— И всё-таки надо было ехать в июле, — недовольно заметил Люциус. — Я же говорил, что мой отец мог бы похлопотать над графиком отпусков вашего отдела.
Мартин, только что вышедший из моря, потянулся за волшебной палочкой и произнёс осушающее заклинание. У него зуб на зуб не попадал, но после того как по нему прошлась тёплая волна воздуха, он заметно расслабился и опустился на лежак рядом с Люциусом.
— Да брось ты, зачем было его беспокоить? Сейчас здесь тоже прекрасно, к тому же почти никого нет.
Вокруг и в самом деле было совсем безлюдно. Хотя в Биаррице в конце апреля было уже немало туристов, большая часть из них была маглами, а они с Люциусом расположились в маленькой бухточке недалеко от церкви Святой Евгении, спуск в которую был скрыт от их глаз. Иногда здесь появлялись местные волшебники, но они, судя по всему, разделяли мнение Люциуса и даже не думали заходить в воду, просто бродили по пляжу, смотрели на волны или любовались закатом.
— Оно и неудивительно, — заметил Люциус. — Может, если бы я, как и ты, провёл всё детство на шведских берегах, я бы и был готов искупаться сейчас. Хотя всё равно сомневаюсь. Возможно, для этого необходимо, чтобы в жилах текла кровь викингов.
В первые дни Люциус ещё делал попытки зайти в море, но всегда разворачивался, как только вода достигала колен. Сегодня он и вовсе не приближался к берегу, лишь переоделся в серую шёлковую накидку и расположился в тени навеса, смотря на горизонт. Погода для апреля была достаточно тёплой, но время от времени их настигали порывы свежего ветра, и Люциус кривил губы, поправляя волосы. Мартин любовался его красотой и до сих пор не мог поверить, что это не сон, что он в долгожданном отпуске — и Люциус согласился поехать с ним.
Они познакомились три месяца назад на приёме у Паркинсонов, и, несмотря на то, что они поговорили друг с другом от силы десять минут, Мартин ещё долго вспоминал молодого высокого блондина, к которому с явным уважением и даже подобострастностью относились хозяева. Нет, не стоило даже думать, что он, Мартин, его тоже чем-то заинтересовал… хотя, возможно, стоило бы разузнать через знакомых, куда ещё приглашён был Люциус в ближайшее время, и лучше подготовиться к следующей встрече. Но пока Мартин собирался с мыслями и прикидывал, как же лучше поступить, Люциус собственной персоной явился к нему в кабинет в Министерстве магии.
— Мистер Малфой? — удивился Мартин, отрываясь от исчёрканного пергамента. — Чем могу служить?
— Я слышал, что вы хороший переводчик, — сказал Люциус, едва заметно улыбаясь. — Мне нужен перевод вот этого свитка с французского. Оплата будет щедрой.
Он положил перед ним туго свёрнутый свиток, стянутый лентой.
— Я не занимаюсь частными переводами, — сказал Мартин. — Вы можете обратиться к моему начальству.
Люциус усмехнулся.
— Вы в самом деле этого хотите?
Мартин помолчал несколько секунд.
— Нет.
— Я пришлю сову через неделю, — заявил Люциус, словно ни минуты не сомневался в решении Мартина. — До встречи.
Он развернулся и покинул кабинет.
Мартин работал над переводом три вечера — это оказалась финансовая отчётность фермы по разведению единорогов под Авиньоном. В конце недели они списались с Люциусом и назначили встречу на воскресенье в ресторане недалеко от Косого переулка. Мартин передал свиток, получил оплату, но расходиться они не торопились: им подали нисуаз и салат из спаржи, затем говядину, тушённую в красном вине с грибами. Беседа текла неожиданно плавно и увлекательно, и после ресторана они, прогуливаясь по заснеженным лондонским улицам, продолжали обсуждать особенности различных кухонь, последние новости, тонкости вкуса только что выпитого вина, недавнюю командировку Мартина в Чили… Через полчаса Мартин обнаружил, что ноги привели их на перекрёсток у его дома, к квартире, которую он снимал. Он уже не помнил, кто тогда предложил подняться наверх.
Ещё через пару дней Мартин узнал, что Люциус безупречно владеет французским.
Конец зимы прошёл под знаком тайных встреч в особняках, сдаваемых внаём в живописных и безлюдных уголках Англии. После первого раза Люциус больше не приходил к нему домой — то ли из соображений конспирации, то ли обстановка показалась ему недостаточно утончённой, Мартин не спрашивал. У него никого не было три с лишним года, и ему до сих пор было неприятно вспоминать об Альфреде и обо всём, что тогда произошло, и теперь он чувствовал, что погружается в новые отношения словно в океан, почти полностью теряя волю перед стихией. Неужели он и в самом деле может привлечь такого, как Люциус? Мартин никогда об этом не заговаривал, чтобы не выдать неуверенность в себе и не вызвать у него смех. Люциус наверняка в принципе не знает таких проблем — красивый, богатый, двадцатилетний.
И тут вдруг Люциус соглашается провести с ним отпуск! Ещё и договорился с дальними французскими родственниками, у которых пустовала небольшая вилла в Биаррице. Ждать июля? Даже если бы и в самом деле удалось перенести отпуск — это слишком нескоро, кто знает, что могло бы произойти за это время!
Переместившись порталом в Биарриц, они не отрывались друг от друга несколько дней, гуляя вместе по улицам, сидя на пляже с видом на океан, ходя по ресторанам… Но утром Мартин по привычке просыпался рано, а Люциус спал допоздна. В первое утро Мартин просидел рядом с ним два часа, наблюдая за его мерным дыханием и погружаясь в неожиданное спокойствие, а потом стал выходить гулять в одиночестве. Обычно он ходил вдоль океана, не только по пляжу, скрытому от взглядов маглов, но и дальше, и смотрел, как ровные волны накатывают на песок. Иногда волны приносили ракушки причудливой формы, и Мартин время от времени поднимал их с земли, любовался перламутровой поверхностью и пятнистыми узорами и потом возвращал их на место. Однажды он дошёл до маяка, белой свечкой взмывавшего в небо на северной оконечности города, а более поздним утром, рассказав об этом Люциусу, он узнал, что мыс, на котором этот маяк расположен, называется мысом святого Мартина, и улыбнулся про себя этому совпадению. Покой и умиротворённость прерывали только совы, приносящие им «Ежедневный пророк» и иногда письма от знакомых. Накануне Мартин даже получил письмо от Трэверса, работавшего с ним в отделе, в котором тот спрашивал, не согласится ли тот перенести свой отпуск на другое время и немедленно отправиться в Португалию, где революция в Министерстве магии приняла такие масштабы, что затронула даже магловский мир. Разумеется, Мартин отказался, но тогда ещё усмехнулся иронии ситуации: когда они с Люциусом обсуждали место отпуска, Португалия была одним из его вариантов, потому что его тянуло к скалам и океану, но Люциус наотрез отказался ехать в «эту дыру, где нет нормального сервиса». Всё-таки хорошо, что они приехали сюда. Иначе Люциус осуждал бы не только апрель, но ещё и революцию.
— Почему ты не живёшь в своём доме? — внезапно спросил Люциус, садясь на лежаке. — У вашей семьи ведь был особняк… кажется, где-то в Глостершире? Или я ошибаюсь?
Мартин вздрогнул и понял, что действие осушающего заклятия давно закончилось, и ему стало зябко на свежем воздухе. Он набросил на себя мантию, лежащую рядом.
— Родители оставили его Роберту.
— Но почему? Ты же старше.
Мартин горько усмехнулся.
— Матери однажды попалось в руки одно моё письмо… Был страшный скандал. Родители сказали, что раз я не женюсь, то на наследство могу не рассчитывать. Правда, они всё-таки оставили мне деньги, хотя, конечно, и несравнимые с тем, что получил Роберт.
— Деньги — это, конечно, хорошо… — задумчиво протянул Люциус. — Но лучше было жениться.
— Что ты такое говоришь! — возмутился Мартин. — Это же нечестно.
Он подавил уже готовый сорваться с его уст вопрос, женился ли бы сам Люциус, если бы родители вдруг ему это велели — потому что он очень не хотел знать, каким будет ответ.
— Всегда можно как-нибудь договориться, — возразил Люциус. — Или просто особенно не приносить беспокойства жене, зачем ей знать слишком много? Зато тебе принадлежало бы то, что твоё по праву.
Мартин отвёл взгляд от Люциуса и посмотрел в сторону океана. Он практически не пользовался легилименцией, избегая заглядывать ему в разум. Мартин говорил себе, что в настолько близких отношениях так поступать было бы не совсем честно, ведь Люциус не мог бы сделать то же самое, но в такие моменты, как этот, в нём поднималось подозрение, что может быть, настоящая причина не в этом, может быть, просто он не готов к возможным последствиям.
Но каким последствиям? Конечно, Люциус расчётлив и думает о своей выгоде, но это вполне допустимое качество, разве нет? И пока они вместе, его выгода — это выгода их обоих. Нет, он не будет читать его мысли именно потому, что не хочет пользоваться ситуацией. Когда-нибудь позже Мартин расскажет ему про окклюменцию и легилименцию и, возможно, научит его применять их на практике — и вот тогда они будут на равных, они смогут общаться вообще без слов, как высшая форма близости…
Люциус прижался к нему со спины и внезапно лизнул его в шею.
— Ого, ну ты и солёный! Точно, ты же купался…
Мартин быстро окинул взглядом пустынный пляж и с улыбкой обернулся к нему.
— Да, и тебе настоятельно рекомендую! — Люциус протестующе замахал руками, и Мартин перевёл разговор на другое: — Слушай… я понимаю, что мне терять уже нечего, но ты сам не боишься, что нас могут увидеть те, кому не следовало бы?
— Конечно, нет, — фыркнул Люциус. — Я просто скажу, что им показалось. Если вдруг они будут особенно упорствовать в своих галлюцинациях, я могу им даже выписать чек, чтобы они купили себе проясняющее разум зелье. Исключительно по доброте душевной.
Мартин рассмеялся и погладил его по плечу.
— На самом деле я уже проголодался. Пойдём обедать?
— Пойдём, — кивнул Люциус, сбросил с себя накидку, обнажив на миг белоснежную кожу, и принялся одеваться. — Я знаю один отличный ресторан по пути к маяку с видом на океан, мы там ещё не были. Кстати, я забыл тебе сказать, что получил письмо от Араминты Мелифлуа. Вы знакомы? Она устраивает званый ужин в конце мая, если хочешь, могу поспособствовать твоему приглашению.
Мартин, поправляя манжеты, улыбнулся ему.
— Конечно.
Звучит, наверное, сомнительно, но на самом-то деле кайф.
