– Представляешь, мама перевезла меня сюда! Насовсем! Я теперь буду здесь всегда жить! Не только летом и на выходных, а всегда! Представляешь!
Он очень обрадовался моему переезду. Мы пошли вдоль улицы. По дороге болтали о будущих планах.
– Мы пойдем вместе в школу, а потом будем вместе отмечать мой день рождения, а потом мы будем вместе справлять Новый год… – перечислял Стас. – А потом… Хм. А что будет дальше Нового года?
Я пожала плечами. Я не знала, что будет дальше Нового года – до него ведь так далеко… Впереди нас ждало лето, самое счастливое лето в моей жизни, и оно будет длиться целую вечность.
Стас переносил боль хуже меня, плакал тогда, когда я не плакала, но я никогда не смеялась над ним из-за этого. Когда он падал и разбивал в кровь коленку или локоть, я садилась перед ним, срывала подорожник, пела ему песенку про котенка и паровозик, заставляла его подпевать мне, чтобы отвлечь от боли, и лепила лист подорожника на ранку.
Я улыбнулась, закрыв губы ладошкой. Потом сжала кулачок и убрала его в карман кофты.
– Я брошу улыбку тебе в окошко, когда тебе будет пора уходить. Чтобы ты не скучал по дороге. Поймаешь?
Он кивнул.
– А что ты кинешь мне взамен? – спросила я.
– Поцелуй? – растерянно спросил Стас.
– Фу, девчачьи нежности. Не подойдет. Думай. Он захихикал в кулачок. И также убрал в карман.
– Я брошу тебе смех!
Я удовлетворенно улыбнулась. Он спросил:
– Что мы будем рисовать? Я задумалась.
– Я нарисую тебе улыбку, а ты мне – смех!
Я скорее поверю в йети, чем в живых детей, которые так разговаривают 
Как будто я в рекламу хлопьев провалился, господи. И редкие попытки внести глас разума словечками типа "девчачьи нежности" ситуацию не спасают.
Немного о языке - это кошмарный слог школьного сочинения пятиклассницы, который не смогла исправить никакая редактура. Весь текст написан в духе "Я пошла делать уроки. Сделав все домашнее задание, я села ужинать. На ужин мама приготовила вкусные пирожки. Наевшись и сказав спасибо, я стала готовиться ко сну. Был долгий день. Я вспоминала события дня, лежа в постели. Скоро сон сморил меня и я попала в объятья Морфея". В общем, это было бы абсолютно нечитаемо, если бы не живенький сюжетец. И нет, автору не 11 лет.
Короче, эти пластилиновые детки упиваются своей сиропной дружбой еще несколько лет. Впрочем, не обходится без звоночков:
Мы возвращались из магазина, и тут я заприметила двух девочек, которые играли в какую-то странную игру. Девочки были постарше меня года на два. Их было три. Две стояли напротив друг друга, между ними была натянута резинка, а третья девочка прыгала в середине. При этом она прыгала в определенной последовательности. Как будто это был какой-то танец.
– Пойдем! – недовольно сказал Стас и потянул меня за руку.
– Подожди! Я хочу понять, что они делают!
– Они играют в какую-то ерунду! Девчачьи игры всегда странные. Пойдем смотреть фильм.
Но мне безумно понравилась эта игра.
– Я хочу так же! – заныла я.
– Ну тогда иди знакомиться, они тебя научат.
Я вся сжалась, мне было страшно знакомиться с девочками, я их боялась. Все еще помнила, как девочки во дворе отказались со мной играть, потому что у меня были мальчишеские игрушки. Я неуверенно подошла к ним – ни к чему хорошему это не привело. Девочки посмеялись надо мной, сказали, что я еще маленькая, а в эту игру играют только большие. Я вернулась вся в слезах.
– Не плачь! Я сам к ним пойду! – сказал мне Стас.
Он ушел к девчонкам, а я побрела домой относить продукты. Когда я разобралась с пакетами и убрала все в холодильник, пришел довольный Стас. Он протянул мне резиночку тех девчонок.
– Я все узнал! Я тебя научу.
– Они тебе рассказали? Вот так просто? И отдали резиночку? – поразилась я.
Я восторженно смотрела на белый моток резинки.
– Они мне подарили, – гордо сказал он. – Я с ними поздоровался, улыбнулся и попросил научить в нее играть, они все рассказали и даже отдали эту штуку.
В тот момент я очень гордилась моим другом. Гордилась тем, что у него так здорово получалось со всеми дружить. Но спустя несколько лет, когда мы стали врагами, я узнала тайну той резиночки. Одну из тех девочек звали Дашей. Впоследствии Даша стала моей одноклассницей, а потом – лучшей подругой. Именно Даша рассказала, что Стас, чтобы выведать тайну игры в резиночку, стал хлестать их крапивой. Стас уже тогда был склонен к жестокости и агрессии, но я этого не видела. Для меня он был просто моим Стасом. Самым лучшим и красивым мальчиком на Земле.
Этот отрывок - сплошное ЛОЛШТО 
Его бредовость так многогранна, что я начну по принципу убывания:
1) "Девочки старше на 2 года; посмеялись, сказали что я маленькая", но одна из этих девочек, как сказано тут же, стала потом одноклассницей ГГ. Как, блин? То есть может она болела или оставалась на второй год, но скажи ты об этом хоть несколько слов, чтобы читатель не думал, что ты даже пару своих абзацев удержать в голове не можешь.
2) Описание игры в резиночку как инопланетного ритуала, который шестилетние герои впервые видят? Серьезно? Они с волками выросли?
3) Мелкий пиздюк. Подошел к паре девочек на два года старше его. Вооруженный крапивой, которую очевидно сорвал там же и этим девочкам ничто не мешало тоже ее нарвать. "Стал хлестать их крапивой, чтобы выведать тайну резиночки, и они испугались, рассказали ему все и отдали резиночку". Что, блять? Что, нахуй? 
И такое нонеча издають, от времена пошли... Кто-нибудь может себе представить эту сцену? Что две здоровые, по сравнению с пацаном, кобылы в ответ на предъяву "отдайте резиночку и расскажите ее тайну" не напинали ему жопу и не погнали ссаной крапивой, а испугались и выполнили его требования? Разве что им в школе рассказали про бешенство и они решили, что с этим малахольным лучше не связываться Нет, даже так сова рвется, а глобус выскальзывает. Более того, они даже не рассказали своим суровым подмосковным мамам и те не пришли домой к Стасу скандалить. Я сам изрядную часть детства провел в таком подмосковном городе (уникальный опыт, я понимаю 
), так вот при любом ущербе от чужого пиздюка там было принято сразу говорить старшим, а потом злорадно слушать их обстоятельные рассказы о разборках с родней этого пиздюка.
Помните чтения фичка про свиноеба, с которым вся Шотландия играет в поддавки и боится-боится каждого его пука? Так вот Стас говорит тому свиноебу "hold my beer". До сих пор вы не знали, что такое поддавки. Стаса с младенчества боятся небо и Аллах. Он их погремушкой избил, заставив переписать Коран в пользу макаронного монстра.
Итак, время идет, аццкий мальчик набирает пацанов играть в войнушку и радостно ими командует, девочка горда тем, что ее снисходительно принимают на правах унтерпацана.
Мы теперь редко бывали вдвоем, как раньше. Но Стас всегда брал меня с собой в свою «мужскую» компанию. Поначалу мальчишки, глядя на меня, презрительно протягивали: «Девчо-о-онка…»
– Посмотрите на нее! – защищал меня Стас. – Разве она похожа на девчонку? По мне – так настоящий мальчишка. Одежда, лицо, походка – все как у нас. Ну, только волосы девчачьи, а так – она как мы.
Я улыбнулась. Эти слова были одним из тех «лучших» комплиментов.
С появлением Степных койотов Стас начал меняться, как и его интересы. Теперь он любил часами сидеть в бункере с мальчишками. Или просто бесцельно шататься по улицам. Он презрительно хмыкал, когда я предлагала ему порисовать или поиграть в какую-нибудь из наших старых игр.
– Твои игры для детишек! – говорил он. – У взрослых другие развлечения!
Мне становилась стыдно, и я больше никогда не предлагала ему играть во что-то «детское». Презрительно смотрела на других девчонок во дворе, которые играли в резиночку или что-то рисовали на земле.
– Фу ты ну ты! – хмыкала я, глядя на девочек. – Девчачьи нежности!
Я лукавила. Мне все еще были интересны наши старые игры, но мне было стыдно сказать об этом Стасу. Я принимала его новые увлечения, а в старые игры играла с Дашкой, когда мы были вдвоем.
(Как мы понимаем, Степные койоты - название их, прости господи, боевого отряда, бункер - какая-то заброшенная хуйня на стройке, и так далее). Вот здесь виден проблеск того, за что я считаю эту книгу все-таки не самым худшим возможным чтивом для подростка. ГГ, оглядываясь назад, пытается отрефлексировать свою внутреннюю мизогинию. А, предыстория - в детстве ГГ очень любила отца, потом он их бросил и мама привела отчима, а Тамара решила, что всему виной ее женский пол, ведь папочка хотел наследника. И стала усиленно притворяться мальчиком. В общем, автор явно эту диспозицию намеренно вводит, чтобы показать, что от хорошей жизни свой пол ненавидеть не начинаешь. И что мизогиния Стаса упала в голове Тамары на благодатную почву, унавоженную взрослыми. Тут автор молодец. И вообще, вот эта линия мне кажется правдоподобной и взятой из жизни, скорее всего автобиографичной. В треде Додо сто лет назад рассуждали о судьбе пацанок в мужских гоп-компаниях и говне, которое такая жизнь закладывает им в голову: все бабы дуры и шлюхи, а я не такая, я почти как мужик, поэтому меня уважают (уважают примерно как половую тряпку, ага). Ну и показательно, что Додо это говнище в себе пестует и культивирует, хотя у нее не раз была возможность соприкоснуться с иным мировоззрением, а Алена-Эли Фрей хоть как-то, неловко и несмело, но пытается выгребать. В этом отрывке ГГ понимает, что образ пацанки на нее не совсем натягивался и что ей самой эта навязанная ненависть к девчонкам была не в радость.
Но даже здесь реальность постоянно проседает под натиском какого-то странного манямирка:
С мальчишками вместе мы играли в казаки-разбойники, устраивали войнушки с ребятами соседних улиц. Эти игры казались мне удивительными. Но участие «на равных» мне давалось очень тяжело – чтобы успевать за мальчишками, нужно было бегать так же быстро, как они, прыгать так же ловко и во всем всегда им следовать. Мальчишки меня не щадили. Они вели себя очень грубо и часто не рассчитывали свою силу, но я привыкла к этому. К синякам, дракам и потасовкам стала относиться как к чему-то совершенно обычному. Только время помогло мне заслужить уважение мальчишек нашей компании.
Но тогда Стас помогал мне. Он подсаживал меня на высокие заборы, всегда протягивал руку, когда мы пробирались через высокие заборы… Когда мы крали кирпичи для нашего шалаша из огорода одного из соседей, все несли по три кирпича. Чтобы потом меня не называли девчонкой, я тоже схватила три, но мне было жутко тяжело. Стас забрал у меня один и нес четыре. А потом говорил всем, что мы оба несли по три.
Всем этим людям лет по 10. Созревание еще не началось, половой диморфизм примерно по нулям. Да что говорить, аноны, вы все помните себя и окружающих детей в 10 лет: никакой заметной разницы между будущими М и Жо ни в росте, ни в силе пока нет. Есть небольшие индивидуальные различия, в том числе обусловленные образом жизни, ну так Тамара не домашний цветочек. Она все детство бегала и лазала везде вместе с этим Стасом, так с каких хуев она вдруг будет настолько слабее, что ее надо "щадить", и ей "тяжело дается" бегать и лазать дальше? Вот этот таракан меня неизменно бесит: ну сука, глаза-то разуйте и не несите бред, что мальчик и девочка одного роста и возраста как-то там страшно различаются по силе. Да в этом возрасте их и внешне-то не различишь, если на девочке штаны и нет длинных косичек. Но кому-то так необходимо натянуть свою хуелогию на детей, птичек, пчелок, небо и Аллаха, что уже младенцы у них оказываются, в зависимости от цвета пеленок, богатырями-футболистами или мамиными кулинарушками. Это как совет от какого-то говнопсихолога маме мальчика приучать его быть мужчиной: давать трехлетнему клопу нести сумки со словами "мама слабенькая, мама девочка, а ты мужчина, ты сильнее, помоги маме". Угу, растите шизофреника, у которого человек втрое выше и впятеро тяжелее него внезапно слабее. Пусть еще из окон попрыгает с мыслью, что святой хуй дает способность побеждать гравитацию. Физика-шмизика.
Однако приближается драматический момент. Как-то раз, играя в войнушку, Стас и Тамара углубились в лес... И тааам! Такоооое!
Возле ручейка у костра сидели взрослые мальчишки. Они были на несколько лет старше нас. Они прислоняли ко рту целлофановые пакеты. С каждым вдохом и выдохом пакеты то сжимались, то надувались снова. В нос ударил запах дыма и чего-то резкого, неприятного, похожего на запах краски.
– Что они делают? – шепотом спросила я.
– Нюхают клей, – ответил Стас.
Я во все глаза смотрела на ребят. Я знала, что некоторые нюхают клей, чтобы расслабиться и поймать глюки, но никогда не видела, как это делается.
– Пойдем отсюда, – сказал Стас.
Но тут один из взрослых ребят посмотрел в нашу сторону.
– Эй! – крикнул он.
Бежать было поздно. Мы растерянно переглянулись, сорвали пакетики с краской с груди, выбросили их, чтобы нас не засмеяли, и вышли из своего укрытия.
Шо деется! Настоящие норкомане 
Сначала норкомане казались нестрашными и заманивали наших героев показным дружелюбием. Потом все пошло по пизде:
Мальчишки разразились дружным хохотом. Мне стало не по себе.
– Расскажи нам, как вы здесь оказались? Одни, в лесу? – И снова взгляд был адресован мне.
Я больше не искала глазами Стаса. Смотрела в землю.
– Мы здесь не одни. Здесь еще наши друзья.
– И где же они?
– Где-то в лесу. Мы… Разделились…
– Сколько ваших друзей?
– Девять.
– Хм… и сейчас вы не знаете, где они?
– Нет.
– То есть сейчас никто не знает, что вы находитесь здесь? Этот допрос меня смущал. Зачем ему знать все это?
– Нет, – машинально ответила я и тут же пожалела об этом. Мне захотелось уйти как можно скорее.
– Может быть, пойдем? – спросила я Стаса.
– Постойте с нами еще минут пять, – Круч положил руки на мои плечи. Я вздрогнула. – Вы еще не прогрелись.
Мы остались, потому что было неудобно уйти.
Мальчишки стали наматывать на палки пакеты и совать их в костер. Пакеты съеживались, их охватывало голубое пламя. Расплавленный целлофан стал капать в костер. Они стали замахиваться друг на друга горящими палками, окатывая друг друга брызгами плавленых пакетов.
Мальчишки были какие-то чудные. Они делали резкие движения, смеялись как-то странно, смех выходил каким-то дерганым, как и их обрывочные фразы, которые не всегда можно было понять.
Один из ребят посмотрел на Стаса и криво усмехнулся.
– Мне не нравится твоя куртка! Она слишком чистая! – сказал он и замахнулся на Стаса палкой.
Капли расплавленного целлофана попали Стасу на куртку.
– Эй! – возмутился он и поспешно стал стирать капли. – Ты что, с ума сошел? Ты вообще думаешь, прежде чем что-то сделать?
– Что ты сказал? – взбрыкнул тот.
Я вся сжалась. Мне не хотелось ссориться с этими взрослыми ребятами.
– Спокойно, Быра, – Круч похлопал его по плечу.
Быра-Быба-Глыба передает привет дедушке Владиславу Петровичу. Вообще удивительно, насколько неправдоподобным выходит у автора мир, в котором все мы так или иначе росли. Ну ладно Крапивин, он-то на момент написания книг о суровых 90-х был уже хорошо в возрасте и не шибко понимал новые реалии. А у Эли Фрей какое-то странное пересечение обычных русских пердей с жизнью персонажей желтых газет. Пугачева родила кентавра! Младенец стал таджиком и изнасиловал дедушку! Норкомане обнюхались клея и ябуцца в жопы и им не нравится чистая куртка Стаса! Капли расплавленного целлофана!
– Но, Димон, он назвал меня сумасшедшим! И тупым! – парень все еще пытался кинуться к Стасу.
– Я не говорил, – поспешно сказал Стас. Ему тоже не хотелось конфликтов. – Я сказал, что прежде чем что-то сделать, надо подумать.
– Нет, – Круч серьезно посмотрел на Стаса, – ты ясно дал понять, что считаешь Быру тупым и недалеким.
И сделал это без уважения.
Дальше больше:
Круч встал прямо перед нами.
– Мы что, слишком тупые и слишком ненормальные для общества такого важного ферзя, как ты? – он гневно сверкал глазами.
Блядь, да кто так говорит? 
Сиропные детки со своими "в окно улыбку, а из окна ладошку" кажутся почти адекватными по сравнению с этим страшным клеедышащим норкоманом.
Кто-то из чудовищ подошел сзади, схватил Стаса за плечи и резко потянул назад. Стас упал на землю. Этот монстр. Зверь. Нечеловек подошел и наступил ему на грудь ногой.
– Ты будешь. Делать. То. Что. Я. Прикажу. Тебе. Понял? Я заплакала.
Зверь обернулся и с яростью посмотрел на меня.
– Заткнись! А не заткнешься, я привяжу тебя за волосы к дереву, а ночью вороны выклюют твои глаза.
От его страшных слов я замолчала, закрыла лицо руками. Мне хотелось кричать, кричать так громко, чтобы услышали наши ребята. Они же где-то там, в лесу… Они должны спасти нас от этих страшных людей. Но я молчала. Прикусила губу, чтобы крик невольно не вырвался наружу. Перед глазами стояла ужасная картина – вороны клюют мое тело. Стас лежал на земле не шевелясь. Мне так хотелось, чтобы это все оказалось игрой. Чтобы сейчас они лопнули на груди Стаса пакетик с краской и сказали спасительные слова: «Ты убит. Иди домой». Я была согласна даже на то, чтобы меня взяли в плен. Я с радостью рассказала бы им, где находится наш лагерь.
«Ты убит. Иди домой» – это все, чего я хотела. Я молила Бога о том, чтобы враги сказали эти слова. Но они молчали. И пакетика с краской больше нет на груди. Он валяется где-то в кустах.
Монстр. Зверь. Чудовище обвело властным взглядом своих друзей.
– Враги на нашей территории. Что мы будем с ними делать?
Повелитель Мух на минималках
– Повесим их! Сожжем их! Порежем им вены! – раздавалось со всех сторон. Мальчишки обступали нас плотнее. В руках у них были палки.
– А ну заткнись. Ты нарушаешь правила игры. Что ты сделаешь ради своей подружки? Давай проверим? Ты будешь выполнять наши приказы, а если не будешь, то твоей подружке будет больно. Начнем нашу игру.
Мне заломили руку за спину. Я пронзительно завизжала.
– Вот так. Это чтобы ты понял, что мы не шутим. Чтобы такое интересненькое придумать… О, придумал!
Я услышала звук бьющегося стекла.
– Ешь стекло! – раздался зловещий голос.
– Не буду! – упрямо ответил Стас.
– Ах, не будешь? Ну, тогда…
Меня с силой потащили куда-то. Стало очень жарко, пакет прилип к лицу. Костер! Они толкали меня в огонь! Я закричала. Я чувствовала, как плавится пакет. И мне казалось, что плавится кожа на моем лице. Резкий запах жженой пластмассы забился в нос.
– Пустите ее!
Извините, это тот редкий момент, когда у меня остались одни смайлики 
Да, он ест стекло, а Тамара по приказу норкоко пытается "резать ему стеклом вены". Потом автор решает, что с моих бедных глаз довольно:
Он толкнул меня, я упала на землю и заплакала. Круч склонился надо мной.
– Ладно, не реви. Посмотри на меня, девочка. Ты дрожишь? Не бойся. Мы не трогаем послушных маленьких девочек.
Я подтянула колени к груди и тихо всхлипывала. В голове крутилась единственная мысль: «Не трогайте меня. Не причиняйте мне боли!»
Он погладил меня по голове.
– Твой друг слишком грубый, его надо научить хорошим манерам. А ты иди. Ты послушная девочка, а послушных девочек мы отпускаем.
Я подняла на него глаза. Он… Отпускает меня? Просто так? Я не верила своему счастью. Я с беспокойством посмотрела на Стаса, которого все еще держали за руки.
– Мы отпустим его… чуть позже, – чудовище проследило за моим взглядом. – Поиграем с ним и отпустим. Мы просто пошутим. Ничего ему не сделаем. А ты иди.
Он склонился над моим ухом и прошептал:
– Но если ты кому-нибудь скажешь о том, что увидела, мы убьем его. А потом я приду на твою улицу, найду тебя и разрежу тебе живот, вот здесь, – монстр дотронулся до моего живота, – и выпущу тебе кишки. Я намотаю их на забор, и птицы будут их клевать. Иди, девочка.
В общем, Тамара убегает, никому не говорит и считает себя страшной предательницей. А Стаса потом находят с жуткими порезами, он не говорит, кто на него напал и тоже считает Тамару страшной предательницей. (Не ждите, что я буду комментировать правдоподобие всей этой вакханалии).
Он с позором изгоняет ее из их отряда степных кого-то там и убивает ее кролика:
– Ты сделала мне больно. Очень больно. Ты предала меня. Бросила меня там… Но я отомщу. Я причиню тебе такую боль, которую ты никогда в жизни не испытывала. – Вставай! Встань перед своим командиром, солдат! – приказал он мне и грубо поднял меня на ноги. Властно посмотрел на меня.
– Солдат, – вдруг обратился он ко мне командирским тоном, – ты обвиняешься в измене против своего командира. Ты предала свою стаю и навсегда изгоняешься из «Степных койотов».
Умка лежала на подушке, укрытая одеялом, виднелась только голова… Она не шевелилась… Не дышала… Возле нее на подушке лежала записка. Я медленно потянулась к ней. Развернула.
КРОЛИК НЕ МОЖЕТ УСНУТЬ. СПОЙ ЕМУ КОЛЫБЕЛЬНУЮ. СПОЙ, СПОЙ! СПОЙ КОЛЫБЕЛЬНУЮ ДЛЯ КРОЛИКА!
Я узнала этот почерк. Я знала только одного человека, который писал бы так. Буквы заваливались влево, а не вправо.
Стас.
Он задушил Умку.
Рядом валялась бельевая резинка. Та самая, в которую мы играли в детстве.
