Суд прошел в точности так, как сказала мадам Розье. Под заседание отвели самый неприметный зал Новой Ратуши, пыльные окна которого выходили на совершенно пустой внутренний дворик. Сюда не долетали ни шум Мариенплаце, ни немелодичный звон колокольцев на центральной башне.
Зрители отсутствовали, а немногочисленная комиссия, включая и самого судью, состояла из равнодушных магов и ведьм средних лет. На таких чиновниках полных исполнительности и начисто лишенных воображения всегда держится закосневший государственный порядок.
Геллерт сохранял надменное выражение лица все заседания, которое, впрочем, долго не продлилось, и выслушал приговор с презрительной улыбкой, мысленно поблагодарив мадам Розье за то, что предупредила, чего ожидать.
Управление тюрем не собиралось тянуть с пересылкой Геллерта в тюрьму. Восточный экспресс останавливался в Мюнхене ежедневно около полудня и Геллерту предстояло отправится в Крукенстров следующим поездом, то есть завтра.
Пересылка опасных заключенных всегда была для авроров головной болью. Для магического перемещения, будь то апарация или порт-ключ, палочка не требовалась, и достаточно сильный маг мог отделиться от своих охранников и оказаться на свободе, пусть даже с риском лишиться руки или ноги. Геллерт непременно бы так и сделал. Так что заключенных доставляли в тюрьмы магическим или маггловским транспортом, и пересылка оставалась самым слабым звеном тюремной охраны. У Геллерта будет чуть больше суток от Мюнхена до Будапешта, чтобы бежать.
Действовать предстояло по обстановке и заранее Геллерт не мог сделать ничего лучшего, кроме как выспаться. Но его пробирала нервная дрожь. Судьба подхватила и несла его, и даже для него ее стремительный бег оказался пугающим.Сон долго не шел, и уснуть ему удалось не раньше полуночи. Никакие сновидения, пророческие или нет, Геллерту не являлись, но проснулся он словно от толчка в плечо. Резко сел на жестком ложе. Сердце колотилось в груди, как будто он бежал от смертельной опасности. В маленьком окошке под потолком сочился бледный свет раннего утра.
Пришли за ним лишь спустя несколько часов – белобрысый Миллер, долговязый и третий, которого Геллерт раньше не видел. Темной бородка и круглые глаза придавали аврору добродушный вид, однако Геллерт отметил аккуратность и быстроту его движений и решил, что из троих он самый опасный боец.
Его уже привычно связали по рукам и ногам, Миллер и бородатый подняли палочки и держали их нацеленными на Геллерта, а долговязый подошел и поднес к его губам кружку. В нос Геллерту ударил терпкий запах травяного отвара. Он узнал этот запах – дербенник. К горлу подкатила тошнота и на миг потеряв самообладание Геллерт отпрянул и выругался.
Слабый отвар дербенника иногда давали беспокойным детям, чья магия пробуждалась слишком рано и сильно. Геллерта тоже пытались им поить в детстве. Лет в пять он начал просыпаться ночами от кошмаров пророческих видений, и однажды перепуганный едва не спалил усадьбу. Его уговаривали, что питье поможет спать крепче, но он только рыдал часами от чувства горькой утраты, которому тогда не знал названия, и через пару дней мать решила, что бесконечные слезы еще хуже, чем случайные всплески магии, и сжалилась над ним. Но вкус и запах дербенника Геллерт не забыл.
Идея поить дербенником взрослого волшебника вызывала отвращение, и шли на такое редко. Кто-то очень заботился о том, чтобы уничтожить все надежды Геллерта на побег. Гербигер, кто же еще? На его месте Геллерт поступил бы так же, хоть и другими методами. Чтобы не говорила мадам Розье, если Геллерт сойдет со сцены, Гербигер получит свой шанс.
Геллерт дернулся в путах и попытался магическим ударом вышибить кружку из рук аврора, но тот был к этому готов, отвар даже не расплескался.
– Хочешь сделать это под Империо? – спросил аврор. – У меня есть разрешение.
Геллерт понимал, отбиться ему не удастся, но отчаянно сопротивлялся. Отчасти он устроил представление для Миллера, который хмуро смотрел на его безнадежную борьбу из-под светлых бровей. Но лишь отчасти.
Геллерт ожег долговязого беспалочковой версией медузьего сглаза, стерпел пару увесистых тумаков, и, наконец, сквозь звон в ушах, услышал сердитый выкрик «Империо» и по телу разлился блаженный покой.
Лет десять назад Геллерт уговорил Эмриха испробовать друг на друге Империо. Геллерту было любопытно испытать на себе действие непростительного проклятия, и его тогда поразило каким отвратительным и одновременно сладким оказались мгновения полного растворения в чужой воле. Он и теперь несколько секунд пребывал в блаженстве. Не надо ничего решать, не надо сопротивляться, все так просто, делай что тебе велят. Он медленно поднес кружку ко рту и в несколько глотков выпил. На вкус дербенник был похож на обычный травяной чай, терпкий и чуть солоноватый. Но едва Принуждение ослабло, Геллерта едва не стошнило от этого соленого привкуса, и от того, что с ним только что сотворили.
Авроры вывели его по коридору во внутренний дворик. Тошнота еще не прошла, но все же едва ступив за порог Геллерт поднял глаза. Он не видел неба уже несколько недель и яркая синева поразила его. Яркое летнее солнце почти достигло зенита и слепило глаза.
Во дворе ждала крытая повозка. Запряженная в нее серая кобылка лениво переступала ногами. На облучке уже сидел аврор, и бородатый подсел к нему, а долговязый втолкнул Геллерта в повозку, и сам забрался следом. Миллер сел на сидение напротив, захлопнул дверь и набросил запирающие чары, настолько примитивные, что можно было счесть их издевательством.
Повозка тронулась. Дербенник заварили крепко, и голова Геллерта наполнялась липким туманом. Он едва взглянул в окно повозки, когда та выкатилась из внутреннего дворика Ратуши на Мариенплац, но потом встряхнулся, и попытался тайком сотворить самое простейшее заклинание. Ничего. Он чувствовал себя, как должно быть чувствуют парализованные, чьи ноги, когда-то умевшие ходить и бегать, больше слушаются. Только парализованной и бесполезной ощущалась сейчас часть души. Геллерт стиснул зубы, откинул голову на спинку сиденья. Коротко взглянул на Миллера. Тот отвел взгляд.
***
Из апатии Геллерта вырвали крики на улице. Кто-то снова и снова звонко выкрикивал его имя. Потом раздались негромкие хлопки, повозка замедлилась. Геллерт попытался выглянуть в окно, но долговязый рывком вернул его на место и плотно задернул шторы.
На улице громкий молодой голос крикнул «Экспелиармус», и послышался хлесткий удар, в котором безошибочно узнавался Удар Циклопа. Кто-то завизжал от боли. Пронзительные свистки, какими пользуются магловские городовые. Несколько хлопков аппарации. Повозка остановилась.
– Все в порядке, господа, – раздался с облучка веселый голос бородатого, – просто лошадка заупрямилась.
– Эй, Вайсмеер, у вас там все в порядке? – крикнул Миллер в узкое переднее окошко.
– Да, все путем, – ответили ему с облучка. – Детки шалят.
Повозка тронулась снова.
– Малолетние идиоты, – проворчал долговязый. – Почему они не в школе?
– Уже каникулы, – хмуро ответил Миллер.
– Тогда родителям следует получше следить за паршивцами.
– Может родители не против, – процедил Геллерт сквозь зубы.
Долговязый ткнул его палочкой под ребра.
– Ну, тебе-то это не поможет.
***
Вскоре повозка снова остановилась. Двери открыли снаружи и долговязый вытолкал Геллерта из повозки на площадь перед вокзалом. Уродливое здание от подножия до полукруглой крыши составляли не слишком чистых стеклянные панели в металлических рамах, только посередине торчала маленькая часовая башенка. Остро пахло дегтем, мазутом, нагретым деревом, дешевой снедью, которую продавали с лотков. Геллерт вспомнил, что завтраком его сегодня не кормили.
Толпа текла мимо. Маглоотталкивающие чары делали их группу неприметной для зевак и прохожих. Маглы торопились по своим делам, а волшебники здесь появлялись не часто. Геллерт подумал, что, кто бы ни были его юные последователи, гораздо больше пользы они принесли, если бы устроили беспорядки на вокзале. Отвлеки они сейчас авроров, Геллерт попытался бы затеряться в толпе, бежать даже без всякой магии, и с самой малой помощью это могло бы и получиться. Но ничто не вмешивалось в ровный гул толпы.
Вайсмеер и Миллер двигались впереди, расчищая дорогу, а двое авроров позади не спускали с Геллерта глаз и наведенных волшебных палочек. Так они миновали зал ожидания и вышли на платформу.
На путях натужно пыхтел паровоз. Со всеми своими трубами и поршнями он походил на нелепый алхимический прибор, но пах совершенно по-магловски. Свежевыкрашенные зеленые бока и красные колеса блестели на солнце. К паровозу были прицеплены пять вагонов: четыре ярких были магловскими, а пятый, глянцевито-черный, нес на боку серебряного грифона магической Баварии.
Геллерт внимательно оглядывал поезд и платформу. Толстый магл в полосатом костюме и котелке наблюдал, как перевозят его багаж, длинные деревянные ящики, на которых было написано «Обращаться с осторожностью».
– С осторожностью, с осторожностью! – повторял магл, едва не подпрыгивая на месте.
Молодой мужчина с приятным лицом курил, высунувшись из вагона и опершись локтями о раму открытого окна.
– К нам прицепили еще один вагон? – спросил он у человека в кителе железнодорожника и махнул рукой на черный вагон. – Это берлинский?
– Нет. Частный, – лениво ответил железнодорожник. – Ничего интересного.
Взгляды обоих равнодушно скользнули по Геллерту и его охране, но не заметили ни палочек в руках авроров, ни магических пут и арестантской одежды Геллерта. Когда двери черного вагона открылись, и из тамбура выглянул еще один аврор, они уже и вовсе утратили к вагону всякий интерес.
Железнодорожник пошел по платформе громко объявляя:
– Дамы и господа, поезд Восточный экспресс с остановками в Вене, Будапеште, Белграде, Софии и Константинополе отправляется через пять минут.
Геллерта втянули в подножку и провели внутрь вагона. За тамбуром оказалось комфортабельное купе с четырьмя мягкими сиденьями, светильниками с позолоченными абажурами и столом, на котором стоял большой эмалированный кофейник и чашки. На стойке у входа в купе Геллерт приметил две ухоженных метлы, а в углу напротив окованный железом шкаф со сложным замком. Кроме четверых авроров, которые сопровождали Геллерта из тюрьмы, в вагоне обнаружилось трое: тот, что встретил их в тамбуре и еще двое: один пил кофе за столом, другой отлаживал крепление на древке метлы. День был жаркий и авроры заметно потели в черных мундирах. Итого семеро. Двое или трое будут в воздухе, остальные в вагоне. Может тот факт, что Геллерта опоили дербенником, и усыпит их бдительность, но Геллерт пока не понимал, как воспользоваться этим преимуществом.
Через обитую красной кожей дверь его провели в следующее помещение, всю середину которого занимала железная клетка, куда Геллерта и впихнули. В клетке не было ни матраса, ни даже чашки с водой.
– Роскошная обстановка, – буркнул он.
Вайсмеер только хмыкнул. Долговязый проверял чары на клетке. Оглушенный дербенником Геллерт немногое мог различить, но то, что замок гоблинской работы видел и без всякой магии. Наконец Вайсмеер и долговязый вышли. Красную дверь оставили открытой. Геллерт сел и привалился спиной к решетке. Поезд дрогнул и тронулся. Паровоз оглушительно загудел.
***
Размеренный стук колес и покачивания вагона убаюкивали и бороться с туманом в голове получалось плохо. Геллерт надеялся, что скоро действие зелья начнет ослабевать, но все на, что его хватало сейчас это следить, как кружиться пыль в солнечных лучах, которые отвесно падали в зарешеченное окно.
Вскоре поезд выехал из равнинной Баварии, и за окном поплыли очертания Альп. Их заснеженные вершины и густозеленые склоны становились все ближе, и Геллерт испытал совершенно детское и жалкое желание оказаться сейчас в своей хижине. Он стиснул кулаки так, что ногти впились в ладони. Это дербенник вселил в него тоску и жалость к себе. Геллерт заставил себя вслушаться в разговоры авроров.
Как он и предполагал пара авроров сопровождали поезд с воздуха. Поезд прибывал в Вену к восьми часам, и после стоянки, их должны были сменить двое других. Но никто не думал, что союзники Геллерта смогут доставить им серьезные хлопоты, так что воздушные дежурства считались формальностью.
Миллер удивлялся своему назначению в эскорт и товарищи, особенно Вайсмеер подшучивали над ним, добродушно называя бумажной крысой, которой пришла пора понюхать настоящей аврорской работы.
– И что тут нюхать кроме гари и мазута? – хмуро спросил Миллер. – Драконова ерунда этот магловский поезд. Только морока нам. Да и заключенным.
– А ты их не жалей. Этот Гриндевальд нескольких наших положил, когда его ловили.
– Я сам в том отряде не был,– сказал Вайсмеер, – пропустил веселье. Но говорят он хорош, – он хохотнул. – Только с дербенником, пожалуй, все-таки переборщили. Скучно.
Солнце ползло к горизонту, и лучи добрались до клетки Геллерта. Липкий туман дербенника понемногу рассеивался, и Геллерт осторожно исследовал свою временную тюрьму. Простейшие заклинания требовали такого напряжения, что по спине потекли струйки пота. Сама клетка была сработана гоблинами и без палочки Геллерт бы из нее не выбрался, даже если бы его не опоили, да и с палочкой пришлось бы провозиться пару часов. Но вне клетки стояли очень простые защиты, самой серьезной из которых оказались антиапарационные чары. Итак, надежно зачарованная решетка, защита от апарации и охрана – Пятеро в вагоне и двое в воздухе. Требовалось еще раздобыть палочку, для начала чью угодно, но и оставлять Старшую палочку Геллерт не собирался. Главными препятствиями оставались клетка и проклятый дербенник, и как справиться с ними без посторонней помощи Геллерт никак не мог придумать.
***
Солнечный свет уже окрасился золотым и алым, и, хотя чувство точного времени ослабло вместе с магией, Геллерт предполагал, что до прибытия в Вену оставалось меньше двух часов. Авроры в купе обсуждали, кого и куда отправят за ужином, у Геллерта, который в последний раз ел почти сутки назад от этих разговоров рот наполнялся слюной.
– Миллер, – сказал вдруг долговязый, – давай, сходи напои его дербенником, тогда мы точно сможем в Вене спокойно поужинать. И не церемонься особо.
– Честно говоря,– неохотно ответил Миллер, – я никогда не применял Империо. И не уверен, что…
Геллерт замер, возможность переговорить с Миллером с глазу на глаз казалась настоящим подарком судьбы. К его счастью, долговязый настаивал:
– Вот и попробуешь, – он хлопнул Миллера по спине. – Иногда это необходимая мера.
Миллер пробурчал себе под нос уже знакомое Геллерту «стрыга его раздери», послышалось звяканье, видимо он наливал в кружку отвар, и вскоре его широкоплечая фигура нарисовалась в дверном проеме.
– Лучше выпей сам, – буркнул он и протянул Геллерту кружку.
Геллерт покачал головой и даже не притронулся к кружке. Миллер тяжело вздохнул, покосился на дверь, потом на Геллерта и вытащил из кармана палочку. Геллерту показалось, что он не то, чтобы глуп, но соображает не быстро, и испытал соблазн просто протянуть руку и вырвать палочку у него из рук
– Как тебя зовут? – тихо спросил Геллерт.
– Тиль Миллер, – хмуро ответил он.
– Не заставляй меня это пить, Тиль. Просто уничтожь зелье в кружке и все.
Миллер нахмурился и снова обернулся к двери.
– Не надо никого звать, – попросил Геллерт. – Ты знаешь, почему со мной так обращаются? Убили мою подругу, приговорили к заключению в самой жуткой тюрьме Европы, а сейчас заставляют терпеть унижение, которому ни один нормальный волшебник не подвергнет другого. Почему?
– Ты опасный преступник.
– А в чем мое преступление, Тиль. Я всего лишь хочу дать волшебникам свободу. Настоящую свободу. Ведь вы там в своем купе такие же пленники, как я в этой клетке. Разве нет, Тиль? Подумай, ты же умный человек.
– Мы действуем по приказу… – с сомнением протянул Миллер.
– Верно. Но тебе это не нравится. Ведь так.
Миллер неопределенно качнул головой.
– Знаешь почему они меня так боятся?
– Ну?
– Потому что я действительно могу что-то изменить. А я могу. Мне нужно только выбраться из этого вагона.
Взгляд Миллера метался от кончика палочки к кружке, перескакивал на лицо Геллерта и снова возвращался к палочке. Он колебался, и какое принял бы решение неизвестно, но к клетке подошел Вайсмеер.
– Что? – весело спросил он. – Трепет языком? А ты поменьше его слушай.
Он направил на Геллерта палочку.
– Империо.
В Вене ставни на окнах опустили и красную дверь, которая отделяла купе авроров закрыли. С четверть часа Геллерт просидел в темноте, борясь с дремотой, которая одолевала его после новой порции отвара, и прислушивался к шуму на перроне. Наконец дверь открылась, и вошел Миллер. Взмахом палочки он поднял ставни. В окна ворвался яркий электрический свет и гул вечернего вокзала.
– Держи. – Он протянул Геллерту кусок ветчины в разрезанной пополам булке, потом взмахнул палочкой и наколдовал стакан воды.
– Спасибо, Тиль, – произнес Геллерт. Аромат поджаренной ветчины сводил с ума, но Миллера отпускать было нельзя, так что Геллерт начал с вопроса.
– Твои товарищи ушли?
– Четверо. Кроме меня еще двое остались. Все уверены, что из этой клетки тебе не выбраться.
– Верно. Самому мне сейчас не выбраться.
Миллер сдвинул светлые брови.
– Ты убивал. Маглов и авроров.
Похоже, он был готов продолжить прошлый разговор.
– Правда, – мягко ответил Геллерт. – Я и мои товарищи вели свою маленькую войну. Войну за нашу свободу. Но скоро маглы начнут большую. Они будут сражаться за территории, как дикие звери. И в этой войне погибнут сотни и сотни тысяч: маглы и волшебники, взрослые, старики, дети. Никому не будет пощады. Я вижу эту войну в своих видениях уже много лет… Но остановить ее мы уже не сможем.
– И ты применял темную магию, – упрямо добавил Миллер.
Геллерт грустно улыбнулся и покачал головой.
– А разве Вайсмеер не применял ее ко мне всего пару часов назад?
Взгляд Миллера стал беспокойным, и Геллерт продолжил.
– Темные искусства не делают тебя дурным человеком. Они лишь инструмент. Вся суть в намерении и мере, Тиль.
Миллер несколько раз моргнул светлыми ресницами.
– У нас осталось так мало времени, – прошептал Геллерт. – Во сколько мы приедем в Будапешт?
– В два часа, – ответил Миллер.
– В Крукенстрове мне вернут палочку. Ты знаешь, как ее доставят в замок?
– Ее тоже везут в поезде. В сейфе.
– Хорошо, – кивнул Геллерт. – Ночью, ближе к утру, когда ослабнет действие дербенника, я попрошу воды. Подойди сюда и открой клетку.
Миллер с сомнением смотрел на него, и от Геллерта потребовалось все его самообладание, чтобы спокойно сказать:
– Просто дай нам всем надежду на лучшую жизнь. Это в твоих силах.
Миллер отошел, но дверь в купе авроров оставил открытой.
***
Около полуночи Геллерта снова напоили дербенником. В этот раз этим занялся долговязый. Миллер к Геллерту больше не подходил.
Вагон мерно покачивался, стучали колеса, и эти ритмичные движения и звуки страшно убаюкивали. За окнами было темно, лишь изредка мелькали фонари полустанков. Глаза у Геллерта слипались, но он не позволял себе поддаваться апатии. Пытался усилием воли расшевелить онемевшую магию, но тщетно, лишь когда небо сменило бархатной черноту ночи на густую предрассветную синь, ему удалось зажечь в плотно сомкнутых ладонях огонек. Лучше, чем ничего.
Геллерт слышал, как Вайсмеер и долговязый аврор взяли метлы и сменили патруль в воздухе. Те, что вернулись, легли спать, а Миллер и еще один человек остались на дежурстве. Геллерт поднялся на ноги. Не стоило ждать пока совсем рассветет, темнота могла сыграть ему на руку.
– Эй! – крикнул он. – Дайте мне воды. От дряни, которой вы меня поите сохнет горло.
– Потерпишь, – устало ответили ему.
Геллерт пару раз грохнул кулаком по решетке и к собственной радости услышал, как Миллерт сказал напарнику:
– Пойду угомоню его, а то не даст ребятам спать.
Он подошел к клетке и спросил нарочито грубо.
– Ну! Чего тебе надо, стрыга тебя раздери!
– Я хочу пить!
– Завтра утром тебе не будут давать дербенник, – тихо сказал Миллер.
– Сможешь мне передать палочку?
– Нет, это невозможно. Другие увидят, как я ее беру.
Все-таки умом и сметливостью он не отличался.
– Но, наверное, я смо… – начал Миллер и вдруг замолчал, его лицо, только что озабоченное, расслабилось, глаза закрылись, и он рухнул на пол, глухо стукнувшись головой о дощатый пол. Его грудь ровно вздымалась от глубокого дыхания, Миллер крепко спал.
– Не слишком толковый помощник из него вышел помощник, – раздался голос из пустоты.
Геллерт вскинул удивленный взгляд от распростертого тела Миллера, и в тот же миг прямо в воздухе появилась голова.
Ну конечно! Он ведь обещал, что придет за Старшей палочкой. Не мог же он допустить, чтобы она навеки сгинула в Крукенстрове.
– Альбус! – выдохнул Геллерт.
Геллерт мог видеть только растрепанную голову и руку с волшебной палочкой, что выглядело довольно комичным. Вокруг шеи шелковисто переливалась прозрачная ткань, а ниже Геллерт прекрасно видел стену вагона напротив, по которой мелькнул свет придорожного фонаря. Мантия-невидимка. Выражение лица Альбуса было нечитаемым. Он бросил на Геллерта короткий взгляд и молча склонился, рассматривая замок на двери клетки.
– Гоблинский, – пробормотал Альбус. – У авроров должны быть ключи, но не будем тратить на это время. Сонные чары не долго держаться.
Его левая рука на миг исчезла под мантией-невидимкой, а когда появилась снова на ладони стоял крошечный человечек. Его зеленое тельце, тонкие гибкие ручки и ножки и даже подвижное личико казались сделанными из молодых древесных побегов. Лечурка.
– Тут для тебя еще есть работа, дружок, – сказал Альбус ласково.
При виде гоблинского замка лечурка восторженно пискнул, спрыгнул с ладони Альбуса прямо на решетку, подобрался к замку и быстро заработал гибкими зелеными пальчиками. Не прошло и минуты, как замок тихо щелкнул и открылся.
Геллерт толкнул дверь клетки и вышел наружу. Рука Альбуса снова исчезла под мантией и появилась уже со Старшей палочкой.
– Возьми, – сказал он.
Знакомая рукоять привычно легла в ладонь. Магия в Геллерте едва трепетала, он только ощутил, как палочка ответила на его слабость недовольством и удивлением. Геллерт обреченно поднял руку с палочкой, Альбус тут же поднял свою, мантия скользнула по его плечу как пелена дождя.
– Давай, Альбус, – глухо сказал Геллерт. – Это будет не сложно. Я сейчас и против десятилетки не выстою.
– Я не собираюсь с тобой сражаться. Я даже не знал, принадлежит ли она тебе по-прежнему… Постой… – он тревожно вгляделся в лицо Геллерта. – Что они с тобой сделали?
– Отвар дербенника, – хмуро проговорил Геллерт.
Лицо Альбуса исказила гримаса отвращения и жалости. Геллерт опустил голову. Его одолевала мучительная усталость и душевная, и телесная. Он был свободен, но в это мгновение не чувствовал ни радости, ни благодарности. Это он должен был атаковать, завоевывать и владеть, и вот он стоит перед Альбусом, как спасенная рыцарем дама.
– Итак, сражаться со мной ты не собираешься, – проговорил он. – Тогда что же?
Стал бы он сам сражаться, если бы мог? Вот перед ним третий Дар смерти – мантия-невидимка, никогда Геллерт не подбирался к ней так близко. Смог бы он удержаться?
Альбус отвел глаза, подставил ладонь лечурке, который раскачивался на двери клетки, уцепившись за нее пальцами рук и ног, и как только тот запрыгнул на ладонь, спрятал его под мантию.
– Я собирался просто освободить тебя, – сказал Альбус. Он по-прежнему смотрел в сторону. – Но, если они опоили тебя дербенником, придется помочь тебе выбраться из вагона. В воздухе двое авроров.
– А остальные?
– Крепко спят и проспят еще с четверть часа, так что задерживаться я бы не стал. Укроемся мантией и выпрыгнем из вагона. Она не достаточно велика для двоих, но еще не рассвело. Сумерки нас скроют. Потом мы аппарируем куда-нибудь в безопасное место.
Геллерт решил не задавать вопросов и просто согласно кивнул.
– Идем.
Они прошли сквозь красную дверь. В купе авроры крепко спали на плюшевых сиденьях, как будто и не были заколдованы, только один будто горький пьяница уткнулся лицом в стол. Они вышли в тамбур и на подножке Альбус укрыл Геллерта широкой полой мантии, которая оказалась изнутри прозрачной, и сказал.
– Обними меня.
Геллерт крепко обнял его за талию неожиданно непослушными руками.
– Теперь прыгаем. Давай!
Альбус распахнул дверь, и они прыгнули. Заклинание Альбуса смягчило удар, но все равно они покатились по насыпи, по мокрой от росы траве и жесткой щебенке.
Наконец их движение замедлилось. Геллерт вытянулся на земле, и на мгновение уткнулся лицом в траву, которая густо покрывала железнодорожную насыпь. Свобода пахла свежей травой, пылью и мазутом. И Альбусом, который лежал рядом, прижимался горячим боком. Наверху грохотал поезд. Стук колес все удался.
– Цел? – спросил Альбус и, не дожидаясь ответа, приподнялся на локтях и взглянул вверх из-под капюшона мантии. Палочку он держал наготове. Розовый рассветный луч коснулся его лица, и Геллерт не забыл его теплой и яркой красоты, но видеть ее вживую оказалось больно.
Альбус вдруг вскинулся, быстро обернулся к нему
– Авроры на метлах развернулись и возвращаются. Они нас заметили.
Он быстро вскочил на ноги и кинул мантию Геллерту в руки.
– Спрячься.
Геллерт тоже поднялся, сжимая в руке палочку, сейчас безполезную, а другой рукой прижимая к груди тяжелую и прохладную мантию. С непривычки от свежего воздуха кружилась голова. Мелкая щебенка колола босые ноги. Он огляделся. Прямо на них от уходящего вдаль поезда неслись два аврора. Они пригнулись к метлам и выставили вперед палочки. Альбус вскинул руку и бросил в них заклинанием. Волна алого сияния покатилась в предрассветном воздухе. Одного аврора оглушило и сбило с метлы, он, кувыркаясь, полетел вниз. Другой, Геллерт узнал Вайсмеера, поднырнул под волной, и закрыл себя щитом от новых атак. Он подлетел уже совсем близко, так что Геллерт мог рассмотреть его лицо, в котором сейчас не было ни капли добродушия. Альбус тоже выставил щит, который закрыл и его, и Геллерта от атаки с неба.
Но Вайсмеер почему-то медлил с атакой, и удерживая метлу одними коленями, другой рукой вытащил из кармана и бросил на землю что-то. Геллерту показалось, чайник с отбитым носиком… Вдруг его осенило.
– Альбус, это маяк для портключа.
– Знаю. Да спрячься же, Геллерт!
Но боевые инстинкты Геллерта были инстинктами хищника, мощного и опасного, а не жертвы. Тот, кто привык ощущать себя слабым и спасаться при первом же признаке опасности, наверняка уже давно бы скорчился под мантией-невидимкой и молился бы всем богам. Геллерт же сжимал в руке палочку и цепко осматривался. Прятаться было поздно. Вайсмеер спешился и вскидывал руки для новой атаки, а там, где упал чайник возникли из пустоты трое авроров тоже с палочками наготове.
– Всего четверо! – весело воскликнул Альбус. – Я заставлю их отступить, и мы апарируем.
Он энергично взмахнул палочкой и вокруг них встала стена пламени, которая пылала все ярче и начала надвигаться на авроров. Те отступили.
– Готов? – крикнул Альбус.
– Да, – ответил Геллерт.
Альбус схватил его за руку. Авроры обрушили на рвущееся к ним пламя потоки воды, пламя гасло, Вайсмеер метнул заклинание, тонкая серебристая струна протянулась в воздухе. Пламя ее не остановило. Стрела с шипением опускалась. Геллерт выставил щит, Старшая палочка неохотно, но отозвалась. Щит получился совсем слабенький, но струна соскользнула с него, пошла наискось.
Альбус потянул Геллерта за собой в апарационную воронку, но в последний миг, Геллерт почувствовал, как струна рассекла плечо. Резануло болью и кровь хлынула из глубокой раны. Пространство вокруг них свернулось тугой спиралью. Стиснуло, вышибло воздух из легких. Привычное ощущение в этот раз оказалось совершенно тошнотворным, и когда Геллерт ощутил под ногами твердую поверхность, то стоило ему повернуть голову, перед глазами поплыло, а в ушах оглушительно зазвенело. Он успел только ощутить руки Альбуса на плечах и мир окончательно померк.
И забавно как сейчас ситуация отражает зеркально ту, которая была после ограбления в Нью-Йорке. Сбежали от охраны, один ранен... Давай, Альбус, твоя очередь играть в целителя! Никуда ты уже от этого не денешься, потому что есть сила превыше других сил)
Хотя ей почти удалось, только Геллерт отдернул себя
Бедные мальчики в раздрае( Интересно, Геллерт не пожалеет, что вот так буквально оголился мысленно на пике нервного напряжения? И как-то у них все так шатко, валко, на самой кромке лезвия между надо, хочу, можно, нельзя... Геллерт в бегах, Альбус тоже постоянно в каком-то подвешенном состоянии, двое против всего мира - это такая печаль.
Пока еще не до конца наладилось. Но было бы ведь странно, если бы после всего произошедшего сразу все стало безоблачно.
