Маленькое лирическое отступление: в йуности, когда подружки анона угорали по книжкам Пеппе, анон с той же силой горел по фильму "Ворон". И сейчас анон ощущает неприятное покалывание в области задницы, так как подозревает, что сильнее, чем Пеппе, обосрать вселенную О'Барра очень сложно. Но посмотрим.
Книжка, как ни странно, начинается не с Нового Орлеана. А непосредственно с ворона:
В то время вечера, что между днем и ночью, большая черная птица наконец-то появляется на старом кладбище старого города у реки. Такой долгий полет из мест, где мертвые ждут, отмеряя время, пока не позабудут, что такое время вообще. Пока не позабудут даже самих себя, и не останется ничего, кроме надгробий этого мира и истлевших скелетов под ними, но и те исчезнут в свой черед.
В паре абзацев, содержащих типичные красивости, нам объясняют, что ворон не так прост, и вселяющие трепет события должны произойти, прежде чем можно будет вернуться к простоте вороньей жизни. Долго писать о вороне Пеппе ниасиливает и возвращается к своей любимой теме и любимой эстетике:
Ворон опускается на арочную кровлю, когти цепляются за скользкую бронзу акротериона над запечатанной дверью. Акротерион отлит в виде лежащего юного красавца — руки связаны над головой, и лодыжки связаны, и во рту кляп. Голова склонена, глаза закрыты в мольбе.
"Однако", - подумал анон и даже загуглил разные акротерии, но так и не смог представить вот эту скульптурную деталь в виде описанного. Ну, либо это был очень своеобразный склеп с БДСМ-уклоном. Ну и, конечно же, куда без эстетики смерти:
Столько ущерба было причинено телу после смерти. Его кромсали патологоанатомы и гробовщики. Этот человек погиб жертвой насилия, поэтому труп вскрыли, органы извлекли, осмотрели и запихнули обратно, в холодную колыбель из мяса и костей. Склеили вместе веки и пальцы, аккуратно зашили губы, раскрасили и накачали едкими химикатами тело, скрытое в склепе.
О! Вот теперь я верю, что читаю книжку именно этого автора! Не кажется ли другим анонам, что пора делать Пеппе-бинго?
Так или иначе, воскрешением именно этого тела занят ворон. Следует описание ритуала, в котором, впрочем, ничего интересного нет - ворон бьет клювом по статуе, и из этого рождается магия. В этом месте анону очень хочется обосрать построение фраз, но он не может понять, то ли это перевод кривой, то ли перевод достоин оригинала, то ли анон до мышей доебывается:
Колдовство, впрочем, с разбором: она пришла за одним, и только за одним человеком. Спящий рядом не услышит ничего; его поруганное, собранное из ошметков тело останется покоиться в безразличии к тому, что начинается. Клюв ворона кинжалом ударяет в третий и последний раз, и внутри склепа, внутри нового гроба рождается движение.
Сам процесс воскрешения, кстати, на редкость блевотный и на редкость смакуемый:
Расходятся другие швы, и открывшиеся артерии истекают не кровью, но едким и белесым раствором формальдегида. Резкий шок возвращает сердце к жизни, заставляет гнать чуждую жидкость по иссохшим венам, и на сей раз ворон не каркает — он кричит, когда тело внизу извергает в гроб четыре галлона формалина. Потоки пульсируют из сонной артерии, из разрезов на плече и в паху, пока не остается ничего, и сердце качает по сосудам только воняющий формальдегидом воздух.
Вскрытые жилы срастаются, приходит черед иного ухищрения. Птица дрожит на своем насесте, больная, возможно, умирающая; имей она представление о смерти как таковой — сочла бы себя умирающей. Кровь из генетической памяти протравленных клеток, вода из вина, льется через сердце по запекшимся артериям, венам и капиллярам. Ворон распахивает крылья от паники и боли, черное оперенье в сгущающейся ночи. Рот мертвеца приоткрывается, спавшиеся легкие раздуваются, поднимаются и сокращаются, изгоняя остатки горького раствора из накрашенных губ. Сражаются с драгоценным, первым за пять дней вздохом, выкашливают, выблевывают смерть. Ворон опускает крылья, ему больно, но он сделал свое дело, эта часть позади.
Главгероя, которого воскресили, зовут Джаред По. Да, это тонкая примерно как кувалда отсылка. ГГ, конечно же, гей из Нового Орлеана (зачеркиваем еще две клетки Пеппе-бинго). Из его воспоминаний пока вырисовывается следующая картина: однажды, возвращаясь с покупками в их с любовником квартиру, Джаред увидел его труп. Убийство повесили на него, отправили в тюрьму, а там его пырнули заточкой. Анон не в курсе, как там в Новом Орлеане - принято погибших в тюрьме преступников хоронить в пафосных мраморных склепах? Впрочем ладно, к этому пока придираться не буду - может, у него была семья, обеспечившая погребение.
Эту всю историю немного разнообразил то и дело меняющий материал гроб:
Джаред чувствует, как металл гроба начинает прогибаться.
Гроб взрывается изнутри, разлетается моделью, склеенной из палочек для эскимо.
И осколки гроба падают вокруг со звуком ломающихся костей.
ГГ воскресает окончательно, долго ангстится рядом с гробом того самого убитого возлюбленного, затем уходит в ночь, а повествование внезапно переходит к другому персонажу:
Иногда человек в большом доме у реки называет себя Джорданом, как сегодня. В Библии говорится про реку Иордан, а он любит названия рек. Иногда он называет себя Джозефом Лета, в честь другой реки и того, что она символизирует, а иногда он — Стэнли Гудзон. Но эти секретные имена он не открывает никому, кроме тех, кого избрал. Тех, кто никогда не станет болтать, тех, кто не выдаст их беззаботно, как телефоны на грязных стенах туалетов в барах для педиков.
Газетам эти имена неизвестны. Для них он — Потрошитель с улицы Бурбон, броское прозвище, много лет назад полученное за первого из найденных копами. Он уверен, это имя принесло газетчикам больше прибыли, чем смогло бы любое из его настоящих. Ложь всегда продается лучше правды. Он неизменно читает в газетах о том, что совершил, но никогда не сохраняет вырезки — официальные комментарии полиции и дикие домыслы безграмотных журналистов. Это, думает он, все равно что побывать на Манхэттене и купить майку с надписью Я (сердечко) Нью-Йорк.
Опять маньяки (нет, мне определенно нужно бинго). Еще немного гуро:
Он уже начал, но оно все еще следит за ним, настороженное, в сознании, будто ждет возможности сбежать. Будто такой шанс вообще мог существовать. Несмотря на то, что он отрезал этому язык, пока не закончилось действие демерола, и прижег скользкий обрубок, чтобы оно не истекло кровью. Несмотря на то, что язык выставлен на обозрение в прозрачной банке с формалином. Оно все еще держится, это существо, вот что важно.
Вообще Джордан в первом приближении очень сильно напоминает Джея из предыдущего шедевра - богатый эстет, только если Джей жрал своих жертв, то этот руководствуется фанатизмом:
Оно следит за ним со стола, бесполая тварь, притаившаяся в мире мужчин и женщин, черно-белом мире противоположностей и противостояния. Он знает, что оно не просто зло, такую хрень только псих какой-нибудь может подумать. Зла вообще не бывает. Оно, скорее, чужое, как вирус, и ему следует соблюдать осторожность, если он хочет, чтобы его начинание увенчалось успехом. Очистить мир от этих чудищ раз и навсегда.
Короче, он убивает транссексуалов, причем убивает очень красочно:
Семь лет, семь долгих лет протянулись алой кружевной лентой с жаркого августовского утра, когда заголовки газет впервые отметили его труды. То был хастлер-травести, известный на улицах Французского квартала как Джози; «ей» едва исполнилось девятнадцать, но можно было дать двадцать пять. Большую часть останков нашли в мусорных баках рядом с баром для туристов на улице Бурбон. Большую, так как немало крови ушло на то, чтобы покрыть стены грязного переулка по соседству. Свидетелей не нашлось, но были показания двух мусорщиков, обнаруживших набитые мясом баки, и фото частей, оставленных свисать с пожарной лестницы как рождественские гирлянды.
Проникнитесь эстетикой, быдло. И, конечно же, высокой идеей:
Человек до сих пор помнит, как Пити умолял о пощаде, как он клялся, что ничего не знает о Вторжении, Кабале или хотя бы Голубой Мафии, но все Они лгут. Даже притворщики, гетеросексуальные болваны, прячущие эрекцию под шелковыми трусиками, даже те, кто хочет лишь одеваться в женскую одежду и вовсе не собирается переходить черту. Джордан подозревает, что Они находятся под контролем имплантатов — нанороботов, спрятанных в носовых пазухах или прямой кишке крошечных машинок, которые, если удастся обнаружить, будут выглядеть как пули для пневматического пистолета или мелкая дробь. Джордан подозревает, что нанороботы запрограммированы на телепортацию из захваченного или убитого тела… или, возможно, они просто растворяются без следа.
Анон как будто паблик, посвященный теории заговоров и рептилоидам, по ошибке вместо книжки открыл.
Дальше Джордан любовно вспоминает следующие убийства (количество гурятины увеличивается с каждым абзацем) и добавляет еще больше безумия в свой обоснуй, хотя самая его суть аккурат собрана в цитате выше.
Слушайте, аноны, я не видел оригинала, но там такой же пиздец со временем творится?
Джордан заканчивает чистить стол для вивисекций, стерилизует инструменты в автоклаве и убирает новые образцы тканей: одни плавают в банках формалина, другие хранятся в пластиковых коробочках в древнем холодильнике, что урчит в углу комнаты. Потом он завернул труп в голубые пластиковые пакеты, заклеил липкой лентой, и вернулся к своему месту у окна.
- или это переводчики от себя добавили?
Как всегда, резко и внезапно повествование переносится к третьему персонажу. Для разнообразия это женщина, ее зовут Лукреция, и, возможно, она даже не гей и не маньяк.
Цитировать нечего - Лукреция ест, потом ангстит, потом зажигает ароматическую свечу и рассматривает себя в зеркале:
Лукреция осторожно касается своего бледного лица, четко очерченных скул. Ее губы и веки одинаково накрашены черным. Круги под глазами стали еще больше, или просто она так держит свечу. В этом освещении она так похожа на Бенни — та же годами лелеемая бледность
Лукреция - сестра Бенни, любовника Джареда - того самого, за убийство которого Джареда и посадили.
После этого короткого отрывка следует, казалось бы, переход к новым персонажам, но...
Бенджамин и Лукас Дюбуа родились в округе Пайк штата Миссисипи, в городке настолько маленьком и уродливом, что его даже не обозначали на картах.
Короче, после начала про этого транссексуально-повернутого Джордана сразу становится понятно, что Лукас - это все та же Лукреция, и очевидно, кто в этой книге станет главной жертвой маньяка.
История близнецов типична - обычные яойные бисенены Пеппе:
Рождество проходило за рождеством, и красивые мальчики выросли в прекрасных, пугающе совершенных подростков с угольно-черными волосами и глазами приглушенного зеленого цвета, как листья кизила в разгар лета.
над которыми (конечно же, из-за красоты!) усиленно издеваются сверстники:
Бывало, когда двойняшки быстро шли по пыльной красной дороге от их дома до остального города, другие дети прятались в кустах и бросали камни или засохшие коровьи лепешки, обзывали неженками и уродами. Лукас всегда хотел убежать, он тянул брата за рукав и умолял не останавливаться, не слушать. Но Бенджамин слушал, иногда он останавливался и швырял камни обратно.
оставшиеся безо всякого присмотра в подростковом возрасте после гибели опекунши:
Тем же вечером мальчики взяли немного одежды, книги и все деньги, которые Изольда хранила в трубе под кухонной раковиной. Бенджамин устроил пожар с помощью найденного в кладовке керосина. Лукас написал предсмертную записку и оставил прибитой к ореховому дереву.
Некоторое время они прятались в зарослях дикой ежевики на холме в полумиле к югу от города, обнявшись и наблюдая, как пламя бушует над домом, и красные отблески затмевают звезды на полуночном небе. Были слышны сирены, Лукасу чудились крики людей. Никто из них не сказал ни слова.
Потом они выползли из кустов и дошли лесом до шоссе, где поймали попутку на юг до самой Богалусы. Там они купили билеты на автобус до Нового Орлеана.
Я даже не знаю, кем мне от этой истории повеяло больше: Никтой или Тревором.
Флэшбек заканчивается, мы опять возвращаемся к Лукреции, которая ангстит, вспоминая брата, затем засыпает в его комнате и просыпается от стука в окно.
Это, конечно, пришел Джаред. Лукрецию ну совсем не пугает восставший из мертвых любовник брата, а вот он начинает их встречу с наезда и неадеквата:
— Надо было оставить меня среди мертвых, — он стонет, гнев поднимается в желудке как рвота, гнев почти смягчает его слова. Он бьется головой о косяк, и Лукреция вскрикивает. — Надо было оставить меня среди мертвых. Я мертв и надо было оставить меня таким.
— Джаред, я ничего такого не делала, — говорит она. Он знает: ее смелость проистекает из страха, что он может повредить себе, может повредить драгоценное сокровище вуду, поэтому он снова бьется лицом о стену. Раздается хруст, и на белой краске остается пятно крови.
— Это ты! Ты и твои гребаные игры в колдовство, Лукреция… отправить птицу поднять меня из могилы…
Лукреция всячески отрицает свою причастность. Они обнимаются, ангстят вдвоем, потом отталкивают друг друга, орут, валяются друг у друга в ногах, обнимая колени - в общем, ведут себя как стереотипная парочка на пике чувств. Анону даже пришла мерзкая мысль, что на самом деле Джаред латентный гетеросексуал, но поскольку он знает, что попал в книгу Пеппе - пришлось в качестве замены ебать Бенджамина. Извините.
В конце концов Джаред окончательно впадает в истерику и принимается все громить:
Но что-то внутри него лопнуло, как созревший нарыв, и темная, жгучая ярость выплескивается наружу прежде, чем он успевает осознать. Она изливается диким, бездумным потоком, он срывает фотографию со стены, едва ли понимая, что держит в руках, и швыряет в черную птицу. Рамка ударяется об изножье кровати и взрывается фонтаном стекла и щепок.
Он смотрит в глаза Бенни, и тот смотрит на него с загубленной черно-белой фотографии. Снимок, напечатанный в «Голосе», Бенни с заведенными за спину руками, с намеком на рычание на губах. Позирует на размытом фоне, изображающем распахнутые крылья за его спиной, намек на мощь, растущий прямо из обнаженных плеч. Джаред назвал фотографию «Ворон», и Бенни сетовал: до чего очевидно, до чего неостроумно.
— Ох, — голос его всего лишь клочья пены в кипящем водопаде. — Ох, блядь.
— Пожалуйста, — умоляет Лукреция, когда он хватает торшер и бросает его, словно копье из бронзы и цветного стекла. Протыкает насквозь фотографию и улыбается ворону злой, бритвенно-острой улыбкой так широко, что голова едва не распадается на две половинки. Уголки рта треснули наверняка. Птица пронзительно клекочет и отодвигается подальше.
Продолжая неадекватить, истерить и читать "Ворона" По наизусть, Джаред устраивает драку с Лукрецией, они обмениваются парой ударов по морде, и весь запал кончается. Джаред опять ангстит над фоткой Бенджамина, а сюжет выруливает в сторону первоисточника:
— Она вернула тебя, — говорит она. — Чтобы ты нашел тех, кто сделал это, и не допустил повторения.
"Она" - это птица, т.е. ворон - прим. анона.
Лукреция заявляет, что поможет Джареду, и на этом глава заканчивается.