Вечер у старого друга, адмирала де ла Вега, затянулся и стал тягостен. Атмосфера густела - обычное дело, когда люди, далёкие от моря, начинают рассуждать о войне и флоте. Хуже всего была их уверенность, будто они всё понимают.
На этот раз спор разгорелся вокруг недавнего поражения у Гибралтара. Каждый искал оправдание: враг перехитрил, ветер переменился, англичане подослали шпионов и выведали планы. Девяностолетний сеньор Вильянуэва один из немногих осмелился возразить большинству: поражение, сказал он, - кара Божия за грехи и за то, что Испания отступила от путей своих отцов, когда была ещё во славе.
Дело едва не дошло до ссоры, хозяину пришлось вмешаться и развести спорщиков - устроить карточную игру в одной части гостиной и музыку в другой.
Впрочем, настроение было уже испорчено. Игра и музыка скоро затихли, гости начали разъезжаться, не упустив возможности поспорить напоследок
Дон Альваро вышел из гостиной. Ему надоело слушать спекуляции о шпионах, и он не желал, чтобы его, как одного из немногих морских офицеров, втянули в спор и заставили выносить вердикт.
Он заметил, как его жена незаметно ускользнула от группы матрон. Сам он тоже хотел покинуть приём. Не найдя её в комнатах, он спустился в сад.
В бархатной темноте пьяняще благоухали жасмин, мирт и апельсиновые деревья. Пламя факелов дрожало, чуть рассеивая мрак.
Он хотел уже поискать Эмили в маленькой беседке - она по возможности предпочитала уединение обществу благородных испанцев, когда их, по её словам, становилось слишком много - как вдруг услышал её приглушённый голос.
Он не собирался подслушивать. Однако после первых слов он замер.
Голубое платье мелькнуло совсем близко за апельсиновыми деревьями. Её собеседник - красный и синий с золотом мундир, муаровая лента, белоснежные волосы, трость - был не кто иной, как сам хозяин дома, его давний друг и наставник, дон Рамон де ла Вега. Почтенный возраст придавал ему ещё более внушительный вид.
- Это становится невыносимым, дон Рамон, - её голос, сдержанный и гордый, не искал жалости - только понимания. - Обсуждения. Подозрения. Взгляды. Они считают меня шпионкой только из-за того, что я англичанка. Даже здесь я слышала… инсинуации.
Он что-то ответил, негромко и спокойной.
- Даже мой собственный муж… дон Альваро... подозревает меня, - сказала она, словно стараясь, чтобы голос не дрогнул. - Вы знаете всю нашу историю. Вы - единственный, кому я могу довериться. Я будто в клетке, как опасная диковинка. Люди шепчутся, думая, что я не понимаю, а дон Альваро смотрит как судья… Мне нигде нет покоя и утешения. Я почти перестала спать…
- Люди судят поспешно, niña, - раздался голос дона Рамона, нехарактерно мягкий. - Это в их натуре. Всё, что вы можете - быть выше подозрений. Если вы невиновны, вам нечего бояться. Но скажите, мне, дитя: не сделали ли вы чего-нибудь опрометчивого? Не пытался ли кто-то воспользоваться вами?
Дон Альваро, стоявший за колонной, весь обратился в слух.
- Нет, дон Рамон, я не могу назвать ничего подобного, - Эмили вздохнула. - Но мне тяжело слышать обвинения и видеть недоверие. Я почти перестала ездить к иностранным торговцам. Мои письма родителям наверняка читают.
Дон Альваро сухо улыбнулся. Lista (умница). Даже если это она… если кто-то действительно передал англичанам их планы, - отрицать было самым разумным.
И всё же его кольнула боль.
Он знал, что, привязав её к себе и своей стране, не оставив выбора, он не имеет права требовать от неё лояльности чужому королю.
Но и воспоминания о погибших моряках до сих пор жгли ему грудь.
После сражения, когда он ещё не отошёл от рёва пушек, пришла горькая, яростная мысль: предательство. Но тихий голос в глубине души спросил: разве вправе он судить её за то, что не заботилась о нём, что желала отцу - адмиралу Риду - победы, и соотечественникам - спасения из ловушки, приготовленной испанцами? Которую они так умело избежали. Словно предупреждённые заранее.
Это смягчало упрёк, но не снимало боли. Сколько бы он ни думал о законах войны.
Если бы его Мануэла оказалась на месте Эмили и смогла бы предупредить отца перед боем, - разве не благодарил бы он Небо? Разве не страшился бы лишь одного - чтобы её не заподозрили?
У него не было доказательств. И всё же он чувствовал: это дело рук Эмили.
Он хранил все важные бумаги под замком - в тяжёлом ореховом столе своего кабинета. Никто, кроме него, не имел ключа - который он всегда держал при себе.
Он не знал, как она сделала это, но ни мгновения не сомневался в её способностях. Он даже чуть улыбнулся - такая смелость и сноровка достойны не упрёка, но признания.
Но теперь он сделает доступ ещё сложнее.
Господи, дай мне поймать её, а не кому-то другому. Даже Рамону.
Где-то в темноте раздалась трель соловья. Он снова прислушался.
- Мисс Рид, - дон Рамон на его памяти почти не обращался к Эмили по его имени и титулу, как и не звал её доньей Эмильей - только когда вокруг были посторонние, - к сожалению, порой достаточно одного лишь подозрения, чтобы начать допрос и вырвать признание.
Она резко вдохнула.
- Значит ли это, что я беззащитна перед произволом и предвзятостью? - В её голосе зазвенела гордость.
- Ваш муж обладает влиянием, одно его имя даёт защиту. Но если подозрения усилятся… У каждого из нас есть враги, и они не упустят случая. Достаточно несчастливого совпадения или… неосторожного шага, - медленно проговорил он. - Поймите, дорогая мисс Рид: я ревностный слуга Отечества. Вы - как родная внучка для меня, но я не вправе идти против интересов короны и Армады - в моих руках жизни и судьбы. Если придётся поступить жёстко… - в голосе его промелькнула боль. - Я бы предпочёл знать истинное положение вещей. Дитя моё, прошу вас, не совершайте ошибок, что могут стоить чересчур дорого.
- Я понимаю вас, дон Рамон. Любой благородный человек, любой офицер сделал бы то же. И я благодарна за вашу заботу, - она вздохнула, и он погладил её по плечу.
Она помолчала, потом сказала, уже тише:
- Дон Альваро… он рассказал мне, что со мной будет, если… если они решат, что я шпионка, - её голос сорвался, и она в отчаянии покачала головой, не в силах продолжать.
Дон Альваро бесшумно вздохнул.
***
Да, на прошлой неделе он рассказал ей. Что если подозрения усилятся, и из неё выбьют признание или найдут доказательства в государственной измене, даже его власть может не спасти её.
Она спросила, неужели её казнят, как мужчину - отрубят голову? Он, помедлив, ответил, что нет. Для знатных женщин предназначено другое. Гаррота. Железный обруч, медленно сжимающий горло, стискивая дыхание, ломая кости.
Увидев ужас в её глазах, он возненавидел себя - снова - и всё же понадеялся, что это удержит её от безрассудства.
- Дикари, - прошептала она, бледнея. - Я не ждала от испанцев милосердия… но это... - она не договорила и, захлебнувшись воздухом, вышла.
Он же долго не мог избавиться от мерещащегося ему тихого хруста костей.
Через несколько дней он проснулся посреди ночи. Эмили металась рядом, стонала. Лицо её было в слезах.
Он разбудил её - она не сразу поняла, где находится.
- Мне снилось… что меня душат… - прошептала она, прижав ладони к горлу.
- Шшш, Эмили... Шшш… Это только сон. - Он осторожно обнял её и крепко прижал к себе, покрывая поцелуями спутавшиеся светлые волосы.
К его удивлению, она не отстранилась.
- Вы - моя гаррота, - прошептала она, уткнувшись лицом в его грудь, где ночная рубашка намокала от слёз.
Он, понимая что это относится вовсе не к тому, что он прижал её слишком сильно, всё же чуть ослабил объятия, но не отпускал до рассвета. Она не пыталась освободиться из его рук.
Он редко позволял себе такую нежность - и никогда вне спальни: не хотел показывать слабости, не хотел, чтобы она видела, что вина гложет его. Нежность - самая опасная форма признания.
Но той ночью он понял: без неё жизни уже не будет.
Диего - в другой эскадре, и он неоднократно доказал преданность и смелость. Мануэла - замужем в Мадриде. Они в безопасности.
Он же… Даже если - скорее всего - он избежит подозрений - что останется ему, если её не станет?
Он знал ответ.
Он будет искать смерти в бою. Не рискуя людьми, только собой. Не безумно, а спокойно. Не ради славы - ради избавления.
***
Он провёл рукой по лицу, отгоняя эти мысли: слишком рано сдаваться.
Ближайший факел, тихо зашипев, погас.
Голос Эмили снова вернул его из пучины мыслей.
- Я не ищу защиты или утешения, дон Рамон. Только открыться тому, кто не осудит. Я была вынуждена оставить всё, что знала, и жить на чужбине - среди предубеждения, холодного любопытства и шёпота за спиной. Делать вид, что так я хотела. Но я приняла это, приняла новую жизнь. Теперь же меня подозревают Бог знает в чём. Надо мной висит эта страшная тень…
Она всхлипнула. Дон Рамон, не говоря ни слова, медленно обнял её. Она позволила себе склонить голову на его плечо - всего на миг.
Дон Альваро усмехнулся.
Если бы это был кто угодно другой - кто дерзнул бы коснуться его жены - он бы уже вызвал на дуэль. Но не Рамона, наставника его юности, спутника первых кампаний.
Мысль эта потянула за собой другое - то, что он старался не вспоминать.
После той ночи, что оставила на его душе печать греха и приговорила Эмили, он пришёл к нему. Старик не протянул руки - и это было больнее удара. Хуже ненависти к самому себе было лишь видеть гнев и скорбь в глазах старого друга.
Он не искал оправданий. Сказал только, что думал было поставить точку в ставшей никчёмной жизни.
Рамон усмехнулся тогда - мрачно, почти с презрением.
Альваро продолжил: и сделать это было бы трусостью. Жить и искупить - насколько возможно - единственное, что остаётся. Не словами - делами.
Тогда Рамон лишь кивнул, и между ними воцарилась молчаливая клятва: больше не говорить об этом.
С тех пор прошло время. В живых чёрных глазах дона Рамона всё реже он видел горечь, чаще - задумчивость. Альваро благодарил судьбу за то, что Рамон не отвернулся.
Они с Эмили всегда были желанными гостями в его доме. Пожалуй, ей он чем-то напомнила её отца - во всяком случае, он всегда был на её стороне.
Глядя на них сейчас, дон Альваро знал - Рамон прав. Одно необдуманное слово, одно подозрение в уме не того человека - и она обречена.
Он не сомневался в преданности друга Испании, равно как и в его проницательности. Тем опаснее было положение Эмили.
Но даже если Рамон и узнает, то не от него. Пусть его уже заранее жгла вина, но он не сомневался в этом ни минуты.
И всё это - весь этот клубок - следствие его собственных поступков. Его проклятой гордости.
Дон Альваро мотнул головой, точно стряхивая наваждение. В вечернем воздухе разливался аромат жасмина. Пора было отправляться домой.
- Спасибо вам, милый дон Рамон… - снова раздался голос Эмили. - Если бы не вы, я бы давно утратила последнюю веру в людей.
- Я делаю, что могу, дорогая мисс Рид, - тихо ответил тот. - Увы, иногда бывает слишком поздно… Пусть же в этот раз не станет.
Дон Альваро вышел из тени и медленно двинулся по тропинке к ним.
- Так-так, старый друг, - произнёс он. - Утешаете мою жену в моё отсутствие?
- Я готов принять вызов, - коротко кивнул дон Рамон, становясь en garde с тростью.
- Ваш лакей, дон Рамон, позаботился забрать мою шпагу ещё у двери. Вы в заведомом преимуществе, - заметил дон Альваро.
Оба улыбнулись. Дон Альваро повернулся к Эмили.
- В салоне было жарко, как в Севилье в августе, - сказал он. - Я подумал, что вы ушли искать прохлады в саду - и, право, не ошибся.
- Я не смогла долго там выдержать, - ответила она просто.
- Время позднее, сеньора, - дон Альваро чуть склонил голову. Лицо его было непроницаемо - Не пора ли нам домой?
Эмили кивнула и затем улыбнулась хозяину дома:
- Дон Рамон.
- Мисс Рид! - ответил старик, с теплом во взгляде. И сдержаннее: - Альваро.
Дон Рамон поцеловал её руку - он был уже в том возрасте, когда позволительно не склоняться над рукой дамы, но подносить её к губам.
***
Они ехали молча, но в этот раз в карете он сел не напротив, а рядом - слишком близко, чтобы не чувствовать её тепла, слишком далеко, чтобы прикоснуться.
- Следующее совещание, - заговорил он наконец, - решено провести в Кадисе. В нашем доме.
Он помолчал, глядя в тёмное окно.
- Это честь. И ответственность. Не должно быть ни малейшего повода для пересудов, ни единого намёка. Вы должны быть радушной хозяйкой, esposa mía, - спокойно, с достоинством, так, чтобы ни одна душа не усомнилась. И - без последствий. Ни для вас, ни для меня.
Эмили слушала, не перебивая, чуть приподняв подбородок.
Не оправдываясь и не выказывая ни малейшего знака, что недоверие задело её.
Лишь чуть склонила голову, когда он умолк:
- Разумеется, дон Альваро.
Она бросила взгляд в окно. Что ж - пора взять передышку.
Но и
▼Скрытый текст⬍
нужна подсказка!
ну ладно, настолько, но не в этом случае
