Вопреки всем многочисленным шуточкам, меня никогда не напрягал тот самый Главный Женский День В Году. В детстве клепал маме открытки - сначала из бумаги, а потом выжигая на деревяшке. Позже - заморачивался с монтажом ролика из фотографий вперемешку с видео, гордо именуя это видео-поздравлением. Нищебродская юность - она такая. А самодельные подарки - отличный вариант сэкономить, но при этом порадовать барышню.
Но в тот день, 8 марта 2010 года все было по-другому. Стать манагером в сетевой конторе не бог весть какое достижение, однако, именно оно позволило мне развернуться. Все было спланировано. Я забронировал номер в отеле, заказал в него фрукты и цветы, а на оставшиеся (я все же манагер, а не директор) деньги приобрел красивый комплект бижутерии. Да, Соня никогда не гналась за золотом - ей милее были медные и латунные побрякушки, больше напоминающие цыганские цацки, чем украшения современной девушки. Мне не были милы такие вещицы. Но мне была мила Соня.
Софья Александровна. Сонечка. Софа. Мышка. Серые глаза и русые волосы с рыжим отливом, заметным только на солнце. Сонька. Было в ней что-то мальчишеское. Не мужское, а именно мальчишеское - такой сорванец с горящими глазами, который вот уже несколько лет подбивал меня на самые разные приключения. Короткий ежик волос и высокий смех "Сашка, ты трус" - и лезет прямо на каблуках своих уже в окно заброшенного дома. Но сегодня я хотел, чтобы все было по-другому. Более красиво, плавно, женственно. Чтобы Сонина угловатость опять растаяла, как таяла она во время походов на романтичные фильмы или утром, когда Сонька-сорванец превращалась в томную Софу, долго просыпающуюся, потягивающуюся и никак не желающую выбираться из кровати.
Все было спланировано. Ждал номер в отеле, ждал я, на улице, чтобы встретить ее и проводить в номер, завязав глаза. Ждало шампанское в холодильнике. Не стал ждать только лихач, выскочивший из-за угла и на полной скорости сбивший Софью Александровну Павлову, собирающуюся переходить дорогу и уже приветливо улыбающуюся мне. Тело подкинуло, как тряпичную куклу. Звук, с которым, оно упало на асфальт наверное долго мучал бы меня в кошмарах. Но кошмары мне большое не снились. Они просто пришли в мою жизнь.
Он подошел ко мне, когда тело грузили в скорую. Высокий худощавый мужчина нагнулся надо мной и прошептал в самое ухо "откатим?". Я подпрыгнул от неожиданности и почти прохрипел в ответ - "простите, что?" - Ну Вам же, наверное, не нравится эта ситуация, молодой человек? Может быть откатим? Не помню, что именно я ему ответил, но это явно было сказано матом и очень грубо. А как еще можно ответить на такие дурацкие шутки?
Потом была поездка в больницу (в скорую меня не пустили), но никаких ожиданий у дверей, никаких разговоров с врачом, ничего. Смерть констатировали еще в пути. Реанимировать было уже бесполезно, там нечего было реанимировать. Оставалось только сесть в приемной и, в невозможности даже плакать, просто тупо смотреть в стену, пытаясь осознать новую для меня реальность. Слышали о том, что перед смертью пробегает перед глазами вся жизнь? Не знаю как перед своей смертью, а вт ПОСЛЕ чужой действительно пробегает. Я вспоминал все моменты, проведенные вместе с Соней. Софьей Александровной. Сонечкой. Софой. Мышкой. Все наши (и без того крайне малочисленные) ссоры начинали казаться пустяками, все сомнения - незначительными. И дался, дался, дался мне этот чертов праздник в отеле! Я пытался остановить каждое воспоминание и посильнее окунуться в него, надавить на плотный комок, засевший в горле, чтобы уже отпустить себя, разрыдаться, чтобы стало хоть как-то легче. Но вместо этого продолжал смотреть в стену с абсолютно сухими глазами. Кто-то там свыше видимо решил, что просто - не будет.
Вывел из ступора меня только голос Сониной мамы. Я услышал его, еще не разбирая полностью слов. Узнал - и не узнал. Эта спокойная всегда женщина сейчас кричала почти на фальцете, задыхалась от рыданий и крутила головой из стороны в сторону, несмотря на то, что уже шла рядом с каким-то медработником. И вот тут меня просто сорвало с места - я понял, что немедленно должен помочь, что должен быть рядом с этой женщиной, потому что кто еще? И кто еще у нее остался? И когда увидел обращенные на меня глаза, в которых плескалась самая настоящая ярость и услышал внезапно тихое шипение "уййди, дрянь!", вот тогда я понял, что действительно все. И что виноват в этом я - не уберег. Не защитил.
Когда я дрожащими пальцами прикуривал сигарету возле больницы, ко мне снова подошел высокий худощавый мужчина, которого я узнал только по одному слову "откатим?". Первой моей мыслью стало, признаться, что это кто-то со скорой - поэтому он был на месте аварии, поэтому он сейчас здесь. Второй мыслью - что я буду его сейчас убивать. Третью я додумать не успел, потому что к тому моменту он уже успел озвучить первые две и добавить "Молодой человек, я не прошу отвечать прямо сейчас. Просто если вы решите откатить, я буду рядом. Подумайте над этим". Я все-таки попытался его ударить, но внезапно набежавшие, наконец, слезы застили мне глаза и кулак ушел в пустоту, а когда рыдания перестали душить меня, рядом уже никого не было.
Потянулся ряд дней, похожих друг на друга как близнецы. Встать, умыться, одеться, работа, компьютерная игра, лечь, встать, умыться... до автоматизма каждое действие. И обязательно алкоголь перед сном, чтобы суметь заснуть. Она бы не одобрила, но кому теперь какая разница. На похоронах я не был. Сонина мать не хотела меня видеть и сказала не подходить даже близко к их дому. Я даже не знал где Сонина могила, мне некуда было прийти. Поэтому я продолжал жить по одному и тому же алгоритму в надежде... да без надежды, в общем-то. Без какой бы то ни было надежды. Я не помню в какой именно момент он пришел ко мне в следующий раз, но я был действительно уже готов. Настолько, что не просто не пытался бросаться на него, но даже не задавался вопросом, откуда посторонний человек взялся в моей квартире. Меня просто накрыло очередной раз так, что я лежал ничком на кровати и тихо выл, не в состоянии сделать ничего больше.
"Откатим?"
Потом он сел рядом со мной на кровать и положил мне руку на плечо, словно самый родной человек. Меня перестало скручивать и я смог не только услышать, но и понять то, что он говорил своим спокойным тихим голосом:
"Послушайте, молодой человек, вы совершенно напрасно убиваетесь! Все можно откатить назад. В ту секунду, когда умерла Софья, в ту же самую секунду в роддоме номер шесть родился ребенок, девочка. Все, что нужно - это сделать небольшую правку. Если девочка родится мертвой, Сонина жизнь останется при ней и ничего этого не будет. Машина пронесется мимо, а у вас будет чудесный вечер. Надо просто согласиться на откат. Девочка родилась дауном. Согласитесь, это ведь не жизнь? Это мучения для нее и ее родителей. А так ее родители погорюют да заведут нового, здорового малыша. И вы с Софьей со временем заведете. Откатим?".
Он говорил все это почти скороговоркой, по кругу, как будто читал не то заклинание, не то мантру. Я не помню на какой точно круг я смог прервать его, выдохнув "да". Да, давайте.
А потом все погрузилось в темноту.
Проснулся я от трелей надрывающегося телефона и долго-долго смотрел на смеющуюся Соню на мониторе. Звонила действительно она. Звонила, чтобы сообщить, что уже подъехала по указанному адресу, но ни меня ни сюрприза не видит, а между тем уже немного замерзла и ее чуть было не сбила машина. ЧУТЬ БЫЛО не сбила. Я прилетел на такси так быстро, как только смог. Я обнял ее так, что Мышка пискнула "больно же". Я всю ночь боялся отойти от нее хоть на шаг. Боялся, что этот прекрасный сон растает и я вернусь в суровую реальность.
Но сон не растаял ни тогда, ни позже. За 8м марта наступило 9е, потом 10е, за мартом пошел апрель и вскоре все, что произошло мне казалось уже каким-то бредовым сном. Слишком натуральным кошмаром, которое нарисовало мне мое сознание. Летом мы поженились. Довольно скромно, но радостно.
А осенью Соню начали мучить страшные кошмары. Она ничего не могла вспомнить наутро, как бы я ни расспрашивал, но ночью кричала так, что кровь стыла в жилах. Вся в поту, Сонечка металась по кровати, пытаясь закрыться руками от чего-то неизвестного и кричала то ли от невозможного ужаса, то ли от невозможной боли. Происходило это не чаще пары раз в месяц, но мне хватало и этого, чтобы еще пару дней после судорожно глотать успокоительные. Сходили к специалисту, где услышали только то, что все в порядке. Меньше нервничайте, попейте натуральные травяные успокоительные перед сном. Попили, но лучше не стало. Я опять ловил по ночам Соню, гладил по голове, пытаясь разбудить, успокоить, спасти от чего-то неведомого. Наутро она смеялась "ну чего ты так переживаешь? Я правда ничего не помню, все в порядке!". После бессонной ночи ее улыбка начинала раздражать. Словно я говорил с другим человеком, а тот, первый, слабый и несчастный, так и остался где-то в темнице сна.
Зимой Соня начала лунатить. Она бродила по пустой квартире как призрак, периодически зависая на одном месте, пока я за руку не отправлял ее обратно в кровать. Во время ночных похождений она что-то шептала себе под нос. Выглядело это зловеще. Но все это не шло ни в какое сравнение с тем, что я ощутил, когда однажды смог разобрать ее бормотание "Они едят меня, Лешенька, едят. Они вгрызаются в меня и роют во мне свои норы. Они копошатся во мне, Лешенька, они знают, что можно, что можно". После этого я настоял на серьезном снотворном, пригрозив, что следующим шагом будет психиатр.
И снотворное действительно помогло. Соня спала теперь как убитая и я, впервые за полгода, перестал бояться наступления темноты. Где-то внутри я понимал, что мы заглушили проблему, просто отложили ее в долгий ящик вместо того, чтобы выяснить причины. Но что вы мне прикажете делать? Соня вообще ничего не помнила из ночных похождений и не воспринимала все это как нечто серьезное. Днем у нее не было никаких проблем, тревог и чего-либо такого, что могло бы оправдать поход к психиатру. Остановились на том, что пока поживем со снотворным, потом попробуем отказаться от него и поглядим, что будет. Там и подумаем.
Потом наступило 8 марта. Наши отношения несколько охладели к тому моменту, но я понимал, что виной всему моя вымотанность и беспокойство за Соню же. Однако, заставить себя придумать что-то особенное в этот раз я все-таки не смог. Меня хватило на букетик цветов и романтического ужина дома за бутылочкой вина. Под вино и хороший фильм мы оба разомлели, все тревоги отступили на второй план и я снова почувствовал себя как год назад - по уши влюбленным в эту девчонку, переполненным нежностью до самой макушки. Я подхватил Соню на руки, закружил по комнате и отправился в спальню с намерением завершить вечер в постели. Еще перешагивая порог, я почувствовал странную влажность под правой рукой, на которой уютно разместились Сонины бедра. "Пролила вино что ли?" - мелькнуло где-то на задворках сознания, прежде чем я включил свет и, не останавливая движения, положил любимую на кровать. Мои руки отошли от ее тела с отвратительным хлюпаньем. От Сониных спины и бедер на руках остались ошметки полусгнившей кожи, отдающие тошнотворно-сладким запахом. Ничего уже не соображая, с пеленой перед глазами, словно во сне я посмотрел на Софу. На кровати лежал полуразвалившийся труп в темном вечернем платье. Но страшнее всего было в том, что труп смотрел на меня своими пустыми глазницами и вопрошал глухим, булькающим голосом "Лешенька, ты чего там застыл? Ты идешь ко мне?".
Наверное, я закричал. Потом видимо попытался отмахнуться от этого видения, одновременно пятившись к двери, потому что в результате смахнул с тумбочки Сонину косметику, завалил торшер, тут же разлетевшийся на осколки и собрал гармошкой ковер, яростно работая ногами и пытаясь отползти от всего ЭТОГО. Пришел в себя я только после того, как на меня вылили вазу с водой. Передо мной стояла живая и здоровая Соня и смотрела со смесью недоумения и злости. По ее словам я внезапно начал визжать как девчонка и крушить все вокруг без каких-либо объяснений. И вот тут я почувствовал, что психиатр может понадобиться мне самому. Сказать, что вечер был испорчен - это не сказать ничего. Оба легли спать в самом предерьмовом настроении. Сонька дулась, я все еще не мог успокоиться от яркости своих галлюцинаций. Что вы думаете было наутро? Торшер оказался цел, ваза с цветами по-прежнему стояла на кухне, а Соня не помнила, чтобы вечером было что-то необычное. "Тебе просто приснился кошмар, дурачок" - она чмокнула меня в щеку и упорхнула собираться на работу.
Приснился? А что же тогда было вечером? Совершенно не помню. Или помню? Постепенно через кошмар приходили воспоминания - вот мы закончили ужин, пришли в спальню, занялись сексом. Вот Соня засыпала у меня на плече. Значит все это действительно просто кошмар, вызванный усталостью и тревогами? Пожалуй, что так. Не особо сомневаясь, на следующую ночь я одолжил у Сони снотворное. Ну их к черту, такие сновидения!
Началась весна. Мы оба привычно принимали снотворное перед сном и на время все тревоги были забыты. Соня получила повышение на работе, у меня тоже все было довольно гладко. В общем, жизнь затянула, не успели и оглянуться. Постепенно моя паранойя отступала, я перестал бояться проснуться от Сониного крика ночью, перестал ожидать собственных реальных кошмаров. Отмена таблеток совершенно на нас не повлияла, жизнь шла своим чередом.
Летом мы твердо решили, что не хотим откладывать в долгий ящик заведение ребенка и начали предпринимать активные попытки зачатия. Попытки продлились до конца осени, когда Соня начала уже откровенно переживать. Гинекологи в один голос говорили, что нет никаких проблем, мои анализы тоже были отменными. И тем не менее ребенок у нас никак не выходил. В конце концов я сдался и мы с Софьей поехали к какой-то бабке-знахарке в деревню, чтобы спросить совета и может быть получить лечение посредством, что называется, нетрадиционной медицины. Бабка напоила нас чаем, поспрашивала о всяком, а потом вдруг попросила Соню выйти, чтобы пошептаться со мной. Как только за Соней закрылась тяжелая деревянная дверь, бабка наклонилась близко к моему лицу и прошептала "Ты знаешь, что девка-то твоя мертвая?". У меня мгновенно пересохло во рту, а сердце застучало где-то в горле. Бабка, тем временем, продолжала. "Тело-то ей оставили, а внутри гниет все давно. Смерть жизнь никогда не родит. Ей и по земле ходить не положено, упокоить бы ее и душу бедную не мучить!"
Выходил я от бабки на деревянных ногах. Взял Соню за руку и, объявив старуху шарлатанкой, повел жену к станции. В ушах стояли слова старухи вперемешку с ночным Сониным бормотанием "они едят меня, Лешенька, едят!". Неужели авария все-таки была? Неужели я совершил непоправимое?
Все четче вспоминалось то, что я давно счел сном. Мой договор... с кем? С Дьяволом? Мое согласие обменять жизнь больного ребенка на Сонину жизнь. "Откатим?"
Мозг человека забавная штука. Целый вечер я был готов поверить во что угодно, а уже на следующий день корил себя за эти мысли. Вот Соня рядом со мной, здоровая, живая. Не было никакой аварии и никаких откатов. Я лично смотрел все ее анализы после многочисленных врачей. Или может быть врачи живого от мертвого не отличили? Что за бред!
И все-таки при мыслях о Международном Женском Дне у меня по спине пробегал холодок и я ничего не мог с этим поделать.
8 марта я подарил Соне подарочный набор ее любимой серии книг, заказал ужин на дом и, сославшись, на плохое самочувствие, пораньше уполз спать. Проснулся я от того самого запаха, который, как я считал, мне однажды уже снился. Тошнотворно-сладковатый, приторный запах разлагающейся плоти. Я боялся открывать глаза, боялся опять впустить этот кошмар в свою жизнь. "Лешенька", - услышал я глухой, булькающий голос, - "Обними меня, Лешенька, мне холодно!".
Это сон, это сон, это сон, это сон!
"Лешенька, мне очень холодно, обними!" Что-то влажное, мерзкое, склизкое легло мне на плечо.
И тогда я заорал. Заорал так, что подумал - оглохну сам от своего крика.
Я выскочил из квартиры как был, прямо в трусах. Долго стоял на морозном мартовском воздухе, пытаясь отдышаться. До тех пор, пока на третьем этаже не распахнулось окно и я не увидел голову Сони - нормальной, живой Сони "если ты сейчас же не вернешься в постель, я вызову скорую!". Я поднялся и, толком не разговаривая с женой, молча выпил на одну таблетку больше обычного и погрузился в темноту.
Стоит ли говорить, что было дальше? Соня не помнила ничего о моей выходке утром. Она вновь была бодра, весела и мила со мной. Соня или тот, кто скрывался под ее личиной.
Моя рациональность летела к чертям. Я начал внимательно наблюдать за женой, за каждым ее действием, словом, движением. И во всем начал видеть фальш. Она была СЛИШКОМ бодрой и веселой для женщины, у которой не получается зачать ребенка. Ее СЛИШКОМ сильно не волновали свои кошмары, несмотря на мои рассказы о душераздирающих криках. Она послушно пила таблетки и все. СЛИШКОМ послушно.
Я не знал что мне делать и куда мне идти. Доктор, вы знаете, моя жена на самом деле труп, что тут можно сделать? Милиция, милиция, моя жена - мертва внутри! Посоветуйте куда обратиться!
А куда идет человек, когда происходит что-то из ряда в вон? У меня не осталось вариантов кроме как пойти в церковь. Все-таки когда-то я был крещеным. Правда, на настоящий момент не помнил ни одной молитвы. И все-таки я купил свечей, поставил за здравие своих родителей, за здравие пары добрых знакомых, тещи и, конечно же, Сони. Послонялся по полной прихожанами церкви и, не придумав как и с чем подойти к батюшке, отправился все-таки восвояси. Уже на выходе меня за рукав поймала смуглая, сморщенная старушонка. "Ты неправильно свечу, милок, поставил! За упокой ей надо, за упокой! Меня развернуло так, будто кто-то озвучил мне прописную истину, до которой я не смог самостоятельно дойти. Я почти забежал обратно, кое-как дождался своей очереди и купил одну свечу, с которой подошел к месту, где ставят за упокой душ умерших.
Вечером Соне стало плохо. У нее разболелась голова, появилась болезненная бледность. Моя жена легла в кровать и попросила не будить ее до утра. А ночью Соня опять начала кричать и метаться по постели. Я хватал ее за руки, обнимал за плечи, прижимал к себе. "Леша, Леша, Лешенька" - кричала моя любимая и морщила в ужасе личико "Леша, я не могу выйти, не могу выйти, я заперта! Они едят меня, Лешенька, едят!".
Утром я полетел обратно в церковь. Я купил сразу десяток свечей, не зная даже есть ли смысл брать больше одной. Но мне было все равно. Словно в горячке, как безумец, с трясущимися мальцами я расплачивался за свечи, ставил их, поджигал. За упокой души. Софья Александровна. Сонечка. Софа. Мышка. Потерпи, родная. Я дурак, я невыносимый кретин, но я все исправлю!
Соня не вставала с постели, жалуясь на разыгравшуюся мигрень. "Это все твои таблетки, Леша" ,- говорила она, морщась от боли, - "надо было не валять дурака со всеми этими снотворными, а лучше съездить отдохнуть куда-нибудь или сменить обстановку. Тоже мне, врач, светило медицины!". Я сидел, кивал, гладил ее по голове, но сам ждал только одного - ночи. Я знал, что сегодня опять встречусь с настоящей Соней и очень хотел увидеть подтверждение того, что смог хоть чем-то помочь ей сегодня. Кошмар вернулся, но вместе с Кошмаров вернулась и МОЯ, действительно МОЯ жена. Теперь я прекрасно видел все - даже в агонии, в ужасе было видно, что это настоящая Соня, та, прежняя, со своей угловатой пластикой и несколько детским лицом. Ничем не похожая на ну женщину, которая теперь была со мной рядом днем. "Помоги мне, Лешенька!" - Соня опять металась по кровати, - "Не могу, не могу выйти отсюда, я сгнию здесь, Леша. Я закрыта, заперта, они едят меня изнутри, Лешенька!".
На следующий день я поехал к знахарке. Я провел у нее весь день и вернулся к ночи, сказав ТОМУ что было вместо Сони, что задержался на работе. А дальше вся моя жизнь превратилась в ожидание. Я не ставил больше свечей в церкви, зная теперь наверняка, что они помогают только на время истончить стену между оболочкой и моей любимой, запертой внутри нее. Я улыбался днем, я находил в с себе силы говорить с женой, брать ее за руку делать вид, что ничего не происходит. Одного только не мог заставить себя делать - заниматься с ней сексом. Каждый раз я думал разлагающейся плоти и тошнотворном запахе. А еще о том, что это будет фактически измена моей настоящей, на самом деле погибшей жене, которая не может упокоиться из-за моей глупости. Я отмазывался усталостью на работе, плохим сном, болезнью и ждал, ждал, ждал. Единственной моей отрадой было обнимать Соню во время ее ночных кошмаров, когда она становилась Собой, когда она шептала мне страшные вещи, а я гладил ее по голове и повторял одно и то же "Подожди, любимая, подожди, подожди, подожди, подожди". Душа моей любимой в ту страшную ночь должна была перейти в тело родившейся девчушки. Он, кто бы он ни был, откатил все. Он забрал жизнь девчонки себе, а Сонина душа осталась гнить внутри тела, вне возможности ни покинуть этот мир, ни зародиться новой жизнью. Теперь я знал, теперь я понимал это, как нельзя лучше. Но я знал как откатить все обратно, теперь знал и мне не нужен был теперь никто для того, чтобы все исправить. Каждый день рождаются миллионы людей. Каждый день кто-то из детей рождается мертвым. Но я могу, хотя бы однажды, но я могу это изменить. Я отпущу свою любимую и где-то случиться чудо и младенец, который должен был умереть, откроет глаза. Я смогу. Откатим.
Приближался март.
Я заказал номер в отеле. Заказал фрукты, шампанское и, подумав, купил пусть не тот, но очень похожий набор бижутерии. Почему-то хотелось повторить все один в один, хотя это было вовсе не обязательно. Я еле дождался момента, когда ЭТО предложит перейти к постели. Я еле дождался момента, когда подхвачу ЭТО на руки и понесу к кровати, чувствуя как меняется кожа под моими руками. Я был готов настолько, что даже не вздрогнул, когда вновь увидел полуразложившийся труп. Я просто достал из-под подушки нож и прошептал "Я люблю тебя, Соня". А потом начал бить.
Мне инкриминировали более 30 ножевых ранений. Я бил до тех пор, пока труп подо мной не прекратил извиваться. Я бил до тех пор, пока тело Сони опять не превратилось в обычное человеческое. Только тогда, уже под яростный стук в дверь нашего номера, я остановился и понял, что удалось. Что Соня моя отныне свободна. Я плакал и обнимал тело жены, умершей два года назад и только теперь получившей возможность зародиться где-то новой жизнью. Я плакал и держал ее в своих объятиях, когда меня оттаскивали от нее и крутили руки за спиной. Плакал и улыбался.
Если бы не моя мать, меня могли сгноить в психушке. Если бы не красивое слово "шизофрения", сгнил бы в тюрьме. Как видите, у меня самого было много возможностей сгнить. Но я жив. Мне дали инвалидность, до конца жизни мне придется пить таблетки, но я знаю, что я был прав. Мне говорят, что не было никакой старухи и что в деревню мы ездили к Сониной бабушке. Мне говорят, что никто никогда не слышал, чтобы Соня кричала во сне, даже когда мы ночевали на Рождество у ее матери и та спала через стенку. Мне говорят, что Соня лечилась от бесплодия, которое ей поставили еще на первых осмотрах. Что я не хотел принимать этого и просто заменил информацию той, что мне приятнее. Мне говорят много разного. Я киваю и соглашаюсь пить таблетки дальше, чтобы "демоны не вернулись". Но сам я знаю, что нет никакой шизофрении и никаких "демонов сознания". ОН обставил все так, чтобы никто в целом мире не заметил изменений. ОН подчистил все за собой и за мной. ОН знал, что я победил и никогда не приходил ко мне больше, чтобы не смотреть в глаза смертного, который обставил его как ребенка. Я знаю, что все сделал правильно. Что теперь где-то живет девочка с душою моей Сони.
Софьи Александровны. Сонечки. Софы. Мышки.
Этакий крипи-видос длиной чуть больше часа, очень недурственно нагнали жути на мой вкус. 