В его фантазиях Дим почти не двигается. Они на студии, где в свое время снимали промо сезона: Денис давно туда не наведывался, но так все равно кажется правдоподобнее, потому что у него дома Дим не был ни разу, хотя дежурно благодарил за предложенную вписку, перед каждым ивентом. Это одна из тех маленьких, настоящих вещей, которые делают его особенным. Он не косит под трушечку и не набивает себе цену: просто ему действительно от Дениса не надо, вообще нихуя. Он стоит, прислонившись к белой стене циклорамы, они одни, и Денис точно знает, что никто не войдет. Дим смотрит на него молча, бесконечно спокойно, Денис хочет провести кончиками пальцев по его светлым бровям. Поцеловать его веки. Поцеловать его в губы. Влад назвал его тощей лягухой, но это, конечно, хуйня. У него красивые губы. Очень. Хочется их потрогать. Хочется их запомнить. Зарисовать их для себя, кончиком языка по контуру. Хочется целоваться с ним, еще и еще, столько, сколько он позволит. Но он, конечно, не позволит. И тут проходит черта. Денис тщательно, с благоговейным вниманием паломника всматривается в его лицо. Берет его ладонь в свои. Его руки расслаблены, это он допускает легко. Денис касается его костяшек, здесь кожа немного шершавая, грубоватая, руки у него сильные, и он не боится драки, наверняка не раз разбивал их, и у Дениса сердце бьется чаще, когда он представляет эти руки – у себя на затылке, у себя на горле. Податливо и беспрекословно, он последовал бы за ними, куда бы они его ни направили. Косточка на запястье. Вены на внутренней стороне, где кожа чуть мягче. Основание большого пальца. Соединение линий в центре ладони. Она горячая и сухая. Ее тепло понемногу наполняет Дениса, и он не представляет, как заставить себя отпустить ее. Гладит по очереди подушечки его пальцев. Хочется взять их в рот, но и это плохая идея. Дыхание сбивается, и кровь приливает к щекам, как после хорошего кардио: Дим видит, что с ним, видит отлично, и Денис понимает по его взгляду, что попытки держаться в берегах беспомощны и тщетны, Дим знает, кто он, знает, чего он хочет, знает, что может делать с ним все, что угодно, незачем даже приказывать, достаточно кивнуть. Дим снимает футболку, так же спокойно и неторопливо, как будто говоря - «почему нет?». Она падает на пол. Денис представляет себе ее яркий, наполненный запах. Квинтэссенцию запаха Дима, едва улавливаемого, мягко струящегося по его телу. Тело у него охуенное. В мышцах живая скорость, и напор, и мощь, и если он Денису въебет, это будет нокаут. Когда играли в баскетбол, и он прыгнул, казалось, что он может взлететь, но он повис на кольце, и Денис смотрел, не отрывая глаз, на гибкую, свободную линию его спины. На его голый живот, мелькнувший из-под майки. Денис опускает веки, прежде чем прикоснуться к нему губами. Видел недавно документалку про гроб господень в Иерусалиме, и как один за другим люди со всей земли опускались на колени, чтобы у нему приложиться. У Дениса длинное путешествие: каждый сантиметр горячей кожи – отдельная реликвия. От уха до горла. От ключицы до груди. Невыносимо тянет лизнуть его сосок, и Денис делает это, всего раз, но ощущение не уходит с языка. Кожа у него над пупком. Светлые мягкие волоски у резинки трусов. Здесь его запах становится острей и гуще, и Денис едва-едва касается контура его члена сквозь джинсы. Так неправдоподобно – так круто – так несбыточно хорошо: чувствовать его возбуждение, знать, что (ненадолго, в его карманом мирке) это возможно, что Дим тоже хочет этого, хотя бы немного. Дениса бьет озноб, когда он прижимает Дима к стене и вылизывает его шею. Чувствует его пульс. Раз за разом, жадно и упрямо, проводит по выступающей крупной вене. Он монтировал четыре его баттла, в трех драфтах, и каждый раз ставил на сольный раунд превьюху, где контровик высвечивал эту вену от и до. До дрожи хочется прихватить ее зубами и оставить на этом месте засос, но это будет фальшивая метка и пустое самоубеждение: они оба знают, твердо, что тело Дима, как и сам Дим, в любом качестве, ему не принадлежат и принадлежать не будет никогда. Денис ловит его пульс губами в последний раз, прежде чем опуститься на колени, но не притрагивается к нему, пока Дим сам не расстегнет ширинку. Его взгляд – сверху вниз – ускользает так быстро. Денис вздрагивает, когда задевает кончиками пальцев кожу у него в паху, и спускает джинсы с трусами пониже. Его член Денис видел один раз, когда после четвертьфинала они бухали пивко на улице и забрались на территорию элитного жк, чтобы поссать в уединении. Мужики в таких раскладах друг на друга не пялятся, и Денис едва-едва взглянул на него, но воображение достраивает то, чего не сохранила память. Денис проводит языком под его головкой, она чуть светлее, чем его губы, крупная и сочная, уже не прикрытая крайне плотью, Денис обсасывает ее, потом ласкает языком уздечку, мягко нажимает на отверстие уретры. Он уже совсем твердый, но Денис осторожно и плавно ему подрачивает, оттягивая крайнюю плоть до основания. Член у Дима большой. У Дениса сохнет во рту, когда он представляет, как будет глотать его. Стефания Батори и Салтычиха обе купались в крови юных девушек, пытаясь впитать их молодость, их неуловимую прелесть, их целительную, нетронутую тоской и безумием суть. И если каким-то чудом их рецепт был верен, кровь Дима должна исцелять от душевной калечности и подвального тления. Может статься, что он вообще последний настоящий мужик на земле. Денис вылизывает его тяжелую, тугую мошонку, а потом берет его в рот до основания, в два приема. Как только он проскальзывает в горло, Денис начинает глотать: часто, как будто пьет залпом 0,5. В его фантазиях Дим не стонет, но в какой-то момент его ладонь ложится Денису на шею, а потом Дим крепко сжимает волосы у него на затылке и подталкивает его вперед.