С вами второй чтец нетленки о балеруне-композиторе-селфинсерте и герцоге-художнике-втором селфинсерте.
Меня сопровождают бутылка портера, финики, полкило яблок и ручной вуглускр. Во время чтения ни одна мышь не пострадала.
Шел 1882 год. В деревушке Пиенца в провинции Сиены было тихо.
В порядке уточнения масштаба: Пьенца в наши дни это исторический городок эпохи Ренессанса в списке Юнеско, и проживает в нем 2019 (две тысячи девятнадцать) человек на 2017 г. Плюс автору неплохо бы уточнить, городок у него или таки деревушка.
Лишь в одном доме было неспокойно.
Дискотека что ли?
Там в просторной студии у мольберта стоял молодой мужчина. На его изможденном лице застыла блаженная улыбка, а в медных волосах блестела серебряная прядь.
Конец 19 века, у извращенцев в ходу металлические парики и абсент с кокаинумом.
Он был облачен в испачканный краской халат. Его пальцы осторожно сжимали кисть. Казалось, он к чему-то прислушивается, хотя во всем доме царила звенящая тишина.
Кто-то нажал паузу на дискаче или я не понимаю какое такое неспокойствие творится в доме, где царит звенящая тишина. Как будто всем в городе не похуй, спит хозяин виллы или ловит приходы на рассвете.
Золотые лучи солнца, пробивавшиеся сквозь высокие окна студии, озаряли своим светом длинные ряды холстов, расположившихся вдоль стен. Некоторые из них были не более чем эскизами, а другие представляли собой невероятной красоты итальянские пейзажи. Изредка среди работ встречались виды Парижа, однако они были задвинуты в самые дальние углы так, чтобы ничей неосторожный глаз не смог их случайно заметить.
Коварны парижские виды. То попадаются среди длинных рядов неизменно ахуенных итальянских пейзажей и машут оттуда ножкой в дезабилье [1], как танцовщица кабаре [2]. То съебывают во все найденные дальние углы комнаты, чтоб кто попало под юбку не влез. Не только лишь каждый поймет, что опять хочется в Париж.
Потом нам рассказывают о шизофрении героя
Опять вернулись голоса. Один из них все утро говорил о давно минувших днях, когда он был еще совсем наивен и полон надежд. Сжав свободную руку в кулак, Венсан с силой замотал головой, пытаясь прогнать наваждение, но вместо того, чтобы уйти, голос лишь с пущим энтузиазмом начал говорить о до боли знакомых местах. [список достопримечательностей из турпутеводителя] Париж во всем своем великолепии и многообразии форм, манящий и таинственный, родной и бесконечно далекий.
Итак, попиздострадав часа два Венсан продолжает рисовать очередной ахуенный итальянский пейзаж, а сзади кродется любовник-композитор, посочетав скрипкой оттенки настроений для разминки.
— Ты весь день предаешься мукам творчества, — пальцы стали массировать плечи сквозь тонкую ткань рубашки. — Но не можешь сделать ни движения кистью. Скажи мне, что тебя тревожит.
Я, конечно, за день не поручусь, но он только что два часа пиздострадал о Париже и ловил глюки. А потом еще сколько-то стоял столбом с кистью наперевес. Мне кажется, это таки повод слегка затревожиться.
— Прошло пять лет, — наконец гулко произнес он, оборачиваясь. — Ты никогда не задумывался, как сложилась наша жизнь, если бы мы остались в Париже? Я знаю, у нас не было иного выбора, и мы условились больше никогда не говорить о тех временах, но скучаешь ли ты?
Бла-бла, Париж, бла-бла. Гулко-то почему, эхо в мастерской?
— По тому Парижу, который когда-то знал. Не по тому, который оставил. — Он вскинул голову, смотря в сторону окна, за которым находился небольшой итальянский городок, частью которого они были вот уже обозначенные пять лет.
Во-первых, мы вроде уже в курсе, что городок называется Пьенца, провинция Сиена. Или нам сообщили, что в деревушке Пьенца было тихо чисто, как прогноз погоды, а живут герои в каком-то неизвестном городке? Во-вторых, он в окно таращился с начала разговора, или только сейчас вскинул голову и посмотрел туда? По идее нет, только что глаза прикрывал, почему-то глядя при этом на любовника. И в-третьих, обозначенные кем пять лет? Если те, что прошли, то причастие явно лишнее.
— Помню, как сегодня, как был дан первый торжественный бал после открытия Опера Гарнье. Я был еще совсем молод и свеж, первый солист театра.
И из другого времени, потому что Парижскую оперу переименовали в 1989. Либо Париж композитор таки не знал, либо вообразил себе виртуальный.
— Ты все также прекрасен, как и в тот день, когда я впервые видел тебя в «Коппелии». Я помню, как после спектакля пробрался за кулисы и тайком делал наброски, пока ты был увлечен беседой с Шарлоттой. Будь ты дитя небес иль порожденье ада, будь ты чудовище иль чистая мечта, в тебе безвестная, ужасная отрада!
Где моя сноска на Бодлера, ты, сносколюб-копипастер? И где примечание к балету «Коппелия»? Или перевести мерзавца на немецкий нужно непременно примечанием, а тут читатель сам погуглит?
— Виктор красовался, веселясь. — Были времена!
Он прошелся по комнате, выходя на полосу солнечного света, что проникал в помещение через распахнутое окно.
Два часа назад его любовник стоял перед кучей окон в освещенной солнцем студии. Но автору показалось мало, и он врубил за кадром прожектор.
Отложив кисть, Венсан некоторое время молча наблюдал за Люмьером, любуясь каждой чертой. На его лице все еще блуждала улыбка.
Если что, все эти 2+хз сколько часов + нежные обнимашки мужик простоял с кисточкой в руках. Возможно, краска на ней уже засохла намертво.
В этот момент в дверь постучали.
Ахтунг, полиция нравов.
— Мне уйти, чтобы не смущать юное дарование своим присутствием? Или я могу поиграть что-нибудь ненавязчивое, или же от моей божественной красоты у тебя пропадет твое преподавательское красноречие?
Представьте, что в этом предложении есть интонационные паузы. А теперь внимание вопрос, почему нельзя было прописать их в текст? Патамушта.
— Люмьер усмехнулся, поправил у своего художника воротник рубашки.
Перед этим он уже обнимал своего художника. Видимо в комнате художников минимум двое, один его, а другой свой собственный.
От Виктора не было особого толка, он не говорил по-итальянски так бегло и совершенно, как Венсан, а разговаривать между собой они могли лишь на французском. Для всех они были всего лишь друзьями.
Вуглускр жалобно посмотрел на мышь. Мышь погрозила ему кулаком. Ладно, ладно, автор имеет право на свой сюжетный расклад. Но почему бы двум благородным месье дружески не поучаствовать в делах друг друга? Или там гейство уровня «на лбу вытатуировано»?
Художник и композитор, поселившиеся в итальянском захолустье, явившиеся ни бог весть откуда.
Вся округа в курсе, что вы явились из Парижа. Хотя это не бог весть какой городишко, конечно.
Венсан нахмурился. Ему не хотелось отпускать Виктора, но долг требовал приступить к работе.
Как я уже говорил, почему бы двум благородным месье не побыть в одной комнате во время урока. Очень надеюсь, что нам расскажут, кому художник должен своей работой, потому что ученик его походу чисто благотворительный.
— На прошлом уроке Маттео начал делать большие успехи в композиции и сегодня я попрошу его изобразить наш сад. Думаю, твоя музыка смогла бы настроить его на нужный лад. К тому же я не уверен, что готов расстаться с тобой сейчас, даже если урок займет всего несколько часов.
Сенсей, а вы в живописи хоть немного разбираетесь, или просто перед мольбертами приходы ловить понтовей, чем в опиумной курильне?
Проскользнув за спиной де ла Круа в комнату за скрипкой — чаще всего он сочинял свои композиции стоя у окна в гостиной, смотря на деревья. Хоть в их городке и было солнечно, — Виктор любил дождливую погоду — работалось легче, сочинялось изящнее, и настроиться на творческий лад было куда проще.
Вуглускр вздохнул и посмотрел в окно, где стояло солнце и черный майбах. Судя по конструкции фразы, Виктор назло деревьям настроился на творческий лад, а был бы тут нормальный дождь, показал бы вуглускру мастер-класс.
Его отец — скрипач, чей музыкальный инструмент он держал в руках каждый день, с тех самых пор, как он к нему вернулся, — играл ему в дождливые руанские вечера.
Кто вернулся, отец (с) анон из этого треда
Кстати, как там у вас в Руане? Да, у нас в Гадюкино тоже дожди. А вы случайно не в курсе, почему важно, что вечера именно руанские? Да, мне тоже кажется, что у автора воспаление чсв и сюжетного значения этот факт не имеет.
Ну или как-то так.
Виктор вернулся в студию, едва ли не сразу же обращая на себя внимание ученика Венсана, который немало удивился его присутствию.
Действительно, что же это за неведомая тень уже пять лет шарится по дому его наставника, аки граф Дракула, и почему все деревни от Сиены до Перуджи до сих пор не в курсе кто, где и как живет?
И правда, юное дарование. Он был чем-то похож на Венсан в те самые годы, о которых они ненароком вспомнили минутами ранее.
Видимо дар либо в сходстве, либо в способности удивляться присутствию мужика, который тут уже пять лет живет, и парень об этом знает.
— Рад познакомиться с вами. — Виктор кивнул и улыбнулся. — Наслышан о вашем трудолюбии и усердии. — Люмьер говорил по-итальянски недурственно, но подбирал слова и иной раз мог ошибиться, отчего старался изъясняться не особенно красноречиво и достаточно кратко.
Недурственное это вино у недоделанных аферистов в Буравчике, а тут опять втихаря подкралось раздвоение личности и красивости ради красоты.
Художник на секунду задумался. Тревога, разгоревшаяся в его душе, постепенно затухала. Его взгляд принял мечтательное выражение.
А теперь к своему и чужому художникам в мастерской добавился еще и пришедший ученик. Ох и тяжко будет Виктору их различать.
— Истинный художник не тот, кто может изобразить точность формы, а тот, кто отражает суть вещей.
То ли юнца перекормили Платоном, то ли он заначил в подпространственном кармане Омара Хайяма, то ли рванул на машине времени в будущее и читанул Щастье. И при этом парень простой крестьянский сын. Как причудливо работает ноосфера.
Виктор встал несколько поодаль от них обоих, чтобы ни музыка не отвлекала их от работы, будучи слишком громкой, ни загораживать окно, откуда открывался вид на восхитительный сад, уже не раз упомянутый ранее.
А мог бы отойти к любому окну, которых у вас полная мастерская и скорее всего вид на тот же сад. А вместо скрипки почитать Нору Галь или еще какого Розенталя.
В этом саду Люмьер проводил очень много времени: думал, сочинял или же просто отдыхал, окруженный природой, ветром, запахом лета и свежести.
В то время, пока не сочинял композиции в гостиной, вдохновляясь видом деревьев вопреки любви к дождю.
Он приставил скрипку к плечу в привычном жесте, как делал десятки раз на дню — родившись в семье скрипача он был влюблен в музыку.
Чувствуете боль вуглускра? Это его ебет мышь. Она укололась дозой лингва руска и теперь воет от ужаса и познания глубины глубин причинно-следственных связей.
Она рождалась под его пальцами стремительно — Виктор мог сочинять часами напролет, забывая обо всем на свете. Хотя в периоды тоски и усталости мог вовсе не брать ее в руки неделями, но те времена прошли и оставили после себя только пустоту. Теперь же страницы нотной тетради на пюпитре полнились этюдами и законченными произведениями.
Снимите шляпы, обнажите головы, поздравьте композитора-балеруна с окончанием эпохи неписца и тоски. Не то, чтоб я толсто намекал, но в других языках тоже есть понятие действия, повторяющегося во времени. Так что, если сложно выразить его по-русски, можно попробовать Present Simple.
Первые минуты урока он наигрывал что-то легкое. Соло скрипки из первого скрипичного концерта Моцарта в си-бемоль мажоре.
Так что-то или конкретное произведение Моцарта? Хотя о чем я, он до этого непринужденно мешал то ли Моцарта с Вивальди, то ли саундтрек к Марио с маршем из Ред Алерт.
Она настраивала на приятный лад, вселяла в душу человека радость и желание жизни. Эта мелодия сочетала в себе воздушность и сильную энергию движения вперед.
Все супер, а реакция на проигрыватель у присутствующих есть? Или мелодия что-то по умолчанию вселяет, поэтому художник (обои три) тихонько себе малюют, нюхают растворитель и тащатся?
Первые полчаса он играл скрипичные концерты Моцарта, а после — струнное соло для скрипки и фортепиано в анданте.
Автор так настойчиво сует эту мышь, что вуглускр умрет от сексуального истощения. Можно начать с того, что скрипичные концерты Моцарта длятся примерно по 20+ минут, то есть наш герой успел бы максимум доиграть первый и начать второй. Ну или он ускорился и повыкидывал ненужное, потому что ахули, у нас тут импрессионизм, почему бы и не в музыке. Потом композитор-балерун устал и решил заебашить соло для внезапно двух инструментов, хотя соло предполагает, что он вроде как один. Причем решив, он благополучно его и исполнил! Видимо, руками продолжая водить смычок, а ногами нажимая на клавиши пианино. И, чтоб вуглускру было совсем весело, этот фокус проделан в анданте, то есть медленном темпе исполнения. Возможно, это баг, и автор нафаршировал все ахуенные слова в одну фразу. А может быть фича, если с какой-то целью играющий замедляет музыку, либо играет медленный кусок из полного произведения. Нам не пояснили, но вероятно месье Виктор медляком толсто намекает любовнику, что нахуй ученика, пора ебаться и цитировать Бодлера.
Мелодия становилась задумчивее, как и сам Виктор, погружающийся в мысли о Париже, оставшемся далеко позади и по времени, и в пространстве.
А, нет. Не намекает. Просто снова хочет в Париж.
Когда соната окончилась, он прервался на несколько мгновений, прикрыв глаза, а после заиграл вновь, и эта музыка была совершенно иной. Она не принадлежала ни Моцарту, ни Баху, ни Вивальди. Это была мелодия, забытая в прошлом. Мелодия танца, открывающего новогодний маскарад в Опера Гарнье в 1876 году.
До этого автор яростно гуглил си мажоры с андантой, а теперь нам даже название сонаты зажали. Мелодию открывающего танца тоже. Но запомните это заботливо повешенное ружье. Оно нам прямо сейчас пригодится.
Урок шел хорошо. Маттео схватывал на лету каждое указание Венсана и быстро овладевал необходимой техникой. Несомненно, у мальчика был большой талант. Возможно, через пару лет и о нем действительно заговорит вся Италия.
Какой блин, техникой? Как композиционно строить рисунок ахуенного сада? Тут не нужен талант, это первый год, вторая четверть занятий в студии. Чем можно удивить Италию после Возрождения, ахуенными «итальянскими пейзажами»?
Музыка, которую играл Люмьер, была до боли знакома. Венсан ощущал ее каждой клеткой своего тела. Перед глазами закружились образы прошлого: золотое фойе дворца Гарнье, мансарда на Монмартре, где художник когда-то снимал студию, цветущие магнолии, долгие прогулки вдоль набережной Сены, дешевое красное вино и дурманящий аромат города огней. А еще твердая рука, держащая револьвер крепко и умело. Его рука. Кровавое пятно, расползающееся по белой манишке. Предсмертные хрипы и мольбы о пощаде.
Ну вы поняли. Композитора-певца попросили несколько часиков подождать, пока любовник работает. Он сам вызвался ненавязчиво посоздавать приятную атмосферу. После чего хуяк хуяк и в провокацию, а то чойта внимание не ему, красивому, а ученику. Л – любовь, у – уважение.
Автор опять поленился в сноску, но дворец Гарнье - здание соответствующей оперы, на тот момент Парижской, а все остальное описание к духам Gallivant Paris, хруст бриоши и клип Libertine.
— Виктор! — хрипло воскликнул Венсан, повинуясь внезапному порыву.
Совсем внезапному, это ж не твой любовник тут решил поностальгировать. Что же дальше? И – интрига (нет).
— Ну давай же, очнись. — подобного Виктор точно не ожидал, а потому даже из-за нервной озабоченности недурственно выругался на французском, в первую очередь коря себя за то, что, возможно, спровоцировал нечто особенно неприятное. — Венсан, ради всего святого, приди в себя! — Он смотрел на своего художника обеспокоенно и даже растерянно. — Прошу тебя.
Чтец переглянулся с вуглускром, мышами, но никто так ничего и не понял. Вроде Виктор говорит по-французски, в чем проблема на нем ругнуться? Вдобавок он «недурственно говорит по-итальянски», так что получается обоими языками владеет одинаково. А про последствия надо было думать раньше, когда решил медлячком понамекать.
Глаза художника были все еще закрыты, как будто он боялся, что если откроет их, то вновь окажется среди кошмаров прошлого. Он крепко сжал руку композитора своей.
А продолжения кина в закрытых глазах он не боялся? Обычно вроде наоборот бывает. Ну и руки пересчитайте на всякий, а то там у композитора-танцора кроме своих походу еще парочка чужих завелась, от Хастура.
То, что Виктор и Венсан говорили на французском, все-таки отличном от итальянского, несмотря на латинские корни, позволяло скрыть некоторые детали столь неуместного и неожиданного момента.
Не понимаю, что неуместного в том, что наставник нисхуя брякнулся со стула и зарыдал. Мало ли, может контуженный. Надписи «гейские геи» на лбах опять же нет. И да, автор, мы уже оценили твое лингвистическое образование, но у нас тут вроде не про происхождение языков текст.
Дальше ученик спрашивает что случилось.
Виктор понял суть разговора — не настолько уж был несведущ в языке, и сказал Венсану: — Ты не будешь продолжать, не сегодня. Я против, Венс. — Он повернул голову и посмотрел на Маттео. — Определенно, уже не сегодня.
Да он недурственно на обоих языках говорит, хорош дурачка строить.
— Это не все вопросы, которые ты хотел бы задать, я прав? — он звучал с сильным акцентом. — Уверен, что хочешь услышать ответ? — Некоторые слова звучали на французском, некоторые — на итальянском.
То есть фразу со словами «трудолюбие» и «усердие» этот иностранец выучил, а тут внезапно моя твоя не понимать и акцент. И если там угроза, неплохо бы ее обозначить в тексте.
Виктор отчего-то был недоверчив и насторожен, хотя это было закономерным. Виктор сложил руки на груди, хмурясь и смотря на юношу, который был для него незнакомцем, а потому решение отвечать или нет целиком лежало на Венсане.
Вуглускр сдох, у него эмоциональная импотенция. С чьей точки зрения мы сейчас видим недоверчивость Виктора? Он сам считает, что насторожился, или кто-то со стороны это наблюдает? *воет* ФОКАААЛ!!! С чего он вообще лезет в разговор, если думает, что с этим должен разбираться его любовник?
— С тех пор как вы здесь появились, о вас ходит много слухов. Говорят, в вас живут бесы и что вы вынуждены были покинуть Францию из-за любовной драмы. Еще говорят, что вы с вашим другом, — он покраснел и бросил короткий взгляд на Люмьера, — больше чем друзья. Говорят, вы убивали людей. Простите за дерзость, но что из этого правда, месье де ла Круа?
Он синьор, вы все еще в Италии. Кто бы сомневался, что за пять лет местные выучили размеры ваших подштанников и телемостнули кому надо, что у них тут внезапно парочка граждан другого государства завелась. Первая же нанятая прачка по простыням пронзит друзья они или нет, с гарантией. Людей в Италии 19 века убивал допустим не каждый второй, но особо никого этим не удивишь. И откуда взялись бесы, выдали в комплект к загадошности и нитаковости? Повод был? Ахуительный расклад, чо.
— Виктор, он еще ребенок. Не будь слишком строг, — вмешался Венсан.
Твой любовник сначала влез в разговор и задал парню вопрос. А теперь вы что, друг на друга будете перепихивать?
И добавил по-итальянски: — Маттео, ты начал брать у меня уроки два года назад, но мне кажется, что я тебя знаю всю жизнь. Ты близок мне как сын или младший брат и я не вправе обманывать тебя.
Итальянский крестьянин – французский аристократ. Отличное сродство душ. Вот только почему за два года ты так и не представил «младшему брату» любовника, с которым вроде как в одном доме живешь. Или за пределами мастерской вы не общались? Отличное сродство х2.
— Я абсолютно не уверен, что это хорошая идея, Венсан. — Виктор покачал головой. Только этого ему не хватало. А если что-то могло случиться вновь? Какой-нибудь приступ, с которыми ему и так пришлось иметь дело все эти годы? — Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.
Погоди-ка, то есть у твоего любовника вьетнамские флешбеки по Парижу последние 5 лет, и ты решил наиграть ему ностальгической музычки? Ахуенный план. Надежный, блядь, как швейцарские часы.
— Думаю, пришло время рассказать правду, Виктор. Только через правду можно получить истинное освобождение. Мы долго скрывались от мира, и я доверяю Маттео. Он будет моим судьей
Ты знаешь этого парня два года, и он не особо взрослый. Что ты хочешь от него услышать по итогам исповеди? Что ты все равно хороший? Устами младенца и все такое?
— Моя фамилия де ла Круа. Я сын герцога де ла Круа, одного из самых влиятельных людей во Франции. Я родился и вырос в Париже.
Чтец отобрал у вуглускра мышь, потому что графы де Круа вполне историчны, но икс с ними, у нас художка и выдуманная линия де ла чего-то там. Привет Конде передавайте.
Виктор посмотрел на Венсана, а потом и на Маттео, и понял, что время, вероятно, действительно пришло.
До этого ни одного мальчика рядом не случалось, слуг тоже, даже местный падре на роль исповедника не потянул. Хотя наш герой католик (кто бы сомневался), падре католик – казалось бы. Но нет.
— Виктор Люмьер, бывший танцор Опера Гарнье. Мог быть премьером, но не стал, — он поджал губы и нахмурился.
Маттео молча переводил взгляд с одного мужчины на другого, не в силах подавить удивление.
За неимением лучшего давайте просто предположим, что парня опять втянуло в ноосферу. Иначе с чего он такой удивленный? А то непонятно, что эти два мутных мужика, живущие в недешевом доме без видимой работы, не самые бедные люди. Кроме того, в Италии 19 века не было интернета, чтобы парень фанател по звездам эстрады, ну или балета.
Ну а дальше волшебные звездочки переносят нас во флешбек. Флешбек анон оставит коллеге и продолжит завтра со второй главы.
Вуглускр, мыши, чтец, три художника и руки Хастура выходят на поклон, мы еще вернемся, не переключайтесь.
завтра днем закроет и приосанится, дескать, все зассали от аватарки выступить!
