Уродливый алый рубец расползался молнией на полнеба, неярко сияя болезненным светом. Эстебан скривился и отвел взгляд: с этим местом в мире вечных сумерек у него всегда были особенные отношения.
Он любил его: любил дикие земли и странствия, любил авантюрный дух вечной опасности и холодное дыхание смерти за спиной, любил эти поля великих древних сражений, древние руины и живущий и дышащий вокруг него мир.
Он его ненавидел: отравленные давным-давно туманы забирались под одежду и облепляли тело как мерзкая паутина, Рана Мира — тот самый рубец над головой — одним своим видом заставляла зубы ныть, а еще от нее внутри поселялось чувство ужасающей неправильности происходящего, Эстебан слышал, что те, кто послабее духом просто впадали в панику, ему же просто было тошно, противно и мерзкая неправильность оседала горечью где-то в горле. Он подбросил ветку в костер и вдохнул смолистый запах.
Отправившийся попутешествовать по мирам и оказавшийся в этом мрачном, но в целом приятном сердцу вампира-дворянина местечке Эстебан взял квест от Церкви Сумерек в Стражекамице, Последнем Городе, где любил проводить время с тамошними своими знакомыми. Квест для него не слишком сложный - пойти к Ране Мира и замерить магический фон и другие параметры этого разлома в ткани реальности. Сидя у костра, он вспомнил их... и не только их, но и кое-кого еще. Мысли его начали терять согласованность.
Чтобы теплый и живой привалился под бок, доверчиво положив голову на плечо, засмеялся, рассказал историю, обнять в ответ и зарыться носом в кудри на макушке.
Невыловленных блошек, кстати, дальше будет много. Но все это потом, а в данный момент... попробуем угадать, чьи кудри одурманили Степу. Ну конечно же, кудри Феанорова сьюхана!
Эстебан хотел разделить эти сумерки с эльфом Вайрэ, городским артефактором, который когда-то, как и он, мерял ногами дикие опасные земли. Эстебан хорошо знал этот взгляд: полный тоски по простору, полный жажды жизни, Эстебан встречал такие же глаза в зеркале, и ему так хотелось подарить Вайрэ весь этот мир, себя самого подарить… Он вздохнул. Вайрэ был неизменно вежлив и гостеприимен, улыбался, шутил и заразительно хохотал, но он был таким легким и ярким со всеми, а от любого флирта мастерски уклонялся, отшучиваясь, как скользкая рыбка в воде ускользает из рук.
На Степана нападает НЕХ. Кастуя магию крови, он сражается с ней.
Эти земли не принадлежали людям, здесь были только сумерки и чудовища под вечным алым светом Раны Мира, сюда ходили только самые отчаянные и рисковые, и здесь и сейчас под низкими тучами и в шелесте черных трав Эстебан был счастлив.
Наконец, в крови и от ран тварь издохла.
Снова какое-то кривое предложение. Или мне кажется?
Отдохнув, Эстебан добирается до Раны Мира и начинает замерять ее параметры.
Эстебан поморщился и принялся вычерчивать сложный узор печати. Ничего сложного. Замерить, снять показания, записать результат и пойти обратно.
Печать взвилась столпом черного пламени, которое обжигало сетчатку синевой-чернотой. И разом стало темно.
Затянутое тучами небо из непроницаемой синеватой черноты стало пепельно-серым.
"А ведь я не иначе как чудом выжил", — подумал Эстебан, чувствуя под спиной твердую землю. Рана Мира извивалась в небе как змея. Нет, не змея, возразил он сам себе. Сейчас, когда он видел ее вблизи, она больше напоминала ярко-алую праздничную ленту, унесенную порывом ветра, она изгибалась и реяла в потоках, зацепившись во что-то невидимое и отпечатывалась ярко-алым в глазах. Эстебан моргнул, и на внутренней стороне век заплясали зеленые молнии. — "Если не встану сейчас, то точно умру."
Голова соображала плохо, должно быть удар был слишком сильным даже для него. Привкус крови во рту впервые за всю нежизнь показался Эстебану противным, он закашлялся и неимоверным усилием перевернулся набок и раскашлялся еще сильнее. Он кашлял и кашлял, сплевывал сгустки крови, кашлял снова, пока, наконец, не отпустило. С трудом, опираясь на меч, он поднялся на ноги; Рана Мира прямо над макушкой мутила голову и мысли, хотелось брезгливо отряхнуться и что-то первобытное, животное внутри отчаянно кричало, что это опасность, смерть, надо бежать и прятаться. Эстебан заставил себя не слушать: уж тут-то, прямо под местом. где когда-то была разорвана сама реальность, точно кругом только опасность и смерть. Нужно понять, куда идти. Нужно выбираться отсюда.
На самом деле этот кусок настолько зубодробительно скучный и невыразительный, что я просто не могу его не вкинуть целиком. Казалось бы, напряженный момент, Эстебан чуть не погиб, выполняя рутинное задание, он растерян, его инстинкты вопят, а разум не может осознать, почему что-то пошло не так... но оно изложено настолько никак, что я даже не знаю, как так могло получиться.
Итак, Степан собирается топать обратно. Ориентироваться в землях сумерек сложно, местность однообразная. К Ране Мира он шел, глядя на эту самую Рану Мира, которая видна за много километров, а вот обратно путь найти может быть непросто. Попытка скрафтить из крови компас оказалась бесполезной, разлом влияет на магнитное поле. Собравшись добираться до Стражекамицы по памяти, он вдруг слышит плач. Плач призрака.
Он все понял.
Он опустил меч и вышел, не таясь.
Кто-то когда-то умер тут, прямо под Раной Мира. И не смог найти дороги в смерть. так и оставшись бродить заблудший и неприкаянный.
И еще блошка. Эстебан - служитель Луны, который может отправлять оставшиеся в мире живых души в материальный мир - решил помочь призраку и упокоить ему. Тот жалуется, что забыл что-то важное.
— Очень важное! — мертвый очень живым жестом тряхнул головой. — Ты правда хочешь мне помочь?
И еще блошка в виде тавтологии. Они вместе идут через болота и приходят к склепу, где похоронен мертвец.
— Невероятно… — не сдержался Эстебан: скромно одетый и простоволосый мертвец никак не вязался в его глазах с полускрытым в черных ветвях склепом, который оплели лозы. От густо-алых цветов пахло тяжело и сладко, дурманя голову, а еще все инстинкты вопили, что надо разворачиваться и бежать. Резьба на камне складывалась в чары: отпугивающие, запирающие. сдерживающие… Сдерживающие?! — Ты что при жизни натворил, что тебя в болото закатали и камнем сверху придавили, чтобы не вылез?
— Я не знаю… не помню, — едва слышно ответил мертвец. — Помоги; а это — моя плата тебе.
— Могила? Тут защит как на столичной моднице одежд, — Эстебан покачал головой. — Меня же сожжет на месте.
— Дверь можно открыть, — мертвец указал на почти невидимую за лозами дверь. — Это очень хорошо защищенное, но все же место памяти и скорби… там меч, меня похоронили с моими мечом, он важный и ценный. Отпусти меня…
Открыв склеп, Эстебан впускает туда призрака, который дарит ему меч в благодарность. Кстати, запомните: меч без ножен.
Меч блеснул среди алых листьев: простой клинок без ножен.
Степка добирается до Церкви, сдает квест, потом отправляется домой, в Город, где, как мы знаем, живут все наши тленохренные друзья. И топает к Вайрэ, чтобы похвастаться лутом в виде меча и какой-то зверюшки.
— Тебе и принес, может на что-то сгодится, — Эстебан положил ладонь на рукоять своего меча. — У меня в этот раз невероятный улов.
— Брату покажу, такие твари — его нежная любовь, — Вайрэ хихикнул и накрыл тельце маленьким куполом стазиса. И снова поморщился. — Эстебан, марш в душ! Оружием ты до конца Эпохи будешь хвастаться, а ароматы источаешь уже сейчас.
"Иди под струю, сука, мойся!" - орет Вайрэ, а Степка и не против.
Шампунь у Вайрэ тонко пах чем-то цветочным, у него водился пушистый халат точно эстебанового размера и всегда были свободные тапочки.
А потом он идет кушац. Кушац Вайрэ.
— Усталый странник будет пить из горла, — Вайрэ ткнул себя пальцем в шею, — или желает пригубить из бокала?
— Забудем приличия, я же устал, — Эстебан скользнул взглядом по бархотке. Голод обуял разом, дикий и иссушающий, будто он с месяц не пил крови или был тяжело ранен. — Иди ко мне…
Вайрэ присел на подлокотник кресла, склоняясь и подставляя шею. Живой, горячий, с бьющимся сердцем и пахнулий так ярко и соблазнительно. Эстебан сгреб его в объятия, жадно впиваясь в шею.
И еще блошка. Хотя, надо сказать, Пахнулий - хорошее прозвище для туалетного эльфа. Уж точно лучше, чем Хренелли.
Степан увлекся, и за несколько минут кормления около литра крови Вайрэ усвистало в землю-ненасытицу в вампира-ненасытника. У того начинается приступ головокружения, он обмякает и отпивается зельками.
Тонкие пальцы, дрогнув, сжали волосы на затылке и потянули. Вайрэ обессиленно обмяк и уронил голову Эстебану на плечо.
— Флакон… — тихо прошептал он. — На столе. Дай.
Эстебан кивнул, устраивая Вайрэ в кресле, и протянул открытый флакон.
— Прости. Сам сможешь или напоить?
Вайрэ резким и рваным движением опрокинул в себя содержимое флакона и тихо выдохнул. Мертвенно-белые щеки порозовели, дыхание выровнялось, и он улыбнулся.
— Путешествие тебя и правда не пощадило.
— Не понимаю, — Эстебан сел прямо на пол. — Я не голодал и не ранен.
Затем Эстебан хвастается лутом.
Меч мягко скользнул из ножен, сияя зеркально отполированным клинком. Ножны попортило временем, но оно не смогло оставить ни единого пятнышка на сияющем металле. Тонкая вязь неизвестных этому миру рун тянулась вдоль лезвия, мерцая, как болотные огни. Эстебан снова не смог сдержать восхищенного вздоха: этот шедевр оружейного дела не иначе как ждал его в том склепе.
Так в ножнах был меч или без ножен? В ножнах или без? *орет*
Меч оказывается мечом-кровопийцей. Такой у Степки уже есть - это его вороний меч, клинок, с которым он уже давно вместе. Еще немного поболтав, он отправляется спать. Ночь проходит без приключений.
Утро началось не с чашки кофе, а с задравшегося во сне халата Эстебана. Вайрэ моргнул, отвел взгляд от длинных и крепких белых ног, и с силой протер глаза. И зачем-то поправил волосы. А затем, не удержавшись, склонился над Эстебаном и скользнул пальцами по высеребренным Луной волосам.
Поутру Степка снова идет под струю, взяв с собой меч. Возможно, в душе он на него дрочит. Вайрэ начинает ревновать. Когда Степа уходит, то он, во-первых, выглядит дико голодным, хотя вчера насосался вдоволь, а во-вторых, забывает свой старый добрый вороний меч у подставки для обуви, няшкая и тетешкая меч болотный. Поняв, что с кровосисем творится что-то нехорошее, Вайрэ идет за советом к своему наставнику, чародею Амаранту Буревестнику.
Дом Амаранта Буревестника скрывался под сенью густых и казавшихся черными деревьев. Вайрэ толкнул калитку в высоком узорном заборе, прошел по неприветлевому саду и поморщился, когда в нос ударили терпкие запахи специй
.
И ищщо блошка. Итак, причина оголодания Эстебана и причина его эрекции на болотный меч, по мнению Амаранта, заключается в некоем проклятии - и, судя по всему, дело в мече.
— Раз уж ты можешь подобраться к нему на расстояние удара в спину, то ищи, что из него тянет силы. Болезнь. Проклятие. Лунное безумие. Подарок мертвеца.
Вернувшись домой, Вайрэ беспокойно размышляет об Эстебане и о его одержимости и берет в руки его старый вороний меч. Тот делает кусь за руку и впитавшаяся в меч кровь начинает бежать и орать как орал анон от меча без ножен, но в ножнах.
А затем она запела: громко, пронзительно, жалобно заплакала, так что рвалось сердце и не оставалось уже никаких сомнений: вороний меч отчаянно звал на помощь.
Оружие подсказывает Вайрэ, как можно помочь больной скотине Эстебану.
Меч задрожал в руках, а потом вывернулся из них и со звоном упал на пол. Кровь Вайрэ на нем снова пришла в движение, складываясь в странный узор… знакомый узор! Именно так выглядела метка вороньего служения. Песнь проклятия повторилась, а следом за ней и просьба о помощи.
— Эстебан проклят?.. Merdre, я знал, что это болотный клинок! — Вайрэ зло ударил себя кулаком по коленке. — Но как ему помочь?!
Меч снова отозвался: на этот раз злым и торжественным гимном ненависти, обжигающей как кислота. Узор крови на нем испарился, впитываясь, а потом он крутанулся на полу, поворачиваясь к Вайрэ рукоятью. Безмолвно и красноречиво.
— Вызвать на бой… — Вайрэ криво усмехнулся и сжал рукоять. Одним слитным движением поднялся на ноги и вытянул меч перед собой. — Ворона, воина и нежить…
Осознавая, что боец из него куда хуже, чем из Степки, Вайрэ просит меч помочь ему победить обуреваемого проклятием кровосися. Меч соглашается и устраивает ему внезапное ЖЕСТКОЕ ПРОНИКНОВЕНИЕ, протыкая грудь. Вайрэ начинает ловить глюки.
А потом напротив него стала женщина с чашей крови в руках и кроваво-алой кожей, сияющей в темноте как кровавая луна. Черные волосы стекали с ее плеч безлунной чернотой, а над головой рогами поднимался алый полумесяц. Хозяйка Кровавой Луны, Голодная Госпожа Воронов снизошла и явилась.
Многорукая богиня рассекает ему грудь, вынимает сердце, наливает в грудную клетку странной жидкости из волшебной чаши, вкладывает сердце на место и благословляет на бой.
— Это… было? — тонко спросил он. Взгляд упал на вороний меч, мирно лежавший у ног. И на плечи рухнуло ясное и четкое: было. Вайрэ вздрогнул, поднялся на негнущихся ногах, поднял клинок — теперь он не казался таким тяжелым и лежал в руке так, словно был сделан для нее. И вдруг Вайрэ понял, что улыбается. Спокойно и умиротворенно.
— Все будет, — пообещал он, пристегивая ножны к поясу. — Я жду тебя, Эстебан.