что я охуел с таким длинным текстовым файлом.

▼В аду и на земле, 1980 год нашей эры⬍

Откровенно говоря, Хастур понятия не имел, что ему думать насчет приближающегося апокалипсиса.

То, что никто вокруг, казалось, тоже толком не знал, не особенно помогало. Лигур, к примеру, ждал апокалипсис с нетерпением, а Богул делал вид, что ничего не происходит. Собственно, они с Матерью Слез постоянно работали над новыми мелкими проектами: помешавшийся на оккультизме и рок-музыке мексиканец, и какой-то республиканец-насильник, которого в итоге отправили на электрический стул, и парень, убивавший молотком проституток — ни один из них не заслужил титула адского святого, но свою долю похвал от начальства Мать Слез и Богул получили, а потом отправились на поиски новых потенциальных убийц.

Богул в последние годы утверждал, что у него времени даже на разговоры нет.

Хастур не сказал бы, что это его так уж расстраивает — он не особенно старался поддерживать теплые отношения с братьями и кузенами. Но было бы здорово, если бы кто-нибудь помог ему со всем разобраться.

Самая главная проблема была в том, что времени на размышления оставалось довольно мало. Может, лет пятьдесят.

До Хастура и раньше доходили разговоры о приближении конца света, но он никогда не придавал им особого значения, потому что они доходили до него всю жизнь. У каждого из владык ада было по десятку планов по воплощению Антихриста, и большая их часть не доходила даже до детальной проработки, не то, что до воплощения. Хотя, скажем, Пеймон еще лет десять назад упорно пропихивал какой-то омерзительный план, согласно которому Люцифер должен был воплотиться на земле, чтобы заняться сексом с течной черной волчицей и таким образом зачать Антихриста, которого очевидно отвергнет человеческое общества. Естественно, план этот никто всерьез не рассматривал, потому что он больше напоминал не подготовку к апокалипсису, а попытку представить собственные сексуальные девиации как что-то достойное и полезное для всего ада.

План, разработанный Вельзевул, был гораздо более убедительным. Хотя и более скучным. Никаких межвидовых совокуплений; в основном все строилось вокруг контракта с двумя сатанистскими сектами, в обеих из которых были женщины, готовые предоставить свои яйцеклетки для создания Антихриста.

Наиболее консервативной части Хастура этот план казался уж слишком новомодным. Можно было бы устроить красивый ритуал с жертвоприношениями, как планировалось в Средневековье. В покупке яйцеклеток было что-то пошлое. Но, видимо, эффективное.

Само по себе приближение конца света его тоже тревожило: понятно, что часть демонов неизбежно погибнет в войне с небесами, но, все же, после победы шансов на карьерный рост у него будет значительно меньше. В худшем случае, всю адскую иерархию и вовсе заморозят настолько, насколько это возможно — потому что вечная борьба среди демонов, по словам самого Люцифера, была частью грандиозной подготовки к апокалиптическим битвам. А, значит, после Апокалипсиса им всем придется затихнуть, чтобы его не расстраивать.

Но в основном, конечно, Хастуру было грустно, что он не успел трахнуть Гавриила. Это была проблема номер два, хотя насчет очередности он был не особенно уверен.

Ни один приличный демон не стал бы грустить из-за того, что больше не встретится с ангелом. Тем более — с кем-то вроде Гавриила. А вот секс — другое дело. Особенно если речь о совращении архангела. Об этом жалеть можно. Тем более, когда это связано с возможностью получить место в департаменте уныния и легионами бесов — если только Азазель сам помнил, что там обещал.

Хорошо, что Апокалипсис снимет этот вопрос сам по себе. Все вопросы. Но Хастуру не особенно нравился этот способ снятия вопроса. Он предпочел бы соблазнить Гавриила, хотя бы ради чувства собственного достоинства.

Хастур даже пробовал по этому поводу еще раз поговорить с Кроули, охотно дававшего советы «не слишком близкому другу». По крайней мере, лучше пусть обо всем знает один падший ангел, чем они все — тем более, что тот, похоже, более или менее разбирался во всех этих ангельских делах.

Тот предложил сказать Гавриилу обо всем прямо. Мол, тот либо расстроится и, может, даже двинет Хастуру по челюсти, но ничего серьезного — к тому же, после этого можно будет больше не тратить время на соблазнение и сосредоточиться на подготовке к Апокалипсису, либо согласится быть соблазненным. Этот второй вариант не представлялся Хастуру особенно вероятным, но в первом был смысл. Лучше все закончить сразу.

Для настоящего «сразу» было поздновато, конечно, но свой смысл в этом все-таки был, даже если делать поправку на дурацкое чувство юмора Кроули.

Но, с другой стороны, раз уж момент для «сразу» был упущен, можно было подождать еще немного. Разобраться в мелочах. К примеру, понять, что именно так расстроило его во Вьетнаме. Или почему в Нью-Йорке им так и не удалось поцеловаться. И действительно ли ему грозят какие-то неприятности, если он потеряет свое знаменитое целомудрие.

Обо всем этом можно было бы спросить в личном разговоре. На самом деле, несколько раз Хастур почти решался это сделать: у него неплохо получалось узнавать местонахождение Гавриила, по крайней мере, когда тот находился на земле. У Хастура даже получалось почти не тратить на это лишние чудеса — его вело что-то вроде чутья.

И за эти несколько раз он узнал кое-какие вещи, которые должны были уж если не вызвать неприязнь к Гавриилу, то хотя бы пробудить желание от души над ним поиздеваться. У Хастура не получалось взглянуть на эти вещи под подходящим для издевок углом, но это был вопрос усердия. Он точно знал, что однажды сможет, если только захочет.

А пока он копил факты, терпеливо составляя список.

Последним список пополнило знание о том, что у Гавриила был костюм для занятий аэробикой. Естественно, в его любимых цветах — светло-серый, с плотными фиолетовыми гетрами. Наверняка отстрочка швов тоже была фиолетовой, в тон, но Хастур не стал подходить ближе, чтобы узнать такие детали. Самого факта было вполне достаточно.

Не то, чтобы Гавриил плохо выглядел в этом костюме — вряд ли подобное было возможно при его телосложении, — просто во многих других нарядах он выглядел лучше.

И, конечно, Гавриил занимался аэробикой в этом костюме. Судя по всему, его увлекали все виды физической активности, не предполагавшие контактов с кем-то еще и он наслаждался каждым аспектом движения. Хастур не решился подойти ближе — потому что тогда Гавриил, возможно, его бы заметил, и им пришлось бы разговаривать, а на такое он готов не был, — но мог без труда представить все необходимые детали. Как двигаются под кожей мышцы, проступает испарина — возможно, Гавриил даже позволяет своему телу вспотеть достаточно сильно, чтобы волосы слиплись крупными локонами. Но точно не настолько, чтобы на одежде проступили темные пятна. Даже наслаждение работой тела не могло заставить его выглядеть неопрятно. По крайней мере, Хастур в этом был уверен.

Не то, чтобы он не хотел взглянуть поближе на слегка взмокшего — возможно, по крайней мере, — и часто дышащего Гавриила, увлеченно повторяющего ритмичные движения, но разговора по душам это не стоило. А подсматривать тайком он не хотел, это выглядело как-то грязно. В принципе, демоны не должны были бояться грязных вещей, но это был не его стиль. Таким занимались в основном извращенцы вроде починенных Баала, и меньше всего Хастур хотел походить на одного из них.

По этой же причине он и не стал пытаться проникнуть в дом Гавриила, который тоже нашел без особого труда: небольшое здание у южной оконечности озера Мичиган было старательно отгорожено от взглядов смертных. Снаружи выглядело скромно, но окна выходили на вполне славного вида побережье: в чуть сероватом песке копошились морские блохи, от воды пахло гнилью. Если бы Хастур не опасался случайной встречи, он, пожалуй, остался бы здесь подольше.

Вообще-то дом укрывали не только маскирующие, но и защитные чудеса, но наверняка их можно было более или менее успешно обойти. Гавриила трудно назвать усердным, так что наверняка попытка влезть в его земную обитель закончилась бы максимум небольшими травмами. А, может, и простым испугом. Но, как бы ни была привлекательна идея посмотреть, есть ли там на втором этаже гардеробная и насколько большая, это определенно было бы еще более грязно, чем просто подглядывать за Гавриилом в парке.

Так что Хастур принял единственное разумное решение: убрался обратно в ад, чтобы собраться с силами, подобрать подходящие слова и все такое.

К тому же, если на небесах тоже узнают о приближении конца света, возможно, Гавриила это тоже заставит немного поторопиться. Так что немного подождать — вполне достойный выбор.

▼Прага, 1992 нашей эры⬍

В начале архангелов было девять. Трое вдохновителей, наставляющих на верные пути — Варахиил, Селафиил и Уриил, трое судей, устанавливающих законы — Сатаниил, Гавриил и Рафаил, и трое защитников, поддерживающих порядок — Михаил, Иегудиил и Иеремиил. Именно последний это деление и придумал. Теоретически, оно выглядело довольно здраво, но практически оказалось не слишком удобным и со временем от него отказались.

«Со временем» означало «спустя несколько веков». На протяжении которых Гавриил в одиночку тянул на себе буквально треть всей небесной работы: Сатаниил пал через пару дней после того, как понял, что ему придется выполнять свои обязанности независимо от того, насколько он прекрасен, а Рафаил всегда была слишком ленива, чтобы делать хоть что-нибудь самостоятельно.

Иногда Гавриил думал, что именно предвидя это развитие событий, Бог, творя его физическую оболочку, добавил в волосы седину.

Иеремиилу часто приходили в голову идеи, казавшиеся на первый взгляд хорошими, но не выдерживали проверки временем. И, возможно, никто бы к нему не придирался, если бы он хоть раз признал свою неправоту.

У всех архангелов с самого начала были некоторые недостатки. У кого-то больше, у кого-то меньше: Михаил была немного вспыльчивой, а Гавриил — немного заносчивым, в то время как распутство Селафиила никак нельзя было описать, используя слово «немного».

Но Иеремиил был просто мудаком.

В целом, неудивительно, что в конце концов его низвергли в ад. Что оказалось для самого Иеремиила сюрпризом, поэтому, когда в зале собраний братья и сестры обступили его с оружием в руках, вместо речи в свою защиту он сказал только:

— Это что, прикол какой-то?

По-видимому, подобные риторические вопросы нравились ему до сих пор.

Иеремиил медленно перевернул бутылку, из которой только что пил, донышком вверх и пиво потекло по его руке.

— Я понимаю… — договорить Гавриил не успел, потому что бутылка полетела в его сторону.

Иеремиил по-прежнему использовал физическое тело, выданное ему изначально, и все так же одевался только в черное — под цвет крыльев, которые потерял. У него по-прежнему сохранился свой стиль, Гавриил не мог не признать, но стиль этот был довольно вульгарным и слишком уж демоническим.

Единственное в облике Иеремиила, что хоть как-то напоминало об ангельском прошлом — вытатуированная на костяшках правой руки надпись «ACAB», что, насколько Гавриил знал, означало «Всегда носи с собой Библию».

Довольно отвратительная насмешка над былой принадлежностью небесам.

И, скорее всего, Иеремиил сохранил старое тело именно потому что демону оно подходило идеально. Гораздо лучше, чем архангелу.

Он был где-то фунтов на семьдесят легче, чем Иегудиил и на пару дюймов ниже Гавриила. Его голос не был таким громким как у Люцифера, а зубы — такими острыми как у Варахиила. Но если бы нескольким людям предложили взглянуть на каждого из архангелов, в том виде, в котором они обычно приходили на землю, скорее всего, каждый человек ни на секунду не задумавшись, сказал бы, что именно с Иеремиилом он предпочел бы никогда не сталкиваться, особенно в темном переулке. Даже если бы Люцифер был в теле, которое после падения сам себе собрал из чего ни попадя, ориентируясь на представления людей о том, как должно выглядеть воплощение зла.

Потому, что воплощение зла выглядело уродливо, гротескно и непостижимо. А Иеремиил выглядел как тот, кто сломает собеседнику обе ноги, если узнает, что он болеет не за ту футбольную команду.

Вероятно, была какая-то причина, по которой Бог изначально дал ему устрашающую внешность и вполне соответствующий голос, хотя, казалось бы, в те времена такой необходимости не было.

— Я спрашиваю, это что, блядь, прикол? — Иеремиил потянулся за новой бутылкой.

Приятно было знать, что он после падения мало изменился. Собственно, именно этот факт и привел Гавриила на встречу с ним: в аду Иеремиил остался тем же мудаком.

— Я хочу…

Бутылка врезалась в стену в футе от Гавриила, обдав того мелкими осколками и пивной пеной. Это было уже чересчур.

Иеремиил медленно встал во весь рост, грузно опираясь на свою массивную трость, и перехватил удобнее бутылку, предпоследнюю из оставшихся в ящике. Судя по россыпи осколков на земле, пустые бутылки Иеремиил кидал в стену еще до появления Гавриила.

Трость, окованная серебром, с исключительно вульгарным набалдашником в виде мяча для соккера, выглядела в его руках опасным оружием — гораздо более опасным, чем бутылки, пустые или полные. Хотя бы потому, что сделана она была, несомненно, из нижней половины копья суда господня, принадлежавшего Иеремиилу на небесах.

Копья, на которое они насадили его как жука на булавку. Ну, точнее, не «они», а Михаил. Остальные в это время в основном отвлекали Иеремиила, чтобы она смогла его обезоружить и нанести удар.

Верхнюю половину копья они отломали, когда отрезали крылья, и, в конце концов, переделали ее во вполне удобный легкий дротик, который забрал себе Селафиил. А вот нижняя так и осталась в теле Иеремиила, когда он отправился в ад. Что ж, там ее, видимо, смогли вытащить.

— Я хочу поговорить.

Эта бутылка разбилась так близко, что осколки царапнули шею Гавриила и мелкой дробью ударились об спину уже промокшего насквозь пальто.

— А я хочу начистить хорошенько твою самодовольную харю, братишка.

Гавриил подумал, что пальто придется сжечь. Вытравить запахи из кашемира тяжело даже с помощью чудес, а уж запахи вроде этого и вовсе могут продержаться века. Если не обратиться в химчистку. А после химчистки остаются свои запахи, тоже не самые приятные. Замкнутый круг.

Впрочем, у этого пальто все равно был слишком теплый оттенок.

В странах восточного блока почему-то всегда в моде были тона, которые категорически не подходили Гавриилу с его зимним цветотипом.

— Неужели ты не скучаешь по возможности поговорить с кем-нибудь как архангел с архангелом?

— Если я захочу поболтать с архангелом, я позвоню Сатаниилу по внутренней линии, — Иеремиил подступил еще ближе и Гавриил с некоторым усилием подавил желание попятиться.

Умение Иеремиила быть мудаком выражалось в том числе в полном неуважении к именам, которые демоны брали себе после падения. Все демоны, включая Люцифера.

Но Гавриила, естественно, интересовал вовсе не Люцифер. Иегудиил дала ему список имен падших ангелов, прежние имена которых потерялись. Пять ангелов для начала, пять кандидатов для возвращения на небеса. Гавриил добавил еще двоих для ровного количества.

— Во-первых, он больше не архангел. Во-вторых, ты его терпеть не можешь.

По крайней мере, раньше терпеть не мог. Но Иеремиил так просто не менял мнение о ком-либо. И, к тому же, вряд ли случайно так вышло, что он проводил на земле больше времени, чем любой другой из владык ада.

— Вероятно, именно поэтому ты сейчас не стоишь у его золотого трона, а пьешь дешевое пиво в одиночестве в этой подворотне.

Иеремиил усмехнулся.

Он сейчас находился так близко, что Гавриил чувствовал его дыхание. И запах.

Тот сохранил и свой изначальный ангельский запах, похожий на мускусную мяту, но теперь к нему примешивались другие — телесные, людские.  Знай Гавриил Иеремиила чуть хуже — непременно задался бы вопросом о том, зачем потеть с такой отвратительной человеческой вонью, если ты все еще можешь пахнуть по-ангельски.

— Обожаю твою наглость, братишка. Заменяет храбрость, да?

Нет. Гавриил бы не назвал себя таким уж храбрецом, но сейчас дело было вовсе не в свойственной ему некоторой самоуверенности. Просто он ответственно подходил к вверенной ему работе. Иегудиил послала его за информацией о падших ангелах, и он собирался ее добыть, чего бы это ни стоило.

Он не вполне был уверен, что это сработает, но по крайней мере, он сможет отчитаться Иегудиил, что все сделал как она хотела, а потом они вместе составят несколько черновых версий петиций о возвращении ангельской благодати. Ее расположение по-прежнему было для него важным слагаемым успеха: при всех недостатках, она была архистратигом, к ее слову прислушаются.

Тем более, она уже пару раз намекала, что в аду все еще не отказались от идеи с Антихристом и, возможно, планировали устроить конец света в ближайшее время. Если это действительно было так, что не исключено, то времени оставалось немного, но и шансы на успех были высоки: война небес и ада — самое подходящее время, чтобы вернуть в ряды ангелов коварного и жестокого демона вроде Хастура.

Иеремиил перехватил бутылку, подался вперед, и резким движением открыл ее об край мусорного контейнера.

— Может, ты и прав, — усмехнулся он и отхлебнул из бутылки. — Присаживайся, поболтаем.

Он похлопал Гавриила по груди и попятился, чтобы вернуться на ступеньки, где сидел до этого, неуклюже вытянув поврежденную ногу.

Ступеньки вели к закрытой на большой висячий замок двери, из-под которой отчетливо несло злом и отчаяньем. Типичные запахи демонов.

— Лучше постою, — Гавриил улыбнулся, надеясь, что эта улыбка не выглядит слишком брезгливой. Он проводил на земле много времени, так что успел смириться с нормальным для смертных уровнем грязи, но предложение сесть на ступеньки, где непонятно кто ходил, спал, или вовсе справлял нужду — это уже был перебор.

Иеремиил не то оскалился, не то улыбнулся в ответ. Хотя не факт, что у него вообще была разница между улыбкой и оскалом.

Несколько секунд они оба молчали, внимательно глядя друг на друга.

— Знаешь, я рад, что ты не пал. Ты мне никогда не нравился, но… — Иеремиилу никто никогда не нравился. Он был из тех, кого все бесит, и, видимо, в отместку за это это сам пытался взбесить всех вокруг. — Пожалуй, я ненавижу тебя меньше, чем остальных. Хорошо, что ты смог все пережить, на небесах нужны славные правильные ангелы вроде тебя.

Гавриил машинально кивнул.

Стоило слушать как можно внимательнее: Иеремиил был из тех, кто в любой разговор пропихивает свои опасные идеи, внедряя в чужие головы свои мятежные мысли. Скорее всего, именно он и создал конспирологические теории, заставляя людей во всем сомневаться, всего бояться — так ими гораздо проще манипулировать.

Доказательств этого у небес не было, но идею страха божьего тоже в свое время создал именно Иеремиил. Вряд ли это было совпадение.

— Приятно знать, что хоть кто-то в аду относится ко мне с сочувствием, а не смеется как остальные. — У Гавриила не было основания не верить этим словам, как бы осторожно он к ним ни относился. Иеремиил сам был на том же месте, он не стал бы потешаться над изгнанием из совета архангелов.

— Одно другого не исключает. То, что малышка Мария перепугалась, услышав твою Благую Весть, да еще и отомстила тебе потом — не буду врать, это очень смешно. Интересно, кто ее навел на эту мысль?

Вот оно.

Иеремиил был в курсе напряженных отношений Гавриила с братьями и сестрами, и, конечно, не мог упустить возможность усилить раздор между ними.

— Не пытайся меня запараноить. Я знаю, к чему ты клонишь.

— Тебя невозможно запараноить.

— Спасибо.

— …Ты для этого слишком тупой, — закончил Иеремиил и отхлебнул из бутылки. — Чтобы делать неправильные выводы, нужно сначала понять, как вообще они делаются.

Типичный Иеремиил.

Даже обижаться бессмысленно. Наверное, если он на пять минут перестанет вести себя как мудак, то просто исчезнет.

— Словом, да, это была самая забавная часть истории. Я впервые пожалел, что нахожусь не на небесах: много бы отдал за то, чтобы посмотреть, как ты получил пинок под зад. Как все наши славные братишки и сестренки вытирают об тебя ноги.

Иеремиил мечтательно прикрыл глаза и несколько секунд помолчал, видимо, смакуя только что сказанное.

— Но то, что с тобой случилось после, забавным мне не кажется. Что бы ни говорили там в стикских болотах, нервный срыв — это не весело.

— Не было у меня никакого срыва.

Иеремиил отхлебнул из бутылки и выдержал многозначительную паузу.

— Хорошо, у тебя не было срыва, ты просто садился и плакал каждый раз, когда тебе напоминали, чего ты лишился. А ведь ты не из тех, кто любит поплакать. Ты всегда улыбаешься.

— Я не садился и не…

— Ага, ты плакал стоя. Скажи честно: тебе ведь кто-то помог это все пережить, да?

Да.

Гавриил никогда не думал об этом вот так, но, в сущности, все эти вроде бы незначительные вещи, которые говорил ему Хастур в первые, еще случайные, встречи, поддержали его даже больше, чем он сам хотел бы признать.

Хастур буквально был первым, кто напомнил Гавриилу, что никакие притеснения не лишат его права называться архангелом. Хастур говорил ему, что он прекрасен и величественен, именно тогда, когда Гавриилу так невероятно остро хотелось это услышать.

Собственно, это была еще одна причина, по которой он заслуживал возвращения на небеса.

— Пожалуй.

Иеремиил снова внимательно посмотрел ему в глаза, будто пытаясь понять прочесть мысли.

— Ты думаешь, этот кто-то тебе помог просто так? Ты не настолько глуп, Гавриил, наверняка все и сам понимаешь. Если бы ты с этим не справился, то неизбежно бы пал. Я такое много раз видел: ангел тоскует, льет слезы, пытается в чем-нибудь топить свои печали, и сам не замечает, как грех захватывает его душу, а потом — бац! — Иеремиил ударил по собственному предплечью ребром ладони, — и все, переходит черту. Но тебе кто-то не дал это сделать. И не просто так.

Естественно. Демон ничего не стал бы делать просто так.

— Ты нужен ему на небесах, а не в аду. Он хочет, чтобы ты продолжал оставаться на своем особом положении почти архангела.

— Архангела. Настоящего архангела.

— Как хочешь. Главное — он хочет, чтобы ты оставался на своем месте. Чтобы ты был тем, кто ты есть.

Неожиданно рассудок Гавриила осветило потрясающее откровение.

Очевидно, Хастур помогал ему не просто так. Но при этом вовсе не пытался подтолкнуть к падению — тот сам сказал, что в аду уже многовато падших ангелов и это вовсе не походило на ложь, так что тут Иеремиил наверняка был прав.

Но что в действительности Хастур мог получить? Информацию? Он не особенно расспрашивал Гавриила о небесных делах. Вообще-то, сам Гавриил от него узнал много больше. Могли ли дело быть в самом общении? И почему тогда он выбрал именно Гавриила?

Он почувствовал как где-то внутри формируется привычное странное чувство, зачастую предшествовавшее возбуждению и, похоже, как-то смутно связанное с любовью.

Гавриил давно догадывался, что Хастур хотел его совратить, но теперь, после слов Иеремиила, все точно сложилось в единую картину: это была не банальная демоническая похоть. Хастур хотел именно Гавриила, что бы ни было причиной возникновения этого влечения — внешность физической оболочки, манера держаться, архангельская природа или целомудрие. Или все вместе. Глупо было бы отрицать, что Гавриил — особый случай. Во-первых, хотя все архангелы прекрасны, именно он прилагал особое усердие, показывая миру свою красоту, а не просто покупал самый дорогой наряд в первом попавшемся магазине, как делал это Селафиил, например. Во-вторых, хотя, в теории, все архангелы должны быть добродетельны и целомудренны, Гавриил всегда хранил свое целомудрие наиболее осознанно, не давая себе впасть в искушение, как бы близко оно ни подступало, а не просто игнорировал сам факт существования секса, как некоторые.

Он был особенным.

Неудивительно, что эти почти две тысячи лет Хастур следовал за ним. Мог ли он любить Гавриила? Порочно, извращенно и по-демонически, конечно, но все же все любить? Или это была просто похоть, желание запачкать своей грязью чистоту лилии сада господня?

И, самое главное: так ли уж важна была разница?

— Земля вызывает Гавриила. — Иеремиил отставил почти пустую бутылку с неприятным звяканьем. — Давай к делу. Ни за что не поверю, что ты тут ради того, чтобы я погладил твои перышки.

Верно.

Гавриил одернул пальто, снова почувствовал запах пива и поморщился.

— Да. Мне нужна твоя помощь и я подумал, что ты не откажешься. Ты ведь не из тех, кто любит играть по чужим правилам и в чужой команде. — Дождавшись, пока Иеремиил довольно хмыкнет, он продолжил: — Я перечислю тебе нескольких демонов, ангельские имена которых были утеряны, а ты скажешь, как их звали раньше.

— Допустим, — Иеремиил сделал еще один большой глоток. — А что я за это получу?

Уж точно не шанс вернуться на небеса. Меньше всего им нужно, чтобы Иеремиил опять обоссал стену зала архангельских собраний.

— А чего бы ты хотел?

Иеремиил опять отхлебнул из бутылки, с сожалением перевернул ее вверх дном, позволяя последним каплям упасть на асфальт, и усмехнулся.

— Морду тебе набить.

— Что?

— Я хочу честную драку с архангелом. Один на один. Я бы предпочел Варахиила, но ты тоже сгодишься. Никаких чудес, никаких полетов, только старая добрая драка.

Этот поворот Гавриилу совсем не нравился. Господи, да Иеремиил им просто все улицы Праги вытрет, как тряпкой.

Иеремиил был создан для войны до того, как Война появилась. И, несмотря на все полученные при падении травмы, он все еще был превосходным бойцом, отточившим свои навыки в тысячах барных драк. Один на один с ним, пожалуй, справилась бы только Михаил. Может, еще Уриил — Иеремиилу всегда недоставало скорости и раздробленная коленная чашечка очевидно сделала его только медлительнее.

С другой стороны, у Гавриила была неплохая реакция, он умел быть быстрым, когда это требовалось. И мышц у него было не намного меньше, чем у Иеремиила, — просто Гавриил понятия не имел, как их использовать в драке.

Впрочем, драка — понятие довольно размытое. Особенно если речь о чем-то вроде любимых Иеремиилом пьяных потасовок.

— Тогда и никакого оружия. Включая твой обломок копья.

— Это трость. Ты что, хочешь забрать последнюю опору у калеки?

— Или так, или ты позволяешь мне вернуться домой за оружием, — это был блеф в чистом виде. Даже если бы кто-нибудь и одолжил Гавриилу свое оружие, оно бы не сильно увеличило его шансы на победу.

Иеремиил закатил глаза.

— Ладно, согласен.

Гавриил отыскал его не ради того, чтобы просто сдаться, и он готов был заплатить за нужную информацию.

— Тогда я начинаю. — Иеремиил кивнул и кинул бутылку в сторону того контейнера, об который ее открыл. — Итак… Вельзевул?

— Фануил. — Это, очевидно, был контрольный вопрос. История падения Фануил настолько трагична и омерзительна, что небеса при всем желании никогда не смогут ее забыть. Она, к слову, была первой личной помощницей Рафаил, еще до Малахии, который тоже пал, не менее трагично, хоть и не так омерзительно. Сандалфон пока держался, но все были уже морально готовы к тому что рано или поздно он тоже слетит с катушек.

— Буер?

— Цадкиил.

— Гамор?

— Квадисиин.

Он называл имена удивительно легко, почти не задумываясь, так что звучало все убедительно.

— Юниссис?

— Шамсиэль, — Иеремиил сплюнул. — Суккубша блядская. Приставучая — просто ужас.

— Дагон?

— Дагон это Дагон, какое еще ангельское имя?

Это был первый сбой в списке. Не страшно. Вряд ли Иегудиил так уж расстроится из-за одного пункта.

— Заргед?

— Накиир. Такой мудила, скажу тебе.

— Хастур?

— Я без понятия, кто это. Первый раз слышу.

— Ты уверен?

— Я что, сраный телефонный справочник? Я не знаком с каждым демоном ада, знаешь ли. Судя по имени, это вообще какая-то тварь бездны.

Это уже хуже.

Гавриил понятия не имел, что такое «тварь бездны», но звучало оскорбительно. В любом случае, Иеремиил либо действительно его не знал, либо не собирался отвечать. Гавриил умел вести переговоры, но сейчас у него при себе не было никаких козырей.

— Ладно, если у тебя кончился список демонов, то советую тебе снять пальто, — Иеремиил снова поднялся, поморщившись от боли в старых ранах.

Гавриил, конечно, не жалел о своем участии в изгнании Иеремиила, но иногда ему все же казалось, что они поступили с ним несколько несправедливо. Можно ведь было отправить его в ад не калеча перед этим. Да, он всех  на небесах достал, но не до такой же степени, чтобы прибивать его к полу собственным копьем, сдирать с него куски кожи с помощью хлыста, а потом резать крылья.

В тот раз они все немного перегнули палку.

Его собственные крылья немедленно отозвались на эти размышления легкой ноющей болью. Гавриил непременно подумал бы, стоит ли ему испытывать сострадание к Иеремиилу, если бы именно в этот момент тот не ударил его в живот. Примерно в район желудка.

Гавриила ни разу не били со времен войны и он успел забыть, каково это.

Довольно унизительно.

И очень больно.

Боль заставила его буквально сложиться пополам. Воспользовавшись моментом, Иеремиил ухватил Гавриила за волосы, чтобы попытаться ударить об мусорный бак, но его подвели то ли те самые старые раны, то ли собственная тяжесть, он неуклюже замер с сердитым рыком — всего на секунду, но этого хватило Гавриилу, чтобы освободиться и отскочить на шаг назад.

Резким движением скинув пальто, он бросил его в сторону Иеремиила, выигрывая еще пару секунд, чтобы заблокировать способность чувствовать боль. Унижения в чистом виде будет достаточно.

Дышать он тоже на всякий случай перестал.

Иеремиил прописал удар ему в челюсть и сразу же замахнулся для следующего. Гавриил попытался перехватить его руку за запястье, но кулак все равно врезался в его подбородок, хоть и с меньшей силой. Зубы резко лязгнули.

— Ты хоть попытаешься дать сдачи? — спросил Иеремиил.

Если честно, Гавриил сомневался, что это такая уж хорошая мысль. Лучше уклоняться от ударов, пока Иеремиил не устанет.

Заканчивавшийся тупиком узкий проулок, наполовину перекрытый мусорными баками, был определенно слишком  маленьким для драки, особенно — для драки двух крупных мужчин. Как бы стремительно Гавриил ни уклонялся от Иеремиила, тот, несмотря на хромоту, снова и снова его настигал.

Возможно, действительно стоило перейти в нападение.

Подавшись влево, в очередной раз уходя с линии атаки, Гавриил попытался, рванувшись вперед, хотя бы просто оттолкнуть Иеремиила в сторону, но тот неожиданно обхватил его обеими руками, с силой притянул к себе. Он даже не пытался ударить, просто молча издевался, удерживая Гавриила в этом оскорбительном подобии братских объятий.

С усилием высвободив руку, тот попробовал обхватить голову Иеремиила, но пальцы только скользнули по гладко выбритому затылку, даже не оцарапав кожу. Похоже, на самом деле длинные ногти не были такой уж непрактичной модой.

Со смешком толкнув Гавриила в грудь, Иеремиил резко подался назад и вытер лицо тыльной стороной ладони. По бледной коже размазались ярко-красные полосы — как если бы оставленный Гавриилом шрам снова открылся и начал кровоточить.

Раньше Иеремиил таким позерством не занимался, но, видимо, даже он не мог остаться прежним после падения.

— Мы договорились, что чудес не будет. Не пытайся меня запугать этими дешевыми фокусами с кровью.

Иеремиил сплюнул, еще раз провел рукой по шрамам на лице, размазывая кровь сильнее, и усмехнулся.

— Никаких чудес, братишка. Просто супер-клей оказался не такой уж супер.

Гавриил понял, что ему нужно задать пару уточняющих вопросов, но, прежде чем он успел выкроить для них подходящую минуту, Иеремиил снова ударил его в живот.

Как оказалось, с пустыми легкими и без чувства боли этот удар все еще воспринимался неприятно. В нем было что-то особенно оскорбительное. Возможно, осознание того, что Гавриил не мог защитить даже столь очевидно уязвимое место.

— Ты что, не в курсе? Раны, оставленные архангелами, не заживают. Я свои заклеиваю.

И с этими словами Иеремиил с размаху впечатал Гавриила виском в стену.

Тот с ужасом почувствовал, как его кожа лопается от силы удара. Рот заполнил вкус крови.

Воспользовавшись замешательством Гавриила, Иеремиил снова приложил его об стену, заставив зубы лязгнуть, а потом снова, еще сильнее, и, разжав пальцы, позволил ему сползти на асфальт.

Гавриил отстраненно подумал, что, если Иеремиил испортит его физическое тело, то теперь будет повод подать петицию о выдаче нового. Он же давно хотел. Хорошо бы у нового не вставало на демонов. Хорошо бы оно тоже было красивым или хотя бы приличного роста и не слишком худым. И, возможно, стоило попросить более ровные зубы.

Иеремиил навалился на него всем весом, заставляя ребра затрещать. Со смехом снова запустил руку в волосы и припечатал затылком об асфальт. А потом снова ударил в челюсть кулаком, отчего голова Гавриила резко мотнулась в сторону и в шее что-то неприятно хрустнуло.

— Иеремиил?

— Чего тебе?

Все звуки доносились как будто сквозь толщу воды. Или сквозь облака.

— Иеремиил! Прошу прощения, что отвлекаю. У меня послание от Вельзевул… Очень-очень срочное.

Это что, был Хастур?

Господи, только Хастур умел звучать настолько неубедительно, когда врет.

Иеремиил откинулся назад, и, наверное, обернулся, чтобы ответить.

Драки от честных поединков отличает отсутствие четких правил. Гавриил все равно планировал сбежать, как только представится возможность.

Поэтому, не дожидаясь момента, когда Иеремиил проломит ему череп, он сделал глубокий вдох и, представив, как сполох света пронизывает его душу, переместился в снятый утром гостиничный номер.

+++

Хотел бы Хастур получать по дюжине личных бесов каждый раз, когда — честное слово, он мог бы поклясться всеми крыльями Люцифера, сколько бы их ни было, — натыкался на Гавриила совершенно случайно, ни капли не пытаясь его отыскать. Тогда бы у него были бы личные бесы и не пришлось бы каждый раз выпрашивать у начальства.

Но личных бесов он не получал. Он получал очередной шанс стукнуться об Гавриила, как голубь об окно небоскреба.

В этот раз Хастур даже не планировал его спасать, ему правда нужно было поговорить с Иеремиилом, и то, что тот именно в этот момент бил Гавриила, оказалось удачным совпадением. Которым глупо было бы не воспользоваться.

— Ты охренел?

— Эээ… Нет? — Хастур не был уверен, почему интонация получилась настолько вопросительной, но так уж вышло.

Иеремиил, рухнувший на землю после того, как Гавриил исчез прямо из-под него, очень угрожающе встал на четвереньки. Кровь стекала по его лицу и шее, пропитывая футболку с эмблемой какой-то спортивной команды.

Заставив с помощью чуда свою трость подкатиться точно под руку, он медленно поднялся, глядя Хастуру в глаза.

— Я очень надеюсь, что у тебя была уважительная причина прервать нашу беседу.

Судя по крови, стекавшей по ногам, у него открылись уже все раны. Это случалось только когда Иеремиил был по-настоящему зол — то есть довольно часто, но от этого не становилось менее неприятным.

— Так у тебя была причина, малыш?

Усмехнувшись, Иеремиил выпустил обрубки крыльев и всплеснул ими, забрызгивая стены ярко-алой артериальной кровью. От правого остался достаточно большой кусок, чтобы его можно было увидеть даже спереди: чуть вывернутый и точно помятый обломок крыла, покрытого заляпанными засохшей кровью свалявшимися перьями, дергался будто в конвульсиях.

— Ну… Я пришел, чтобы от владыки к владыке принести послание, ради блага короля и наставника нашего Люцифера.

— Я спросил, есть ли у тебя причина. Считаю до двух, — Иеремиил зло дернул плечом и обрубок крыла ударил по нижним ступенькам пожарной лестницы, разбрызгивая кровь еще сильнее.

— Вельзевул просила передать, что твои попытки устроить революцию в Восточной Европе все портят и что она требует прекратить. Это все.

— И ради этого ты меня прервал? Серьезно, блядь? — интересно, все архангелы матерятся или Гавриил с Иеремиилом — исключения из правил и остальные ругаются как-нибудь вроде «господи ты мой боже, какая досада»? Люцифер по крайней мере не особо сквернословил, насколько Хастуру было известно.

В переулке все еще пахло Гавриилом, запах казался более острым чем обычно, в нем меньше ощущались перья и больше — тот немного отдающий мочой и гнилью оттенок, который обычно прятался за сладостью. Это из-за крови, наверное — ему здорово досталось. Будь Хастур немного больше склонен к неразумным проявлениям храбрости, он бы непременно спросил, почему Иеремиил позволил себе так отвратительно избивать Гавриила, который, во-первых, самый элегантный из архангелов, а во-вторых — друг Хастура. И предмет вожделения, конечно.

Хастур не был склонен к неразумным проявлениям храбрости.

— Вельзевул сказала…

— Скажи Фануил, что меня не ебет ее паршивый конец света, что меня не ебет ее паршивое мнение, а если она продолжит посылать ко мне тупых выблядков вроде тебя, то я найду самую большую в мире ленту от мух и…

Никто всерьез не боялся Иеремиила — да, он неприятный, шумный, грубый, но не более того. Мог сорваться и понаставить синяков, но, в принципе, опасным он не был. По крайней мере, если вовремя убежать.

Теоретически, Хастур мог бы попробовать донести до Иеремиила все, что имела в виду Вельзевул. Возможно, Иеремиил бы даже не стал ломать ему кости. Хотя наверняка бы заставил потратить кучу чудес на то, чтобы убрать за ним всю кровь — он любил так делать.

Был и другой способ решить сложившуюся проблему. Наверное, был.

Хастур выждал несколько секунд, позволяя проехать мимо потрепанной бежевой машине.

— Я всего лишь повторяю ее слова, — сообщил он, как только машина скрылась за поворотом, и, не дожидаясь, пока Иеремиил разразится очередной тирадой, призвал прилив адских рек, чтобы убраться отсюда подальше.

На самом деле Вельзевул конечно не рассчитывала на то, что Иеремиил откажется от любимого развлечения и перестанет подогревать в людях паранойю, подготавливая очередную революцию, при наилучшем раскладе, кончится террором. Иеремиил жил своих дурацких революций. И рассказов о том, что Бога больше нет и только так можно объяснить, почему в какой-то момент все пошло не так.

Так что у Хастура были кое-какие наработки запасного плана стабилизации происходящего. Потенциальный кровавый террор в Чехословакии не казался Вельзевул чем-то привлекательным, и за его предотвращение Хастура определенно ждала награда.

Благо, на его стороне был целый ряд факторов. Во-первых, то, что Иеремиил легко отступал и переключался на другие планы, если у него что-то не получалось. Во-вторых, то, что Иеремиил разрабатывал план вместе с Пеймоном, — но тот в какой-то момент заскучал и все бросил, что с ним случалось нередко, а Мать Тьмы с удовольствием поделилась подробностями, которые смогла узнать. В-третьих, возможно, после сегодняшнего вмешательства, Гавриил не откажется помочь. Они не слишком хорошо расстались, но все же спасение от Иеремиила должно было сыграть свою роль.

Тем более, в идеале помощь от Гавриила могла решить все достаточно быстро: тот был могущественным, но при этом не оставлял никаких лишних следов демонического присутствия. Тем более, Гавриил формально ничем не рисковал: едва ли Иеремиил возненавидит его сильнее.

Оставалось его уговорить, но это вряд ли будет сложно.

+++

Гавриил был определенно зол, хотя и мог точно сказать, злился он в первую очередь на самого себя или на Иеремиила.

Тот не солгал: нанесенные им повреждения действительно не могли зажить сами по себе, и даже с помощью чудес исправить их было непросто. Мелкие ссадины заживали с такой скоростью, как будто были глубокими ранами, а трещину в ребре и вовсе удалось исправить раза с третьего. Синяк в районе солнечного сплетения выглядел так, как будто Гавриила как минимум сбила машина, он даже подумал, что, может быть, стоит отправиться на небеса и попросить Рафаил, как главную по исцелениям, о помощи, но быстро понял, что это плохая идея. Не всем стоит знать, где он был, и почему. И чем это закончилось.

К тому же, Иегудиил послала его за именами и он выполнил работу безукоризненно, так что вполне мог позволить себе небольшой перерасход чудес. Тем более, он не стал пытаться спасти безобразно залитую кровью водолазку — она, конечно, была крайне ему к лицу, но, в конце концов, не все можно спасти.

Тем более, на такой случай у него был при себе костюм-тройка. В последние десятилетия Гавриил все больше склонялся к повседневной моде, более вариативной, более гибкой — легче было подобрать что-то подчеркивающее достоинства. Но все же костюм-тройка был универсальным ответом, уместным в любой ситуации. Даже если он был выполнен в теплых оттенках, тем более, что темно-серый галстук в мелкий горошек добавлял необходимую зимнюю нотку.

Снова проверив, вернул ли себе чувствительность к боли, Гавриил быстро прощупал себя сквозь жилет, проверил ребра, и, расслабив мышцы живота, надавил на солнечное сплетение — нет, определенно, все травмы залечены, телу ничего не угрожает. Причина ощущения дискомфорта, смутной неустроенности точно в чем-то другом. Скорее всего — в чувстве поражения. Двойного: во-первых, его побили, во-вторых, он так и не узнал небесное имя Хастура, а без него продолжать будет достаточно сложнее.

Нужно было как-то с этим справиться.

Ничто не успокаивало Гавриила так, как возможность хорошо одеться и лишний раз убедиться в своем безупречном вкусе. Да, это немного отдавало гордыней — которая и привела его в нынешнее шаткое положение, — но, с другой стороны, лучше гордыня, чем уныние. Всегда можно позволить себе толику греха, спасаясь от еще большего.

Чуть распустив узел галстука, он снова взглянул на себя в зеркало.

Все прекрасно. Наряд не безупречный, но все же гармоничный и хорошо вписывающийся в обстановку — не вина Гавриила, что в этой части света пудрово-розовый, лавандовый и другие цвета, гармонировавшие с его внешностью, носили в основном сутенеры или ресторанные певцы.

Душевный дискомфорт никуда не делся.

Гавриил развязал скучный виндзор, встряхнул галстук, разгладил с помощью чуда и завязал — вручную, эта часть ему всегда нравилась — более эффектным кристенсеном. Легче не стало.

Ему стоило вернуться к Иегудиил, он понимал, но это самое чувство душевного дискомфорта — и, возможно, нежелание так просто сдаваться, — не давали ему это сделать. Возможно, стоило попробовать еще пару галстучных узлов. Элдридж слишком вычурный. Может быть, гранчестер? Нет, с ним стоит быть осторожнее, слишком квадратный.

Стук в дверь оторвал Гавриила от размышлений. Странно, он никого не ждал.

Развернувшись к двери, он почувствовал присутствие демона. Возможно, стоило бы обратить на него внимание раньше: будто отдающая гнилью волна мрака медленно поднялась от земли и захлестнула этаж. Пожалуй, на секунду Гавриил успел встревожиться, прежде чем понял, что это не Иеремиил, нашедший его, чтобы закончить начатое.

На самом деле, это был Хастур.

Превосходно. Возможно, удастся узнать его ангельское имя в разговоре. Гавриил избегал этого метода много лет, — прямые разговоры всегда чреваты прямой же ложью в ответ, — но, возможно, пришла пора поторопить события.

Гавриил быстро поправил полураспущенный узел и открыл дверь.

— Это я, все хорошо.

Гавриил кивнул. Да, это определенно был Хастур — в пальто лейтенанта Коломбо и слегка помятом, но вполне пристойном джемпере.

Вероятно, пришел узнать, все с Гавриилом в порядке.

— Ты не слишком пострадал? Иеремиил бывает довольно неприятным. — Да, именно за этим он пришел. В сущности, ожидаемо для Хастура, но довольно странно для демона.

Это снова вернуло Гавриила к размышлениям о том, какую цель Хастур мог преследовать, сближаясь с ним все эти годы.

Гавриил смог смириться с тем, что у него было влечение к Хастуру, пусть даже мысль об этом до сих пор казалась несколько постыдной, — но, порой, пройдя через нечто постыдное, можно заслужить очищение. По крайней мере, для праведников на земле это работало, а значит могло сработать и с ангелом. Если влечение было взаимным, оно могло помочь вернуть Хастура на верный путь, и, в отличие от непорочной любви, оно было ему понятно.

Хастур заслуживал награды. Великой награды за свою невероятную для демона праведность — и возможность забрать целомудрие Гавриила, конечно, была соразмерна этой праведности.

Как бы долго Гавриил ни хранил свою непорочность, это был всего лишь один из атрибутов ангельского совершенства, и отдав его толику, он мог получить много больше.

— Со мной все в порядке, — наконец, сказал он.

Хастур кивнул.

Интересно, можно ли было сейчас спросить его об ангельском имени?

В номере была кровать, так что если он захочет забрать награду сразу же, по крайней мере, никому не будет неудобно. Гавриил время от времени задумывался о том, при каких обстоятельствах мог бы потерять целомудрие, и склонялся к мысли о необходимости кровати. В фильмах мужчины отдавались друг другу где ни попадя, но не мог же он позволить просто бросить себя на пол и обесчестить.

Или мог?

Стоило об этом задуматься, и очень далекая от целомудрия часть сознания немедленно подкинула Гавриилу предельно непристойную картину того, как именно Хастур мог бы обесчестить его на полу, естественно, грубо высмеивая его невинность в процессе. И, возможно, немного мучая физически.

Картина оказалась волнующей, даже слишком.

Гавриил почувствовал, как на него снова накатывает зависть к сержанту Эйнджелу, способному отдаться Хастуру, не задумываясь ни о каких последствиях.

— Ага. Здорово. Я думаю, ты можешь мне помочь в одном деле, и думаю, что захочешь.

Это звучало довольно самоуверенно — слишком самоуверенно для Хастура, раз уж на то пошло. Но интригующе.

— Возможно. Я слушаю.

— Я здесь, чтобы испортить планы Иеремиилу. И мне кажется, что ты бы захотел поучаствовать.

Так даже лучше. Общая работа сближает, легче будет подвести разговор к нужной теме. К тому же возможность взять небольшой реванш Гавриилу определенно нравилась. Да, планы Хастура обычно были не особенно успешны, но обычно у него не было поддержки Гавриила, а участие архангела не могло не изменить расклад.

— С радостью.

— Тогда пойдем, растопчем его революцию, сокрушим ее, как кости наших врагов. — Глаза Хастура как будто стали на миг еще чернее, а черты лица заострились. Видимо, сегодня он был в предельно демоническом расположении духа. Жаба надулась, явно напуская на себя как можно более воинственный вид.

Наверное, трудно быть воинственным, когда ты жаба.

— Хастур, у нас нет общих врагов.

— Кроме Иеремиила.

С этим спорить было трудно.

+++

Хастур предпочел бы просто вытащить Гавриила на прогулку — может, Прага ему самому и не слишком нравилась, однако погулять тут очень даже было где, — но сейчас нужно было работать. Возможно, они смогут прогуляться чуть позже, когда закончат с Иеремиилом — к счастью, найти Гавриила оказалось нетрудно, в последнее время это получалось у Хастура все лучше, — а, значит, если все пойдет по плану, у них впереди свободный вечер.

Оставалось только изложить последовательность действий и убедиться, что Гавриила все в ней полностью устраивает. А для этого нужно было познакомить его с планом Иеремиила, насколько тот был Хастуру известен.

На самом деле, план Иеремиила был довольно простым. На сложные его никогда особо не хватало, насколько Хастур знал.

Факт первый: большая часть власти в стране была сосредоточена в руках премьер-министра, выступавшего против разделения на Чехию и Словакию.

Факт второй: Иеремиил уже пару лет отравлял умы местных жителей мыслями о том, что КГБ расширяет влияние во всем регионе, чтобы собрать СССР по кусочкам обратно. Звучало как бред, но люди верили.

Факт третий и наиболее важный: своевременно обнародованный компромат и политические убийства — самые эффективные способы устроить народные волнения. И, благодаря Матери Тьмы, Хастур точно знал, кого нужно навестить, чтобы предотвратить убийство премьера и слив в прессу информации о том, что президент сотрудничает с КГБ. Конечно, справиться с хранившим у себя компромат журналистом Яном Шилганом было нетрудно, но этим стоило заниматься в последнюю очередь — Иеремиил не дурак, сразу догадается, что ему хотят помешать.

Гораздо сложнее была ситуация с революционной бригадой — как они сами себя называли, хотя, откровенно говоря, это была просто банда — Любомира Ганека. В основном проблема была в том, что Иеремиил лично охранял закрывшийся пару лет назад магазин, где как раз и собирались люди Ганека.

— Это будет легко, — пообещал Хастур. — Войдешь туда, уничтожишь оружие и документы, которые у них есть. Если там будет кто-то из их людей — тоже можешь заодно уничтожить.

Гавриил посмотрел на него с таким осуждением, как будто ему самому было не плевать на человеческие жизни:

— Ангелы не убивают людей.

— В Венеции твой брат убил мою служанку.

— Согласно его объяснительной записке, это была экстренная ситуация.

— Видимо, заключавшаяся в том, что нужно было сжечь мой дом до моего возвращения, а Лукреции всего лишь не повезло находиться внутри.

— Верно.

Иногда было совершенно невозможно определить: действительно ли Гавриил не расслышал сарказм или притворяется, чтобы выглядеть более очаровательно-невинно. Удивительно, как идеально такая утрированная невинность могла подойти существу с его внешностью.

Несколько секунд они молча шли рядом. Гавриил, скорее всего, обдумывал только что выложенный ему набросок плана действий, а Хастур воспользовался моментом, чтобы украдкой снова окинуть его взглядом. Сегодня безупречный наряд Гавриила выглядел несколько скучно, слишком уж формально. Хастур поймал себя на мысли о том, что Гавриил гораздо привлекательнее выглядит в менее официальных нарядах — даже в чем-то совсем простом, вроде той светло-пурпурной рубашки, в которой он отправился во Вьетнам.

Опустив руку, Хастур — скорее в силу привычки, чем всерьез на что-то надеясь — попытался ухватить его за запястье, но Гавриил отступил на шаг в сторону, не давая ему это сделать.

— Почему бы не сделать наоборот? Я отвлеку Иеремиила, — Гавриил произнес эти слова с такой долей сомнения, что Хастур даже почувствовал себя неловко, — а ты влезешь в здание и сделаешь все необходимое.

— Не могу, там стоит защита от демонов. Знаки, нанесенные на стены. И только не пытайся спрашивай, как именно он оттуда вышел, но…

Гавриил остановился и внимательно посмотрел на Хастура, явно ожидая более детальных объяснений. Жаба недовольно заворочалась. Он говорил чистую правду, но звучала она нелепо, по всей видимости — даже для того, кто хорошо знал Иеремиила лично.

— И почему там есть защита от демонов, но нет защиты от ангелов?

— Потому что… Иеремиил.

Полный ответ был «потому что Иеремиил — гребаный расист, как и все вы, ангелы», но это было бы как-то невежливо. К тому же сокращенная версия ответа Гавриила вполне устроила.

— Он всегда таким был, — согласно кивнул он. — Не доверял ангелам, когда был ангелом, и неудивительно, что он не доверяет демонам, став демоном.

Вообще-то скорее уж Иеремиил не считал себя таким уж демоном, поэтому у него никогда особенно и не выходило создавать альянсы с другими демонами.

— И, кстати, я вовсе не считаю, что убийства так уж необходимы, не подумай. Лишние убийства, наоборот, поддержат атмосферу страха. Это сыграет Иеремиилу на руку.

— Я никого не собираюсь убивать, не смотри на меня так.

Конечно. Гавриил не любил людей, но ничуть не походил на кого-то вроде архангела из Венеции, или Иеремиила. Вряд ли он стал бы опускаться до убийства. Скорее всего, он никогда никого не убивал.

Вообще, если присмотреться, он гораздо больше походил на утрированно-доброго ангела из рассказываемых людьми сказок, чем могло показаться на первый взгляд. Самодовольство как будто ограждало его от разного рода мелких прегрешений.

Опыт подсказывал Хастуру, что с Гавриилом всегда легко договориться, если представить все в нужном свете. Во всяком случае, у самого Хастура это получалось довольно сносно. С другой стороны, будь он со всеми таким сговорчивым, ему не удалось бы так долго удерживать положение архистратига.

Так что, возможно, Хастур сумел подобрать к нему какие-то особые ключи. Эта мысль вселяла оптимизм. Может, еще немного и они доберутся до чего-то существенного.

— Значит, я должен переместиться внутрь здания, рядом с которым он сидит? Ты уверен, что все именно там?

— Совершенно. Иеремиил не из тех, кто выбирает сложные решения.

Гавриил кивнул, похоже, скорее собственным мыслям, чем Хастуру.

— Надеюсь, я не пожалею, — он улыбнулся и ускорил шаг, а, пару секунд спустя, с коротким электрическим щелчком исчез.

Что ж, теперь Хастуру оставалось только выполнить свою часть работы.

С этой мыслью он нырнул в адские реки, чтобы снова появиться рядом с гнездом банды Ганека.

Кровь на стенах уже подсохла и слилась с обычными разводами грязи, но крылья Иеремиил уже убрал, и кровотечение из ран на лице тоже смог остановить — видимо, немного успокоился. Или заклеил их, он всегда на такой случай носил с собой тюбик клея и рулон скотча. В любом случае, прямо сейчас он не рвался никому ломать кости, а, значит, заболтать его будет несложно.

Он все так же сидел на ступеньках у двери, а рядом с ним стоял новый ящик пива, уже открытый.

Иеремиил любил выпить, и, судя по запаху в его покоях, процесс мочеиспускания ему тоже нравился. Так что он вполне мог, пойди что-то не так, не только убить Хастура, но еще и обоссать его труп на прощанье, чтобы подчеркнуть свой триумф.

— И зачем ты вернулся?

Манера начинать разговор с максимально прямых вопросов была одной из самых неудобных манер Иеремиила. Но, к счастью, к этому Хастур подготовился.

— Может, я и работаю на Вельзевул, но это не значит, что я не готов выслушать твою точку зрения.

Это был беспроигрышный вариант: Иеремиил обожал высказывать свою точку зрения.

— Моя точка зрения очень проста: мне нравятся кровавые бунты, и мне нравится это место. Поэтому я и хочу устроить бунт именно здесь.

Иеремиил любил восточную европу. В основном из-за того, что здесь его по-прежнему считали настоящим архангелом.

Человеческая вера была не единственным источником чудес для ада, но одним из основных. Пожалуй, даже главным после тварей бездны — те вырабатывали чудеса как бы сами собой, нужно было только их направлять и контролировать. И именно для поддержания веры существовали черные мессы, которые популяризировали в свое время подчиненные Баала.

Но у Иеремиила был свой собственный небольшой источник: молитвы людей, обращенные к нему как к одному из архистратигов. Он очень любил рассказывать о возведенных в его честь часовнях, об иконах и читаемых в церквях акафистах.

К тому же Иеремиилу нравились футбольные фанаты, и здесь их было, может, не так много как в Англии, но достаточно, чтобы ему было интересно проводить с ними время.

— Почему сейчас? — по крайней мере, ответ на этот вопрос был чуть менее очевиден. Если, конечно, причина была не в том, что Иеремиил не стал бы упускать ни одного шанса устроить где-нибудь очередные беспорядки.

К тому же, Вельзевул не отказалась бы узнать, намеренно Иеремиил подкатывал мир к Холодной Войне, которая могла бы серьезно испортить годы взросления Антихристу, или это было просто неудачное совпадение.

— Потому что Чехословакия готова к безумию, — Иеремиил с довольным взглядом обвел рукой все вокруг. — Разве ты не чувствуешь этого в воздухе?

Хастур не чувствовал. Он вообще не особенно разбирался в чувствах, тем более — в человеческих. Некоторые легко это считывали, особенно падшие, но его хватало максимум на то, чтобы понять, на что настроен какой-нибудь очередной клиент в борделе.

— Ты думаешь, я не понимаю, к чему эти все вопросы? — Иеремиил подступил на шаг ближе.

Наверное, в архангелах правда было что-то особенное, чего не было в других ангелах. Особая сила. Или просто в какой-то определенный момент самоуверенность набирала критическую массу и становилась сама по себе чем-то вроде оружия.

— Ты хочешь выслужиться перед Фануил, потому что ее тупой апокалипсис — твой последний шанс хоть чего-нибудь добиться за всю твою никчемную жизнь. Ты даже не тварь бездны. Ты просто убогий полукровка, вечно занимающийся разным тупым дерьмом, вроде вспышек стригущего лишая. Угадал?

Вообще-то эпидемия сифилиса, не говоря уж о Черной смерти, была гораздо более значительным событием, чем какая-нибудь вспышка лишая, но Хастур не стал спорить. Ему нужно было немного потянуть время. Ровно настолько, чтобы Гавриил точно успел разобраться с людьми Ганека или их имуществом.

А чем дольше Иеремиил говорит, тем позже он пустит в ход кулаки.

— Но есть одна штука, которую не понимаешь ни ты, ни она, ни даже Сатаниил, потому что он вообще никогда не видел дальше собственного непомерно высоко задранного носа.

В этой части Хастур никак не мог с ним поспорить.

— Конец света был создан для меня. Я — часы судного дня. И ни Фануил, ни кто бы то ни было не украдет у меня это право. Даже Сатаниил. Особенно он.

Хастур никогда не считал свои отношения с братьями и более дальней родней, вроде Лигура, безупречными, но даже представить себе не мог, чтобы они относились друг к другу как Иеремиил и Люцифер. Или Гавриил и Селафиил. То ли архангелы были изначально созданы специально чтобы друг друга ненавидеть, то ли что-то пошло не так. Насчет других ангелов он уверен не был — мало кто из них называл друг друга братьями, может, они себя таковыми и не считали.

— Ты можешь подать петицию против конца света.

— Могу.

Иеремиил подступил на шаг ближе и Хастур на всякий случай попятился, до самой стены.

Возможно, стоило подготовиться чуть лучше. В принципе, пока все шло более или менее по плану, но Иеремиил был явно на взводе.

— Я много что могу. — Он прищурился, всей тяжестью опираясь на свою трость.

Иеремиил выглядел очень тяжелым, и Хастур невольно задумался о том, насколько огромными, наверное, были его крылья. Пожалуй, даже больше, чем у Гавриила  — по крайней мере, должны казаться больше, у Гавриила же они наверняка такие аккуратные, перышко к перышку, а у Иеремиила, судя по обрубку, растрепанные.

Хастур сомневался, что это нормально или сколько-нибудь естественно для демона, — но ему и вправду было жаль, что он никогда не видел крылья Гавриила. Они наверняка очень элегантные.

Естественно, он жалел об этом меньше, чем о том, что они еще не переспали и меньше, чем о том, что не подержались за руки. Крылья вроде как номер три в списке недостигнутых целей.

— Например, я могу повернуть твою голову на сто восемьдесят градусов, и мы вместе проверим, удастся ли тебе ее повернуть обратно.

Иеремиил придвинулся еще ближе и Хастур попытался прикинуть, сколько времени Гавриилу понадобится уничтожение оружия и бумаг с информацией о передвижениях премьер-министра. Смотря какое оружие, конечно. И смотря какие бумаги — вдруг Ганек все записал в огромную толстую тетрадь, которую так просто не сжечь.

А потом из здания раздался звук, похожий на раскаты грома. Что-то вроде этого мог бы издать Пеймон в гневе, но крайне маловероятно, что тут действительно был Пеймон.

Самым похожим на Пеймона существом в радиусе нескольких миль был Гавриил.

— Это что?

— Понятия не имею, — честно сказал Хастур. Даже если причиной звука действительно был Гавриил — черт знает, что именно он сделал и как.

— Правда? Давай посмотрим.

Иеримиил неожиданно схватил его за плечо, рванул на себя, другой рукой удобнее перехватив трость и, прежде чем Хастур успел хотя бы спросить, что именно происходит, одним ударом снес замок с двери, после чего она распахнулась сама собой, точно втянувшись внутрь помещения.

— Пойдем, наверняка это интересно, — Иеремиил потащил его за собой внутрь и Хастур почувствовал, как его кожу обжигают следы защитных знаков, частично обрушившихся из-за того, что тут произошло — что бы это ни было, — но все еще достаточно сильных.

Возможно, стоило сбежать.

Сбегать у Хастура получилось неплохо и это его частенько выручало, но сейчас это определенно было спорное решение.

Помещение выглядело так, будто в нем произошел направленный внутрь взрыв, превративший картотеку армии Ганича пепел и расплавивший оружие. Хастур на всякий случай попытался разглядеть среди пепла и мусора что-нибудь похожее на человеческие трупы, но их не было. Судя по всему, Гавриил действительно смог обойтись без убийств. Как по-ангельски.

Собственно, сам Гавриил стоял посреди комнаты с самым невинным видом, на который только был способен, — но, едва заметив Иеремиила, естественно, попытался принять более угрожающую позу. Попытка была обречена на провал.

Иеремиил не был ни самым умным, ни самым могущественным, ни уж точно самым уважаемым из владык ада  — раз уж на то пошло, в плане могущества он проигрывал даже некоторым маркизам. Пожалуй, даже не самым вспыльчивым — были еще Пеймон и Астарот. Но когда дело доходило именно до готовности пустить в ход свои кулаки — он был первым. Некоторые демоны полагали, что именно поэтому Люцифер его и не испепелил: кто-то должен был доставлять дискомфорт даже владыкам ада.

Выглядеть более угрожающе, чем он, у Гавриила бы не получилось при всем желании.

— Какого хрена тут произошло?

Хороший вопрос. Хастур бы и сам его задал, если бы чуть меньше переживал из-за возможности получить в челюсть.

— Я узнал, что здесь готовится некое отвратительное преступление, способное навредить всем людям, и решил вмешаться.

Похоже, Гавриил пытался сделать вид, что оказался здесь совершенно случайно, и, возможно, разговаривай он с кем-то еще, у него бы получилось. Но Иеремиил, во-первых, вероятно, знал его слишком хорошо, а во-вторых, он хорошо различал все вранье и попытки уйти от прямых ответов. Трудно сказать, было ли это его особое дарование, или просто следствие работы с другими архангелами.

— И как же ты об этом узнал, братишка? — вежливо спросил он, стискивая трость сильнее с таким видом, как будто собирался прямо сейчас продолжить драку, которую Хастур так неосторожно прервал. — От одного присутствующего здесь демона?

— Да. — Видимо, на продолжение попыток врать Иеремиилу у Гавриила не хватило смелости. Или глупости.

— Хорошо, что архангелы могут верить всяким непонятно откуда взявшимся демонам.

— Это не просто непонятно откуда взявшийся демон, это мой… консультант, скажем так. Но тебя это не должно волновать.

Консультант Гавриила — это было абсолютно не то звание, которое Хастур хотел бы привязать к своему имени, но пытаться что-то поправить было уже поздно.

— Думаю, я сам решу, насчет чего мне волноваться.

Иеремиил медленно подступил к Гавриилу ближе и Хастур подумал, что это довольно неплохой момент, чтобы сбежать. Но это было бы довольно некрасиво и определенно расстроило бы Гавриила, даже если Иеремиил и не стал его опять бить. А он скорее всего станет.

— И мне очень интересно, почему архангел доверяет какому-то бесполезному демону на побегушках у Фануил.

— У меня есть на это причины. — Звучало так, как будто Гавриил только что старательно обошел по краю какую-то тему, которую не хотел затрагивать.

— Давай в двух словах: ты тупо сделал то, что он тебе сказал?

Иеремиил стоял на расстоянии от силы фута от Гавриила, сжимая трость, но явно на нее не опираясь, и это само по себе выглядело как угроза. Неудивительно, что Гавриил тоже начал нервничать.

— Возможно, — он едва заметно пожал плечами и встревоженно улыбнулся, всем своим видом показывая, что да, действительно, возможно и так, а возможно и не очень.

— Что, правда что ли? Ни хрена себе. — Смешок Иеремиила был похож на шорох осыпающихся по склону камней, предупреждающих о скорой лавине. — Ладно, я понимаю, почему в мою революцию вообще решило вмешаться это тупое отродье какой-то непомерно похотливой твари бездны…

Хастур откашлялся. Он очень хотел перебить Иеремиила и уточнить, что он неправ, — но не решался.

У его отца было множество недостатков, начиная от не слишком большого ума и заканчивая ядовитой кожей, но уж похотливым Анабота нельзя было назвать ни при каком раскладе.

— От убогих полукровок чего угодно можно ожидать. Всю жизнь они крутятся, чтобы хоть чего-то добиться, берутся за любую дерьмовую работу, вечно со Всадниками путаются. Я таких, как он, ем на завтрак, успел изучать хорошенько.

Вообще-то он ел на завтрак максимум грешников и особо наглых бесов. И пирожки с мясом.

В основном пирожки с мясом.

— Но ты, братишка… Черт побери, да это же самое забавное, что я видел за всю свою жизнь. Я бы спросил, как он так задурил тебе голову, что смог использовать, но, готов поклясться, никакой хитрой схемы там нет. С тобой нет  нужды в хитрых схемах.

Он подошел к Гавриилу ближе, внимательно вглядываясь в него, как будто пытаясь рассмотреть что-то, чего ни тот сам, ни тем более Хастур увидеть не могли. Видимо, какая-то ангельская вещь.

Некоторые падшие сохраняли ангельские способности, вроде особого чутья. Ну, или умение распространять любовь, как у Матери Слез. Тут как повезет.

— Ты понятия не имеешь, что нас связывает, — Гавриил явно старался говорить как можно более холодно, но нужного впечатления это не произвело.

— Только не говори, что он твой парень. — Иеремиил похлопал Гавриила по плечу. Тот отшатнулся с выражением ужаса и отвращения на лице. Или чего-то похожего.

Неожиданно Хастур почувствовал себя глубоко оскорбленным. После стольких лет ухаживаний Гавриил мог хотя бы немного спокойнее реагировать на предположение, что они с Хастуром близки в этом смысле.

Иеремиил усмехнулся, но его напряженный взгляд все еще не обещал ничего хорошего.

— Нет. Извини, слишком очевидная догадка. Я забыл, что ты из себя представляешь. Конечно, нет. С тобой всегда нужно отбрасывать самый очевидный вариант. Впрочем, не так уж и важно.

Он повернулся на месте, внимательно рассматривая помещение.

Похоже, от магазина осталось не особо много уже к тому моменту, как пришел Ганек со своей бандой, но сейчас пустота вокруг выглядела как-то совсем по-адски. Даже потолок не то обгорел, не то покоробился от чего-то вроде взрывной волны. Какой бы толстой ни была тетрадь, в которую записал все необходимое для покушения, она определенно не сохранилась. 

Возможно, в другой ситуации Хастур бы почувствовал восхищение: Гавриил раньше не показывал ему свои способности к разрушению, а они оказались довольно впечатляющими. Особенно для ангела.

— Что ж. Вы испортили мою революцию. Не могу сказать, что это такая уж большая потеря, — Иеремиил пожал плечами с таким видом, как будто в основном хотел убедить в своих словах самого себя. — Но это вовсе не значит, что я собираюсь с этим смириться.

Тени вокруг него начали сгущаться и на ранах опять проступила кровь. Сейчас она выглядела темной и густой, но, насколько Хастур его знал, чем сильнее Иеремиил злится, тем больше кровь похожа на свежую артериальную.

— Если ты планируешь нас убить… — расправив плечи, Гавриил встал в предельно угрожающую позу. В этот раз получилось чуть лучше.

Он выглядел как адвокат, пытающийся быковать на главаря банды. То есть как тот, кого сейчас основательно изобьют, потому что чувство собственного достоинства — это не оружие.

— Чего ради? Я не идиот. Дохлый архангел, даже фальшивый — прямая дорога к новой войне небес и ада без всяких антихристов и вторых пришествий. А это — последнее, чего я хочу.

Он подступил ближе к Хастуру с таким видом, как будто Гавриила рядом не было.

— Дохлый архангел мне не нужен, — продолжил он. — Но что касается тебя, малыш, у меня есть хороший способ напомнить тебе, что лезть в дела старших не стоит. Я расскажу на самый верх о том, что ты испортил мою революцию.

Он говорил таким тоном, как будто речь шла о серьезной революции, а не только о банде, которая планировала, отследив маршрут продвижения премьер-министра, выстрелить ему в голову. Теоретически, конечно, такое могло бы закончиться настоящей революцией, но насколько Хастур знал, для такого нужно все-таки нечто более серьезное.

Не исключено, что это что-то более серьезное начнется после того, как Шилган опубликует переданную ему информацию.

Или не начнется. Тут уж все зависит от того, насколько Иеремиил целеустремлен сегодня.

— И тогда посмотрим, чем для тебя это все закончится. Может, Фануил тебя и похвалит, но насчет остальных я очень серьезно сомневаюсь.

Он осторожно — как-то совсем по-братски, с соответствующей долей пассивной агрессии, — погладил Гавриила по плечу своей тростью, оскалившись, напоследок тряхнул обрубками крыльев, забрызгивая все вокруг кровью, и быстрым шагом ушел прочь. И, едва выйдя из здания, призвал волны адских рек, чтобы они унесли его подальше.

Хастур понятия не имел, удалось им заставить Иеремиила отказаться от планов насчет кровавых бунтов, переходящих в войну между чехами и словаками, и что делать, если не удалось.

+++

При всех его недостатках, вечное недовольство Иеремиила всем подряд было не случайным. И какими абсурдными бы ни были его теории насчет смерти Бога и искажающейся вселенной, в них был свой смысл: в какой-то момент все вещи, связанные с ним, пошли действительно не в ту сторону.

Он не случайно был создан похожим на школьного хулигана, бесконечно достающего всех вокруг и совершающего каждое мелкое правонарушение, которое только можно.

В каком-то смысле, ад планировался с самого начала сотворения мира, и возможность грехопадения существовала столько же, сколько существуют ангелы. Монополия небес с самого начала выглядела скучной, кто-то должен был создавать конкуренцию, чтобы держать остальных в форме, заодно не позволяя им передраться между собой.

И, поэтому, творя архангелов, Бог вложил в одного из них чуть больше недостатков, чем в остальных. А, чтобы все было справедливо, сделал его способным противостоять в бою всем восьмерым оставшимся — его низвержение не должно было стать слишком уж легким.

План был прост: Иеремиил будет бесить остальных архангелов до тех пор, пока они, сплотившись, несмотря на разногласия, не свергнут его с небес. После чего он станет королем ада.

Но Люцифер — тогда еще Сатаниил — все испортил, не только заняв предназначенное Иеремиилу место, но еще и отсрочив его собственное падение, ведь архангелам очень не хотелось терять обоих старших братьев почти одновременно. Но в конце концов, он все-таки достал всех настолько, чтобы от него решено было избавиться. Наверное, не стоило объяснять Михаил, как она должна делать свою работу, или так уж настойчиво напоминать Гавриилу, что это не слишком целомудренно — постоянно обсуждать чужую сексуальную жизнь.

Словом, Иеремиил не смог избежать падения, для которого появился на свет.

И все, что осталось ему после — стать школьным хулиганом еще и в аду. Не то, чтобы он не был там полезен — он сдерживал рвение других владык ада, время от времени становился для них общим врагом, а Люцифер с удовольствием списывал именно на него всякие мелкие огрехи. Конечно, сам Иеремиил тоже об этом знал. И поэтому он никогда не занимался чем-нибудь всерьез; некоторые его проекты, конечно, были успешны, особенно если его поддерживали другие — Асмодею, скажем, нравилась французская революция, а Вельзевул по старой памяти вложилась в установление власти Иди Амина, потому что ей казалась забавной идея диктатора-каннибала, но как правило, ничего не заходило дальше уличных беспорядков и десятка-другого убийств.

Он и сам превосходно это понимал.

Но сам он всегда считал своей сильной стороной способность в любой момент начать заново с новым проектом. Иеремиил всегда разбрасывал множество семян, и то, что примерно девяносто пять процентов оказывались в неплодородной почве или погибали под гнетом сорняков, было частью его личного подхода к работе.

К тому же ему показалась забавной хрупкая, но в то же время отчетливая связь между Гаврилом и Хастуром. Она была похожа на что-то, что принесет множество слез, не одним — так другим. А совместная победа эту хрупкую связь могла отлично укрепить. И это стоило потенциального кровопролития в Чехословакии.

Оставалось только успокоить Ганека и его ребят. Что тоже могло закончиться довольно интересно.

+++

— Тебе понравилось?

— Что? — Хастур все еще смотрел вслед Иеремиилу, опасаясь, что тот передумает и вернется.

— Ты раньше никогда не видел моей способности к разрушению, а тебе, как демону, это наверняка интересно.

Способность к разрушению действительно впечатляла. Хастур снова взглянул на трещину, змеившуюся по стене. Интересно, как выглядел Гавриил, когда вызывал такие разрушения: спокойно и немного самодовольно, как обычно, или разгневанно и пугающе, как тогда, во Вьетнаме?

— Перестань говорить об этом так, будто демонам интересны только разрушения. Мы разные. И нам интересны не только разрушения.

— Знаю-знаю. Но я же не могу показать тебе распутство или, упаси боже, обжорство. Я, конечно, иногда пью воду, если она достаточно чистая, но это тебе вряд ли покажется занятным.

Тут Гавриил был прав: чистая вода Хастура ничуть не занимала.

Решительный отказ от распутства звучал огорчительно, но Хастур постарался не придавать ему большого значения. Хватит зацикливаться на неудачах. Сегодня он либо поцелует Гавриила, либо окончательно с ним порвет, и никаких больше пустых попыток. Честно говоря, после реакции на слова Иеремиила, Хастур склонялся ко второму варианту.

— Я знаю, что во Вьетнаме мы с тобой плохо расстались, но… — «Но понятия не имею, почему». Конечно, увиденное могло показаться Гавриилу неприятным, но вряд ли для него было новостью, что демоны практикуют спонтанные сексуальные контакты. В принципе, Хастур сам ему об этом говорил. — Может, прогуляемся немного?

Гавриил с улыбкой — такой умиротворенной, что мысль о расставании разом отодвинулась куда-то назад, — кивнул и первым направился к выходу.

Хастур подумал, что стоит попросить его помочь и с Шилганом — тот как раз сегодня вечером должен был уйти на встречу с кем-то из семьи, и Гавриил вполне мог точно так же уничтожить его квартиру со всем содержимым, включая компромат на президента. А у Хастура будет еще немного времени, чтобы подумать и выбрать.

Гавриил с улыбкой — такой умиротворенной, что мысль о расставании разом отодвинулась куда-то назад, — кивнул и первым направился к выходу.

Хастур подумал, что стоит попросить его помочь и с Шилганом — тот как раз сегодня вечером должен был уйти на встречу с кем-то из семьи, и Гавриил вполне мог точно так же уничтожить его квартиру со всем содержимым, включая компромат на президента. А у Хастура будет еще немного времени, чтобы подумать и выбрать.

— С Иеремиилом всегда было сложно.

Пройдя через узкий проулок и свернув, они направились в сторону Высочан. Главное — держаться подальше от тамошней футбольной базы, наверняка Иеремиил ее время от времени проверяет. Может, сам по себе спорт его интересовал меньше, чем агрессивные болельщики, но все же интересовал.

— Я бы сказал, падение его мало изменило.

— Почему тебя так разозлили его слова? — выражение не самое точно, но Хастур не хотел проверять, как Гавриил отреагирует на какое-нибудь «расстроили» или «напугали». Хотя как раз «напугали» подходило идеально.

— Которые? — Гавриил удивленно приподнял брови, снова запираясь в своей крепости идеальной невинности.

— О том, что ты меня послушал только потому что я… хм… Твой парень.

Хастур понятия не имел, намекает это выражение скорее на чувственную близость или на сексуальную, но в любом случае, звучало оно как-то неуместно.

Вообще, он никогда особо не думал, мог ли он стать чьим-нибудь парнем. То есть постоянным партнером с допустимым для демона количеством теплых чувств. Наверное, нет. Это выглядело сложно.

— А, ты об этом. Понимаешь, ты ведь демон, а у меня есть определенная репутация. Это так отвратительно, что кто-то мог подумать, будто у меня отношения с демоном. — Уже к середине фразы Гавриил начал снижать темп шага, а к концу и вовсе остановился. — Но мы с тобой друзья, не подумай. Я очень горжусь нашей дружбой.

Он снова улыбнулся. Таких фальшивых улыбок Хастур не видел очень давно. Ничем он не гордился.

Наверное, Кроули был прав. Не самая приятная мысль, но что поделать, правда вообще штука мерзкая.

Скрываясь от шедшей навстречу пары горожан, Хастур первым свернул в ближайший переулок. Как бы сильно ему ни хотелось прямо сейчас свернуть этот разговор, свести все к ерунде и, по возможности, сбежать, делать это было нельзя. Все опять продолжит затягиваться до бесконечности.

— Понимаю, тебе, как демону, это может быть непросто понять… — с новой, еще более фальшивой улыбкой, Гавриил ускорил шаг, срезая угол.

В этом песочного цвета костюме он выглядел просто огромным, почти как Иеремиил, и, пожалуй, немного пугающим, но это не могло остановить Хастура, раз уж он решительно настроился на серьезный разговор. По крайней мере, сам Хастур сказал себе, что не остановится.

Даже если этому разговору и суждено произойти на задворках дешевой — судя по запаху прогорклого масла, — забегаловки.

Хастур ухватил Гавриила за рукав.

— Может, хватит?

— Хватит что? — новый удивленный взгляд, полный самой отвратительной невинности.

— Хватит быть таким… — Хастур почувствовал как жаба сердито складывает лапки. «Хватит быть таким Гавриилом» действительно был не самый лучший вариант. — Хватит считать себя лучше меня.

— Не говори со мной в таком тоне. — Гавриил подступил на шаг ближе и устрашающе надулся.

Неожиданно Хастур подумал, что сейчас тот совсем не выглядел величественно. Просто угрожающе. Очень угрожающе.

— Если я твой друг, то почему ты всегда говоришь со мной свысока?

— Неправда.

Неправда. Гавриил далеко не всегда говорил с ним свысока, наоборот, в последнюю тысячу лет, пожалуй, он переходил к этому тону только тогда, когда Хастур пытался повернуть разговор в более откровенное русло и сблизиться хоть немного. Наверное, какая-то защитная реакция: сраный демон хочет говорить со мной на равных, мне нужно срочно отодвинуться от него на пару веков назад.

— Почему тебя так оскорбляет сама мысль о том, что мы можем быть близки? — Превосходное начало для того самого откровенного разговора, который ему так настойчиво предлагал Кроули. Осталось довести все до конца.

— Я вовсе не…

— Ты уверен, что лучше меня, но это не так. Ясно? Плевать мне, сколько раз ты архангел. И, кстати, тебе не идет этот костюм, ты в нем толстый. — Хастур понятия не имел, почему ему пришло в голову это сказать, но сработали слова идеально. По крайней мере, Гавриил прекратил агрессивное наступление, и, попятившись, явно попытался себя украдкой осмотреть, чтобы понять, насколько это замечание справедливо.

— Не смей доебываться до моей одежды. Или я доебусь до твоей и тебе это не понравится.

— Ты выглядишь в нем как голубь на свадебном торте. — Вряд ли кто-нибудь стал бы есть свадебный торт с голубем такого цвета, но разговор в любом случае уже перешел ту грань, до которой обмен оскорблениями должен содержать хотя бы формальное количество логики.

На самом деле, Хастур бы не сказал, что костюм был так уж плох, но с ходу он не мог вспомнить, видел ли хоть раз Гавриила в чем-то шедшем ему еще меньше. Даже костюм для аэробики смотрелся лучше.

— Я устал от того, что ты будто боишься признать, что мы… — Вот эту часть разговора Хастур не продумал. Он планировал сказать «что мы с тобой близки», но сейчас ему пришло в голову, что это не самый лучший выбор слов для уважающего себя приличного демона. Потому что так выходило, что у него тоже есть к Гавриилу чувства, а это хоть и было досадной правдой, не заслуживало обозначения вслух. — Боишься признаться, что у тебя ко мне чувства.

Это было не совсем то, что он имел в виду. Если честно, вообще не то — какие-нибудь чувства у Гавриила все равно были, он же ангел, и вряд ли он что-то из чувств он бы отказался признавать. По крайней мере, если под чувствами подразумевать исключительно всякие пристойные ангельские переживания, а для непристойных у Гавриила в голове вряд ли бы нашлось место. Понятия «непристойно» и «Гавриил» вообще плохо сочетались.

«Я такой испорченный, я иногда пью воду».

В каком-то смысле Гавриил действительно был невинным именно настолько, насколько хотел показаться. Приличный демон непременно посчитал бы это смешным, но Хастур вместо этого вдруг почувствовал внутри что-то странное и щемящее, похожее на боль в горле при ранних стадиях ветряной оспы, только пронзительнее и глубже.

— Я сражался с легионами демонов. Я ничего не боюсь. — Хастур как-то пропустил момент, когда Гавриил начал светиться — едва заметно, очень тускло, но все-таки начал. Хорошо, что их сейчас никто не видел. Хотя если из ближайшей двери выйдет покурить уборщик, его ждет довольно странное зрелище. — И уж точно не боюсь никаких чувств.

Он снова встревоженно часто дышал, по его шее вверх поднимался румянец и Хастур подумал, что сейчас, наверное, самый подходящий момент, чтобы осторожно притянуть его к себе за плечо, погладить, успокаивая, а потом осторожно поцеловать. Для начала лучше в щеку, чтобы Гавриил не перенервничал. А потом, если он позволит, можно идти дальше.

Как будто почувствовав его мысли, Гавриил снова подступил ближе, но гораздо более плавно, не угрожающе.

— Я — Воля Божья, я — чистейший из архангелов, названный чистейшей из лилий сада господня…

— Так тебя из-за чистоты так назвали? — Похоже, Гавриил планировал произвести на Хастура впечатление, перечисляя свои титулы. Не самое разумное решение: у большинства демонов был такой список титулов, что ни одному ангелу с ними никогда не сравниться. Хастур из своих помнил от силы половину.

— Нет, потому, что я пахну лилиями. Но именно благодаря мне лилия стала символом чистоты.

Вопрос пришелся очень вовремя — Гавриил разом как-то успокоился. Поза все еще была напряженная, но по крайней мере, он спокойно дышал.

Хастур плавно опустил руку ему на плечо; нужно дать ему привыкнуть к этому ощущению, а потом осторожно притянуть ближе. Сейчас спешка все испортит, после такого медленно сближения нужно так же медленно, как можно осторожнее, довести до поцелуя. А потом уже можно двигаться дальше.

— Не смей даже думать, что я чего-то боюсь, — добавил Гавриил, и, вдруг резко подавшись вперед, поцеловал Хастура.

Хастур не знал, может ли поцелуй быть яростным, но этот оказался именно таким.

Гавриил притянул его к себе с такой силой, что Хастур едва не потерял равновесие — возможно, потерял бы, если бы не держался за плечо самого Гавриила. Тот на секунду замер, прижавшись сомкнутыми губами к губам, отчего-то вздрогнул, а потом подался ближе, медленно раскрывая рот.

Целовался он довольно неуклюже: то торопился, двигался слишком резко, то, наоборот, останавливался в самый неподходящий момент, будто не зная, что делать дальше, но, прежде, чем Хастур успевал как-нибудь ответить, снова рвался вперед, жадно сминая губы зубами, прихватывая за язык. Довольно болезненно, если честно, но тоже по-своему приятно. Вопреки ожиданиям, слюна Гавриила вовсе не была сладкой и не отдавала цветами — разве что самую малость, но к этому вполне можно было привыкнуть.

Да и вообще, поцелуй оказался совершенно нормальным, почти такой же как с Эйнджелом, только без кариозного привкуса, и если бы Хастур был в состоянии сейчас думать, возможно, ему стало бы стыдно — перед Гавриилом, перед Эйнджелом, и, в конце концов, перед самим собой. Хотя бы потому что демоны не должны загоняться из-за всякой ерунды.

Он присторил свободную руку у Гавриила на поясе, нежно притянул его еще ближе — и тот даже не попытался отстраниться, только чуть замедлился, поддаваясь, позволяя перехватить инициативу. Хастур поймал себя на осознании того, что понятия не имеет, как достойно ответить, — но потом он позволил себе откинуть все мысли подальше и действовать так, как планировал: нежно, бережно, без лишней поспешности. Гавриил тихо, едва слышно, застонал, когда он скользнул языком вдоль его зубов — и это определенно был очень довольный стон.

А потом поцелуй закончился. И они все еще были в Праге, в проулке, где пахло сточными водами и прогорклым маслом. С небес не спустился ангельский патруль, ничего такого, никаких молний гнева господня. Только дождь начал накрапывать, но вряд ли это было связано с только что случившимся.

Снова отступив на шаг, разорвав объятья, Гавриил — его лицо и шея покрылись совершенно очаровательными пятнами румянца, — осторожно ощупал себя. Прикоснулся тыльной стороной ладони к шее, и, видимо почувствовав прилившую кровь, остановил сердцебиение.

— Я же не выгляжу… так как будто собираюсь пасть? — спросил он очень встревоженно, снова чуть нахмурившись. Хастур бы посмеялся, но это было настолько неуместно, что он прикусил язык. Язык все еще болел.

— Нет.

— Конечно. Да. Я всегда знал, что ничего такого со мной не случился. — Звучал он не слишком уверенно. На самом деле, настолько неуверенно, насколько Гавриил в принципе мог звучать.

Еще несколько секунд они молча смотрели друг на друга. У Хастура было много вопросов, но ни один он не решался задать вслух, опасаясь разрушить очарование момента. Не так уж важно, почему Гавриил именно сейчас решился его поцеловать, и почему вообще именно Гавриил его поцеловал первым, а не наоборот — это было как-то не очень целомудренно. Важно другое: они все-таки поцеловалось. Совсем немного — и они точно подержатся за руки.

— И ты нормально выглядишь в этом костюме, — сказал Хастур, наконец. — То есть ты в нем мощный, но вовсе не толстый, просто…

— Просто цвета не мои. Знаю, — голос Гавриила звучал удивительно спокойно.

Конечно. Поцелуи для ангелов ничего не значат. Они этим с утра до ночи могут заниматься. Даже такие как Гавриил. Даже такими поцелуями как этот.

— Так ты сходишь со мной к Шилгану? Чтобы уж наверняка остановить Иеремиила. Я, конечно, справлюсь один, но мне будет приятно, если ты мне поможешь.

— Тогда я обязательно тебе помогу, — Гавриил улыбнулся ему снова. На этот раз — никакой фальши.

Отлично. Хастур взглянул на солнце, прикидывая, сколько сейчас времени.

Пожалуй, им нужно еще немного прогуляться. Можно дойти до квартиры Шилгана пешком.

+++

Хастур с явным сомнением смотрел на заставленные распухшими от бумаг папками полки.

— Не знаю, где он мог их спрятать. Ты не видел, тут есть несгораемый шкаф какой-нибудь?

— Хм? — Гавриил рассеянно осмотрелся.

Ян Шилган жил в однокомнатной квартире, достаточно маленькой, чтобы это сошло за подвижничество само по себе. И, видимо, желая усугубить свое положение, он поставил отвратительного вида письменный стол точно в середину комнаты. Стол был довольно ровно завален старыми газетами и пустыми конвертами. Стены были полностью заставлены книжными стеллажами, и одинокий платяной шкаф, притулившийся у двери, выглядел настолько удручающе, что Гавриил бы не удивился, обнаружив внутри высохшую мумию, но нет, там была одежда.

Одежда такого вида, что Гавриил предпочел бы увидеть мумию, но, так или иначе, никаких признаков несгораемого шкафа.

Честно говоря, он совершенно не был настроен на поиски чего-либо в квартире какого-либо журналиста. Даже если это очень испортит Иеремиилу планы.

У него у самого были планы, и гораздо более важные.

Во-первых, он должен был узнать у Хастура его ангельское имя — по крайней мере, постараться. Можно отправить заявление наверх и без его настоящего имени. Наверное, можно. Но лучше действовать наверняка, вдруг Бог не захочет разбираться, кто там скрыт под формулировкой «яростный и печальный падший ангел, называющий себя Хастуром». Бог, конечно, всезнающее существо, но чужое всезнание — не то, чем стоит злоупотреблять.

Во-вторых, теперь Гавриил был абсолютно уверен во взаимности их влечения. А также в том, что другого шанса довести это влечение до логического конца может уже не выдаться.

Гавриил должен был избавиться от своего влечения к Хастуру, а, очевидно, если воздержание не помогло, — на самом деле, оно, возможно, сделало ситуацию еще хуже, — лучше поддаться искушению.

Одного раза будет достаточно. Он утолит свое любопытство, избавится от этого наваждения.

Конечно, после этого Гавриила уже нельзя будет назвать самым целомудренным из архангелов, но он все еще будет целомудреннее чем Иегудиил и Селафиил, а, возможно, и Рафаил, в зависимости от того, сколько раз они это сейчас сделают.

Даже целомудреннее, чем Уриил, если ограничатся одним разом. Хотя это было маловероятно.

Убедившись, что Хастур не смотрит, Гавриил украдкой провел большим пальцем по своей нижней губе, и почувствовал, как в горле пересыхает.

Если Селафиил постоянно чувствует что-то подобное, то понятно, почему он такой.

— Не видел?..

— Нет, никакого несгораемого шкафа. Может, все в какой-нибудь папке? Поищи на букву «Г». Их президент же Гавел? Или на «П», «президент».

— Я не думаю, что он бы подписал папку подобным…

— Или на «К», «КГБ». Я бы так ее пометил. Если там действительно то, о чем ты говоришь, было бы досадно это все потерять из-за неправильной маркировки на папке. Этот Шилган же не идиот, чтобы ставить все под угрозу из-за подобной мелочи.

— Н-да, звучит логично, — с сомнением ответил Хастур и потянулся к верхней полке.

Они очевидно должны сделать это прямо сейчас, потому что другого шанса может уже не выдаться. Кто знает, насколько быстро рассмотрят его петицию о возвращении Хастуру статуса ангела.

А если — когда, Гавриил старался не думать о возможном отказе — тот снова станет ангелом, они уже не смогут переспать. Правило насчет запрета на сексуальную близость между ангелами Гавриил в свое время протолкнул с помощью Иеремиила. Их обоих беспокоили попытки Селафиила ухаживать за Рафаил, и это действительно было довольно-таки мерзко, так что Гавриил совершенно не жалел о сделанном.

Главное — чтобы сегодняшнего акта распутства ему хватило.

— А ты не можешь все здесь тоже взорвать?

— Мне бы не хотелось портить жизнь явно праведному человеку.

К тому же у него оставалось не так много чудес, чтобы тратить их на такое. В последнее время Иегудиил начала относиться к ему чуть более снисходительно, но Гавриил совершенно не хотел, чтобы она учинила ему личную проверку прямо сейчас. Страшно даже подумать, что она сделает, если обнаружит на нем следы физического контакта с демоном. И их поцелуй, пожалуй, был достаточно страстным, чтобы сказаться на его целомудрии.

— Неужели тебе обязательно быть таким правильным?

Правильным? Гавриил сомневался, что в нем осталось хоть что-нибудь правильное. Он украдкой взглянул на свое отражение в оконном стекле — зеркала здесь не было, что и неудивительно для человека, одевающегося как бродяга из двадцатых годов.

Нет, отражение выглядело нормально, но это еще ничего не значило.

Гавриил планировал поддаться пороку самым отвратительным образом. Чем скорее — тем лучше.

Хастур обернулся, как будто почувствовал его мысли.

— Знаешь, мне понравилось с тобой целоваться. Я бы с удовольствием сделал это еще раз. — Гавриил с улыбкой присел на край стола. Тот скрипнул под его весом.

Ладно, в фильмах, которые он видел, мебель никогда не ломалась, даже под мужчинами крупнее него. Тем более, Хастур же не будет налегать на него всей тяжестью. Все у них получится.

— Может, сначала…

— Пожалуйста.

Хастур с раздраженным вздохом подошел ближе.

Он как будто специально медлил, упиваясь своей властью.

Почему он не мог сейчас, как в Венеции, просто прикоснуться к Гавриилу? Погладить, притянуть к себе ближе, и, пожалуй, действительно поцеловать еще раз, прежде чем перейти к самой грязной части надругательства.

Гавриил был немного на себя зол, но даже не мог понять, почему: из-за собственной готовности отдаться Хастуру, из-за того, как легко он ее принял, или и вовсе из-за того, что, несмотря на эту готовность, не мог сказать вслух, что действительно этого хочет. Целомудрие, бывшее раньше его доспехом, превратилось теперь в ловушку, в которой Гавриил застрял самым оскорбительным образом.

— Ладно, — сказал, наконец, Хастур.

Он встал уже почти вплотную и Гавриил чуть откинулся назад, заставляя его наклониться ближе.

Гавриил чувствовал, как внутри разливается медленный жар возбуждения. Оно пока не проступало физически, но это было дело времени. Обычно его тело очень быстро переходило от невинного ускорения пульса к полноценной эрекции.

— Ты же будешь со мной нежным? — Гавриил осторожно ослабил узел галстука, готовясь расстегнуть ворот рубашки. Нужно было немного подтолкнуть Хастура к действию, заставить его проявить свою демоническую порочность.

Варахиил оказался прав: Гавриил все же был распутным.

От этой мысли ему стало немного больно, но в то же время самым постыдным образом хорошо.

То есть, конечно, он искренне беспокоился о целомудрии братьев и сестер, но, похоже, чужая страсть интересовала его не только поэтому. Это был своего рода безопасный способ прикоснуться к греху. Но он перерос это. Никаких больше безопасных способов. Никаких больше попыток скрыть от самого себя своих греховные желания.

Сейчас все решится. Хастур трахнет его. Грубо, грязно, наверняка еще и болезненно, но именно так это и должно быть. Другого Гавриил не заслуживал, он позволил себя растлить самым омерзительным образом, променял целомудрие на бесстыдство, готовый превратиться из чистейшего архангела в шлюху, жаждущую лишь одного: отдаться демону.

Может, не совсем шлюху, но чувствовал он себя примерно так.

Гавриил не мог решиться сказать о своей готовности вслух, но вряд ли подобные желания нужно было высказывать. Как демон, Хастур не мог не догадаться. Или хотя бы не воспользоваться моментом, не попытаться совратить ангела в таком очевидном смятении.

+++

Чем ближе Хастур к нему наклонялся, тем сильнее Гавриил откидывался назад, тщетно пытаясь уйти от физического соприкосновения, и, в конце концов, оказался почти лежащим на столешнице, слегка приподнявшись на локтях.

Видимо, все еще не пришедший в себя после поцелуя, он тяжело дышал, а глаза его влажно блестели. Он был встревожен и Хастур даже не знал, испытывает он сейчас скорее желание его соблазнить, или утешить. Щемящее ощущение внутри вдруг стало еще пронзительнее, и Хастур снова захотел обнять Гавриила, прижать к себе, но не ради самого физического контакта, точнее — не ради сексуальной части.

Потому что успокоить Гавриила ему хотелось гораздо сильнее, чем трахнуть.

А ничего такого приличные и, особенно, уважающие себя демоны точно хотеть не могут.

И, именно в этот момент, Хастур понял, почему все идет так плохо и неправильно в наихудшем из возможных смыслов. Гавриил не был его единственным другом. Нет. Все было еще хуже.

Хастур умудрился в него влюбиться.

Какой позор.

И Кроули, например, уже догадался. Лет двести назад как минимум. Иеремиил, скорее всего, тоже. Сраные ангелы с их чутьем на любовь.

А если они с Гавриилом продолжат это дело, то догадаются вообще все. Да каждый бес будет на Хастура пальцем показывать — по крайней мере, те из бесов, у кого есть пальцы, — и смеяться над его убожеством.

Демон с друзьями или любящей семьей — это само по себе плохо, но демон с романтическими чувствами, да еще и к ангелу — это такая же глупость, как папа римский-сифилитик или глухой композитор.

Щеки Гавриила очаровательно порозовели от смущения. Хастур провел большим пальцем по его скуле, будто пытаясь стереть этот румянец.

— Ах ты глупая, наивная, красивая ангельская кукла, — пробормотал он. — Как ты не понимаешь…

Гавриил просто хотел еще раз поцеловаться, ждал этого поцелуя, всем своим видом о нем умолял. Может, с ним это не так часто случается, хоть он и ангел, но, наверняка, слишком целомудренный, чтобы целоваться с кем ни попадя. Вот почему в Нью-Йорке он так расстроился.

Сейчас так легко было бы влезть ему в штаны, по-быстрому отдрочить — и наверняка ему бы засчитали победу. Вряд ли это было бы насилие. Не по меркам ада уж точно.

Но так Хастур не хотел. Не хотел, чтобы у Гавриила были неприятности из-за потерянного целомудрия. И не хотел трахаться с ним только потому, что Азазель так сказал. Да пошел бы вообще этот Азазель. Что он понимает, херувим тупорылый с ощипанными крыльями?

Еще раз поцеловаться, на самом деле, было бы здорово. И взять Гавриила, наконец, за руку. И что-нибудь еще в этом духе. Без лишней спешки. Так, как делают это люди.

— Я всегда просто хотел тебя трахнуть.

Не то, чтобы Хастуру не нравилась сама идея секса с Гавриилом — еще как нравилась. И дело было не только во внешней привлекательности, хотя в ней никак нельзя было отказать.

Хастур провел левой рукой по его бедру и Гавриил встревоженно поерзал.

— Вот и замеча…

Стол заскрипел громче, уже откровенно угрожающе.

В любом случае, сегодня Хастур планировал либо поцеловать Гавриила, либо прекратить за ним гоняться. Почему бы не сделать и то, и другое?

— Но не потому, что ты мне нравишься. Я, знаешь ли, не большой ценитель этой вашей слащавой ангельской красоты. Просто поспорил с другими демонами.

— Ты… что?

— Спор. Азартная игра. Кто первый трахнет архангела — тот и победитель. Но с тобой у меня ничего не выйдет, спасибо большое, сраный ты чемпион по целомудрию. Ты такой тупой, что за все эти годы не понял, чего я пытаюсь добиться. Я столько с тобой играл, подбираясь ближе, а ты и не догадался.

Гавриил снова поерзал на столе, на этот раз явно пытаясь понять, как бы подняться на ноги, не оказавшись в объятиях Хастура — ведь после такого признания ему этого точно не хотелось.

— «Мне понравилось с тобой целоваться», — передразнил Хастур. — Черт подери, даже слушать противно. И знаешь что? Я выбываю из игры. Достало на тебя время тратить.

Осознание романтических чувств, несомненно, было болезненным. Но, глядя Гавриилу в глаза, Хастур понял, что как только тот разберется, как встать со стола, не ставя свое целомудрие под угрозу — сразу же сделает его физической оболочке гораздо больнее.

— И не влюблен я в тебя ни капельки, — добавил Хастур для большей уверенности. И, быстро отступив на шаг, с силой ударил ногой по боковой опоре стола.

К счастью для Хастура, план сработал: дешевая, явно уже не первый год крошившаяся от времени плита ДСП не выдержала, с треском подломилась, и, секунду спустя, Гавриил, вместе со столешницей и лежавшими на ней бумагами, оказался на полу. Хастур выиграл для побега всего несколько мгновений, но когда постоянно работаешь с князьями ада, неизбежно либо учишься быстро смываться оттуда, где твоей жизни может что-то угрожать, либо умираешь.

Так что, не поворачиваясь в сторону подозрительно затихшего Гавриила, Хастур стремительно кинулся к закрытому окну и прыгнул в него.

Это был давно отработанный прием побега, главное — превратиться в насекомых после того, как разобьешь стекло человеческим телом, но до того, как застрянешь в раме.

А еще когда превращаешься в насекомых, сознание точно расслаивается и из головы легко вытряхнуть лишние мысли. Что Хастур и сделал.

+++

Гавриил много раз видел, как люди, с которыми только что случилось что-то неприятное, болезненное, или даже откровенно ужасное, молча садились и ничего не делали. Он никогда не мог понять, почему. Люди, конечно, слабые существа, особенно в физическом смысле, но что мешает хотя бы позвать на помощь, если ты сам сейчас ни на что не способен?

Причину этого поведения он так и не понял, но сейчас мог с уверенностью сказать, что и сам бы с радостью пролежал на полу, не двигаясь с места, еще хотя бы пару часов. А лучше столетий.

Он даже проверил свое физическое тело — может, какой-нибудь позвонок сломался. Вдруг он пропустил трещину, оставшуюся после драки с Иеремиилом, а от удара она превратилась в разлом. Нет, позвонки были в порядке. Видимо, сломалось что-то еще.

Гавриил не знал даже, что унизительнее: то, что Хастур считал его целомудреннее, чем на самом деле, или то, что обоюдность их желания, на которую было возложено столько надежд, оказалась фальшивой. И все эти полные желания взгляды были просто игрой. И каждый раз, когда он при тесном физическом контакте ощущал эрекцию Хастура — что ж, видимо тот думал о ком-то еще. Наверное, о ком-нибудь вроде сержанта Эйнджела. Кого-нибудь доступного, кого просто поставить на колени и трахнуть в любой момент, потому что он это позволит. Ему ведь не придется за это расплачиваться риском пасть.

Также в списке унизительных фактов было то, что Хастур назвал его глупым. Да еще и дважды.

Он никогда так не делал раньше.

Гавриил медленно сел. Обломки расколовшегося ДСП цеплялись за одежду, но почему-то ему было абсолютно все равно.

Всякий раз, когда собеседник хотел его по-настоящему оскорбить, это всегда сводилось к глупости. Некоторые даже говорили это прямо — как Иеремиил сегодня, или Баал прямо перед увольнением, — но большинство прятали под другими словами, думая, что так он не заметит. «Ты не поймешь, это для тебя слишком сложно», «Не пытайся об этом задумываться» и тому подобное. Не говоря уж обо всяких «Тебе это не будет интересно, это не связано с одеждой» — как будто само желание хорошо выглядеть делало его глупым.

Даже если они не хотели его оскорбить. Суть одна. «Самый славный из архангелов, но такой глупенький».

Хастур ни разу подобного не говорил. Даже если хотел задеть. Он прекрасно понимал, где проходит граница между обидой и болью.

Высказанное в Карфагене обвинение во лжи было обидной правдой, граничащей с болью, но границу эту не пересекающей. Тем более, в тот раз Гавриил действительно обманул его, поступил недостойно ангела.

Или вся эта история с Черной Смертью: как бы это все ни было неприятно, но напоминания о совершенной ошибке помогали ее не повторять. И доли своей вины в произошедшем Гавриил не отрицал.

Или — раз уж речь зашла о личных оскорблениях, — к примеру, сегодняшнее замечание о том, что в этом костюме он выглядит толстым — тоже правда, но всего лишь досадная. Костюм-тройка неизбежно заставлял Гавриила казаться мощнее и шире не только в плечах, а светлые оттенки всегда полнят, особенно теплые. И, господи, о чем он вообще думал, выбирая эту ткань? В таком жилете и Варахиил бы выглядел боровом.

Наконец, встав во весь рост, Гавриил подошел к окну и, восстановив половину оконного стекла, разбитого Хастуром при побеге, придирчиво осмотрел свое отражение. Жилет определенно смотрелся отвратительно. Растрепанные волосы тоже не добавляли ему элегантности.

Он выглядел посредственно, и, что хуже всего, скучно.

Он сердито вытащил из кармана расческу, чтобы привести волосы в порядок. Затем, повесив пиджак на стул, снял жилет. Едва не развоплотил его чудом, но секунду спустя понял, что это было бы не самым лучшим решением. Трансформация предметов с помощью чудес тоже, несомненно, была затратной, но Гавриил отчетливо ощущал, что ему жизненно необходимо привести себя в порядок. Немедленно. Иначе он потеряет к себе последнее уважение.

В несколько резких движений разорвав жилет по швам, он высвободил кусок ткани подходящего размера. Исправил форму, обработал края, чуть изменил текстуру, превращая его в шейный платок. Остатки жилета были безжалостно отброшены в угол, вместе с отвратительным серым галстуком.

Шилгана определенно ожидал сюрприз. Хотя, при всех недостатках, этот галстук был лучше его собственных.

После этого не жаль было потратить еще одно небольшое чудо на приведение в порядок стрелок на брюках. И еще одно на чистку ботинок — эти дерби оттенка жженой умбры определенно хоть и выпадали из его обычной гаммы, смотрелись интересно и заслуживали уважительного обращения.

Гавриил еще раз провел расческой по волосам, поправил ворот рубашки, разгладил узел на платке, и, накинув пиджак, снова взглянул на свое отражение. Другое дело. Почти шесть с половиной футов чистой элегантности. Легкая небрежность получившегося образа определенно ему к лицу.

Он улыбнулся сам себе.

Улыбка вышла больше похожей на злую усмешку.

Конечно, он красив.

Глупая красивая кукла.

Одни модные наряды в голове, а ни на что другое ума не хватает. Все так о нем думают.

Выходит, и Хастур тоже?

Впервые за долгие века, Гавриилу захотелось заплакать, но он сумел взять себя в руки.

Нет, все не могло быть так просто.

Хастур всегда восхищался его красотой. Не только лицом, телом или осанкой, но и умением со вкусом подобрать одежду. Он подмечал детали, будь то вышивка на камзоле или полоски на галстуке, и искренне их хвалил. Он удивительно плохой лжец для демона, Гавриил бы заметил, если бы похвалы были неискренними. С чего бы он стал использовать как оскорбление то, что всегда было похвалой?

Значит, он вряд ли так думал на самом деле. Скорее, это опять было его демонское желание сказать что-то, что обязательно расстроит Гавриила. Только на этот раз ему нужно было сделать как можно больнее.

Зачем?

Вспомнив сегодняшний разговор с Иеремиилом, Гавриил мрачно фыркнул.

Конечно, стоило бы догадаться: Хастур умнее, чем кажется, он сразу понял, что если кто и способен вернуть его на небеса, так это Гавриил. Только у него достаточно смелости, амбиций и власти для такого. И, будучи демоном, Хастур конечно же использовал эту возможность так как подсказала ему его собственная природа. Он соблазнил Гавриила, заставил себя полюбить, чтобы тот захотел ему помочь.

Неудивительно, что Хастур не захотел забирать его целомудрие — это ведь поставило бы все под угрозу. Гавриил был нужен ему чистым и непорочным, а не грязным, распутным и испорченным.

Говоря проще, Хастур не дал ему совершить ошибку, потому что хотел использовать. И то, что он сегодня сказал, было нужно, чтобы заставить Гавриила остановиться. Удержать от греха, который навредил бы им обоим.

Где-то в глубине души Гавриил почувствовал себя очень поруганным и очень оскверненным, но совершенно не в том смысле, в котором хотел.

Анон

Re: Тред конструктивно-директивной ебли архангела и жабы [Good Omens]

Ещё немного комментов от анонов из БЗ-дежурки)

Тоже дочитала ту пародию с холиварки про Хастура с Гавриилом до онгоуинга. Удивительная все-таки вещь сила художественного слова, еще немного и я начну искренне сочувствовать обоим хмырям )))

Я им, похоже, уже сочувствую

я тоже) Отличный фик.

Отредактировано (2021-07-17 22:05:39)

Анон

Re: Тред конструктивно-директивной ебли архангела и жабы [Good Omens]

Как мило. Спасибо, что передаешь, анон! 💖💖💖

Анон

Re: Тред конструктивно-директивной ебли архангела и жабы [Good Omens]

Еее боийи.

На этот раз почти без душной простыни, но...

▼Скрытый текст⬍

«Ханна Монтана» - популярный подростковый сериал, о девочке-поп-звезде, живущей двойной жизнью. Критиковался за сомнительную мораль большинства серий. Исполнительница главной роли, выпустила в 2013 году песню «Wrecking Ball», повествующую о драматичном расставании и ставшую мемным примером плохой песни.
Концовка полнометражного фильма именно такова, какой описывается в тексте.

▼Соединенные Штаты Америки, 2002 нашей эры⬍

— Демон! Я знал, что это ты!

— О, да, это я. И я заставлю тебя плакать, мой маленький ангел… но только от наслаждения, — объявил с экрана огромный мулат, надрачивая свой поистине устрашающих размеров член. «Маленький ангел», которому на вид было лет сорок, испуганно ойкнул и попятился.

Если верить афише в вестибюле, фильм назывался «Грехопадение-3: Возвращение в Содом».

Джеки понятия не имел, что он тут делает. Два дня назад он спокойно дожидался смерти в хосписе в Омахе, а потом появился мистер исполнитель желаний и предложил соглашение: полное исцеление в обмен на отказ от прежней жизни. Конечно, Джеки согласился. Не то, чтобы у него вообще было, от чего отказываться. Семью он не завел — его пустоголовый братец на семью не тянул, — а последние друзья как-то потерялись, пока он умирал от рака желудка.

Естественно, это была сделка с дьяволом, — тот все отрицал, называл себя «скорее феей или джинном, чем демоном», но Джеки понимал, к чему все идет. По крайней мере, понимал до того момента, как оказался в чикагском кинотеатре, показывающем винтажное гей-порно. На этом моменте он окончательно сбился с пути. Если в происходящем и была какая-то логика, от Джеки она ускользнула.

— Его любимый фильм, — шепотом пояснил исполнитель желаний. — Просто за уши не оттащить.

— Чей?

— Архангела Гавриила, конечно.

Архангела Гавриила.

Конечно.

И правда, как Джеки в голову не пришел такой очевидный ответ.

Джеки понял, что с вопросами лучше завязывать — ничего толкового он все равно не услышит. В голове пронеслась шальная мысль о том, что он все-таки умер и все происходящее — абсурдные предсмертные галлюцинации.

— Вот наши места, и, будь добр, не болтай. Фильм смотреть тебе не обязательно. Можешь поспать или что-нибудь в этом духе. Так оно будет даже лучше.

Толковое предложение. В последние годы у Джеки не особенно складывалось со сном — когда ты проваливаешься в никуда под морфином, это не сон. А теперь, какой бы ни была цена, он мог нормально спать.

И, прижавшись лбом к сиденью прямо перед ним, Джеки задремал.

+++

Согласно распространенному заблуждению, идеально скопировать внешность какого-либо живого существа, невозможно.

Это не совсем так. По крайней мере, если речь не о ком-то, чья внешность защищена от копирования лично Богом. Например, невозможно скопировать внешность Девы Марии — как возлюбленная Бога, она заслуживала права существовать в единственном экземпляре. Невозможно и воссоздать изначальное физическое тело Люцифера — его потеря стала частью наказания. Но, что касается остальных живых существ — при должном усердии их вполне можно воспроизвести. Физические оболочки ангелов — не исключение.

Конечно, подобное чудо будет довольно затратным, и для него необходимо хорошо изучить внешность оригинала, а еще лучше — видеть его в самом процессе копирования.

Другой вопрос — чего ради кому-то заниматься чем-то подобным. И ответ на этот вопрос скорее всего будет содержать слово «проблемы».

+++

Папка с компроматом на бывшего президента Чехословакии была всего лишь поводом для встречи и небольшого разговора по душам. К счастью. Трудно даже представить себе, каково было бы разочарование, окажись она все еще нужна всерьез.

Гавриил пролистал содержимое, и, откровенно говоря, оно не особенно впечатляло. Иеремиил мог бы постараться получше — какие-то мутные слухи об аресте и выходе на свободу, пара отвратительного качества фотографий, на которых невозможно было кого-либо опознать. То ли план был плохо доработан, то ли Иеремиил планировал основательно заполировать эту ерунду чудесами.

Словом, неудивительно, что Шилган так и не понес ее в печать.

Этот компромат был сущей ерундой девять лет назад и сейчас стал ерундой еще большей. Но, все же, тогда Хастур, похоже, был очень заинтересован в его уничтожении.

Может, сейчас угроза революции в Чехии и миновала, но наверняка Хастуру приятно будет довести дело до конца. Он вообще любил доводить дела до конца.

Гавриил вряд ли бы смог придумать подарок лучше. Тем более, его оказалось несложно добыть. Шилган, покинув Чехословакию, перебрался в Канаду, а Табрис как раз работал у канадско-американской границы, уступив Хашмалю место у более теплой мексиканской.  Он выполнил просьбу Гавриила легко и быстро, без единого лишнего вопроса. 

Разве что несколько неудобным оказался тот факт, что он подкараулил Гавриила у кинотеатра. Пришлось поспешно придумать достойное объяснение своему визиту в подобное сомнительное место.

Не важно.

Важно, что у него есть хороший повод для разговора с Хастуром, который заставит его пойти на небольшие уступки. Нельзя больше позволять ему замыкаться в себе и уходить от ответов.

Даже если все, что он сказал в Праге, было правдой — хотя в этом Гавриил сомневался с каждым годом все больше: демоны бывали странными, но мысль о соревнованиях в соблазнении архангелов выходила за грани разумного. Похоже, в тот раз Хастур действительно испугался, что близость может лишить его шансов на спасение.

Спасение, которое не могло больше ждать.

Иегудиил прямо сказала, что Гавриил должен поторопиться с вверенным ему проектом возвращения демонов на небеса, потому что времени до конца света все меньше и меньше. Так что не стоило размениваться на всяких недоумков вроде Цадкиила или Шамсиэль — их можно в крайнем случае упомянуть в общем списке. Хастур — другое дело.

Гавриил основательно подготовился к разговору.

И, естественно, подобрал соответствующий наряд — благо, сезон позволял сочетать тонкий джемпер с рубашкой и небрежно обернутым вокруг шеи кашне. В меру легкомысленный, но по-своему утонченный образ.

Это кашне Гавриил ни разу еще не надевал — не представлялось подходящего случая. Оттенки лавандового и серебристого выглядели вместе вполне элегантно, зато узор опасно граничил с безвкусицей — на первый взгляд его можно было принять за обычный пейсли, который сам по себе склонялся к вульгарности, но стоило присмотреться и становилось очевидно, что его завитки — это стилизованные изображения крыльев.

Гавриилу нравились подобные намеки на свою принадлежность к небесам, и сейчас этот узор был как никогда кстати.

Во-первых, потому что сегодня Гавриил планировал увидеться с Хастуром и поговорить с ним  откровенно о возможном общем будущем. Хастур точно знал, какая грязная похоть скрывается под видимым целомудрием Гавриила, а потому мог оценить то, как выбивалось из общего лаконичного образа кашне.

Во-вторых, крылья были важной темой в запланированном разговоре: Гавриил планировал уговорить Хастура их показать.

По крыльям, даже по их остаткам, можно было многое понять — примерно определить принадлежность к тому или иному чину, например. К тому же, многие ангелы, состоявшие в архангельских свитах, окрашивали свои крылья в тона, соответствующие цвету крыльев своего начальника.

К тому же, Гавриилу было любопытно. Откровенно говоря, он не мог представить себе Хастура с крыльями. Или без жабы.

Жаба сама по себе ставила Гавриила в тупик. Ничего подобного ни у одного ангела не было. Сначала Гавриил предполагал, что Хастур мог быть престолом, человеческое обличье которого каким-то образом при падении отделилось от истинной формы, или что даже что эта истинная форма так пострадала, что был вынужден от нее избавиться и носил жабу на голове как напоминание о ней — да, Гавриил никогда не слышал о престолах-жабах, но не мог же он знать их всех в лицо. Однако, впоследствии эта теория показала себя несостоятельной — жаба выглядела вполне самостоятельным живым существом. Какое-то время Гавриил подозревал, что жаба могла быть ангелом, который пал с Хастуром одновременно, и ад подобным образом надругался над их духовной близостью, но эта теория слишком уж неприятно граничила с мыслью о том, что Хастуру не особенно нужна любовь Гавриила — вряд ли тот сможет стать ему ближе, чем жаба.

В конце концов, Гавриил решил отказаться от теорий и положиться на возможность узнать правду, какой бы она ни была, когда Хастур сам захочет о ней рассказать.

Например, сегодня.

То есть всем будет лучше, если это случится именно сегодня.

Идеально подходящий момент: Хастур сейчас на земле, вероятно работает над какой-нибудь новой эпидемией, и не откажется немного прогуляться вместе. Он не отказался от совместной прогулки даже в Праге, после всего, что случилось во Вьетнаме. Поболтают о работе. О планах ада на ближайшие лет десять. Может, Хастур прокомментирует вызывающе вульгарное кашне и это позволит осторожно подвести разговор к тем вопросам, до которых они не дошли в прошлый раз.

Не к ангельскому имени — хотя это тоже было бы неплохо. К близости.

Хоть признаться в этом было и тяжело, Гавриил по-прежнему хотел отдаться Хастуру. И самая испорченная часть его сознания — Гавриил определенно стал очень испорченным за последние лет сто, не надо ему было пить воду и так часто спать, — твердила, что нужно проявить больше инициативы. Как с поцелуем. Демону ведь это и нужно: заставить жертву вести себя распутно. Сами демоны и друг с другом могут грешить.

Немного легкомысленный наряд вполне сочетался с мыслями и планами Гавриила.

Напоследок взглянув на свое отражение в зеркале, чтобы убедиться, подходят ли к остальному наряду новенькие броги цвета мокрого асфальта, он кивнул собственным мыслям и отправился в Аризону.

+++

Номер в мотеле, в Сюрпрайзе, штат Аризона, был снят Лигуром, но тот бросил проект по модификации марбургского вируса, как только ему сказали, что отношения с Мором не будут возобновлены, даже после успеха атипичной пневмонии.

Марбургский вирус был любопытной штукой сам по себе, а если добавить ему несколько эффектных черт от холеры, мог превратиться в настоящий шедевр. Примерно таким и был план Хастура: создать нечто принципиально новое, достаточно впечатляющее, чтобы Мор обратил на это внимание, отметил его усилия, а потом они вместе вернули бы эпидемиям былое величие. Что-то вроде истории с сифилисом. Ад не сможет проигнорировать эту эпидемию, и никто другой не присвоит ее себе, как Баал присвоил себе ВИЧ.

Может, до конца света и немного времени, но это же не повод сдаваться. Раз от Азазеля ничего получить не выйдет, нужно было положиться на кого-то другого, а влияние Всадников с каждым годом росло.

Оставалось только воспользоваться старыми навыками, чтобы довести болезнь до ума. Благо, в гостиничном номере можно было без труда держать несколько десятков крыс. А когда дойдет до следующей стадии, можно будет съесть крыс и продолжить работу с мартышками — те тоже занимают немного места, и достаточно похожи на людей, чтобы болезнь передалась без проблем.

Собственно, именно поэтому Хастур и проводил в Сюрпрайзе большую часть свободного времени.

Прямо сейчас он изучал кровь умершей от болезни крысы, раскладывая ее на отдельные составляющие, чтобы разобраться в конкретных причинах и понять, какие признаки лучше закрепить. Гостей он не ждал. Особенно ангелов, так что неожиданно появившийся легкий душок праведности заставил его вздрогнуть. Впрочем, секунду спустя, Хастур почувствовал знакомый запах: сладкий и немного отдающий гнилью. Лилии. Теперь Хастур точно знал, что это именно они, и что это именно Гавриил.

Уважающий себя демон либо быстро скрыл бы все следы своего присутствия, и исчез в неизвестном направлении, оставив небеса в дураках, либо, по крайней мере, вышел бы из номера, встретил Гавриила и как можно более прямо сказал бы ему, что между ними все кончено, и хватит ходить вокруг друг друга, ничего толкового из этого не выйдет.

Вместо этого Хастур остался в номере, наполовину надеясь, что Гавриил не сможет его отыскать и уйдет, наполовину надеясь на прямо противоположное.

Именно прямо противоположное и случилось: спустя несколько минут раздался стук в дверь. Спокойный, уверенный и громкий. Именно такой, какой стоило ожидать от Гавриила.

Хастур задался вопросом, стоит ли открывать дверь.

Убраться подальше в ад, на всякий случай забрав крыс и все наработки было бы разумно. Конечно, Гавриил расстроится, обнаружив пустой номер, но ни один демон не должен беспокоиться о чувствах ангелов. Особенно если речь об ангеле, с которым решено порвать все отношения, потому две тысячи лет — слишком долгий срок для пустого хождения кругами.

Естественно, он открыл дверь.

— Знаю, ты меня не ожидал, но мне пришло в голову, что нам нужно увидеться, — Гавриил решительно перешагнул порог, разом сокращая расстояние между ними почти до нуля. Хастур подумал, что сейчас мог бы его обнять. По-дружески, конечно. — У меня для тебя кое-что есть.

— Я не думаю… — «Я не думаю, что нам стоит встречаться», или что-нибудь в этом духе. Потому что им действительно не стоило встречаться. По многим причинам.

— Я подумал над тем, что ты мне сказал, и решил, что нам обоим нужно быть друг с другом честнее.

Они и так были друг с другом честнее, чем это было бы полезно. По крайней мере, Хастур так точно.

— Я же сказал: я общался с тобой только из-за этого дурацкого пари. Просто хотел тебя трахнуть и все.

— «Просто»? — Гавриил хмыкнул. — Я уверен, что ни о каком «просто» тут и речи быть не могло.

С этим спорить не приходилось. Понятия «просто» и «трахнуть Гавриила» находились на разных концах стремительно расширяющейся вселенной.

— Впрочем, я бы обсудил это немного позже. Давай начнем с подарка. Тебе понравится. Вот. — Он с гордым видом протянул папку Хастуру.

— Что это?

— Это — тот самый компромат на президента Чехословакии, который мы с тобой не нашли. Папка со стеллажа, как я и предполагал.

Хастур чуть было не спросил, зачем ему компромат на бывшего президента развалившейся страны, но у Гавриила был слишком довольный вид, чтобы его расстраивать.

— А. Точно. Она помечена «КГБ»?

Гавриил задумчиво осмотрел папку, явно всерьез намереваясь найти доказательства своей правоты. Повертел ее в руках, чуть наклонив голову, пролистал страницы.

Хастур снова почувствовал как в груди поднимается пронзительное щемящее ощущение.

— Раньше она определенно как-то была помечена, видишь? — Гавриил с гордостью показал на угол папки, куда, похоже, и вправду была когда-то приклеена бирка. — Но не думаю, что тут было написано «КГБ». Скорее, «президент». Я же говорил: нужно смотреть внимательнее.

Хастур хмыкнул и взял папку, из уважения быстро просмотрел небогатое содержимое, и отбросил ее на полку. С одной стороны — это был один из самых бессмысленных подарков, которые он когда-либо получал, с другой — Хастур не особенно часто получал подарки.

— Может, поболтаем немного? Ты же не против, чтобы я недолго побыл с тобой здесь? — Гавриил поднял брови, явно пытаясь быть как можно более умилительным.

Странно, что у него это получалось. Неограниченно могущественные небесные твари, выглядящие как рослый мужчина явно тяжелее двухсот фунтов — скорее, ближе к двумстам двадцати, насколько Хастур помнил по Карфагену, — не должны вызывать умиление. Не у демона, во всяком случае. У демона вообще ничто не должно вызывать умиление, иначе что это за демон такой.

— Конечно, — Хастур кивнул, отступая на шаг, позволяя Гавриилу пройти дальше в номер. Естественно, делать этого не стоило, но не отказывать же Гавриилу из-за голоса здравого смысла. — У тебя очень милый шарфик.

Необходимости менять тему разговора не было, но шарфик действительно выглядел мило — немного легкомысленно, но в самый раз для такой встречи, — и фраза очень хорошо легла в разговор.

— Ты правда так считаешь? — Гавриил запустил руку в свернутую из шарфа петлю и чуть оттянул ее вниз. — Он не выглядит немного вульгарно?

Хастур имел очень смутные представления о том, что такое вульгарность и чем она так плоха. Не то, чтобы в аду никто не наряжался — наоборот, каждый второй падший старался хотя бы примерно следовать моде, но представления об этой самой моде у них слишком разнилось. Кроули утверждал, что Пеймон наряжается как Вилли Вонка-нацист, что бы это ни значило, Баал считал, что Астарот бы нормально выглядела только на аниме-конвенте, при этом его самого Пеймон, к примеру, считал одетым как скучный задрот, и так далее, и тому подобное. Одно время Хастур всерьез пытался в этом всем разобраться, чтобы произвести впечатление на Гавриила, но в итоге только еще больше запутался, и для собственного спокойствия решил, что имеет смысл именно Гавриила и считать эталоном. Так что любая надетая Гавриилом вещь могла считаться предельно модной, элегантной и все в этом духе.

Но, с другой стороны, говорить об этом прямо не стоило.

— Может быть. Самую малость. Но тебе идет.

Гавриил поправил шарфик с улыбкой, которую можно было бы назвать застенчивой, если бы это слово хоть немного ему подходило.

Он вел себя так, будто в Праге они расстались совершенно спокойно. Поцеловались, а потом пожали друг другу руки и ушли в разные стороны.

— Не хочешь перекусить? — Хастур кивнул на тушки крыс, разложенные поперек журнального столика. — Я бы предложил тебе воды, но она здесь не особенно чистая. Тебе не понравится.

— Не думаю, — Гавриил обошел столик, внимательно разглядывая крыс. Даже слишком внимательно. Ему определенно не стоило это видеть. — К чему-то готовишься?

— Вроде того.

— И ты не расскажешь мне, к чему именно? — Нет, второй раз за день Хастур не собирался на это покупаться. Может, он и чувствовал что-то вроде умиления, но это не повод посвещать Гавриила ни в планы всего ада насчет конца света, ни в планы самого Хастура насчет сотрудничества с Мором.

— Нет.

— Ты правда считаешь меня глупым?

Это был довольно неожиданный поворот разговора. Если честно, Хастур даже не предполагал, что Гавриил запомнит эти слова — день выдался довольно насыщенный. Сам бы он что-то такое запомнил бы в последнюю очередь.

— Ты склонен делать поспешные выводы, и… — Гавриил действительно был не слишком умен и наверняка сам это понимал, но говорить ему об этом прямо Хастуру не хотелось. Особенно если его это так задевает. 

Хастур сам ненавидел, когда ему напоминали, что он немного медленный, и мог только представить, как это обидно для кого-то настолько горделивого как Гавриил.

— Не уходи от ответа, — его тон неожиданно стал жестким. — Ты сказал это, чтобы меня расстроить? Учти, я отлично понимаю, когда ты врешь.

Вообще-то он скорее чувствовал, когда Хастур нервничает, чем когда врет, но, в любом случае, хорошо, что врать не пришлось:

— Да. Нам нужно было остановиться до того, как случилось бы то, о чем ты бы горько пожалел. Я же сказал: я просто хотел тебя…

Кажется, Гавриил снова начал краснеть. Видимо, он только сейчас связал несостоявшийся поцелуй со сказанными тогда словами и осознал, в какой опасной близости от крушения было его целомудрие.

Хастур не смог заставить снова произнести слово «трахнуть». Сам Гавриил, конечно, выражался куда грязнее, но не применительно же к самому себе.

Тот с легкой улыбкой кивнул и провел большим пальцем по нижней губе, плавно подступая ближе, шаг за шагом. Не будь Гавриил таким целомудренным и невинным, его поведение можно было бы назвать бесстыдным.

— Но если бы я снова попросил бы меня поцеловать, ты бы согласился? — он говорил медленно, слова складывались в фразу точно нехотя, и по какой-то причине это звучало крайне соблазнительно.

— Ты поймешь, если я попытаюсь соврать, да? — уточнил Хастур, когда расстояние между ними снова сократилось до фута. Пожалуй, даже меньше.

Не надо ничего такого делать. Никаких поцелуев. Даже если очень хочется.

— Тебе придется ответить честно, — кивнул Гавриил, наклонившись ближе.

Очень разумно было бы сейчас попятиться.

Хастур запустил руку ему в волосы и притянул вплотную. Волосы оказались мягче, чем он себе представлял. Даже седые. Вообще, если задуматься, многое в Гаврииле было на самом деле мягче, чем казалось на первый взгляд.

Несколько секунд Хастур стоял, прижавшись сомкнутыми губами к губам Гавриила и, даже не думая о продолжении поцелуя, медленно перебирал пряди его волос.

Впервые Хастуру всерьез стало жаль, что до конца света так мало времени, и они ничего не успеют. Ему нравилась мысль о триумфе ада и последующем расширении на новые территории, пожалуй, мысль о новой войне — тоже, хоть он и не особо понимал в войнах, но те, кто участвовал в первой, говорили, что было интересно. Но после того, как все начнется, они с Гавриилом больше не увидятся. Или увидятся, но так еще хуже.

Тот неожиданно отстранился, подцепил манжет рубашки Хастура и, потянув за него, заставил опустить руку. Мог бы хотя бы за запястье взять.

— Подожди. — он чуть попятился, едва не задев столик с крысами. — Прежде, чем мы продолжим, есть еще одна вещь, о которой я хотел бы поговорить.

Много вещей, на самом деле. Например, то, что они могли бы продолжать встречаться и без секса, если бы не конец света. Или, например, конец света.

— Крылья.

— А что с ними? — Хастур с любопытством заглянул Гавриилу за плечо. У некоторых падших крылья иногда вылезали непроизвольно, на нервной почве, например, или от возбуждения.  Кто знает, может у нормальных ангелов бывает та же проблема.

— Я покажу тебе свои, а ты покажешь свои.

— Что?

— Я же сказал: крылья, — Гавриил явно вложил в эту фразу каждую крупицу своего немногочисленного терпения.

Он хотел показать Хастуру крылья? Это была не шутка? Звучало чертовски соблазнительно, но сквозь соблазнительность отчетливо проступала очевидная проблема.

— Я не смогу.

— Конечно же сможешь.

— Я демон, понимаешь? Полностью демон. У меня нет крыльев. И никогда…

— Не страшно. Я обещаю, что не скажу про них ничего обидного, — Гавриил приложил руку к груди, всем своим видом показывая предельное количество искренности в каждом слове. Пожалуй, ему и вправду можно было верить: он не стал бы издеваться над внешностью того, к кому неравнодушен. А к Хастуру он все же был неравнодушен. — Даже если они такие же ужасные как у Азазеля. Даже если хуже.

— У меня нет крыльев, — повторил Хастур. — Я ничего не смогу тебе показать.

— Но…

— Никаких «я покажу тебе свои, а ты мне свои», понятно? Я ничего не могу тебе показать, пойми уже наконец.

— Послушай… — Гавриил нахмурился и на секунду поджал губы.

В последние века у Хастура появилась теория: Гавриил так редко дает себе труд о чем-то задуматься потому, что в такие моменты выглядит недостаточно величественно и слишком мило — черты лица смягчаются, а взгляд становится рассеянным. И еще эта прелестная складка между бровей. И то, как медленно он моргает, когда погружается в собственные мысли.

Черт возьми, ну почему Хастур не мог полюбить другого демона, или хотя бы грешника, или какую-нибудь тварь бездны? Почему именно дурацкого ангела в дурацком шарфике?

— Я не хотел тебя расстроить, — наконец сказал он. — Я пойму, если ты не хочешь видеть мои крылья из-за того, что случилось с твоими, но…

Насколько Хастур успел узнать, Гавриилу не особенно хорошо удавалось думать о чужих чувствах, но сейчас он явно изо всех сил старался.

Это был хороший момент, чтобы спокойно объяснить ему, что Хастур абсолютно точно никогда не был никаким ангелом, но мысль о возможности увидеть крылья Гавриила заслоняла собой все возможные другие мысли. Они никогда не переспят. Никогда не подержатся за руки. Но по крайней мере на крылья Хастур должен успеть посмотреть до конца света.

— Очень хочу, — честно сказал он. — Твои крылья, наверное, самая элегантная вещь во вселенной, как я могу не хотеть их увидеть?

Гавриил мечтательно улыбнулся.

— Прекрасно. Я, конечно, не стал бы просто так показывать их демону, но у нас сложились доверительные отношения, и, думаю, для тебя можно сделать небольшое исключение. Если, конечно, ты никому не скажешь.

— Никому. — Хастур слабо представлял, кому и зачем он мог бы об этом рассказать. Фраза «мне архангел показал крылья» могла разве что спровоцировать множество неудобных вопросов.

Гавриил кивнул.

Он отступил еще на пару шагов, чуть запрокинул голову и нарочито медленно оттянул петлю своего шарфика, скользнув ладонью по груди вниз, до середины живота. Он как будто намеренно медлил. Трудно было сказать, тянул ли он время, потому что на самом деле не так уж хотел показывать крылья, или просто пользовался возможностью покрасоваться — что для Гавриила было так же естественно, как для рыбы — плавать.

Все так же не сводя с Хастура взгляда, Гавриил подцепил петлю шарфика, распуская ее полностью, и небрежным, почти ленивым движением отбросил его в сторону.

Если бы не отсутствие музыки, Хастур определенно назвал бы это немного похожим на стриптиз.

Не то, чтобы Хастур особо много времени проводил в стрип-клубах, но туалеты в них были идеальным рассадником для сифилиса, гепатита, гонореи и всех штаммов гриппа. А еще там продавали наркотики, решали вопросы поножовщиной, и вообще бывало интересно.

В любом случае, Гавриил вряд ли знал о существовании подобных заведений.

Он с легкой улыбкой поправил ворот рубашки, будто мимоходом погладив самого себя по шее, запустил пальцы под ворот джемпера и замер на несколько секунд. Может, он все-таки был в курсе насчет стриптиза. Ангелы же спасают грешников и все такое.

И Гавриил явно пытался быть соблазнительным, только не знал, как — потому что, очевидно, у него никогда не возникало такой необходимости. При этом Хастур ни малейшего понятия не имел, почему и с какой целью Гавриил может хотеть быть соблазнительным, желанным, пробуждающим похоть, а не восхищение, как обычно.

— Я ими не особенно часто пользуюсь, если честно. — Гавриил снова поправил рубашку. — Перемещения с помощью молнии гораздо быстрее, появление эффектнее и не укачивает. Так что для меня крылья — в первую очередь, символ принадлежности к небесам. Я надеюсь, ты понимаешь, насколько важно то, что я позволяю тебе на них взглянуть.

— Понимаю, конечно. Показывай уже.

Гавриил прикрыл глаза, чуть запрокинул голову, сделал глубокий вдох — и поднял крылья. Они были похожи на лебединые — нежно-белые, чуть отдававшие в сиреневый, красиво изогнутые, с длинными маховыми перьями. И примерно такого же размера как у лебедя. Может, чуть побольше, — но все равно до смешного крошечные для физического тела Гавриила с его внушительным ростом и шириной плеч.

— Они всегда такие?

— По-твоему, что-то не так? — Гавриил сердито сдвинул брови. — Слушай, я всегда расправляю их в этом порядке. Иначе они немного… Иначе неудобно.

Его голос звучал как-то странно и Хастур вдруг подумал, что, может быть, поэтому тот и предпочитает не пользоваться своими крыльями для полетов: они слишком маленькие, наверняка на них неудобно летать. Или даже больно. Или он просто их стыдится, потому что у других ангелов они больше и красивее.

Хастур протянул руку, чтобы дотронуться до крыла. На ощупь оно было жесткое и чуть теплое.

Любой приличный демон ответил бы что-то вроде: «Да это вообще позор какой-то, а не крылья, были бы у меня такие, я бы от стыда прямо в ад провалился». Но Хастуру почему-то показалось, что это как-то некстати, поэтому он сказал:

— Да нет. Все в порядке, нормальные крылья. Милые.

— Тогда посмотри на эти.

Он улыбнулся, поднял крылья выше, и расправил еще одну пару. Эти были огромными.

Даже больше, чем Хастур себе представлял. Они просто заполнили собой номер, левое сшибло со стены картину с собаками за покерным столом, и она со звоном бьющегося стекла завалилась за кровать, а правое захлопнуло оставшуюся приоткрытой входную дверь.

— И на эти, — добавил Гавриил раньше, чем Хастур успел сказать хоть слово.

И раскрыл третью пару крыльев, расположенную еще чуть ниже; на этой перья были чуть темнее, уже отчетливо сиреневые, под цвет глаз.

У Хастура не получилось определить, такие же они по размеру как предыдущие, или даже больше — те сейчас прижимались к потолку, обнимая раскачивавшуюся люстру-вентилятор, а нижняя пара буквально опоясывала номер. Это была не самая большой номер, даже в этом мотеле, конечно, но все же выглядело впечатляюще. Хастур неожиданно понял, что Гавриил сейчас в одиночку окружал его со всех сторон. И, что было гораздо более странно, само по себе это не пугало, хотя по описанию это выглядело как худшее, что могло случиться с демоном.

— Самые нижние не покажу, — предупредил Гавриил. — Они появляются в районе поясницы, и это немного…

— А сколько их у тебя всего?

— Четыре, как у всех архангелов.

И после такого он еще спрашивал, действительно ли его считают глупым.

Конечно, Хастур понимал, что Гавриил бывает несколько туповатым, но ему и в голову не приходило, что тот не умеет считать.

— Четыре?

— Четыре для полетов, маленькие мы не считаем, они для управления. Верхняя пара — чтобы рулить, нижняя — чтобы тормозить. Или наоборот… — он задумался на несколько секунд. Медленно моргнул. Прижатые к потолку крылья вздрогнули и люстра закачалась сильнее. — Говорю же, я нечасто ими пользуюсь. Нет, пожалуй, все-таки нижняя чтобы тормозить.

— Ага. Понятно.

Что ж, это тоже объясняло, почему Гавриил предпочитал не летать на крыльях.

Жаль. Раньше Хастур был уверен, что это очень величественное зрелище, но последние несколько секунд заронили в его душу серьезные сомнения. Нет, крылья были абсолютно великолепными, просто, похоже, Гавриил не особо умел с ними управляться.

Левое нижнее крыло, точно подтверждая эту мысль, дернулось, сметая с тумбы клетку с крысой. К счастью, мертвой — было бы обидно потерять такой ценный материал.

— Ты машешь ими как бабочка? Или скорее как птица?

Гавриил задумчиво пошевелил крыльями, видимо, пытаясь воспроизвести движения бабочек и птиц и сравнить их с собственными.

— Не знаю, — с непривычным сомнением сказал он. — Я очень давно не практиковался в полетах.

— То есть они тебе нужны для красоты?

— Они — знак принадлежности к небесам, я же сказал. — Он украдкой взглянул на крылья. — То, что они красивые — всего лишь удачное совпадение.

Он даже не обиделся, хотя вопрос вышел неосторожным.

Гавриил снова чуть запрокинул голову и втянул нижнюю пару крыльев. Та, что была чуть выше, снова вздрогнула и он опустил их с явным облегчением.

— Ладно. Я показал тебе своих крылья. Ты понимаешь, как это важно? Ты первый, кто их увидел. Я имею в виду, кроме других ангелов, я их не показывал даже… Деве. Покажи свои

— Не могу. Я же уже сказал: их нет.

Хастур все понимал. Он должен сделать что-то равнозначное, иначе это разрушит все доверие между ними — и лучше было даже не задумываться о том, почему именно он так хочет сохранить это доверие. Ответ будет неприятным.

— Но ты можешь потрогать жабу, — сказал он, наконец.

— Не хочу я трогать жабу. Она холодная и скользкая.

Жаба недовольно квакнула. Хастур был с ней абсолютно согласен: прозвучало довольно обидно.

— Не говори гадостей. Конечно же она не скользкая, это же не лягушка. И она не холоднее, чем я сам.

— Правда?

— Конечно. Я когда-нибудь тебе лгал?

— Вообще-то, то, что ты сказал тогда, в Праге… — Гавриил снова на секунду нахмурился. — Но это была не совсем ложь. Есть ли у тебя ко мне влечение? Несомненно. Считаешь ли ты что красота — моя главная и определяющая черта? Нет. Ты облек это все в довольно неприятные слова, но в целом я бы не назвал это ложью и…

Как бы очаровательно Гавриил ни выглядел, когда задумывался, но сейчас был определенно не самый подходящий для этого момент.

Хастур молча протянул руку, чтобы взять его за запястье. На этот раз он даже ничего такого не имел в виду, просто хотел поторопить Гавриила, прервать его сомнения. Тот чуть отстранился, на несколько секунд замер, внимательно глядя прямо на жабу. Время тоже как будто замерло, и это было довольно раздражающее ощущение.

Хастур успел даже подумать, что разговор закончен и сейчас Гавриил, как обычно, исчезнет, но, вместо этого, тот резко подался вперед и дотронулся до жабы. Он прижал пальцы ей между глаз — пару раз Хастур видел, как именно с таким жестом тот творил исцеляющие чудеса, — а потом медленно провел ими вниз, до рта.

— Действительно, не такая уж скользкая. — Жаба довольно квакнула, когда Гавриил почесал пальцем ее под подбородком, как кошку. — А демоны ее трогали?

— Бывает. Лигур однажды даже лизнул, проверяя, не галлюциногенная ли она. Но ты точно первый ангел, который к ней прикасается. И ко мне тоже.

Откровенно говоря, Хастур немного надеялся, что Гавриил скажет что-то вроде «это большая честь», но тот ответил только:

— Здорово.

Он погладил жабу между глаз и осторожно убрал руку. Крылья при этом снова вздрогнули и, судя по звукам, что-то уронили, но Хастур даже не стал смотреть, что именно. В конце концов, мог же он позволить себе насладиться компанией Гавриила, не задумываясь о всякой ерунде — тем более, тот явно был в хорошем настроении.

— Не хочу вас двоих обидеть, жаба замечательная, но может быть, ты все-таки покажешь крылья?

— Я же сказал: их у меня нет.

— Я уже понял. Послушай, даже если их отрезали…

— Нет, я…

— Даже если сожгли, или вырвали, или сделали что-то еще ужасное. Я хочу увидеть то, что осталось. Обрубки, швы, шрамы… я не буду трогать, если они болят, просто хочу взглянуть.

— Гавриил, их нет потому, что никогда не было, понимаешь?

— Глупости. Что за ангел без крыльев?

— С чего ты взял, что я был ангелом?

Гавриил раздраженно вздохнул и скрестил руки на груди.

— А кем еще ты мог быть?

— Демоном.

— Хватит этого самобичевания. «Я демон и всегда им был», и все такое. С нами обоими поступили несправедливо, но я это исправлю и ты снова станешь ангелом.

Это уже начало утомлять. Порой наивная уверенность Гавриила в том, что Хастур — ангел, бывала забавной, но сегодня он явно с ней перестарался. Этот разговор нужно было закончить и как можно скорее. Лучше было вернуться к поцелую, но Хастур не очень представлял, как

— Я родился в аду. Я никогда не был ангелом.

Мышца над верхней губой Гавриила задрожала, и он тут же улыбнулся, чтобы это скрыть. Подступив еще на шаг ближе, в самый раз для объятий, Гавриил осторожно положил руку Хастуру на плечо и посмотрел в глаза, как будто пытаясь прочитать мысли.

Жаба встревоженно заерзала.

— Прекрасная метафора, но я хочу…

— Это не метафора. Я помню, как вылупился из икринки, которую мой отец отложил на берегу Флегетона, среди камышей. Я помню, как мое тело постепенно обретало человеческие очертания. Я помню, как сбросил первую кожу…

— Нет-нет-нет, ты не можешь ничего такого помнить. — Гавриил обеими руками уперся ему в грудь, улыбаясь изо всех сил. — Тебе это внушили в аду. Ты же ангел. Ты выглядишь как ангел. Ты ведешь себя как ангел — заботливый, нежный, осторожный. Ты даже пахнешь цветами, как ангел. Ты целуешься как ангел. И я спасу твою душу. Я возьму тебя за руку и вознесу на небеса, как и обещал тогда, в Салеме. Мы будем вместе, навсегда. Мы с тобой будем друг друга любить, как любят только ангелы, и целоваться, неистово и нежно, и…

Подавшись вперед, Гавриил погладил его по плечам, медленно ведя ладони вниз, к запястьям, явно собираясь для большей убедительности взять за руки.

— Да заткнись уже, — Хастур встряхнул плечами и убрал руки в карманы. Ему по-прежнему очень, очень хотелось подержаться за руки с Гавриилом, но не сейчас и не так.

Хастур не мог позволить какому-то ангелу, — а особенно именно этому ангелу — использовать свои желания подобным образом.

— Не смей мешать мне рассказывать, как мы будем охуенно счастливы. А мы будем. Так, как могут быть счастливы только ангелы.

Конечно. В мире Гавриила все делилось на ангелов и бесполезную хрень. И, видимо, единственная причина, по которой Хастур не попадал во вторую категорию — то, что Гавриил по ошибке относил его к первой.

— Я не провел на ваших тупых небесах ни единого дня в моей жизни. Я — сын Анабота, величайшего из тварей бездны, — это было преувеличение, но если Гавриилу можно нести высокопарную чушь, то и Хастуру можно, — который тысячи лет прожил на берегах адских рек и будет жить там даже спустя миллион лет после того, как небеса сгниют.

— Ты?..

— Я родился в аду. Вылупился из икринки. Мой отец отложил икру, другой демон ее оплодотворил. Ты же в курсе насчет пчелок и птичек? Тут то же самое.

— Ты же не хочешь сказать… — Хастур несколько раз видел, как, разнервничавшись, Гавриил начинал светится. Но сейчас все было наоборот — будто у того внутри погас какой-то свет. Даже глаза точно потемнели и стали почти серыми, как небо перед грозой. — Когда Иеремиил называл тебя полукровкой…

— Он имел в виду, что я полукровка.

— И это значит, что…

— Я не ангел, — терпеливо повторил Хастур, так медленно, как только мог, надеясь, что на этот раз Гавриил поймет. — Я никогда ниоткуда не падал.

И тот действительно понял.

Гавриил взмахнул крыльями, поднимая в комнате небольшую бурю, а потом с громким шелестом втянул их. И, прежде чем Хастур успел сказать хоть слово, резко развернулся на каблуках, как будто опять собирался исчезнуть. Но не исчез.

Он замер, напряженно подняв плечи. Поза была внушительной, но почему-то казалась не столько угрожающей, сколько встревоженной. Огорченной. Хастур ясно понял, что если плечи Гавриила сейчас мелко затрясутся — это точно будет не от ярости. То есть от нее тоже, но это  не та ярость, что обращает в прах города людские.

— Отойди от меня. Немедленно.

Хастур догадывался, что Гавриила расстроит эта новость, но и представить не мог, что настолько.

— Но…

— Отойди от меня, ты, мерзкая… штука.

— Подожди, мы же друзья?.. — Хастуру хотелось прикоснуться к нему снова, но он не решился протянуть руку и дотронуться до плеча Гавриила, практически уверенный в том, что, как только он это сделает, случится нечто ужасное.

— Никакие мы не друзья. Я тебя ненавижу. Убирайся отсюда.

Вообще-то это скорее сам Гавриил — которого, между прочим, никто не звал и не приглашал — должен был отсюда убираться, раз ему так неожиданно разонравилась компания Хастура, но тот не стал говорить это вслух.

— Мне казалось, что ты меня любишь.

— Вы посмотрите: у нас тут демон, который лучше всех разбирается в любви, — огрызнулся Гавриил, все так же не оборачиваясь.

Вообще-то для демона это было оскорблением. С другой стороны, может, именно так фраза и задумывалась.

— И вообще: как ты смеешь…

Хастур много раз слышал о способности некоторых архангелов обращать легионы демонов в бегство одним лишь голосом. Ему всегда казалось, что это преувеличение, к тому же, даже если и нет, то речь наверняка была о ком-то вроде архангела из Венеции — если кто на небесах и способен орать достаточно громко, чтобы это обращало в бегство, так это он.

— Как ты смеешь? — Гавриил даже не повышал голос. Не больше, чем обычно, во всяком случае. — Как ты смеешь не быть ангелом?

Хастуру сильнее, чем когда-либо, захотелось обратиться в бегство, даже несмотря на то, что это был, пожалуй, самый тупой вопрос, который он слышал за всю жизнь.

— Как ты смеешь не давать себя спасти?

Ладно, теперь это был самый тупой вопрос, который Хастур слышал за всю жизнь.

— Как ты смеешь не любить меня? — к концу фразы голос Гавриила дрогнул. Это тоже был чертовски тупой вопрос, но на него Хастур абсолютно точно мог ответить. «Я люблю тебя». Хотя нет, скорее «Я люблю тебя, мне жаль, что я тебе солгал, и, пожалуйста, успокойся».

Последнюю часть Хастур уж точно мог произнести вслух. Решительно подступив ближе еще на шаг, он опустил руку Гавриилу на плечо и открыл рот, чтобы попытаться его успокоить, но не успел. Гавриил издал звук, похожий на рык — почти как Пеймон — и, вскинув руки, сотворил чудо.

Странное чудо, раньше таких Хастур не видел: наполовину разрушающее, похожее на те, которые использовали в подобных случаях некоторые падшие, наполовину исцеляющее. И невероятно сильное. Поток ослепительного света заполнил номер.

Почувствовав, как проступает на коже защитная слизь, Хастур закрыл глаза, чтобы не ослепнуть, а когда открыл, Гавриила рядом уже не было.

А еще не было клеток с крысами — потому что оплавленные прутики, под которыми лежали сгоревшие дотла тушки так назвать было нельзя. Не было пробирок с кровью, образцов марбургского вируса, не было матраса на кровати, не было тетради с записками Лигура, не было засыпанного дохлыми мухами вентилятора на потолке. Краска на стенах покрылась черными пятнами, как от жара, дешевый паркет встал дыбом, а мебель покосилась. Все точно как в убежище Ганека. И только снятый Гавриилом дурацкий шарфик лежал на полу нетронутым, будто выползок фиолетово-серебристой змеи.

Вот теперь все точно было кончено.

Наклонившись, Хастур поднял с пола шарфик и тот, как назло, тут же обернулся вокруг его ладони. Мало того, что от шарфика пахло Гавриилом, и того, что он был типично гаврииловских цветов, так он еще оказался раздражающе приятным на ощупь.

Хастур перехватил шарфик удобнее, и, использовав небольшое чудо, немедленно сгноил ткань.

Жаба крайне редко высказывала свое мнение в форме конкретных мыслей или даже однозначных эмоций. Но сейчас она со всей ясностью передала Хастуру, что отказывается это все комментировать, и, устроив голову на сложенных лапках, притворилась спящей.

+++

— Знаешь, представь, что твои родители развелись, потому что твой отец — занудный моралист и все такое. И твоя мать быстренько выскочила замуж за парня, который похож на более крутую и более успешную версию твоего отца, но хуже всего то, что у него типа уже был сын, и теперь у твоей матери есть более крутая и более успешная версия тебя. И мать вроде как все еще любит тебя, но у нее есть новый сын, и живет она очень далеко от тебя, а когда вы видитесь она типа всегда такая «Богул это, Богул то»…

Лора спокойно сидела на стуле, листая журнал, но Джеки, конечно, стоял рядом с Табрисом и внимательно наблюдал за ритуалом с таким видом, как будто все понимал. Это была одна из причин, по которым из него вышел такой убедительный Гавриил.

Табрис присматривал за несколькими десятками потенциально нуждавшихся в исцелении, программе защиты свидетелей и прочих подобных вещах, чтобы подобрать наиболее подходящих по характеру. Условно похожая на оригинал копия ему была не нужна, Табрис хотел копию совершенную настолько, насколько это возможно.

На самом деле, найти женщину, похожую на Тамиэль, оказалось проще всего: хосписы просто кишели добродетельными женщинами, когда-то помогавшими другим, но оказавшимися один на один с собственной болезнью. Лора оказалась наиболее подходящим вариантом,  в основном из-за внешнего сходства. Работать с ней будет гораздо проще, чем с Джеки.

— Так твоя мать — демон? — спросила она с искренним любопытством.

— Во-первых, она мне на самом деле не мать, во-вторых, она не совсем демон. Ну, типа, это достаточно сложная история, она скорее была моей коллегой, но…

Табрис не хотел ей лгать, но, в то же время, говорить правду было бы опрометчиво. Хотя уж кто бы поверил в существование ангелов, и в то, что ангел может сделать все то, что делал сейчас Табрис — так это кто-то вроде Лоры, но стоило хотя бы Джеки пожалеть.

К счастью для всех них, именно в этот момент ритуал сработал. Мать Слез откликнулась на зов.

Раньше при ее появлении хор бесов объявлял, что вызывающий обязан трепетать и готовиться увидеть Богородицу Скорби или что-то в этом духе. Но теперь они без слов напевали мелодию марша «Клуба Микки Мауса». Видимо, Мать Слез все же посмотрела «Цельнометаллическую оболочку».

Впрочем, вслед за пением бесов из сгустившихся теней появилась вовсе не она, а высокий светловолосый парень, по виду — старшеклассник, обвешанный кучей оружия.

Рано или поздно некоторые демоны назначали себе прислужников, отвечавших вместо них на вызовы смертных и занимавшихися прочей мелкой работой. По крайней мере, насколько Табрису удалось выяснить — расспрашивать было особо некого, но у Азирафеля нашлись кое-какие книги, а некоторые другие детали удалось узнать у спасенных грешников. И, видимо, теперь Мать Слез теперь тоже завела себе прислужника. Вполне понятно: спутница принца Пеймона обязана показывать ад во всем величии. Вроде того.

Видимо, по этой же причине она избавилась от оспин. Очень хорошо, Лора заслуживала лицо без оспин.

— Надеюсь, у вас веский повод вызвать Мать Слез, ребята, иначе я рассержусь.

Парень сложил пальцы в пару пистолетов и с усмешкой наставил на Табриса и Джеки.

— Это что, более крутая и более успешная версия тебя?

— Нет, это всего лишь Дилан Клиболд. — Лично с ним Табрис не встречался, зато проводил в рай нескольких убитых им ребят. Конечно, за всем стояла Мать Слез. Ее почерк.

В каком-то смысле, конечно, Мать Слез и Тамиэль были одним и тем же существом, но Табрис отчетливо видел разницу между ними: у Тамиэль были правила, которые она не стала бы нарушать, о чьем бы спасении речь ни шла, а вот Мать Слез, похоже, не видела ничего плохого даже в самых радикальных методах. Возможно, демоны вообще были склонны к подобным вещам. То ли ад их к этому подталкивает, то ли все-таки у большинства падших ангелов были какие-то общие черты характера.

— Дилан Клиболд? Стрелок из школы Колумбайн? Он разве не умер?

— Умер. Ну, типа, знаешь, что происходит с плохими людьми, когда они умирают? Они попадают в ад, а там уже решают, чем им заняться.

— То есть даже Гитлер?..

— Наверное.

Табрис хотел уточнить, что он понятия не имеет, что там происходит с Гитлером и Чингисханом, но это было не так уж просто, учитывая то, что о своей ангельской природе он рассказывать не хотел. Опыт жизни среди людей подсказывал ему, что такие как Джеки довольно неплохо переносят шокирующую правду, хоть зачастую и вписывают ее в свою картину мира очень странно. Но разом узнать, что существуют и демоны, и ангелы, да еще и что эти, вторые, не совсем такие, как принято считать — перебор даже для Джеки. Не хотелось бы, чтобы у него спеклись мозги.

— И Чарльз Мэнсон?

— Он же типа пока жив.

— И…

Видимо, Джеки собирался назвать еще кого-нибудь из серийных убийц — и, скорее всего, не ошибиться, но, именно в этот момент тени за спиной Дилана Клиболда сложились в человекоподобную фигуру, парившую в воздухе.

— Дилан, уходи. Ты не понадобишься, — Мать Слез с улыбкой положила руку ему на плечо. — Я хочу поговорить с друзьями.

Тот закатил глаза, но спорить явно не решился, поэтому, напоследок изобразив, что стреляет из пальца, торопливо утопился в той черной жиже, которую демоны использовали для перемещения из ада и обратно.

Мать Слез осталась висеть в воздухе, широко раскинув крылья, похожая на вампиршу из старого фильма. Если, конечно, принять как данность, что вампирша может носить джинсовый комбинезон.

— Табрис! — она всплеснула руками. — Как мило, что ты меня позвал. И приятно видеть, что ты не один.

— Это не настоящий Гавриил, — поспешно пояснил Табрис.

— Да, Табрис, я догадалась. Он бы скорее прыгнул в адское пламя, чем надел это поло. — Мать Слез строго сложила крылья, как огромная бабочка и, наконец, опустилась на пол. — Не знаю, стоит ли мне слушать какие-то объяснения по этому поводу.

Она посмотрела на Лору с любопытством.

— Придется. То есть я рад был бы ничего не объяснять, но у тебя неизбежно возникнут вопросы.

— Послушай, я уверена, что эти люди согласились на все добровольно, но, черт возьми, господи, ты явно потратил много сил на воссоздание физической оболочки Гавриила и, надеюсь, у тебя были… достойные намерения. Это же все не ради какого-нибудь порнофильма?

Табрис хотел бы сказать, что с ее стороны довольно некрасиво подозревать его в чем-то подобном. Но, если честно, он и сам бы себя заподозрил в том же самом. Что поделать, такова была его природа.

— Это было бы слишком просто, да? Но ты меня знаешь, и знаешь, что я не люблю, когда все слишком просто. Так что я нашел их в больницах, исцелил их и подарил им счастливую, обеспеченную жизнь, о которой они могли только мечтать. То есть пообещал, но я же всегда держу свои обещания, ты же в курсе. А в ответ они будут моей семьей. Мы поможем друг другу и все такое.

— Лучше бы это был порнофильм.

Занятно, он всегда думал, что Мать Слез одобрит этот проект. Ей самой были свойственны немного необычные решения, и она любила всех, на кого падал ее взгляд. Собственно, это-то ее в ад и привело.

— Я, вроде как, подумал обо всем, что ты мне всегда говорила, особенно в Манчестере, и все такое, и понял, что ты права. Насчет, типа, всех тех людей, которые хотят что-то доказать своим отцам и матерям, из-за чего попадают в неприятности, и, наверное, со мной происходит то же самое. Я хочу не просто больше внимания или типа того, получить то, чего у ангела быть не может по определению. — Табрис шмыгнул носом. — Семью. Я, вроде как, хочу чтобы у меня были мама и папа, и поехавший старший кузен из Библейского пояса, и, может,  брат-гей с книжками, который…

— Мне кажется, Азирафель и так согласился бы быть твоим братом-геем с книжками.

— А Иеремиил — моим дядюшкой-алкоголиком, отсидевшим за убийство по неосторожности?

— Вряд ли. Насколько большая семья тебе нужна?

— Не знаю, я для начала я думал о вас троих, может, о четверых. Пятерых в крайнем случае. А дальше как пойдет. Это большой дом, сюда влезет целая уйма дядюшек, тетушек и кузенов.

Мать Слез снова вздохнула.

— Может, ты ограничишься более реальными размерами?

— Это правда не порнофильм.

У Матери Слез был такой вид, как будто она думала, стоит ли это все еще одного вздоха. За годы работы с Гавриилом она наверняка слышала множество гораздо более глупых шуток.

— Вы — такая славная леди, — сказала, наконец, Лора. Казалось, ее происходящее совсем не занимало. — Я представляла себе демонов совершенно иначе.

— Мы бываем очень разными.

— Совсем как люди.

— Именно так, — Мать Слез улыбнулась, подходя к ней ближе. — Похоже, вы живете очень достойной и праведной жизнью.

— Не знаю, вправе ли я сама судить, но я всегда старалась поступать так, чтобы мои родители улыбались мне с небес.

Мать Слез задумчиво кивнула. Судя по ее печальному взгляду, если родители Лоры и улыбались, то не с небес.

— Ее зовут Лора, у нее была эмфизема, и я ее исцелил, и типа привел сюда, и спросил, согласится ли она быть моей мамой, понимаешь? И она согласилась, потому что ей хотелось быть чьей-нибудь мамой, так почему бы не моей? И то же самое с Джеки. Он хотел быть отцом, и я ему это дал. Ну, типа, дам. Он хотел жить в хорошем доме с милой женщиной, которая бы о нем заботилась, и…

— Забавно, сколько добра можно сотворить из корыстных побуждений.

Не та реплика, которую стоило ждать от демона, но, с другой стороны, это все-таки была Мать Слез, которая, помимо всего прочего, хорошо разбиралась в том, какими странными путями иногда ходит добро.

— Не люблю говорить подобные вещи, но мне кажется, у тебя проблемы, Табрис.

— Я, типа, решить их пытаюсь.

Мать Слез вздохнула.

— Это не так работает.

И Табрис поймал себя на желании сказать: какого хрена, что ты в этом во всем понимаешь, если ты теперь демон? Что-то такое бы сказал Гавриил, и, вообще-то, смысл в подобных словах был. Если ей можно справляться со своими проблемами с помощью падения, то и ему можно делать что-нибудь не по правилам.

— …Но, с другой стороны, если я откажу тебе в помощи, ты просто найдешь более разрушительный способ проделать то же самое. Я тебя хорошо знаю.

— То есть ты согласна?

Она пожала плечами и села на пустой стул рядом с Лорой. Ладно, теперь нужно было переходить к делу, не дожидаясь, пока она опять начнет задавать вопросы.

Табрис мог бы попробовать проделать с Матерью Слез все тайком, как с Гавриилом — она была внимательнее него, но, в принципе, ее все равно можно было застать врасплох во время подталкивая к краю очередного расстроенного подростка. Но ее согласие делало все немного приятнее.

На самом деле, это чудо было не таким уж сложным, и, если бы Табрис знал, что ему нужно именно что-то такое, он бы обязательно начал практиковаться еще пару тысяч лет назад.

Когда по ее коже поползло тусклой золотистой волной чудо, Лора чуть слышно хихикнула, будто от щекотки.

— Я думал, это выглядит более пугающе.

Табрис мог бы напомнить Джеки, что еще тот думал, будто архангел Гавриил действительно похож на Кристофера Уокена, как в кино, но хороший сын не стал бы лишний раз говорить отцу о его заблуждениях.

— Извини, что разочаровал, — ответил Табрис, не поворачиваясь в его сторону.

Ему еще нужно было довести до ума кое-какие детали, вроде родинки на виске, и меньше всего в процессе ему хотелось отвлекаться на разговоры с Джеки.  У них еще будет полно времени, чтобы поболтать.

В идеале он планировал посещать этот дом по всем праздникам и еще от случая к случаю просто так.

Теперь его будут здесь ждать Тамиэль, которая никуда не денется, и Гавриил, который будет хотя бы притворяться, что ему не все равно, что там происходит с Табрисом. Потому что настоящего Гавриила, очевидно, хватало на неравнодушие только к самому себе.

Может, это и не лучший способ завести семью, но варианта получше Табрис не видел. Конечно, на крайний случай оставалось падение — вроде как демоны иногда собирались во что-то наподобие кланов. Но Табрис как-то не особенно хотел проверять, насколько там в аду комфортная обстановка. Тем более, что там были двое его бывших начальников, каждый из которых мог захотеть узнать, почему это Табрис не решился падать с ними вместе, а подзадержался на несколько тысяч лет на небесах.

Словом, да: сценарий с поиском одиноких не слишком грешных людей, их спасением и наложением меняющих внешность чудес выглядел гораздо более безопасно. Что ему грозило в худшем случае? Необходимость придумать убедительное вранье?

— Все.

Лора с интересом посмотрела на свои руки: другой оттенок кожи, другой оттенок кожи, другая форма ногтей.

— Это впечатляет. Ты удивительно легко делаешь то, что считается невозможным. — Еще одним существенным отличием Матери Слез от Тамиэль был сарказм, спрятанный чуть ли не в каждую фразу, где-то более очевидный, где-то почти незаметный и далеко не всегда уместный.

— Спасибо.

— Надеюсь, теперь у тебя достаточно квази-родственников и ты не будешь заводить новых, а сосредоточишься на том, чтобы спрятать от начальства этих.

— Не волнуйся, у меня все схвачено. Ты представить себе не можешь, насколько вообще безотстветственно все выстроено в Америке. Они до сих пор даже территории не разделили по зонам ответственности. Но я подсказал Гавриилу, что он может приписать себе то, что Канада такая канадская, и, хотя он терпеть не может Канаду…

— Ты не планируешь ограничиться этими двумя людьми? — в разговорах с ней увести все в сторону никогда толком не получалось.

Она знала, что он не из тех, кто выбирает короткие пути. На самом деле, вся жизнь Табриса была одним большим долгим путем в обход всех препятствий.

— Если честно, то есть один еще парень, Арчи Уиллис, приторговывавший метом пару лет назад, влипший в неприятности и все такое, и я практически уверен, что он согласиться стать Варахиилом, и тогда у меня хотя бы будет полный набор необходимых родственников, понимаешь? Никаких пустых мест за столом на День Благодарения.

Мать Слез посмотрела на него с осуждением, медленно поднялась со стула и взглянула на Лору. Казалось, она хотела сказать что-то важное и сложное, но явно понимала: Табрис и сам в курсе. Проблемы так не решаются, но способа получше он не придумал, хотя на фантазию ему жаловаться не приходилось.

Что ж, теперь у него будет семья, чтобы ее разочаровывать.

Мать Слез встала на цыпочки и поцеловала Табриса в щеку.

— Не уверена, что я хочу знать, как ты планируешь скопировать внешность Варахиила…

— Он ничего не видит, когда ест. Один раз его поезд чуть не сбил. — К счастью, никто не стал уточнять, что именно Варахиил ел на путях.

— …и сомневаюсь что хоть одному ангелу нужно благословение демона, но на всякий случай я тебе его даю.

Табрис мог бы сказать, что Матери Слез не стоило называть его ангелом при Джеки и Лоре, но, с другой стороны, раз они на все согласились, то наверняка готовы к столкновению со сверхъестественным. В любом виде.

К тому же Лора наверняка примет эту мысль без проблем, а Джеки, если и успел услышать, вполне может посчитать метафорой. По крайней мере, если его образ мышления действительно похож на образ мышления Гавриила.

Мать Слез улыбнулась и потрепала Джеки за щеку.

— Совсем как настоящий, — сказала она, прежде чем исчезнуть.

+++

Больше всего на свете Гавриил хотел сейчас оказаться дома. И, к своему величайшему стыду, под «домом» большая его часть подразумевала земное жилище, а вовсе не небеса. В земном жилище он по крайней мере мог остаться наедине с собственными мыслями.

Но сейчас он не мог себе это позволить. Возможно, позже, если это ужасное ощущение не исчезнет, после того как он переведет дух и сменит одежду. Обязательно нужно переодеться и как можно быстрее. Он позволил этому существу прикоснуться к нему. Несколько раз — и это только за сегодня.

Большую часть одежды Гавриил держал в земном жилище, но в небесных покоях сохранился небольшой гардероб. Можно выбросить этот джемпер, который оно трогало, и заменить его на другой. Более светлый. Устричный. Нет, бледно-сливовый. И византийского оттенка галстук. С галстуком он будет чувствовать себя более собранным.

Гавриил задумался, прислушиваясь к внутренним ощущениям и выпустил крылья. Нет. Воспоминание о прикосновении оставалось все таким же свежим.

Оно потрогало его крылья.

Он с ужасом посмотрел на верхнее левое вспомогательное крыло, всерьез ожидая, что оно начнет меняться прямо сейчас. Перья выпадут. Или покроются слизью. Или с ними случится еще что-нибудь мерзкое, как у демонов.

Нет-нет, все хорошо. Он просто их почистит. Здесь где-то должна быть щетка для одежды, она подойдет и для перьев.

Какая-то — вероятно, та самая, предельно испорченная, которой нравилось пить воду после физических упражнений, — часть Гавриила упорно утверждала, что прикосновение было приятным.

Он провел по крылу одежной щеткой, надеясь, что это поможет, но ничего не изменилось. Ощущение было все то же: след от прикосновения будто горел.

Оно трогало его. Повсюду. Все эти годы. Гладило его ухо. Хватало за бедро, обнимало за талию. Похлопывало по плечу. Прижималось к нему. Обнимало. Засовывало язык ему в рот. И это все было потрясающе. И он хотел еще. И он хотел больше, как в тех фильмах, которые ему точно не стоило смотреть.

Он должен был как можно скорее счистить с себя все следы Хастура.

Этого существа. Оно не творение божье, а значит у него не может быть имени.

Неожиданно Гавриил почувствовал острую боль в крыле и с некоторым удивлением понял, что вырвал у себя два пера.

Превосходно. С его крыльями уже начало происходить что-то мерзкое. Сейчас он начнет выдирать себе перья и, в конце концов, будет выглядеть как Азазель. Даже хуже, учитывая цвет кожи.

Будто в подтверждение этих мрачных мыслей, на месте вырванных перьев проступили алые бусинки крови. Крыло зачесалось — зуд распространился по нему быстро, как огонь, до самых мышц спины. Обычно крылья не были  физически чувствительными, но, видимо, сегодняшнее происшествие затронуло Гавриила даже глубже, чем он мог предположить.

А что, если это существо ядовитое? Если оно медленно травило его, век за веком, до тех пор, пока он не начал испытывать зависимость?

Гавриил почувствовал пустоту внутри. Точно как после того, как лишился титула архистратига. Нет, еще хуже. Тогда, по крайней мере, все было понятно и просто. Сейчас же понятно было только одно: все ранее существовавшие представления об аде оказались ошибочными.

Гавриил должен был рассказать об этом Иегудиил, и как можно скорее. Даже не из-за Хастура и его несостоявшегося спасения — хотя это тоже было важно. Но конец света все-таки был важнее. Наверное.

Если демоны размножаются, то во-первых, неизвестно, сколько их в аду, а во-вторых, неизвестно, кто они. Небеса всегда рассчитывали на битву с падшими ангелами, которые мало чем отличались от обычных ангелов, разве что одеты похуже. Но если они там действительно размножаются, то бог знает, что за твари вылезут из адских бездн и на что они способны.

Гавриил убрал крылья и посмотрел на свое отражение в зеркале истины господней. По нему невозможно было сказать, что он огорчен или, того хуже сбит с толку: светлый джемпер заставляет его выглядеть еще внушительнее и заставляет держать осанку, в меру яркий галстук придает уверенности.  И никаких легкомысленных аксессуаров.

Иегудиил не поймет, что он расстроен.

Он решил дойти до ее кабинета пешком, не тратя чудо на перемещение. Гавриил немного надеялся, что близость родных стен и возможность хоть немного разогнать кровь помогут ему немного развеяться, но надежды оказались напрасными. Он не почувствовал ничего, кроме легкого раздражения, усилившегося, когда какая-то власть, катившая тележку с архивными документами, снисходительно улыбнулась.

По крайней мере, Гавриил ни на секунду не сомневался в снисходительности этой улыбки — ему почти две тысячи лет доставались только такие. «Когда-то он что-то из себя представлял, но ты посмотри, где он сейчас».

К счастью, Иегудиил была у себя и искать ее по всем небесам не пришлось. Она работала. Или, по крайней мере, хорошо притворялась.

Она окинула вошедшего Гаврии презрительным взглядом, едва опустив папку, содержимое которой изучала. Судя по ярко-розовой обложке, там был сезонный отчет от Гезарии — та обожала описывать все как можно более многословно. Хмыкнув, Иегудиил снова уткнулась в бумаги.

— Что с тобой случилось? — Она  даже не удостоила Гавриила вторым взглядом. Ладно, она явно поняла, что он расстроен, — но, к счастью, у нее было недостаточно мозгов, чтобы задуматься о причинах. — Оказалось, что тебе не идет новый тренч от Вивьен Вествуд?

Обычно в ответ на это Гавриил бы заметил, что футболка со стразами лишает Иегудиил права как-либо комментировать его одежду. Но сейчас разговор был слишком серьезным, чтобы размениваться на подобные пикировки.

— Ты знала, что демоны в аду размножаются?

— Эти штуковины называют бесами, они не настоящие демоны. Успокойся пожалуйста.

— Я знаю, что такое бесы. Будь добра, спустись с вершины своего самодовольства и раз в жизни послушай кого-нибудь кроме самой себя.

— Я бы на твоем месте такими выражениями не разбрасывалась. Знаешь, как говорят про стеклянные дома и необходимость быть осторожнее с камнями?

Гавриил подошел к ней вплотную и, упершись обеими ладонями в столешницу, навалился всем весом. Ливанский дуб, конечно, не хлипкая ДСП из квартиры Шилгана, но все же от такого напора стол чуть покачнулся и, пожалуй, даже скрипнул.

— Мне нравится этот стол и если ты его сломаешь, я расстроюсь.

— Выслушай меня и я уйду. — Гавриил выдержал небольшую паузу. — Демоны и всякие прочие твари, живущие в аду, спариваются между собой как животные. И приносят потомство. Полноценных демонов, способных творить чудеса. И что-то мне подсказывает, что в грядущей войне их будет участвовать просто дохера.

Вот теперь она его, наконец, услышала.

— Что? Это точно не очередная твоя сексуальная фантазия?

Видимо, эта оскорбительная шутка была нужна, чтобы выиграть пару лишних секунд для лучшего понимания услышанного.

Как-то раз, где-то четыре тысячи лет назад, Гавриил действительно использовал описание межвидового совокупления, чтобы более наглядно объяснить, почему сношения с людьми так отвратительны. Благодаря стараниям Селафиила, конечно, в глазах остальных это превратилось в праздные рассуждения о скотоложестве. Омерзительно. Конечно, ничем подобным он не интересовался. Из чистого любопытства Гавриил посмотрел несколько фильмов со скотоложеством, но они были и вполовину не так хороши, как те, которые включали только людей.

Мог ли он сказать об этом Иегудиил, чтобы она, наконец, перестала считать его извращенцем? Хотя нет, не стоило продолжать развивать эту тему.

— Помнишь, я спрашивал Иеремиила о семи демонах…

— О пяти.

— Я расширил список. Ангельские имена двух из них он не смог назвать. Потому что их никогда и не было. Насчет одного я точно уверен. Второй демон, скорее всего тоже…

Иегудиил медленно поднялась с места.

— Кто?.. — она знала ответ. У нее не настолько плохая память.

— Хастур. И, скорее всего, Дагон. Я не уверен, но то, как именно Иеремиил говорил о них, наводит на мысль о сходстве.

«Какое еще ангельское имя», так ведь он сказал. Дагон — это Дагон. Демон без ангельского имени — то есть без ангельского происхождения.

— Я догадывалась, — очевидно, солгала она. — Откуда ты это знаешь?

— Скажем так: сегодня я пережил очень болезненное столкновение с демоном, — Гавриил мрачно усмехнулся и выпустил вспомогательное крыло, которое сам же разодрал в кровь.

Но он ведь и не говорил, что именно это сделал демон. И Хастур определенно был причиной его раны. Никакой лжи.

— Надеюсь, это не то, о чем я думаю.

Определенно, нет. К счастью для Гавриила, Иегудиил, будучи легкомысленной сама, никогда не уделялала нужного внимания чужому целомудрию, так что ей бы и в голову не пришло, что «столкновение» включало поцелуй.

— Ничего, что нарушит статус-кво.

— Дай угадаю: ты случайно все подслушал, а потом запутался в собственных крыльях, когда в спешке улетал.

С ним действительно такое пару раз случалось, и именно поэтому Гавриил всегда выпускал крылья в том порядке, в котором ими нужно было двигать при взлете.

— Не смешно.

— Не смешно, — неожиданно согласилась Иегудиил. — Ладно. Спасибо за пищу для размышлений. Мне нужно будет разобраться в этом вопросе. Что-нибудь еще?

Она мастерски изображала равнодушие. У нее был хороший учитель. Вероятно, кто угодно, проработав несколько тысяч лет помощником Гавриила, научился бы скрывать свои эмоции.

— Нет. Мне нужно побыть одному.

— Да, это хорошая идея, — рассеянно ответила Иегудиил, и на пару секунд снова взяла в руки розовую папку. Не похоже, чтобы она хоть что-то пыталась там вычитать. — Мне нужно с кое-кем поговорить, и чем скорее — тем лучше.

Наконец, решив больше не притворяться и отбросив папку, она торопливо ушла, даже не взглянув на Гавриила напоследок. Непохоже на нее, но, с другой стороны, Иегудиил относилась к работе серьезно, и новости о демонах не могли не заставить ее немедленно начать переработку плана действий во время Апокалипсиса.

А Гавриил свою часть работы сделал и в праве побыть один, разобраться со своим переживаниями.

Остаться на небесах — как можно дальше от демонов любого происхождения — было очень разумно. И Гавриил заставил себя прислушаться к голосу разума.

Он всегда ненавидел неоднозначные ситуации. И сейчас, находясь буквально в середине одной из них, он испытывал физически ощутимый дискомфорт. Ему хотелось накрыться крыльями, заснуть и, по возможности, проснуться уже после конца света. Желательно хотя бы лет через сто, чтобы Рафаил к тому моменту научилась работать самостоятельно.

Возможно, Иегудиил ему это позволит. Но сначала ему нужно действительно привести себя в порядок. Например, что-то сделать с крылом, боль и зуд в котором ощущались даже в скрытом виде.

На самом деле, проблема была вовсе не в крыле и Гавриил это понимал. Но сосредоточиться на крыле было проше.

У него был выбор. Либо потратить уйму чудес на попытки исцелиться самостоятельно — и надеяться, что ни одна проверка до него не доберется. Либо обратиться за помощью к Рафаил — и попытаться объяснить ей, как вышло, что он сам себя ранил. Либо окунуться в воды Геона. Последний вариант определенно выглядел привлекательно. Геон исцелял любые раны. Михаил с его помощью вернула на место вырванный глаз. К тому же, вода — отличный способ почувствовать себя чище.

Протекавшие сквозь административный корпус Геон и Пишон были закованы в белый мрамор, вид которого не должен был пробуждать в памяти мысли о римской Великой Клоаке, но пробуждал.

Чуть ли не впервые в жизни Гавриил пожалел, что не особенно хорошо справлялся со всякими штуками вроде медитации — не зацикливаться на лишних мыслях и так далее. Обычно, если у него возникала необходимость отвлечься от лишних мыслей, он либо отвлекался на работу, — но сейчас на это сил не было, — либо переодевался, но это Гавриил уже сделал и почему-то облегчения не почувствовал.

Не важно.

Воды Геона очевидно должны помочь справиться и с этим.

Спустившись к воде, Гавриил сел на мраморные ступени и чуть ослабил узел галстука, прежде чем снова выпустить крыло. Кровь успела подсохнуть, а боль стала скорее саднящей, чем острой, но от этого не менее неприятной.

Желание раздеться, броситься в воду и некоторое время поплавать, пришлось подавить — еще не хватало, чтобы кто-то застал его за этим занятием. Весь рай потом будет обсуждать, как Гавриил плещется в Геоне, будто голубь-переросток. К тому же, ему не понадобится слишком много воды. Довольно того. что можно зачерпнуть рукой.

Главное — сосредоточиться на исцелении, а не на причинах, по которым оно понадобилось.

Саднящее ощущение ушло вместе с зудом, Гавриил почувствовал, как на месте вырванных перьев вырастают новые. Немного щекотно, но вполне приятно.

Он провел по крылу рукой, невольно вспоминая прикосновение Хастура — чего делать, конечно, не стоило. Может, тот и был отвратительной непонятной тварью, но он был нежным. С ним приятно было поговорить и он хорошо целовался.

И когда Хастур дотронулся до его крыла, в этом прикосновении было столько восхищения, столько нежности, что Гавриил почувствовал, как они пронизывает его душу.

Может ли непонятно откуда взявшаяся мерзкая адская тварь испытывать любовь?

Хотел бы он разбираться в любви лучше, чтобы узнать точный ответ.

Так, с душевным исцелением воды Геона не очень помогали.

Гавриил снова погладил перья в месте прикосновения. Они были мокрыми и из-за этого выглядели неопрятно, но Хастур бы наверняка сказал, что они все равно красивые. Или хотя бы милые. Это слово всегда казалось Гавриилу немного унизительным, но Хастур произносил его тем же тоном, что и «величественный» или «элегантный». Наверное, не так уж и плохо быть для кого-то милым.

Гавриил осторожно разгладил перья, вспоминая прикосновение. Теперь оно уже не казалось таким уж обжигающим. Хастур всего лишь погладил крыло, потому что посчитал его милым и теперь след от этого прикосновения остался на нем как шрам. Гавриил почувствовал, как внутри что-то вздрагивает.

Он понимал, что нужно смыть эту воду еще большим количеством воды, уничтожая все следы. Но вместо этого он поднес пальцы к лицу и медленно облизал, тщетно надеясь еще хоть раз почувствовать тот же вкус, что и во время поцелуя.

Но у воды был вкус воды.

Никаких следов действительно не осталось.

+++

Арчи Уиллис посмотрел в зеркало.

Парень в отражении был на него не особо похож, но так даже лучше и в целом, с этим можно было смириться. Кроме, может быть, красных глаз. Но бог не зря дал людям темные очки.

Как-то Большой Лу ему сказал, что когда речь идет о побеге от легавых, сделка с дьяволом — еще не худшее, на что можно пойти. Конечно, о настоящих сделках с дьяволом тогда речь не шла, но иногда выбирать не приходится.

Теперь главное — не просрать выпавший шанс начать все заново.

— Окей, — сказал он.

— Ну, тогда мы, типа, договорились, да? Никакой наркоты, никакого возвращения к старым трюкам, ты — мой кузен, и приезжаешь домой на праздники, а все остальное время стараешься не отсвечивать. И не пытаешься меня надуть, а с меня — деньги и новый трейлер. По рукам?

— Окей, — повторил Арчи.

Если парню нужно, чтобы кто-то сел с ним за стол на День Благодарения — Арчи готов подыграть.

▼2013 год нашей эры, на небесах и на земле⬍

Несколько лет назад Гавриил опрометчиво решил, что ничего хуже вожделения к непонятной твари непонятного происхождения с ним не случится.

А потом, пытаясь от этого вожделения избавиться, он обнаружил в своей душе кое-что гораздо хуже. Тоску. По этой же твари.

Они раньше, конечно, расставались и на гораздо более долгие временные отрезки, но окончательность именно этого расставания расстраивала Гавриила до крайности, иногда даже мешая работать. Поэтому план погрузиться с головой в подготовку к концу света оказался не очень эффективным.

Гавриилу — хотя признаться в этом было непросто — недоставало даже разговоров о болезнях и о том, как люди их переносят. Недоставало возможности пожаловаться на подчиненных или других архангелов без риска, что его осудят. И непонятных споров ни о чем. И неуклюжих тупых комплиментов. И прикосновений.

Вообще-то Гавриил не особенно любил когда его трогают, но Хастур делал это как-то по-особенному.

Подхваченный волной воспоминаний, Гавриил провел пальцами вдоль края ушной раковины. Никто и никогда не обращал внимания на форму его ушей, а Хастур посчитал ее достаточно красивой, чтобы сказать об этом вслух.

Больше никто и никогда не прикоснется к нему вот так.

То есть желающие, конечно, будут. Даже среди праведников найдется не одна дюжина готовых ласкать его любым способом, хоть нежно, хоть жестоко. Но возжелает ли сам Гавриил кого-нибудь так сильно, чтобы позволить к себе прикоснуться?

Он задумчиво провел рукой по бедру, от колена — вверх, осторожно, даже медлительно, как будто это прикосновение могло разрушить нечто важное. Вот так это делал Хастур: нежно и бережно.

В минуты вроде этой Гавриил не мог с уверенностью сказать, рад ли он, что Хастур не забрал его целомудрие тогда, в Праге. Оно, конечно, было его доспехом и оружием, предметом гордости, вторым именем, частью его святости, как лилии сада господня. Но что теперь Гавриилу с этим целомудрием делать? В рамочку вставить и над столом повесить? Заказать кружку «самый целомудренный босс»?

— Когда закончишь лапать свои ляжки…

— Я не лапаю…

— Ладно. Когда закончишь не-лапать свои ляжки, будь добр, спустись на землю. Мне нужен полный отчет по бывшим стражам эдемских врат. Особенно по Хашмалю и Азирафелю — этим всегда недоставало лояльности. Хотя Гезария… сам знаешь. Она не лучше.

— Я не хочу сейчас на землю.

Конечно, он вовсе не думал, что Хастур попытается его отыскать и снова совратить, несмотря на открывшуюся правду.

Скорее, наоборот: он опасался, что тот не попытается сделать ничего подобного. И Гавриил навсегда останется один на один со своими вопросами, без шансов узнать правду, без неуклюжих объятий, зато с целомудрием. И, чтобы, ради собственного душевного здоровья, не сталкиваться с осознанием этого всего, он предпочитал в последние годы посещать землю только чтобы немного отдохнуть в своем доме, вдали от лишних глаз.

— Прости, Гавриил, но так вышло, что мне плевать.

Кто бы мог подумать, что Иегудиил может стать еще большей сукой. Видимо, подготовка к концу свету на нее плохо действовала.

Плюсом этого постоянно вздрюченного настроения было то, что Иегудиил окончательно рассорилась с Рафаил, а, значит, той не светило стать главной после конца света, и у Гавриила вырисовывались неплохие шансы занять ее место.

Минусом было все остальное.

Ладно, к Хашмалю можно отправить Табриса, они вроде как ладили, и к Гезарии в Калькутту смотаться он не откажется — ему всегда нравились такие города: шумные и немного грязные. С оставшимися стражами придется встретиться самому.

Это не должно отнять много времени. Четверо стражей, по одному на каждую сторону света, и все они более или менее расположены к разговорам. Ремиэль еще ни разу не присылал сезонный отчет вовремя, но наверняка не откажется ответить на несколько прямых вопросов. И превращение воды в кровь — все равно не та работа, которую можно ему доверить.

А потом можно будет узнать, почему Азирафель, пытаясь выяснить ангельское имя Хастура, не узнал о его происхождении — или, что еще хуже, не посчитал нужным об этом сообщить. Гавриилу всегда казалось, что у них неплохие отношения. Не настолько доверительные, как с Тамиэль, но все же достаточно близкие, чтобы не стоило скрывать друг от друга важные вещи. Объяснений могло быть несколько и ни одно из них Гавриилу не нравилось.

Возможно, попытка выяснить правду поможет ему развеяться. Азирафель всегда легко сдавался, стоило на него немного надавить, а мало что поднимает настроение и самооценку так, как чужая капитуляция под давлением.

— Хорошо. Не обещаю, что займусь этим прямо сейчас, но раз ты просишь…

Иегудиил закатила глаза.

Ей — в большой степени чем кому-либо еще на небесах — было тяжело признать сам факт, что за все эти века Гавриил так и не согласился принять понижение в звании как должное. Хотя, казалось бы, она лучше, чем кто бы то ни было, должна была понимать: архангельская гордость — единственное, за что Гавриил мог с уверенностью держаться.

— И еще кое-что. Я тут подумала насчет размножения демонов и, кажется, нашла способ уравнять шансы. Половое размножение нам не подойдет, и, к тому же, для него несколько поздно. Но мы можем сделать некоторое количество праведников, так сказать, равноангельными.

— Не думаю, что хоть в одном языке есть такое слово.

— Значит будет. Нам нужны новые ангелы и если Бог не собирается их творить, мы сотворим сами. У нас еще есть несколько лет, чтобы научить их творить чудеса, сражаться и так далее.

— Ты хочешь использовать праведников как пушечное мясо в грядущей войне?

— Да. И именно поэтому я обращаюсь за помощью к тебе, а не к кому-то еще. Во-первых, ты ответственный и любишь работать, не то, что некоторые. 

— Спасибо.

— Во-вторых, тебе плевать на участь праведников.

С этим тоже было трудно спорить.

Праведники были важны, Гавриил с удовольствием проводил их на небеса — время от времени все еще находились те, кто дозревал до статуса святого еще при жизни. Но после того, как праведник оказывался где-то в эдемских садах, или на пляжах, или где ему там хотелось оказаться, он превращался в мертвую цифру в отчете. В одном-единственном отчете за десятилетие. Почему вообще участь чего-то настолько бесполезного должна волновать архангелов?

Идея превращения праведников в ангелов выглядела не особенно привлекательно, хотя бы потому что процесс обещал быть чудозатратным. Но, с другой стороны, так от них будет хоть какая-то польза. И демоны точно не ожидают от небес подобного шага.

— В-третьих, ты провел на земле больше времени, чем кто бы то ни было другой. Кроме Селафиила, но если вычесть время, потраченное на секс, ты его обходишь. Словом, ты разбираешься в людях. И я надеюсь, что в течение пары недель ты мне предоставишь список из полудюжины праведников, которых мы используем для пробной трансформации.

— А Варахиил согласен кого-нибудь трансформировать?

— Мы заочно решили, что согласен. Если бы был против — не пропускал бы совещания. Он задолбал исчезать неизвестно куда.

Она раздраженно фыркнула.

Если Иегудиил и продолжала работу над проектом по возвращению ангелов на небеса, то делала это тайком от Гавриила. Но, что более вероятно, она отбросила этот план, переключившись на другие. Более эффективные. Спорное решение, но Гавриил его понимал: с одной стороны, несмотря на ошибочность некоторых предположений, они все же могли спасти души некоторых падших ангелов, но, с другой стороны — не факт, что это того стоило. Они потратили слишком много времени на ложный след.

Вариант с праведниками выглядел гораздо более привлекательным.

— Надеюсь, этот план будет лучше предыдущего.

Иегудиил смерила его презрительным взглядом.

— Надеюсь, тебе удастся уговорить кого-нибудь бывших стражей заняться обращением вод земных в кровь. Работа как раз для них. Можешь начать прямо сегодня.

Наверняка она придумала это прямо сейчас, просто чтобы повесить на него еще какую-нибудь работу. К счастью для нее, Гавриил не возражал. Может, он и не был хорош в медитации, зато работа очищала его голову от всех лишних мыслей просто отменно.

+++

— Ты опять на чем-то сидишь?

— Что? Нет. Нет. Точно нет.

У Арчи всегда был вид сторчавшегося наркомана, из тех, которые каждую субботу просыпаются в собачьей будке и завтракают насыпанным в миску метом. Джеки понимал, что это на самом деле не его вид, а того типа, внешность которого Табрис скопировал, но настоящий Арчи наверняка мало от него отличался. К примеру, Лора, какой Джеки ее запомнил до волшебства, от той демонессы в дешевых кроссовках отличалась в основном цветом глаз. Сам Джеки, конечно, таким здоровяком, как парень из кинотеатра, не был даже до болезни, но они вполне бы сошли за братьев. Вряд ли Арчи оказался исключением из правил.

Да даже если он и не выглядел как торчок — он определенно был торчком.

Сегодня, к примеру, он прикатил к дому в пять утра, а когда Джеки вышел, чтобы встретить его и узнать, что происходит — уставился на него глазами перегревшегося на солнце кота. Добрую минуту смотрел не мигая, будто первый раз в жизни его увидел, и молчал. Потом вдруг обнял и еще секунд десять не двигался.

— Он приедет к празднику? Сегодня же пятница вроде как?

— Табрис? Он звонил вчера, сказал, что либо будет вечером, либо не появится совсем. У него какие-то дела, и, видит бог, я не хочу знать, какие именно.

— Видимо, готовится держать землю в день конца света.

— Ты о чем?

— Забудь.

С другой стороны, возможно, Арчи правда был чист. У него просто не хватало в голове винтиков, но, если верить Табрису, именно такого он и искал. Что-то с их семейкой было не так и это «не так» он заботливо воспроизвел.

Джеки, конечно, не жаловался. Лора была славной, как и сказал Табрис — хотя вряд ли его действительно так звали, и вряд ли парень из кинотеатра действительно был архангелом Гавриилом, по крайней мере Джеки старался держаться от этой мысли подальше. Лора поддерживала дом в порядке, Джеки в меру способностей ей помогал.

Видимо, в этом и был смысл.

А, заодно, в том, чтобы Табрис, приезжая к ним, мог называть их «мамой» и «папой», и находить в спрятанной под матрасом сигаретной пачке записку «даже не думай курить в доме» вместо сигарет.  Все это подчинялось определенным правилам, и за первую пару лет отполировалось до идеала.

Арчи же был непредсказуемым лучом хаоса, который неожиданно врывался в их жизни ближе к Рождеству и Дню Благодарения, иногда на День Независимости или Пасху. Наверное, в каждой более или менее большой семье есть такой: парень, задающий тупые или подозрительные вопросы, вроде «в местной церкви не менялся недавно священник, нет?». В нем было что-то нелепое и трогательное, но иногда он казался немного пугающим.

Особенно если он, как сегодня, появлялся в немыслимую рань. Сегодня у него при себе была спортивная сумка, на вид — весившая не меньше, чем сам Арчи. Скорее всего — наркотики, которые он планировал перепродать.

Или что-нибудь похуже.

Нет, скорее всего все-таки наркотики. Может, наличные. Может, пушка — хотя вряд ли. Он хоть и торчок, но идейный пацифист и образцовый христианин в том, что не касается наркотиков.

Похоже, Арчи хотел спрятать сумку где-то в доме, но потом, перекинувшись парой фраз с Джеки, более здраво оценил свои шансы и, вместо этого оставил ее в трейлере. И, видимо, планировал сам остаться там же.

Бог знает, что у него в голове творится.

— А что в сумке? — спросил Джеки, пытаясь обогнуть Арчи и войти внутрь трейлера, но это оказалось не так-то просто. Каким-то образом Арчи, несмотря на невысокий рост и худобу, блокировал вход будто квотербек из высшей лиги.

Наверное, Джеки мог бы попытаться его оттолкнуть, чтобы все-таки войти внутрь и посмотреть самому, но он понял, что совершенно не хочет этого делать. Они с Арчи все же были друзьями, почти родственниками, а друзья так не поступают, даже если речь идет о наркотиках. Или о чем-то похуже.

— Не твоего ума дело, — ответил Арчи и в его тоне было что-то, что заставило Джеки ему поверить.

А потом Арчи закрыл дверь.

Пару минут спустя на весь двор заиграли какие-то церковные гимны. Обычно Джеки старался не придираться к чужим вкусам в музыке, но вряд ли весь квартал хотел с утра пораньше знать, что Иисус их любит. 

Впрочем, почему-то никто не вызвал копов.

+++

Ремиэль предсказуемо скучал в Петрории, приглядывая за сотрудниками местной тюрьмы. Якобы, там все было очень непросто и неоднозначно, и, конечно, он был уверен, что это — достойное оправдание его неряшливой работы с документами.

Разговор с Азирафелем обещал быть гораздо более интересным. По крайней мере, более содержательным.

— Ты как раз к чаю. Мне стоит волноваться? — вместо приветствия — сразу переход к делу. По крайней мере, это лучше чем его обычные «Господи боже, Гавриил, не появляйся в моем магазине, когда тебя могут увидеть».

— У тебя же нет оснований это делать, правда? — Гавриил улыбнулся, расслабленно привалившись плечом к книжному стеллажу. — Рассматривай это все как небольшое промежуточное собеседование. Сам понимаешь, конец света не за горами, мы должны знать, кому можно доверить ответственную работу.

— У меня и так много ответственной работы, — пробормотал себе под нос Азирафель, наклоняясь над письменным столом.

Он все еще вел большую часть работы в бумажном виде, и, похоже, в эту внушительного размера тетрадь записывал информацию об особо удачных покупках. Или продажах. Судя по ее толщине — он ей пользовался последние лет пятьдесят, не меньше.

Похоже, он настолько любил книги, что решил превратить учет продаж и покупок в одну из них.

— Ты все так же интересуешься человеческим искусством, как я вижу. И, полагаю, все так же будешь выступать за его сохранение для грядущего мира праведников.

— Ты так хорошо меня знаешь, что я не вижу смысла отвечать на этот вопрос, — Азирафель мило улыбнулся, быстро дописал что-то в тетрадь и бережно ее закрыл. — И ты все так же считаешь это увлечение пагубным.

Менее пагубным, чем увлечение Табриса опиумом, но в целом так и было.

— Уверен, ты можешь привести аргументы в защиту человеческого искусства.

— Это уже твое «промежуточное собеседование»?

Гавриил с улыбкой развел руками. Они не слишком много общались, но Азирафель отлично его знал.

— Не вижу смысла пытаться снова тебе что-то доказать. Ты все равно останешься при своем мнении и, рискну предположить, будешь выступать за искоренение всего не-религиозного искусства. Ты никогда не меняешь однажды выбранную точку зрения.

Это было верное замечание. Гавриил гордился твердостью своих убеждений — она всегда помогала ему чувствовать себя как можно более уверенно.

— Я не говорю, что в человеческом искусстве есть что-то плохое. Наоборот. Оно мне нравится. Не все, конечно, но… — Гавриил наугад снял с полки какую-то книгу и пролистал. Выглядела та вполне интересно. Много иллюстраций. — Но разве оно так уж важно? Особенно для праведников? Искусство несет в себе слишком много соблазнов.

— В каждом произведении искусства ровно столько соблазна, сколько готов увидеть рассматривающей его. К тому же праведники умеют противостоять соблазнам, именно это и делает их праведниками.

Где-то он уже слышал подобную риторику.

— Хочешь чая? У меня есть отличный нилгири, мы вполне можем продолжить разговор за ним.

Гавриил отрицательно покачал головой, машинально открыв книгу на случайной странице, покрытой небрежными изображениями растений.

Возможно, какая-то доля истины в словах Азирафеля была — в тех, что касались искусства, а не чая, — но Гавриил принимать ее отказывался. Искусство было буквально начинено враждебными небесам идеями и только исключительно чистые души, вроде ангельских — пожалуй, далеко не всех ангельских — могли отделить нормальные зерна от плевел.

Конечно, он судил в основном по порнофильмам, но они были не таким уж плохим материалом.

Помимо возможности полюбоваться человеческой красотой, порнография нравилась Гавриилу простыми сюжетами, зачастую заканчивавшимися крайне оптимистичной развязкой: жених оставлял нелюбимую невесту ради прекрасного незнакомца, спасая и себя, и ее от обреченного на крах брака, коллеги раскрывали свою любовную связь всему коллективу и встречали всеобщее одобрение, старшеклассник успешно сдавал экзамен, мойщик окон получал щедрые чаевые. Но даже там встречались враждебные небесам идеи.

Например, истории об ангелах и демонах практически полностью выбивались из общего ряда тем, что заканчивались либо грехопадением ангела, либо символическим превращением обоих героев в людей. Возможно, люди видели подобное завершение истории тоже оптимистичным, но Гавриил считал его по меньшей мере оскорбительным.

Пожалуй, кроме отдельных случаев, когда это было подано под правильным углом. Как в «Грехопадении-3», и, пожалуй, «Грехопадении-6». Хотя шестая часть была немного вульгарной, но исключительно из-за сюжетной линии с Антихристом.

— Думаю, ты не станешь спорить, что, зачастую, сомнительные идеи закладываются в произведения очень глубоко. На всех уровнях. Они — следствия изначальной грешности творца. В мире праведников подобное недопустимо. А значит не нужно. И должно быть искоренено, чтобы освободить место для чего-то лучшего. Разве не так?

— При всем уважении, Гавриил, я не думаю, что ты можешь судить о человеческом искусстве по «Звукам музыки», «Этой прекрасной жизни», или «Ханне Монтане», или что ты там смотришь свободными вечерами. Все несколько…

— Что плохого в «Ханне Монтане»?

— Ты что, правда смотрел «Ханну Монтану»?

— Что плохого в «Ханне Монтане»? — с нажимом повторил Гавриил.

В последние годы, сражаясь с плотскими страстями, он предпочел избегать порнографию. И в поисках другого способа заполнить досуг, быстро обнаружил огромный пласт сериалов, отличившихся столь же простыми сюжетами с оптимистичными концовками.

«Ханна Монтана» выгодно выделялась тем, что избегала спорного утверждения, будто каждый хорош и заслуживает принятия таким, каков он есть. Опять же, для людей эта мораль была не так уж плоха, но для высших существ она не подходила. К тому же на месте главной героини легко было представить кого-нибудь из архангелов, тем более, что каждый эпизод она лгала, строила козни, манипулировала окружающими, но это объяснялось ее особым статусом, и прощалось к концу серии.

— Ничего. Просто неудачный пример. — Прозвучало так, как будто Азирафель не возражал бы против уничтожения конкретно «Ханны Монтаны». Что было довольно странно: помимо ряда важных истин там было еще и много хороших песен, а музыку он любил.

— Разумеется, мой круг познаний ей не ограничивается. Я интересуюсь многими вещами.

— Уверен, что это так. Но я, при всем уважении, не думаю, что твои познания достаточны, чтобы говорить о предмете в целом.

Спасибо, что на этот раз хотя бы не свел все к очередному «ты слишком хорошо одет, чтобы разбираться в искусстве». Стоит накинуть ему пару баллов к итоговой оценке.

— Я перескажу твои рассуждения Рафаил. Пусть она подумает. — Гавриил кивнул ему с легкой полуубкой, означавшей, что он настроен крайне серьезно. Азирафель хорошо считывал подобные сигналы. Это было видно хотя бы по тому, как он разом напрягся. — Перейдем к более важным вопросам. Почему ты не сообщил, что у интересовавшего меня демона нет ангельского имени? Некрасивый поступок. Это стоило мне полутора веков бесплодных поисков.

— Откровенно говоря, я не нашел о нем почти никакой информации. Были упоминания в оккультистских манускриптах,  — Азирафель кивнул на стоявший справа стеллаж с особенно неопрятно выглядевшими книгами, — но недостаточно конкретные. Признаки некоторых демонов маги любили объединять в своих описаниях, чтобы создать более впечатляющий образ, поэтому невозможно даже с уверенностью сказать, о каком существе речь в том или ином тексте. Мы же не предполагаем, что в аду действительно живет что-то вроде Левиафана или Бегемота, по крайней мере — таких, какими они описаны в Библии, не говоря уж о других книгах. То же справедливо и для иных демонов, которых не привязывают к определенным ангельским именам.

Судя по тому, как говорил о нем Хастур, Бегемот был вполне реальным существом. И где-то там разводил опарышей.

— Подытожим: тебе не удалось выяснить ровным счетом ничего за полторы тысячи лет, и ты почему-то решил, что это не важно.

— Я узнал, что подобного вида демона связывают с Богулом, пожирателем детей, и что он не упоминается ни в одной книге о падении ангелов. Его демоническое имя — Хастур, или, возможно, Бьятис, но что касается ангельского… — Азирафель пожал плечами. — Это явно не та информация, которая тебя интересовала.

— То есть ты не посчитал нужным рассказать правду, и в итоге я, Иегудиил, и бог знает, сколько ее подручных, потратили массу времени на… — формулировка «установление отношений с отдельными демонами» прозвучала бы одновременно слишком скользко и слишком намекающе на правду. Азирафель вполне может догадаться, а это — последнее, что нужно Гавриилу. — На работу, которая в конце концов оказалась бесполезной.

— Жаль, что так вышло. — Это было, наверное, самое искреннее «жаль», услышанное Гавриилом за последнюю тысячу лет, если не больше. — Если бы я знал, что это так важно, я бы поделился с тобой всей информацией, которую смог найти. То есть не смог.

— Мне было нужно узнать об этом демоне как можно больше.

— Ты спросил только об ангельском имени.

— Ты мог бы и сам догадаться, что этот демон для меня важ… важный объект интереса. И это еще не считая того, что небесам стоило бы узнать о том, что в аду живут разные необъяснимые существа, лояльные Люциферу, а, значит, враждебные к нам.

— Я же сказал: мне жаль. Я не хотел тебя расстроить.

— Прекрати делать вид, что ты мне сочувствуешь. Особенно по такому надуманному поводу. Я не расстроен.

— Приятно слышать, что ты так спокойно принял крах столь личного для тебя проекта.

Это что, был сарказм? Или нет? Гавриил ненавидел подобные фразы — на первый взгляд доброжелательные, но способные прятать оскорбление.

— В этом проекте не было ничего личного. Такая же работа на благо небес, как и все остальное, что я делаю.

— А мне показалось, что вы с тем демоном друг к другу неравнодушны.

— Что?

— Мне показалось, что между вами была некоторая симпатия. Даже, если позволишь, привязанность.

— Что за мерзость ты сейчас сказал? — мгновенно разжав пальцы, позволив книге с жалким стуком упасть на пол, Гавриил выпрямился и, поставив ноги на ширине плеч, сделал глубокий вдох, заполняя свои вместительные легкие полностью.

В глазах Азирафеля мелькнуло смятение. Напугать стража эдемских врат было непросто, но Гавриил всегда отлично с этим справлялся.

— По твоим рассказам у меня давно сложилось впечатление, что ты очень расположен к этому демону. И, когда я увидел вас в Салеме вместе… — он замолчал на несколько секунд, наверное, выбирая подходящие слова. Разумно. — Скажем так, мне показалось, он тоже к тебе расположен.

Так много слов и так мало смысла.

— Что значит «вы друг к другу неравнодушны»? В каком смысле «вы»? В каком смысле «расположен» ко мне? — еще одним преимуществом больших легких была возможность произносить длинные фразы на одном выдохе, без лишних пауз. Конечно, можно было бы обойтись без выдоха, но с ним звучало лучше.

Азирафель пожал плечами. Что в нем действительно раздражало, так это невинный вид, для поддержания которого он не прилагал никаких зримых усилий. Вся его физическая оболочка казалась воплощенной в человеческой форме фразой, которая может быть либо саркастичной насмешкой, либо чем-то искренне доброжелательным, и ты не поймешь истинный смысл пока не станет слишком поздно.

— Мне показалось, что у этого демона были к тебе теплые чувства, — сказал он исключительно будничным тоном. Как будто это что-то нормальное: теплые чувства у демонов.

— Из всех чувств у него была ко мне только похоть.

Причем похоть эта оказалась ненастоящей. Может, непонятно откуда взявшиеся адские твари даже на такое не способны.

Было наивно ожидать от демона любви — Гавриил старался не зацикливаться на мысли о том, что именно ее он и ожидал. А вот похоть — совершенно другое дело, она для демонов наверняка была неотъемлемой частью даже дружеской близости. Тем более естественно она бы выглядела в отношении Гавриила: его  создали обаятельным и располагающим к себе, он умел быть красивым и точно знал, что способен пробудить грязные желания. Но Хастур его не хотел. Потому что если бы хотел, — то уже сотню раз успел им овладеть, воспользовавшись каждым удобным случаем.

Мысль о том, как им овладевают сотню раз, отозвалась у Гавриила внутри как-то уж слишком приятно и он немедленно ее прогнал.

— Если вообще хоть что-то было, — добавил он. Сказанная вслух эта фраза звучала слишком удрученно.

Как жалко он, наверное, сейчас выглядит.

А Хастур еще считал его сильным.

То, что его собственные мысли в такой неподходящий момент вдруг вернулись к Хастуру, ненашутку Гавриила разозлило и он сердито оттолкнул мыском ботинка все еще лежавшую на полу книгу. Она отлетела под стеллаж.

Мысли вообще имели отвратительную привычку обретать независимость и ползти в самую неподходящую сторону. Именно поэтому Гавриил и предпочитал не оставаться с ними наедине.

— Это превосходный репринт манускрипта Войнича, пожалуйста, не надо его пинать.

Гавриил был практически уверен, что Азирафель захочет убедить его в том, что похоть — лишь оболочка, под которой способна прятаться достойная ангела любовь. Или что-нибудь еще в этом духе.

— Что ж, жаль, что ты заблуждался насчет этого демона. И жаль, что я не смог тебе помочь. Ты точно не хочешь остаться на чай?

Вообще, Гавриил бы сейчас выпил стакан воды, чтобы привести себя в чувства. Возможно, чай тоже подойдет.

Нет, он определенно не должен соглашаться на это предложение. Сначала чай, потом сэндвичи с огурцом или какие-нибудь булочки с корицей, и бог знает, куда это его заведет.

— Еще раз предложишь мне чай и я подам прошение о том, чтобы тебя сковали у русла Евфрата. Там как раз в скором времени освободится местечко. Ты ведь этого не хочешь, правда? — Гавриил завершил эту фразу самой агрессивной улыбкой, на которую только был способен. Это сработало. Всегда срабатывало.

Азирафель скрестил руки на груди, принимая максимально защитную позу.

— Не планировал тебя задеть. Просто ты выглядишь так, как будто чай тебе не помешает.

— Испорченным, как ты?

— Усталым. — Азирафель демонстративно пропустил оскорбление мимо ушей.

Это не то слово, которое выбрал бы сам Гавриил, но суть была очевидна. Всякие побочные мысли лезли ему в голову совершенно несвоевременно, отвлекали от работы, и он не мог вернуть себе прежнюю собранность, как бы туго ни затягивал галстук.

— Думаю, мы можем закончить. Твое существование настолько однообразно, что я могу поменять даты в отчете двухсотлетней давности и никто не заметит разницы.

— Замечательно, — судя по тону, Азирафель действительно находил это замечательным.

Остался последний вопрос. Не самый важный, но, возможно, способный избавить Гавриила от пары десятков тех самых лишних мыслей.

— Кстати, об оккультных книгах. Скажи, тебе не встречалось информации о демоне по имени Анабот?

Взгляд Азирафеля снова загорелся. Естественно: стоило спросить его о чем-нибудь, что можно вычитать в книгах, и он тут же оживлялся.

— Не думаю, что это демон. Но он действительно кое-где упоминается, как оккультная тварь непредсказуемая и обладающая непонятными свойствами, — он сделал неопределенный жест, будто вертя в руках невидимую сферу. — Эзра Уэтли, например, говорил о нем, наряду с Партасом, Дурсон и другими подобными существами, что они — нечто вроде осколков изначальной мистической материи, которые осыпались, когда ее слепой сгусток натолкнулся на ось вселенной и обрел форму Бога.

Снова слишком много слов и слишком мало смысла. Возможно, не стоило задавать этот вопрос.

— И что это значит?

— Понятия не имею. Видишь ли, Гавриил, человеческие книги — не самый надежный источник информации. Люди склонны все переиначивать на свой манер, они даже в Библии написали много странных и противоречивых вещей, а ведь мы потратили немало сил на то, чтобы она была достоверна.

— Например, добавили описания отвратительных существ вроде Бегемота.

— Например.

— И после этого ты продолжаешь утверждать, что человеческое искусство заслуживает спасения?

— Да. — Лаконичные ответы иногда были ничем не лучше многословных.

— Хорошо. Уверен, это не помешает тебе получить высокую оценку как потенциальному участнику апокалипсиса. Может быть, тебе даже доверят удержание Земли от вращения. Если ты не боишься запачкать руки.

Азирафель что-то ответил. Зная его, вероятно, это было «Я бы предпочел менее грязную работу», но Гавриил не планировал оставаться, чтобы продолжить разговор. Какую бы работу Азирафель ни предпочел, во время конца света им потребуются все свободные руки. А он был господством. Формально пониженным в звании после потери огненного меча, но все же господством.

Варахиил предлагал спихнуть остановку земли на Табриса, но это была невероятно плохая идея. Тот потратит все выданные ему чудеса на то, чтобы впечатлить каких-нибудь девиц, а  когда его призовут к ответу  — разведет руками и скажет, что такова уж его природа.

С другой стороны, Иегудиил считала, что обращение воды в кровь было важнее. Ее можно понять: этот процесс был проще и гораздо менее разрушительным.

На самом деле, Азирафель был не худшим кандидатом для выполнения подобной работы. По крайней мере, лучшим, чем Хашмаль — тот, по словам Табриса, спутался с какими-то мутными типами, занимавшимися не то наркотиками, не то нелегальными мигрантами. Впрочем, этого стоило ожидать: из всех эдемских стражей он был самым безответственным. Ремиэль, наоборот, был ответственным, но слишком усердным, и мог потратить слишком много времени на выяснение того, какая именно кровь нужна.

Так что стоило поставить рядом с именем Азирафеля звездочку — ему вполне можно передать все, с чем не справится Гезария.

+++

В составленный Гавриилом список праведников, готовых к превращению в ангелов,  вошли салемские ведьмы, Хэнчбиш-отшельник, Фрэнсис Мейер, бывший рядовой армии США, и Лукреция Раццо — праведница, оставившая распутную жизнь, чтобы служить врачу-бессеребреннику, помогая другим падшим женщинам. К тому же ее случайно сжег Варахиил, так что она заслуживала компенсации за столь ужасную смерть.

К счастью для Гавриила, некому было спросить у него, не связан ли этот список с кем-то еще, кто, возможно, занимал многовато место в его мыслях. Он бы, конечно, смог придумать убедительное оправдание, но оно не понадобилось.

Так что он смог, передав все Иегудиил, отправиться в свою земную обитель, чтобы провести пару часов на пляже, слушая «Wrecking Ball» вдали от всех, кто мог бы придраться к его музыкальным предпочтениям.

▼На земле, перед концом света⬍

Табрису никогда не нравилась мысль о конце света. То есть вообще никогда, даже до того, как Тамиэль пала, а уж после — тем более. Он и во время первой войны старался держаться как можно дальше от всяких битв, даже не потому что не хотел убивать тех, с кем раньше работал на Люцифера, хотя это тоже было неприятно. Он был пацифистом.

— Не хочу рассказывать всякие лишние подробности, но скоро, наверное, наступит конец света и все такое.

— Всю жизнь такое слышу. Тебе стоит относиться к этому спокойнее, сынок.

— «Наверное»? — Лора всегда была наблюдательнее, чем Джеки. Именно она всегда находила припрятанные Табрисом по всему дому сигаретные пачки. И половину из них оставляла, хотя кому как не ей было знать, что курение ни до чего хорошего не доводит.

Пожалуй, с его стороны было довольно жестоко завести семью сейчас, но все же Табрис подарил им несколько счастливых лет. И теперь пришла пора проститься. На всякий случай — лучше держаться от них подальше, а то мало ли, что выйдет, если их найдут демоны. Вообще-то стоило сделать это и раньше, но Табрис оттягивал расставание до последнего.

— Я не то, чтобы особо могу говорить, — и не то, чтобы ему особо было о чем говорить: откуда бы наверху ни вытаскивали информацию об апокалипсисе, вниз ее спускали в час по чайной ложке. — Так что, типа, это все равно и не важно. Важно вот что: вы, вроде как… ну… моя семья и все такое. И вы много для меня сделали.

На самом деле, он не особо получил то, чего хотел. По крайней мере, если считать, что Табрис знал, чего хотел, а это тоже было не совсем так. Но всякий раз, как он возвращался «домой», они все вместе изображали семью, все по правилам. Как в кино, за неимением лучших аналогов — не мог же Табрис просто подглядывать за незнакомцами, в надежде увидеть что-то полезное. Чувствовал ли он, что у него теперь есть семья? Не совсем. Но ему все-таки нравилось сюда приходить, нравилось ощущение уюта, которое эти люди создавали для самих себя и друг друга.

Возможно, настоящая причина, по которой ангелы не могли создавать семьи в человеческом смысле, заключалась в том, что их психика не была к этому приспособлена.

Так или иначе, он провел больше полутора десятков лет рядом с лучшим аналогом семьи, который готово было принять его ангельское сознание, и теперь пришла пора заканчивать. Если повезет, они еще увидятся в эдемских садах — хотя даже это будет сомнительное везение, учитывая то, что Табрис терпеть не мог Эдем, похожий на воплощенные в реальности холлмарковские кадры.

Хотя, в сущности, этот дом тоже напоминал воплощенные в реальности холлмарковские кадры. Табрис посмотрел на висевшую над камином вышивку «Будь счастлив», купленную Джеки на какой-то гаражной распродаже. Да, этим троим в Эдеме понравится. Но чтобы у них была возможность туда попасть, для начала нужно, чтобы ни у кого там наверху не возникло лишних вопросов.

Так что, если честно, в основном Табрис собрал их в гостиной чтобы снять, наконец, иллюзорные чудеса и позволить всем прожить оставшееся время спокойно.

— Я обещаю, все будет хорошо, ну, насколько я сам смогу все сделать хорошо, — Табрис улыбнулся, прикрыл на секунду глаза, а потом, снова глядя на вышивку над камином, распустил узел чуда, завязанный так давно, и так крепко, что давно успел стать частью естественного порядка вещей.

Если подумать, конец света — подходящий момент, чтобы избавиться от разных мелочей, ставших частью естественного порядка вещей. И чем меньше думаешь о происходящем, тем проще все становится.

— Спасибо, Джеки, — Табрис протянул ему руку и тот крепко ее пожал.

Интересно, согласился ли бы Гавриил вот так вот пожать ему руку. Вообще, Табрис никогда не предлагал. Гавриил не особенно любил физические контакты. Судя по всему, похлопывание по плечу без предупреждения было лучшим способом его разозлить.

— Спасибо, Лора.

Он наклонился к ней ближе,  и она поцеловала его в щеку, точно так же, как это всегда делала Тамиэль. Они настолько мало различались, что без чуда Лора просто выглядела старше.

— Спасибо, Арчи.

Табрис развернулся, чтобы и ему пожать руку, или обнять, или что-нибудь еще в этом духе, но замер, не доведя движение до конца.

Он снял иллюзорное чудо. Полностью. В этом он был уверен на все сто и больше. А, значит, оставалась ровным счетом одна причина, по которой тот, кто стоит перед ним, мог по-прежнему выглядеть в точности как архангел Варахиил.

— Неловко получилось, — признал тот.

— Ты?..

— Да.

— А где Арчи?

— Передознулся несколько лет назад, в Неваде. Представляешь, я захожу в морг, а там…

В морг. Что ж, это объясняло, почему россказни о вендиго постепенно сошли на нет, зато популярнее стали городские легенды о том, что Триада ворует неопознанные трупы и продает их органы.

— Твое тело.

— Джон Доу, смерть от обширного кровоизлияния.

Возможно, стоило спросить, куда он дел тело. Хотя нет, возможно, не стоило. Табрис не был уверен, хочет ли он знать, съел Варахиил труп, выглядящий как его собственная физическая оболочка или нет.

— Я забрал его вещи, забрал машину, нашел это место и похоронил кости на заднем дворе.

Варахиил любил сообщать окружающим правду, которую они бы предпочли не знать.

Лора смотрела на него с напряженным любопытством, явно пытаясь понять, представляет ли он угрозу. Вероятно, именно так смотрят родственники на серийных убийц, о которых неожиданно выяснилась вся правда, скажем, за семейным обедом.

— Честно говоря, сначала мне захотелось сжечь это место. Вместе с твоей семьей, Табрис. И, скорее всего, вместе с самим тобой. Но потом мне стало интересно. Я захотел узнать больше.

Он моргнул. Варахиил редко моргал, только если вспоминал, что люди это делают. Арчи тоже почти не моргал, у него была такая же бедная мимика, и именно поэтому Табрис его выбрал, хоть выбор и был рискованный. И, как оказалось, не оправдался. Табрис верил тому, что говорил Варахиил — у Джеки и Лоры тоже были подозрения, что Арчи по-прежнему принимает, — но от этого история в целом не становилась хоть немного проще.

— Я решил остаться.

Табрис спросил бы, почему, но ему не хотелось злить Варахиила. Это  всегда — плохая идея.

— Все вы видели во мне человека. Не самого психически стабильного, но так даже лучше. — Он говорил таким тоном, будто его слова все объясняли, и, в принципе, додуматься до правды было несложно. Особенно когда знаешь Варахиила уже несколько тысячелетий. — Ты хоть представляешь, каково это — быть старшим братом всех архангелов?

Табрис понятия не имел. Он точно знал, что ни Уриил, ни Селафиил не рассматривали остальных архангелов как семью, но не факт, что это как-то облегчало жизнь Варахиилу.

С другой стороны, тот сам мог бы, например, не вести себя с братьями и сестрами по-мудацки. Все архангелы только и делали, что оскорбляли друг друга, прямо и косвенно, в лицо и за глаза. Спорили из-за любой ерунды, перебрасывались обвинениями, писали жалобы наверх — которые, к слову, Метатрон приказывал отправить в мусорку, даже не читая. Табрис точно знал, потому что занимавшаяся этим делом девчонка, Муриэль, была его подругой. Может, Варахиил этим занимался и реже, чем большинство архангелов, но это не означало, что он не вел себя с остальным как мудак.

С третьей стороны, братья и сестры в человеческих семьях зачастую вели себя так же как архангелы, он прожил на земле достаточно, чтобы видеть подобное пару тысяч раз. Да даже брат Джеки заявился ему в больницу ровно один раз, чтобы попросить отдать ему машину — «ты все равно скоро умрешь, зачем она тебе?».

— Это не Арчи, да?

— Нет, я не Арчи. Извини, что обманул, — это было одно из самых искренних «извини», которые Табрис когда-либо слышал.

— Он типа мой начальник.

— Какой-то главный демон?

Варахиил медленно моргнул, склонив голову набок, и по его лицу прокатилась легкая судорога. Обычно именно после такого он начинал плакать кровавыми слезами, устраивал землетрясение или еще что-нибудь в этом духе.

— Знаешь, Джексон, ты иногда так похож на моего младшего брата, что мне хочется протащить твои кишки через носоглотку и вырвать через нос, а потом запихнуть их тебе в рот, чтобы вернуть на место.

— Думаю, со многими, у кого есть младший брат, такое бывает.

Варахиил улыбнулся. Улыбался он как кошка — не столько растягивал губы, сколько подворачивал.

— Ладно, Табрис. Я ценю твою семью, но нам пора. Думаю, если Хашмаль согласится заняться остановкой вращения Земли, тебе мы передадим работу по затворению облаков.

— Давай не обсуждать это, ну, типа, при них.

Варахиил обвел взглядом гостиную, и на какую-то секунду весь свет в ней стал ярче, будто готовясь превратиться в пламя, но потом снова стал нормальным.

— Ты прав. Пойдем.

Он пожал плечами и направился к выходу. Табрис последовал за ним.

Он бы не особенно удивился, если бы Варахиил предложил ему сесть в трейлер Арчи и поехать в сторону южной границы. От него такого вполне можно было бы ожидать. Он — тот самый сумасшедший кузен, у которого в голове может быть что угодно.

— И, типа, что мы будем делать?

— Давай никогда больше об этом не вспоминать. Как  о колонии Роанок, которую, полагаю, ты сгубил, чтобы помочь своей падшей подруге.

— Как о борделе для убийц, который бастард дожа открыл, чтобы снабжать тебя свежим человеческим мясом?

— Не думаю, что на стоит продолжать обсуждать Венецию. Там много чего случилось, о чем нам обоим лучше не вспоминать. — Если честно, Табрис понятия не имел, о чем конкретно речь — вроде бы в Венеции он ничего особенно неправильного не устраивал, — но спрашивать у Варахиила не стоило. Джеки с Лорой и так обеспечена душевная травма до конца дней. — Так или иначе, Венеция проклята, я сам об этом позаботился. Жаль, она не доживет до полного разрушения от глобального потепления.

Официально ангелы не имели права никого проклинать, но, видимо, если ты собираешь и фокусируешь излучаемые Богом  чудеса, тебе можно больше, чем остальным.

— Я вообще-то имел в виду, что мы будем делать насчет конца света. То есть я знаю, что работы много, мне Гавриил рассказывал несколько лет назад, и про основной план, и, типа, про остальную мелочевку, но…

Варахиил обернулся, чтобы снова взглянуть на дом.

Интересно, сколько лет назад Арчи умер. Табрис вспомнил все неловкие разговоры за праздничным столом, и отчетливо понял, что не сможет сказать точно, даже если от этого будет зависеть его жизнь. Он потратил слишком много времени на поиск идеальной основы для каждого из своих ненастоящих родственников, и преуспел, пожалуй, больше, чем стоило.

Ладно, хорошо, что у него хватило ума не обзаводиться отсидевшим за убийство дядюшкой. Если бы что-то подобное провернул Иеремиил, было бы гораздо хуже.

— Я удивлен, что у тебя это все получилось. Это же вроде бы невозможно.

— Выходит, возможно, если постараться.

Варахиил пожал плечами. Он легко терял интерес к практически чему угодно, стоило появиться чему-то более интересному — в этом он тоже напоминал кошку. А, очевидно, приближающийся конец света был достаточно интересным, чтобы отвлечь его от чего угодно.

— Думаю, для начала мы можем отправиться к Хашмалю вместе. Посмотрим, готов ли он подключиться к работе.

Табрис не был уверен, что Хашмаль сейчас им поможет — он все-таки был консультантом полиции, а из-за Войны количество насильственных преступлений возросло в десятки раз, так что он, конечно, до последнего будет цепляться за свою обычную работу. Но, возможно, Варахиил сможет его уговорить.

+++

Подготовка к апокалипсису постепенно начинала нравиться Хастуру. После того, как Кроули в очередной раз взбесил Вельзевул , она сместила его с поста главного помощника, поставив туда Лигура, который как раз переживал не лучшие времена, потому что поссорился с Баламом из-за убийства Тупака Шакура. Лигур объяснял Хастуру все в подробностях, но тот понял только что Тупак Шакур, несмотря на его имя — вовсе не слуга Асмодея. Пока, по крайней мере.

Так или иначе, работать с Лигуром по-прежнему было довольно удобно. И, хотя формально статус главного помощника главного помощника не выглядел особенно престижно, по сути он давал доступ к самым сокровенным частям апокалипсиса. Например, к возможности посмотреть, как адская гончая крутится, пытаясь ухватить зубами собственный хвост.

Удивительно, каких успехов в карьерном росте можно добиться, если под ногами не путается самодовольный тупой архангел. Пожалуй, не самое подходящее выражение — путаться под ногами в прямом смысле Гавриил смог бы разве что у Левиафана, — но суть была именно в этом.

То есть, с одной стороны, конечно, в голове больше не было всяких мыслей о том, какие вещи можно говорить Гавриилу, а какие — нет, и как одеться, чтобы ему понравилось, и когда будет удобнее улучить момент, чтобы в очередной раз попытаться взять его за руку. С другой стороны — сам Гавриил из мыслей никуда не делся. И, к сожалению, дело было не в проигранном пари, как бы Хастур ни пытался убедить себя в этом.

Может, Гавриил и был глуповатым, и слишком шумным, и не умел слушать, — но он хотя бы пытался. Он желал Хастуру добра, своим особым, дурацким ангельским способом, и это было очаровательно. И складка между бровей тоже была очаровательной. Дурацкая складка между бровей, естественно.

У Хастура было чем заняться, в ожидании момента отправки адской гончей к Антихристу. Например, проверить, готовы ли заложенные пару десятилетий назад капсулы с бесами, неожиданное освобождение которых должно стать важной частью наступления адских сил, когда язычники рассверипеют, согласно пророчествам — на планете осталось не так уж много язычников, чтобы можно было положиться на их ярость, особенно учитывая то, что большинство из них были разочаровывающе безвредными адептами нью-эйджа.

Собственно, в данный момент он сидел на полу в своем манчестерском убежище и заполнял бланки отчетности. Не самая глянцевая часть работы, но это было важно, и сама мысль о важности его успокаивала. Хотя он все равно предпочел бы капсулам с бесами какую-нибудь старую-добрую эпидемию. У него были кое-какие идеи насчет того, как сделать гораздо более смертельным вирус чикугунья — лихорадка бы буквально сжигала людей изнутри. Это гораздо интереснее нашествия бесов, мотивирующих язычников самих что-нибудь сжечь. Нужна была только небольшая доработка со стороны Мора, потому что без его участия болезни не возникали, но Мора, как известно послали к черту.

Может, удастся с ним поговорить на более поздней стадии апокалипсиса. Ради этого шанса стоило постараться.

Видимо, Хастур слишком увлекся работой, чтобы почувствовать приближающийся знакомый запах лилий. И звук шагов, когда бы он ни возник.

На самом деле, Хастур не предполагал, что Гавриил захочет снова его увидеть, но это не мешало ему реагировать на запах лилий каждый раз, когда он поступал слишком близко. В нем теперь ощущалось что-то нервирующее, как какое-то обещание, которое никогда не будет исполнено. Собственно, именно поэтому пара цветочных магазинов, попавшихся у него на пути, сильно пострадала.

Но бланки проверки бесов были важнее давних переживаний, — по крайней мере, Хастур решил, что будет придерживаться этого мнения, — и приближение Гавриила осталось незамеченным ровно до того момента, пока он не оказался прямо перед Хастуром и не положил руку ему на плечо, заставив его буквально подскочить.

— Блядь, господи, черт возьми!

— А тебе можно говорить «Господи»? — с искренним любопытством спросил Гавриил.

На нем даже опять был шарфик, только более яркий, чем тот, который Хастур сгноил в Аризоне, и наверняка дорогущее  пальто приятного серебристого оттенка. Хуже Пеймона, честное слово: тот хотя бы ходил в драгоценных камнях и золоте чтобы подчеркнуть свой статус адского принца, а не просто наряжался потому что мог.

Хастур очень постарался разозлиться. Согласная с ним жаба приподнялась в боевой стойке.

— Что ты здесь забыл? Я не разрешал тебе сюда приходить.

Он должен был спросить что-нибудь вроде «я все еще мерзкая штука?», но этот вопрос как-то не особенно вписался в фразу.

— Нам надо поговорить.

— Нет, не надо.

Гавриил несколько секунд смотрел на него молча, явно пытаясь подобрать подходящий ответ, а тот не подбирался. Дурацкая складка между бровей немедленно нарисовалась во всей красе.

— Я… хм… Ты смотрел фильм про Ханну Монтану?

Этот разговор становился все страннее с каждой секундой.

— Нет. — Насколько Хастур знал, некоторые демоны строили планы насчет сотрудничества с семьей Сайрусов, но его самого это не касалось, и на сериалы у него особенно не было времени.

— Жаль, так было бы проще объяснить. Но я попробую обрисовать ситуацию вкратце.

Гавриил замолчал еще на несколько секунд. У него был обеспокоенный вид, пожалуй, даже слишком. Хорошо бы было узнать, не просочилась ли на небеса какая-нибудь информация об антихристе, но Хастур не очень представлял, как это сделать, не разболтав ничего лишнего.

— Я не имею абсолютно никакого права тебе об этом рассказывать, но приближается конец света, скоро грянет финальная битва небес и ада, ибо Антихрист уже… — на середине фразы Гавриил неожиданно замолчал, посмотрел на оставленные Хастуром на полу бланки, потом на самого Хастура. — Хотя, возможно, ты в курсе насчет Антихриста и…

— В курсе. Он родился в аду.

— Отлично! Значит, ты в курсе и насчет битвы небес и ада. В которой, очевидно ад проиграет и тебя после этого ждет самая незавидная участь.

Хастур подумал, что мог бы поспорить: во-первых, на стороне ада было все коварство мира, во-вторых, в аду находились все величайшие полководцы в земной истории, и это еще не считая того, что Асмодей лично изобрел войны, так что наверняка понимал в этом больше, чем любой ангел. И у них был Иеремиил — хотя тот вполне мог просто воспользоваться моментом, чтобы убить как можно больше других демонов. Иеремиил был непредсказуемым даже по адским меркам.

— Но я здесь не для того, чтобы рассказывать страшные истории. Тем более, что чем меньше ты знаешь о наших планах на победу — тем лучше. — Гавриил, наконец, улыбнулся, и Хастур успел подумать, что, может, разумнее всего будет сбежать прямо сейчас. Никогда не знаешь, что у ангела на уме. Особенно у этого. — Я пришел сюда, потому что ты— самый отвратительный демон из всех, кого я знаю…

— Не думаю, что ты знаешь достаточно демонов, чтобы судить. — Не то, чтобы Хастуру не льстило подобное определение, но он серьезно сомневался в том, что Гавриил хоть что-нибудь понимает в отвратительности.

— …Поэтому я хочу, чтобы именно ты сокрушил мое целомудрие, поругал мою честь, вдребезги разбил мою ангельскую невинность, осквернив мое физическое тело.

Обычно одним из преимуществ разговоров с Гавриилом были его самодовольные интонации. Он всегда наслаждался каждым своим словом — то есть говорил достаточно медленно, чтобы его можно было понять, независимо от количества метафор. Но последнюю фразу он произнес с такой бешеной скоростью, что Хастур едва успел ее услышать, не то, что разобрать.

Видимо, теперь была его очередь несколько секунд задумчиво молчать.

— Чтобы я что? — спросил он, наконец.

— Выеби меня, — пояснил Гавриил с еще более лучезарной и еще более пугающей улыбкой. — Так, как это люди делают. Отвратительно и грязно. И унизительно. С физиологическими жидкостями и все такое.

— Ты с ума сошел? Во-первых, я сказал, что не буду этого делать, во-вторых, я не хочу получить нефилимов.

Хастур так и не нашел времени узнать, что такое нефилимы, но полученного общего представления вполне хватало: во-первых, от них одни неприятности, во-вторых, они получаются от секса с ангелом, в-третьих, Азазель находит вопросы о них невероятно смешными. В-четвертых, когда о них заходит речь, Мать Тьмы всегда закатывает глаза с таким же видом, как Астарот, когда когда-нибудь говорит, что нельзя решать все проблемы геноцидом.

Наверняка падшие ангелы знали об этом больше, но с одними говорить о нефилимах было неловко, а другие не снисходили до ответа. И еще был Азазель, но в радиусе пары миль от него не стоило даже шепотом упоминать вещи, связанные с сексом.

— Сколько тебе лет? — фыркнул Гавриил. Это вообще был удар ниже пояса: да, Хастур был в три раза младше, но это же не повод относиться к нему как к ребенку. — Может, ты еще в беременность от поцелуев веришь? Нефилимы совсем не так получаются.

Хастур хотел сослаться на экспертное мнение Азазеля, утверждавшего, что, в бытность сосланым на землю ангелом, заводил нефилимов множество раз с самыми разными человеческими женщинами, но именно в этот момент Гавриил снова положил руку ему на плечо и желание спорить разом пропало. 

Нефилимы нефилимами, но предложение звучало слишком хорошо. К тому же официально Хастур из игры не выбывал, так что если во время апокалипсиса Азазеля не убьют — могут и убить, он вряд ли вообще понимает, что такое война, — шансы на получение личных бесов все еще будут.

— Кстати, где у тебя можно оставить одежду, чтобы она не запачкалась? — очевидно, Гавриил был настроен решительно. Его шея и уши определенно немного порозовели, но он собирался позволять смущению брать верх. — Я подумал было об этих крючьях, но они ужасно ржавые, если я на них пальто повешу, мне потом чудес десять понадобится, чтобы его отчистить.

— Да, здесь было гораздо уютнее до того, как скотобойня закрылась, — пробормотал Хастур, просто чтобы не молчать.

Он давно и старательно строил планы насчет этого момента, но определенно представлял его себе совершенно иначе. Не то, чтобы он совершенно не рассматривал вариант, в котором Гавриил сам проявит инициативу, но в его представлении это должно было случиться под давлением и в состоянии близком к панике. Что-то в этом духе. Возможно, даже со слезами стыда. Хотя нет, со слезами был бы уже перебор, Хастуру такое не нравилось.

Так и или иначе, все немного сбивало с толку.

— Погоди… — Чуть попятившись, он залез за пазуху и, спустя пару секунд триумфально извлек на свет недельной давности номер The Sun, в который была завернута пара крыс, подсохших уже почти до идеального состояния. Газету Хастур нашел на скамейке в парке, когда Вельзевул отправила его проследить за Кроули, а крысы как раз удобно сидели под скамейкой и ели кем-то забытый бейгл. — Вот, газета сухая, расстелим ее вот здесь, положишь на нее свои вещи. Все с ними будет хорошо.

— Превосходно! Я знал, что твое дьявольское коварство меня не подведет. — Гавриил окинул взглядом помещение, на несколько секунд задержавшись на сваленных в углу полусгнивших коробках. — А где твоя постель? Ты же доведешь меня до постели?

Во всем здании на постель больше всего походил старый чехол для машины, на котором раньше спал один из живших в заднии бездомных. Вернувшись сюда, Хастур в первую очередь избавился от всех непрошеных гостей, но их вещи выбрасывать не стал — они хорошо дополняли скотобойню. Но вряд ли Гавриила устроит старый, местами протертый и поросший плесенью, кусок брезента со отпечатками сгнившей плоти.

— Нет.  — Разложить газету ровно оказалось сложнее, чем Хастур предполагал. У него почему-то чуть тряслись руки. — Мы сделаем это на полу.

Было начавший расстегивать рубашку, Гавриил остановился, перевел взгляд на покрытый выщерблинами когда-то бывший белым кафель и в глазах его отразился неподдельный ужас.

— Но почему?

— Во-первых, ты сам хотел, чтобы все было грязно. Во-вторых, у меня нет постели. Если я ночую здесь, то ложусь на пол.

Хастур посмотрел на Гавриила и почувствовал, что тот уже готов отправиться на поиски менее отвратительного демона.

Это был превосходный момент, чтобы посмеяться над его ангельской изнеженностью или что-нибудь в том же духе, но Хастур отчетливо понял, что делать этого не хочет. Разумеется, исключительно из-за того, что глупо отпугивать неосторожными словами ангела, над которым можно надругаться. Лучше будет посмеяться над ним после. Особенно если он от этого падет — вряд ли кто-нибудь там наверху будет ронять архангела накануне апокалипсиса из-за всякой ерунды, но, с другой стороны, кто знает, насколько все это целомудрие для них важно.

Хастур молча снял плащ и расстелил его на полу, прямо рядом с газетой.

— Надо же…

Трудно было определить, означало это «надо же» удивление тем, что кто-то способен так обращаться со своей одеждой, или благодарность, или нечто вроде «надо же, а он не намного чище пола», но, так или иначе, Гавриил продолжил раздеваться и, закончив с газетой, — хорошо, что окна на втором этаже не выбили и внутри не было ветра, — Хастур позволил себе им полюбоваться.

Он всегда предполагал, что под одеждой Гавриил выглядит как мраморная статуя: максимально рельефные мышцы, идеально гладкая кожа, белая как молоко, и крошечные гениталии, возможно — с намертво прилепленным сверху фиговым листком. На самом деле, как оказалось, тело его выглядело просто человеческим: крепким, мускулистым, но не настолько, чтобы казаться состоящим из одних мышц, довольно волосатым, с маленькими розовыми сосками и вполне внушительного размера членом. К слову, уже возбужденно приподнявшимся.

— Я могу оставить подтяжки для носков, если хочешь. Некоторым нравятся такие вещи, я слышал, это своего рода сексуальный фетиш и…

Подтяжки для носков. Хастур определенно не хотел знать о существовании чего-то подобного.

Носки Гавриила, кстати, были такого вопиюще яркого оттенка белого, что выглядели бы здесь вызывающе даже если бы скотобойня еще работала.

— Нет. Разденься полностью.

— Мне нравится этот властный тон. Очень воодушевляет. — Сам Хастур бы таким уж властным свой тон не назвал, но, видимо, у Гавриила были какие-то свои соображения. Он шумно вздохнул, и, кажется, его румянец даже стал ярче. — А ты не будешь снимать остальную одежду?

— Эээ… Нет. — Хастур на секунду задумался, не стоит ли признаться, что просто забыл об этом. — Ты же хотел, чтобы все было отвратительно и грязно.

— О. Да, конечно. Как в порнофильме. Я абсолютно неприкрыт и беззащитен, а ты — хозяин ситуации.

Жаба издала звук, скорее похожий на рокот или даже рычание, чем на кваканье. Видимо, она была согласна с Гавриилом и Хастур тут был единственным, кто не считал, что хозяин ситуации — именно он. Но, как уважающий себя демон, который знает, чего хочет, он вполне мог притвориться. Главное — говорить как можно увереннее.

— Именно. Ты предпочтешь, чтобы я отсосал или сделал это рукой?

— Нет, ничего подобного. — Гавриил замер и посмотрел ему прямо в глаза, неожиданно сердито сдвинув брови. — На такое я тратить время не собираюсь.

Ощущение уверенности, которого Хастуру почти удалось добиться, немедленно испарилось. Конечно. Гавриил наверняка имел в виду что-то совершенно другое, просто из-за своей невинности запутался. Наверное, лучше будет ограничиться поцелуем, только сначала попросить его одеться. А еще лучше будет сказать ему, чтобы проваливал подальше и не мешал работать. Только обязательно пусть сперва оденется. Это важно.

— Я хочу, чтобы все было по-настоящему. Я хочу твой член. — Это прозвучало не слишком невинно. — В задницу. И не заставляй меня ждать.

Почему-то Хастура совершенно не удивило, что тот решил начать сразу со сложного варианта. У него давно возникло подозрение, что Гавриил принципиально презирал все простое и удобное, считая недостойным.

Хорошо. По крайней мере, тот не запутался и четко представлял, чего именно хочет. И это было выполнимо. Особенно если Хастур снова сможет почувствовать себя властным демоном.

Жаба ободряюще погладила его по голове.

— Тогда становись на четвереньки.

— Так я тоже не хочу.

— Это самый унизительный способ, — заверил Хастур. — Я поимею тебя как шлюху. Ты ведь этого хочешь?

— Конечно! — Гавриил снова улыбнулся. Иногда Хастуру казалось, что для ангела у того как-то уж слишком много зубов. — Но не на четвереньках же. Это уже чересчур. Я даже представить себя в такой позе не могу.

Хастур мог бы возразить, что это не так уж отличается от «собаки мордой вниз», но спорить о таких мелочах, наверное, было бы не слишком властно.

— Ладно. Тогда ложись на спину.

— Да, так лучше. Твоя жаба потирает лапки, ты заметил? Не знал, что жабы так могут.

Хастур попытался почувствовать себя таким же воодушевленным, как жаба — кстати, обычно секс ее не интересовал, но, видимо, Гавриил был исключением из правил. Первый ангел, которого они трахнут. То есть не «они», а «он», и «первый», вероятно, также означало «единственный», но это уже были менее интересные жабе детали.

Сделав как можно более глубокий вдох, Хастур приказал себе быть предельно властным демоном, может быть даже немного жестоким. Раз уж Гавриил хочет видеть его именно таким — нужно соответствовать.

Тот уже с удобством устроился на плаще, подложив под голову сбившийся комком рукав и чуть согнув правую ногу в колене. Непринужденность этой позы была такой невинной, что Хастур снова почувствовал как внутри снова занимается непрошенное и катастрофически неподходящее для демона щемящее чувство, в котором он давно подозревал нежность.

— Только, пожалуйста, не насмехайся надо мной, — звучал Гавриил гораздо менее уверенно, чем выглядел и это тоже было очень, очень трогательно. — Разве что совсем немного. Мне и так кажется, что я не смогу пережить этот позор, и…

Хастур определенно не собирался позволять нежности испортить его властный демонический образ.

— Так боишься того, что сейчас случится, что язык за зубами удержать не можешь? — он встал рядом с Гавриилом на колени и торопливо расстегнул ширинку. — Такой большой и сильный ангел, но даже собственную невинность сберечь не в состоянии.

— Не в состоянии, — кивнул Гавриил. — И если меня спросят, я сознаюсь, что ты обманом заставил меня…

Договорить он не смог, потому что Хастур его поцеловал. Это был не особенно властный поцелуй, — он всего лишь прижался губами к губам, легко прикусил их и тут же отпустил, — но Гавриил вздрогнул всем телом и перестал дышать. А потом опять начал, так часто и глубоко, что это даже немного пугало.

И Хастур поцеловал его снова, на этот раз — в подбородок. Потом в напряженно подрагивающую шею. И еще несколько раз, спускаясь все ниже. Обычный запах лилий и перьев казался сейчас еще более сладким, как моча диабетика с запущенным вторым типом, и отдавал чем-то еще, как едва начавший гнить труп. Великолепный запах. Может, это были какие-то духи для особых случаев, а, может, дело было в волнении или еще чем-то. Хастур понятия не имел, как ведут себя возбужденные ангелы.

Откинувшись назад, он выплюнул в ладонь крупный сгусток мутной слизи. Гавриил послушно развел ноги шире, позволяя Хастуру устроиться удобнее и засунуть смазанные слизью пальцы именно туда, куда тот собирался.

Несмотря на то, что Хастур время от времени лично разносил передающиеся половым путем болезни, — хотя в последние годы такое бывало нечасто, — и поэтому сексом занимался не раз и не два, и даже не сотню, первые секунды сокрушения целомудрия показались  мучительно долгими и неловкими. Но потом он смог откинуть лишние сомнения и здание заброшенной скотобойни заполнилось стонами Гавриила, несомненно горько оплакивавшего свою невинность. Жаба этим звукам охотно вторила.

Хастур много раз представлял себе, как именно это должно случиться. В какой-нибудь красивой, соответствующей статусу Гавриила, спальне с большой удобной кроватью и чуть приглушенным освещением, может быть даже под музыку. И, конечно, в самом начале Гавриила нужно будет немного успокоить, напомнить, какой восторг всегда пробуждает его красота, ласкать его, долго, нежно, не позволяя себе слишком много — естественно, только потому что иначе довести дело до конца не получится, а не потому что самому так хочется. Зато когда, наконец, тот отбросит стыд и позволит себе отдаться моменту — непременно огласит все окрестности громкими страстными звуками.

Как-то так Хастур себе это все воображал — детали от века к веку менялись, но суть оставалась одинаковой.

Он ошибся почти во всем, кроме одного: Гавриил действительно от души огласил все окрестности громкими страстными звуками. Он стенал и всхлипывал со всей громогласностью архангела. Спустя некоторое время перешел и к мольбам — больше похожим на приказы, но Хастур решил, что может все равно считать их мольбами, — а потом ненадолго затих.

Хастур наклонился ближе, чтобы поцеловать его, избавляя от лишних тревог. И ровно в этот момент Гавриил резко вскинулся, вцепился рукой ему в плечо, бессвязно выругался и кончил. А потом, с довольным глубоким вздохом, похожим на стон, откинулся назад. Он тяжело дышал, явно наслаждаясь расходящимся по телу удовольствием.

Теперь это точно была потеря целомудрия. Независимо от того, какая часть секса за нее считается.

Откинувшись назад, Хастур слизнул с ладони сперму Гавриила. Вкус был довольно приятный, чуть сладковатый, отдавал цветами, но не слишком сильно, не настолько, чтобы это казалось неправильным. Хастуру доводилось пробовать гораздо хуже. Пожалуй, когда Гавриил немного отдохнет, можно будет еще раз предложить ему отсос — может, после того как он получил желаемое, это не покажется такой уж пустой тратой времени.

На всякий случай все-таки осторожно поцеловав Гавриила в лоб, Хастур чуть  отодвинулся, и, плюнув в ладонь еще одним сгустком слизи, обхватил пальцами собственный член. Ему не потребовалось много времени, чтобы кончить и самому. Оргазм вышел не самый яркий, но это не было так уж важно — сложные душевные ощущения перекрывали все физические полностью.

Хастур вытер руку об собственное плечо и сел рядом с Гаврилом. Тот немедленно придвинулся ближе и положил голову ему на колени с таким видом будто это было самое нормальное, что только можно себе представить.

Если бы Хастур быть чуть меньше уверен, что это все испортит, он бы завизжал от неожиданности.

Ему случалось много раз целоваться и обниматься, но еще ни разу никто не клал ему голову на колени. Тем более — архангел.

— Я думал, это будет гораздо больнее, — признался Гавриил, закрыв глаза. — Очень интересное ощущение. Такое… разностороннее.

Хастур не был уверен, стоит ли как-то на это отвечать, поэтому молча погладил его по щеке, обвел большим пальцем подбородок — и, именно в этот момент Гавриил неожиданно повернулся, чтобы поцеловать ему руку.

Руки, конечно, Хастуру раньше целовали несколько раз — некоторые мужчины были уверены, что общение с дамой нужно начинать именно так, как бы дешево ни стоила ночь в ее компании. Но это была совершенно другая ситуация. Гавриил знал, что Хастур — демон. А демонам руки так просто не целуют. Демонам его статуса — вообще не целуют, для такого нужно быть как минимум бароном, хотя, учитывая то, что речь шла об архангеле, может, даже маркизом. Короче, Дагон бы просто развоплотилась на месте, если бы такое увидела.

Но сейчас никто их не видел. И Хастур мог гладить Гавриила сколько угодно, не опасаясь вопросов.

— Тебе идет эта стрижка. Так гораздо лучше, чем с челкой.

— Правда? — безмятежность сменилась живым любопытством. Даже каким-то слишком уж живым. — Мне тоже кажется, что челка выглядит немного вульгарно, но этот пробор…

Гавриил явно планировал подвести разговор к комплиментам, и, выбирая подходящий путь, задумчиво нахмурился. При взгляде сверху складка между бровей выглядела еще более  очаровательно.

— У тебя прекрасный лоб, и мне нравится, когда он открыт. — Хастур провел ногтем вдоль линии роста волос, немного приподнимавшейся над висками. — Знаешь, то, что твоя красота была создана чуть увядающей…

— Я сейчас обижусь, — предупредил Гавриил. Почему раньше он так не делал? Было бы гораздо проще.

— Тебе же можно говорить, что я пахну цветами.

— Но ты действительно пахнешь цветами.

Хастур подумал, что мог бы парировать это чем-то вроде «А у тебя действительно есть морщины, и они очень красивые», но не стал. Наполовину из-за того, что Гавриил мог подобный комплимент и не оценить, наполовину — из-за того, что уважающий себя демон не должен заниматься такой ерундой.

— Ты такой славный. Это так несправедливо, что ты не ангел.

Уважающий себя демон должен воспользоваться этим моментом и примерно сейчас посмеяться над такой глупой потерей целомудрия, а заодно и над всякими комплексами. Особенно теми, что касаются попыток выпросить пару приятных слов о своей внешности. И над отсутствием мозгов, конечно. И над комплексами по поводу отсутствия мозгов. Не стоит упускать возможность нанести удар архангелу, находящемуся в таком уязвимом состоянии, — а сомневаться в уязвимости Гавриила сейчас не приходилось.

Похоже, Хастур все же не был таким уж уважающим себя демоном.

Он осторожно потер пальцем складку между бровей Гавриила, но она не разгладилась, а, наоборот, стала глубже. Возможно, тот все же думал о чем-то посерьезнее выпрашивания комплиментов.

— И что теперь?

— Не знаю, — Хастур пожал плечами. Он и примерно не представлял, какое тут может быть «и что теперь». Мог бы попытаться попросить жабу подкинуть пару вариантов, но она, как всегда после секса, уютно свернулась и уснула. — Как себя чувствуешь?

— У тебя есть вода?

В принципе, была — грунтовые воды давно уже проложили себе путь в подвал здания и сейчас струились по полу мирным ручейком, возвращаясь в землю через трещину в бетонной плите.

— Она не очень чистая. Тебе не понравится.

Гавриил медленно приподнялся, осматриваясь с таким видом, будто всерьез надеялся увидеть кувшин чистой воды, совершенно случайно забытый кем-то у окна.

— Жаль. Это помогло бы мне прийти в чувства. — Расслабленные интонации постепенно сходили на нет, Гавриил явно возвращался к своему обычному настроению.

— У меня, кажется, есть пачка сигарет, — Хастур задумчиво ощупал карманы, пытаясь найти там хоть что-нибудь сколько-нибудь успокоительное. Многие носили с собой что-то подобное — это помогало устанавливать контакт с людьми перед искушением. У Лигура, например, всегда была при себе фляжка с водкой, а у Богула — жевательные конфеты со взрывающейся карамелью. — Полпачки. И сушеные крысы. Хочешь крысу?

— Я не ем человеческую еду. Это отвратительно.

Судя по демонстративно презрительному тону, Гавриил решил вернуться к обычному настроению полуторатысячелетней давности. В этом была своя логика: лишившись целомудрия, которым так гордился, он, очевидно, стал чуть меньше Гавриилом и теперь должен был компенсировать разницу, став чуть больше Гаврилом в какой-то другой области.

Это не могло помешать Хастуру все-таки воспользоваться таким идеальным моментом для искушения.

— Люди не едят сушеных крыс. Особенно после секса.

— Не думаю, что крыса может заменить стакан воды.

— Ты задействуешь свое тело, перекроешь одни ощущения другими, — Хастур осторожно потянулся за отложенными в сторону крысами. — И это точно самое нецеломудренное, что ты можешь сейчас сделать: съесть мясо убитого животного. Ты же хотел лишиться своего целомудрия, так?

— Не уверен, что еда связана с целомудрием, но… — Гавриил снова приподнялся, плавно повернувшись, и, видимо, чтобы не потерять равновесие, оперся рукой о бедро Хастура.

Устроившись удобнее, руку он не убрал, только перестал наваливаться на нее всей тяжестью — что было кстати — и осторожно сдвинул чуть выше. Это не была настоящая ласка, скорее некое неуклюжее ее подобие, но Хастуру оно все равно показалось очень захватывающим.

Демонам, насколько он знал, не полагается радоваться, когда их гладят, но Хастур решил, что может записать себя в исключения. И вообще: жабе нравится, когда ее гладят. Чем он хуже?

— Уверен, ты хочешь попробовать.

Во взгляде Гавриила явно читалось любопытство. Он был полон сомнений, и это делало его особенно расположенным к искушению. А искусить сомневающегося архангела — это даже лучше, чем унизить. И гораздо безопаснее.

— Ты сегодня уже согрешил, хуже не станет, — со всей уверенностью добавил Хастур.

Гавриил осторожно взял крысу и сжал ее в руке, будто прощупывая хрупкие кости.

Настало время для сокрушительного удара:

— Или ты слишком нежный для этого?

— Ничего подобного! — возмутился Гавриил и, в доказательство своих слов, откусил крысе голову. Череп громко хрустнул на зубах.

Несколько секунд он молча жевал, похоже пытаясь прочувствовать вкус полностью, а потом, со все таким же сосредоточенным видом проглотил. Хастур спросил себя, как вышло, что он раньше никогда не пробовал предложить Гавриилу крысу. Или каких-нибудь личинок. Может, ему бы понравилось. Опарыши в Тамбове были просто отличными, и тот сам к ним проявлял интерес.

— Ну как?

— Странно. И это определенно очень порочно.

Было вернувшаяся отстраненность снова отодвинулась куда-то назад. Несколько секунд Гавриил молча жевал, сосредоточенный на этом непривычном процессе. Хастур подумал, что сейчас был бы неплохой момент для легкого поцелуя — в висок, например, но так и не решился это сделать. Достаточно на сегодня впечатлений для них обоих.

Откусив еще кусок крысы, Гавриил отложил оставшуюся половину в сторону.

— Из меня все еще вытекает твоя слизь, — поделился он. — Интересное ощущение. Мне стоило попросить тебя эякулировать внутрь, но, боюсь, в тот момент я слишком увлекся процессом.

Удивительно, но даже о подобных вещах он говорил с таким невинным видом, как будто ничего более естественного для ангела и быть не могло. По какой-то причине он переносил потерю целомудрия гораздо легче, тем поцелуй. С другой стороны, может, он просто еще не осознал, что именно произошло — с самим Хастуром такое тоже бывало.

— А сколько раз тебе нужно эякулировать, чтобы мой живот раздулся от принятого семени? Я видел такое в порнофильме, но там был пони. И трое мужчин. Ты один… думаешь, много времени на это уйдет?

Это был один из самых странных вопросов, которые Хастур слышал за последние несколько десятилетий. Но менее странный, чем насчет Ханны Монтаны.

— Точно много. Даже с чудесами. Не думаю, что до заката управлюсь, не навредив тебе.

— А сколько осталось до заката? — Гавриил повернулся к окну. — Господи, мне давно пора уходить!

Он буквально взвился с места, и очищающие тело чудеса взметнулись по его коже вверх, бесследно убирая все следы случившегося. Хастур поднялся вслед за ним и на пару шагов отошел, чтобы не мешать.

Оделся Гавриил, впрочем, уже без спешки, старательно застегнув каждую пуговицу и повязав галстук заново, вместо того, чтобы просто поправить распущенный узел. Еще одно доказательство того, что простые решения для него не существовали.

— Может, в другой раз, — Хастур пожал плечами, наблюдая за тем, как Гавриил старательно отряхивает абсолютно чистый шарф, прежде чем с показной небрежностью накинуть его на шею. Невинность, любопытство, расслабленность, тревога — все разом оказалось упрятано под непробиваемую броню сплошного совершенства.

— Не будет другого раза, — неожиданно тихо сказал Гавриил. — Война небес и ада, помнишь? Мы вряд ли снова увидимся.

Такой момент упускать было бы глупо. Ни один демон, если только не хочет потерять последнее уважение к себе, не должен закрывать глаза на такую возможность оскорбить высшее небесное существо. Даже если после этого, как в Аризоне, все помещение выгорит изнутри.

— Еще немного и расплачешься как ребенок.

Может, это и было преувеличение, но не особо большое. Гавриил выглядел грустным. У него даже глаза блестели. В первую пару сотен лет после понижения в звании это хотя бы было забавно, а сейчас он казался просто жалким.

— Небеса не победят в войне. Вы же ангелы, половина из вас и драться-то не умеет.  — Как  и половина демонов, но у них все-таки был Иеремиил. — Так что насчет моей смерти можешь не переживать. Мы одержим победу, поднимемся на небеса и сожжем всех ангелов в адском пламени.

— Ага, — кивнул Гавриил, и это, вероятно, был первый в истории случай, когда он сказал «ага». — Может и так.

Он прижал к себе перекинутое через руку пальто, резко развернулся на каблуках и исчез с коротким звуком электрического разряда.

— Какой же он тупой, черт возьми, — сказал Хастур вслух, потому что тишина неожиданно показалась ему пугающей. В плохом смысле. — Как будто не ясно, чем все закончится.

Демоны победят. И сожгут всех ангелов.

Вообще всех.

И Гавриила, конечно, тоже. Он больше не будет втаскивать Хастура в идиотские споры и ни с того ни с сего повышать на него голос. И не будет больше его дурацких напрягающих улыбок. И раздражающего ангельского упрямства. И невероятной глупости, определенно обостряющейся с каждым годом. Потому что самого Гавриила больше не будет. Никогда. Совсем.

Хастур сел на свой помятый плащ, рядом с недоеденной крысой, и расплакался как ребенок.

▼…И сразу после⬍

У Табриса были очень простые планы: напиться, позвонить Варахиилу и убедиться, что наверху все спокойно, никаких лишних угроз, напиться еще раз, позвонить в секс по телефону. Не обязательно именно в этом порядке, но более или менее так.

И, последний, кого он ожидал увидеть, войдя в свою квартиру в Сиэтле, — квартира была довольно-таки секретной, хоть и не наравне с домом Джеки и Лоры, — так это Гавриил. Точнее, большой мрачный стог перьев на своей софе, в котором за несколько секунд удалось опознать завернувшегося в крылья Гавриила, но первоначальный пугающий эффект никуда не делся.

— Привет? — Табрис подошел ближе, перебирая в голове подходящие отговорки на случай любых неприятностей. — Ты в порядке? Знаешь, если тебя что-то расстроило, у меня есть ящик польской водки, от Гезарии. Ну, и кокаин, но тебе типа не стоит с такого начинать.

Гавриил медленно убрал крылья. Вид у него был странный и немного помятый — что, в принципе, нормально, учитывая все случившееся.

Табрис избегал возможности получать информацию напрямую, потому что обычно с информацией вместе можно было получить что-нибудь еще, вроде удара по лицу. Но у него были друзья, которые обычно охотно делились увлекательными историями. О том, примерно почему не состоялся конец света. О том, что Азирафель не горит в адском пламени — насчет этого у Табриса были небольшие подозрения, но пока что он их проверять не собирался, — поэтому просто уволен без выходного пособия. О том, что Иегудиил, как оказалось, планировала предоставление политического убежища всем потомкам Фануил, а это здорово смахивало на создание армии омерзительных тварей.

Очевидно, Гавриил был довольно близко к эпицентру всей этой хрени. Неудивительно, что он решил замотаться в свои крылья. Удивительно, что в квартире Табриса.

— Я в порядке, мне нужно с кем-нибудь обсудить пару вопросов, и ты — единственный вариант. С Азирафелем мне не стоит общаться, А Тамиэль… Помимо всего прочего, а я, конечно, не стал бы обсуждать такие личные вопросы с демоном, она сейчас занята. Со мной кое-что случилось. И мне нужен совет. При условии, конечно, что ты обещаешь мне не поступать с полученной информацией дурно.

Он скрестил руки на груди и беспокойно улыбнулся.

— Я не знаю, что ты хочешь услышать, но давай так: я торжественно клянусь, что не стану шантажировать тебя тем, что узнаю, а если я сейчас соврал, то пусть меня на год оставят без сладкого.

— Я говорю серьезно, — взгляд Гавриила стал еще более строгим. — Либо ты не будешь мудаком, либо тебя ждут самые большие неприятности из возможных.

— Я бы не стал делать доводить до падения. Типа, если я паду, то в твоей новой свите будет сто процентов падений, а это даже больше, чем у Люцифера и…

— Заткнись.

Наконец, Табрис понял, что именно выглядело странно. Гавриил был одет небрежно. Не с показной небрежностью, которая ему очень нравилась, а так, будто на середине выбора наряда ему вдруг стало все равно, насколько сочетаются всякие цвета со странными названиями, вроде «орхидейный» и «гелиотроповый», и не выглядит ли вульгарно галстук в мелкий горошек.

— Ладно, что с тобой случилось? Обещаю не быть мудаком.

— Я сделал глупость из-за всей этой суеты с концом света, и не знаю, что делать дальше. — Гавриил драматично вздохнул, прежде чем признаться: — Я лишился целомудрия.

Вот это трагедия. Табрис с трудом удержался, чтобы не фыркнуть.

— Надеюсь, с хорошим парнем? Это был парень, да? Я давно догадывался, и я уверен, что ты подцепил себе кого-нибудь симпатичного. Но, знаешь, если это оказался какой-нибудь ублюдок, то не принимай близко к сердцу, в море полно рыбы, уж я-то знаю и…

— Мне не стоило заводить этот разговор, — сухо ответил Гавриил.

Он задумчиво огляделся, встал с софы и отряхнулся с таким видом, будто здесь вправду было грязно.

— Где здесь поблизости продают животных? Мне… — он приложил руку куда-то в район желудка и замер на несколько секунд. — Мне определенно не нужно есть, но я хочу.

Табрис и сам одно время думал попробовать убедить Гавриила, что раз у него есть перья, значит ему понравится корм для птиц, но, похоже, кто-то его опередил.

— Это демон. Тот парень. И он… Знаешь, он совсем не был жестоким. А ведь так было бы проще.

— Только не говори, что ты типа надеялся, будто его убьют и тогда трах не будет считаться.

— Что? Нет. Господи, я даже не думал об этом в таком разрезе. Я… знаешь, конец света — немного пугающая идея, даже если ты уверен, что выживешь и будешь править землями праведников.

Ага, кто-то боялся навсегда остаться девственником. С ума сойти. Табрис бы посмеялся, но ему определенно не нравится несчастный вид Гавриила, и ухудшать ситуацию он не хотел.

— Но это даже не самое плохое. Гораздо хуже то, что, кажется…  — Гавриил на пару секунд стиснул челюсти с такой силой, что Табрису послышался треск зубной эмали. — Ты когда-нибудь влюблялся в женщин, с которым спал? Всерьез влюблялся? Есть способ точно понять, случилось это или нет?

Понятно, трагедия была не в том, что Гавриил занялся сексом и ему понравилось, а в том, что он захотел все это сделать по любви. Не то, чего Табрис ожидал от Гавриила, но и ничего сверхъестественного.

Табрис мучительно пожалел, что не может прямо сейчас отправиться домой, к Джеки и Лоре. Туда, где он изливает душу и ноет о том, как его жизнь пошла не так. Слушать о чужих проблемах у него не очень выходило.

— Зоомагазин в трех кварталах к центру, но насчет остального — без обид, но я не Тамиэль, я из всех чувств знаю только похмелье.

Гавриил развернулся и направился к выходу, но в паре футов от двери остановился. Ладно, похоже, ему действительно было хреново.

— Он любит говорить о моей красоте. Никто больше…

— Гавриил, тебе, типа, постоянно говорят, что ты красивый. Только при мне подобное случалось раз восемь, а мы не особенно много общаемся. Я думаю, люди тупо используют это слово, чтобы тебя описать. В одном ряду с «высокий, но не слишком» и «немного за сорок».

— Но когда это говорит мой демон, звучит по-другому. — «Мой демон» прозвучало высокопарно даже по меркам Гавриила. — Когда он это говорит, он имеет в виду нечто большее. Я не глупец. Я понимаю, что на самом деле никому на небесах никогда не нравился.

Господи боже, кто это и что он сделал с Гавриилом?

— Я не знаю причин. Может, я слишком усерден в своей работе. Может, другие мне завидуют…

А, нет, все в порядке, Гавриил на месте.

— Слушай, у меня есть идея. Я же пропащая душа, так? Сверху донизу одни грехи и непонятно, на чем крылья держатся. — Гавриил смерил его осуждающим взглядом и Табрис захотел увидеться с Джеки еще сильнее. Покурить, поболтать о всяком. — И типа когда я делаю что-то , чего ангел делать не должен, все такие просто «это же Табрис».

— Именно.

— Позвони Азирафелю с моего номера. Все решат, что ему звонил я, наверняка потому что хотел продавать наркотики через его магазин или что-то в этом духе, это же я. А ты с ним поговоришь про все свои проблемы. Всякие «когда он говорит, все звучит иначе» и прочая сентиментальная чушь — это по его части. Люди постоянно такое в книгах пишут.

Помогать Гавриилу с душевными переживаниями — все равно что помогать крокодилу вылечить зубную боль: очень благородно, но после тебе, скорее всего, понадобится помощь нескольких врачей, в том числе психиатра. И новые пальцы. Так что Табрис не горел желанием заниматься чем-то в этом духе.

— Превосходная идея. Я знал, что ты найдешь решение. Кстати, а ты все еще общаешься с Гагаллим? Это ведь ей вручили новых ангелов?

— Праведников с привилегиями? Ну да, типа, это ее. Хотя если честно, она эту работу просто терпеть не может, говорит, лучше бы проверяла дальше города на наличие грешников.

— Мне, возможно, понадобится услуга от одного из ее подопечных. Надеюсь, ты сможешь это устроить. — Гавриил наконец-то звучал как Гавриил: спокойно и самоуверенно. Табрис не сказал бы, что это вселяет в него оптимизм, но по крайней мере, мир уже выглядел немного менее накренившимся. Даже если Гавриил просто притворялся пришедшим в чувства. — Три квартала к центру — это налево или направо от твоего дома?

— Налево. Я поговорю с ней, если объяснишь мне, что именно тебе нужно.

— Позже, — ответил Гавриил и скрылся за дверью.

Отлично. Не факт насчет звонка Варахиилу, но напиться Табрис успеет.

Конечно, Гавриилу было далеко до Джеки, но Табрис определенно ненавидел его меньше, чем любого из предыдущих начальников, хотя он сам себе бы в этом не признался. Может, тот и вправду где-то был ему как отец. Глупый и несговорчивый, но так уж оно бывает.

+++

После конца света все ощущалось иначе. Даже парковые утки клевали брошенные им вареные овощи как-то по-другому.

— Ты опять копался в моем телефоне.

— Естественно. Я же обязан приносить горести и страдания.

Азирафель мог бы спросить, как Кроули нашел на это время время посреди апокалипсиса, но посчитал, что это будет неуместно.

— Что ж, тебе удалось. Ты мог хотя бы подобрать новые рингтоны так, чтобы было понятно, кто звонит? Я не прошу никого не переименовывать, но…

— Я подобрал их идеально.

— И как я должен был понять, что песня о примадонне, винящей других в своих неудачах, играет когда мне звонит Гавриил?

— У тебя в записной книжке есть кто-то, кому она подошла бы больше?

— Не считая половины рая? Ты сам, например.

— Слова могут ранить, между прочим. Для себя я  подобрал что-то более стильное.

— Для себя ты подобрал ужасно звучащий синтвейв.

— Тебе не нравится El Huervo? Мое сердце разбито.

— Мое тоже. Магазин остался в жутком беспорядке после случившегося, и мне потребовалась пара минут, чтобы найти телефон. А Гавриил позвонил мне в четыре утра.

— Он всегда был ранней пташкой.

С этим спорить не приходилось: более раннюю пташку представить себе было трудно. Даже к Деве Марии он заявился с благой вестью за полчаса до рассвета и перепугал бедную девушку настолько, что малыш Иисус едва не стал выкидышем. Справедливости ради, дело было скорее не во времени визита, а в самом факте появления в спальне незнакомого мужчины. И в том, что Гавриил одевался как римлянин. По слухам, он еще и назвал Марию «человеческой самкой», но Азирафель этим слухам предпочитал не верить. Он был не самого высокого мнения о Гаврииле, но не до такой степени.

— И зачем же он звонил?

— Сказать «я не должен с тобой разговаривать» и повесить трубку.

— Мне стоило больше постараться, подталкивая Хастура к нему. Честное слово, они бы стали прекрасной парой.

Кроули был прав.

В сущности, им обоим стоило бы стараться больше — или, наоборот, не вмешиваться. Может, Гавриил и не заслуживал сочувствия — положа руку на сердце, он был одинаково ужасен во времена падения Люцифера, изгнания Адама и Евы, распятия Иисуса и подготовки к концу света, — но хоть немного помочь ему избежать особенно болезненных ударов было бы правильно.

— Судя по твоему выражению лица, это не конец истории.

— Конечно же нет. Он звонил мне еще пять раз.

— Черт подери.

— С номера Табриса.

— Черт подери снова.

— Именно. Если бы я не ненавидел «Mambo Number 5» до этого, то возненавидел бы теперь. — Впрочем, эта песня со всей возможной точностью подходила Табрису, здесь Кроули никак нельзя было отказать в верном выборе.

Азирафель не то, чтобы не любил Табриса. Это было бы преувеличением. Скорее он считал, что держаться от Табриса подальше — разумное решение, если не хочешь оказаться неожиданно втянут в аферу с шантажом и подлогом, затеянную им от скуки. Табрису постоянно было скучно, он никогда не знал, чего хочет, и бесконечное множество раз прикладывал свой, несомненно, острый ум к навлечению неприятностей на себя и окружающих.

Это с равным успехом могло быть совпадением и частью божественного плана, но в самом факте сомневаться не приходилось: у свите каждого архангела была доведенная до абсолюта его копия. Зепар был большим Селафиилом, чем Селафиил, а Астарот — большей Михаил, чем Михаил. И почти все эти бета-архангелы с треском пали в первую пару тысяч лет после сотворения Земли. Было лишь одно исключение, которое наверняка уберегло небеса от больших бед.

Табрис был большим Люцифером чем Люцифер, и он остался на небесах, чтобы докучать другим ангелам. Так что да, рингтон с навязчивой песней о ночных похождениях подходил ему на гораздо большем количестве уровней, чем могло показаться на первый взгляд.

— Пять? Похоже на настоящее отчаяние.

— Это не смешно. Ко мне как раз заходила миссис Макдугал, которую ты, возможно, помнишь. Любительница Китса и валлийских кулинарных книг. Я не смог отойти от нее на время одного разговора, и  теперь она считает, что у меня есть маленькая дочь, недавно впервые поцеловавшаяся с мальчиком. Или даже что я — педофил, очень неуклюже пытающийся успокоить жертву.

— Не думаю, что я хочу узнать, почему она пришла к подобному выводу.

— Тебе придется. До того, как исправить последствия твоего вмешательства, я услышал эту проклятую песню четыре раза до того, как сменил рингтон, и ты узнаешь, почему, хочешь того или нет.

Азирафель никогда не считал себя противником прогресса. Люди изобрели множество потрясающих вещей, и одной из них были мобильные телефоны.

Но, видит бог, после того как он сам, его магазин и весь мир вокруг едва не были уничтожены, Азирафель предпочел бы заняться примерно чем угодно, кроме возни с настройками телефона. К тому же, какова была вероятность, что кто-то позвонит больше трех раз за день?

— Сначала Гавриила интересовали признаки скорого появления нефилимов.

— Тебе стоило дать ему мой номер, я знаю самый лучший признак: Азазель ходит кругами по всему аду, заводит разговоры буквально с каждым встречным, и обязательно невзначай вворачивает «а сегодня кто-то трахнул ангела» между репликами. У него какой-то странный фетиш.  Кстати, за последнее время такое случилось целых пять раз, так что, возможно, Гавриил не так уж неправ.

— …Затем он перезвонил, и, заверив меня, что этот вопрос никак не связан с предыдущим, уточнил, мог ли «чисто гипотетически», — Азирафель изобразил пальцами кавычки, —  он забеременеть, если у него нет матки и яичников. И если точно не мог, тогда почему ему грустно, холодно и хочется есть. Может ли это быть связано с потерей целомудрия, было ли так у меня и другая подобная чушь.

— Я так полагаю, именно это услышала миссис Макдугал? Тебе стоило включить громкую связь. Это бы повлияло на ее картину мира, но, по крайней мере, у тебя не появилась бы воображаемая дочь. Или у этой дочери был бы очень низкий голос.

— Спустя час Гавриил перезвонил снова и спросил, не знаю ли я, случайно, сколько крыс он может съесть за неделю без риска потолстеть. Я не знаток восточной кухни, но из чистого любопытства попытался узнать, о каких именно крысах идет речь, как приготовленных, с какими специями, под соусом или без. Должен заметить, он очень ловко ушел от ответа, и я в качестве компромисса, сказал, что если крысы не живые, то от десятка за неделю с ним вряд ли что-то случится.

— А потом он позвонил в четвертый раз и спросил, где купить красивое, но целомудренно выглядящее нижнее белье?

— Нет. Четверть часа спустя он уточнил, насколько рискованно превышать квоту в десяток крыс, изменится ли ситуация, если их будет, скажем, дюжина. Пришлось солгать ему и сказать, что на дюжине нужно срочно остановиться.

— Боюсь даже представить, что за драма таилась в пятом звонке.

— Он спросил меня, как разговаривать с демонами.

— О.

В сущности, это был очень простой вопрос, но наиболее очевидный ответ — «так же, как со всеми остальными» явно не подходил.

— Вряд ли ему бы где-нибудь на небесах встретился советчик лучше.

Несомненно. Наверняка многие ангелы время от времени общались с демонами, по тем или иным причинам, — но ни один из них не рискнул бы признавать это вслух.

Из вежливости Азирафель пропустил ту часть разговора, где Гавриил делился гипотезами насчет их с Кроули отношений — «ты единственный знакомый мне ангел, который спал с демоном, но не подумай, что я тебя осуждаю» и все в этом духе. Связанные с сексом вещи всегда были для Гавриила больной темой, и, похоже, потеря целомудрия не особенно помогла.

— Например, он хотел узнать, можно ли у демона просить прощения, или это у вас считается оскорбительным.

— Гавриил хотел узнать, как просить прощения? Ты не думал, может быть, конец света все-таки наступил?

Азирафель пожал плечами. Несмотря на ее очевидную ошибочность, ему нравилась популярная среди людей мысль о том, что конец света — явление субъективное. И для некоторых он наступил, а другие его даже не заметили.

— Я сказал, что пусть просит прощения, если считает нужным, но главное — пусть выслушает ответ и примет его, каким бы тот ни был.

— И ты думаешь, это сработает? По-моему, слишком сложная инструкция для Гавриила.

— Я добавил «надень что-нибудь красивое», чтобы ему было проще. Пусть хотя бы попытается стать счастливым.

Кроули хмыкнул в знак согласия.

Данные им в свое время описания были слишком расплывчатыми, исходя из них невозможно было сколько-нибудь точно предположить, сделает ли Гавриила счастливым этот Хастур или нет. Но, возможность подобного исключать было нельзя.

Впрочем, откровенно говоря, прямо сейчас шансы Гавриила на счастливые отношения занимали Азирафеля меньше, чем молодой селезень, в третий раз подряд упускавший кусочек цукини.

+++

— Должно быть, в аду сегодня недосчитались демона. — Раздался у Хастура за спиной низкий, чуть хриплый и давно знакомый голос. — Потому что какое-то ссыкло торчит в этом клоповнике.

— Что ты…

— Какого хера, Элвис? На земле миллиарды кабаков, а ты решил отпраздновать просранный апокалипсис в какой-то дыре посреди макаронного царства. И ты даже не бухаешь. Я разочарован.

Бар находился ближе всех к тому месту, где они с Гавриилом впервые поговорили, но Хастур точно знал, что не будет сообщать эту информацию Эйнджелу.

На самом деле, бар был довольно уютным и жабе здесь нравилось. Темно, немного влажно. Мало посетителей — собственно, сейчас, кроме Хастура и Эйнджела, в зале был только старик, сидевший, привалившись боком к стене, глядя на полупустую пивную бутылку — остальных возможных посетителей отпугивало отсутствие англоязычного меню, мрачный вид бармена и тянувшийся со стороны туалета запах мочи. Старик чем-то смутно напоминал Поплия, и, скорее всего, тоже собирался умереть в ближайшие несколько часов. Скорее всего, у него будет сердечный приступ по пути домой. Хастур неплохо чуял такие моменты.

— У меня есть для тебя целый поезд идиотских писем и посылок. Во-первых, от Женщины-Змеи…

Эйнджел не изменил привычке называть всех как угодно, только не по имени, и когда речь заходила о демонах, отследить логику было совершенно невозможно.

— «Извини, что убил твоего брата, но это была самооборона, целую, Кроули», — с выражением зачитал он надпись внутри открытки, на обложке которой один мультяшный кролик дарил другому букет ромашек. — «Постскриптум: мое место освободилось, так что у тебя есть шансы». Еще письмо от Маленькой Мисс Счастье: «Богул говорит, ты умеешь быть терпеливым. Это замечательно, потому что Гавриил бывает немного трудным, и если ты не готов…» Короче, сам читай эти сопли. Тут три листа писанины.

Он грубо запихнул письмо обратно в конверт и кинул в сторону Хастура. Конверт ударился об его сложенные руки.

— Зачем ты здесь?

— Знаешь, Элвис,  иногда ты тупее овцы, которую мой дедуля трахнул в Алабаме, когда ему было четырнадцать. Ладно, давай подъезжать к самому главному. Иди сюда, — он наклонился к Хастуру через покрытую разводами столешницу и тот неохотно подался навстречу: его жизнь все равно катилась непонятно куда, хуже стать не могло. — От меня и Полковника Сандерса…

Эйнджел быстрым движением вытащил из нагрудного кармана небольшой значок и приколол его к лацкану пальто Хастура.

— Почетное второе место в гонке, — торжественно объявил он.

— Что?

— Полковник Сандерс…

— Кто?

— Азазель. — Вздохнув, Эйнджел посмотрел Хастуру в глаза и явно прочитал в них немой вопрос. — Потому что у него дохера крылышек. И он черный. Не отвлекай. Короче, помнишь, Полковник Сандерс устраивал у вас гонку — кто быстрее трахнет архангела, тот и молодец? Ты занял почетное второе место, поздравляю. Держи свой значок, носи с гордостью.

Забавно. На фоне всей этой истории с концом света, Хастур как-то не то, чтобы забыл, но вытеснил мысли о пари на самый задний план, и не связал их с тем, что произошло на бойне.

Интересно, кто успел раньше него и когда именно?

— Полковник Сандерс сказал, что приза не будет, — предупредил Эйнджел. — То есть кроме самой игры в бильярд с королевой школьного вечера.

Хастур рассеянно кивнул. Вообще-то ему сейчас меньше всего было нужно еще одно напоминание об истории с Гавриилом.

Все, чем он когда-либо занимался, закончилось или потеряло всякий смысл: статус Мора как всадника вряд ли будет в ближайшее время восстановлен, апокалипсис не состоялся, рассчитывать на поддержку Лигура теперь не приходилось, и, что хуже всего, теперь у него не было никакой необходимости соблазнять Гавриила. А еще тот наверняка уже понял, какую глупость сделал тогда на скотобойне и в ближайшие лет триста даже не спустится на землю.

И уж точно он не захочет снова видеть  Хастура, учитывая то, что тот, так жестоко воспользовавшись моментом слабости, лишил его целомудрия. Того, чем он так гордился, что любил в себе больше всего.

Лилия сада господня втоптана в грязь и никогда больше не станет прежней.

— Вообще я не ожидал, что ты чего-то добьешься, и Полковник Сандерс, если честно, тоже. Но, наверное, пора бы переходить к делу. — Эйнджел вытащил из кармана спичечный коробок с жевательным табаком и положил порцию себе в рот. Длинная черная многоножка пробежала по его пальцам — жаба нашла ее вид очень занимательным — и скрылась в рукаве. — Мы тут пересеклись со Шкетом. Парень неплохо устроился, хотя в голове у него по-прежнему опилки.

Хастур подумал, что, возможно, зря не заказал себе чего-нибудь выпить. Он не любил спиртное, но иногда оно действительно помогало.

— Словом, у Шкета есть одна подружка, там, наверху, а у нее есть давний приятель, и ты наверняка знаешь, как муравьи бегают стайками. У того приятеля есть начальник, который абсолютный идиот, и к тому же влюблен в одного демона. И тот демон тоже тот еще идиот, но, к счастью, у него тоже есть один друг… — Эйнджел шумно всосал слюну сквозь стиснутые зубы. — И если честно, то я жду момента, на котором ты спросишь «Что?».

— Что?

Эйнджел улыбнулся, откидываясь на спинку стула, вытаскивая из кармана потертый мобильный телефон.

— Мисс Сентябрь хочет с тобой поговорить. И если ты не против, то я сейчас отправлю Шкету сообщение, и через минут пятнадцать, если не заблудится по дороге, Мисс Сентябрь будет здесь. Если ты хочешь его увидеть, конечно. Только решай поживее, время не резиновое.

Вариантов было много, больше чем хотелось бы. Это мог быть тупой розыгрыш — Эйнжел вряд ли стал бы участвовать в чем-то таком без личной выгоды, но если ему сказали что это поможет повышению до демона, мог и согласиться. Но если это не розыгрыш и Гавриил правда хочет его увидеть, то с ним придется говорить о случившемся. Просить прощения как-нибудь. А, может, он вообще хочет отомстить за произошедшее грязное надругательство и попытается убить Хастура. Небеса ведь не против войны, а мертвый демон, пусть даже всего лишь полукровка — не то, что ад может оставить без внимания.

Собственно, первая война именно так началась — Люцифер прислал к братьям и сестрам парламентеров из числа падших с ним ангелов, и первому же из них Иеремиил пробил череп копьем. Асмодей, увидев это, сказал, что небеса должны заплатить за подобное гнусное убийство, а кто не согласен — пусть поцелует его пернатый зад. И после этого легионы демонов ринулись в бой. Имя парня, которого убил Иеремиил, конечно, никто не помнит. И никто не вспомнит имени Хастура, если Гавриил вырвет ему все внутренние органы, мстя за поруганную невинность.

Жаба незаметно лягнулась, намекая на то, что Хастур зря драматизирует.

Он погладил жабу и, собравшись с силами, кивнул.

— Другое дело. Горжусь тобой, так и знай, — Эйнджел быстро набрал сообщение и отложил телефон на стол.

Хастур посмотрел на значок. Тот был приятного зеленого цвета, круглый, с надписью «ты старался» и маленькой белой звездочкой в середине. Лигур бы умер от зависти: ему и того не досталось.

Чтобы хоть как-то справиться с чувством неловкости, накладывавшемся на тревогу и ожидание, собираясь с ними вместе с отвратительный сэндвич, Хастур снова уставился на старика. Тот, будто почувствовав взгляд, зашелся шумным влажным кашлем. Интересно, что это? Нужно будет запомнить на будущее. Может, найти потом тело и обследовать. В последнее время Хастур мало работал с уже мертвым человеческим материалом, а, может быть, зря.

Лигур, кстати, упоминал, что морги в Штатах могут быть опасными, но особо не уточнял, почему. Впрочем, американцы ели столько антибиотиков, что ни одна интересная болезнь не выживала. Может быть, пришла пора вернуться в Старый Свет. Тем более, вроде бы, несмотря на неприятности с апокалипсисом, планы по ближайшим эпидемиям и стихийным бедствиям никто не откладывал.

Устав от вида кашляющего старика, Хастур перевел взгляд на расслабленно вертевшего в руках телефон Эйнджела. Они особо не общались, но от Богула Хастур знал, что тот встречается с каким-то каннибалом и пытается сделать карьеру в седьмом круге. Хорошо. В мире было не так много существ, которых Хастур мог назвать «своими бывшими», но Эйнджел определенно относился к этой категории и по-своему приятно было знать, что он приспособился к посмертию. Не зря в него было вложено столько сил.

Хастур задумался о том, кого еще мог бы причислить к бывшим, и понял, что особо на ум никто не идет. Как и положено уважающему себя демону, он в основном держался от отношений подальше.

— Ладно, все, свидание устроено, пора в седло, ковбой. Если Шкет нигде ничего не напутал, то Мисс Сентябрь должен ждать тебя в переулке. Вон там, — Эйнджел указал большим пальцем на боковую дверь. — Иди. И не опозорь своего батю, не одному ж ему трахаться с непонятной паранормальной хренью.

Отступать было глупо, а спрашивать, что именно Эйнджел имел в виду — еще глупее, так что Хастур мужественно вышел на улицу, оставив того в баре.

Никаких дурацких розыгрышей: Гавриил действительно ждал именно там.

В переулке, рядом с мусорными баками — почти как в Праге, только здесь не готовили еду, так что пахло только прокисшим пивом, мочой и почему-то собачьей шерстью, — было тесновато. И, возможно, если бы Хастур не привык видеть Гавриила на любом фоне, хоть в джунглях, хоть в римской канализации, он мог бы сказать, что тот выглядит тут неуместно. Слишком величественно для этого фона и так далее, особенно в очередном дорогущем наряде — хорошо хоть, что без шарфика. В спортивном костюме он смотрелся бы тут лучше.

Интересно, а носки на нем опять белые? Хастур наклонил голову набок, подступая на шаг ближе, пытаясь присмотреться, но уже заполнивший переулок жидкий полумрак не давал определить цвет носков точно.

Потом он спросил себя, почему вообще это его так заинтересовало, — но ответить на этот вопрос так и не смог. И, на всякий случай, снова перевел взгляд на лицо Гавриила.

Тот кивнул в знак приветствия, а потом произнес какое-то слово одними губами. Едва заметно вздрогнул. Откашлялся. Облизнулся и на несколько секунд прикрыл глаза, видимо, собираясь с силами.

— Прости, — сказал он, наконец, так тихо, как это только возможно.

— Что?

— Прости, что я назвал тебя мерзкой штукой. Ты не «штука», кем бы ты ни был.

— Ничего страшного. Демонов не задевают оскорбления. — Если их оскорбляет другой демон, по крайней мере, но Хастур не планировал развивать эту тему. Что-то ему подсказывало, что Гавриил не особенно умеет просить прощения и эту часть разговора лучше не затягивать. И вообще: у того был немного несчастный вид, ему определенно стоило немного поднять настроение. К счастью, Хастур точно знал, как. — Ты сегодня очень яркий. Тебе идет.

Пожалуй, этот джемпер был примерно того же насыщенно-фиолетового оттенка, что и рубашка, которую Гавриил носил во Вьетнаме, но другая ткань заставляла цвет казаться более плотным. Или дело было в сиреневом шейном платке с крошечными геральдическими лилиями. И брюках под цвет. Возможно, Гавриил был единственном в мире существом, которое не выглядело глупо в сиреневых брюках. Даже стоя рядом с мусорным баком.

— Значит, тебе нравится? — Гавриил вздохнул с легкой улыбкой и обвел рукой свой наряд. — Что ж, я больше не прежний невинный ангел, которому под стать пепельный кашмир и серебристый шелк. Теперь мне нужны более насыщенные цвета. Раскрепощенные. Более… сексуальные. По крайней мере, в свободное от работы время.

Хастур не был уверен, что понимает, как цвет может быть сексуальным, но мысль о том, что это все — не рабочая встреча, немного успокаивала. Убийство с целью отомстить за отнятую невинность, пожалуй, считалось бы работой.

— Эйнджел сказал, ты хочешь поговорить.

— Да.

Улыбка Гавриила на секунду стала шире, но потом исчезла, он снова шумно вздохнул и поправил платок. Тот чуть дрогнул под его пальцами, геральдические лилии побледнели, потом превратились в ромбы, которые налились темным вишневым цветом и немного разъехались в стороны. Интересно, сколько чудес на это ушло? Раньше Хастуру показалась бы абсурдной подобная трата, но он давно уже начал догадываться, что для Гавриила одежда в частности и возможность хорошо выглядеть вообще, значит очень много. Это что-то вроде создания контролируемого пространства вокруг себя.

— Понимаешь, насчет «Ханны Монтаны»… Жаль, что ты не смотрел, но я попробую пересказать. — Этого стоило ожидать: вместо того, чтобы хоть как-нибудь объяснить случившееся, Гавриил планировал завести очередной разговор непонятно о чем. Хотел бы Хастур понимать, что происходит в этой большой красивой голове. — Это история о поп-звезде, которая скрывает, что на самом деле она — обычная школьница. Ей приходится жить двойной жизнью, но…

— Подожди. Она — обычный человек?

— Ханна — звезда. Но да, технически, она человек. Девочка.

— И выглядит как человек? — ладно, разговор обещал быть по крайней мере интересным.

— Естественно.

— Что именно и как она скрывает?

— У нее есть парик, в котором ее не узнают. Заткнись, пожалуйста, и дай мне договорить. Словом, это для нее очень тяжело — скрывать настоящую себя. И однажды на концерте она срывается и рассказывает публике все. Кто она. Чем она живет и что ее волнует. И все, кто пришел на концерт, говорят, что она должно оставаться звездой. Что они любят ее именно такой. Что им нужна не школьница с ее проблемами и тревогами, а певица, под хиты которой они хотят танцевать. Ведь не важно, какой ты на самом деле, важно, каким тебя видят другие.

Какая-то депрессивная мораль. Возможно, Балам все-таки вложился в этот сериал.

— Я много об этом думал. — В этом Хастур не сомневался: если Гавриила что-то увлекало, он не прочь был потратить на обдумывание много времени. — И понял, что так и есть. Тебя не волнует, что я — могущественный и отважный архангел, ты видишь во мне уязвимое, наивное, глупое существо, которое так легко соблазнить и подчинить своей воле.

— Но… — да, Гавриил был не слишком умен, а порой и наивен, но отказать ему в отваге Хастур никак не мог. Да и насчет уязвимости сомневался.

— И я согласен быть для тебя именно таким.

Во всем этом ощущалась какая-то огромная логическая ошибка, но Хастур не был уверен, что она так уж плоха. Он попытался разобраться в этом наблюдении, но Гавриил неожиданно сгреб его в объятья и прижал к себе так сильно, что выдавил воздух из легких.

— Я хочу, чтобы ты осквернил меня всеми известными способами. — Он поцеловал Хастура в щеку. — Еще раз и еще. — И в мочку уха. — Скажи, что делать, я буду твоей покорной подстилкой. — И в угол нижней челюсти. — Твоей бессловесной игрушкой.

Потом снова в щеку и в подбородок. Это были легкие, быстрые, немного неуклюжие поцелуи, сыпавшиеся с такой скоростью, что даже жаба растерялась. Конечно, Хастура целовали раньше, особенно в разгар эпидемии сифилиса, но подобным образом — ни разу. И прервать происходящее, чтобы указать Гавриилу на некоторые ошибки в его рассуждениях, никак не получалось.

Хастур почувствовал, что кто-то стучит по его спине костяшками пальцев, как обычно стучат в двери.

— Эй, Элвис, я забыл сказать, но тут еще одна штука.

Гавриил нехотя разжал объятия, позволяя Хастуру повернуться к неизвестно когда вернувшемуся в переулок Эйнджелу. Удивительно, как хорошо один неловкий разговор может спасти от другого.

— Мне позволили выйти только до конца ночи, а у них часы приема, сам понимаешь. Короче. Навести Снежка как будет время. Он в доме для престарелых, в пригороде Чикаго. Приют святого Джейкоба. Я записал адрес. — Эйнджел протянул ему мятую салфетку. — Как будет время — заскочи к нему, скажи, что он пидор.

— Ладно. — Никогда раньше Хастур не был так рад возможности подышать.

— И еще кое-что.

Что-то в чертах лица Эйнджела будто перекосилось из-за чего он окончательно перестал походить на человека. Обычно возвышение праведника до младшего демона занимает целую вечность, но он хорошо продвигался. По всей видимости, если в ближайшие годы конец света все же не состоится, в аду появится первый за всю историю демон с татуировкой «Get Some!».

— Попробуйте быть друг с другом меньшими идиотами. Ей-богу, на вас еще в Наме смотреть было больно.

— Что?..

— Расскажи ему все нормально, Элвис, будь большим мальчиком уже. Или я вам обоим надеру уши.

А потом он подмигнул, развернулся и ушел с таким видом, как будто и без его подсказок не было ясно, насколько глубоко все зашло в тупик из-за того, что один из них не очень умел говорить, а другой — не особенно хорошо слушал, даже когда старался изо всех сил.

Вообще, Гавриил сегодня уже постарался даже больше обычного, и Хастур ясно понимал, что пришла его очередь.

— Прости, если я сделал тебе больно или…

— Самую малость, но было даже приятно.

— Я не про секс. Я про все остальное. Для меня это тоже сложно. Понимаешь…

Нет, вряд ли ангел мог так просто понять, каково это — стыдиться, что открыл в себе способность любить или желание быть с кем-то нежным просто так, не ради искушения.

— Понимаешь, демоны не влюбляются. Никогда. Ни при каких условиях. Это слишком по-ангельски.

Гавриил издал какой-то странный, очень отрывистый и очень обиженный звук, поджал губы и по его коже пробежала едва заметная волна бледного свечения.

Это свечение Хастура всегда немного пугало, но на этот раз он заставил себя решительно подступить ближе и положить руки Гавриилу на плечи. Тот сегодня перешагнул через свои трудности и попросил прощения, так что правильно было бы как-то симметрично на это ответить. Например, быть смелым.

— Я ни разу… — Хастур не успел договорить, потому что Гавриил стремительно подался вперед и опять его поцеловал, снова легко и нежно. Видимо, он уже понял, что атака внезапными поцелуями работает и отказываться от этого метода не собирался.

— Ничего страшного. Я переживу, если ты никогда меня не полюбишь. Может, так даже лучше. Я буду твоей бессловесной и бесправной подстилкой, я ведь так и сказал, верно? Ты будешь использовать меня для удовлетворения потребностей, и никаких лишних чувств. — Гавриил продолжил целовать Хастура, но теперь в его словах отчетливо звучало беспокойство.

В этот раз, похоже, на спасение от Эйнджела рассчитывать не приходилось.

С одной стороны, Хастур понимал, что нужно объяснить, что именно имел в виду, а с другой — прерывать поцелуи очень не хотелось. Жаба недовольно заворочалась, но Хастур понятия не имел, как ее успокоить.

Наконец, поцелуи закончились, Гавриил подался назад и затих.

Прежде чем открыть глаза, Хастур сказал себе, что если Гавриил плачет, или хотя бы просто собирается это сделать — он отсюда сваливает. Обещать себе быть смелым — это круто, но плачущий архангел — это форс-мажор и обещания можно отменить. В Аризоне все едва не кончилось очень плохо.

— Я не это… — сделав глубокий вдох, Хастур открыл глаза.

Гавриил не плакал. Вид у него все еще был немного встревоженный, но он улыбался, и не так, как когда изо всех сил старался скрыть, что расстроен. Хастур неплохо научился разбираться в его улыбках и был почти уверен: эта вполне искренняя и под ней ничего не спрятано.

— Я знаю, как все исправить, — Гавриил с довольным видом похлопал его по плечу, — я могу тебя всему научить. Мы поможем друг другу: ты научишь меня заниматься сексом, объяснишь и покажешь, как на практике делаются все эти ужасные порочные вещи, а я научу тебя…

Он задумался.

Хастур задался вопросом о том, насколько странно это прозвучит, если он сейчас попросит у Гавриила разрешения поцеловать его между бровей.

— Быть вместе… проявлять к партнеру внимание… держаться за руки… делать друг другу разные приятные вещи… — каждую следующую фразу он произносил со все большей долей сомнения и улыбка потихоньку начала угасать. — Говорить комплименты, конечно. Это важно. Но физические проявления не так уж значимы, если задуматься. Сама по себе любовь вещь довольно простая. Знаешь, ты это просто чувствуешь. Я объясню, как.

Судя по всему, Гавриил сам не особенно хорошо разбирался в любви и вряд ли на самом деле мог что-то объяснить, но почему-то это скорее  обнадеживало, чем беспокоило.

— Не уверен, но, кажется, я уже что-то понимаю.

— Замечательно!

— Нет. В этом нет ничего замечательного. — Гавриил подался вперед, возможно снова планируя атаку поцелуями, но Хастур предупредительно выставил вперед руку, и тот послушно остановился. Кто бы мог подумать, что он умеет быть послушным. — Демоны не влюбляются, не заводят близких друзей, не вступают в брак. Это не совсем запрещено, но… как бы объяснить…

— Неприлично? — это было невероятно ангельское слово, но Хастур вряд ли бы смог найти более подходящее.

— Очень. Это осуждается буквально всеми в нашем обществе. Что бы ты сам сказал ангелу, который трахается налево и направо?

— Я такого знаю, ему бесполезно что-либо говорить.

— Правда?

— Неважно. Послушай, ты же можешь сказать, что я тебя заставил? Когда меня спросили о потерянном целомудрии, я так и сказал, и мне более или менее поверили, так что…

— Не думаю, что это сработает.

Гавриил опять нахмурился.

Несколько секунд они оба молчали, погруженные в свои мысли. Подумать было о чем: всякие зря сказанные и зря не сказанные слова, обещания и обязательства. Жаба глухо квакнула и Хастур ее осторожно погладил. Она явно тоже устала от этих слишком насыщенных дней.

— Вообще-то может ты прав. Мы не должны встречаться. Тем более, сейчас это опасно. Вся эта история с Антихристом… опять же, не думаю, что должен тебе говорить, но одна из моих младших сестер не пала только потому, что больше никто не хочет заниматься ее работой. Если правда станет известна, на нас могут захотеть отыграться.

Кое-какие слухи до ада уже докатились, так что Хастур примерно представлял ситуацию. Черт знает, что бы ждало их с Дагон, а может быть и саму Вельзевул, если бы ад был более единодушен — то есть больше похож на небеса. К счастью для всех, кто подготавливал провалившийся апокалипсис, остальные над ними только посмеялись и наперегонки помчались к Люциферу со своими планами. Пеймон вроде бы подготовил целый фотоальбом со снимками подходящих волчиц в красивых бриллантовых диадемах.

— Ага. Я понимаю. И даже если о нас никто не узнает, у нас может ничего не получиться. Только сделаем друг другу больно и все.

Гавриил открыл рот, чтобы ответить и Хастур успел подумать, что если тот решил, будто «сделаем друг другу больно» относится к сексу, то весь разговор был напрасным.

— Но мы же можем попробовать?

Они оба наверняка понимали, что из всех вещей, которые они могут попробовать, именно эту пробовать не стоит точно, но, с другой стороны, Хастур точно знал, что будет жалеть до тепловой смерти вселенной, если скажет «нет».

— А ты правда готов научить меня держаться за руки?

— Конечно. Если честно, — Гавриил пожал плечами, снова напуская на себя как можно более невинный вид, — я сам этого никогда не делал. Не в романтическом смысле, по крайней мере. Но не думаю, что держаться за руки так уж сложно. Давай проверим.

Хастур протянул ему руку, будто выпрашивающий подаяние нищий, и Гавриил плавно опустил свою ладонь сверху, так что выступавшие под пальцами бугорки уютно устроились на линии любви. Хастур осторожно обхватил его руку, привычно ожидая какого-нибудь подвоха. Все обязательно должно пойти наперекосяк. Всегда шло.

Но не в этот раз.

Он нежно стиснул ладонь Гавриила, чувствуя чуть ускоренный пульс.  Кожа была мягкой, даже нежной, но в руке чувствовалась сила. Кости внутри — хрупкие, как у человека. Хастур обвел ногтем выступающие костяшки, и Гавриил в ответ сжал пальцы чуть сильнее. Они были крепкими, и хотя крайние фаланги, пожалуй, действительно выглядели коротковатыми, это совсем не казалось некрасивым.

Щемящее чувство нежности сдавило у него что-то внутри, Хастур вдруг почувствовал себя одновременно абсолютно потерянным и находящемся на своем месте.

— Это так здорово.

— Неплохо, но секс мне понравился больше.

Хастур подумал, не стоит ли погладить другой рукой тыльную сторону его ладони, но потом решил, что это будет слишком много для первого раза — нельзя же в первый же вечер попробовать все, что-то нужно оставить на будущее. Поэтому он медленно разжал пальцы, позволяя Гавриилу убрать руку.

— Кстати, об этом. Я свободен как минимум до конца вечера, так что, если ты во мне не разочаровался, я бы провел с тобой еще немного времени.

Хастур подумал, что мог бы предложить вернуться в бар, но тут же отбросил эту мысль: вряд ли Гавриилу так уж понравится компания Эйнджела и собирающегося умирать старика, к тому же не факт, что у бармена найдется чистая вода.

— Я, помнится, приглашал тебя к себе. Ты все еще не против ко мне заглянуть?

Хастур кивнул, зная что вряд ли сможет что-то сказать сейчас вслух.

Он планировать провести вечер наедине с собственными мыслями и неожиданная смена курса слегка сбила его с толка. Может, даже чуть больше, чем слегка.

— Прекрасно, — улыбнулся Гавриил. — Боюсь, мы не можем вместе перенестись с помощью молнии, для тебя это будет вредно. Но я могу назвать координаты, думаю, ты найдешь. Можешь взять такси в Мичиган Сити, мой дом немного к западу от него, у озера и…

— Я знаю. Я пару раз хотел заглянуть к тебе, но потом решил, что было бы неправильно нарушить твой покой.

Если хоть часть этой фразы Гавриил и посчитал странной, то любые комментарии предпочел оставить при себе.

— Там красиво, правда?

— Очень. Мне понравился пляж. Много… разных вещей.

— Не море, конечно, но, — Гавриил пожал плечами, — там бывает интересно. Вода столько всего на берег выносит — просто удивительно. Люблю там гулять. Каждый день что-то новое. Один раз, например, я нашел сумку с мертвыми щенками. Довольно странный способ избавиться от мертвых щенков.

— А мы можем вместе прогуляться по побережью? Как пара?

— Почему нет?

— Держась за руки?

— Конечно. Обещаю тебе прогулку, — Гавриил лукаво улыбнулся, подаваясь вперед, — если обещаешь меня потом хорошенько оттрахать.

И Хастур пообещал.

Спустя примерно час он самым досадным образом узнал, что возбужденный Гавриил не всегда контролирует свои крылья. И что крылья эти именно настолько сильные, как он предполагал.

Но в остальном вечер прошел хорошо.

+++

Кстати, было еще одно письмо, только переданное Эйнджелом Мейеру, а не Хастуру, потому что передать его требовалось высоко наверх. Оно было коротким: «Пытаться затащить меня на небеса, используя происхождение моей бабушки, было очень глупо. Я скучаю по тебе. Позвони, пожалуйста».

▼Эпилог⬍

На пороге стояли двое. Оба — невысокие, смуглые, достаточно похожие между собой, чтобы сойти за отца и сына. Младшему было лет четырнадцать, явно слишком большое худи с надписью «Они убили Кенни, сволочи!» болталось на его плечах, но в остальном он выглядел очень опрятно — то есть полной противоположностью второго, чья одежда казалась липкой даже на вид.

Прежде чем Хастур успел спросить, кто они такие, и прежде чем Гавриил успел спросить у Хастура, зачем тот вообще открыл дверь, младший резко развернулся и ударил старшего в лицо. Тот пошатнулся, едва не потеряв равновесие, и об идеально-чистое крыльцо, покрытое доской из мореной сосны, ударились тяжелые капли темной крови.

— Сука!

— Извините. Давно хотел ему въебать, — младший улыбнулся.

Потом достал перочинный нож и разрезал ладонь испачканной кровью руки.

Все так же улыбаясь, он прижал ее к дверному косяку.

— Кровью первого убитого и кровью первого убийцы этот дом опечатан, — торжественно объявил он. — Никаких чудес и никаких нарушений границ в ближайшие сорок восемь часов. И у нас есть ордер, так что никаких глупостей, голубки. Закатывайся внутрь, неудачник.

— Какая же ты мразь, Авель. — С каждым словом кровь из разбитого носа текла все сильнее, и теперь крыльцо выглядело так, как будто здесь совершили жестокое жертвоприношение.

Авель показал Каину средний палец и перешагнул порог первым.

+++

— Как я уже сказал, у нас в порядке все документы, поэтому давайте без проволочек. Я еще успеть развлечься хочу. — Авель вытащил из кармана небольшой конверт и бросил его на журнальный столик. — В доме есть жрачка какая-нибудь? Может, хоть чипсы? Орешки соленые? А пиво есть?

Он наугад выдвинул пару ящиков из комода.

Проигнорировав Авеля, Гавриил взял конверт. Внутри действительно был небесный ордер, печать Селафиила мерцала розоватым светом, Сандальфон подписался ниже обычной синей ручкой — потому что, очевидно, Рафаил не собиралась тратить время на работу, даже если дело было связано с ее собственным братом. Документ стандартный: ордер на краткосрочный домашний арест с целью донесения информации о результатах заочного судебного заседания. Гавриил и сам отправлял подобные на землю — правда, не с Авелем. При других обстоятельствах он бы решил, что это очень лестно — принимать в своем доме подобного посланца.

С неприятным влажным звуком Каин, наконец, поправил свой сломанный нос.

— К твоему сведению, неудачник: если Иегудиил не врет, а врать ей незачем особо, лимит чудес по всему полушарию был ограничен на три процента ради украшения этого гнездышка. А ты только что засрал весь ковер своей кровью.

— Извините. — Каин запустил руку во внутренний карман куртки и вытащил маленькую склянку, по стенкам которой ползала крупная мясная муха. — Со мной официальная муха из ада. Совет князей и лордов вынес свое решение. Которое я готов сообщить в частном разговоре, подальше от представителей рая.

— Вот так-то, ребята. Если вы думали, что можете безнаказанно нарушать правила, то у меня плохие новости. — Авель на несколько секунд замолчал и перевел взгляд на стоявшего рядом Гавриила. — И кто-то хочет прямо сейчас сломать мне шею, но я не советую. Супердерьмовый способ убийства, два балла из десяти.

— Может, поднимемся на чердак? Насколько я знаю моего брата, он будет трещать еще час, а я бы предпочел быстро сообщить самую неприятную часть и закончить.

Хастур пожал плечами. Чердак в доме действительно был, он хранил там сушеных крыс — единственное, что Гавриил хоть иногда соглашался съесть. Как правило, после секса. Это было их маленьким тайным ритуалом, еще с первого раза. Хастур планировал постепенно приучить его к более разнообразной еде, но пока что Гавриил отказывался даже от опарышей. Один раз согласился на брауни с беконом и, похоже, остался доволен, но повторять этот опыт не стал.

+++

— Итак. — Каин поставил склянку с мухой на подоконник слухового окна. — Все довольно просто: тебя покарают…

Хастур нервно хихикнул и мелко затрясся всем телом.

Дом формально был защищен от чудес, но для тварей бездны трансформации не были чудесами в прямом смысле этого слова. Скорее, переходом в иное состояние, вроде сна. Вряд ли Хастур был в курсе этой лазейки. Скорее, он просто действовал наугад, надеясь что это поможет ему сбежать.

Его лицо покрылось мелкими трещинами, и, секунду спустя, все тело разлетелось огромной стаей серых мотыльков. Пахнув на Каина гнилью, они устремились к окну, обрушившись на стекло всей стаей, явно пытаясь его разбить.

Ограничение, наложенное печатью, не было настолько формальным. В каком бы обличии Хастур ни находился, покинуть дом он не мог.

Каин вытащил из кармана спичечный коробок и обрывок газетной бумаги. Мотыльки ударялись о стекло с резким щелкающим резким звуком, будто кто-то чистил фисташки.

— Ты не можешь уйти из дома. Он опечатан нашей кровью.

Мотыльки застучали сильнее.

Каин высыпал траву в бумагу и свернул косяк. Мотыльки продолжили биться о стекло, уже покрывшееся тонким слоем серой дряни. С первого этажа доносился звонкий голос Авеля. Снова «пиздец», и «блядь», и еще какая-то ругань.

Мотыльки забарабанили совсем уж отчаянно. На стекле оставались влажные пятна и обрывки сломанных усиков.

Каин раскурил косяк и прикрыл глаза. В какой-то момент щелчки стали громче и заполонили весь чердак, но, спустя несколько секунд, наконец, затихли. Каин затянулся снова и поднял веки. Хастур снова стоял перед ним во плоти, слегка потрепанный, с пятнами свежих ссадин на лице.

— Тебя покарают, как я уже сказал.

Хастур недовольно заворчал и поежился.

— Скажу сразу: Вельзевул не в восторге, Марбас сказал, что даже палкой бы тебя теперь трогать не стал, а то бы сожрал, и так далее. Азазель, правда, встал на твою защиту. Сказал, цитата: «Я б ему дал пять, все знают, что спать с ангелами прикольно». Так что…

— Я уже понял. Меня покарают.

— Еще как. — Каин затянулся.

— Но я же соблазнил ангела! Архангела! Это должно считаться. До меня он даже не ел, а я полностью его совратил.

Каин развел руками и выпустил облачко плотного дыма:

— Всем плевать. Это не самое строгое нарушение правил, но то, что ты занимался всякой ерундой во время подготовки к Апокалипсису, свою роль сыграло. Так что, во-первых, ты будешь заключен в незримую герметичную темницу, размером… — Каин прикрыл глаза, пытаясь вспомнить точную цифру. — Что-то около двух десятибиллионных от площади вселенной.

— Это много?

— Без понятия. Может, галактика, а может и чулан.

— Вельзевул в последнее время просто беспределит.

— Это ты мне говоришь? Да у них там у всех вожжа под хвост. Но это еще не худший пункт, потому что в темнице ты окажешься не один — тюремщика предоставили наши друзья сверху. По обоюдному соглашению. Это ангел смерти.

— Самаэль? Я его знаю, отличный парень. Ну, как знаю. Пару раз пересекались.

— Нет, другой ангел смерти.

— У них что, несколько ангелов смерти?

— Этой рай, чел. У них там до черта всяких ангелов, в том числе и ангелов смерти. Короче. Джибраил, ангел смерти, покровитель вторника и носитель зерцала. Без понятия, что это все значит, какая-то оккультная фишка. Но, насколько я знаю по всяким разговорам, речь про древнюю высокомерную тварь, не самую умную, зато самую грязноротую во всем раю.

«Блядь, у тебя еще и стандарты есть?» — донесся с первого этажа звонкий голос Авеля.

— Моего брата, видимо, не посчитали, — добавил Каин и затянулся опять.

+++

— …С демоном. Пиздец! Ты чем в этот момент думал, самой нижней парой крыльев?

— Ты — всего лишь праведник, пусть и старейший, и самый достойный, и так далее. Я — архангел. Так что прекрати на меня выебываться.

— А то что, ты убьешь меня? — Авель развел руками. — Уверен, наверху все просто святым кипятком обоссутся от радости и припишут к твоему наказанию пару страниц.

Гавриил стоял достаточно близко к нему, чтобы Авелю приходилось задирать голову. Другой на его месте, скорее всего, добавил бы уважительности в тон, но только не Авель. Он первым в человеческой истории спровоцировал убийство — пусть даже свое собственное. Соревноваться с ним в пассивной агрессии было все равно что укусить кобру и надеяться, что она она сдохнет.

— Но ты, конечно, можешь это сделать. Мне не привыкать. Да наверху все только и ждут, пока ты дальше покатишься по наклонной.

С чердака раздался странный звук — будто кто-то бросил в стекло россыпь камушков. Большую россыпь не слишком твердых камушков.

— У них есть целый чат со ставками, — продолжил Авель, — сколько раз и каким образом ты попытаешься меня убить. Селафиил шесть легионов поставил на то, что ты это сделаешь минимум трижды. Я тоже бы сделал ставку, но меня послали нахуй. Я могу влиять на результат и это нечестно.

Авель вытащил из кармана мобильный телефон. В последнее время большая часть небесных указов выпускалась сразу в цифровом виде, чтобы спасти хотя бы пару деревьев.

Конечно, для официального решения по поводу наказания архангела могли бы сделать исключение. Но не стали. Видимо, посчитали, что так будет более унизительно.

То, что ангелы тоже могли не любить своих родственников, немного расстраивало Авеля. Речь же не о ком-то вроде его вечно обдолбанного брата-травокура, пытавшегося втюхать свое зелье даже Богу. Относиться к кому-то хуже из-за секса — это низко. Даже если речь о сексе с парнем, пахнущим как флоридский пляжный сортир.

— Ты утратил свое целомудрие. Буквально проебал. Причем еще и с демоном, это вообще пиздец. То есть, я понимаю, чпокнуться с кем-то в Раю — реальная проблема, но демон? У тебя целая Земля под боком.

— Я написал объяснительную записку по  поводу моего целомудрия.

— Да, именно поэтому тебя не будут вешать за крылья над котлом с кипящей серой, как планировалось изначально.

— Разумеется. Мои братья и сестры не стали бы принимать подобное жестокое решение.

— Ты будешь отдан на поругание.

Гавриил несколько секунд молча смотрел Авелю в глаза, после чего рассмеялся.

В художественной литературе смех ангелов обычно сравнивают со звоном колокольчиков, серебряных или золотых, в зависимости от эпохи. Или с весенней капелью. Или с пением птиц. На самом деле, смех ангелов — по крайней мере, некоторых из них — больше похож на радостный лай питбуль-терьера.

— Очень смешно, Авель. А что там на самом деле?

Авель снова заглянул в телефон, выдерживая паузу до тех пор, пока тишина в гостиной не стала по-настоящему напряженной.

— Ты будешь отдан на поругание. Если бы я шутил, то сказал бы, что ты станешь демонской шлюхой или что-то в этом роде.

Гавриил внимательно посмотрел ему в глаза. Возможно, взгляд должен был быть угрожающим, но казался скорее просто подозрительным.

— Не проламывай череп гонцу! — Авель вскинул руки. — Итак, ты будешь отдан на поругание владельцу дымящихся озер Хали и брату Богула, признанному сыну Хозяйки Лесов, лишенному короны младшему из сыновей мерзости, поедателю гниющей плоти, покровителю саркофагидов, хранителю вериг прокаженных,  отцу сырных клещей, а также собирателю гнили с ножек оводов и обреченному богу миазных молитв…

— Там много пунктов?

— Блядь, у тебя еще и стандарты есть?! Типа, шестнадцати демонам отсосу без проблем, а на семнадцатом животик заболит?

Гавриил молча сгреб Авеля за шиворот рукой и поднял в воздух. Ограничение чудес не давало ему воспользоваться молниями, но когда речь о насилии над человеком, который весит на сто фунтов меньше тебя, в чудесах нужды нет.

— Эй, полегче. Не знаю я, сколько там пунктов. Написано «и так далее». Можешь сам посмотреть. Иегудиил сказала, что в аду разберутся с полным перечислением. Но если ты сломаешь мне шею, то, думаю, она сама допишет немного.

Гавриил поднял его выше и Авель нервно фыркнул.

— Тебе это кажется очень забавным?

— Еще бы. Раньше ангелы падали со вкусом. А теперь, значит, вот так: сначала сквернословишь, потом кувыркаешься с демоном, потом ешь всякую дрянь, потом убиваешь детей…

Гавриил разжал пальцы и Авель упал на пол, чудом не задев виском угол дизайнерского журнального столика.

— Когда наказание вступит в силу?

— Без понятия, — Авель хмыкнул. — Вроде, пока договариваются с адом. Но, думаю, ты заметишь, когда это начнется. На всякий случай наклоняйся пореже.

Возможно, именно эти слова спасли его от нового поднятия в воздух.

— Как я могу его избежать?

— Разлюби своего демона. — Авель пожал плечами, все еще не вставая с пола. — Нет преступления — нет наказания.

— Это шутка?

— Естественно, блядь, я из Эдема спустился в Индиану ради шуточек. Нет, это постановление совета архангелов.

— С каких это пор ангел должен отказаться от любви, чтобы заслужить прощение?

— Это ты у меня спросил?

+++

— …Сроки неизвестны. Видишь ли, Вельзевул такое подписывать не будет и вообще она сейчас занята, приказ ушел к Баламу, тот перевел стрелки на Пеймона, тот что-то прорычал непонятное как всегда. И это только то, что я сам видел.

— То есть у меня есть время, чтобы отмазаться?

— Скорее всего. Я так понимаю, все вообще простят, если ты порвешь со своим небесным парнем.

— Насовсем?

— Очевидно.

Хастур нахмурился, явно размышляя о перспективах этого решения.

— Не знаю. По описанию все не особо страшно.

— Как хочешь. — Каин осторожно притушил остаток косяка о подушечку большого пальца. — И последнее: разговор строго конфиденциальный, не болтай о том, что услышал. А то кто-нибудь разозлится и нам обоим крышка.

+++

— …И все это, конечно, приватно. Никакого пиздежа налево и никаких обсуждений пикантных подробностей с представителями ада. — Увидев спускающегося по лестнице Каина, Авель, наконец, встал с пола. — В твоих же интересах, чтобы никто не узнал.

Каин кивнул ему, проходя мимо, и Авель, отряхнувшись, последовал за ним.

— Счастливо оставаться, — бросил он через плечо, перешагивая порог.

К тому моменту, как Хастур спустился с чердака, Гавриил уже перестал пытаться систематизировать озвученный Авелем список и почти поборол желание что-нибудь выпить или съесть — человеку бы такое помогло, но ему — вряд ли.

— Меня хотят у тебя отобрать, — холодно произнес он, глядя на Хастура. — Это низко. Я напишу жалобу.

— Я не позволю нас разлучить, — ответил Хастур со всей уверенностью, на которую был способен. Не самая большая доля уверенности, но хоть что-то.

Несколько секунд они молчали, глядя на испорченный кровью ковер. Гавриил опустился на софу и Хастур, владелец дымящихся озер Хали  — хотя это были так себе озера, если честно, скорее просто азотные лужи, — брат Богула, признанный сын Хозяйки Лесов, отец сырных клещей и так далее, сел рядом. И поцеловал своего тюремщика в щеку.

А спустя пару минут начал поругание. Но очень осторожное и нежное, что было кстати, учитывая запрет на чудеса.

+++

— Прости, что въебал тебе. Иногда я такой злой — просто пиздец.

— Да ладно, я заслужил.

Каин и Авель сидели на обочине дороги и пили Crush. Оба они предпочли бы по баночке пива, но Авель был слишком молод для покупки алкоголя, а Каина в супермаркет попросту не пускал охранник. Пришлось ограничиться газировкой.

— Эти формальные наказания — такая хуйня, вот честно. А если они поймут?

Каин затянулся новым косяком.

— Какая разница? Весь мир состоит из формальных правил и надуманных законов. Поэтому в раю нельзя курить траву, а в аду никто не носит чистые носки. Ты бы знал, как воняет от лордов.

— Я ведь мог бы тебя оттуда забрать.

— Да не надо. В аду норм. Тепло. Музыка прикольная. Даже сериалы можно смотреть. — Каин затянулся снова. — Конец «Игры престолов», первый сезон «Парков и мест отдыха», серия «Во все тяжкие» про муху.

— Пиздатая серия.

— Я тоже так думаю.

Облако над ними постепенно начало обретать квадратную форму, и, спустя несколько секунд, на нем обозначались очертания двери, из-под которой лился свет.

— Это за мной, — Авель встал и отряхнул слегка запачканное худи. — Могли бы и побольше времени дать.

— Покедова, — Каин смял банку и бросил ее через плечо.

Авель посмотрел ему в глаза, все еще держа свою банку, хоть она и опустела:

— Слушай, правда, прошло слишком много времени. Я тебя давно простил. Давай сейчас со мной, а там я уж напишу заявление. Сам понимаешь, мне не откажут, да и вообще всем похуй, грешники там, праведники…

— Не надо.

Каин посмотрел на дверь в небесах, и затянулся в последний раз. Косяк догорел до пальцев.

— Зачем мне рай, если там нельзя курить траву?

— Ну, как знаешь, — Авель пожал плечами. — Только потом не жалуйся. Ладно. Бывай, брат.

— Бывай, — кивнул Каин и откинулся на спину, рядом со смятой банкой, глядя на то, как Авель поднимается в луче белого света.

Он лежал, глядя в небо, пока земля под ним не превратилась в черную слизь из адских рек.

+++

— Угадай, кто?.. — Пара рук закрыла глаза Девы Марии так неожиданно, что она едва не уронила пяльцы с вышивкой.

— Даже не знаю. Рафаил?

— Даю еще попытку. — Вторая пара рук легла ей на плечи.

— Селафиил?

— Все еще не угадала. — Третья пара рук обняла ее за талию.

— Иегудиил?

— Нет.

— Даже не знаю. Кто, кроме архангелов, может войти в сердце Эдема?

— Любой, кто хорошо попросит.

— Прямо как в тебя.

Азазель рассмеялся и убрал руки, позволяя Марии развернуться к нему лицом.

Херувимы были созданы первыми из ангелов. Прекрасные, сладкоголосые, живущие музыкой, они возникли из желания Бога радовать свой слух и взгляд. И с начала времен — технически, даже с более раннего периода, — они парят в пространстве, окружая Бога, танцуют, поют, играют на флейтах. А чтобы не ослепнуть от божественного света, они всегда закрывают свои лица поднятыми крыльями. Но, когда-то очень давно, — в те времена, когда представления о времени все еще были отличны от сегодняшних, — один из них все же решился опустить крылья, чтобы взглянуть, для кого танцует.

Так Азазель, единственный из всех ангелов, впервые увидел Бога.

Бог имеет божественную форму, божественный цвет и, в отличие от прочих существ появившихся из первичного хаоса, Бог испускает божественный свет, такой яркий, что сияние солнца рядом с ним выглядит непроглядной тьмой.

Нет ничего удивительного в том, что Азазель влюбился с первого взгляда. И пожелал выразить эту любовь физически.

И, хотя желание оказалось взаимным, а до создания морали и нравственности оставалось еще много времени, все же в божественном сознании появилась мысль о том, что секс с подчиненным — это неправильно. Так Азазель заодно стал первым в истории мира, кто оказался уволен по соглашению сторон.

И с тех пор, поскольку Бог не знает ревности, Азазель гуляет по всем пределам мира, делясь плотской страстью со всяким, кто этого пожелает, потому что таким он был создан — вечно жаждущим и вечно отдающим. Но по зову своей первой любви он всегда возвращается туда, где появился на свет.

В последнюю пару тысяч лет он сначала заглядывает в сердце Эдема к Марии. Потому что свою вторую любовь Бог ценит не меньшее чем первую. Иногда они уходят за грань видимого мира вместе.

— У тебя сегодня есть планы на что-нибудь интересное?

— Почему бы и нет? — Мария улыбнулась и поцеловала его. — Судя по твоему настроению, что-то интересное происходит прямо сейчас.

В качестве компенсации за потерянное место, Азазель получил особый дар: чувствовать каждый раз, когда кто-то из ангелов занимается сексом. Ощущать все так же ясно, как если бы это было его собственное тело.

— Именно так. Один архангел наконец-то позволил своему парню потрогать самые нижние крылья, и они оказались очень чувствительными. Ммм… Да. Очень. — Азазель откинулся назад и повел плечами, приводя в движение все свои видимые крылья. — Знаешь, Гавриилу, конечно, не хватает опыта, но он компенсирует это рвением. Он быстро учится.

— Было бы неплохо, если бы он заодно научился элементарной вежливости.

— Не жди от него слишком многого. Не его вина, что он не самая яркая лампочка в гирлянде.

Азазель учтиво отступил на шаг, чтобы Мария смогла, наконец, полностью освободившись от его объятий, отложить вышивку.

— Кстати, ты замечала, что у всех ангелов либо классная задница, либо работающая голова?

— Это как-то грубо. Ты сегодня решил быть плохим мальчиком?

— Ничего подобного, я же тоже в первой категории. Так что я всего лишь самокритичен. — Азазель улыбнулся, распуская крылья. В сердце Эдема проникали отблески божественного света, в котором становились видны обычно незримые перья. — Но если ты считаешь меня плохим мальчиком, то вполне можешь наказать.

Мария кивнула в ответ и, осторожно погладив крыло тыльной стороной ладони, поцеловала Азазеля снова.

И они вместе отправились так далеко за пределы зримого мира, что во всех человеческих языках не найти подходящего слова. Их ожидало свидание с Богом.

Спасибо всем анонам в треде, Крупскому и киноакадемии. Это был долгий путь и все такое.
Немного поковыряю текст палочкой и отнесу в тред развождо, как и обещал.

Анон

Re: Тред конструктивно-директивной ебли архангела и жабы [Good Omens]

Спасибо всем анонам в треде, Крупскому и киноакадемии. Это был долгий путь и все такое.

   
Анон, ты космос!

Анон

Re: Тред конструктивно-директивной ебли архангела и жабы [Good Omens]

Спасибо!
Как мне теперь жить с фактом, что мне нравится этот пейринг, а контента по нему хуй и нихуя(

Анон

Re: Тред конструктивно-директивной ебли архангела и жабы [Good Omens]

Внезапно вспомнила про этот цикл и перечитала. Всё ещё золото

Анон

Re: Тред конструктивно-директивной ебли архангела и жабы [Good Omens]

Как кстати назвали цикл в итоге?
"держи жабу"? 

Анон

Re: Тред конструктивно-директивной ебли архангела и жабы [Good Omens]

Внезапно вспомнила про этот цикл и перечитала. Всё ещё золото

❤❤❤

Как кстати назвали цикл в итоге?
"держи жабу"? 

в итоге облагородили до "Потому что лилия прекрасна, а жаба отвратительна". Умные отсылки, все такое.

Анон

Re: Тред конструктивно-директивной ебли архангела и жабы [Good Omens]

в итоге облагородили до "Потому что лилия прекрасна, а жаба отвратительна". Умные отсылки, все такое.

Классное название!  О, отсылка к Песни Песней? 

А можно узнать, выкладывали где-то на аоз или фб кроме холиварки?
Нет ли планов продолжить?   
Жабогадюкин вышел на славу Сотоне

Анон

Re: Тред конструктивно-директивной ебли архангела и жабы [Good Omens]

О, отсылка к Песни Песней?

к Мисиме.

▼Скрытый текст⬍

Такие, как вы, говорят: роза прекрасна, змея отвратительна.  И вам неведомо, что роза и змея - нежнейшие друзья, по  ночам они принимают облик друг друга: щеки змеи отливают   пурпуром,  а   роза  посверкивает  чешуей.  Увидев  кролика, вы восклицаете:  "Какой  милый!" А  увидев  льва:  "Какой страшный!" Откуда вам знать, что  ночью, когда  бушует  буря, кролик со львом сливаются в любовных объятиях  и кровь одного смешивается с кровью  другого. Что известно вам  об этих  ночах, когда святое становится низменным,  а  низменное - святым?

А можно узнать, выкладывали где-то на аоз или фб кроме холиварки?

да, слегка подвычитанный вариант есть на ао3: https://archiveofourown.org/works/33958 … s/84452635
в принципе, не думаю, что это есть куда продолжать, очень законченная история.

Анон

Re: Тред конструктивно-директивной ебли архангела и жабы [Good Omens]

да, слегка подвычитанный вариант есть на ао3: https://archiveofourown.org/works/33958 … s/84452635
в принципе, не думаю, что это есть куда продолжать, очень законченная история

Спасибо!

О, Мисима ложится как родной  круто, круто