ПОВ меняется снова, в этот раз с указанием действующего лица:
Игорь Овсянников, попаданец, твою мать!
ГГ заходит в портал и видит архитектурку:
За опаловым маревом оказалась пустая комната. Я остановился и осмотрелся. Стены сложены из каменных блоков, в них прорезаны узкие окна, похожие на бойницы. Под ногами – пол из некрашеных темных плах, над головой – вделанные в кладку стен балки, поверх которых – такие же плахи. К стене слева пристроена деревянная лестница, ведущая на следующий этаж. Судя по всему – последний: из проема в потолке падал свет.
Почему на следующем этаже не могли гореть лампы? А хуй его знает, сказано - последний, значит, последний.
Архитектурка имеется, а вот людей не видно.
Я собрался их позвать, как вдруг насторожился. Запахи… У меня, некурящего, обоняние острое.
Что делать, когда чуешь запах немытых тел и свежей крови? Правильно, приосанивайся над курильщиками!
ГГ взбирается наверх, находит женщину с перерезанным горлом.
Никакого оружия возле убитой не наблюдалось. Но грубые черты лица, мускулистые руки и ноги – воин, а не утонченная барышня. У барышень не бывает обветренной кожи на лице и грубых мозолей на ладонях.
А почему воин, а не, скажем, крестьянка или ткачиха? Ах да, это ж мужское фэнтези, тут либо воюют, либо ебутся.
И, самое главное, под туникой убитой обнаружился хвост – длинный и покрытый короткой шерсткой. Абзац!
Кавайная нека, ня!
ГГ снова осматривает архитектурку, понимает, что куда-то его не туда занесло и собирается возвращаться в портал. Но тут его останавливают менее кавайные неки:
Я подбежал к проему и скатился по лестнице на нижний этаж. Замер – в лицо мне смотрели наконечники копий. Копья находились в руках людей. Плоские широкие лица, покрытые редкой шерсткой, широкие носы, выдающиеся вперед челюсти. Одеты в кожаные рубахи, на головах – остроконечные шлемы. Хвосты между ног… Люди?
В ловушку попадают и остальные посоны. Захватчицы переговариваются, ГГ слышит слово, похожее на "муж" и сразу же петросянит:
– Ничей я не муж! – возразил сердито. – Я здесь случайно – мимо проходил. С вашего позволения уйду, – я ткнул пальцем в сторону прохода. – И ребят заберу.
А если б на их языке "муж" значило "мамку твою ибал", а?
Существо нахмурилась и что-то сказало. Сбоку мелькнуло. В следующий миг удар по затылку бросил меня в темноту…
Ладно, хуже бы уже не было.
ГГ заканчивает флэшбек подведением итогов: они попали в другой мир и это, наверно, кому-нибудь нужно. Гениально.
Их привозят, развязывают, дают попить (ага, сцена и правда повторяется с точки зрения ГГ, офигенный ход, конечно).
Мохнатых-хвостатых вокруг виднелось с десяток, уже легче. Правда, и с таким числом справиться трудно. Мы безоружны, а похитители обвешаны железяками. Владеть ими они точно умеют. Оглушили меня мастерски: сознание потерял, а сотрясения мозга не заработал. И ребята, похоже, в норме. Попытаться?
Конечно, пытайся, ты ж ГГ, что тебе сделается. Но вместо этого он начинает вспоминать, как снимался в кино. В роли, конечно же, казака. И там каскадёр научил его махать шашкой по-настоящему.
– Какой из него станичник? – рассердился он, увидев меня. – С такой мордашкой девок в офисах охмурять. А мы ему – шашку! Коню уши поотрубает…
У ГГ, разумеется, обнаруживается талант:
Спорить я не стал, зато прилежно исполнял указания дяди Миши. К его удивлению, студент-медик весьма прилично сидел в седле, а вскоре лихо рубил на скаку надетые на колья тыквы.
– Вправду, что ль, из казаков? – подозрительно спросил дядя Миша. – С чего такой ловкий?
– Мастер спорта по спортивной гимнастике, – признался я. – А на лошади с детства ездить умею: в деревне рос.
– Глянь, какой перец! – покачал головой дядя Миша. – Раз так, буду учить по-настоящему. Только не для этих козлов. Они мудаки и снимают полную хрень. Я тебе покажу, как надо…
К концу лета я мог вращать шашкой, почти не касаясь ладонью рукояти, на скаку подцеплял клинком брошенный на землю платочек и разрубал его в воздухе. Дядя Миша меня хвалил и звал к себе в труппу. Но тетка настояла окончить вуз…
Конец флэшбека. ГГ опять осматривается:
Я разглядел, что похитители – женщины. Правильнее сказать: самки. Желтые глаза тетки смотрели надменно. Выглядела она крепкой, но не атлетом. Вырубить не представляло труда. Для начала – ногой в голень, затем выхватить саблю – у желтоглазой она за поясом.
Почему врач-бывший-спортсмен дерётся лучше воительницы, убивавшей людей всю жизнь? Потому что он ГГ, вот почему!
Повторяется сцена изнасилования от лица ГГ:
Встав, бандитка сняла пояс с оружием, сбросила сапоги, затем стянула кожаные штаны.
На меня пахнуло таким «амбрэ», что едва не выблевал. Хорошо, что желудок был пуст. Впечатление усиливали кривые ноги, покрытые густой растительностью, и длинный, до земли, пушистый хвост. Невольно представилось, как в этой шерсти кишат блохи. Крикнув от омерзения, я попытался вскочить, но «сумоистка» припечатала меня к земле.
Желтоглазая снова рявкнула, и рябая отпустила меня. В руках желтоглазой оказался кинжал, и она помахала им у меня перед носом. Слов, сказанных гнусной самкой, я не понял, но догадаться не составляло труда. Убьет, но для начала изнасилует. Вот для чего нас похитили! Мерзость!
Внезапно приходит подмога:
Я глянул вперед и едва не вскрикнул. В просветах между ногами столпившихся бандиток виднелась шеренга воинов в доспехах. До них было шагов пятьдесят. Воины, натянув тетивы луков, целились в спины наших обидчиц.
ГГ даёт пинка атаманше, вступает в схватку с палачихой, и её режет:
«Сумоистка» спикировала на меня, как ястреб на добычу. От тяжести, рухнувшей на грудь, у меня перехватило дыхание. Я собрался и, сжимая кинжал обратным хватом, ткнул им «сумоистку» в шею. Раз, другой… Клинок вошел в тело, словно в масло. Кровь, хлынув из раны, залила мне плечо и руку. «Сумоистка» захрипела и обмякла. Для верности я ударил ее в бок, целясь в печень, затем, поднатужившись, скатил ставшее непомерно тяжелым тело.
Всех остальных расстреляла подмога. Посоны прикидываются ветошью, ГГ добивает атаманшу:
Я склонился над подававшей признаки жизни желтоглазой и поступил, как и положено врачу, гуманно: чиркнул остро отточенным лезвием по грязной шее – там, где проходит сонная артерия. Кровь ударила ключом.
Добрый доктор Айболит готовится защищать посонов спизженной саблей, но подмога не нападает, только разглядывает.
Я едва не утратил дар речи. Это снова были женщины!
И эти уже кавайные:
Лица самые обычные, человеческие. Слегка запыленные, но не грязные. Я опустил взгляд и вздрогнул: у этих тоже имелись хвосты!
На счастье ГГ, язык этих он понимает (и они тоже его хотят):
– Какой красавчик! – внезапно воскликнула одна из женщин. – Прямо статуя! И фаллос имеется. Большой! Вот бы потрогать!
Остальные засмеялись. «Я понимаю ее! – удивился я. – Почему? Что это за язык? Латынь? Они говорят на латыни?»
– Скажи, пусть не спешит одеваться! – подключилась другая. – Где мы такое увидим?
Женщины захохотали.
– Я не статуя! – буркнул я.
Я даже не буду говорить, что латынь, которую учат в меде (и даже на филфаке) по произношению отличается от вульгарной латыни, на которой говорили римляне, как небо и земля. ЭтожГГ, он всё поймёт.
Воительницы тоже удивляются, что он говорит на их языке, выезжает старшая, Виталия Руф, спрашивает, чо он такой кровавый, и удивляется, что он смог убить двух кочевниц. А потом посылает умываться.
Налетает каламбур:
– Что за хрень? – спросил меня Олег, когда мы привели себя в порядок. – Налетели какие-то хвостатые бабы, схватили, связали, сунули в мешок… Теперь прискакали другие, тоже хвостатые, и тех порезали. Ты можешь сказать, куда мы попали?
– Еще не знаю куда, – вздохнул я, – но попали конкретно…
После которого фокал снова меняется, в этот раз снова на первое лицо:
Виталия Руф, старший декурион турмы «диких кошек»
Я буду звать тебя Витя.
Римлянки просекают, что кочевницы разделились неспроста, и тоже разделяются. Вите приказывают взять пришлых живыми любой ценой.
Операция по спасению:
Когда вонючки стали на дневку, я поняла: пора! Сармы сбились в круг и потащили в него пришлого. Они увлеклись, смять не представляло труда. Но я решила не рисковать. В последний миг пришлых могли прирезать. Нам это нужно? А для чего каждая третья «кошка» в турме – лучница? Я выслала стрелков вперед, остальным велела спрятаться в балку и ждать.
Логично, ничего не скажешь.
Набег оказывается удачным. Витя рассматривает ГГ и вангует кошачью драку:
Разумеется, девочки уставились на мужчину. Где они могли такое видеть? К тому же пришлый – я отметила это сразу – оказался отменно сложен. Невысокий, но со скульптурно развитым телом, он походил на статуи с форумов Рома. Разве что лицо не такое. Голубые глаза под высоким лбом, русые волосы, а вот нос маленький, да и губы пухлые. Румянец на щеках… У мужчины! Совсем еще мальчик, но такой хорошенький! «Девчонки взбесятся, – подумала я, – особенно те, у кого Дни. Вот ведь беда! Не поделят – за спаты схватятся!»
Внезапно, ГГ говорит на латыни не оч:
К моему удивлению, он понимал латынь. Отвечал неуверенно, запинался, путал спряжения и склонения, но разобрать получалось.
Римлянки забирают трофеи в общий котёл, но ГГ оставляют оружие (которое внезапно оказалось древним и ценным) поиграться:
Зачем спата и кинжал пришлому? С кем ему сражаться? Отбирать оружие я, однако, не стала. Пусть потешится. Наиграется и продаст, я предложу хорошую цену. Золото пришлые любят…
Витя отсылает гонцов за повозками, потому что только ГГ может сидеть в седле. Подлетает экспозиция:
Вопросы, которыми он посыпал, заставили насторожиться. Я старалась отвечать односложно, но все равно скоро устала. Как называется этот мир? Пакс. Пакс Романа?[3 - Pax Romana – римский мир (лат.).] Просто Пакс. (Откуда он знает про Pax Romana?) Кто были женщины, напавшие на бург? Сармы. Это кочевое племя? Да. А как зовут наш народ? Рома. Рома и сармы воюют? С давних пор. Куда они едут? К месту отдыха. А затем? В Рому. Это город? Столица. Они будут там жить? Да. А чем будут заниматься?..
Чем будут заниматься говорить ЗОПРЕЩЕНО. Поэтому Витя говорит, что не знает, она всего лишь воин. И остальным говорит, чтоб не знали. Поэтому римлянки окружают ГГ и посонов кругом позора и едут молча до привала. Там ГГ ругает кашу:
Зато пришлые, попробовав кашу, скривились. Я нахмурилась: что не так?
– Невкусная? – спросила, подсев к Игрру.
– Подгорела! – ответил тот, отставляя глиняную чашу.
– На костре всегда так! – сказала я.
– Если не уметь готовить! – возразил он.
– Ты можешь лучше? – рассердилась я.
– Да! – ответил он нагло.
– Вот завтра и займешься! – сказала я и встала.
Меня трясло от негодования. Каша ему невкусная! Девочки старались – не пожалели копченого сала, турма свои чаши вылизала. А эти… Нет, это наказание – везти их в Рому!
Свари им борщ, ГГ, да сделай сендвич.
Витя идёт в дозор, а по возвращении замечает одну из девушек возле спящих посонов. Оказывается, у неё началась течка, и Витя заставляет её нюхнуть брома:
Я рывком вздернула ее на ноги и заглянула в глаза. Даже в свете Селены заметен их характерный блеск. Сжав запястье Лолы, я оттащила ее к костру и усадила у огня. Она сопротивлялась, но вяло – сознание еще не угасло. Достав из сумки кисет, я вытрусила на ладонь щепотку коричневого порошка и поднесла ей.
– Давай!
Лола слизнула и скривилась. Вкус у хины мерзостный, но это единственное средство, способное привести в чувство обезумевшую нолу. Я поднесла ей флягу и проследила, чтобы она сглотнула. Порошок, случается, выплевывают. Хина подействовала. Плечи Лолы обмякли, и она опустила голову.
– Когда началось? – спросила я.
– Сегодня, – вздохнула она. – К вечеру.
«А хину выпить Богиня-воительница не разрешила?» – хотела спросить я, но промолчала. Все из-за пришлых… Хотя от Лолы, признаться, я такого не ожидала. Не девочка, у которой приступ впервые, должна понимать.
Витя разрешает ей накрыть посона одеялком и лизнуть в щёчку на ночь. Витя накрывает ГГ, ложится спать и глава заканчивается.