Итак, Джон оставляет Шерлока и идет за какой-то вещью (вернее, комплектом вещей). Тут автор делает небольшое отступление и поясняет, что это за вещи и как они попали к Джону.
Однажды Шерлок и Джон возвращались домой на такси после удачного завершения какого-то дела. Они так перевозбудились, что закончили поездку на полпути и пошли трахаться в ближайшую подворотню. А Ирэн Адлер, которая за ними следила, умудрилась сделать фото и отправила его потом Шерлоку с подарком. Но Джон нашел подарок первым и спрятал.
«Пусть он отымеет тебя на столе, пока ты дважды не попросишь пощады.
P.S.: Мои маленькие связи дарят мне столько же привилегий, сколько твоему брату — его большая власть».
Небольшое послание без подписи умещалось на обратной стороне фотографии, занимая всю ее площадь, несмотря на мелкий почерк. Буквы были округлыми, без украшений, но слова написаны размашисто и широко.
Не знаю, что там за формат фотографии был, но написать эту фразу мелким почерком так, чтобы не осталось места, можно разве что на визитке.
Но подарком являлась вовсе не фотография, она лишь была прикреплена к рукоятке блестящего, новенького стека, размещенного по диагонали в большой черной коробке, мастерски обклеенной внутри упаковочной бумагой с таким же темным, сдержанным принтом. С обеих сторон от главного аксессуара аккуратно лежали еще две достаточно интересные игрушки, ни капли не выбивающиеся из общего стиля — напротив, тонкий ремешок из натуральной кожи и блестящая металлическая пробка дополняли подарок невероятно гармонично.
Какое отношение этот подарок имеет к записке (и особенно пост скриптуму)? В чем проявляется особое мастерство оклеивания коробок бумагой? Раз за разом эта пописа заставляет меня задумываться и задаваться вопросами.
После описания игрушек мы возвращаемся обратно в настоящее и узнаем, что:
Стек лежал в руке просто замечательно — почти так же замечательно, как пистолет.
Форма рукояти же один в один, конечно.
Те семь минут показались ему бесконечно долгими, словно он застрял в вязкой субстанции — или в особенно загруженный день в Скотланд-Ярде, состоявшем из сборища одних лишь идиотов и простофиль (хорошо, Лестрейд в их число уже не входил, но не в этом суть), или вовсе упал, закутанный в пальто, как уже бывало, в Темзу.
Это Шерлок великодушно решил не причислять Лестрейда к идиотам? Или Лестрейд просто уволился?
Стоило Холмсу поднять глаза на вошедшего Уотсона, как член дернулся, словно бы кровь хлынула в него еще сильнее, потемнел больше, прижимаясь к его подтянутому обнаженному животу.
Спешите видеть, аноны и анонессы! Только у нас, в Лимонном шапито мадемуазель Люмьер, единственный в мире член-хамелеон, способный поменять окрас за считанные секунды.
Шерлок увидел стек в руках Джона, и словно стрелой в его голове пронеслись те дни на Бейкер-Стрит, Эта Женщина и мелодия. Мелодия, которую тот написал. Не для нее, не о ней. Холмс писал лишь то, что чувствовал, тем самым стараясь понять природу собственных эмоциональных переживаний тех или иных коллизий. Он словно бы подорвался что-то произнести, сказать о Ней, потому что знал, что Джон сам не купил бы жесткий хлыст, не взял бы его собственный из морга (безусловно), да и тот был потрепан временем и экспериментами, и оставалась лишь Она.
Что ж все так неопределенно-то? Я еще понимаю "эта женщина", в каноне так же было, вроде бы. Но здесь же еще "те дни", "то, что чувствовал", "тех или иных коллизий" и "что-то произнести". Такое впечатление, что автору было лень писать эту часть и она хотела поскорее ее пропустить.
Столь изящный инструмент в его руках был непривычен, он скорее подходил самому Шерлоку, но… Впрочем, Холмс бы только взял его и передал Уотсону, поскольку не ему им пользоваться. Не ему.
Но ведь Шерлок как раз пользовался хлыстом. Вон даже автор еще в предыдущем абзаце об этом помнит.
— Я хочу, чтобы ты использовал его. Я хочу, чтобы ты ударил меня. Я хочу, чтобы ты заклеймил меня своим.
Уотсон прищуривается, все еще оценивая подарок — ранее они не использовали подобные игрушки. Но Шерлок жаждет именно этого — порки. Чего же он ожидает получить от нее: боль, унижение, наказание? Нет, вовсе нет. Шерлок сам озвучил желаемое: он хочет принадлежать Джону. И теперь перед Уотсоном стоит задача присвоить Холмса себе, забрав его от всего окружающего, от воспоминаний и даже от Чертогов Разума. Попросив Джона заклеймить его своим, Шерлок мог даже не осознавать, что хочет свободы — в особенности от своего гениального ума. Единственный способ подарить детективу отпуск от самой главной своей части, это заставить его сфокусироваться на чем-нибудь ином. Сегодня Джон заставит его смотреть только на него и думать лишь о своем доминанте.
А это, наверное, психологический обоснуй по-люмьерски подъехал.
Только почему Джон решил, что Шерлок хочет именно этого? Сам Шерлок никак не намекал, что его пороть нужно, только минет пистолету делал. И с чего вдруг Джон считает себя доминантом Шерлока (до этого они такую терминологию не использовали)?
Он отвечает тихо, спокойно, не отводя взгляда и не пытаясь что-либо скрыть, ведь в подобные, особые моменты он — открытая книга, а не великий гений дедукции, поскольку сам всячески старается отключить свой разум.
Великий гений воистину велик, он по определению не может быть открытым и эмоциональным человеком.
Холмс искренен и честен, и это едва ли не редчайшие моменты откровения, ведь чаще всего он — импульсивный, заносчивый, откровенно противный человек, которому вся жизнь — скука, и эту скуку может развеять разве что новая сложная загадка, которая активирует Шерлока как физически, так и эмоционально.
А это, дорогие мои детишечки, авторское видение персонажа, в котором искренность и импульсивность почему-то противопоставляются друг другу.
— Она бы хотела быть на твоем месте. Но на твоем месте не быть никому.
Из контекста, кстати, не совсем понятно, кто это говорит. Предыдущая реплика была сказана Шерлоком, так что сначала эта кажется ответом Джона. Но с чего бы Ирэн хотелось стоять перед ним на коленях? И только подумав об этом читатель может догадаться, что говорить продолжает Шерлок.
Хороший Шерлок, честный Шерлок — честный с Джоном.
А вот когда Шерлок честен с кем-то другим, то это плохой Шерлок?
Джон оглаживает скованные друг с другом кисти, симметрично выводя большими пальцами круги на ладонях музыканта, затем касается выпирающих на запястьях косточек.
Как всегда. Вроде бы наручники Джон надевал на Шерлока, а вот уже запястья наглаживает какому-то музыканту.
Шрамы будут видны не долго, но они не всегда смогут быть скрыты пиджаком или рубашкой, и Шерлок должен знать о последствиях — и всегда иметь возможность сказать их кодовое слово.
Мы прочитали половину фика, описывающего по большому счету лишь одну сцену секса. И только вот в этот момент, когда упоминается стоп-слово, мы понимаем, что у героев реально БДСМ, а не просто любовь к грубости и грязным разговорчикам.
— Встань под крюком, — говорит Уотсон, а сам подходит к камину, на полке которого свернувшись змеей лежит веревка — полностью отвечающая его планам. Джон берет ее в руки, подходит к журнальному столику и, скинув обувь, взбирается на него, чтобы перекинуть аркан через крюк. — Подними руки, — приказывает Джон. Он продевает веревку под цепью наручников, подтягивает ее выше, пока фиксаторы не впиваются в нежную кожу запястий, и заставляет Шерлока схватиться за нее — так будет легче. Затем закрепляет конструкцию и спускается со стола.
Нихрена не понятно. Особенно сильно непонятно, что еще за крюк и откуда он вдруг взялся.
Холмс твердо стоит на полу на полной ступне, вытянутый в струну, подобную тем, на которых он играет, держа в руках скрипку.
Вытянувшись в струнку стоят обычно на носочках и совсем не твердо, особенно в такой позе, разве нет?
Уотсон сам встает на цыпочки ради этого действия, и углубляет их единение, управляя податливым языком и усиливая напор на созданные божественным скульптором губы.
Это автор описывает поцелуй.
Правая рука проникает между их телами и касается члена Шерлока, обделенного вниманием с самого начала сессии. Бедра Джона находятся на том же уровне, но вместо доставления удовольствия обоим, Уотсон сосредотачивается на ощущениях Холмса. Он прерывает поцелуй, но продолжает движение кистью, тогда как язык касается левого соска Шерлока, чтобы вылизать его, а затем впиться зубами. Правый же не остается без внимания, зажатый между пальцами левой руки. Джон меняет темп, не желая дать Холмсу кончить раньше времени, и оставляет на его груди три ярких засоса — свидетельства их страсти минимум на неделю.
Кто-нибудь понимает, что тут происходит и где чьи руки? Лично меня эти “правая то”, “левая это” сильно сбивают с толку.
Его тело благодарно отзывается на ласки, даримые Джоном: он изгибается, стараясь продлить близость плоти, прочувствовать и запечатлеть ощущения тепла рук Уотсона, шероховатость грубой кожи ладоней и столь нежные, мимолетные прикосновения.
Ага, именно нежно и мимолетно прикоснувшись, Джон умудряется оставить засосы, которые минимум неделю сходить будут.
Он хватает ртом воздух, а член дергается навстречу, когда Уотсон переключает на него свое внимание.
Но ведь Джон в прошлом абзаце уже начал ему надрачивать. Получается, это настолько тупая переделка ролевки, а не фичок, что сначала мы прочитали описание нескольких последовательных действий от Джона, а затем откатываемся назад во времени и читаем описание тех же действий в той же последовательности с точки зрения Шерлока? Что-то мне подсказывает, что даже для ролевки это пиздец - описывать дальше, что делает твой персонаж, не дождавшись ответной реакции от соигрока.
Аркан впивается в кожу ладоней и пальцев, стирая ее до красных саднящих полос. Краем сознания Холмс замечает, что вряд ли возьмет скрипку в руки в ближайшие несколько дней.
Безопасность такая безопасность.
Он не может прикоснуться, не может перехватить губы, что явственно ласкают его чувствительное тело, выгибающееся чуть изломанно и пронизанное не только истомой, но и тягучим вожделением, что плещется на дне его зрачков, затапливает низ живота и достигает своего откровенного апогея: головка члена налита багровым, яички поджимаются, и ноги начинает сводить судорогой.
Тело Шерлока так “чуть изломанно” выгибается, что предложением раньше позвоночник хрустел. Эротично, не правда ли?
Но Джон, кажется, решил лишить Холмса рассудка окончательно — он берет со столика ремешок и закрепляет его у основания крепкой плоти, заставляя Шерлока болезненно застонать и дернуться, сжав зубы до играющих желваков, и натужно выдохнуть, зажмурившись.
Эвфемизмы, образность. Это вам не жалкая порнушка с хуями да членами, это настоящая литература, тут только крепкая плоть, только хардкор.
Уверенные пальцы военного врача оглаживают ягодицы, сминают их до красных следов и отпускают. Позади Шерлока раздается тихое щелканье, характерное для крышечки тюбика. Через восемь секунд ладонь капитана пятого Нортумберлендского полка мягко проходится между половинками и Холмс чувствует нечто прохладное и широкое, скользящее внутрь. Уотсон вводит в него пробку, заставляя детектива едва ли не вскрикнуть, запрокинуть голову и беззвучно застонать, хватая ртом воздух от наполнивших тело ощущений.
Если учесть, что все эти врачи, капитаны и уотсоны стоят за спиной Шерлока, а до этого автор описывает, как Джон стоит перед ним, целует его, за бочины и живот хватает, с крепкой плотью чего-то там делает, то перед нами и правда групповушка.
Продолговатой формы металлическая игрушка, влажная от смазки, плотно сжатая его плотью, приносит яркое ощущение блаженства, граничащее с мукой. Шерлок неосознанно стискивает ее сильнее, отчего дергается и надрывно стонет, дергаясь в наручниках, что оставляют уже не просто красные следы на запястьях, а терзают ее, ведь Холмс несдержан, и норовят содрать ее в кровь.
Специальная пробка какая-то, которая позволяет дергаться от удовольствия, покуда дергаешься в наручниках?
— Джон! — Его голос хриплый и низкий, срывающийся вместе с тем на фальцет.
Автор хоть раз в своей жизни фальцет слышала?
Уотсон касается шеи Холмса и ведет рукой до затылка, устраивая ладонь так, как обычно поддерживают голову ребенка. Он слегка давит и медленными, плавными движениями пальцев массирует макушку.
А вот и альтернативную анатомию с макушкой на затылке подвезли!
Он мог бы закончить все сию же минуту, не дожидаясь стоп-слова — это было бы правильнее, безопаснее, адекватнее, чем то, чем они занимаются сейчас. Но эти три определения находятся у Холмса в списке ругательств, рядом со словом «скучно».
Нормальный БДСМ - это скучно, п’нятненько?
Он всегда выводит его на свет из черноты Чертогов Разума, когда он блуждает в коридорах и не может найти верный ответ и путь.
До этого не раз делался акцент на том, что без своих чертогов Шерлок вообще плохо соображает. Они - его логика и разум. А тут вдруг те же чертоги стали тьмой, из которой надо выходить на свет.
Джон для Шерлока значит куда больше, чем Работа и семья. Без Уотсона Шерлок — машина, или того хуже — разлагающийся живой мертвец с кокаиновой зависимостью и всепоглощающей скукой. Человек, считающий любовь ужасным недостатком, по-настоящему любит и капитана, и врача, и блоггера, и своего доминанта в одном лице. Джон Уотсон — сердце Шерлока Холмса.
Ну, я ж говорила, что тут групповушка. Надо было раньше догадаться, что Джон у автора просто страдает множественным расщеплением личности.
Джон всегда поразительно точно понимает, когда нужно вступить в игру, пристрелить убийцу или же помочь Шерлоку справиться с самим собой.
Как автор ловко ставит в один ряд убийство человека и моральную поддержку.
Он приходит в себя, и его разум проясняется, тело начинает функционировать в более или менее приемлемом режиме: он не задыхается и не скулит от боли, а терпит саднящую резь.
Саднит обычно тупо, глухо, потому что по сути это следствие раздражения. Так что саднящая резь в моем понимании приблизительно такой же оксюморон как мягкая твердость.
Его пальцы и ладони содраны арканом в кровь, как и запястья о наручники, и, какая жалость, он действительно не сможет играть в ближайшие дни на скрипке, но оно того, определенно, стоит.
Я десять раз перечитала и все равно не смогла понять, как это Джон его так подвесил. Вроде веревку протягивал под цепочкой уже застегнутых на Шерлоке наручников. При этом автор постоянно называет ее арканом, то есть там петля на конце. 
— Умница, — Джон восхищается выдержкой любовника. Он убирает руку с его головы и, погладив по щеке, ласково целует. То, что последует дальше, максимально контрастирует с этим жестом.
На этом вторая глава заканчивается. Из многочисленных персонажей кончил разве что Глок. А я готова признать, что это самая скучная и занудная НЦа, которую я когда-либо читала.
пишет вам анон, догоняющий чтения
