Немного гомоэротичной идиллии. Это вам вместо лесбияночек, которые в трусах дерутся подушками.
Солнце на партах. Смех. "Великолепная шестерка" сдувала сахарную пудру со столовских булочек. Друг на друга: на темно-синие форменные пиджаки, на волосы... Даже Сказочник не отставал от веселья.
Даже Сказочник, вау. Интересно, как он потом с усов стряхивал сахарную пудру. И да, для Ника Данна купание в сахарной пудре потом очень плохо закончилось, если вы понимаете о чём я.
...Хохотала Ирма, стряхивая пудру с синей юбки. Смеялся Никиш, порываясь слизать сладкое с ее подбородка. Эдик возбужденно жевал булочку, размахивал руками и что-то рассказывал с набитым ртом.
Возбуждённое пожирание булочки я ещё могу себе представить, но махание руками и балабольство при этом как-то нет. Не для моей скудной фантазии оридж писался.
И да, тут Петросян просил передать, что на булочках была совсем не сахарная пудра.
Валера, с белой полоской на щеке, втихаря утянул со стола пашин мобильный. Набрал номер – зазвенело и умолкло где-то в куче рюкзаков под партами – и вернул на место, ответив невозмутимой улыбкой на пашин взгляд.
Хитро.
Мокрой пирамидкой на блюдце выстроились чайные пакетики. Сказочник и Ирма опять спорили о судьбе, предопределенности и контроле. Пришел Диня, начал рассказывать про какую-то цыпочку из девятого, с которой вчера куда-то ходил.
- Все наши шаги, все наши слова предопределены свыше, - говорила Ирма.
Так и господь определил, что Дыня с кем-то куда-то ходил.
Скромно пискнуло на столе. Паша взял телефон, тронул кнопки... Незнакомый номер. “Ja po tebe ochen skuchal”
А Паша написал ALOU YOBA ETO TI? Короче, забивать эфир трепетными переписками придумали ещё задолго до 50 ОС, помню, чтец там ругался. К счастью, СМСки куда короче. Итак, Валера спрашивает, можно ли прийти сегодня, Паша соглашается. А ещё вот.
"Великолепная шестерка" разбредается по местам. На учительском столе остаются шесть пустых стаканов, чашка от кофе и горка мокрых пакетиков на блюдце. Еще пол-урока слышны тихие всплески смеха, когда кто-то обнаруживает следы сахарной пудры на лице или пиджаке соседа по парте.
Только сейчас до меня дошло, что они пили чай и жрали булочки в классе за учительским столом, разумеется, выгнав всяких васяток, недостойных няшного купания в сахарной пудре.
Ти-ши-на. Только тикают часы. Только шумит вода в душе. Только где-то двумя этажами выше какой-то козел опять избивает свою жену. Или собаку. По звукам сложно определить.
Знаете, тут все герои такие милые-противные дурачки, но Паше мне уже второй раз хочется обглодать лицо. Но кого волнует избиваемая жена или собака, хихихихих, автор такой остроумный, охуеть, потому что к нам пришёл Валера. И сейчас будет НЦа?
Потом были объятия и быстрые поцелуи. Дыхание в шею, почти невинные ласки – от которых хотелось мурлыкать и прижиматься ближе. Дыбом вставали волоски на загривке, твердели соски, теплая тяжесть очерчивалась в брюках. Руки перестали слушаться рассудка.
Дамы, вы поосторожней с тёплой тяжестью в брюках.
Может, это судьба. Кто мы такие, чтобы противиться ей?
Ага. http://www.youtube.com/watch?v=iTnaQd-EKbA
Возмущенно скрипнул шкаф – Валерка прижал всем весом. Целовал учителя в губы, долго и дразняще, потом отпустил, заглянул в глаза.
- Постелить? – тихо спросил Паша. Валера кивнул.
В кухне на столике остывал забытый чайник.
И всё. Снова усатая-всратая поэзия.
Я вам сыграю реквием в тональности а-моль,
Я вредоносный Сказочник, я голый, как король...
То есть, ты не подозреваешь, какой ты смешной придурок? Ну да, самокритично, правдиво, молодец.
Как удивительно устроен мир. Можно прожить в нем восемнадцать лет, считая, что все вокруг... ну, просто живет. А потом вдруг обнаружить, что случайностей не бывает – только закономерные цепи событий, перебрасывающие мосты между людьми.
А спустя десять лет Максим, полысевший и обрюзгший, взял псевдоним Дмитрий Киселёв и пошёл работать на канал Россия.
Я рыцарь сателиток, я странник тихих крыш,
Боец на батарейках, компьютерная мышь.
Я музыкант на трубах, на экстази навек,
Не озабочен ритмом, не скован гранью век...
Короче, Максим долго и нудно после каждого двустишия рассуждает о Судьбе и прочем с большой буквы, поэтому просто стихи.
Я слеп своею волей, но мне не все равно -
Глаза мне - объективы проекторов в кино.
Контейнеры для мусора и кодовый замок...
На водосточных трубах играл я, ибо мог...
Приставив к горлу скрипку, велит судьба: играй!
Но я палач рутины, и мне дорога в Рай.
В меду пахучем дегтя не ложка, а стакан.
Я андеграундный фокусник, я шут и критикан.
Я нитевидным пульсом на коже шью пароль –
Я вам сыграю реквием в тональности а-моль...
Браво, браво.
Случайности бывают только тщательно спланированные. Но боже, какими окольными путями пробирается неминуемая Судьба... Закрыть школу, перевести именно теперь, именно сюда, именно этих людей... Чтобы давно знакомый взгляд вдруг показался Сказочнику самым родным?..
Карма, бессердечная ты сука.
Время тихих радостей
- Мы их сделали!!!
В раздевалке был кромешный Ад. Влажные полуголые тела извивались в параксизмах триумфа.
Ну кому ад, кому адовый угар.
Стоял жаркий и удушливый запах мужского пота. Соревнования по баскетболу закончились полным поражением сборной одиннадцатой параллели.
Да, победить школьников на год младше нас, вухуу! Это стоит того, чтобы извиваться в раздевалке.
Побежденных давно простыл след, разбрелись зрители. В своем извечном спортивном костюме ушел домой умиротворенный физрук.
И в кустах небось забухал вместе с трудовиком.
Из-за двери раздевалки слышались свист и скандирование, от традиционного "Оле-оле" до народного "Одиннадцатый – лажа, победа была наша!" Особые патриоты пытались петь тематическую литовскую попсу. Благо, баскетбол как любимый спорт нации всегда был источником вдохновения графоманов.
Графоман у вас тут один. Или даже два.
Никиш натягивал носок. Валера подсел рядом, заговорщицки ткнул локтем в бок:
- Слушай, а ты всю пленку дощелкал?
- Да вроде осталось пару кадров. А что? – прищурился Никита.
Валера стянул майку.
- Сфоткай меня... эротично как-нибудь.
Да, в доцифровую эпоху фотки для своих ёбырей приходилось делать именно так.
Никиш ухмыльнулся, выдернул из футляра оббитую мыльницу. Встал со скамейки в одном носке.
- Нафиг, если не секрет? В тебе эксгибиционист проснулся? – спросил, заглядывая в видоискатель.
Всё-то тебе расскажи.
Валера откинулся на прохладную запотевшую стену и подарил объективу взгляд крупного голодного хищника из семейства кошачьих.
Называйте вещи своими именами – взгляд леопарда это был. Паша на другие не ведётся.
Из противоположного угла непристойно заржал Эдик.
- Хочу соблазнить кое-кого.
- Святое. Спину выгни... И руки закинь как-нибудь, за голову там... Прогнись сильнее... работай, детка, работай! Вооот так, молодец. Надеюсь, какой-нибудь извращенец в проявке не утащит себе эту фотку...
Извращенцы вы, а чуваки которые в проявке работают, и не такое видели.
Эдик угорал, да и Валера тоже. Никита одел второй носок
Тут даже 2005 год не оправдание.
Потом школьники решают пойти дёрнуть пивка для рывка, но Валера остаётся. Приходит Паша.
- Ты играл потрясающе, - Паша нежно улыбнулся. - И ты умудряешься быть сексуальным даже в спортзале.
Валера обнял его, по-хозяйски сунул руки под свитер. Впился в шею губами. Горячо шепнул:
- Мне всегда нравилось мощно засаживать в кольцо...
Нууу. Эхм. Вы знаете, этот дёрти толк наверное всё равно лучше, чем у Серебристого Водолея, хотя я не уверен.
Паша вздрогнул, изогнулся, запустил пальцы в светлые валеркины волосы.
- Мы все еще говорим о баскетболе?..
Валера оттеснил его к стене, ловким движением уложил на скамейку. Уже привычно пробежал руками по любимым деталям ландшафта тела. Тело задышало быстро и сбивчиво.
- Дал бы мне хоть раз, было б о чем еще поговорить... Блин, от меня разит потом, как от лошади. Хоть бы умывальник поставили, уроды, раз души не открывают!
Учитель улыбнулся, прижался щекой к его руке.
- Мне нравится твой запах.
- А ты вообще редкостный извращенец.
В общем, потный Валера тискает Пашу на скамеечке, но у Паши как раз включилась передача: «Играй, очко любимое».
Валеркины ласки становились все настойчивее, а его намерения – все красноречивее. Паша поймал его ладонь в районе паха, покачал головой. Сузившиеся глаза и сжатые губы подсказывали, что Валера, мягко говоря, не рад этому решению.
Вы в школьной раздевалке, придурок. А сейчас – фраза от которой разворотит пукан у любого.
- Почему тебя каждый раз приходится насиловать? Ты так меня в комплексы вгонишь. Неокрепшая детская психика, понимаешь ли... Травма останется на всю жизнь! Как в глаза посмотришь моим родителям?!
Хиханьки хаханьками, но вы зацените логику – Валера насилует и у Валеры же ломается психика.
Паша поморщился:
- Не делай из меня злобного педофила...
- Не делай из меня ребенка, - парировал Валера. - Ты что, думаешь, я не понимаю, чего прошу? Паша, я хочу с тобой спать. Я хочу, чтобы у нас был секс. В этой стране возраст согласия – четырнадцать, а мне восемнадцать скоро. Ты можешь перестать париться и просто позволить мне тебя любить?
- Что бы на это сказали твои родители?
- Мне скоро восемнадцать, и им необязательно знать.
- Что бы сказали твои друзья, которые рано или поздно догадаются? Эдик знает, что происходит, но не знает с кем. Ирма знает, с кем, но не знает что...
Охуеть, ну раз Ирма не знает «что», то всё в порядке. Такая-то конспирация. Но Валера говорит, что ничего не боится.
Ольга называла этот праздник буржуйским и вообще чуждым русскому менталитету.
Ну кто бы сомневался.
В день святого Валентина работать было решительно невозможно. Школа пестрела сердечками: на стенах, партах, портфелях, воротниках пиджаков, на щеках и задницах. До третьего урока все наперебой писали записки-валентинки, на переменах мчались их отправлять. Потом и вовсе начался дурдом – десятиклассники разносили по кабинетам охапки "любовной почты". Алечка отчаялась еще утром. Она завидовала Паше: тот, хладнокровный как удав, ставил оценки за эстетичные валентинки и весь день отдыхал нога на ногу. Ей предложил оценивать тексты открыток, но Алечка наотрез отказалась. Она знала, что ее стошнит на пятом "Ветка сирени упала на грудь, милая Таня меня не забудь".
Ну куда этим стишкам до усатой поэзии? Палпатиныч вспоминает, как вчера вечером они с Валеркой целовались до утра.
Учитель вздохнул, пряча улыбку. Он все дальше и дальше отодвигал для себя границы дозволенного. Но оно того стоило. Прошлая ночь... Как бежали мурашки по бедрам, по спине, как подгибались Валеркины локти и колени! Паша был собой горд. Летом они с Ольгой и Алечкой на скорость завязывали в узлы хвостики от черешни – во рту, языком. Казалось бы, соревноваться в таком деле с лесбиянками – дохлый номер, но Паша всегда был на высоте...
Кто бы сомневался, но мне кажется, если бы в соревнование включилась Ирма, то вы бы всё равно продули, это она у нас тут золотая девочка.
Спали на полу. Было жестко, два подстеленных одеяла не спасали, но по крайней мере так было куда удобнее, чем на диване. Валера теперь часто оставался. Что об этом думали его родители, Паша предпочитал не знать. Ему впервые в жизни так сладко спалось и так приятно просыпалось. Бог с ним, с монитором - кажется, пришла пора купить нормальный человеческий раскладной диван...
Ну да, зачем знать, что дома у любимого происходит? Такая любовь, такая любовь!
Кроме пестрой охапки анонимных девчачих валентинок, "любовная почта" принесла фотографию сексуального полуголого Валеры... Никита, заметив на учительском столе знакомый конверт, ничем не выдал замешательства: он, не лишенный актерских талантов, прекрасно владел своей мимикой. Маленькой заминки в разговоре Паша не заметил.
Как неловко. И да, конспирация такая конспирация. Паша бы ещё эти фотографии себе на лоб повесил.
Валера и Паша флаффно гуляют, целуются прямо на улице, целый день проводят вместе и милуются как голубки. Наконец, приближается тот самый момент – Паша идёт покупать диван.
- Паша, он займет всю комнату. И он рассчитан на угол, у тебя же нет пустых углов. И посмотри на цену, это же безумие какое-то... Оля, ну скажи ему!
Скучающая молодая женщина в косухе и потертых джинсах подошла поближе, окинула взглядом раскладного кожаного монстра – два сорок на два пятьдесят, - и хмыкнула.
- Это цена или год выпуска?.. Петрович, неужели ты готов выложить почти две штуки за этот фетиш садомазохиста?
- Паша, ну давай посмотрим что-нибудь попроще. Ведь есть вполне приличные расцветки, с трехзначными числами на ценнике...
Паша окинул голодным взглядом металлические ножки, шероховатую обивку и позволил увести себя восвояси. Алечка засуетилась, стараясь отвлечь его от чуда литовской дизайнерской мысли. Однако Паша на диваны смотрел отрешенно и все норовил оглянуться.
Аля прям голос разума и единственный, кто может удержать китчевые порывы Павлика.
- Так что, Петрович, это надо так понимать, что ты затеял семейную жизнь со своим маленьким мальчиком? – Ольга закинула руку на его плечо, доверительно заглянула в лицо – явно готовясь выдать какую-нибудь брутальную шуточку.
Оленька, золотце, сальности в духе спермотоксикозного подростка или не менее спермотоксикозного посетителя антибабского форума – это не брутальные шутки. Это очень паршивые шутки, от которых всем присутствующим взрослым людям становится очень неудобно.
- А что, подлокотники нынче не в моде? - проворчал Паша.
- Ну да, подлокотники! Это ведь такая важная деталь! – вдохновенно начала Ольга, - Через них можно перекинуть какое-нибудь юное тело, погружаясь в его недра... Но ты только представь, как на вот этом скромном диванчике вы с Валэрой будете сеять разумное, доброе и вечное до полной потери эрекции... А потом еще полночи обхаживать друг друга резиновыми членами... Представил? Ну представь! Живенько, во всех красках! А теперь скажи: "Я хочу этот диван, и подлокотники мне по..."
- Нет, ты меня не путай! Диван я не хочу, я хочу Валеру.
- Ты нам вчера что сказал? Хочу диван, поехали выбирать...
Алечка закатила глаза:
- Девочки, не ссорьтесь...
Паша остановился, картинно упер руки в бока, топнул ногой.
- Так, все. Не бывать этому. Мне кто-нибудь одолжит двести литов? Мы возвращаемся и покупаем тот кожаный. Я сказал.
Охуевшие продавцы-консультанты сделали вид, что оглохли и ослепли.
- Невероятно, но похоже, что общение с Валерой идет ему на пользу. Он научился принимать решения сам. Глядишь, еще годик-два – и он перестанет с нами даже советоваться...
- Мальчик сделал из него мужчину, - усмехнулась Ольга, - поверить не могу, что еще прошлым летом он давал только тем, кому за сорок. Неплохой качественный скачок...
Паша был возмущен до глубины души.
- Ольга, если ты не умолкнешь...
- И как ты намереваешься меня заткнуть, мужчина?
- Уже присмотрел в виртуальном магазине вибратор, специально для тебя, в качестве заблаговременного подарка на день рождения. Заткну и глазом не моргну.
Ольга ухмыльнулась. Когда Паша начинал пошлить, она ощущала какую-то почти материнскую гордость. Хлопнула его по плечу, потом достала кошелек.
- Эх, Паша, Паша, когда ты умрешь, Господу вместо списка твоих дел предоставят раскладку твоих запросов в Яндексе! Ладно, в счет какого-нибудь ближайшего праздника докинем тебе двухсотку, правда, Алька? И пусть твоя интимная жизнь будет проходить в комфорте и уюте.
И на этой прекрасной ноте мы наконец-то переходим к главе про диван.
В качестве иллюстрации, чтобы вы поняли какой там диван.
http://www.youtube.com/watch?v=dMSufxStsEs
На задних партах откровенно запищал мобильный. Паша спрятал улыбку. Быстрыми пальцами пробежал по кнопкам, послал еще один SMS вдогонку.
“Chudo, postav’ telefon na vibrator. Tolko v karman briuk ne kladi 
”
На что Валера отвечает.
А откуда батя знает что такое вибратор? Палпатиныч при этом продолжает лекцию и строго окрикивает двух васяток:
Цымбалов, Повилюк, я вас не утомляю?
Юлий Цезарь прям – и лекцию читает, и мерзкие смс пишет, и за дисциплиной следит.
Заспанная веснушчатая физиономия с развитыми челюстями соизволила подняться и уставиться на учителя с самым недовольным видом. Вторая продолжала дремать на сложенных руках. Паша продолжал урок: не было ни малейшего желания связываться с Вадей и Анджейкой, безлобыми бритыми затылками, но иногда своим хамством они доводили его до приступов тихой ненависти.
Надо эту фиалку в обычную русскую школу устроить поработать, раз для него дрыхнущие на его унылых парах ученики – охуеть какие хамы. Меж тем Валера пишет, что хочет сделать ему минет.
Сладко заныло в груди, моментальной волной подкатило и схлынуло возбуждение. Оральные ласки всегда были его особенной страстью. Паша окинул класс торопливым взглядом, чувствуя, как краснеют щеки. Двенадцатый Б, расслабленно уткнувшись в свои рисунки, особого внимания не обращал.
И на учителя, и на его увлекательную лекцию. Паша спросил, что Валера делает вечером, но ответа не последовала. Бедняга чуть не исстрадался, а потом оказалось, что у школьника просто кончились деньги на телефоне. Наконец, вечер, Валера приходит в гости и видит в сверкании солнца Диван.
- Обалдеть, вот это сексодром!!!
Но перед этим нам показывают сцену, в которой Валера собирается на блядки, но его ловит мамка.
- Куда опять на ночь глядя? Ох, приедет отец, все расскажу! Выдерет как сидорову козу! Где это видано, дома не ночевать?
- Мам, мне семнадцать, - он постарался, чтобы это звучало помягче.
- Взрослый! Покажи мне свой дневник.
- Ты моими оценками не интересовалась месяца два...
Пререкаться с ней не хотелось. Порылся в рюкзаке, извлек на свет божий книжку оценок. Мать бегло пролистнула, потом внимательно уставилась в страницу.
- С каких это пор у тебя девятки по истории? Ты ж в раньше Бисмарка от Гитлера не отличал...
Штамп №99 – Нереалистично тупые школьники. Как их можно перепутать?
Валера пожал плечами. Не рассказывать же ей теперь про Пашу. Паша здорово шарил в истории искусств и знал много пикантных подробностей об известных людях, к тому же, он умел правильно мотивировать... и стимулировать... История представала в совершенно новом свете. Еще никогда она не была такой увлекательной.
Да, была у меня преподша по зарубежке, которая вместо нормальных лекций читала нам Караван Охуительных Историй и Спид-инфо. И мы хорошо знали, кто из зарубежных писателей кого ебал. Охуенно.
Мама пахла валерьянкой и чуть-чуть - яблочным уксусом.
Паша – тонким ароматом афтершейва.
О, привет, афтершейв. Куда уж нашей бездуховной мамке до Павлика. И наконец – вот она!
Они бесились на новом диване и стягивали друг с друга одежду. В шутку боролись, щекотались, все больше возбуждаясь, пока Валера вдруг не обнаружил, что прижал Пашу к дивану в весьма компрометирующей позиции, которой грех не воспользоваться. А именно – опираясь только на руки, завис между его раскинутых ног. Ни на что особо не надеясь, шутки ради толкнулся вперед - и Паша согнул колени, позволяя прижаться плотнее. Валера сглотнул. Только теперь заметил, что они оба перестали смеяться. Замирая от собственной дерзости, чуть налег. Паша – затуманенный до незнакомого взгляд – приподнял голову; тут же подкатил ужас – неужели остановит?! По груди погладила Пашина ладонь.
- Смазка... нижний ящик.
Мысли взорвались эйфорией. В три вздоха – хоть рекорды ставь! – рассправился с презервативом и смазкой, вернулся. Прижался, с трудом давя желание вломиться сразу и со всей дури. Сам себе усмехнулся: скорее, пока он не передумал... Но Паша, похоже, к мыслительным процессам был уже не расположен: заерзал, подался навстречу – и все оказалось так просто...
Новый диван был обмыт по всем правилам.
Э, и всё? Хотя я не очень хочу знать, по каким правилам вы обмывали модный диван.
Спасибо!
чота так ржала, что аж кашляю 
)” 