Начинается все с того, что явившиеся на аудиенцию Юлиан и Каттерозе ведут светскую беседу, от которой читеца разбирает финский стыд за автора.
— Что ни узурпатор верховной власти, так обязательно с эстетическим вкусом у него всё в порядке, — с тяжёлым вздохом печально ответил командующий республиканской армией.
Это про Рубинского, в чьем бывшем особняке, нынче принадлежащем императору, и разворачиваются события.
Ладно, если бы на этом некоторое неверибельное дерьмо закончилось, можно было бы списать все на скверную бету, но увы, дальше - хуже. Катерозе в обе руки начинает дрочить на Империю и радоваться гибели Союза, чем сильно удивляет Юлика. Это я прямо процитирую сплошным полотном, ибо оно великолепно, как тысяча златокудрых императоров.
— Что поделать, если это главное упущение Союза, исключая Трюнихта, разумеется? Впрочем, он и сам тот ещё узурпатор, страшно подумать, что было бы, не подстрели его наш красавец генерал-губернатор! Кабы республиканцы хоть чуток уважали своих воинов, глядишь, судьба Союза была бы иной! А то — жрать с пластмассовой посуды — это ж курам на смех!
Юлиан почувствовал смутное раздражение — похоже, имя ему было всё-таки ревность...
— Как ты сказала? — он ещё не полностью очнулся от тяжёлых раздумий о предстоящем, но требовалось показывать, что он не игнорирует реальность. — НАШ генерал-губернатор, да ещё и красавец??? Что за компрадорская лексика, дорогая? Сколь бы не был выгоден на деле поступок Ройенталя, он не перестаёт быть противозаконным.
Катерозе в сердцах тряхнула головой — это означало, что её настроение могло уже испортиться...
— Милый, я сказала вообще-то правду — ты не можешь этого отрицать ни на каких условиях. Это был наш генерал-губернатор, он сделал для территории столько, сколько наши чинуши не сделали бы никогда за десятилетие. То, что он был красавец — это объективный факт, дорогой, странно лишь, что об этом все стыдливо молчат, а я не вижу причин помалкивать. Как ни печально, все истинные красавцы погибают, очень жаль, — она нежно погладила карман куртки, где лежал шёлковый мешочек с кудрями её отца, которые принёс ей Юлиан, и только в этот момент он услышал от неё долгожданное "я тебя люблю". — А что касается противозаконности… я не буду тебе напоминать, как относился к Трюнихту адмирал Ян, но как насчёт того, что важнее — закон или человек? Если первое, то Союз погиб вполне себе логично!
Тут уже сам Юлиан замотал головой, отбрасывая дежурную рассеянность.
— Да сколько ж можно расхваливать имперцев по всяким поводам, в конце концов?! Теперь у тебя Ройенталь красавец, а что дальше? А ведь между тем не ты ли поощряла, когда твой отец бахвалился дуэлью с ним?
Катерозе против ожидания весело рассмеялась.
— Да, он очень смешно это делал, глупый взрослый ребёнок, вообразивший, что равен взрослому мужчине, — она томно прикрыла глаза, закинув руки за голову. — Конечно, поощряла — потому что знала, что дальше наших коридоров это не уйдёт, а погладить его по шёрстке очень хотелось. Захоти Ройенталь всерьёз его размазать — я бы с отцом не повидалась вовсе, так что у меня есть и свои причины говорить о нём правду, и плевать, что это имперец, даже такого ранга, Юлиан. Неужели неясно до сих пор? И потом, это вовсе не единственный красавец среди приближённых императора — их тут сотни — а наша армия не могла похвастаться наличием красивых мужчин никогда! — она резко поставила руки ладонями на талию и озорно открыла свои бездонные глаза, видимо, недовольная тем, что не дождалась поцелуя. — Кроме отца и Поплана даже назвать некого, ха-аха! Разве что адъютант Меркатца ещё прибился, но и он не местный, что называется.
Чмокнув его, Катерозе обсирается в очередной раз...
— Ты вне конкурса вообще, милый, — назидательно сказала она, манерно покачав указательным пальцем у него перед носом. — Но нужно учитывать те статьи, где нас положили на лопатки, а не обижаться. Посмотри — даже наша типа бравая форма рядом с имперским мундиром просто лохмотья, а ведь встречают по одёжке, как говорится… Когда феззанки шипят, видя нас, одно слово: "Оборванцы!" — я знаю, что они правы. Думаешь, мне приятно это осознавать? Наш уютный Изерлон строила тоже империя, не забывай.
Итак, их, наконец, пригласили, и тут дрочить начинает уже Охрендей.
Огромная гостиная явно была рассчитана на немного скромненький бал, не иначе — первое, что приходило на ум. Лебелло бы точно позавидовал, отчего-то подумалось само собой. И Фредерика бы тоже заценила — но для императора роскоши просто фатально недостаточно — резюмировал бы любой соотечественник… Какой удар по шаблону, в самом деле, сразу же — нет, не зря адмирал Ян вставал навытяжку на своём мостике, услышав сообщение о прибытии флагмана императора и отдавал честь — Юлиан все чаще ловил себя на том, что и сам еле держится, чтоб не вести себя подобным образом. А когда-то ненавидимый им за блестящие победы Лоэнграмм преспокойненько сидел сейчас на просторном диване, потому что ничего похожего на трон соорудить приказано не было, едва ли не спиной к гостям, и перебирал руками старинные клинки, в ножнах и без — от них и вправду нельзя было просто так отвести взгляд. Он был без плаща и верха мундира — после непонятного выздоровления от смертельной болезни он ходил так по-домашнему постоянно, и лишь пару раз в особо торжественных случаях выходил в полном церемониале. Золотые волосы сияли на ярко-синей рубахе дорогущей ткани, будто лучи солнца в полдень. На низком столике для сладостей и кофе тоже лежала пара шикарных клинков, так что, усевшись напротив в приготовленные для гостей кресла, посетители могли и сами до них дотронуться легко. Никого, кроме Эмиля, молча поднёсшего гостям чай, не было, и Юлиан, поначалу очень напрягшийся от этого, обнаружил, что побеждён этой нарочито домашней атмосферой.
Юлиан невольно засматривается на самоуверенную улыбку и наточенные сабли императора. На железные, потому что мясной МЕЧ у того вроде бы прикрыт. Хотя... тут говорится лишь о рубахе, и ни слова о штанах, так что не исключено, что ослепший Райнхард разгуливает по дому обнаженным ниже пояса.
Юлиана бросило в жар, и он лишь беспомощно пожал плечами. Ему захотелось отвести взгляд от этой улыбки, демонстрирующей всю истинную силу имперской мощи, и он поневоле остановил его на лежащих так близко и завораживающих любого мужчину клинках.
Не забываем, что даже в мелочах Империя лучше Союза! Катерозе вон даже нормального мармелада не ела и баварского пива не пила!
Катерозе занервничала, сама не понимая, отчего, и одним махом съела несколько сладких кусочков какого-то мармелада. Вкус был слишком силён — ничего подобного она раньше просто не пробовала.
Койзер тем временем решил поразвлечься, попутно опустив гостя:
— Может, проверим? — нарочито беззаботно бросил император, оставив кружку и непринуждённо взяв в точности такой же, разве что с иными украшениями, клинок у себя с колен и чуть подняв его вверх. — Доставишь мне это удовольствие, а?
Юлиан, только что с радостным восторгом рассматривавший грозное оружие, застыл с потемневшим лицом.
— Шутить изволите, Ваше величество? Спарринг с Вами — и мне? — он даже не пытался скрыть своё потрясение, чем явно доставил удовольствие собеседнику.
— А что удивительного-то? — с напускным безразличием прокомментировал тот, неспешно вставая на ноги. — Как задираться к моим адмиралам в космосе — так нормально, как шастать по моему флагману без разрешения с бандой отморозков — так ничего, а как прямой поединок — так тебе удивительно? — он беззаботным жестом поправил гриву золотых волос, и застыл, картинным движением обнимая рукоять обоими руками. — Ну?
— Как Вам будет угодно, — совсем убитым голосом проговорил Юлиан, вставая. Он абсолютно не знал, что и думать — развесёлый тон императора скорее навевал ожидания, что всё сказанное — шутка...
Напомним, что в каноне Райнхард был отличным воином и мастерски обращался с мечом. Юлиан тоже не пальцем сделан (и, будь он тут каноничным, а не картонным, не испугался бы), но шансов против такого опытного и сильного физически противника у него мало. Кроме того, ему предложили непривычное оружие - с топором мы его видели, а вот с мечом не видели ни разу. Так что император просто самоутверждается на фоне того, кто ему явно уступает, и это не делает ему чести.
"Но он же слепой, и с его стороны вызвать на поединок зрячего - отважный и самоотверженный шаг!" - возмутится местный 48.
А вот и нет, и те, кто читал предыдущие главы, помнят, почему.
Итак, император понтуется:
— Благодарю за такие слова, — с величественным высокомерием усмехнулся Райнхард, кивнув головой. — А то мне очень угодно наконец разобраться с тобой, наглец, посмевший обругать мою династию при моих же адмиралах, — его тон продолжал быть весёлым, но теперь стало понятно, что шутить он и не думает даже. — Болеть и умирать, значит? Да не дождётесь, дорогой наш командующий республиканцами, понятно? — улыбка императора осталась добродушной, но в глазах полыхнуло что-то уж совсем другого рода. — Сюда! — скомандовал он, чуть ли не прыжком выбираясь из-за стола и быстро двигаясь по открытому пространству гостиной. — Места тут хватит вполне.
Юлиан, совершенно ошеломлённый происходящим, еле нашёл в себе силы повиноваться. У него просто было недостаточно времени осознать, что всё это — не дурной сон… Император, будто продолжая от души развлекаться, не торопясь чертил своим оружием в воздухе перед собой знаки бесконечности.
— Ну, где тебя носит, олицетворение хаоса и безответственности? — с беззаботным смешком проронил он. — Давай, разбирайся со своим недоразумением, пока у тебя есть такая возможность, или ждёшь, что я передумаю?
Юлиан от страха чуть ли не мочится себе в штаны. Стул под Катерозе тоже намокает, но вовсе не от мочи...
Катерозе смотрела на него, как заворожённая, но вместе с тем на её лице начало проступать что-то ещё, вроде понимания неизвестно чего.
И в разгаре битвы Юлик совершает совершенно вхарактерный и верибельный поступок, от которого читец проламывает себе лицо обеими руками.
Внезапно Юлиану показалось, что не грех и сдаться превосходящему противнику, и он, вполне достоверно сымитировав, что подскользнулся, грохнулся на спину. Райнхард вдруг сделал странное движение ногой — он будто проверял, где именно упал противник, и быстро убрал её, не упустив случая пребольно заехать каблуком по рёбрам...
Император понимает, что Юлиан играет в поддавки, выражает желание продолжить, потом уже сам начинает поддаваться, чтобы проверить, потыкают ли его саблей, как когда-то могли потыкать на "Брунгильде", или у Юлика, в отличие от Шейнкопфа, такого намерения нет. И мы снова охуеваем от того, насколько тонко Охрендей понял характер этого парня.
— Я не позволил бы ему этого! — резко вскинулся Юлиан, резко отняв руку от глаз и положив её на талию. — Не знаю толком, как, но не позволил бы, это точно! Довольно и того, что погиб командующий Ян, не хватало ещё, чтоб и мой император! — последние слова он проговорил так, как раньше позволял себе только молча, когда смотрел на строй имперских кораблей, шепча: "Сегодня или никогда".
А потом он упал на колени перед Райнхардом и начал лобзать его +33 сантиметра, а тот, довольно хихикая, взъерошил кудрявые волосы на голове наслаждающегося своим унижением преемника злейшего врага.
Но только в мечтах Охрендея, которые он не решился открыто вставить в текст.
На самом деле Юлик пытается внести хоть немного жизни в этот нелепый балаган, и, когда император начинает его подъебывать, набрасывается на него с желанием заставить заткнуться любым способом, невзирая на то, что противник сильнее. Казалось бы, заслуживающий уважения поступок?
Нет, в представлении Охрендея, уважения заслуживают только поступки Райнхарда. Неважно, хорошие или плохие, главное, что это поступки любимого персонажа.
Он опрокидывает Юлиана, и, приставив тому меч к горлу, продолжает выебываться. Катерозе заступается за любимого:
— Не-ет, не надо!!! Ваше величество!
Райнхард будто ждал именно этого — а в сущности, так оно и было — и не только остановился, но и удовлетворённо кивнул головой в её сторону.
— Дама права, мне не надо пачкаться, — спокойно сказал он. — А ты с ней согласен?
Юлиан сообразил, что кроме Райнхарда, его лица сейчас никто не видит, и поспешно кивнул.
— А всё же как хочется снести тебе сейчас голову, и проблем нет, — задумчиво проговорил победитель. — Может, всё же так и поступим, а? Всё ж таки эта наша война, верно?
— Я Вам тут не советчик, — сквозь зубы процедил Юлиан. — Увольте.
— А вот это правильно, — весёлым и довольным тоном проговорил император. — Ты мне совсем не советчик, учти. — Катерозе фон Кройцер, — учтиво позвал он, медленно поднимаясь на ноги и опираясь на свой клинок, будто вдребезги уставший, — тут проблема, если дарить ему жизнь ради Вас, то он обидится и впадёт в чёрную меланхолию, так подскажите, как мне поступить.
Дальше идет скучная беседа, в ходе которой койзер дает понять, что он слепой, но даже вслепую превосходит Юлиана в мастерстве фехтования. О том, что он - эмпат, и все Юликовы чувства и намерения были перед ним, как на ладони, он деликатно умалчивает.
А еще он заявляет, что и Юлиан, и Катерозе - ничтожные холопы, и он хочет их поженить просто потому, что может, так что им надо поторопиться с пошивом платьев.
И в заключение, провожая гостей, над которыми поглумился ради забавы в лучших традициях настоящих аристократов, не забывает выебнуться.
Когда они были уже на пороге, они услышали густой от усталости, но вполне себе мощный голос императора:
— Юлиан! — окликнул он противника, уже уронив голову на грудь и закрыв глаза.
— Да, Ваше величество, — поспешно отозвался тот.
— Юлиан, ты знаешь, почему ты проиграл?
— Так получилось, — только и смог ответить ему растерянный противник.
— Опять глупости, — проворчал император, не шевелясь. — Просто ты — безбожник, а я — нет, вот и весь расклад.
- Просто ты не умеешь обращаться с мечом, а я умею, вот и весь расклад.
- Просто я чувствую, куда ты ударишь, еще до того, как ты занесешь руку, вот и весь расклад.
- Просто на меня автор дрочит каждую ночь, а на тебя - нет, вот и весь расклад.
Любая из этих фраз смотрелась бы тут... правдивее.