Мелиан, некогда сияющая майа, чья красота озаряла леса Дориата, вернулась в Аман бесплотным духом, сбросившим оковы плоти. Крушение её королевства, гибель Тингола и разрушение всего, что она любила, оставили её душу обнажённой, но не сломленной. В бескрайних чертогах Валинора она обрела покой, но покой этот был пропитан тоской. Тоской по плоти. По той женской оболочке, что столько веков служила ей в Средиземье. По ощущениям, которые плоть дарила: вкус меда на языке, тепло солнца на коже, трепет женственности под ласками Тингола, его дыхание, его сила. Всё это исчезло, и Мелиан, паря над садами Йаванны, чувствовала себя лишь тенью былого величия.
Она поселилась среди телери, эльфов моря, чьи песни и мягкие голоса напоминали ей о прошлом. Телери приняли её с благоговением, ведь для них она была не просто майа, но женой их исконного короля, Тингола, чья слава всё ещё жила в их сердцах. Они построили для неё уютное обиталище на берегу залива, окружённое цветущими деревьями и журчащими ручьями. Там, под сенью Валинора, Мелиан решилась. Она вновь облеклась в плоть. Женское тело, сотканное из её воспоминаний, было прекрасным: гибким, с плавными изгибами, с кожей, что лучилась светом. Но в этой новой плоти горел огонь, которого не было прежде. Жажда. Жажда ощущений, удовольствий, всего того, что она так долго отрицала в своём бесплотном состоянии.
Сначала она ела. О, как она ела! Телери приносили ей дары: сочные плоды, сладкие пироги, пропитанные мёдом, нежные сыры, что таяли во рту, и вино, чей вкус кружил голову. Мелиан пробовала всё, смакуя каждый кусок, каждый глоток. Её женское естество оживало с каждым новым вкусом, и она не могла остановиться. Еда стала её страстью, её утешением. Она ела днём и ночью, забывая о времени, погружаясь в наслаждение, которое плоть дарила ей так щедро. Её тело начало меняться. Тонкая талия округлилась, бёдра стали шире, грудь тяжелела. Мелиан замечала это, но не тревожилась. Напротив, она любовалась собой, своими новыми формами, ощущая, как плоть становится всё более её собственной, всё более настоящей.
Но жажда росла. Еда была лишь началом. Мелиан вспоминала ночи с Тинголом, его руки, его губы, его жар. Её женственность, столь долго спящая, теперь требовала внимания. Она смотрела на телери, на их стройные фигуры, их мягкие движения, их глаза, полные восхищения. И она выбрала троих. Алкион, с волосами цвета морской пены, чьи пальцы были ловкими, как у музыканта. Линдор, чья улыбка обещала нежность, но в чьих глазах горел огонь. И Тэлир, сильный и молчаливый, чья преданность Мелиан была абсолютной. Она позвала их к себе, и они пришли, не задавая вопросов, готовые служить своей госпоже.
— Я хочу чувствовать, — сказала она, её голос был низким, почти мурлыкающим. — Хочу, чтобы вы кормили меня, ублажали меня, давали мне всё, что может дать плоть.
Телери не колебались. Они начали приносить ей ещё больше еды: горы фруктов, корзины хлеба, блюда с жареным мясом, пропитанным специями. Мелиан ела, не останавливаясь, её губы блестели от сока, пальцы были липкими от мёда. Она смеялась, когда Алкион подносил ей очередной кусок пирога, когда Линдор вливал в её рот вино, а Тэлир массировал её плечи, снимая напряжение. Её тело тяжёлело с каждым днём. Кожа натягивалась, живот округлялся, бёдра становились массивными. Она уже не могла долго стоять, её ноги дрожали под весом. Но Мелиан не останавливалась. Она хотела больше.
Её женственность пылала. Ночью, когда телери оставались с ней, она отдавалась им полностью. Алкион был искусен, его пальцы находили самые чувствительные точки её женского естества, заставляя её стонать. Линдор был страстен, его губы покрывали её тело поцелуями, а Тэлир, мощный и неутомимый, утолял её жажду снова и снова. Их соития были долгими, изнуряющими, полными пота и стонов. Мелиан требовала, чтобы они не останавливались, чтобы её женственность была в центре их внимания, чтобы её плоть получала всё, чего желала. И они подчинялись, их преданность была безграничной.
Но тело Мелиан продолжало меняться. Она толстела стремительно, её плоть становилась всё более тяжёлой, неподатливой. Скоро она уже не могла ходить. Её ноги, некогда стройные, теперь были массивными, неспособными выдерживать её вес. Она лежала на огромном ложе, которое телери укрепили, чтобы оно не рухнуло под ней. Её живот был громадным, кожа блестела от пота, грудь тяжело свисала. Она не могла даже повернуться без помощи. Но Мелиан не жалела. Она наслаждалась каждой минутой, каждым куском еды, каждым прикосновением. Её женственность, несмотря на огромные размеры её тела, оставалась чувствительной, и телери продолжали ублажать её, находя пути к её естеству, даже когда оно было скрыто складками плоти.
Еда текла рекой. Алкион приносил ей целые подносы сладостей, Линдор кормил её ложкой, а Тэлир поддерживал её голову, чтобы ей было удобнее глотать. Мелиан ела без остановки, её челюсти работали неустанно, желудок урчал, принимая всё новые и новые порции. Иногда она задыхалась от жадности, и тогда телери поили её водой или вином, чтобы она могла продолжать. Её тело стало неподвижным. Она не могла встать, не могла даже сесть. Её зад, огромный и мягкий, занимал половину ложа. Его произведения, которые телери убирали с благоговением, были обильными, и они мыли её, чтобы она оставалась чистой. Струя её, когда она справляла нужду, лилась ручьём, и телери подставляли сосуды, чтобы она заполняла их.
Мелиан не чувствовала стыда. Она была майа, но теперь она была и плотью, и эта плоть была её миром. Её женственность требовала ласк, и телери не отказывали. Они массировали её тело, покрывали его маслами, чтобы кожа не трескалась, и продолжали ублажать её. Алкион пел ей песни, пока его руки скользили по её женскому естеству. Линдор шептал слова любви, его губы касались её шеи, её груди, её живота. Тэлир, как всегда, был молчалив, но его сила и выносливость позволяли ему удовлетворять её снова и снова. Их соития стали ритуалом, частью её существования. Мелиан стонала, её голос дрожал от наслаждения, её тело колыхалось, как море, под их прикосновениями.
Но даже в этом бесконечном наслаждении была тень. Мелиан больше не могла покинуть свою плоть. Её дух, некогда свободный, был привязан к этому огромному, тяжёлому телу. Она не могла летать, не могла даже двигаться. Её крылья, если бы они у неё были, давно бы сломались под её весом. Она стала пленницей своей жажды, своей плоти, своих желаний. И всё же она не останавливалась. Еда, ласки, соития — всё это было её жизнью. Телери продолжали служить ей, их восхищение не угасало. Они видели в ней не только майа, но и воплощение жизни, изобилия, страсти.
Годы шли, но в Амане время текло иначе. Мелиан оставалась всё той же: огромной, неподвижной, погружённой в наслаждение. Её тело продолжало расти, её женственность всё ещё пылала, её аппетит не угасал. Телери, её верные спутники, не покидали её. Они кормили её, мыли, ублажали, и их преданность была её единственным якорем в этом море плоти. Иногда она вспоминала Дориат, Тингола, леса, где она была королевой. Но эти воспоминания были тусклыми, далёкими. Настоящим было только её тело, её желания, её жизнь.
И так Мелиан, некогда сияющая звезда, стала легендой среди телери. Они рассказывали о ней шепотом, с благоговением и страхом. О майа, что выбрала плоть и утонула в ней. О женщине, чья женственность была сильнее её духа. О королеве, что пала под тяжестью собственных желаний. Но для Мелиан это не было падением. Это была её правда, её выбор, её жизнь. И она жила ею, глоток за глотком, кусок за куском, стон за стоном, пока само время не потеряло над ней власть.