О старшем сержанте Габриэле Э. Эйнджеле стоило знать несколько вещей. Во-первых, его действительно так звали, но любого, кто решил бы над этим посмеяться, ожидала хорошая трепка. Во-вторых, ростом он был всего пять футов и пять дюймов, но каждый дюйм был полон ненависти к этому миру. В-третьих, наблюдательность не раз спасала его в ситуациях, где любой другой бы отправился на тот свет и сделала его превосходной туннельной крысой.
А в-четвертых Габриэль Э. Эйнджел был праведником.
— Габриэль, ты не в курсе, почему не взлетаем?
— Хер знает. Может, они надеются, что лейтенант Пепперони сдохнет не дождавшись нас и можно будет не гонять вертушку.
Разумеется, он был не одним из небесных праведников, живущих добродетелями. Наоборот. Он был адским праведником, с наслаждением предававшимся большинству смертных грехов. И после смерти ему, скорее всего, предстояло стать адским святым, но чтобы смерть не наступила слишком рано, за ним нужно было присматривать.
На самом деле, большинство адских праведников — уж если не уважаемые многими люди, то по крайней мере, достойные члены общества. Как Хью Хефнер или Лукреция Борджиа. В прежние времена некоторые даже продвигались достаточно далеко, чтобы какая-нибудь земная церковь начинала считать их вполне небесными святыми — как в случае Влада Колосажателя, например. Но то ли люди с течением веков стали подозрительнее, то ли праведники мельчали, то ли гнев был не самым удобным главным грехом, чтобы в нем подвизаться, но Эйнджел, со всей его наблюдательностью и природным везением, определенно уже давно бы отправился на тот свет, если бы за его плечом не стоял время от времени какой-нибудь демон.
Сейчас этим демоном был Хастур, скрывавшийся под личиной простого парня из Бостона, Мартина Дональдсона. Которого, за чудом выживавший под каской высокий кок в стиле рокабилли, — под ним удобно было прятать жабу — Эйнджел прозвал «Элвисом».
— Слыш, Эйнджел, а почему ему можно назвать тебя по имени, а мне нет?
— Ну, — тот даже не повернулся в сторону сослуживца, — по двум причинам. Во-первых, Элвис — мой друг. А во-вторых, Шкет, ты — пидор.
Шкет хмыкнул и не стал продолжать разговор, оставив Эйнджела наблюдать за стоявшими посреди взлетной полосы спорщиками. Он умел подмечать мелочи и, может быть, именно поэтому они привлекли его внимание.
+++
Со стороны это выглядело так: грузный чернокожий мужчина с нашивками старшего лейтенанта размахивал потертым планшетом, к которому была прикреплена толстая стопка документов, и самозабвенно орал на своего собеседника. Тот — напротив, крайне худой, неуловимо похожий на генерала армии конфедерации и обвешанный медалями в таком количестве, будто вправду служил со времен гражданской войны — пытался ответить в том же тоне, но почему-то его слова постоянно тонули в постороннем шуме, и сразу же после этого его неопрятно одетая спутница наступала ему на ногу. Каждый раз. И по какой-то причине корреспондент военной хроники считал эту перепалку настолько занимательной, что уже четверть часа нарезал рядом со спорщиками круги, как почуявший падаль ворон. Из-за шума разобрать, о чем шел разговор, было трудно, но любой проходящий мимо человек уверился бы, что речь о местах в вертолете, который вот-вот отправится на запад через перевал.
На самом деле спор шел не о том, кому улетать, а о том, кому остаться, чтобы завтра двинуться в сторону Кхешаня. И, естественно, спорящие не были простыми вояками.
Самая любопытная деталь заключалась в том, что у обеих сторон не было ничего, кроме блефа и пустых угроз. И Бог, и Люцифер уже махнули на Вьетнам рукой, поэтому ангелам и демонам оставалось самостоятельно пытаться выдоить его до капли, раз уж они здесь.
В данный момент Иегудиил — Власть, Сила и Слава Господня, — несмотря на посильную поддержку Гавриила — бывшей Воли Господней — определенно проигрывала. Трудно было в чем-то их упрекать: когда речь шла о том, чтобы орать на противника до полной капитуляции, во всей вселенной не существовало твари, более подходящей для этого, чем лорд Пеймон. Потому что именно ради этого он и был порожден.
Дагон должна была всего лишь следить, чтобы он не сбивался на совсем уж нечленораздельные звуки — что случалось с ним чаще, чем хотелось бы.
Но, несмотря на проблемы, разговор шел в нужном им направлении: ангелы готовы были отступить и не ломиться в Кхешань, достаточно было бросить им подходящую кость.
Поэтому, ровно после того, как Пеймон, издал очередной рев, напоминающий звук заходящего на посадку вертолета, она вздохнула и сказала:
— Оставьте Кхешань в покое. Хотя бы на пару недель, пока мы не закончим. Если вам нужно получить звездочку от начальства, у меня есть неплохая наводка.
— Знаешь, куда ты можешь засунуть все свои наводки?
— Туда же, куда ты можешь засунуть свою манеру всех перебивать. — Иегудиил подняла руку, жестом пресекая любые попытки Гавриила продолжить обсуждение того, кто куда и что может засунуть. Обычно такое бы не сработало, но затяжной ор Пеймона сделал его гораздо сговорчивее. Впрочем, как и ее. — Допустим, я соглашусь. Рассказывай.
Дагон пожала плечами:
— Вертолет тот самый. Его посадят сразу за перевалом, чтобы хорошие ребята смогли добраться до лейтенанта Пеллегрини без лишнего шума. Насколько я знаю, один из наших планирует заглянуть в старый скотомогильник по дороге, подобрать там кое-что интересное, чем можно будет поделиться с сослуживцами. Можете попробовать его остановить.
— С чего нам тебе верить?
— Проект курирует Вельзевул. Я не против, чтобы вы его засрали.
Иегудиил кивнула. В аду все соперничали друг с другом, и довольно логично, что Дагон не хотела упускать шанс подставить более могущественного демона. Возможно, лучше маленькая победа, чем большой и ненужный спор. И удастся избавиться от Гавриила.
Пеймон отступил на шаг, явно планируя очередной вопль, и Иегудиил вздохнула:
— Хорошо. Но если это — вранье, то я лично сдеру с тебя всю чешую.
+++
— Зацени мисс Август, — Эйнджел ткнул пальцем в сторону Дагон. — Тот уголек бы не отказался ее пришпилить у себя над койкой, а?
Иногда Хастуру трудно было понять, что именно Эйнджел имеет в виду, но общий смысл уловить получилось: «уголек» — это Уриил, а Дагон, скрытая под иллюзорным чудом, может и не походила на девушку из «Плейбоя», но все же вполне могла показаться привлекательной, особенно для мужчины, давно не занимавшегося сексом. Эйнджел был как раз из таких: местных он избегал, а медсестры и радистки избегали его самого несмотря на, вроде бы, вполне сносную по человеческим меркам внешность.
Поэтому, когда дело доходило до смертных грехов, в плане блуда Эйнджел серьезно проседал: не считая шуток о «пришпиливании» чужих матерей, он был невинен как мальчишка, которому до полового созревания еще лет шесть.
Хастур догадывался, что должен как-то это исправить, но все попытки подтолкнуть Эйнджела к общению с проститутками, проваливались с треском и тот предлагал просто напиться или поиграть в дартс. Или в покер, несмотря на то, что в него почти всегда проигрыва и бросался на победителя с кулаками — впрочем, может в этом для Эйнджела и был смысл покера.
Словом, он был из тех, кто предпочитает проводить время с друзьями, а не с женщинами.
— Эй, Элвис, у нас че, от вертушки отвалилась табличка «девчонкам вход воспрещен»?
— Ты о чем вообще?
— Я о том, что к нам на борт прется какая-то пизда в розовой рубашке и бабкиных очках. И на мисс Сентябрь она не потянет, разве что если побреется.
Хастур резко развернулся, чтобы повторить свой вопрос — и буквально столкнулся нос к носу с Гавриилом.
— Ты о чем?
Гавриилом в бледно-лиловой рубашке. И в очках.
— Мне стоило догадаться, что это будешь ты, — пробормотал тот.
— Вы че, знакомы?
— Разумеется, нет.
— Ага, вроде того.
Они произнесли это почти одновременно. Обычная ухмылка Эйнджела точно съехала вбок:
— Ну надо же.
Хастуру почему-то вдруг показалось, что вертолет становится меньше. Просто так вертолеты меньше не становятся, так что это было либо очень странное чудо, либо чувство неловкости. Скорее второе.
То ли из-за того, что в последнее время он обычно встречался с Гавриилом в стороне от чужих глаз, и говорить с ним когда кто-то рядом было непривычно. То ли из-за того, что Гавриилу, равно и кому-либо еще с небес, в принципе нечего делать рядом с Эйнджелом.
Так или иначе, это было самое неподходящее время и место для столкновения с Гавриилом.
Хастур попытался осторожно взять его за плечо, чтобы вытащить из вертолета и нормально поговорить наедине, но секунду спустя понял, что ничего хорошего из этого не выйдет и убрал руку.
— Военная хроника. Меня отправили к лейтенанту Пеллегрини.
Гавриил использовал чудо для убеждения, вместо того, чтобы предъявить какие-то документы. Обычно ангелы так не поступали, для них не было проблемой придумать убедительную ложь. Даже для Гавриила. Наверное, он соображал на ходу.
— Тогда ты в нужной вертушке, мисс Сентябрь. Хотя не представляю, кого мог заинтересовать лейтенант Пепперони. Тот еще тупица.
Наклонившись к уху Хастура ближе, Гавриил очень тихо спросил:
— На мне же нет никаких лишних иллюзорных чудес?
Хастур внимательно осмотрел Гавриила. Не считая человеческого цвета глаз, очков и щетины — возможно, вполне естественной — тот выглядел как обычно.
— Нет.
— Тогда почему он называет меня «мисс Сентябрь»?
— Не знаю. Это у него больная тема.
— Сентябрь?
— Женщины. Он много кого так называет. Иногда — всех, кроме меня, Меера и Уайта. — Хастур кивнул на Шкета и Снежка. — Они просто пидоры.
— А ты?
— А я его друг.
Неожиданно Хастур понял, что очень давно не называл себя ничьим другом. Возможно, никогда.
Конечно, у него были братья, и Лигур, и, пожалуй, даже Дагон, когда не вела себя как сука, но все же настоящими, близкими друзьями они не были. Не то, чтобы у демонов совсем не могло быть друзей, но неофициально это не одобрялось и к тому же Хастуру не особенно в этом везло.
Наверное — хотя если бы он сказал это вслух в аду, его бы заставили помыть рот святой водой — у него не было никого более похожего на друга, чем Гавриил. По крайней мере, с ним иногда приятно было поболтать, время от времени он мог помочь. И даже давно плюнув на это пари с соблазнением ангелов на скорость, Хастур не начал его избегать, хотя по хорошему бы следовало.
Неожиданно он понял, что это похоже на еще один повод чувствовать себя неудобно. Хастур не был уверен, что дружба работает именно так, но что-то логичное в этом чувствовалось. Если у тебя два друга, ты конечно не хочешь, чтобы они встретились. Да. Потому что тот, который помогал тебе расчленять мертвую проститутку в Венеции триста лет назад вполне может не одобрить того, которого ты пытаешься отвести к живым проституткам уже полгода.
— Че ты на нем повис? Он че, твоя подружка? Или мамаша?
— Слыш, Эйнджел, отъебись от него уже.
— Что, Шкет, тоже за эту юбку решил зацепиться? Получше не видал что ли?
Хастуру показалось, что он слышит, как Снежок закатывает глаза.
— Всегда хотел узнать: в тоннелях ты тоже пиздишь не затыкаясь?
— А че, тебе не интересно, почему штабную шлюшку подсадили именно к нам?
На самом деле, Хастура вовсе не волновало, обидится ли Гавриил. Ни капли. Честное слово. В конце концов, это Гавриил, он постоянно обижается на все подряд.
Беда была в другом: если он обидится на Эйнджела достаточно, чтобы сломать ему шею, несколько лет работы пойдут насмарку. Возможно, считайся еще Гавриил настоящим архангелом, это бы сошло за достойную праведника смерть, но сейчас — вряд ли.
Этот разговор надо было свернуть и как можно быстрее.
К счастью, прежде чем ситуация стала еще хуже, наконец-то появился Ли Гольдберг, пилот, и, коротко свистнув, кивнул им, без слов командуя занять свои места.
Бронежилеты — на случай, если гуки дорвались до перевала, Шкет сплюнул сквозь зубы себе под ноги, Эйнджел в последний раз посмотрел туда, где стояла Дагон, — но она уже ушла, и сел, а Хастур сел с ним рядом. Тот с коротким смешком толкнул его в плечо кулаком.
Все без лишних слов, все как обычно — и спустя минуту воздух уже прорезали раскручивающиеся лопасти.
+++
Сама по себе война Хастуру нравилась. Песчаные блохи, вши, гангрена, окопная гниль, сифилис, опять же. И дизентерия — нестареющая классика.
А вот работать с людьми было сложнее.
Конечно, те, кто до него имел дело с Эйнджелом, сделали все чуть проще: по крайней мере, отобранные из сотен кандидатов флегматичные Снежок и Шкет были для него неплохой компанией, он перешел с сигарет на жевательный табак, к тому же уже давно научился убивать не задумываясь. Очень кстати, потому что Хастур вряд ли бы смог объяснить, что не стоит зря переживать из-за мертвых гуков. Даже тех, которым лет четырнадцать.
Святость приходит постепенно и Эйнджел уже успел перекатиться за ту точку, после которой праведник развивается уже более или менее самостоятельно. Например, месяц назад на него повесили допрос пленного — и Эйнджел просто медленно резал его, пока тот не истек кровью. Не задавая никаких вопросов, просто потому что был уверен в своей способности обнаружить лагерь гуков самостоятельно.
Соблюдение субординации не было его сильной стороной. Если бы не ореол святости, скорее всего, Эйнджел бы давно нажил себе неприятности, — но к счастью для него, ад защищал своих праведников так же ревностно как рай.
И ради этой защиты Хастуру приходилось пользоваться огнестрельным оружием, по несколько недель напролет не прикасаться к жабе и пытаться удержать в голове прозвища, которыми Эйнджел называл решительно всех и вся вокруг.
Ситуацию со скотомогильником он, наверное, назвал бы «колесо обозрения из ослиного дерьма и каруселька сбоку» или как-то в этом духе.
Сначала все шло по плану, как и сообщала Вельзевул: Гольдберг получил сигнал по рации, что их надо высадить пораньше — мол, доберутся до Пеллегрини к завтрашнему утру без спешки. И, приземлившись на поляне за перевалом, высадил их. Хастур успел подумать, что уж как-то все слишком идеально.
Ну, а потом план прогорел, как садовая клумба под напалмом.
Поляна находилась на том месте, где пару веков назад закопали мертвый скот из нескольких окрестных деревень — и, за годы под землей, зараза не умерла. Наоборот. Перебродила и стала сильнее. И ее так просто было забрать, чтобы потом использовать. Нужно было лишь найти правильное место, чтобы разрыть землю. Именно в тот момент, когда Хастур его почти нашел, Гавриил опустился на колени, и, прижав обе ладони к земле, с коротким вздохом выпустил в нее волну исцеляющего чуда.
Такого мощного, что у Хастура даже зубы заболели.
Зараза растворилась бесследно.
— Зачем ты это сделал? — Хастур протянул руку, помогая Гавриилу подняться. Из-за почти полного отсутствия иллюзорных чудес, он сейчас выглядел старше Хастура — точнее, Мартина Дональдсона — лет на пятнадцать, так что наверняка этот жест не показался бы никому странным. Помощь старшим и все такое.
— Я думаю, ответ очевиден. Ангелы, знаешь ли, очищают землю от всякой мерзости.
— Но ты мог бы хотя бы предупредить…
Гавриил вытащил из кармана носовой платок, чтобы отряхнуть штаны. Обычно он использовал бы чудо и для этого, но, видимо, только что потратил все, что было.
— А ты мог бы предупредить, что будешь с друзьями.
Что ж, хорошая новость заключалась в том, что, похоже, Гавриил был здесь не ради Эйнджела. Плохая — в том, что Вельзевул на Эйнджела тоже плевать и наказание неизбежно. Новость еще хуже: раз Гавриил так вложился в это чудо, значит дальше пойдет с ними.
Это вполне тянуло на карусельку сбоку.
— Деревья обнимать будем, или двигаемся дальше? Лейтенант Пепперони не вечный, знаете ли.
— Знаешь, — медленно проговорил Снежок, глядя на Эйнджела, — если бы можно было попасть под трибунал чисто из-за того, что всех бесишь…
— То твоя занудная черная жопа давно бы болталась в петле.
Эйнджел прищурился, вглядываясь в опушку леса, и первым зашагал в его сторону.
+++
— Ты мне нравишься, Элвис. Знаешь, почему?
— Потому что я не пидор? — наугад спросил Хастур.
— И поэтому тоже. Но еще потому, что умеешь молчать.
Лес выглядел пустым, но Эйнджел, как старший по званию и главный по убийству гуков, настоял на том, чтобы продвигаться медленно. И час назад они остановились заночевать, под ворчание Снежка о том, что Гольдберг — мудень и они могли бы уже быть у Пеллегрини.
И, естественно, когда Эйнджел сказал, что первым будет дежурить полночи, Хастур вызывался ему в напарники: так спокойнее.
И вот они уже полтора часа стояли, привалившись к чуть склизскому стволу мертвого дерева, вглядываясь в темноту. Часовым полагалось хранить молчание и быть бдительными, конечно, но сегодня Эйнджел явно был намерен проигнорировать все правила.
— Молчать ты умеешь, но если тебя спросить, то отвечаешь честно. Не крутишься, как угорь на сковородке.
— Есть такое.
Хастуру не особо нравилось, куда шел этот разговор.
— Ты и мисс Сентябрь. Выкладывай.
— Выкладывать что?
Некоторые праведники получают дар чудес еще при жизни. Обычно это какая-нибудь ерунда, вроде умения лечить насморк, но иногда и что-то серьезнее. Способность к пророчествам, например.
— Че вас связывает.
Или, возможно, Эйнджел замечал больше других в силу природной наблюдательности. Разницы никакой. Не сейчас и не для Хастура.
— Да пересекались на работе, говорю же.
— На скотобойне?
— Ага.
Несколько секунд они оба молчали. Эйнджел вытащил отсыревший спичечный коробок, в котором хранил свой табак, покрутил его в руках, но в рот порцию закладывать не стал.
— Элвис, не пизди. Ты его чуть ли не под ручку из вертушки вывел. И подняться с карачек помогал.
— Так он же корреспондент. Еще напишет куда, что мы все гондоны. Лучше я о нем позабочусь. В его годы поберечься надо.
— Ну да, ты ж королева английская, сплошные хорошие манеры на уме. У тебя аж привстал, но чисто из вежливости.
— Ну…
Для демона нет ничего более естественного, чем сексуальное влечение. Это вроде как способ выразить хорошее отношение. Неудивительно, что по отношению к другу Хастур тоже его испытывал.
К друзьям, если говорить честно, потому что с Эйнджелом это тоже работало. Иногда даже лучше, чем Хастуру бы хотелось.
Странно, что тот сам раньше не замечал.
— Выкладывай давай. Он че, сорвал твой цветочек? Трахал тебя в скаутском лагере или типа того?
— Черт, да нет конечно.
— Ты его трахал, когда был в скаутском лагере?
— Да не был я в скаутском лагере!
Эйнджел убрал спичечный коробок, не сводя с Хастура взгляда.
— Ну, типа… Мы с ним правда иногда пересекаемся на работе. И я бы, наверное, не прочь бы еще кое-как пересечься, но...
— Мисс Сентябрь бережет себя для принцессы и с тобой в бильярд играть не будет. Угадал?
Как и большинство демонов, Хастур мог говорить на всех земных языках. К сожалению, особый язык сержанта Эйнджела в этот список не входил. Приходилось догадываться о смысле отдельных фраз самостоятельно.
— Он таким не занимается. Да.
Эйнджел усмехнулся. Его глубоко посаженные черные глаза жадно блестели, и Хастур неожиданно догадался, что сейчас ему предоставится шанс решить вопрос с недостатком похоти в послужном списке Эйнджела.
Дело, конечно, было не только в этом.
— Ну, тогда сегодня твой счастливый день, Элвис. Потому что со мной ты можешь сделать все, чего мисс Сентябрь тебе не позволит. Валяй.
— Здорово, — сказал Хастур и взял его за руку.
Это было не совсем то, что он хотел бы сделать с Гавриилом в первую очередь, но в голову пришло сразу же.
— Еще немного и я решу, что ты все-таки пидор, — засмеялся Эйнджел и, прежде чем Хастур придумал, как на это ответить, поцеловал его.
На вкус поцелуй отдавал застарелым кариесом и жевательным табаком. Неплохо.
Хастур не особо помнил, когда в последний раз целовался. Секс время от времени — да, такое бывало, но с поцелуями как-то не складывалось.
Как будто услышав слово «секс» у него в голове, Эйнджел положил руку Хастуру на ширинку и тот понял, что у него стоит.
Хастур не всегда хорошо ощущал связь со своим физическим телом, и иногда оно реагировало на какие-то вещи быстрее, чем он сам. Он вдруг задался вопросом о том, насколько часто подобное случалось в присутствии Гавриила, но, прежде чем мысль успела дойти до логического завершения, Эйнджел начал расстегивать его пояс.
— Габриэль, послушай…
— Когда мы наедине, можешь назвать меня «Габи». Меня так звала мамочка. Хочешь быть моей мамочкой, Элвис?
— Да постой ты. Тут же гуки могут быть.
— Какие гуки, Элвис? Лес пустой, как твоя голова.
Возможно это было действительно так, а возможно Эйнджел сказал это из чистой самонадеянности.
Но Хастур неожиданно понял, что готов рискнуть жизнью Эйнджела ради возможности довести его до конца. Сделать настоящим святым.
— Ну так что, ты сегодня будешь моей мамочкой или останешься хорошим бойскаутом?
Хастур хотел еще раз сказать, что никакой он не скаут и никогда им не был, но тут Эйнджел упал перед ним на колени и снова начал расстегивать его штаны. Слишком целеустремленно, чтобы Хастур решился его остановить, даже если бы захотел.
Кожа у Мартина Дональдсона была более или менее чистой, без струпьев и пятен гниения, но необходимость поддерживать человеческую личину не заставила Хастура быть более чистоплотным. Эйнджела, похоже, это ничуть не смущало. Напротив, казалось, запахи смегмы, мочи, въевшегося в форму пота, его только подстегивали.
Он медленно взял член в рот целиком, сразу подался назад, выпуская его почти полностью, и, вцепившись рукой в ногу Хастура, снова наклонился ближе. Темп он наращивал медленно, да и вообще отсос выходил так себе — Хастур чувствовал все зубы Эйнджела, даже острый скол на правом клыке, — но от этого происходящее не становилось менее захватывающим.
Дело было в чувствах? Возможно. Хастур понятия не имел. Он закрыл глаза, пристроив руку у Эйнджела на затылке и полностью потерялся в ощущениях.
Волосы под рукой были жесткими, непокорными, и Хастур вдруг подумал о том, что у Гавриила они такие же, разве что редкие нити седины должны быть еще чуть жестче. И вряд ли Гавриил позволил бы так ворошить его прическу.
А еще вряд ли Гавриил вообще оказался бы перед ним на коленях. Уж не говоря обо всем остальном.
Хастур резко притянул Эйнджела к себе ближе, тот заворчал, но отстраниться не попытался. И, изо всех сил стараясь не думать о Гаврииле — тонких губах, мощной, крепкой шее, тройной глубокой складке, залегающей между бровей, стоит ему задуматься — Хастур кончил в пульсирующую глотку Эйнджела.
Тот с хриплым смешком отстранился, жадно дыша, но Хастур так и не открыл глаза, чтобы на него взглянуть.
А после тот просто уперся лбом Хастуру в ногу и начал дрочить, свободной рукой продолжая удерживать его за ляжку, как будто боялся, что тот захочет сбежать. Но Хастур не собирался сбегать.
Он украдкой запустил пальцы себе в волосы и, сквозь гибкую мембрану чуда, погладил разволновавшуюся жабу.
— Как мило, что вы нашли время... совокупиться.
Хастур открыл глаза и почувствовал как Эйнджел прекратил свои торопливые движения.
Гавриил стоял к ним практически вплотную и Хастур понятия не имел, когда именно он там появился. И зачем.
— И какого черта ты тут делаешь? — Эйнджел встал с колен и всем телом повернулся к Гавриилу. Даже руку, которой только что дрочил, не вытер.
Хастур вдруг подумал, что Эйнджел с Гавриилом похожи. Не только манерой себя вести, хотя и этим тоже. Но еще было что-то общее, узнаваемое в чертах лица, осанке, движениях. Как будто кто-то создал уменьшенную копию Гавриила и сделал ее жестокой, завистливой, распутной — более распутной, чем сам Гавриил, по крайней мере — и способной оценить земные наслаждения. Ну, и высокомерной, но это входило в понятие «копия Гавриила».
— Я обычно не бью девчонок, — Эйнджел вытянулся во все свои пять футов с пятью дюймами и привстал на цыпочки, пытаясь хотя бы примерно сравняться в росте с Гавриилом, — но если ты хоть кому-нибудь вякнешь лишнее слово, я твою брылястую мордашку так начищу...
Он поднял руку, чтобы, обещая будущий удар, легко толкнуть Гавриила в челюсть: его обычный прием запугивания, срабатывает безотказно c кем угодно, — но, видимо, не с ангелом. Гавриил стремительным движением перехватил его за запястье и с силой сжал. Эйнджел даже вздрогнул. Хастуру показалось, что он услышал хруст.
— Убери руки, грешная мразь.
Хастур видел Гавриила счастливым, печальным, разгневанным, даже испуганным, но не таким как сейчас. Тонкий слой иллюзорного чуда будто покоробился, его глаза засветились фиолетовым, вены у виска набухли, а мышца над верхней губой нервно задергалась и по коже пробежала волна легкого, едва заметного даже в темноте сияния. Казалось, его вот-вот разорвет от бушующего внутри света.
— Если ты думаешь, что меня хоть немного волнуют эти ваши грязные мерзости, то ты ошибаешься. — Лица Эйнджела Хастур не видел, но даже по затылку было понятно, что его сейчас не особенно волнует, насколько неуместно для обычного корреспондента военной хроники звучат слова Гавриила. — Не смей мне угрожать.
Хастур не мог задаться двумя вопросами: во-первых, может ли Гавриил действительно развоплотиться от рвущегося изнутри света? А во-вторых, если это случится, то не заденет ли светом его самого?
Гавриил всегда гордился тем, что его физическое тело — и лицо, естественно — было привлекательным. Конечно, не стоило называть его «брылястым»: что бы это ни значило, звучало чертовски обидно, понятно, почему он так огорчился.
Хастур вдруг понял, что если Гавриил сейчас убьет Эйнджела, это точно не будет достойная святого смерть — у того даже ширинка не застегнута. И тогда все окажется напрасно, и, возможно, самого Хастура даже накажут за невыполнение обязанностей.
Сделав решительный — насколько это было возможно — шаг вперед, Хастур запустил пальцы в волосы Эйнджелу и использовал последнее оставшееся у него до четверга чудо, чтобы заставить того потерять сознание. Эйнжел мгновенно обмяк и повис в руке Гавриила, который медленно перевел взгляд на Хастура.
— Отпусти Габриэля, — потребовал он, подхватив того под мышки. К счастью, как и полагается тоннельной крысе, весил Эйнджел немного.
Гавриил разжал пальцы. Мышца у него над губой по-прежнему дрожала, а взгляд едва не прожигал в Хастуре пару аккуратных круглых дыр.
— Ты же вроде сделал то, что должен был. Так будь добр — проваливай на небеса и оставь меня наедине с моими демонскими делами.
— И твоим смертным любовником.
— Любовником? А. Да. И моим любовником. С которым мы будем трахаться, столько, сколько нам захочется. Так, как нам захочется. И там, где нам захочется. Возможно, даже на трупах вьетнамцев. Или наших сослуживцев.
Хастур понимал, что несет какую-то чушь, но догадывался, что если что и заставит Гавриила уйти поживее, так это именно она.
— Дойду с вами до лагеря Пеллегрини и больше ты меня не увидишь.
«Больше ты меня не увидишь» — это было не совсем то, чего Хастур добивался, но сейчас этот вариант его вполне устраивал. Потому что он действительно хотел остаться с Эйнджелом — не только потому что тот был праведником и не только потому что тот вроде как уже стал его другом. И вообще.
Гавриил медленно попятился. Тени скользнули по его лицу вниз и, секунду спустя, он снова выглядел как человек.
+++
Всю оставшуюся дорогу Хастур старался вообще не смотреть в сторону Гавриила. Просто на всякий случай.
Это было нетрудно, учитывая то, что Эйнджел отправил его вперед — высматривать вороньи лапки и ребят из взвода Пеллегрини. Сам Гавриил, к счастью, тоже не был настроен на разговоры и, сдержав слово, исчез сразу же, как смог это сделать, не привлекая лишнего внимания.
История старшего сержанта Габриэля Э. Эйнджела продолжилась без участия небес.
+++
Они продолжили путь вчетвером, хотя Снежок и Шкет с каждым днем все больше сторонились Эйнджела. Как будто Хастур помог ему пройти сквозь какой-то важный предел и начать превращение из праведника в святого. Это было видно хотя бы по его взгляду, когда он поднимался из тоннелей: ошалевшему, опустошенному.
Каждое убийство продвигало его вперед, к достойному месту в аду; каждое следующее — все более желанное.
И вряд ли можно было как-то принципиально изменить ситуацию с помощью похоти, но это вовсе не означало, что Хастур не собирался больше заниматься с ним сексом. Время от времени, когда это не привлекло бы лишнего внимания, достаточно осторожно и тихо, и по-прежнему стараясь не думать о Гаврииле лишний раз.
С последним выходило не очень. Но со всем остальным он справлялся отлично. Даже когда Эйнджел снова заводил разговоры о том, что мамочка звала его «Габи» и раз уж она умерла, то Хастур теперь должен ее заменить.
Вообще, разговоры с каждым разом становились только хуже.
— Пообещай мне кое-что, Элвис. — Эйнджел перекинул табак под язык и пару секунд молчал. Хастур даже подумал, что на этот раз обойдется без болтовни. — Если вылезешь отсюда живым — найди мисс Сентябрь.
— Какую еще мисс сентябрь?
Эйнджел внимательно посмотрел ему в глаза.
Хастур долго наблюдал за тем, как Эйнджел постепенно меняется, и теперь у него был взгляд настоящего святого: беспокойный, точно за зрачками мерцала пара огней. Черты лица заострились еще больше и из-за этого он начал походить на какого-нибудь великого подвижника с византийской иконы — по крайней мере, когда не был виден шрам на верхней губе,
Когда-то давно Хастур услышал интересную фразу: каждый преподобный — просто грешник, вовремя услышавший зов небес. Пожалуй, так оно и было. И в обратную сторону это правило тоже работало.
Сейчас взгляд Эйнжела обжигал Хастура, буквально вытаскивая правду из головы. Довольно раздражающее ощущение.
— А, ну да. Мисс Сентябрь. Я о нем уже и забыл.
— Ага, конечно. Забыл. Короче. Найди мисс Сентябрь и поговори с ним честно. Обо всем этом твоем. Ты понял.
Хастур не понял.
И каким-то невероятным образом Эйнджел об этом догадался. Это точно был дар пророчества.
— Скажи, что его любишь, догнал? — он с шипящим звуком всосал сквозь зубы пропитанную табаком слюну. — Признайся во всем.
— Зачем?
Эйнджел сплюнул табак на землю и тихо рассмеялся.
— Он тебя тоже любит, Элвис, пустая твоя бошка. И я на Библии поклянусь, что он все бы отдал за то, чтобы той ночью, за перевалом, оказаться на моем месте.
Хастур засмеялся.
Он подумал, что хоть Эйнджел и был чертовски наблюдателен, когда дело касалось гуков, но в ангелах он не понимал ничего.
Может, Гавриил любил его по-своему. Ангелы любят все подряд, потому что это их работа. Гавриил с ней не очень хорошо справлялся, но все же в этом должна была заключаться его ангельская сущность. Ангелы любят летний дождь, раскаявшихся грешников, Пола Маккартни, многоножек и черничные маффины. Демон вполне мог затесаться в этот список. В случае с Гавриилом — шансов на любовь у Хастура было даже больше, чем у маффинов. И больше, чем у многоножек, потому что их тот считал отвратительными. Насчет Маккартни и дождя Хастур не был особо уверен.
Словом, да, может Гавриил его и любил. Но чтобы хотеть потрахаться? Точно нет. Во-первых, для ангела это точно грех. Они же трясутся над своим целомудрием и все такое — в этом, наверное, и был смысл прикола от Азазеля. Может, у них там в раю за потерю девственности крылья отбирают. Во-вторых, даже если бы с другими ангелами все было иначе, то Гавриил вряд ли вообще понимал как можно получать удовольствие от чего-то вроде секса. Он же не способен радоваться ничему, кроме тряпок.
И вообще: об умении Эйнджела понимать, что у ангелов в голове, больше чем достаточно говорило его предположение, что Иегудиил и Дагон непременно перепихнулись, как только решили, кто отправится в Кхешань.
Хастур не стал говорить об этом вслух. Хотя бы потому, что был рядом с Эйнджелом не ради дурацких историй о дурацких ангелах.
— А ты?
— А че я? Я здесь останусь. Мне из Нама теперь одна дорога — прямиком в ад.
Хастур закашлялся. Многовато пророчеств для одного дня.
А еще он вдруг понял, что Эйнджел не должен помнить то, что случилось за перевалом. Уж точно не момент, когда их застал Гавриил.
Но почему-то помнил.
— Надеюсь, тебе понравится в аду.
Эйнджел усмехнулся в ответ и его желтоватые зубы влажно блеснули.
+++
Шкета застрелили в битве при реке Хыонг. А Снежок был контужен и отправлен домой, в Иллинойс.
После этой же битвы следы Мартина Дональдсона, также известного как Элвис, затерялись, а потом выяснилось, что он почему-то и вовсе не значится ни в каких документах, хотя раньше вроде бы значился.
Эйнджел, все же дослужившийся до звания сержант-майора, остался во Вьетнаме до самого Пасхального наступления, во время которого и погиб, подорвав себя ручной гранатой, вместе с двумя солдатами северовьетнамской армии.
Первым, что он услышал после того, как стих мучительно долгий звон в ушах, была песня «Spirit in the Sky», доносившаяся со всех сторон. Обернувшись, Эйнджел увидел свое тело — если только это еще можно было назвать телом. А потом ему явился Самаэль, ангел смерти в лосинах и алом боа, пожинающий души истинных грешников — и, сделав музыку погромче, забрал Эйнджела в ад.
Где тот, к своему разочарованию, очень быстро узнал, что в аду гораздо чаще пишут отчеты, чем варят кого-нибудь в котлах.
Но это уже совершенно другая история.
Спасибо, что его никто не потащил в рай силком (что-то мне подсказывает, что ему б там не понравилось).
это точно хастур.
Конечно, там Хастур! На Кроули и близко не похоже. Кроули разве что мог однажды подтолкнуть Макса сочинить фандомообразующий фанфик ради всеобщего срача ))