— …Люда, дочка, ну что ты от меня хочешь? – устало спрашивает тридцативосьмилетнюю Людмилу мать. – Развод – дело решенное. Жить с отцом я не хочу и не буду. С каждым днем он чудит все больше, сочиняет всякий бред, любовников моих у нас в шкафах ищет, орет, угрожает, позорит меня перед соседями. Вы с Аллочкой живете отдельно, не представляете, что он творит. Выносить все это у меня уже сил нет. Мне шестьдесят три года, не знаю, сколько мне осталось, но отпущенное мне время хочу жить, а не искать по квартире пятый угол!
— Мам, да разве я против развода что-то говорю? – вздыхает Людмила. – Это твое личное дело, здесь я тебе не советчик. Я только одного не понимаю – почему вы с отцом квартиру решили делить на ТРИ части-то? Объясни нормально: почему Алле-то треть квартиры, с какой радости? Она же даже не живет там! Не жирно ей, в двадцать пять-то лет, а? Это притом, что мне вообще ничего. Как-то несправедливо? Я ведь тоже ваша дочь!
Подписывайтесь на Телеграм-канал с реальными историями из жизни от читателей!
…В большой трехкомнатной квартире с мамой, папой и бабушкой Людмила родилась и прожила все детство и юность. Позже туда же привезли из роддома ее младшую сестру Аллу. Жили впятером, не лучше и не хуже других. Пятнадцать лет назад умерла бабушка, вскоре после этого Людмила вышла замуж и выписалась из квартиры. Живет с мужем, у них двое детей, свое жилье купили, ипотеку выплатили. В трешке осталось трое: родители и Алла, тогда еще несовершеннолетняя. В какой-то момент родители приватизировали квартиру на троих. Когда? Зачем? Людмила не выясняла — своих забот хватало. Да, скорее всего, они тоже не особо задумывались, почему так сделали. Родители – люди не особо юридически грамотные. Кто-то им сказал, что надо приватизировать скорее, а то будут проблемы, ну вот пошли и сделали, особо не вникая, считая все это просто формальностью. А теперь вот всем приходится расхлебывать.
Сестра Алла тоже год назад съехала из квартиры, живет с парнем у него, вроде как собирается замуж.
Жизнь шла своим чередом, пока мама не огорошила несколько недель назад – она собралась разводиться с отцом.
Людмила
— Ну, я-то давно от них съехала, но даже я вижу и чувствую, что у отца крыша свистит, – вздыхает Людмила. – Ревность необоснованная совершенно, всякий бред собирает, орет, маму оскорбляет. Пока еще Алла там с ними жила, тихо было более-менее, а как остались вдвоем, мама говорит, совсем распоясался. Хотя диагноза официального нет у него. Приглашали к нему врача психиатра на дом, так он при ней вел себя на редкость вменяемо, на все вопросы ответил, все тесты прошел. А стоило ей уйти, устроил скандал, что мама хочет его в дурку упечь, чтобы любовников беспрепятственно в квартиру водить. В общем, треш. Так что по поводу развода я маму понимаю вполне. Честно говоря, думаю, раньше надо было ей с ним разводиться…
По словам Людмилы, с отцом всегда было непросто. Желчный, раздражительный, тяжелый человек, к тому же совершенно неприспособленный к быту. Мама все делала, за всем следила, убирала, подавала. Отец, кажется, до сих пор не знает, где в квартире лежат его чистые носки.
— Когда мама сказала про развод, я, конечно, спросила, что они дальше планируют, как жить, – делится Людмила. – Она ответила – квартиру продаем, делим на троих, по количеству собственников, дальше каждый решает сам. И вот это мне непонятно, если честно! Если бы они делили на двоих, я бы слова не сказала. Или тогда уже на всех надо, на четверых. Почему Алле треть, а мне – ноль?
— Ну, во-первых, ты сама выписалась из квартиры много лет назад, — отвечает мама. — А Алла все так же здесь и прописана, другого жилья у нее нет. Во-вторых, ты более-менее устроена, вы с Егором квартиру купили, детей родили... А Алла молодая, ей сложнее.
—- Мам, ей двадцать пять! Я в ее возрасте уже ипотеку платила! И вы нам с Егором ничем не помогли…
— Сейчас сложнее! – стоит на своем мама. – Ты знаешь, какие сейчас проценты по ипотеке? Просто бешеные. У Аллы зарплата не самая большая. К тому же Аллин жених, насколько мы поняли, ипотеку брать не хочет, у него уже есть жилье. Поэтому мы решили, что Алла должна тоже хоть какую-никакую жилплощадь в собственности иметь, вступая в самостоятельную жизнь… А самое главное, ну как сейчас не отдать Алле ее долю, когда она имеет на нее право юридически?
— А морально? — не сдается Людмила. — Я же тоже ваша дочь...
— Дочка, ну ты давно самостоятельная, крепко стоишь на ногах, – вздыхает мать. – а твоя сестра только недавно институт закончила. У тебя хороший муж. Егор порядочный человек, мы его хорошо знаем, что бы ни случилось, тебя и детей он не бросит и не обидит. А вот парень Аллы… он для нас пока кот в мешке. Может, еще расстанутся, и до свадьбы не дойдет.
Егор
Муж Людмилы жену успокаивает – мол, не бери в голову! Может, они правы? Алле сейчас нужнее помощь, а у нас все хорошо, мы не нуждаемся…
— Ну как не нуждаемся! — злится Людмила. — Мы с тобой начинали с нуля, полжизни на ипотеку пахали, на ноги становились. Ты на двух работах, я тоже не отставала, дети росли с ключом на шее. А тут треть трешки в хорошем районе — это в принципе студию можно купить в Новой Москве, а то и на однокомнатную квартиру сразу хватит.
— Но закон есть закон, — пожимает плечами Егор.
— Закон? — вскидывается Людмила. — Причем здесь закон? Почему они первоначально приватизировали квартиру на троих, про меня забыли? Понимаешь, это не про деньги. Мне обидно, что они меня как будто... вычеркнули. Бабушка же хотела, чтобы мы все были вместе.
— Бабушка умерла, — напоминает муж. — И родители не вечны. Может, простить?
— Не могу, — говорит Людмила. — Они выбрали Аллу. Опять. Я считаю, им нужно делить трешку пополам, а потом мы бы с Аллой унаследовали их жилье – одна отцовское, другая мамино. Так было бы справедливо. Но Алла не соглашается…
Алла
Младшая сестра понимает, что юридически она собственница доли, и уступать свое не собирается. А с какой стати? Родители ей больше ничем помочь не смогут явно, они сейчас в такой ситуации, что самим бы кто помог. А Алле только двадцать пять, она жить начинает. Сестра хоть и кричит сейчас, что они с мужем все сами, но это не совсем так. Родители им и свадьбу в свое время справили, и в пустую съемную квартиру свою мебель отдали, и с детьми мать сидела частенько, когда Людмила из декрета вышла. Например, Алла совершенно точно помнит, что, когда Люда второго рожала, старший у них на даче был.
Так что «мы все сами» - немного преувеличено, мягко говоря.
Вот Алле, скорее всего, с ребенком придется точно возиться самой – родители уже довольно пожилые люди, вон отцу, кажется, и самому скоро сиделка будет нужна. Но Люда же об этом не думает.
— Сестра звонит редко, но если звонит — только ругаться, – рассуждает Алла. – Устроила истерику из-за квартиры. Я ей говорю, ты понимаешь вообще, что у родителей ситуация треш, их надо развозить скорее, пока они драться не начали. Папа кастрюлю с супом перевернул вчера на пол матери назло! А ты тут свою долю выпрашиваешь...
Но Людмила доводов сестры не слышит.
— Я не выпрашиваю! — говорит она. — Я справедливости хочу! Ты треть получаешь, а я — ноль. За что?
— За то, что хвостом махнула и свалила! — огрызается Алла. — Помнишь, несколько лет назад я тебе звонила, жаловалась: не знаю, что делать, отец концерты устраивает, совсем распоясался? Я тогда еще с родителями жила. Ты же сама тогда сказала, что у тебя свои проблемы, и лезть в жизнь родителей ты не хочешь. Пусть, мол, сами разбираются. Было такое? Ну, вот и не лезь теперь. Сами разберемся, без тебя…