Эльв
вчера в 22:10
Действия
#elveo_Mehmed #elveo_Radu #Мехмед_Завоеватель #Фатих #Раду_Красивый #Раду_чел_Фрумос #Авни #Иса #османская_газель #поэзия
Увидевшие красоты Галаты, сердцем остаться в раю не пожелают.
Никто не вспомнит стройных кипарисов, его изящную фигуру полюбив.
Очи мои не лгут – его я видел, как Иисус франк этот был красноречив.
Узревших того юношу, подобного Христу, губы его их воскрешают.
Разум и знание об истине и вере рискуете навечно потерять,
О мусульмане, неверными вы станете христианина этого узрев!
Они не будут принимать Кавсар, вино этого посланника испив,
Увидев церковь, в которую он отправился, они не явятся в мечеть.
Авни, и всякий будет знать, что он кяфиром франков был,
Заметив пояс верности на талии его, а на шее крест.
Авни (Мехмед Фатих) Газель 61
Мой перевод с старо-турецкого оригинала, и на пару поэтическому варианту для научности дословный:
1. Те, кто увидел Галату, их сердца не захотят быть в раю.
Увидев его радующую сердце фигуру, они позабудут о прекраснейших кипарисах.
2. Я узрел франка, красноречивого, как Иса,
И для тех, кто видел этого Христа, – его уста животворящие.
3. Вы потеряете разум и понимание истины и веры,
Увидев этого христианина, ох, мусульмане, вы станете неверными!
4. Испив вино этого посланника, они не будут пить из реки райской,
Увидев церковь, в которую он отправился, они не придут в мечеть.
5. О Авни! И всякий будет знать, что он был неверным франков,
Увидев на его талии пояс, а на шее крест.
Термины
* Firdevs – рай, небеса, небесный сад (араб. аль-Фирдаус – высший уровень Джанната – садов рая, после которого начинается трон Аллаха)
* Kalâtâ – Галата (-yı винительный падеж), – район Стамбула, где жило много христиан. Снова возникает идеал возлюбленного Мехмеда - христианин, и дальше в этом стихе это будет подчеркиваться не раз.
* Servi – кипарис, стройный красавец
* Dil-ârâ – перс. сердцеед, разбиватель сердец; (ара – глагол. прерывать, беспокоить дружбу и делать отношения холодными)
* Firengî – франк, так на Востоке называли всех европейцев
*Şîve – два смысла: язык, речь, акцент; второй смысл: выражение лица, вид, внешность, стиль, выражение
* Îsâ – арабский вариант имени Иисуса в Коране
* Kâfir – неверный, язычник, еретик, неверующий, богохульник, немусульманин (от араб. глагола 'кафара' – скрывать, тогда "кяфир" – тот, кто скрывает [истину])
* Kevser – Кавсар, с арабского дословно переводится как 'обильный'. В суре Коране 'Аль-Кавсар' говорится: 'Мы даровали тебе Каусар' (бесчисленные блага, и также одноименная река в Раю)
* Nâbı – посланник, исламский и иудаистский термин для пророков
* Kilisâ – христианский храм, место поклонения христиан, церковь
* Bir Firengî kâfir – 'неверный франков'
* Zünnâr – пояс, знак любой иной веры, впоследствии ставший символом верности. Изначально пояс (обычно грубый волосяной), который были обязаны носить иноверцы в мусульманских странах, так называемые зимми, араб. ахль аль-зимма, буквально 'люди договора', тур. zimmi – собирательное название немусульманского населения.
* Çelîpâ – перс. крест, распятие, идол
Более подробный словарь терминов смотрите по ссылке к основной публикации на Самиздате: http://samlib.ru/editors/e/elxfira_a/av … engi.shtml Там же проанализирован символизм и смысл стиха, читайте обязательно, а ниже представлены отрывки для общей информации.
61-я поэма – одно из самых известных произведений султана Фатиха, и потому с данным произведением я ознакомилась давно: используя турецкий подстрочник, я взялась его переводить еще в декабре 2015 года. Стих нередко приводят как доказательство, что Завоеватель посвящал свои любовные переживания к мужчинам. Объектом его влечения в поэме является юный красивый франк, то есть европеец и христианин. Стих я полностью и достоверно перевела 3 мая этого года (2017), но доработать к нему комментарий выдалась возможность только теперь. Дело в том, что мне не хотелось публиковать поэму без надлежащего комментария.
О ком поэма?
Вопреки различным толкованиям, речь в этом стихе не идёт ни о монахе, ни о священнике, ни тем более о женщине. Важно знать, что восточная поэзия, в особенности персидская, формировалась из языка символов и метафор. Так что, даже говоря о Галате, Мехмед мог подразумевать не прямо-таки район Стамбула, а весь христианский мир, также как и под словом "франк" (фиренги) он не имел в виду француза, а вообще европейца.
Мехмед начинает стих с утверждения, что красота Галаты до того несравненна, что верующие позабудут о рае. Он ставит христианский район выше райских садов, а всё потому, что там живет человек, в которого он влюблен. Это сразу же выясняется: во второй строке он восхваляет "юношу со стройной фигурой" (кипарис), ради которого всякий позабудет обо всех красавцах (кипарисах) мира. Своего кумира Авни уподобляет Иисусу – который подарил жизнь Лазарю. Книга Притчей Соломоновых гласит : "Уста праведника – источник жизни". (10:11). Мудрость считали источником жизни, а для суфиев единственной мудростью была любовь. Поэтому праведник в любви – есть лучший возлюбленный. Таким образом, прекрасный юноша мог "оживить" умирающего от тоски и разлуки любовника, взбодрить его приятной беседой на свидании, и наконец поцелуем доставить ему блаженство. Метафору животворящих губ Мехмед использует не раз, например, в первом же стихе его сборника, а еще в знаменитой 14-й поэме:
Его уста даруют жизнь любовникам, после того как томным взглядом он сразил их насмерть.
Так, на пути спасения душ, этот красавец уподобился Исе.
("Gamzesi öldürdügine lebleri cânlar virür" 4-й бейт)
Казалось бы, в третьем двустишии Мехмед предупреждает правоверных остерегаться этого красавца: им грозила опасность соблазна уйти в его веру из-за любви к нему, "вы потеряете ум, рассудок, понимание и веру" говорит он, но, в самом деле, этими куплетами Мехмед просто выразил, насколько обаятелен и обворожителен был этот кяфир.
Несмотря на неодобрение со стороны таких теологов, также существовало немало открытых и свободолюбивых ученых, которые признавали многие виды любви и не стеснялись об этом высказаться. Не мудрено, что между ними и ортодоксальными схоластиками постоянно возникали споры и конфликты. Именно это мог иметь в виду султан Мехмед в своих стихах, красиво начертав "вы потеряете ум, рассудок, понимание и веру", как бы усмехаясь над их "непоколебимостью" перед красотой. Фатих не был фанатиком, это не раз выражается в его поэзии, он критикует строгих последователей религиозных правил и считает, что для влюблённого любовь – высший закон. Он следует примеру мудрых суфиев, которые объединяли веру и не делали различий. Их рассказы и притчи повествуют о единстве религий, как и о единстве любви. Знаменитый персидский автор Фаридуддин Аттар (1145-1220) увековечил любовь к христианскому юноше в своих стихах (полный стих по ссылке).
Сказал ему я: "Ради тебя я сердце и душу опасности подвергаю,
Я пожертвовал тебе всё, чем я обладал".
И он ответил мне: "Кто ты такой, чтоб быть обязанным делать это?
Ведь это я тебя ограбил, навеки похитив твой покой".
Христианский юноша заставил меня нарушить клятву,
Последней ночью я не смог не прикоснуться к его кудрям.
Более чем в 15 газелях Аттар упоминает слово "тарса-бача" (христианское дитя). Некоторые филологи, изучив его труды, признают, что язык его поэзии в некоторых местах сексуален, однако действительно, Аттар аккуратно использует чувственность, которая нацелена на выражение глубоких эмоций, нежели поверхностных физических желаний. Также заметно, что поэма Мехмеда написана в традициях великого мастера, учителя суфизма и поэта Фахруддина Ираки (1213-1289) (стих по ссылке).
О любви к христианскому юноше писал Абу Нувас (756-814), после него другой арабский поэт по имени Мудрик ибн Али аль Шайбани (ок. 1000 г.) также был безумно влюблён в прекрасного христианина и посвятил ему красивую поэму (полный стих по ссылке):
Если он думает, что мое преступление – быть мусульманином,
То мои грехи сделали все, чтобы уничтожить сделанное,
Ибо я был небрежен во время молитв и поста,
Но запретные вещи законны ради него!
Поэт горит от любви и одновременно тонет в море вожделения. Поэма эротична и в то же время одухотворена: поэт клянется в любви, он заклинает именем Христ и призывает в качестве свидетелей святую Троицу, Богродицу, всех ангелов и святых; он мечтает стать его Библией, его церковью, его талисманом, власяницей, благословением – всем, что было святым для этого христианина, красавца, обладавшего "бесконечно черными глазами" и "румянцем щек, что разбивал сердца".
По его примеру сирийский поэт Ибн Ваки аль-Тиниси (ум. 1003) посвятил поэму отроку по имени Георгий (Джирджис), и в стихе содержится упоминание зуннара, евангелия и псалмов. Еще до него малоизвестный поэт из Куфы, Бакр ибн Хариджа (ум. 868 г.), уважаемый знаменитым классиком арабской литературы Аль-Джахизом, был влюблен в юного христианина по имени Иса ибн аль-Бара, которому он посвятил длинную касыду. Персидский поэт Амир Муиззи (ум. 1125), бывший главным поэтом при сельджукском дворе султана Санджара, также писал любовные стихи о христианских мальчиках, и в одной из своих газелей тоже упомянул о "губах, дарящих жизнь в поцелуе" и одновременно воспел "дьявольское заклятие, которое накладывают темные глаза возлюбленного". Что уж говорить, и Хафиз Ширази (ум. 1390) не обошел стороной эту тему, ведь его знаменитый виночерпий (саки) – христианин, вне сомнения, ведь вино, запрещенное в исламе, могли разливать только у христиан. Термин из фарси "терса-бече" (христианский мальчик/юноша) нередко был используем и в османской поэзии. Также как и слово "франк" в сочетании с юношами: Freng oğlanı, Freng mahbûbu, Freng gulâmı, Freng kâfir. Такие поэты как Неджати (ум. 1509), Хаяли (ум. 1557) и Недим (ум. 1730) тоже сочиняли прекрасные газели о "неверных" красавцах.
О Неждати, этот неверный обращает внимание на каждого мусульманина,
Но когда он приходит ко мне, даже его локоны пренебрегают мною!
Особенное внимание обольстительным кяфирам уделил Ахмед Недим Эфенди:
Этот чарующий христианин, как война беспокойства для меня,
Ибо его изогнутые брови – грозный меч франков!
У каждой из этих поэм разное настроение и эмоции, хотя стрежень у них один – любовь, бесконечная эссенция разных душевных переживаний, у которой не существовало границ. Этническая и религиозная разница в паре создавала острый контраст и, как ни странно, сближала две разные личности. Образ любовника-мусульманина и возлюбленного-христианина стал каноном в персидской и османской поэзии. Несовместимость создавала гармонию, согласно которой невозможно единение без разлуки, и нет желания без отвержения, нет любви без боли, всё это связано ради одного стремления быть вместе.