Итак, Рей готовится проводить ту самую показательную операцию, намывается.
Сзади послышался характерный звук чуть проскальзывающих шагов, хлопнула дверь, и в помещение вошел доктор Скайуокер, ведя за собой группу студентов.
Сначала были шаги сзади Рей, а потом он вошел? Или Скайуокера слышно еще из коридора, а вот группу студентов при этом не слышно?
А, искажение перспективы, логики, угла зрения, уровня слуха и так далее, помним, да.
(Про проскальзывающие шаги я даже не буду)
Из груди Рей вырвался еще один вздох. На этот раз скорбный. Ребята подозрительно косились на ее хирургический костюм и явно ждали объяснений от своего профессора.
Ребята не поняли, куда их привели или что? Студенты-медики не знают, что в операционной оперируют? Чтец стоит рядом с ними с видом Траволты и тоже ждет объяснений (Спойлер: их не будет)
А тот веселил молодых коллег рассказами из своей практики. Рей бросила на него укоризненный взгляд и потянулась за стерильной салфеткой.
— То, что запрещено в операционной, не регламентируется в помывочной, — тихо заметил намыливающий руки Скайуокер.
— Знаю, но…
— Ты напряжена.
— Сосредоточена, — упрямо склонила голову Рей, когда руки стянуло от антисептика.
— Напряжена и испугана, — с нажимом закончил нелепую перепалку Скайуокер.
Вы ощущаете, как понимание все сильнее растекается по вашим венам, наполняет вашу голову и все другие места? Вы узрели кристальную ясность логики этой сцены и уже готовы упасть за край и увидеть звезды? Ничего, расслабьтесь и получайте удовольствие, автор будет неутомимо стимулировать вас и дальше.
Все это — каждый вздох, смех, шорох — сливалось в монотонный рабочий гул, из которого острым уколом выделялся равномерный писк кардиографа.
Как что-то равномерно повторяющееся может быть острым уколом 1 шт? Чтец бы еще понял, если бы во множественном числе, но… это альтернативная русская словесность. То падежи не завозят, то предлоги, то множественное число.
— Начинаем.
Голос перекрыл едва слышимые разговоры сестер с собравшимися около негатоскопа студентами, где они тревожно разглядывали снимки. Ну а Рей сделала несколько шагов и встала слева от пациента.
Голос Рей отдельно, а Рей отдельно. Как испарина тревоги и желтый носочек.
Напротив занял позицию ассистента профессор Скайуокер, и это словно стало командой. Все на мгновение замерли, казалось, даже затаили дыхание, а потом привычно зашелестели одеждой, разбредаясь по местам в зрительном зале или же прямо на сцене.
Привычно зашелестели одеждой, как тень отца Гамлета – цепями. И разбрелись, шаркая ногами. А в операционной внезапно появился зрительный зал (с местами) и сцена. Наверное, кто-то даже привычно лег на операционный стол.
Чтец не знает, каким гением надо быть, чтобы в ситуации максимального напряжения, быстроты и отточенности действий (началась операция!) употребить слово «разбредаясь». А, нет, знает: гением альтернативной русской словесности.
Тем временем в колонках раздалось шипение, и помещение на первом этаже наполнили негромкие звуки гитары.
Какое помещение? Какое-то на первом этаже или как? Почему нельзя было написать «операционная» или просто «раздались негромкие звуки гитары», чтобы было хотя бы понятно, где мы находимся и при чем тут внезапная музыка? (Спойлер: потому что должно быть непонятно!)
Во время операций музыка звучала всегда, хотя выбор, что именно слушать, зачастую вызывал бурные споры у персонала. Но сегодня все были единодушны, когда голос весело запел о солнце, наконец-то взошедшем после долгой зимы.
То есть обычно они ругаются прямо во время операции, а тут голос запел, и их отпустило?
Поймав удивленный взгляд наставника, Рей подмигнула и взяла в руки скальпель. Люк Скайуокер души не чаял в музыке Битлз, а она уважала профессора и прямо сейчас столь своеобразно говорила ему «спасибо». За возможность, за знания, за годы и их прекрасную дружбу. Наконец, за поддержку.
Спасибо за годы, дорогой профессор. Беру скальпель, уважаю и говорю. В альтернативной русской словестности же нет надобности дописывать предложения до конца. Кинул слово – и чтоб все поняли. А кто не понял – тот злой зойвистнег и тгавит гения.
Наконец операция прошла. Успешно. Все рады.
Аккуратно приобняв ее за плечи, чтобы лишний раз не испачкать халат, Скайуокер что-то радостно рассказывал, когда Рей заметила над головой движение. Она подняла голову, вгляделась в полутемное окно уже пустой демонстрационной смотровой и нахмурилась.
Муха над головой пролетела. То у нас для приемника три заместительных на ровном месте, то вдруг там, где очевидно нужно подчеркнуть, что движение было где-то наверху, а не буквально над головой, автор внезапно не знает больше слов и два раза подряд ставит эту несчастную «голову». Суровая альтернативная словесность, терпите.
Репортеров увели еще пару часов назад, и теперь они ждали у выхода из помывочной. С ними вернулись на конференцию монреальские гости. Однако Рей почти не сомневалась, что в комнате наверху кто-то только что был. Наблюдал ли этот неведомый за операцией или же санитары заскочили проверить, когда освободится помещение? Но все было в порядке, она не выбилась из расписания. Однако ее движение не скрылось от профессора, потому что он так же задрал голову, а потом разом помрачнел. О чем именно в этот момент подумал наставник, Рей не представляла, но чувствовала разом повисшее в воздухе напряжение.
Снова легкий и непринужденный танец дядек с ветками бузины в огороде Киева. Наблюдал ли неведомый или санитары зашли? Она не выбилась из расписания, но ее движение не скрылось от профессора, потому что он задрал голову.
О чем в этот момент думает несчастный мозг читателя, сам автор уже не думает.
(Нет, мне не повторить гения, простите за эту жалкую попытку)
Скайуокер ушел с кем-то поговорить, а Рей занялась делами.
Потому она посидела с ними еще немного, обсуждая детали восстановления, а потом вернулась в рутину своих ежедневных забот. Доложилась старшему резиденту, получила ряд вопросов и рутинный нагоняй за слишком обстоятельные, а потому долгие ответы, обежала больных, скорректировала дозы и вернулась в ординаторскую, чтобы занести все назначения.
Надо больше рутины! Понимаю, что внезапно снова не завезли других слов, но как же любимое авторское слово «стандартный»? (Спойлер: не волнуйтесь, оно еще вернется к нам!)
К Рей приходит Кайдел.
— Ты не видела доктора Скайуокера? — спросила она, а сама нервно оглядела помещение.
То по вечернему времени было уже переполнено младшими резидентами, их наставниками и просто врачами, которые отдыхали или занимались своими делами. Здесь было людно, душно и стоял низкий гул голосов.
— Нет, — Рей махнула головой и снова вернулась к монитору. — Вот, сама его жду. Профессор сказал, что должен с кем-то встретиться.
— Ну, встреча у него точно была, — мрачно ответила Кайд, а Рей удивленно оглянулась.
— Ты как будто этому не рада, — с легким смешком заметила она, но вмиг стала серьезной, когда увидела тревожный взгляд медсестры. — Что-то случилось?
— Точно не знаю, — тихо начала Кайдел, а потом склонилась прямо к столу Рей, будто бы заглядывая в монитор и что-то показывая. — Но он с кем-то ругался. Долго. Около часа.
Почему Рей удивленно оглянулась? Почему Кайдел «начала», когда они уже несколько раз обменялись репликами? Хотя зачем я спрашиваю.
— Откуда ты знаешь? — едва слышно спросила Рей.
— Я несколько раз бегала мимо его кабинета в административное крыло, слышала обрывки.
Слышала обрывки. Они бились в стены, призывно шуршали и просили спасти их. Но тщетно.
К концу первой главы чтец понял, что слово «обрывки» в принципе отлично подходит для описания всего этого гениального текста. Автор все время кидает обрывки, а читатель должен сшивать их них книгу, как Рей сшивала руку пациента. Вот так это работает!
Рей решила проведать профессора и пошла к нему.
Остановившись перед стандартной темно-коричневой дверью, Рей пригладила растрепавшиеся за рабочую смену косы, вздохнула от тщетности усилий и постучала. Аккуратно. Три четких и сухих удара разнеслись по вечернему коридору, конец которого уже полыхал медным квадратом садящегося августовского солнца.
Медный квадрат солнца. Даже задняя парта уже не пытается уверять нас, что автор просто забыл предлог или поставил слова не в том порядке. Нет. В альтернативной русской словесности солнце квадратное. Точка.
(А вот и наше дорогое «стандартное» вернулось, поприветствуем его, а то давно не было)
От яркости бивших в глаза лучей выступили слезы, и у Рей ушло несколько мгновений, чтобы привыкнуть и осмотреться. На первый взгляд, здесь было пусто. Но выбивавшиеся из привычной картины детали показывали, что совсем недавно здесь шли ожесточенные споры.
Было пусто, но там были детали и недавно шли споры. Почему нельзя сказать «никого не было»? Потому что нельзя.
Сдвинутые в сторону кресла, смазанная на полках с экспонатами пыль, отброшенный в порыве журнал. Рей цепляла мелочи привычным взглядом хирурга, которым много лет училась замечать малейшие отклонения.
Училась замечать хирургом? Или училась взглядом? Малейшие отклонения в помещении училась замечать?
Как изнасиловать простейшую фразу и заодно мозг читателя без регистрации и смс, записывайтесь на наш курс, весенние скидки, количество мест ограничено.
И прямо сейчас, когда любой другой развернулся бы и ушел, она замерла. Что-то было неправильно. Немного не так ложился свет из покрытого пылью окна. Почти незаметно, но иначе кривились тени от раскинувшегося во внутреннем дворике желтого клена. А потому Рей сделала шаг вперед, затем еще и со всей силы вдавила тревожную кнопку своего пейджера.
Аларм, аларм! Аллюр три креста! Тень ложится не так! Всю больницу сюда срочно!
(Если вы думаете, что в следующей фразе будет объяснение, почему Рей давит на тревожную кнопку, то нет, не будет)
Она действовала совершенно бездумно, на грани автоматизма, когда, оббежав большой письменный стол, прижала пальцы к сонной артерии.
Своей. А, нет, у нас просто снова обрывок. Уже на грани автоматизма.
В следующий момент Рей уже упиралась основанием сцепленных в замок ладоней в грудную клетку неподвижно лежащего Скайуокера. Тридцать компрессий и два вздоха. Тридцать и два. Она знала чертовы числа, помнила до автоматизма ритм, с которым прогибались внутрь кости грудины, но смотрела на чуть посиневшие губы в колючей, всклокоченной бороде и думала — почему, черт возьми, не работает.
Губы в бороде. Наверное, поэтому и не работает.
Вбегает реанимационная бригада, Рей отодвигают в сторону и начинают реанимировать профессора.
А затем раздался сухой звук разряда дефибриллятора. Он показался Рей таким деловым, даже нахальным, ворвавшись в уши гарантией жизни. Да что там, так для нее сейчас звучала сама чертова жизнь. Но тут он засвистел снова, словно взвившаяся в небо петарда, и взорвался ударом, от которого дернулось тело. Снова. А затем снова. И еще один раз.
Гарантия жизни ворвалась в уши. Да что там! Это даже не гарантия! Он раздался, но тут снова раздался!
В коридоре загремели колеса и задребезжал блок с переносным кардиографом, когда следом раздался новый разряд. Рей попыталась встать, но ей не дали. Тогда она попробовала оттолкнуть державшего, однако дрожащие руки не слушались. Казалось, из них разом вытянули все до последней ниточки силы.
Вытянули все из рук, суки. Даже силу, которая состоит из ниточек. (Задняя парта говорит, что, может, имелось в виду "вытянули всю силу до последней ниточки" тогда уж? Но нет, нет, мы-то знаем)
Скайуокера увозят в реанимацию. Кайдел подходит к Рей.
Рей подняла голову и вгляделась в глаза склонившейся к ней медсестры, и в этот момент сзади наконец расцепил руки какой-то студент. Оглянувшись, она вспомнила, что видела его сегодня в операционной.
Какой-то студент расцепил руки. Наконец-то! Свершилось!
Кайдел успокаивает Рей и говорит, что сделано все возможное.
Только тогда Рей почувствовала, как накатывает усталость. Та ударила невидимым шаром под ноги и уронила в огромную вязкую кучу из событий этого дня, где смешались волнение, сложная операция и обычные заботы.
Вы тоже сразу в красках представили себе эту вязкую кучу? Да-да, я об этом.
Дальше они разговаривают со студентом, тот предполагает, что профессору стало плохо, потому что он поругался с каким-то пижоном из Монреаля.
— Мы пришли отчитаться, а этот пижон как раз выходил из кабинета. Профессор еще что-то кричал ему вслед и был настолько зол, что даже слушать нас не захотел и выгнал прочь. Пришлось идти к старшему, а он тот еще задница.
Задница в альтернативном русском мужского рода, запомните.
И не говоря больше ни слова, он ловко подскочил на ноги и скрылся за дверью.
(Это про студента)
Чтец представил это себе как-то так: 
Рей и Кайдел тоже уходят, Рей идет в душ, а Кайдел идет работать.
Дальше еще пару абзацев Рей моется в душе, потом ей звонят и говорят, что Скайуокер таки mortuus est. И она дает себе обещание найти таинственного пижона и узнать, из-за чего же он поругался с профессором.
(Спойлер: из-за Рей, конечно)
На этом заканчиваются и многострадальная первая глава, и силы чтеца.
Да пребудут с вами амбиции ветров святого Лаврентия!
, есть и хорошо. Нравится, когда автор выдает какое-нибудь необычное сочетание, например Хан Соло/Фазма, просто потому что... необычно и непривычно, этому миру нужно больше разных пейрингов рядом с рейло, вместо настопиздевших тройничков и верных геев-друзей, которые всегда дадут совет\станут отговаривать от союза с Кайло 
(недавно накурил себе плотбанни с ним, кстати, но лень)
