Анон почитал-почитал фички Ликерчика и немножко охуел от уровня селфинсерта в одного из героев, готовьте ликёр вискарь, дринкинг-гейм: пить каждый раз когда происходит какая-то хуйня. Правда, таким образом можно подхватить алкогольное отравление к третьему абзацу.
Алерт: анон несмешно шутит и пишет простыни проканон, да
Итак,
Мёртвые звёзды играют трагедию https://ficbook.net/readfic/7812439
В фичке три части, 57 страниц по фикбучным меркам, и просто удивительно, как можно налить столько воды, не развивая сюжет в принципе!
Описание представляет собой кристально чистую пурпурную прозу, зато примечания автора божественны:
ругань, кровь и бездонные внутренние катастрофы — копия любой жизни
Подразумевается, конечно, жизнь самого Ликерчика, и учитывая, что на протяжении ≈60 страниц герои делают примерно нихуя посреди ебанного нигде (за весь текст трижды упоминаются какие-то люди кроме главных героев, только два из них - по имени, я знаю, о чем говорю) - чтец готов поверить в автобиографичность
могло бы быть счастье, но оно — этажом выше
Верблюды идут нахуй, а ваш Штирлиц живёт этажом выше
вселенная, в которой уже некого спасать, и звёзды, которые уже давно мертвы
Что ж, давайте зачтем это раздирающе грустное и проникновенное (спойлер: нет) произведение
Глава первая начинается с
- Быстрее же, сволочь.
Керамические зубы огромного змея вцепляются в его собственный хвост, тянут с силой, выгибающей мерцающий хребет, и на звёздное небо проливается могучий рёв чудовища, проливается звёздной пылью, прозрачными осколками планет и флуоресцентом, сливочными разводами и жаром.
Вы могли не понять, что тут происходит. Анон тоже не понял. Я вообще не знаю, кем надо быть, чтобы понять, и для чего первой же фразой в первом абзаце разбивать в людях надежду на качественный текст. Я было предположил, что это герой щёлкнул зажигалкой, но он не щёлкнул; дальше речь пойдет про снайперскую винтовку, но там нет ни одной механической части, которую можно было бы сравнить со змеем.
Прицел снайперской, тёмный циферблат с посеребрёнными делениями — на часах один-три-ноль-один, а перламутровый крайслер только подъезжает под витражные окна собора Святого Игнатия. Политики такие непунктуальные мрази. Видимо, у чешских на это особый раздражающий пунктик. Пальцы в чёрных перчатках скользят по металлу, опускаются на спусковой механизм.
Я совершил невиданное усилие и погуглил собор святого Игнатия. Поначалу я надеялся, что речь про собор в Шанхае, что было бы допущением, но вполне нормальным: Китай, море, почему бы японской Портовой Мафии не вести какие-то дела с китайцами? Но нет, нихуя, это Прага, потому что Ликерчику дрочится на Прагу, вот и все
Дело в том, что каноничная Мафия - не мафия вовсе, то есть да, ОПГ с одаренными в составе, но они плюс минус спокойно сидят на жопе в Йокогаме и не дёргаются, и уж тем более не посылают ценнейших сотрудников убить какого-то чувака в Праге, что, кстати, никогда больше не появится в сюжете!
В убийстве нет ничего сложного, если привыкнуть, а вот попытки выжить зачастую преподносят сюрпризы.
Если кто-то скажет вам, что к этому привыкаешь - убейте его. Пусть привыкает ©
Чуя стреляет небрежно, в рябую картинку, особо не целясь, ведь память за столько лет работы наёмным убийцей закаменела в мышцах. Курок неслышно проваливается под пальцем, и через мгновение пуля перебивает шейные позвонки тучного мужичка. Тот совершает короткий нелепый пируэт и падает, напоследок крепко приложившись виском о край полированной крыши авто.
Увидев эту фразу, я, грешным делом, подумал, что автор забыл поставить метку "АУ: без сверхспособностей". Ну знаете, вот эти все ау, когда герой А - киллер-наемный убийца с хрупкой душой, а персонаж Б - бариста/автомеханик/сантехник с крепкой рукой, и они встретились, упали друг другу на хуй и все заверте?
Но нет, это не ау, это просто автор нишмог. Олсо: какая, ёб твою мать, память затвердела в твоих ебучих мышцах? Ты каждый день трижды стреляешь в одного и того же жырного политика? Все люди одинаковые?
Пока на главной площади Йиглавы вопят, ужасаются, матерятся по-чешски и копошатся, Накахара разбирает винтовку, сматывается с точёной чёрной башенки, сбегая по выщербленной каменной лесенке — длинные пустые рукава пальто хлещут его по коленям — вниз. Признаться, душа эстета любуется помпезным барокко, итальянским тонкострунным мастерством, жаль, что нет времени на покупку памятного магнитика.
Аааааааа винтовка это праздник все летит в пизду
То есть. Представьте, что вы охуенный эспер со способностью УПРАВЛЯТЬ ГРАВИТАЦИЕЙ. Когда в вас начинают стрелять, вы останавливаете пули руками и отправляете их обратно. Никто и никогда не побеждал вас в честном бою. До пятнадцати лет вы уже возглавляли уличную банду и дрались, не вынимая рук из карманов.
Босс даёт вам задание: поехать в хуево-кукуево и там убить чувака. Какие у вас варианты? Самый очевидный: взять с собой одну (1) пулю и применить способность. Можно даже из толпы, не скрываясь в каких-то ебенях - способа достоверно определить, не эспер ли человек, в этой вселенной нет, можно не волноваться. Итог: оружия нет, обвинить вас не в чем, политик умер, все хорошо. Менее очевидный: спросить у босса, не охуел ли он. А и правда, может сказать босс и отправить на это задание неприметного человека в штатском, который не имеет большой ценности для главного штаба.
Ну, а если все же отправит вас, можно реалистично пострадать о том, что вы никому не нужны .
Чуя убивает политика, незаметно съебывает к туристам, пасущимся тут же, и.
Накахара изо всех сил делает вид, что он невинный шокированный японец,
Рыжеволосый, голубоглазый и невысокий, чтобы ну точно никто-никто не приметил заметную внешность.
хотя по правде хочется расположиться на террасе ресторана и хлебнуть чашечку отменного чешского кофе. Но Чуе надо спешить на автовокзал, чтобы два часа до Праги — и в аэропорт, на рейс до Японии. Какая речь о нерасторопном культурном питие, если у него на сон времени не хватает.
Ликерчик как-то дико мешает слова в, чисто теоретически, фокале персонажа: хлебнуть@культурном питие (ай бля) сочетаются также, как хороший литературный текст сочетается с этой пописой. Никак.
Вздремнёт в самолёте, не в первый раз. Ему в бизнес-классе уже должны ортопедическую подушку под шею, ночник для чтения заумных книжек о космосе и плюшевого мишку.
Што. Это персонаж типа приосанился над ээээ бизнес-классом? Книжками? Стюардессами? Космосом? Небом? Аллахом?
Между городами разница во времени восемь часов, поэтому, когда Чуя спускается по трапу, хрустя ноющими позвонками, с океана на все четыре стороны прокатывается горький ночной ветер. <…> Накахара придерживает пальцами шляпу, мечтая от усталости сладострастно распластаться на взлётно-посадочной, но у него ещё поезд до Йокогамы. Да ёб твою мать. Чуя недвижим, заключён, и взывать о помощи к глухой безжалостной пустоте — глупо.
О какой помощи? Нет, рили, о какой помощи ты взываешь? Чтобы тебе нашли прямой рельс до Йокогамы? Чтобы можно было спать прям на взлетной полосе? Где ты заключён? Почему я все ещё это читаю?
Он — жалкая пародия, карикатура, губительная гниющая звезда, неуместный завиток на бескрайнем полотне реальности, поэтому не заслуживает ни другой судьбы, ни другой личности, ни другого себе места, ни свободного вдоха, лишь только метаться между двумя гранями в попытках вырваться, пока не выгорит до трухи или не уничтожит мир взрывом.
Думаю, пришло время для пояснения!
Ликерчик со страшной силой дрочит на этого персонажа по той причине, что над ним, по канону, давным-давно проводили опыты в секретной лаборатории, в результате которых он стал немножко богом разрушений. Ну вы знаете, это аниме.
И вот что забавно: этот персонаж, канонично, довольно жизнеутверждающ. Ходит, значит, пьет винишко, потому что ему нравится пить винишко, мотается по командировкам, потому что автор не придумал, как верибельно убирать такую имбу из сюжета, собирает шляпы, потому что ему нравятся шляпы, заботится о подчинённых, иногда выглядит как единственный нормальный человек среди дурдома.
Что делает Ликёр? Она берет концепт: персонаж, который не совсем человек, а что-то хтоническое, разрушающее все вокруг. И представляет себя на месте этого персонажа, получая в итоге странное существо: бесполезное, ноющее какой-то пафосной пурпурной прозой иии всё.
Не плывёт, а тонет, разбивается об умытый искусственными огнями берег вместе с сизыми волнами. (Тут было о том, что все очень плохо и тяжело) Тебе двадцать три, у тебя кулак пробивает стены, в сердце холоднее, чем в сибири,
Если кто не понял, это отсыл очка на песню "нелюбовь", ах, какая образованность, оооо
— а ужаснее места на планете не существует, — и взглядом можно в полёте ворон убивать, повзрослей уже.
ДА ЛИКЕР ПОВЗРОСЛЕЙ ПОЖАЛУЙСТА
На въезде в город чистые окна начинает облизывать дождь, летящий сквозь мягкую тьму поезд становится космическим экспрессом, а в отражении на Чую глядят разноликие жители закоулков вселенной, а он среди них не чувствует себя чужим. Вдалеке вращается высокое колесо обозрения. Яркое цветное кольцо. Вспышка. Могучее тело растворяется в звёздах.
Я ПОНЯЛ. Накахара просто обкурился - и теперь видит всякие охуительные истории, смотрит на звёздное небо и такой ыыыыы пришельцы колесо обозрения могучее тело (чье, кстати?)
Несмотря на позднее время, в вагоне пять миллионов человек, кто-то болтает по телефону насчёт дешёвых праздничных скатертей, чей-то рюкзак задевает его колено, но Чуе повезло отхватить сидячее место у окна, так что ему насрать, даже зубами почти не скрипит. Это такой сюр: высококлассный убийца в будничном месиве.
Так космический экспресс или обычный будничный вагон? Определитесь!
Космический поезд плавно тормозит у очередной станции, её называет безжизненный голос из чистых динамиков, и парень в белом бомбере расталкивает людей, пробираясь к выходу, его выпавшие наушники болтаются внизу, пока он матерится на всё окружающее. Чуя глядит исподлобья и крепче обхватывает пальцами пластмассовый поручень.
Попутно Чуя приосанивается над каким-то чуваком, потому что это не Чуя, это Ликёр, который даже посрать сходить не может без того, чтобы подумать о том, какой он умный в белом бомбере пальто стоит красивый.
Думает: бомберы, наушники, тонкие скатерти для дня рождения, а он в своей одежде выглядит как выходец из девятнадцатого века. Но лучше так, чем совать оружие в ботинки или за ремень брюк.
Но ты же носишь брюки. Ты носишь ботинки. Ты носишь рубашку, жилет и пиджак.
Ты такой же среднестатистический житель города - внешне, в любом случае, - как и другие.
Порой слишком навязчиво чувство, что он родился не в том времени. Или не в той вселенной. Накахара заслужил парочку удобств, среди которых уединение, но Рюноскэ флегматично сообщил коллеге, что он отбитый, раз хочет после нескольких бессонных ночей, изматывающего напряжения и долгого перелёта гнать по тёмной мокрой трассе на мотоцикле.
И тут сложно не согласиться! Хотя отбитый он потому что в нем вместо настоящей личности - Ликёр, но тем не менее.
И если Накахара всё-таки не внемлет, то он сочинит для него нестыдную эпитафию. Акутагава — идеальное олицетворение любви и заботы. Чуя усмехается сам себе и прикрывает ладонью воспалённые глаза.
Это так странно, если честно. Вот Чуя такой типа: о, меня никто не любит и не ценит, ах, я никакой как все, как я охуеннен. Кто-то проявляет о нем заботу, и он думает об этом и усмехается сам себе, потому что, видимо, неправильно заботятся. Логика!
Хотя, ладно, может, дальше нам дадут экспозицию и выяснится, что Акутагава ел слойки прямо на глазах у Чуи или делал нечто столь же свиноебское. Да кого я обманываю, впрочем.
Крюк, цепанувший и впившийся обглоданным остриём в его сердце, не самый опасный, но, если дёрнешь за другие — сдохнешь моментально, а от этого мучаешься и напрасно штопаешь гниющую рану. Чуя не хочет возвращаться, злосчастный крюк становится его якорем. Имеющим вполне живую форму, жилистые перебинтованные руки, крепкий оскал. Он бросал Накахару раз за разом, будто тот был лишь временной декорацией для его спектакля, испарялся или на дюжину дней, или на пару месяцев, но оставлял после колкую мелочь, как монетку на удачу бросают, чтобы обязательно в покинутое место вернуться.
Да ладно тебе, дюжина дней, пара месяцев. Не хочешь вспомнить тот раз, когда он бросил тебя на четыре года, перед этим предав вообще всю вашу организацию?
Да нет, конечно, Ликерчик физически неспособен описать действительно серьезный конфликт, который трогал бы сердца читателей или хотя бы персонажей. Вероятно, потому что в селфинсертном его мирке подобный уровень проблем вызывает мгновенный разрыв сердца.
Одиночество и подлость тяжело простить. Особенно, когда целая жизнь соткана из них. Накахара уверен, что он неживой. Сборный, автоматизированный, механический, умный андроид в холле пятизвёздочного отеля.
Он долго и красочно страдает, кратко: все очень плохо, но он Преодолевает.
Начинает со старта и сражается неизвестно за что. Город для Накахары смазан, пролетает, не впечатываясь в сетчатку, как и вереница других. Трудновато наслаждаться архитектурой, природой, рассветами и закатами, когда перед носом маячит очередное задание.
Ты живёшь в этом городе, блэт, с рождения, и что, обычно ты ходишь и вглядываешься в каждой дом??
Времени у Чуи хватает, чтобы два раза прилечь, на десяток чашек очень крепкого чая, а потом ему прилетает звонок от Мори-сана с пометкой «срочный пиздец».
Звонок@с пометкой. Бета, алло!
Чуя любит и уважает шефа, но с каждым разом всё сильнее сомневается во взаимности этого чувства. За время его командировки в Европу Йокогаму накрыл очередной вселенский ахуй, с которым в силах справиться только отборные сливки Портовой, желательно быстрее, чем кучка детективов сунет в тарелку нос. Накахара всегда, не имея желания за кем-то подтирать, брался за задания в одиночку, хотя неприятные бонусы присутствовали.
Обычно (если только не происходит форменный пиздец, когда нужна реально пробивная сила), он не ходит на задания один, а управляет группой подчинённых, потому что, ну знаете, босс там не идиот и не кидает ценные кадры на мелкие тупые задания.
Тихо истечь кровью, например. Зато видеть стимул рьяно хвататься за жизнь, чтобы так позорно не отъехать. «Срочным пиздецом» оказывается высоченный небоскрёб, заминированный очередным маниакальным психом. Узкая махина ростом в сорок пять этажей тонированных стёкол, допустишь ошибку — она схлопнется вместе с несколькими густонаселёнными районами Йокогамы в квантовую чёрную дыру, упорхнёт в космос. (Тут было много пиздостраданий, но анон их вырезал, так как это невыносимо). Накахара прижимает шляпу и ставит себе замки, огораживается стенами, благо не стеклянными, запрещает допускать даже отрывок мысли о чём-либо ином, кроме чёрнодырного психа. Нет концентрации — прощай, задание, здравствуй, глупая смерть.
Зацениие отличие от канона.
Канон: чтобы активировать способность так, чтобы появилась возможность умереть самому, Чуя произносит специальную фразу-активатор, готовится, концентрируется => контролирует этот переход самостоятельно
Фичок Ликёра: одна ошибка и ты ошибся.
Чуя расправляет плечи, так, что под слоями одежды очерчиваются лопатки,й коротко хрустит шеей. Пытается стряхнуть со спины ощущение неладного, но оно лишь прилипает сильнее, хватает, нашёптывает на ухо и вспыхивает как спичка. С ним справиться в тысячу раз труднее, чем с двинутым преступником: тот хоть и ведёт честную отчаянную борьбу, но у раздражённого Чуи гравитация хлещет в несколько раз сильнее обычного.
Нет, потому что он взрослый человек, который умеет нести ответственность за свои поступки и контролировать себя. В отличие от
Стоит ногой топнуть — и трёх этажей случайно нет. Стоит рукой махнуть — удар в живот, от которого у доморощенного покорителя космоса кишки на позвоночник намотались, как виноградная лоза.
— Дилетант сраный, твоя кривая подделка настоящим чёрным дырам и в подмётки не годится, — хрипит Накахара, пинком направляя побитого арестованного к лестнице. — Шагай и не задерживай! Ненавижу пародии.
Преступник злобно зыркает через плечо на мафиози, но вдруг его взгляд соскальзывает в сторону <…>.
Выпьем за заместительные!
Всё это не предвещает ничего хорошего, и ничего хорошего происходит, едва тёплый ветер толкает Накахару в спину, а с головы срывает шляпу. Чуя оборачивается резко, мигом забыв обо всём, запускает руку в густые волосы и понимает, что виноват вовсе не ветер. Шок врезает ему под рёбра со всей дури, а пылающий росчерк горизонта на пару секунд исчезает, пропадает в той самой злополучной чёрной дыре, потому что темнеет в глазах.
Делаем ставки, что же случилось!
а) у преступника есть сообщник, а тупой Чуя все проебал, и его сейчас убьют;
б) он встретил чувака, с которым они иногда трахаются без особых моральных диллем;
в) кто-то (возможно, Акутагава) сожрал все слойки и оставил только чёрствые.
И да, б) - это от "блять, сколько можно, когда уже сюжет". Никогда.
И всё летит кадрами, как в синематографе братьев Люмьер. — Ой. Подумал, на тебя напала помойная ворона, а это твоя шляпа. Дазай стоит перед ним и улыбается, обнажая крепкие зубы, трёт ладонью забинтованную шею, скурпулёзно заправляет вырвавшийся на ветер обрывок тонкой марли и вертит на длинных пальцах накахарскую шляпу.
н а к а х а р с к у ю.
Чуя теряет сразу два драгоценных дара: моргать и складывать буквы в слова, а те — в нестыдные предложения. Слышит за спиной подозрительный топот и оборачивается недостаточно быстро, ибо у преступника уже пятки сверкают ярче стен лифта.
Даже самые сучковатые сучки у Додо более компетентны в своей работе. А это показатель.
— А. Не волнуйся насчёт него, пусть бежит, — легкомысленно машет рукой Дазай, пока Чуя мечется на ровном месте.
СУКА ДА ХУЛИ Я ОДИН ТУТ ПОМНЮ ЧТО ЧУЯ - ОДИН ИЗ ИМБОВЫХ ПЕРСОНАЖЕЙ КАНОНА.
— Его внизу уже Куникида с пушками поджидает.
— Что... Как? — Накахара мотает головой, и рассыпавшиеся свободной копной волосы хлещут по щекам.
— Кто? Браво. Дазай хмурится, поигрывая шляпой.
— Ну... Пунктуальный очкарик такой, с волосами цвета плесени... — в попытках описать машет руками как мельница. — Помешан на блокнотах...
Чуя отнимает свою шляпу, а чтец не способен зачитывать это полностью, простите.
Словно не было разлуки, которую не втиснуть в будничный порядок вещей, словно они виделись утром у кофейного автомата, когда в реальности успели сгореть три недели.
ТРИ НЕДЕЛИ. Ну неебаться-сраться разлука, не то что каноничные четыре года, после которых им как-то пришлось говорить, правда?
Они немножко пиздят типа как в аниме (взаимные оскорбления), но это так плохо, что нахуй.
— Если серьёзно, то у меня тут одна идея возникла, которая тебе понравится! Дазай оборачивается быстро, выпрастывает руки из карманов и хлопает в ладоши. Позади него леденцово-красное солнце прячется за зубы небоскрёбов, добровольно тонет в заливе, проливая в слабые волны лучи собственной крови.
— Идея? — у Накахары голос проседает сильнее обычного. Наверняка из-за переутомления, точно, кинулся же в полымя без отдыха, отбитый.
— Какая ещё придурь? Взгляд Дазая вдруг снова прямо на него, тёмный, острый, пронзает разогретой иглой. Намекающая ухмылка на крепкие клыки, от которой становится не по себе.
— О, тебе понравится, я уверен.
Чуя понимающе кивает, вздыхает и трёт переносицу.
— Снова о самоубийстве. Крыша, закат, романтика, все дела. Мне эта твоя затея понравилась ещё в первый раз, но ты всё тянешь с исполнением.
А Дазай смотрит на него со странной щемящей горечью, словно лицемерие Чуи оставило автограф у него на лбу, и вдруг решительно делает шаг, ещё один, ещё, с таким пугающе серьёзным выражением, что Накахара теряется и едва ли не отшатывается назад, а чужие горячие руки уже на его плечах, держат, притягивают, урывают песочные секунды.
Какое, мать его, лицемерие?? Он должен был сказать "о боже, расскажи мне, что за идея, умоляю"?
Пролетает мысль, что у Дазая явно нездоровая тяга касаться, быть ближе, так, чтобы волнами тепла и запахом карамели окатить, чтобы задеть кончиком носа рыжие волосы, чтобы дрожащим шёпотом прямо в ухо:
— Нам надо расстаться.
Про себя в тишине заключает очевидное «прощай навсегда», а не привычное подлое «потом встретимся-свидимся, когда не ждёшь и вообще не вовремя». Это кажется идиотским каламбуром, пока бетонные плиты рассыпаются под ногами, и адской агонией выжигается весь воздух в один миг, как при взрыве ядерной бомбы. Чуя качает головой.
— Мы никогда и не сходились.
Звёздное небо неотвратимо падает на город, и где-то тихо взрываются маленькие вселенные.
— Конечно, — легко соглашается Дазай, но в глазах у него некая боль, которой никогда не было. — И с чего вдруг столь здравая мысль пришла тебе в голову? (Пиздострадания)
Отшатывается от Дазая, а тот стоит в вежливом полупоклоне и в театральной задумчивости стучит указательным пальцем по подбородку.
— Я знаю тебя очень долго. Ты позволяешь случаться хаосу, Чуя, позволяешь. Ты лжёшь и убиваешь, ты пропитан кровью и отчаянием, которые вырываются наружу губительными взрывами. Ты для самого себя опасен, а не я. Я лишь придумал радикальный способ тебя уберечь, — подкрадывается ближе, словно взаправду перед ним тикающая бомба или умирающая звезда, которая пульсирует густым вишнёвым светом в его правом глазу. — Ты уничтожишь всё и всех, даже не осознавая своей ярости, а когда поймёшь — будет поздно.
ШТООООО
Лицемерие Чуи его ранило, ну-ну. Знаете, как бывает: убиваешь и пытаешь людей, воспитываешь своих учеников, стравливая их и делая потом ставку на победителя, используешь людей втёмную, манипулируешь всеми, до кого можешь дотянуться. А потом приходишь к человеку, которого однажды предал, и говоришь: бггг, ну ты и пиздуховный.
Олсо, каноничному Дазаю можно предъявить почти все грехи мира, но не лицемерие - он прекрасно осознает, что тот ещё мудак, прямым текстом говорит, что некоторые поступки невозможно оправдать или простить.
Но Ликёр проебал даже это!
Позади него закат проливается на водное зеркало, по которому скользят корабли с длинными пенными хвостами, входят в порт, теряясь среди пришвартованных яхт-канапе с опущенными парусами-зубочистками, на ленивое колесо обозрения, на вылизанные весенним дождём улицы, смешивается с бликами фонарей и неоновых вывесок, топит прохожих, блестящие вереницы автомобилей. Воздух настолько чист, что линия горизонта чёткая до рези в глазах, и видны росчерки железнодорожных путей, и лишь к земле ластится туманная дымка, и мягкие струи дыма длинными линиями поднимаются к гибнущим звёздам.
Внезапно неплохой абзац, хоть и чуть затянут, мне зашло, в любом случае.
— Ясно. Я ошибся, — голос чужой. В горле склизкий ком. — Это не здравая мысль, а твой будничный бред.
Чуя отворачивается и ломит к выходу, не желая больше выслушивать, впитывать то, что жжёт, ломает, разрывает нутро на грубые кровоточащие ошмётки — правду.
Какую правду, блять. Будь это канон, я бы решил, что Дазай опять что-то там хуевертит и пришёл поманипулировать, но это фичок Ликёра, значит, все просто пиздец.
В венах кипит, трясёт в горячке, кулаки сжимаются сами собой, чёрная ткань перчаток обтягивает костяшки. Дазай за ним не гонится — его счастье, потому что Чуе хочется развернуться и врезать кулаком в челюсть. До хруста, до разбитой губы, до тёмной змейки крови, до сочной гематомы, но не в полную силу. В полную он его убьёт. Размажет, раздробит кости. Чудовище.
Вообще нет, потому что Дазай обнуляет даже такую имбовую способность прикосновением. Есть теория, конечно, что он обнуляет саму способность, а побочные эффекты остаются: то есть, инерция бы никуда не делась, и удар всё-таки усилился бы, но не думаю, что Ликёр имел ввиду именно это.
Пальцы ложатся на дверную ручку, поворачивают её.
— Ты разрушаешь.
И его внутреннее стихийное бедствие вспышкой вырывается наружу.
— Ничего я не разрушаю!
Рявкает на всю крышу, распахивает тяжеленную железную дверь, и она с силой ударяется о стену, оставляя россыпь глубоких трещин, едва не вырывает петли.
О, поэтическое кино! (нет)
Чуя резко отдёргивает руку и отступает на шаг, мешая ногами пыль, и врезается спиной в чужие руки.
Ладони легко ложатся на его напряжённые плечи, сжимают, нейтрализуют силу, успокаивают, словно больное бешенством животное.
Они немножко обнимаются, Чуя много страдает, все какобычно
— Когда мы встретимся снова, у нас будут лишь сутки. Последние двадцать четыре часа. Без направленного в мою грудь оружия, без патологического лицемерия, без ненависти, — говорит твёрдо, но Чуя видит, как дрожат его пальцы. Дазай тут же суёт руки глубоко в карманы пальто. — Только честность и свобода — именно то, чего мы с тобой лишены.
Да почему вы лишены-то. В этом пустом мире нет ничего, что вам мешает, самая крупная проблема - разлука на три недели.
Они пиздострадают, пожимают ручки, Дазай говорит: ну нахуй, я сваливаю,
А Чуя остаётся стоять под зябкими порывами шипящих помех, придерживая шляпу голой рукой и глядя в высокое небо, перемигивающееся ослепительно-белыми маячками.