День клонился к вечеру, когда герцог Лето выглянул в окно, выходящее на океан, и увидел своего сына. На таком расстоянии Пол казался лишь крошечной фигуркой, которую можно было накрыть ладонью. Мгновение Лето колебался — он редко потакал себе и поддавался порывам, сознавая свой долг и понимая, что его время принадлежит не только ему — но потом всё-таки встал из-за стола и велел слугам принести плащ. Он давно не проводил времени с сыном, бумаги могут подождать.
Он не воспользовался парадным выходом, а покинул замок через боковую дверь и вышел на узкую крутую тропинку, которая извивалась между огромных камней и спускалась прямо к берегу. Валуны поросли мхом и лишаями, а кое-где покрылись маленькими белыми цветами, которые льнули к камню, спасаясь от пронизывающего ледяного ветра. Кое-где из скалы торчали чахлые ёлочки, похожие на обглоданные рыбьи скелеты.
Как только герцог спустился и отошёл от скалы, ветер налетел с новой силой. Влажный и холодный, он нёс с собой запах воды и соли, водорослей и йода. Герцог поднял воротник плаща и нашёл взглядом сына — тонкая фигура в белой рубашке отчётливо вырисовывалась на фоне серовато-голубых сумерек. Ветер трепал его волосы и полы одежды, но Пол, не замечая холода, упорно вглядывался куда-то в океанскую даль, туда, где безбрежная масса воды смыкалась с низким темнеющим небом.
Герцог подошёл ближе, стараясь ступать бесшумно — порыв ветра и низкий рокот волн, набегавших на пологий берег, должны были заглушить его шаги, но застать Пола врасплох не удалось.
— Я узнал твои шаги, — сказал он, не оборачиваясь. В его голосе слышалась улыбка. Герцог захотел её увидеть — увидеть его лицо, идеальный сплав фамильных черт Атрейдесов и благородной, сдержанной красоты леди Джессики — но он остановился в паре шагов, глядя на его узкие — в два раза уже, чем у него самого — плечи, на тонкие руки, на шею под густыми тёмными кудрями. Он слишком давно его не видел, и теперь смотрел так, как будто удовлетворял жажду.
Не дождавшись ответа, Пол обернулся, взгляд зелёных, осенённых чёрными ресницами глаз остановился на лице герцога.
— Я думал, что не увижу тебя ещё дня три…
Он смотрел вопросительно, взгляд сделался встревоженным — и он, и Джессика теперь порой так смотрели, с момента, как услышали предупреждение Преподобной матери, и герцог ощутил укол раздражения — он не верил в предсказания и считал, что лишь его решения и воля определят его дальнейшую судьбу — однако отогнал от себя эти чувства. Сейчас ему меньше всего хотелось думать о мрачных пророчествах. Он подошёл ближе и положил руку в перчатке на обманчиво хрупкое плечо, слегка сжал пальцы:
— Я увидел тебя в окно. Что ты тут делаешь?
Пол снова повернулся к горизонту. Налетевший ветер взметнул его кудри, бросил в лицо брызги, и герцог почувствовал соль на губах. Волны свирепо бросились на берег — и снова откатились с разочарованным ворчанием.
— Я пытался представить себе…
— Песок? — догадался Лето, и Пол кивнул, бросив на него быстрый взгляд из-под длинных ресниц. Его бледное лицо, оттенённое чёрными волосами, было сосредоточенным и задумчивым:
— Пытаюсь понять, каково это.
Здесь влага была повсюду: мельчайшие капельки воды висели в воздухе, заставляя волосы Пола виться ещё сильнее, оседая на каменных стенах замка, высыхая и оставляя за собой солёные следы. Вода текла с неба, оставляя за собой лужи, в которые потом смотрелось солнце; вода разливалась весной, реки и озёра выходили из берегов, затапливая луга. Здесь был океан — свирепое, древнее водяное чудовище, меняющее погоду одним своим присутствием.
Каково им будет в совершенно ином мире?
Он пока не знал.
Герцог снял перчатку и дотронулся до щеки сына. Как он и думал, она оказалась такой же холодной, как океанская вода. Пол вздрогнул, схватил его руку своей, чтобы продлить прикосновение, и герцогу показалось, что половодье разлилось в его сердце, которое словно перестало помещаться в груди. Но он уже привычно сдержал эмоции, несмотря на то, что это причиняло почти физическую боль.
— Ты совсем замёрз, — сказал он обычным спокойным голосом.
— Это не имеет значения, — ответил Пол, слегка поворачиваясь, чтобы прижаться губами к его ладони. Повлажневшие от сырости кудри мазнули герцога по руке.
Иногда он не понимал своего сына.
Мягко убрав руку, герцог расстегнул плащ и притянул сына к себе:
— Иди сюда.
Пол прильнул к нему, и герцог укутал его, прижимая ближе и зарываясь одной рукой в его мягкие волосы. Поверх его головы он смотрел на океан, теперь уже совсем потемневший и ворочающийся в темноте, как громадный недовольный зверь. Вдруг тучи разошлись, на мгновение проглянуло солнце, и косой луч коснулся поверхности воды.
— Каково бы там ни было — я позабочусь, чтобы всё было в порядке, — с нажимом сказал герцог и поцеловал его в висок, чувствуя, как беспокойно бьётся жилка под тонкой кожей.
Обнявшись, они смотрели, как тонкий сверкающий клинок дрожит между небом и землёй, и наконец погасает, напоследок послав сноп искр плясать по воде.