Он забрал учебники.
Безделие сводило с ума, она скучала по полетам и общению, но хуже всего было то, что у нее отняли книги.
Третий день подряд после обеда Роб просовывал под дверь одну из отцовских газет, хотя ежедневно в дом доставляли две, но умыкнуть незаметно обе у брата не получалось. Газеты приходилось возвращать, чтобы их отсутствие не заметили при растопке, все в доме знали привычку отца пробегать глазами заголовки перед тем, как кинуть смятую страницу в печь.
Те два раза в день, что Роб подходил к ее двери, были единственным шансом на человеческое общение, хотя бы недолгое.
— Отец говорит, что твоя душа в опасности, — заметил Роб, когда пришел вечером забрать газету. Минерва слышала, что он привалился спиной к двери. — Это его способ сказать, что ты попадешь в ад, видимо.
— Ты же не веришь в Бога, — проворчала Минерва.
— Это же не одно и то же, — голос брата прозвучал неуверенно. — Если призраки в Хогвартсе выбрали не идти дальше, значит, там есть какое-то «дальше». Да?
— И ты думаешь, для меня это «дальше» — адское пламя, потому что я совершила нечто ужасное? — ее голос звучал скептически, но весь ее скепсис был не вполне искренним. Минерва не знала ответ. Она росла с отцовскими представлениями о добре и зле, и если магия несколько сбила с нее так старательно навязываемую отцом религию, то впитанная с раннего детства система ценностей никуда не делась.
Могло ли быть, что то, что она делала, было настолько ужасно? Логика подсказывала, что нет, но покоя это не приносило.
— Я думаю, ты хороший человек, — сформулировал Роб наконец после долгой паузы. — И Роланда… кажется, нормальная девчонка. Я не понимаю, почему это должно быть плохо.
— Да. Да, я тоже.
На этом разговор закончился, и оставшись без газет и без какого-либо занятия, Минерва лежала в постели, глядя в потолок, и прокручивала в голове сюжет романа «Гордость и предубеждение». Интересно, доводилось ли Джейн Остен оказываться взаперти из-за гнева отца-священника? Может быть, так она и начала писать книги? В комнате Минервы был только один флакон чернил и довольно мало бумаги, поэтому пробовать себя в литературе не казалось хорошей идеей.
Она сама не заметила, как провалилась в сон, так теперь заканчивался каждый ее вечер, она засыпала просто от скуки, а не потому, что устала или хотела спать.
Проснулась Минерва от того, что кто-то ее держал. Она дернулась, распахнув глаза, и поняла, что не может закричать — кто-то зажал ей рот ладонью, в темноте было не разглядеть, кто.
— Да тихо ты!
И тогда Минерва увидела ее глаза. Желтые, блестящие в темноте.
— Все? Не шуми.
Убедившись, что ее узнали, неожиданная гостья отступила и взмахнула палочкой, озаряя комнату голубоватым бледным светом.
Теперь Минерва видела, как широко Роланда улыбалась.
Ее волосы были всклокочены, как всегда, и одета она была по-магловски, как и обещала, но только никто так не одевался к Кейтнессе. На ней были укороченные брюки с высокой посадкой, явно сшитые из дорогой ткани, и кремовый шерстяной топ с коротким рукавом. Минерва даже не знала, что маглы одевались подобным образом. Судя по тому, как идеально сидела на Роланде одежда, все было пошито на заказ.
При одном взгляде на нее Минерву захватили эмоции, радость от такой долгожданной встречи, болезненный укол вины перед отцом, страх.
Наконец немного справившись с шоком, Минерва села в постели.
— Что ты тут делаешь? — выдохнула она шепотом, почему-то вместо «спасибо, что пришла ко мне». Если родители услышат, ей конец. Но она была признательна, и очень, но слова благодарности почему-то никак не желали произноситься.
Роланда бесцеремонно плюхнулась на кровать поверх одеяла, и Минерва быстро подтянула ноги к себе.
— Пришла проведать пленницу.
— Я написала, что не надо.
— Да, а твой брат прислал в том же конверте записку, в которой сказал, что тебя заперли, как преступницу, и подробно объяснил, куда мне следует аппарировать, чтобы попасть в нужную спальню, — Роланда все еще улыбалась. — Немного опасалась, что окажусь на кровати твоих родителей, вот это был бы конфуз.
Минерве это не казалось смешным, с аппарацией в незнакомое место такое вполне могло бы произойти, да и Роланду нельзя было назвать опытной. Она хоть и сдала тест с первого раза, удалось ей это каким-то чудом, одноклассники Роланды тогда шутили, что на экзамен пришлась ее единственная удачная попытка.
— Если ты не рада, я могу… — Роланда не договорила, только жестом указала на окно, словно планировала вылететь из него на несуществующей метле.
Минерва быстро схватила ее за запястье.
— Нет, пожалуйста.
Она не была уверена, что еще может сказать, но отталкивать Роланду точно не хотела. Сонливость как рукой сняло, но все равно ситуация воспринималась почти как сон. Роланда здесь, в приходском доме в Шотландской глуши, и страшно было представить, что будет, если о ее присутствии узнает отец. Ничего из этого Минерва не сказала — не знала, как, но, похоже, что-то таки отразилось на ее лице.
— Совсем плохо? — наконец спросила Роланда. Улыбаться она перестала, даже нахмурилась, и видеть ее серьезной оказалось непривычно.
Насколько плохо дела обстояли в самом деле? Минерва не могла с уверенностью ответить на этот вопрос. Все переменилось, не только то, что ее заперли. Отца она не видела с того дня, как он нашел письмо.
Мысли путались, Минерва понимала, что не может не только сказать, но даже прокрутить в голове ничего связного. Может, она уже теряла рассудок от заточения в четырех стенах? Состояние было непривычным, и меньше всего хотелось оказаться перед Роландой запутавшейся и сбитой с толку девчонкой, в Хогвартсе Минерва никогда не была такой.
— За один день из любимой дочери я стала разочарованием родителей, — она не нашла в себе силы посмотреть в желтые глаза.
— Они одумаются.
— Отец сказал матери, что не отпустит нас в школу, потому что это там меня «сбили с пути», — Минерва усмехнулась, кусая губы. Роб рассказал ей об этом разговоре сразу как подслушал его, в первый вечер ее заточения. — Мать не согласится, конечно. Так что теперь они ссорятся. Из-за меня.
— Извини меня.
— Ты-то в этом не виновата.
— Да ну? — Роланда провела костяшками пальцев по щеке Минервы, вынуждая все-таки поднять взгляд. — Я отправила то проклятое письмо, даже зашифровать не догадалась, защитить от маглов не догадалась, и теперь ты в заднице, из-за меня.
Она неожиданно скатилась с постели, оказавшись на полу перед Минервой, и глядя на нее снизу вверх, уперевшись острым подбородком в ее колени.
— Кажется, я не могла представить масштаба проблем, которые создаю, пока не оказалась здесь. Мне так жаль.
Не задумываясь, Минерва подняла руку и запустила пальцы в волосы Роланды. На ощупь они были нежно-шелковистыми, но поддавались касанию с трудом, из чего можно было сделать вывод, что они явно напомажены, чтобы торчали в разные стороны.
— Что бы твои родители сказали, если бы узнали про нас? — спросила Минерва вдруг.
— А они знают, — ответ прозвучал так просто, настолько обыденно, что выбил почву из-под ног.
— Что?
— Мама пристала с тем, кому я пишу письма, ну и пришлось им рассказать, — пожала плечами Роланда, не поднимаясь и даже головы не поднимая. — Мои родители не умеют не лезть не в свое дело, правда проще было объяснить, чем…
— И что они сказали?
Роланда наконец подняла взгляд. Разговор отвлек ее от чувства вины, как Минерва и рассчитывала, задавая первый вопрос. Впрочем, она теперь и сама забыла, зачем подняла эту тему, так ее ошеломили ответы.
— Папа не в восторге, конечно. Не то чтобы это его дело, впрочем. А мама… ну, она немного странная, если со стороны смотреть. Очень эксцентричная, любит все необычное, и когда я сказала, что встречаюсь с девушкой, это сделало и меня странной в ее глазах. По маминым меркам быть с приветом это достоинство.
На последней фразе Роланда хихикнула, а Минерва смотрела на нее, все еще перебирая старательно уложенные волосы, и никак не могла осознать, что где-то на другом конце той же самой страны молодые девушки не просто носят брюки и коротко стригутся, но еще и могут рассказать родителям о себе все самое личное, и не услышать осуждения. На мгновение Минерве кажется, что вся ее жизнь, все ее образование, вся ее начитанность, не стоят ломанного гроша. И впервые в жизни стало стыдно за то, кто она такая.
— Они бы хотели с тобой познакомиться, — низковатый голос Роланды вырвал Минерву из размышлений.
— Не говори глупостей.
У Минервы по спине пробежал холодок. Роланда говорила так, словно это было чем-то обыденным, словно они, как обычная пара, могли бы проводить время вместе, знакомиться с семьей. В Хогвартсе все было иначе, и тот факт, что братья знали обо всем, а некоторые друзья — догадывались, не делал происходящее более реальным. Школа оставалась закрытым волшебным миром, далеким от того, что происходило за ее пределами в мире настоящем… Во всяком случае, для Минервы. И теперь, осознавая, что Роланда абсолютно всегда одинаковая — прямая, нахальная, смелая — Минерва чувствовала себя лицемеркой и лгуньей.
— Я думала, что уговорю тебя сбежать из дома, — заметила Роланда, переплетая их пальцы.
Минерва мягко потянула ее к себе, вынуждая подняться с пола. Он все-таки был холодным, Шотландское лето не могло похвастаться теплыми ночами.
— Нет, сбегать я точно не буду, — Минерва слабо улыбнулась. — Побудешь со мной до утра?
Роланда притянула ее в объятия, свет ее волшебной палочки все еще освещал комнату.
Минерва закрыла глаза, чтобы сосредоточиться на ощущениях. Запах немного резковатых духов, мягкая шерсть топа, которая так приятно щекотала щеку. То, что Роланда, похоже, действительно была готова впустить ее в свою жизнь, и не планировала притворяться.
Минерва тоже больше не хотела притворяться. Ей хотелось быть настоящей, как Роланда, хотелось не подстраиваться под чужие представления о правильном, чтобы быть принятой. Только она понятия не имела, как это сделать.
— Во сколько мне надо уйти, чтобы никто меня не заметил? — спросила Роланда, покосившись на свои наручные часы. Ее запястье обнимал темно-коричневый кожаный ремешок, а сами часы были золотыми. — Восемь, восемь тридцать?
— Все просыпаются в шесть.
— Знаешь, я все еще могу тебя спасти отсюда. Соберем вещи, проведешь остаток лета у меня. Выспишься, — поддразнила Роланда, но, встретив серьезный взгляд Минервы, вздохнула. — Шесть так шесть. Очаровательная сорочка, кстати.
Минера опустила взгляд на собственную ночную рубашку, и почувствовала, что краснеет. Она тоже посмотрела на часы Роланды — было два часа ночи, у них оставалось всего четыре часа вдвоем.
— Ты сможешь еще прийти?
— Я буду приходить каждый день. Ах да, я совсем забыла.
Она поднялась с постели и сделала шаг к столу, на который бросила свою сумку, видимо, еще до того, как разбудить Минерву. Порылась в ней и вытащила толстый и потрепанный учебник трансфигурации за шестой и седьмой курсы, на обложке темнел круглый след от кофейной чашки.
— Малкольм написал, книги у тебя тоже забрали. Это сойдет? Я подумала, ты захочешь подготовиться к учебному году.
От благодарности перехватило горло. Минерва соскользнула с кровати, босые ноги сразу же замерзли, но ей было необходимо сжать Роланду в объятиях прямо сейчас, так крепко, как она только могла.
— Немного беспокоит, что «Продвинутому курсу трансфигурации» ты рада больше, чем мне.
— Ты же знаешь, что это не правда.
Роланда усмехнулась, взяла лицо Минервы за подбородок, проведя по ее губам большим пальцем.
— Я иногда не знаю, что правда с тобой. Часть меня опасалась, что ты меня выставишь вон, едва увидев, потому что из-за меня ты поссорилась с родителями. Пришлось захватить взятку, — она кивнула на учебник для наглядности.
Открыться полностью все еще было сложно. Минерва не могла сказать, что любит, что ссора с родителями ерунда и мелочь по сравнению с тем, как она чувствует себя рядом с Роландой, что именно Роланда научила ее быть по-настоящему смелой и свободной. Счастливой.
— Я не хочу сбегать, потому что это безответственно и безрассудно, а не потому, что хочу провести каникулы здесь, —проговорила Минерва напряженно. — Я бы хотела провести их с тобой.
— Точно?
— И еще немного потому, что не доверяю твоим навыкам аппарации. Не хочу, чтобы меня расщепило.
Как же Минерва обожала ее смех.
