Вжух – и мы в больничке. Тики ведет себя как бешеный бабуин и выглядит апасным, как один из тех самых красивых да обаятельных убийц или их подельников с чёрно-белых криминалистических снимков. А все почему? А потому что его вполне закономерно не хотели пускать к Аллену в палату.
—Я сказал им, что ближе меня ещё поискать, что если хотите доказательств — дайте мне раздвинуть ему ноги и продемонстрировать то, что сталось с его задницей после того, как мы «породнились», на что эти скоты пришли в сраный ступор, а когда отошли — начали угрожать мне вызовом своей паршивой охраны!
…после таких речей врачи должны были провести осмотр Аллена, зафиксировать телесные повреждения и отправить их в полицию, нет?.. А вдруг этот орущий психопат заебал пацана до инсульта? Чтец слишком многого хочет от этой пописы, да?
Но нет, врачи охраной только угрожают и позволяют на себя орать, приносят Тики стул, и тут же убегают, гнусно шаркая унылыми резиновыми бахилами. Правильно, пусть психопат торчит рядом с жертвой безвылазно. Аллен отложил очередной кирпич, но счастлив: Тики вошел в режим сотоны не из-за него.
Слава богу, орать Тики перестал (пока), пристроил жопу на стуле и обозрел новые подношения Аллену (еще один букет, плюшевого щенка и корзинку с фруктами). Чтец недоумевает, когда Тики успел все это притащить – по его же словам рядом был все время; и как это нищета-Аллен попал в отдельную палату.
Потом Тики курит (да ёпт! Ну почему его не выдворят?!), и начинает трепаться:
— По существу, милый мой, вся наша жизнь — это не больше, чем грёбаные ржавые покрышки, за ненадобностью сдохшие в канаве у дороги. Иногда я начинаю подумывать, а не произошла ли некая страшная ошибка и не получилось ли так, что никакой Бог нас по своему подобию не создавал, и вообще мы — какие-нибудь такие… маленькие мерзкие вирусы, микробики, гаденькие заразные тварюжки, оголтело жрущие оболочку его истинного богоподобного детища…
Хороша была трава. Нет, нахуя, нахуя ты загоняешь такую муть чуваку, который едва-едва оклемался? Просто гений моральной поддержки!
голые мальчишеские плечи, вдоль и поперёк израненные набухшими красными пятнами оттого, что тот их всё время остервенело драл и расчёсывал, спуская с подгнившей в звеньях цепи замученные белые нервы
Ой. Это герпес у него по всему телу расползся? Это он явно не год и не два не лечился для такого.
Тики комфортит Аллена, укладывает в постель и продолжает:
— Признаюсь тебе, малыш, что я едва их там всех на месте не придушил. Если бы продолжали измываться над моими нервами ещё хоть пять минут — придушил бы уже без «едва». Кто вообще им дал право решать, могу я войти или не могу, если это именно я, сатана бы их всех поимел, привёз тебя сюда и всё это время оставался рядом…
Бешеный бабуин мешает медикам делать свою работу, мм. Аллен винит себя в том, что чуть не помер в процессе охренеть-какого-важного разговора, и спрашивает, как же Тики все же впустили. Тот, сияя белым пальто, многословно рассуждает о том, какие люди мерзкие, за просто так и за заботу об Аллене пропускать не захотели. Но вот стоило пошуршать баблишком и припугнуть…
Тики смотрит за окно, на Аллена, опять за окно, снова закуривает
Аллен никак ведь не мог знать, что вёл он себя так отчуждённо, размыто, скованно и убито-разбережённо только тогда, когда сходил от беспокойства и страха с ума
и поясняет, как именно припугнул:
— Я сказал им, что трахнул тебя в задницу, значит, мог потенциально заразиться тоже, и если они не пропустят меня по-хорошему — я порву себе вены да заставлю их сожрать мою уродливую опасную кровь. Чтобы представление выглядело нагляднее и чтобы никто в моей честности не усомнился, я даже начал это проделывать…
Чтец в восторге. Тики бегает по коридорам больницы и заливает всех кровью, врачи, вместо того, чтобы вызвать санитаров, которые этого буйнопомешанного бы вмиг скрутили, почему-то пугаются и соглашаются со всеми его требованиями. Без дураков соглашаются, никаких последствий этот перфоманс не имел. Фантастика!
Кто там говорил, что это нормальный текст?
длинный поперечный порез, проделанный вполне себе умело и мастерски: чтобы не тронуть отвечающую за жизнь жилу, но пустить испаряющуюся в ткани ржавую кровь
Что ж вы так убиваетесь, вы ж так не убьетесь! Кстати, а чем он порез-то сделал? Чтецу тут подсказывают, что купюрами, и это логично: если бы у этого еблана еще и нож был…
— С другой стороны, мне, конечно, чудится да видится, что они больше перепугались, будто я прямо у них на глазах покончу с собой, а это лишние нервы да нелицеприятная грязь, но, как бы там ни было, пустить меня к тебе — пустили. И, полагаю, в следующий раз пустят тоже, оставив свои разговорчики у себя же в жопе… иначе, клянусь, я всё-таки передумаю и всех их к чёртовой матери перебью.
Чоткий, дерзкий, как пуля резкий! Ну и да, перебьешь ты их к чертовой матери, посадят тебя, и твой драгоценный Аллен сдохнет в гордом одиночестве. Идеально :3
Аллена плющит (предсмертных снегирей уже не раз вносили, но чтец тоже хочет на это полюбоваться):
Вот это проклятое «в следующий раз», в его воображении совсем не должное быть, потому что оставаться так долго в больнице он не собирался и не хотел, испугало и перегнуло Аллена настолько, что в глотке сократилось, глаза беспомощно сжались, пытаясь не выпустить наружу защипавшую жидкую соль, по щекам забили крыльями больные предсмертные снегири, пальцы бессильно стиснулись на подушке.
До Тики доходит спросить, как Аллен себя чувствует. Конечно, надо выкинуть сигарету прямо на пол, и чтец правда не знает, сколько надо отвалить персоналу больницы, чтобы там все это терпели.
Аллену хреново, но, опять же, не потому, что с ним случился, как нам поясняют чуть дальше «удар», а потому что он боится то ли того, что Тики уйдет, то ли того, что будет его комфортить из жалости, а это мерзко. Кстати говоря, «случился удар» - это про кровоизлияние в мозг/инсульт, и в прошлой части было описание предынсультного состояния со всеми его фейерверками, но так как мозг у Аллена отмер еще в первой части, тут все грешат на дурацкое треснувшее сердце. Тики продолжает молча переживать и таращиться в окно
а в глазах его отражаются кровавые осколки разбитых фар, похожих на россыпь мёртвой лесной земляники.
Простите, а чем мертвая земляника от живой отличается?
в груди пульсировали и росли стальные герберы с прочными литыми стебельями
а, ну, инфаркт тут походу тоже не за горами. Аллен нечленораздельно говорит, что он в норме и интересуется, что с ним случилось.
Тики от его вопроса заметно напрягся, обдал беглым и не поддающимся пониманию взглядом, после этого предпочтя вновь уставиться за проклятущее окно, которое чем дальше, тем больше хотелось с вымазанного в кровь кулака выбить.
А окно-то тебе чем помешало?
— Ты переволновался, мальчик. По крайней мере, так они говорят. Видно, моё предложение… да и моё появление в твоей жизни в целом… настолько повергло тебя в смятение, что твоё ослабленное тело не выдержало, сердце сорвалось, и у тебя случился лёгкий, но всё ещё удар.
«Появление в жизни» - это про ваш феерический секс? Тогда ладно.
Ничего особенно страшного на фоне того, что происходит с тобой каждый чёртов день, но и хорошего в этом тоже ничего нет, потому что там, где удар один, там удар и второй, а они, понимаешь ли, вместо того, чтобы обратить внимание на это, всё больше вьются вокруг твоей проклятой инфекции, и я не знаю, чего мне стоило заставить их заняться тем, чем заняться надо.
Потому ты у нас врач и лучше знаешь (ага, путаешь инфаркт с инсультом и не в курсе, как передается ВИЧ, иначе бы не поливал всех кровью почем зря, простите).
Я бы хотел забрать тебя отсюда прямо сейчас, взвалить на руки и унести куда-нибудь, где никто нас с тобой не найдёт, но…
И пусть Аллен умрет без лечения. После еще одного феерического секса. Така любоф.
Аллен стих, прекратил и дышать, и глотать: только врезался ногтями в кожу возле быстро-быстро колотящегося сердца, так страшно хотящего услышать продолжение, что обещалось вот-вот лопнуть, треснуть и умереть, но продолжение никак не приходило
Потому что лопнуло, треснуло и умерло, очевидно.
Тики выглядел неуверенным и стылым, рот его стекал ваксовым пластилином по небритому лицу,
Ужс. Аллен страдает, потому что Тики на него не смотрит одержимо и не лапает – а вдруг про великую любовь напиздел? Тики, разумеется, не разочаровывает:
— Теперь я думаю, это далеко не то, что тебе, мальчик мой, на самом деле нужно. И мне очень жаль, что… мне просто, малыш, очень и очень… жаль.
Дальше следует отбивка коронами, потому что, разумеется, Тики ничего такого в виду не имел. Он снова приходит в больничку и снова ведет себя как бешеный бабуин – на этот раз ему не нравится, что кто-то унес подношения с предыдущего визита. И… ну ладно, допустим, его злость в этот раз в чем-то даже оправдана.
Аллен пугается, виноватится, и говорит, мол, сестричка какая-то утащила.
удивление его приняло тоже сплошь жуткие и зверелые формы; желтинники глаз налились завывшими на пожар волками и унеслись в тундровую степь грохотом рассекающих еловый снег полынно-горьких кровавых лап
Што. Чтец так и видит с грохотом скачущие в закат воющие глаза. И да, это должно выглядеть реально жутко. В общем, Тики докапывается, Аллен отмораживается – потому что ему надо, чтобы Тики еще посидел с ним, а не бил никому морды (потому что тогда его точно повяжут и пиздец котенку). Тики насрать, он нависает, пугая Аллена еще больше:
— Мальчик, милый, славный, добрый мой, хороший мальчик… Я не стану врать, что якобы ценю твою вящую заботу о тех, кто заботы этой не заслуживает, и даже не стану говорить, что уважаю её. Но в твоих же интересах честно мне признаться, если не хочешь, чтобы я пошёл туда и разбил об стену морду тому, кто отношения к случившемуся не имеет; мне-то вообще наплевать, я здесь каждую тварь убить с самого начала хочу.
Ну, в общем, ему похер, что там думает сам Аллен – и вообще, может, на цветочки и фрукты у него аллергия, а игрушка просто всратая была! – МИКК КРУШИТЬ и точка. Чтецу все еще интересно, почему его вообще сюда пустили во второй раз.
Тики плюет на допрос и идет бить морды, но Аллен успевает дернуть его за рубашку, и этого хватает, чтобы чоткий огурессор немного сдулся, присел на кровать и соизволил
опустить одну руку, нащупать под одеялом тощий трясущийся горбик, осторожно его погладить, пощупать, оставить ладонь лежать там, где должна была находиться лохматая чалая голова, и сипло, трубно, железно спросить:
— Почему ты продолжаешь беспокоиться о том, кто тебя мучает, маленький идиот? Я хочу башку этой бабе сорвать, а ты мне не даёшь, и я… Я, черти тебя дери, не могу пойти против твоей воли, потому что, должно быть, боюсь, что так ты от меня окончательно…
Ой, да ладно, знаем мы, как ты не можешь. Тики еще немножко буянит, пинает стул и шугает врача, заглянувшего проверить, что тут творится.
об этом чёртовом неуравновешенном психопате, который продолжал торчать в больнице с раннего утра и до самой предпоследней минуты, когда посетителей выставляли прочь уже попросту взашей, за прошедшие два с половиной дня успели узнать практически на всех этажах. Слава за психопатом ходила чёрная, костлявая, баграя, кому-то он бил в лицо деньгами, кому-то кулаком, к мальчишке никто, кроме него, не захаживал и, следовательно, будничное пребывание не оплачивал, так что с его присутствием здесь нехотя смирились и лишний раз на глаза попадаться старались не спешить.
Нет. Таких. Слов. Просто - нет. Тики гладит Аллена, который прячется под одеялом и дрожит, и думает о том, какой он несчастный:
нарывало и кровоточило, расплачиваясь за его уродскую душевную проституцию, застрявшее меж тремя волчьими рёбрами сердце.
Еще одна отбивка коронами, и Аллен говорит, что его собираются выписывать, и кто бы знал, как чтеца заебали эти бесконечные многоточия! Выглядит Аллен неважно
маленький, худенький, с исколотой левой веной — какая-то мразь успела замучить его своими грёбаными кровососными шприцами до того, как больница открылась и Тики позволили войти в палату
(чтец молча полыхает, потому что с этого саботажа лечения уже давно совершил вояж в Андромеду и обратно)
лохматый, с огромными красными глазищами, под которыми собрались гармошки синяков, с приоткрытым измученным ртом, который звал так, что в голове напряжённо звякало спущенной с курка пружиной, он разбросал в стороны ноги, на которых сидел, упёрся посерёдке руками, скомкивал в пальцах простыню и одеяло, почти умирал от пожирающей тело тряски
а больного ублюдка Тики это все только заводит:
повалить повторно на кровать уже чуточку иную, и, обязательно выдерживая обещание увезти в ту самую ангельскую Швейцарию, перед этим…
Немножечко…
Чему-нибудь…
Поу…
…чить.
Сука.
Но в этот раз он хотя бы сдерживается:
после всего, что сделал, после того, как каждое движение и каждое прикосновение принесли изувечную и изуверную боль, после того, как в его чёрном и гнилом сердце что-то ёкнуло, отряхнулось, проснулось и проклюнулось драмными нуарными нарциссами, делать и думать в мальчишеский адрес то, что со спокойной совестью делал и думал прежде, он себе всеми правдами и неправдами запрещал.
В соседней палате
некий немощный старик без левой ноги и левой руки, по чьему лицу постоянно бегали пауки лопающихся в самопроизвольном порядке сосудов — смотрел по кабельному Волшебников из Вайверли Плэйс
О! Внезапно вменяемое указание на время действия! «Волшебники из Вэйверли Плэйс» (англ. Wizards of Waverly Place) — американский комедийный телесериал канала Disney Channel, премьерный показ которого состоялся 12 октября 2007 года. Чтец вспоминает, как пытался обосновать все дыры в сюжете тем, что все происходит в 90х и снова орет в ковер. На фоне этого
пряло невидимую ткань привинченное к инвалидной коляске резиновое колесо.
то, что прядут нить, а ткань – ткут, уже как-то теряется.
Тики снова совершает множество бессмысленных телодвижений, опять смотрит в окно (а автор внезапно снова генерирует неплохой образ)
к концу октября вечерело рано и на стёкла падала сброшенная линяющей луной пыль
и садится на кровать. Аллен от него отползает и спрашивает, не придет ли Тики завтра на выписку.
У Микка, твёрдого, крепкого, прочного и идиотского, как обросший корой еловый ствол, снова где-то там под костяшками ёкнуло и разлилось горячим кровистым теплом
Еловый ствол-то так за что. В общем, Тики говорит, что подыскал Аллену домик – не в Швейцарии, конечно, но тоже в неплохом месте, сам обустроится неподалеку и будет поддерживать связь, навещать Аллена и выгуливать. Аллен шугается, бьется о постель спиной и заворачивается в одеяло – и чтец и рад бы подумать, что его пугает перспектива никогда в жизни больше не отделаться от Тики, но…
Закусил губы, тихо-тихо булькнул израненным горлом, опустил ресницы, почти распластался на брюхе, почти свалился перед ним на колени и живот, подполз битым ползком и, схватившись трясущимся веточками полумёртвых пальцев за горячую смуглую руку, сомкнувшись вокруг слишком широкого для обхвата запястья, прижался кипячёным лбом к дрогнувшей тыльной ладони да, спрятав лицо, так ломко, войко, скрипично и умоляюще, словно отыгрывающий последний раут просроченный ангел, прохрипел:
— Почему я… почему ты… почему я больше тебе не… не… ну… жен…?
Тьфу, простигосподи. В общем, Аллен слюнявит руки Тики, и генерирует тонны ДРАМЫ, соплей и многоточий: мол, убивай кого хочешь, делай что хочешь, только меня не бросай, с ума без тебя схожу, люблюнимагу.
я с ума без тебя схожу, когда ты уходишь на ночь — я почти не сплю, шепчу твоё имя… стенам, говорю им про… про тебя, а они… они хлопают мне в ответ, они тоже говор… говор… рят, что ты со мной не… не будешь
Ну, или как-то так. Когда Аллен выдает, что согласен ебаться хоть как, Тики, наконец, выходит из режима гибернации, затыкает фонтан соплей и смотрит в глаза,
едко, просможенно, зверево выговаривая:
— Прекрати. Прекрати это сейчас же, маленький дурачок. Как ты вообще до такого додумался…? Единственная причина, по которой я стал стараться не трогать тебя — это лишь потому, что я и так уже изломал всю твою… жизнь.
Чтец тяжело вздыхает, потому что думать об этом надо было раньше. Как и о последствиях читений этого писева.
таращащий на него свои чёрные летучие квазары лопающихся зрачков
да что у них с зенками-то творится в этой части?!
Тики выдает многословную покаянную речь, мол, понял, осознал, пока
так долго сидел под закрытыми врачующими дверями, что отняли тебя у меня и даже не пытались успокоить и объяснить, что с тобой происходит и сколько мне ещё ждать
(какие нехорошие двери) и решил больше Аллена не домогаться и обеспечить ему безбедную жизнь.
Он попытался сказать что-то ещё, что-то, чего никогда не хотел говорить и что обрывало нитки в сердце быстрее, чем замкнутая в костном пространстве гидра заставляла то сзаново и наново полыхать
Хайль Гидра! Чтец ебанулся, все ебанулись, связь с космосом потеряна!
Простите, чтец в норме. Мы не узнаем, что там хотел сказать Тики, потому что фонтан соплей забил с новой силой, хотя Аллен ничего нового так и не сказал. В этот раз Тики подхватывает Аллена на руки
грубые ладони огладили его голубые раздутые вены да голубые нежные синяки и, играючи, насмешливо, со сводящим с ума горноколыбельным обожанием, с которым и на здорового-то и самого красивого на свете человека смотреть ведь не могли
Ладони с глазами?..
уставились двумя мёртвыми волчьими планетами в испуганные и заплаканные серушки-глаза
…уж лучше бы ладони. Тики Аллена тискает, прислушивается к биению часто-часто колотящегося фитилькового сердца, и спрашивает:
— Тогда, получается, это ничего, если я… если я всё же украду тебя, заберу себе, отменю эту чёртову смерть и… увезу отсюда… прочь…? К этим нагорным ангелам или куда угодно… ещё…? Это ведь ничего, мальчик…?
Блядь. Многоточия заразны. Не СПИД там у них, ой, не СПИД…
Аллен обнимает его в ответ, путается пальцами в волосах так, что аж выдирает
голова затряслась, голова закачала из стороны в сторону так рьяно и умоляюще, что под шовчиками её заплыло и снова рассыпалось
и с новым потоком соплей выдает, мол, забирай меня скорей, я на все согласный.
Он плакал, клекотал маленькой северной гайкой, пытался оплестись руками и ногами, позволял всего себя трогать, гладить, вжимать, подтягивать под ягодицы и спину, втискивать и щупать, проминать, оставлять по коже синие-синие лапчатые следы.
Потом Тики
сотворил своими безумными ладонями мягкий и податливый наполеоновый сбивень, пообещал все тёплые сонные ночи и свежие восходные утра
Аллен просто…
Наверное…
Умер.
НАКОНЕЦ-ТО.
Или нет.(
И через эту странную прозрачную смерть, сбросив к ногам прежнего освободившегося себя…
Остался на долгие-долгие недели-месяцы-годы-секунды вперёд…
Так просто и так по-человечески…
Жить.