А в этот вечер снег падал тихо и быстро – на узконосые Пашины ботинки, на темно-серые твидовые плечи (пальто он хотел другое, завораживающе-лиловое... полчаса сглатывал слюну, пялясь на витрину, но выбрал нейтральное, неброское: в школу носить).
Блядь, Паша. Пальто ему лиловое. Ты ещё шляпу широкополую с пером купи себе и голду на шею.
Снежинки садились на колкие от холода ресницы, на чуть схмуренные, по-цыгански черные брови. Таяли над чувственной, нежной верхней губой. Чуть заметный парок дыхания на фоне пальто, черная кожа перчаток, ненавистные разводы соли на ботинках – зима...
Дрочный Паша дрочный, но всё такой же непоследовательный. То желает лиловое пальто, то других обвиняет в отсутствии вкуса.
Город принарядился к праздникам. Огоньки гирлянд, елочки, шарики, снежинки... Кое-где, в дорогих бутиках – стильно, но в большинстве витрин – пошло, безвкусно и банально.
Слишком мало лилового! Слишком мало леопардовых принтов! Слишком мало блёсток!
Деятельный народец шнырял по магазинам, суетился, скупал тостеры и туалетную воду.
Потому что 30 декабря, каждая литовская особь женского пола получит тостер, а мужского – туалетную воду. Потому что на большее фантазии люмпенов не хватает. А Паша ждёт Ольгу, которая опаздывает.
Наконец к тротуару лихо подрулил морговский микроавтобус. Паша закатил глаза.
- Я бы троллейбуса быстрее дождался, чем вас! – бросил он, стряхивая снег с ботинок, - Да и лучше уж на нем, чем на этом чудовище...
Какая цаца! Знаете, я всё понимаю, но этот ваш Паша уже медленно мутирует в Додо со своей манерой говниться на всё что он видит. Иногда мне кажется, что кроме подружаек и ебабельных школьников он ненавидит всё. Правда Ольга быстро урезонивает капризную кису.
- Петрович, не ворчи, - невозмутимо отрезала Ольга, - А то вообще пешком пойдешь. Твои прокуренные легкие давно пора проветрить. Знаешь, каково вас таких вскрывать?
Алечка поцеловала его в холодную щеку.
- Но согласись, в этом есть своя прелесть – делать праздничный рейд по магазинам на труповозе!
Паша пожал плечами и потянулся здороваться к Ольге.
- Научи Альку так бриться, у нее ноги колючие! – Ольга рассмеялась и резко стартанула. Даже за рулем этой развалюхи она держалась так, будто вела Феррари.
У тебя и такой нет. И я даже не хочу обсуждать этичность и практичность того, что дамы взяли погонять труповозку. Паша продолжает ныть.
- Холод собачий, на дорогах пробки, в магазинах очереди... Мы же все равно в новогоднюю ночь будем в клубе, зачем столько еды? Ну почему я вам позволяю собой помыкать? Пил бы сейчас мартини в тепле и уюте, под боком у какого-нибудь знойного мачо...
Дайте мне сил.
- ...или школьника... – промурлыкала Ольга себе под нос. Паша предпочел пропустить это мимо ушей.
- Хочешь мнение психолога? – Алечка доверительно заглянула ему в глаза, - У тебя вообще проблема со словом "нет". Тебе проще позволить кому-то принимать за тебя решения, даже если они тебя не слишком устраивают, чем отказать.
Это было внезапно. С чего вдруг-то?
- Иными словами, тебе проще дать, чем объяснить, что ты не хочешь! – хохотнула Ольга. Паша немедленно возразил:
- Только не в этом плане. Я слишком одинокий, чтобы не хотеть!
- Тебе это не надоело? - у Алечки, по-видимому, был внеочередной рождественский припадок синдрома доброй самаритянки. С периодичностью где-то раз в два месяца она загоралась стремлением устраивать чужие судьбы.
- Я хочу покоя, комфорта и тепла... ну и регулярного секса, понятно.
Ольга фыркнула:
- Хм, кошка отпадает...
- ...Для этого существует постоянный любовник, но у него жена стерва, поэтому каждая встреча – как в шпионском боевике. При всей этой конспирации о каком покое можно говорить... И о какой регулярности.
Паша возвел глаза к небесам. Поначалу его это даже веселило – явки, пароли, съемные квартиры... Но очень скоро стало угнетать. Он прекрасно понимал, что Лукасу есть что терять: семья, работа, репутация, - но черт возьми, как восхитительно было бы просто проснуться утром вместе!
Замуж, дура, срочно замуж.
Ольга раздраженно стукнула кулаком в крышу.
- Ты все еще спишь с этим лабасом*?!
- Оля! – Алечка всплеснула руками, но пожалуй, проще было остановить цунами, чем Ольгины словесные потоки.
- А когда он тебя в коленно-локтевую ставит, он случайно не шлепает тебя по заднице со словами "вот тебе, гад, за пятьдесят лет оккупации"?! Паша, где твоя гордость? Ты же русский человек! Да лучше б ты со своим школьником зажигал... Который, правда, в твоем лице поимел всю Систему образования...
- Начинается! – вздохнул Паша, но к счастью за окном мелькнула вывеска "Akropolis", а Ольга предпочитала парковаться молча.
К счастью, ничего не начинается, кисы выбираются из труповозки, Алечка философствует.
Она отвлеклась, и Алечка тихо сказала ему:
- Любовь нельзя искать. Ее можно только найти.
- Это что, совет психолога?
- Нет. Наблюдение друга.
Прям в сердце, сеструха. От души. По понятиям всё раскидала.
Валера тем временем бреется и чистит пёрышки.
Воровато покосившись на дверь, взял с полки пенку для волос. Зачесал все наверх, короткие прядки спереди торчали стильным ежиком; Валера улыбнулся своему отражению.
Мамкину небось пенку взял.
Юное горячее жаждущее тело было готово броситься в пучину чувственных наслаждений. Блеснула, обнимая шею, серебряная цепочка – бабушка подарила на семнадцатилетие. Он тогда подумал, что ей стоит смотреть меньше сериалов.
Внучок от благодарности не умрёт, я смотрю. И что за сериалы с цепочками, не в курсе?
В коридоре ждало стильное черное пальто, всеми правдами и неправдами выбитое у Никиша. Паша носил похожее – узкое, чуть выше колен. Правда, зимнее... Валера с беспокойством глянул из-за занавески: двор утонул в снегу. Днем был морозец, к вечеру наверняка еще похолодало... Почему именно сегодня, ведь за весь декабрь и снег-то всего пару раз выпадал!
Стильный ёжик, стильное пальто, стильный Валера идёт стильно бросаться в стильную пучину стильных наслаждений.
Сегодня все должно быть идеально. Будет идеально. Он придет к Паше с бутылкой вина и букетом роз, красавчик с горящим взором, и Паша просто растает и отдастся ему прямо на полу в прихожей... Они будут целоваться как сумасшедшие, торопливо высвобождаясь из одежды, потом сольются в едином экстазе...
...Нет, ну конечно, Паша сначала будет ломаться для виду. "Нет, не надо, не здесь, не сейчас, не сюда"... Но он ведь его, Валерку, тоже хочет. Мужественного, стильного, такого мачо с соблазном в глазах... А розы, а вино... Нет, не устоять.
Валера усыпет постель лепестками роз, как в кино, на руках донесет до нее Пашу – обнаженного, прильнувшего к груди... Паша призывно улыбнется, потом, зажмурясь, будет пить с его губ вино... красное, сладкое... Кагор. Потом перевернется, подставит поцелуям спину, игриво поведет плечом...
Ты ж моя зайка. Правда Валеру везде ждут обломы – цветочный закрыт, бухло ему не продали, Паши дома нет. Валерка загрустил и сел на ступеньки.
Четверть зарплаты и три часа спустя Паша снова ехал в морговском микроавтобусе, проклиная Ольгин стиль вождения. Весело позвякивали друг о друга бутылки глинтвейна, на весь салон пахло мандаринами. Коленями Паша придерживал внушительного вида ведерко с майонезом; он категорически не понимал, кто будет есть все те салаты, которые девочки собрались делать.
Если человек сноб, то сноб во всём. Возле подъезда Паша видит холмик снега, это оказывается Валера, которого сначала спутали с бомжом. Но школьника спасли – отмыли, напоили горячим вином и натёрли мазью. И немножко мизогинии.
И глаза побитой собаки. На него невозможно было сердиться – достаточно уже того, что Ольга и Алечка на два голоса выговаривали за поведение, достойное начальной школы. Паша покачал головой: нет, все-таки мужчины и женщины – понятия несовместимые. Только женщина могла так жестоко унизить – назвать ребенком в присутствии человека, ради которого совершались все эти глупости...
Соси хуй, Паша.
- Паша, ты не обижайся, но ты придурок. Будить нас в субботу утром... Да я ж думала, ты там совратил какого-нибудь белокурого ангела в пионерском галстуке! Вот что, Аля, давай-ка мы сматываемся и не будем мешать.
- Да не будет ничего, - твердо сказал Паша.
- Ага, три раза не будет. Вы к утру всю мебель в доме переломаете, ты и твой Тарзан. Ммм, аааа, да милый дааа!.. Нет уж, я здесь не останусь. Да ты бы видел себя, какими глазами ты на него смотришь!..
Паша бомбит, провожает девчонок, оборачивается, а там! Валера! В полотенце! На бёдрах!
Валера стоял в коридоре, опустив глаза, в одном лишь полотенце на бедрах.
Да, сучка, куда же без полотенца на бёдрах. Неважно, гет ли, слеш ли, но полотенце на бёдрах всегда должно быть. Ура.
Взмолившись всем богам, посылающим терпение и смиряющим плоть, Паша заставил себя отвести взгляд. Сорвался с места, судорожно застелил диван; вздохнул спокойнее, когда укрыл Валеру одеялом до подбородка. Порывшись в шкафу, нашел теплые носки. Валера смотрел жалобно, мечтая о легализации эвтаназии. Присев на край дивана, Паша мягко обнял его сквозь одеяло, прижался щекой к груди и замер, медленно успокаиваясь.
- Ты сегодня спишь здесь. Позвони домой. Я сделаю чай.
Дальше стандартное трогательное действо с пощупыванием лобика, куриным бульоном, таблетками, взволнованными побегушками и прочим. Утром Паша делает салат и познает своё простое бабское счастье.
Паше было хорошо. Просто – хорошо. Чистить вареную в мундире картошку, тупой открывашкой колупать банку с зеленым горошком, мыть мандарины – и сознавать, что все это нужно кому-то кроме него... Смотреть, теряя счет минутам, как ровно подымается и опускается под одеялом Валеркина грудь, как от дыхания чуть вздрагивают золотистые волоски на его руке. И отпихивать все ненужные, лишние мысли, мешавшие наслаждаться этим счастьем. Сейчас, когда Валера спал, уютно свернувшись в его постели, не было ученика и учителя, не было даже двух парней с десятилетней разницей в возрасте: было просто хорошо.
А потом киса понимает, что влюбилась навсегда, что это ОН и прочее.
Паша впустил его в свою жизнь, окончательно и бесповоротно. Это случилось вчера. Той жаркой ночью после "Мисс Школы" они были чужими – истосковавшимися по ласке пьяными подростками... Здесь, сегодня, Паша отдавал себе отчет в том, что, возможно, не может без Валерки жить.
Каждый раз как в первый раз, короче.
Окончательно Паша разбудил его в одиннадцать сорок вечера, и они встретили Новый год тихо и по-семейному: в постели, перед телевизором. Слушая речь президента, пили чай с медом и лимоном и прижимались друг к другу, мысленно благодаря диван за его узость.
Это был модный диван.
- У меня нет для тебя подарка, - сказал Валера, позволив услышать гораздо больше - Паша, сделай первый шаг, забудь все, хотя бы на этот вечер, нет сейчас ни прошлого, ни будущего, сегодня ночью можно все...
Валера, люди так не говорят. Но Паша говорит, что ему нужно время, и они просто снова обнимаются и всё такое. Ждём появления траходрома.
Пироман, две фифы и женщина под гордым лысым кленом
В который раз вместо клёна мне видится колено. Паша сидит дома у подружек.
Алечка его ругала: называла безответственным и всякими другими словами. Говорила она примерно то же, что на ее месте сказала бы Регина. К счастью, ее власти Алечка не имела, а потому можно было спокойно жевать "Наполеон", разве что делая скорбное лицо для виду. В уюте и тепле кухни девочек "безответственность" казалась каким-то далеким словом, вовсе не о нем говорившемся.
Я тебя не слушаю, тортики кушаю (с).
- Оля, ну скажи ему! – в бессилии Алечка обращалась к секретному оружию, но оружие было себе на уме и только буркнуло "Настоящие мужики не едят тортов", выхватывая из-под носа последний кусок.
Мизандрия! Но и Паша не отстаёт, начиная в ответ молоть чушь.
Паша вздохнул:
- Ольга, ты ничего не понимаешь в мужчинах. Именно поэтому ты лесбиянка. Древняя мудрость гласит, что путь к сердцу мужчины лежит через желудок!
Петросяна вызывали?
Она ухмыльнулась.
- Да, именно так. И твои дружки все время пытаются туда пробиться, то через задницу, то через рот.
- Оля! – Алечка всплеснула руками в непритворном ужасе. Ольга фыркнула, дернула плечом: мол, ну правда ведь...
Паша погрозил ей пальцем:
- Дамы, смените тему. Неужели нам нечего больше обсудить, кроме как мою интимную жизнь?
Но довольно смехуёчков, давайте послушаем нашего усатого шмеле.
Алечка, внезапно вспомнив что-то важное, заглянула в сумку и заулыбалась, победоносно взмахнув исписанным листком. Паше уже давно был знаком блокнот с инфантильными зайчатами пастельных тонов – черновик Сказочника. Форма и содержание столь разительно отличались, что на зайчат давно не обращали внимания.
Я видел город мой в руинах,
Он спал в огне.
Огонь родился от мужчины
И жил во мне.
Я пироман, я зачинатель,
Поджегший флаг.
Я ноль, попавший в знаменатель,
Я сделал шаг.
Я видел Вильнюс в недрах Ада,
Он видел сны.
В ладонях Тьмы была награда
Моей вины.
Ее подняли, раскачали,
Швырнули прочь,
Украли, и обняв, умчали
В чумную ночь...
Я закричал – остановитесь!!!
Отдайте мне!!!
Но таял белоснежный Витис
В багровой мгле.
И стук копыт звучит укором,
В огонь маня...
Я понял – Тьма не хочет город:
Зовет меня.
Отвечу: не пойми превратно -
Согласен я,
Но отпусти ее обратно,
Она – моя!
Над головой ее желтеет
Беспечный Ад.
Я верю, что она сумеет
Прийти назад.
Вознаграждает Ад бесстыжий
Игру-борьбу.
В зеленом платье я увижу
Свою Судьбу.
Она измучится, и ноги
Собьются в кровь.
Ей да поможет хоть немногим
Моя любовь.
Ее глаза – в янтарь заплавлен
Прозрачный лед,
И по углям походкой лавы
Она пройдет.
Судьба в моих руках утонет
Как в громе смех,
И мы в одном протяжном стоне
Услышим всех.
Мой город в ужасе проснулся
В зубах огня:
Ведь Апокалипсис вернулся,
Он – это я.
Сначала хотел погиенить над блокнотиком с зайчиками, но потом вспомнил этот видос:
http://www.youtube.com/watch?v=WUhOnX8qt3I
Пироман, блядь. Наркоман. А дальше наши герои разыгрывают типичный пост из феминисток ЖЖ.
- Ничего необычного не замечаешь? – спросила Алечка.
Паша вопросительно посмотрел на нее.
- Женский образ. У него никогда еще не встречался образ "прекрасной дамы".
- А Смерть? – Ольга склонила голову набок, пытаясь вспомнить в стихах Макса женщин.
- Это не в счет, она мифологический символ, старуха в кандалах... Да и вообще, Сказочник, говорящий о Судьбе? Подчиняющийся ей? Вам не кажется, что это больше в духе Ирмы Мерконис?
Забавно, что в первую очередь учителю русского языка и литературы приходит не поэт, а какая-то Ирма, которая вообще модельер. Ну или эти дети постоянно пасутся у психолога и ездят ей по ушам.
Паша выгнул бровь. Влюбленный в Судьбу Сказочник? Это ново... Ирма – пожалуй. Она казалась фаталисткой, хотя неизбежность звала своей клеткой. Макс... Свободолюбивый, бунтующий, пусть лишь на словах, против всего – власти, устоев, даже смерти, - он никогда не верил в предопределенность.
Ну что и требовалось доказать, усатый гуру пикапа – диванный революционер.
Пришла девушка, видимо, не так давно, и изменила его сущность.
Ирма?..
Ну конечно! Кто ж ещё! Не Алёнка какая-нибудь и не Катька.
В "Маленькой Индии" пахло модно.
Аноны, вот от этих сцен мне хочется просто плакать от умиления. Как вы уже поняли, тут все дружно осуждают красивых девушек, которые все такие бездуховные, думают только о тряпках и хуйцах. Наслаждайтесь феерией ненависти.
У прилавка вертелись две фифы в одинаково брендовых шмотках. Светло-голубые джинсики с заниженой до лобковых волос талией - от Vero Moda, короткие полушубки искусственного меха – от Miss Sixty. И конечно, сапожки Danija.
Классические гламурные кисы, короче.
Соляриумная рыжеватость кожи. Много-много жирного блеска на губах. Похожие, как клоны, пероксидные блондинки, только одна с химией, а вторая – зализаная, с хвостиком на затылке. Можно было с уверенностью сказать, что именно они первыми наденут ультрамодные в новом сезоне белые сапоги с закругленным, а не острым носком и без каблуков, и именно у них появится последняя модель телефона, с раздвижным корпусом или фотоаппаратом. Фифы – это класс. Очевидный в Каунасе, в столице он слегка нивелирован, однако общие признаки всегда налицо.
Эм, и что? Ах, ну да, фифы они же все такие одинаковые, такие повторуши-муши, такие пустышки, не то что высокодуховные херки. И опять-таки, всё что люди делают такого ужасного - одинаково одеваются и не так модно, как хотелось бы кому-то. Ну извините, весь леопардовый шмот в городе был скуплен неизвестным сумасшедшим.
В общем, Алёна и Катя, а именно они оказались фифами, покупают подарок парню Алёны. Почему в «Маленькой Индии»? Ну может она с индусом встречается. Девушки хотят завалить Палпатиныча на спор, типа кто первая его трахнет, та и выиграла. Так как Катя у нас не такая бездуховная как Алёна, то она тут же жалеет о споре, но уже поздно.
Далее Валера чешет в школу, но тут в него захуярили снежок. Оказалось, что это дама.
Невдалеке, под гордым лысым кленом, стояла женщина. Смотрела. Поманила пальцем. Смутно знакомая – лицо почти без макияжа, изучающий взгляд, короткие, под мальчика, каштановые волосы. Имя не приклеивалось к образу. Одета она была как пацанка: кожанка-косуха, тяжелые ботинки, закатаные джинсы, - но казалось женственней, чем Валеркины одноклассницы в юбках и помаде. Казалась – старше.
Оказывается, это Оля, пришла, чтобы почитать Валерику нотации.
- Скажи мне, юноша, чего тебе надо от жизни? – спросила она, грея руки в карманах.
- Чего и всем, наверное, - осторожно ответил он. Женщина переспросила, конечно:
- А это что?
- Не знаю. Любви, - пожал плечами Валера.
- Резонно... Ну а от него ты что хочешь?
Он чуть не вздрогнул, хотя этого стоило ожидать... Сделав невинные глаза, удивленно спросил:
- От кого?
Женщина достала что-то из кармана – он был уверен, что сигаретную пачку, он уже нашарил было зажигалку, но тут же на мгновение замер: в ее руках была маленькая пачка сока, такие продавались в столовке по лит двадцать.
Отмахнулась:
- Ой, ну не надо только. Знаешь, о ком я.
Она тянула через трубочку сок... как шпана курит папироски, стрельнутые у старших товарищей. Захотелось тряхнуть головой, будто сгоняя морок. Валера зажмурился, но это все-таки была пачка сока.
- Ну допустим.
- Короче, Склифасовский. Если ты хочешь его отыметь, это просто: пара бокалов вина, немного настойчивости – и он твой. Глубоких философских концепций ему для этого не надо. Тебе понравится, ему понравится, все будут счастливы. Так что лезть к нему в душу не нужно. Если ты будешь пудрить ему мозги, он поверит в то, чего нет... а если ты разобьешь его сердце, я разобью твое лицо. Уяснил, блондинчик?
Но даже грозная Ольга не заставила очко Валеры сжаться.
Ткнула ему чуть ли не в нос трубочку от сока, развернулась и пошуровала, деловая. И хотел бы взорваться – откуда взялась такая крутая, пять минут покипевши – но как-то вдруг стало кристально ясно, что она действительно желает Паше добра... Что она – друг, что с ней можно говорить о том, что ни минуты не дает покоя...
Поэтому он решил немного покукарекать на прощание.
- Слушайте, дамочка! Вам-то откуда знать, что есть, чего нет? Может, будет! Может, уже..! – она остановилась, обернулась. С мрачной заинтересованностью сделала пару шагов к нему. - Может, мы будем жить долго и счастливо и умрем в один день...
- Я тебе не дамочка, - начала она угрожающе спокойно... и вдруг протянула руку: Ольга.
- Валера, - оторопело отозвался он, отвечая рукопожатием.
- Да уж знаю, что Валэра, - усмехнулась, хлопнула по плечу: Увидимся! – и ушла, прицельно метнув пустую пачку в контейнер с мусором.
Оказывается, всё это время друзья тёрлись где-то рядом, то ли уши грели, то ли просто смотрели.
Эдик долго не мог вымолвить ни слова. Друзья лениво и незло подшучивали над Валерой, потом нашли другую тему... Эдик молчал. Только когда подходили к остановке, потянул за рукав, заставил чуть отстать от остальных. Заглянув в глаза, спросил:
- Кто она такая?
- Ольга, - исчерпывающе ответил Валера.
Оу бой, да неужели? Да, Эдик с первого взгляда запал на Ольгу, потому что она такая же крутая как Ирма.
Только Ирма была... свой пацанчик. Не сестренка даже, а просто друг, с которым прошли огонь, воду и медные трубы. Никогда никому из них не приходило в голову видеть в Ирме девушку. Целовались, да, просто по приколу... они и друг с другом могли так целоваться. Равная среди равных, а что в юбке – так это само собой, привыкли. И в то же время одной ей не давали прозвищ, не приделывали к имени суффиксов, она была просто Ирма.
Короче, с каждой главой Ирма становится всё охуеннее и уже впору начать кончать радугой при каждом её появлении в кадре.
Как Ольга была – просто Ольга.
Женщина.
Перед ней хотелось падать на колени, устилать цветами ее путь. Бежать на край света по одному только слову...
И как-то нежданно-негаданно Эдик, всю жизнь смеявшийся над рассказами о любви с первого взгляда, потерял покой.