Черный силуэт рассек небосвод, описал круг над крышей и круто пошел на снижение. Ваня заметил бы его появление, даже не следи он за небом. Лео всегда так лихачил, что его метла свистела, как стрела. Когда-нибудь он врежется в дом и разобьет свою пустую голову. Ваня злорадно подумал, что скоро дополнят законы о небесном движении, и тогда Лео волей-неволей придется быть осторожнее.
Лео спрыгнул на землю, когда до нее оставалось не меньше метра, и запустил в него бумажным шариком.
— Ты как сюда попал? Ключ есть только у жильцов.
— Я пришел предложить перемирие, — веско сказал Ваня.
— О'кей, а на крышу-то ты как попал?
Ваня сердито подумал, что Лео как-то совсем не ценит вежливость врага. И для кого тут стараться? Вот, например, в рыцарских романах христиане всегда достойно держались с колдунами и сарацинами, но те ведь не бросали в них бумажными шариками. И, если начистоту, лицу Лео отчаянно не хватало той гордой одухотворенности, которую романы приписывали Саладину и Феррагусу. Его глаза в мотоциклетных очках казались стрекозиными, на щеках после полета играл румянец. Куртка и волосы искрились от росы — сквозь облако он пролетел, что ли?
— Знаешь, когда ты вот так молчишь и хмуришься, я немного волнуюсь.
— Я взломал замок, — нехотя признался Ваня, — Между прочим, мог бы и у тебя в квартире подождать.
Лео фыркнул.
— М-м... Спасибо, что не вломился прямо ко мне домой?
Скрипнув зубами, Ваня напомнил себе, что пришел по делу.
— Рябиновский, это важно. Бывало так, чтоб ты терял над собой контроль?
Лео расплылся в лисьей ухмылке, но Ваня торопливо продолжил, не давая ему ввернуть что-нибудь оскорбительное.
— А предчувствие смерти? Ну или там... как будто на тебя кто-то смотрит?
— М-м, допустим. Думаешь, на тебя навели порчу?
— Не на меня, — Ваня выдержал эффектную паузу, — На целую деревню.
— Исключено.
Лео даже слегка подался вперед, и стало ясно, что он на крючке.
— Царицын, ты хоть понимаешь, сколько сил для этого нужно?
— Сам скажи. Это ты у нас великий колдун.
Видно было, что мысли Лео целиком поглотила загадка, но он все же спросил:
— А почему ты рассказываешь об этом мне, а не суворовцам?
Ваня заставил себя усмехнуться.
— Ну, если ты думаешь, что это дело тебе не по зубам...
Лео сдернул очки и прищурился.
— Ты просто меня подначиваешь.
— Ага, — Ваня поднял с земли рюкзак, — Ну что, поехали?
Пока Лео собирался в дорогу, Ваня успел все рассказать. Как он, возвращаясь от мамы, вышел на полустанке размять ноги. Изнывая от жары, прошелся по бетонной бляшке... Знак "Пожарово" облупился, и из трещин в краске неприятно проглядывала красная ржавчина. За полями тянулось косматое поле, дальше темнела деревня, ртутью блестела водная гладь. Через поле старуха гнала стадо коз. Небо было иссиза-белым, как рыбье брюхо. Воздух пах цветами и пылью. Над травой разносилась песня то ли жука, то ли птицы — будто тиками заводные часы. Из тамбура высунулась девушка с папиросой, но с поезда никто не сошел.
И вдруг все застыло. Нет, не так: мир остановился, но продолжал чуть подергиваться, как кассета на паузе. Туда-сюда, туда-сюда. Старуха и козы — уже едва различимые — остановились, и Ваня понял, что они не просто так стоят, а замерли в движении. Только голова к красном платке подрагивала, как поплавок. Туда-сюда. Краем глаза Ваня видел окостеневшие пальцы девушки рядом, но не мог обернуться, чтобы проверить, что с ней. Его окутала ватная тишина, спина взмокла от пота. В висках застучало, к горлу подступила тошнота, будто от лишней чашки кофе. Прямо перед ним был знак с названием станции, который Ваня больше не мог прочитать. Все цвета стали чересчур плотными, свинцовыми какими-то, и он перестал понимать, на что смотрит. Синее, серое, желтое, красное. Он вдруг понял, что ошибался — что-то в этом замершем мире все-таки двигалось. Над головой, невидимое за сизой пеленой облаков вращалось, шарило взглядом солнце.
Все пришло в норму так же резко, как началось. Солнце отвело взор, двинулись с места козы, ветерок колыхнул траву, над полем затикало. Только в висках все так же стучало.
Ваня договорил и понял, как глупо звучит его рассказ. Солнце голову напекло, вообразил невесть что — и побежал за помощью к колдуну?
— Это похоже на заклинание смущенного разума, — сказал Лео из соседней комнаты, — Когда тебе кажется, что...
— Да не кажется мне.
— Ну хорошо, а почему ты решил, что в деревне так же?
— Просто почувствовал.
Вообще-то, его чутье было не таким уж надежным. Ваня не нашел бы и беса в метре от себя. Но сейчас его разворачивало в сторону этой деревни, как флюгер. Что же там творится?
Ваня прошелся по гостиной. Тут все было такое пряничное и чистенькое, что он не решался куда-нибудь сесть. Вроде, без лепнины и люстр-тортов, но все равно видно, что дорогое. Мойка вытерта насухо, на диване — подушки для красоты. С девушкой Лео, что ли, живет?
Ваня остановился у стены, разглядывая фотографии. Вот — обычные, где Лео с родителями. Все трое — обманчиво нормальные, и даже улыбаются, как живые люди. Рядом — движущиеся колдовские картинки. Ваня нашел ту, где Лео был с однокурсниками, и усмехнулся. Ребята в черно-зеленой форме болтали и смеялись, потом, повинуясь неслышимой команде, оборачивались к объективу и старательно позировали. Все суровели, а Леонард Рябиновский, конечно же, чуть улыбался и как бы невзначай поворачивался так, чтоб солнце сверкнуло на золотой нашивке факультета. Потом все начиналось сначала — Лео наклонялся к девочке рядом, а та хохотала, прикрывая ладонью рот.
Присмотревшись, Ваня узнал в ней Беллу и приуныл. Как-то он пригласил Беллу на свидание, не зная, что она колдунья. Ничего хорошего из этого, конечно, не вышло. Теперь ему вечно казалось, что Белла смеется над ним — даже вот эта девочка из прошлого, знать о Ване не знавшая.
Вот странность: на том единственном свидании ему вдруг показалось, что Белла похожа на Лео, как родная сестра. Даже не по себе стало. Теперь Ваня удивился, как это вообще пришло ему в голову. И волосы у нее вьются крупными кольцами, а не мелким бесом, и кожа светлее, и щеки — круглые, с ямочками.Широко расставленные глаза Беллы всегда смотрели слегка мечтательно, как будто она прислушивалась к далекой музыке. А у Лео...
— Пошли, — сказал Лео прямо над ухом.
Следовало догадаться, что идут они вовсе не на поезд. Ваня проклял себя последними словами и покрепче сжал коленями мотоцикл. "Это тебе за то, что мечтал о таком же". Эта зверюга была красивой — дух захватывало. Рогатая, хищная, черная с серебром... Ваня вечно думал, как бы ее незаметно потрогать, а лучше бы — о том, что она летает, как черт.
В общем-то, Лео не так уж и гнал. Просто Ване, наверное, было непривычно ехать пассажиром, да еще с колдуном. Он то отодвигался от Лео и едва не слетал с мотоцикла, то, стараясь удержаться в седле, невольно прижимался грудью к его спине. А хуже всего было то, что Лео заставил его надеть шлем, в котором пахло этими его сладенькими духами.
Когда они в облаке пыли влетели в Пожарово, Ваня уже так извелся, что с мотоцикла сполз крабом. Наверное, видок у него был тот еще, потому что Лео сказал:
— Надо было попросить, чтоб я сбавил скорость.
— Да просто ноги затекли.
Они огляделись. Деревня — одно название, сразу и не поймешь, где жилые дома, а где заброшки. И как-то здесь было тихо. Работали люди, перекликались животные, но все звуки доносились словно сквозь вату. С одной стороны за домами блестело озеро, с другой — белели кресты. Пока они с Лео шли по главной улице, чумазая девочка молча провожала их взглядом.
Ваня не очень-то понимал, что искать. Старался прислушаться к своему чутью, но то молчало — только где-то глубоко в груди будто гудела струна. Лео окликал людей, улыбался и спрашивал, не происходило ли чего-нибудь странного. Те поворачивали спокойные восковые лица и отвечали: кто-то допился до чертей, у кого-то баня сгорела, а еще... Несмотря на жару, Ваню почти знобило. Деревенские не гнали их прочь, не удивлялись вопросам, ничего не спрашивали сами. Поганое место и имя у него какое-то гнусное... Ваня окликнул одну из крестьянок.
— Почему деревня так называется?
Медленно моргая, женщина развернулась к нему всем корпусом.
— Раньше поля горели.
Ваня собирался еще что-то спросить, но у него пересохло во рту. Ее глаза были, как... как у мамы. Сколько он себя помнил, мама всегда была за работой, ее руки двигались, глаза следили за ними так, будто от этого зависела чья-то жизнь. Но иногда мамин взгляд замирал, руки дергались, как умирающие пауки, пытаясь продолжить работу: чистить картошку, мыть посуду, штопать носок... Ее глаза становились не испуганными или страдающими — просто пустыми, как железные пуговицы.
— Пошли, — его голос походил на карканье.
Когда очередной заброшенный дом скрыл их от чужих взглядов, Ваня просто сел на землю.
— Царицын, ты в порядке?
— Просто перегрелся. Что про деревню скажешь?
— Ты был прав, — нехотя сказал Лео, — Тут действительно что-то не так.
У Лео была поразительная способность подавать очевидное как божественное откровение.
— Пока сложно сказать, что с ними. Фон довольно слабый.
— А этим своим... радаром можешь посмотреть?
— Раз плюнуть.
Лео достал палочку и принялся чертить что-то на земле, шепча слова заклинания. На всякий случай Ваня отошел подальше, чтоб его не слышать. Он выглянул из-за дома и понял, что несколько жителей просто стоят и смотрят куда-то в их сторону, как будто их не разделяли стены. Над колдовским кругом Лео вспыхнуло розоватое облачко и поднялось в воздух, вытягивая во все стороны паутинки света. Этого нельзя было не заметить. "Сейчас они закричат", — подумал Ваня. Как в том кино про пришельцев — нет, это было что-то вроде скрипа, точно. Они скрипели, когда находили настоящего человека. Паутина над головой замерцала и начала таять. Никто не закричал.
Когда он вернулся к Лео, тот был мрачнее тучи.
— Не сработало?
— Да нет... Просто я слишком далеко вытянул сеть, а здесь много помех.
— В смысле?
— Ну мелочь всякая: домашние духи, озерные, — Лео ухмыльнулся, — Или вот ты.
Они тронулись с места, оставляя позади улочку с покосившимися хибарами и говорящими куклами. На проклятую деревню спускались голубино-синие сумерки.
— Слушай, а может, ты просто не так уж хорош в этом заклинании?
Лео бросил на него до того свирепый взгляд, что на душе как-то полегчало. Вот когда он становился спокойным и мягким, стоило волноваться.
Палатки решили поставить на той стороне озера. Неудобно, но хоть подальше от этой чертовщины. Вообще-то, следовало подумать о лагере раньше: сейчас приходилось работать без нормального света. В розовых сполохах заката и зеленых — волшебного фонаря берег казался частью загробного мира. В голову вновь полезли мрачные мысли.
— Рябиновский, скажи честно, они еще люди?
Лео поднял на него удивленный взгляд.
— А ты что, сам не чувствуешь?
— Я чувствую только колдунов, да и то вблизи, — нехотя признался Ваня, — Просто они какие-то, не знаю... Пустые, что ли? Как будто ими кто-то управляет.
Лео задумался.
— Нет. Я скорее поверю в массовую порчу, — сказал он наконец, — Мало кто из темных магов может сломить человеческую волю, а подчинить целую деревню...
Ваня закончил с палаткой и принялся возиться с брезентовым свертком, прикидывая, куда его пристроить на ночь. Ну ладно, может, возился он немного напоказ, чтобы Лео не выдержал и спросил наконец:
— Что у тебя там?
— Да так, мелочь.
Ваня нарочито медленно снял брезент и, слегка красуясь, поднял меч на вытянутых руках. Лео поднял брови.
— Ты украл меч?
— Эй! Он и так мой.
— Государственный.
И все-таки, глаза у Лео блеснули. Пару секунд он боролся с собой, а потом спросил:
— Можно подержать?
— Валяй.
Лео тронул меч кончиками пальцев, словно боясь обжечься, потом потянул из ножен. Этот клинок был тупым — дьявольскую тварь он и так разрубит. А если ударить человека... ну, в общем, тоже ничего хорошего. Ваня украдкой вытер вспотевшие пальцы о джинсы. Вообще-то, не следовало давать освященный меч колдуну, но до смерти хотелось похвастаться.
Лицо Лео стало каким-то задумчивым. Он отступил на пару шагов и вдруг закрутился на месте, словно отбиваясь от десятка невидимых врагов. Лео двигался до того ловко, будто только для этого и родился. У Вани даже засосало под ложечкой, так странно это выглядело: горящие черные глаза, блеск стали, смуглые пальцы у гарды с греческим крестом. И сам он был весь такой легкий, золотистый и черный, будто сделанный из теней и закатного света. Ваня часто лежал но ночам без сна, представляя, каково было бы скрестить с ним клинки. Только, наверное, это будет нескоро: обе стороны пока тянули с открытой войной. Может, предложить Лео тренировочный бой?
Лео вернул меч. Его волосы растрепались, а ухмылка казалась немного смущенной.
— Тяжеловат для меня, но баланс хороший.
Он задумался, а потом, к Ваниному изумлению, протянул ему палочку. Вот это уже ни в какие ворота не лезло! Только зазеваешься — а тебя уже соблазняют на колдовство.
Лео приподнял бровь.
— Что, испугался?
Ваня тут же взял палочку. Махать ей, конечно, не стал, только в пальцах покрутил. Она была длинной, неожиданно тяжелой и почему-то трехгранной, как стилет. Темное дерево покрывали странные символы — не скандинавские руны и, вроде, не алхимические. В основном просто линии — скрещенные, параллельные...
— Это огамическое письмо.
Ваня нахмурился. Он уже видел язык, целиком состоящий из линий, пусть и других, неровных и хаотичных. Лео снова опередил его вопрос.
— Чем-то похоже на письмена в подземелье, да?
— Вы их расшифровали?
— Нет. Возможно, у языков общий источник, но прямых соответствий не нашлось.
Наверное, на его лице отразилось недоверие, потому что Лео поморщился.
— Если ты настолько мне не доверяешь, то зачем вообще попросил приехать?.. — он помолчал и как-то нехотя спросил, — Твои что-нибудь говорят?
— Я не рассказывал.
Всю дорогу до училища Ваня злился на проклятого колдуна и подстегивал себя мыслями о ждущей его похвале. Кадет Царицын раскрыл убийства, сразился с полозом, узнал об этой Аркадии... Наверное, ему полагается какой-нибудь орден? А потом он сообразил, что его, скорее, отчислят за содействие колдуну. Да и, в общем-то, Лео сам все сделал, а Ваню чуть не съели.
Ночью, ворочаясь в палатке без сна, Ваня понял, что зря все это затеял. Нельзя было говорить при Лео о маме, давать в руки свой меч, даже ходить по его квартире и рассматривать фотографии. От всего этого начинало казаться, что они, ну, просто старые знакомые, чуть ли не друзья. Но и хамить было нельзя, а то Лео уедет, и Ване придется разбираться с деревней одному. Ладно, утром решит, как ему быть.
На рассвете все здесь было совершенно другим. От темного озера тянуло прохладой. По земле стелилась легкая дымка, в которой иван-да-марья казалась стайками спящих бабочек. Где-то мычали коровы — наверное, шли на выпас. Мимо пролетел ошалевший спросонья шмель и сел на странный цветок, похожий на солнце, нарисованное ребенком.
Ваня как раз думал, будить ли Лео, когда тот сам высунулся из палатки, разбуженный запахом кофе. Сейчас он больше напоминал взъерошенного вороненка, чем великого колдуна. Ни зарядка, ни кофе и овсянка с молоком бодрее его как будто не сделали.
— О'кей, какие у нас версии? — спросил он, сонно щурясь над чашкой.
— Ты меня спрашиваешь?!
— Ну вы же в училище проходили теорию вредоносной магии? Давай свои варианты, а то я еще не проснулся.
Ване не хватило духу признаться, что Выжигатели знали о колдовстве лишь в самых общих чертах. В общем-то, правильно. Сегодня ты учишь, как работает порча, а завтра сам захочешь наслать.
— Древнее проклятие? — осторожно предположил он, — Ну, тех времен, когда колдовство было сильнее.
— Вряд ли. Личные проклятия работают более узко, — Лео задумался, — Может, эфирный след какой-нибудь трагедии? Или остаточный фон магической битвы? Надо позвонить в академию — пусть проверят, что здесь раньше было.
Вот только других колдунов здесь не хватало. Ваня торопливо продолжил:
— Ну хорошо, ты говоришь, обычный колдун так не сможет. А если ему поможет демон?
Лео допил кофе и поднялся.
— Я даже не представляю, кого ты называешь демоном, — бросил он, спускаясь к воде, — Элементалей, призраков, планарников?
— Рябиновский, не юли.
Лео стянул футболку и запустил ей в Ваню.
— Слушай, я искупаюсь. Никак проснуться не могу.
— Да не лезь туда, ты же озера не знаешь.
Лео зыркнул на него через плечо, но купаться все-таки не стал. Только зашел в озеро по колено и принялся плескать в себя водой. Ваня уже было решил, что о демоне придется выяснять самому, когда Лео сказал:
— Ладно, пожалуй, такое возможно. Но это точно не беспокойный дух. Не знаю, надо подумать.
Лео вернулся на берег и вытянулся в траве. Он весь сверкал от капель воды, ко лбу прилипли мокрые кудряшки. Солнечные лучи коснулись едва заметного пушка на животе и плечах; казалось, смуглую кожу присыпала золотая пыль. Смотреть на Лео было как-то странно. Может, потому что он выглядел так чуждо?
Лео поднял брови.
— Что ты так смотришь? Сказал же — подумаю, — он помрачнел, — Только я не могу представить, зачем это делать. Это же просто люди — не армия, не политики.
Так говорил, будто ждал, что Ваня ему подскажет. Да мало ли, какие причины у колдуна? Может, просто силы испытывает. Или вообще нет причины.
— А вдруг это просто проклятая вещь? Лежит себе в земле и фонит.
— Темный артефакт? Кстати, если он под землей, тогда понятно, почему сеть ничего не нашла, — Лео задумался, — Ладно, по крайней мере, не похоже, что они страдают. Думаю, у нас есть время со всем разобраться.
Они уже собирались обратно в деревню, когда заросли осоки шевельнулись. На берег выползла такая тварь, что Ваня невольно коснулся меча. Лео схватил его за руку.
— Ты что! Это же просто кикимора.
Эта штука напоминала здоровенную жабу, только морда у нее была почти человеческой — сморщенной, похожей на личико младенца. Сама бугристая, серо-зеленая, как замшелый камень, а четыре глаза — будто горящие угли. Ее толстые бока облепила ряска, а на башке, вроде бы, пробивались крохотные водяные лилии.
Лео сел на корточки и осторожно протянул руку.
— Ты моя красавица. Иди сюда, мы тебя не обидим.
С людьми он так не ворковал.
Кикимора открыла пасть, полную желтых зубов, и со вкусом зевнула. Ваня со вздохом убрал руку с меча. Он, конечно, клялся изничтожать всякую дьявольскую тварь, но жабы? Да какой от нее может быть вред — она же не больше кошки.
— Кис-кис, — позвал он, — Слушай, может, ей овсянки дать?
— О! Хорошая идея.
Но и овсянка не помогла. Кикимора, вроде, принюхивалась, но осоку покидать не спешила.
— Какая-то она глупая.
— По-моему, она просто тебя боится.
Лео наклонился вперед и зашипел что-то на змеиной речи. Кикимора бросила на них последний взгляд и прыгнула в озеро.
— Значит, меня боится?
— Да я просто поздоровался.
Вид у Лео был до того расстроенный, что Ваня не решился дальше над ним подтрунивать.
Да и потом всю дорогу он был какой-то грустный и задумчивый. Они не свернули к деревни, а пошли дальше, к маленькому кладбищу. По пути им попались какие-то развалины, от которых остались лишь фундамент да разбросанные камни, от старости гладкие, как голыши. Небо успело стать матово-голубым, как перепелиное яйцо. Вдали клубились облака — может, к вечеру пройдет дождь, а завтра не будет такой духоты? Вообще, если забыть о проклятии, здесь было красиво. Трава пестрела от цикория и розовых смолевок, вдоль дороги рассыпались золотые бусины пижмы. Дальше на лугу паслись овцы. Вдруг одна из них вскинулась и заскакала на месте, как мячик. Ваня невольно рассмеялся. "Чушь какая — куклы, пришельцы... Лучше подумай, как людям помочь. Они, небось, и не видят, какая здесь красота".
— Зачем мы идем на кладбище? Ты же говорил, что это не нежить.
— Но проверить все равно нужно. А еще есть у меня одна мысль...
Они ходили среди могил, высматривая невесть что. Сами могилы поросли травой, а вот кресты почему-то были ровные, не раз подкрашенные. А так — ни фотографий, ни самых завалящих венков, только таблички с именами. С именами и одной датой. Ваня нахмурился.
— Посмотри, — Лео указывал куда-то в траву.
Ваня постоял, соображая, на что смотрит. Трава и трава, кое-где уже пожелтевшая. Пара стеблей сломана и клонится друг к другу... Да нет, бред же. Он встал вплотную к Лео и покрутил головой. Он был уверен, что не помнил те руны — специально не смотрел на них толком. И все же, сейчас они вспыхнули в памяти холодным огнем. Ваня поднес руку к траве и, точно как в тот раз, почувствовал боль.
— Ты был прав, — негромко сказал Лео, — Руны в подземелье не ослабли, а пробудились.
— Думаешь, много их здесь?
— Наверное, по всему периметру. Ну, по крайней мере, теперь мы знаем, что искать.
Что-то еще неприятно скреблось в мыслях, какая-то неправильность.
— Помнишь, деревенские говорили: какой-то мужик до белки напился. Как там его?
— А? Сторож Степан, — рассеянно проронил Лео, — Только он, наверное, в больнице.
Он сел на корточки и пытался выпрямить изломанные стебли, но те вновь и вновь складывались в проклятый знак.
Ваня подумал о спокойных лицах, похожих на погребальные маски. Как-то не вязались у него эти люди с пьянством. Или ничего такого, он сам перемудрил?.. Что за сторож-то? Кладбищенский?
— Надо потом найти этого Степа...
Впереди что-то двигалось, только он никак не мог понять — что. Лео медленно поднялся. Его плечи были напряжены, как у борзой. Это что-то приближалось с каждой секундой, как фантастический прилив, а Ваня все не мог сообразить... Свет. Волна неземного света накрывала поля, и все в нем тяжелело и наливалось странными красками. Облака — как дым пожара, рыжие и свинцовые, а на каждой травинке пляшут искры. В детстве Ваня так представлял себе радиацию — точно смотришь на мир сквозь слой желе.
Он бросился прочь, волоча Лео за собой. Воздух казался густым, как кисель. Если Лео начнет упираться, Ваня его не удержит. Бежать было всего ничего, но между крестами — в два раза дольше. А может, их уже накрыл дьявольский свет, и теперь они будут бежать на месте целую вечность. Ваня напоролся боком на крест и, задыхаясь от боли, вломился в домик сторожа. Он как-то неудачно дернул Лео за руку, и оба повалились на пол.
Здесь было темно и воняло перегаром. По домику разносился храп.
— Царицын, что за дурь?! — Лео стукнул кулаком по полу.
"Злится, что тоже струсил", — понял Ваня. Ему самому даже стыдно не было, только бок очень болел. Он указал пальцем за порог, где переливался неживой вязкий свет.
— Что я должен делать с этой дрянью? Рубить мечом?
— Да ничего бы с нами не случилось, — сказал Лео не слишком уверенно, — Ты сам говорил, мир просто замирает, а потом возвращается в норму.
Вот только Ваня помнил, как металось по небу солнце, что-то высматривая. Что будет, если оно взглянет прямо на тебя?
— А давай не будем проверять?
Сторож так и не проснулся от их голосов — только что-то сердито проворчал во сне. Ваня вытер лицо краем футболки.
— Вот черт.
Ссадина на боку пузырилась кровью, но Лео смотрел не туда, а на Ванины синяки. Они успели пожелтеть и давно не болели, а Лео все равно как-то горестно хмурился. Даже не спросив разрешения, он подул на ладонь и положил ее на Ванины ребра. Да что за человек такой, ну.
— С кем ты подрался?
— Да я... на тренировке упал.
Видно было, что Лео ему не верит, но что Ваня должен был сказать? Он сам не понял, как так вышло. Это был обычный вечер. Выжигателям поручили сорвать лекцию колдовской пропаганды, и она прикидывали, как это лучше сделать. Сам Ваня считал, что надо просто сидеть там и задавать неудобные вопросы: о жертвоприношениях, об извращенцах, о Принципале... Если колдуны начнут врать и выкручиваться — отлично, выгонят их — еще лучше. Всем будет видно, у кого правда. Разуваеву план не нравился, он шутил и огрызался. А потом перегнул палку, и Ване пришлось его ударить. Он как-то не подумал, что на него бросятся все скопом. Громыч попытался их разнять, но больше сам получил. Потом их били еще дважды. Громыча — потому что до него иначе не доходило, Ваня... да, в общем, много за что.
— Иван, у тебя какие-то проблемы?
Как будто Ваня стал бы стучать.
— Да нормально все, — он поднялся, — Давай разбудим этого Степана.
— Боюсь их, чертей, — жаловался Степан, плеща себе водой в лицо, — Раньше же нормальные были, а теперь совсем дураками стали. Черт его знает, что им в голову стрельнет.
— Мы думали, вы в больнице.
Степан хмыкнул.
— Нас так просто не возьмешь... Сейчас бы еще похмелиться — и буду огурцом.
Лео достал палочку.
— Можно кружку?
Ваня не понимал, как можно так вежливо говорить с этим алкашом. Рожа у Степана была опухшая и багровая, поросшая клочковатой бородой. Одежда — засаленная до блеска, под ногтями — траурная кайма. Да и весь дом выглядел так, что Ваня поостерегся на что-то садиться — боялся прилипнуть. Впрочем, нет: кое-что чистое тут было. На подоконнике выстроились кривоватые глиняные фигурки — поросята, птицы, человечки — и вот их Степан драил до блеска.
Степан поглядел, как в его кружке прибывает пиво, и снова хмыкнул.
— Спасибо сердечное... Слушай, цыган, а закуски не найдется?
— Он еврей буркнул Ваня.
Лео ухмыльнулся.
— Ты так это сказал, как будто у меня неизлечимая болезнь.
— Да не выдумывай.
Степан как-то странно их рассматривал и чуть усмехался. Глаза у него были красные, но удивительно осмысленные. Лео вновь взмахнул палочкой, и в протянутой тарелке появились огурцы, колбасная нарезка и мелкие бублики. Дикий какой-то человек. Кто пиво огурцами закусывает?
— Ты, значит, колдун.
— Леонард, студент Лысогорского института тонких ремесел, — сказал Лео так, как будто это очень обнадеживало.
— А ты, парень?
— Ведьмолов. Слушай, мужик, мы сюда не болтать приехали.
Степан криво ухмыльнулся, обнажив длинные желтые зубы, и сунул в рот бублик.
— А вы все равно никуда не денетесь, пока она тут стоит.
Он, вроде, не угрожал, но все равно так сказал, что Ване стало не по себе.
— Это полудница, да? У нас в Шотландии они не водятся.
— Она самая. Месяца с два уже бесится.
— А раньше все было нормально? Нам говорили, здесь поля горели.
— Ну... когда только строились, было дело. Потом люди с ней поладили, — Степан перевернул кружку и вытряхнул в рот последние капли, — Сейчас не горит, я хуже, чем было. Видел, какие они?
— Вы видели кого-нибудь чужого? Может... — Лео запнулся.
— Ну как... слышал. Шлялся тут кто-то ночью, только я в него из ружья пальнул, — Степан подумал, — Люди потом говорили, в поле пшеница поломанная.
Сильнее ухмылки и тона Ване не нравилось, как он говорит. Как будто и не отмалчивается, но что-то думает долго. И больше не сам рассказывает, а ждет, пока спросят.
— Хорошо, — Лео встал и зашагал по комнате, — Мы тут разберемся.
— Вдвоем? С полудницей?
Они промолчали.
— Эх, молодость-молодость, — Степан взял с подоконника кривого человечка и покрутил в пальцах, — Делаешь херню, пробуешь силушку. Потом думаешь: зачем сделал?
Ване это надоело. И он понял, что еще здесь не так.
— Давно деревня стоит? — спросил он хмуро.
— С Катькиных времен еще.
Ваня кивнул на глиняные фигурки.
— А ты, Степан, не гончар случайно?
Степан отставил человечка и медленно поднялся.
— Может, и был гончаром, только теперь я сторож.
Ваня быстро глянул через плечо — полудница ушла, на улице вновь стоял обычный летний день.
— Надо поговорить, — бросил Лео.
Они покинули кладбище и вернулись на луг. Степан шел следом, но подойти не решался.
— О'кей. Мы найдем руны и проведем ритуал очищения, — сказал Лео так, словно ребенка уговаривал, — Ты же понимаешь, что так будет лучше.
— Твоя полудница жгла поля и без всякого проклятия.
Лео нахмурился.
— Если это случится, я снова приеду.
— Здесь все надо сжечь.
Лео как будто не сразу понял, что он собирается сжечь.
— Иван, тут же люди.
Ваня невольно усмехнулся. "Люди"? Вчера Лео не говорил "это люди", только — "ты что, сам не чувствуешь"? Ну конечно, это же люди двигаются, как марионетки, и смотрят сквозь стены. Это людей хоронят в могилах, где только имя и дата смерти, все написанные одной рукой. И самих могил — от силы две дюжины, хотя деревня стоит почти триста лет. Люди живут в деревне, где не пахнет ни едой, ни навозом.
— Что в могилах?! — крикнул он.
— Те, которые разбились, — глухо ответил Степан.
— Он нарушил первый закон, — Ваня потер глаза, — Что я должен делать?
— Тебя только закон волнует? — Лео протянул к нему руку, — Иван, пожалуйста...
— Это плевок в лицо Господа, — голос казался чужим, механическим, — Уйди с дороги.
Лео посмотрел так, будто Ваня его ударил. А потом его палочка превратилась в меч.
Ваня едва успел выхватить свой. Сперва показалось, что это шутка, потом — что Лео сейчас его убьет. Их клинки столкнулись не с лязгом, а как будто с беззвучным криком. Из чего сделана палочка? Как она может кричать?
— Уводите големов! — крикнул Лео Степану.
Меч в Ваниных руках так и остался холодным, даже рукоять не грелась под пальцами. Нательный крестик обжигал кожу, как кусок льда. А Лео почему-то не колдовал — не мог? жалел его? Ваня с трудом успевал отражать его удары, и каждый раз раздавался этот не-звук. Освященный меч мог разрубить любую тварь, неважно, из глины она или из чистого света. Если это случится с палочкой, Лео больше никогда с ним не заговорит. Ваня повернул меч плашмя, и этой заминки хватило, чтоб Лео пнул его, заставив покачнуться.
— Брось оружие! Я боюсь тебя ранить!
Ваня снова ударил. Меч Лео взлетел в воздух, словно ничего не весил. Он вновь стал всего лишь куском дерева и упал куда-то в траву. Вот и все.
— Зачем ты соврал?
Ваня не понимал, зачем спрашивает. Как будто ожидал честности от колдуна. Лео криво ухмыльнулся. Глаза у него были черными, как затмение.
— А что, ты заслуживешь правды?
— Короче, пошли. Можешь уехать, если не хочешь на это смотреть.
Лео посмотрел на свои руки. По его пальцами заскользили искры.
— Иван, я не хочу этого делать.
Он не остановится, понял Ваня. если только его не убить. Если Ваня останется с Выжигателями, всех придется убить. "...От мужа до жены, от отрока до грудного младенца, от вола до овцы, от верблюда до осла". Полудницу, големов в деревне — вплоть до последней глиняной козы, кикимору, которую он хотел накормить овсянкой. Фоста, Сахарского, пожилую Эмму Феликсовну. Асю, Беллу и надю Еропкину. Алкаша Степана и деревенских знахарок, которые только и знали, что заговор от радикулита. Смеющихся ребят в черно-зеленых мундирах.
"Э, да ты расклеился, как баба, — сказал у него в голове голос Телегина, — Кто сказал, что будет легко?" Ваня представил, как будет рубить големов, а из их ран польется не кровь, а песок. Как сожжет поля, чтобы убить полудницу, а потом сожжет и Аркадию, мирок-наваждение. И меч в его руках будет все таким же холодным. Почему он холодный? "Иван, я всегда был твоим наставником и другом, — в голосе Телегина зазвучал лед, — Твоим хозяином, наконец!"
Лео почему-то медлил с заклинанием. Не мог собрать достаточно сил или?.. Лучше бы он просто убил Ваню, и тогда не пришлось бы выбирать. Лучше бы Лео сам умер, и тогда до него не доберется кто-нибудь вроде Разуваева. "Иван, я приказываю!" Но можно же попробовать как-то иначе? Изгнать, вылечить их, как полудницу... Что угодно.
"Хорошо, хорошо, можешь оставить себе этого пацана, но остальных..." Ваня невольно засмеялся, и Лео посмотрел на него, как на психа. "Что ты несешь? — сказал он Телегину, — Ты отвратителен". И бросил меч.
Лео смотрел так зло, словно не понимал, что выиграл. И, наверное, будет выигрывать каждый раз.
— Хорошо, будь по-твоему, — Ваня на всякий случай поднял руки.
— Спасибо большое, — сказал Лео с ядовитой любезностью, но искры в его руках погасли.
— Извини.
А что тут еще скажешь? Грудь нестерпимо болела. Ваня оттянул ворот футболки и посмотрел. На коже остался багровый след от креста. Ваня посмотрел на свои руки и понял, что с них кое-где содрана кожа, будто плеснули жидким азотом.
— Что там? Дай посмотрю.
— Не надо... Пусть будет.
— Царицын, не капризничай.
Стоило Лео коснуться его груди, как боль отступила.
— Черт, как-то туго идет. Все с тобой не по-человечески.
— Извини, — смиренно повторил Ваня.
— Зачем ты попросил меня приехать? Почему не этих твоих... Выжигателей?
Вот что ему сказать? "Потому что мне не нравится, как они о тебе говорят"? Самому смешно.
— Да пошли они... А ты зачем согласился?
— Не знаю, — сердито сказал Лео, — Потому что с тебя глаз нельзя спускать.
— Не ври мне больше, а?
Лео поднял глаза и прищурился.
— Хорошо. Только сначала найди мою палочку.
Лео возился с глиняной мелюзгой. Они чинно стояли, тихие и неподвижные, и по очереди просили показать какой-нибудь фокус. Поди разбери, помог им ритуал или нет. Полуднице, вроде, помог — жара схлынула, по траве бежал легкий ветерок.
Степан хлопнул Ваню по плечу, как старого приятеля.
— Что, хороши детки? — он вздохнул и затянулся папиросой, — Больше я таких не сделаю. Всю силу пропил.
От него и сейчас несло сивухой. Ваня сам едва понимал, чему злится. Да просто... не таким должен быть колдун.
— Почему не поехал в Москву, в Лысогорье? Там бы тебе помогли.
Степан пожал плечами и снова затянулся. Срока испугался, а теперь рассказывает, как любит своих... деток.
— Ты же думал нас убить? Просто чтоб мы не доложили, куда надо.
Это его проняло.
— Думал, — хрипло сказал Степан.
Интересно, Лео тоже понял? Понял и все равно хотел помочь — с него станется.
— Лео! — Ваня ему помахал, — Бери мелких, пошли кикимору поищем.